Закончив разговор, Николай вышел на балкон. Ветер дул с севера, оттуда изрядно заносило, и уже глухо и лениво проворчали первые раскаты грома. Ему вспомнилось, как бабушка говорила, что после Ильина Дня гроз уже не бывает, а он уже неделю как миновал.
– Что-то везет мне в последнее время на маловероятные события, – подумал он, – прямо цугом идут. Можно сказать, просто переехало поездом случайностей. И судя по всему, последний вагон еще не прошел.
Тут Николай вспомнил, что пора звонить Олегу Денисову. Конечно, стоило отложить этот звонок на вечер, вряд ли тот днем будет дома, но на этот раз повезло. Олег попросил привезти копии документов, заверенные нотариусом. Николай, обрадовавшийся тому, что надо сделать что-то конкретное, быстро собрал все в портфель. Тут на глаза ему попались фотографии монет, которые лежали в шкатулке вместе с документами. Он решил на обратном пути из нотариальной конторы зайти в расположенный неподалеку магазинчик «Филателия», где кучковались собиратели не только марок, но и прочих редкостей.
В узеньком душном предбаннике перед кабинетом нотариуса толпилось два десятка человек. Николай поинтересовался, у стоявших первыми, на что можно рассчитывать, понял, что стоять придется три-четыре часа и шансов успеть до окончания рабочего дня у него нет. Однако какая-то активистка уже писала очередь на завтра, и он оказался восьмым.
Когда взмокший и распаренный он оказался на улице, то первым делом направился к цистерне с квасом, а затем к киоску с мороженым. Так, откусывая потихоньку ледяной, бетонной крепости заморозки пломбир, он и подошел к «Филателии». Там собралась небольшая толпа, состоявшая исключительно из представителей сильной половины человечества. На бетонном парапете, отделяющем площадку перед магазином от откоса, идущего к проезжей части улицы, разложены были в основном кляссеры с марками, но попадались и планшеты с монетами. Николай неторопливо прошелся туда и обратно, не привлекая чьего-нибудь внимания – нечего делать человеку, вот и ест себе потихоньку мороженое, да глазеет на красивые вещи. Тем временем он прикидывал, к кому бы подойти за консультацией. Наконец выбрал лысоватого но с голландской бородкой мужичка лет сорока, которого про себя он окрестил «шкипером». Тот был в затрапезного вида серых рубашке и брюках модного когда-то стиля «сафари» и привлек его внимание тем, что к нему уже несколько раз подходили, почтительно поздоровавшись, группками по двое-трое, показывали планшеты с монетами, и выслушав какие-то короткие оценки, отходили.
Николай, доев мороженое, подошел к «шкиперу».
– Простите, меня зовут Николай, не мог бы я у вас слегка проконсультироваться по поводу монет?
– Купить, продать?
– Продать, но я еще точно не знаю, стоит ли.
– Ну, покажите, может чем-то и помогу.
– Да, конечно, но у меня с собой только фотографии.
– А что за монеты-то? Какого времени, из чего сделаны, степень сохранности? Как я это по фотографии определю?
– Ну, вы хотя бы примерно диапазон стоимости определите. Монеты золотые, сохранность идеальная.
– Новодел что ли? То-то ты с фотографиями пришел!
– Да нет, могу дать гарантию, что подлинные и золотые. Конец девятнадцатого, начало двадцатого века.
– Ладно, показывай.
Николай достал фотографии из портфеля и передал их шкиперу. Тот взял их со скучающим, даже слегка брезгливым видом. Но когда он всмотрелся в них, всю скуку его моментально размело. Он достал из кармашка шикарного дипломата большую лупу и несколько минут внимательно всматривался сначала в одну, потом в другую фотографии. Оторвавшись, наконец, от них, «шкипер» как бы мимоходом бросил взгляд на Николая и тут же уставился себе под ноги, что-то соображая. Наконец, вроде бы решившись на что-то, он сказал, – Если это и в самом деле подлинники, я готов дать, ну скажем, тысячу долларов за все. Давайте договоримся, когда и куда мне подъехать. Я могу прямо сейчас отправиться с вами.
– Простите, но я еще не решил, буду ли продавать.
– Ну что ж, вот моя визитка, звоните, если надумаете.
Когда Николай уже подходил к автомобилю, его окликнули сзади,
– Молодой человек, можно вас на минутку!?
Николай обернулся. Его, запыхавшись, догонял тщедушный старичок лет семидесяти со старым потертым кожаным портфелем.
– Молодой человек, простите, я видел, что вы разговаривали с Гусаком…
– С кем?!
– Я хотел сказать с Димой Гусаковым. Позвольте представиться, Валентин Лунцевич, сотрудник Исторического музея. Так вот, я хотел вас предупредить, что человек этот, как бы сказать… не очень корректен по отношению к людям посторонним. Нумизмат он очень знающий, не спорю, но вы ведь человек в нумизматике, скажем так, посторонний. Вы что-то на продажу принесли?
– Ну, допустим так.
– Я по выражению его лица понял, а я его хорошо знаю, что у вас какой-то раритет. Он предложил вам продать ваши монеты?
– Да. Но у меня с собой только фотографии. Он дал визитку, назвал цену, буду думать. Но вы знаете, у меня не сложилось впечатления, что это раритет. Он за шесть монет предложил тысячу долларов.
– Да, это нормальная сумма за ординарные николаевские десятки в хорошем состоянии, но тут что-то не так, интереса в его лице было на гораздо большую сумму, смею вас уверить. А можно полюбопытствовать, что там у вас такое?
– Давайте сядем ко мне в машину, и я вам все покажу…Вот, шесть монет, две фотографии, аверс и реверс, если я не ошибаюсь в терминологии. Все в идеальном состоянии, золотые, и абсолютно достоверно известно – подлинные. Но три монеты какие-то странные, я такого названия – рус, никогда не слышал, может это и не монеты вовсе?
– Как вы сказали? – Музейщик дрожащими от волнения руками вытащил из кармана пиджака футляр с очками, торопливо нацепил их и прямо впился взглядом в фотографии, буквально выхваченные из рук у Николая. Потом он, как и предшествующий эксперт, достал из потрепанного портфеля лупу и тщательно рассмотрел фотографию. При этом создалось впечатление, что он ее еще и обнюхал. Закончив священнодействие, он снял очки, сложил дужки и, задумчиво постукивая оправой о ладонь левой руки, сказал, – Теперь понятно, почему Гусак сделал стойку. Три монеты особой ценности не представляют, а вот эти, с названием денежной единицы «рус» – это даже не раритет, это суперраритет! Дело в том, что в начале своего царствования, Николай Второй предпринял попытку ни мало, ни много сменить название российских денежных знаков и на смену рублю должен был прийти рус. Но идею в окружении самодержца не поддержали, и он потерял к ней интерес. Однако некоторое количество пробных монет было отчеканено. По одним данным, было сделано всего пять комплектов по три монеты номиналом пять, десять и пятнадцать руссов, по другим десять. Сейчас известно, что три полных набора есть в различных музеях мира и один в частной коллекции. Так вот, комплект в частную коллекцию был приобретен в апреле этого года на аукционе за сто восемьдесят тысяч фунтов стерлингов. А вам предложили тысячу долларов!
Высказавшись, Лунцевич замолчал, вопросительно глядя на Николая. Тот, однако, никак не отреагировал. Он неподвижно сидел, глядя вперед. Опять перед ним возник призрак неожиданного богатства. Сейчас-то чем платить придется?
– Если хотите, я могу помочь вам с реализацией. Есть несколько человек, которые интересуются нумизматикой и обладают достаточным капиталом для того, чтобы приобрести ваши раритеты. Но цена, конечно, будет не та. Правда, можно попытаться устроить аукцион между ними. Ну, так как?
– Если честно, то не знаю пока. У меня уже есть опыт, и надо сказать крайне негативный, в подобных делах. Повторения не хотелось бы.
– А вы на всякий случай оставьте свой телефончик, я вам как-нибудь позвоню.
– Да нет, вам, пожалуй, лучше от меня подальше держаться. Давайте лучше я ваш телефон запишу.
– Только умоляю вас, не продавайте задешево первому попавшемуся. Пишите…
Лунцевич вышел, дождался, пока Николай уедет, торопливо записал номер его машины и вприпрыжку направился к телефонной будке.
– Здравствуйте, Николай Ильич, это Лунцевич вас беспокоит. Помните, вы говорили, что вас интересует клиент, далекий от нумизматики, желающий продать золотые монеты в отличном состоянии. Так сегодня такой появился… То есть как не нужно?… Отпала необходимость… понятно. Ну, а как быть с моим делом? Мне полковник обещал, что если я окажу содействие, то дело закроют. Я свою задачу выполнил… То есть как погиб?… Да нет, телевизор не смотрю, газет не читаю, для здоровья в моем возрасте вредно. Ладно, до свидания.
И удрученный музейщик отправился в метро.
Глава 25
Эпилог
– Что-то везет мне в последнее время на маловероятные события, – подумал он, – прямо цугом идут. Можно сказать, просто переехало поездом случайностей. И судя по всему, последний вагон еще не прошел.
Тут Николай вспомнил, что пора звонить Олегу Денисову. Конечно, стоило отложить этот звонок на вечер, вряд ли тот днем будет дома, но на этот раз повезло. Олег попросил привезти копии документов, заверенные нотариусом. Николай, обрадовавшийся тому, что надо сделать что-то конкретное, быстро собрал все в портфель. Тут на глаза ему попались фотографии монет, которые лежали в шкатулке вместе с документами. Он решил на обратном пути из нотариальной конторы зайти в расположенный неподалеку магазинчик «Филателия», где кучковались собиратели не только марок, но и прочих редкостей.
В узеньком душном предбаннике перед кабинетом нотариуса толпилось два десятка человек. Николай поинтересовался, у стоявших первыми, на что можно рассчитывать, понял, что стоять придется три-четыре часа и шансов успеть до окончания рабочего дня у него нет. Однако какая-то активистка уже писала очередь на завтра, и он оказался восьмым.
Когда взмокший и распаренный он оказался на улице, то первым делом направился к цистерне с квасом, а затем к киоску с мороженым. Так, откусывая потихоньку ледяной, бетонной крепости заморозки пломбир, он и подошел к «Филателии». Там собралась небольшая толпа, состоявшая исключительно из представителей сильной половины человечества. На бетонном парапете, отделяющем площадку перед магазином от откоса, идущего к проезжей части улицы, разложены были в основном кляссеры с марками, но попадались и планшеты с монетами. Николай неторопливо прошелся туда и обратно, не привлекая чьего-нибудь внимания – нечего делать человеку, вот и ест себе потихоньку мороженое, да глазеет на красивые вещи. Тем временем он прикидывал, к кому бы подойти за консультацией. Наконец выбрал лысоватого но с голландской бородкой мужичка лет сорока, которого про себя он окрестил «шкипером». Тот был в затрапезного вида серых рубашке и брюках модного когда-то стиля «сафари» и привлек его внимание тем, что к нему уже несколько раз подходили, почтительно поздоровавшись, группками по двое-трое, показывали планшеты с монетами, и выслушав какие-то короткие оценки, отходили.
Николай, доев мороженое, подошел к «шкиперу».
– Простите, меня зовут Николай, не мог бы я у вас слегка проконсультироваться по поводу монет?
– Купить, продать?
– Продать, но я еще точно не знаю, стоит ли.
– Ну, покажите, может чем-то и помогу.
– Да, конечно, но у меня с собой только фотографии.
– А что за монеты-то? Какого времени, из чего сделаны, степень сохранности? Как я это по фотографии определю?
– Ну, вы хотя бы примерно диапазон стоимости определите. Монеты золотые, сохранность идеальная.
– Новодел что ли? То-то ты с фотографиями пришел!
– Да нет, могу дать гарантию, что подлинные и золотые. Конец девятнадцатого, начало двадцатого века.
– Ладно, показывай.
Николай достал фотографии из портфеля и передал их шкиперу. Тот взял их со скучающим, даже слегка брезгливым видом. Но когда он всмотрелся в них, всю скуку его моментально размело. Он достал из кармашка шикарного дипломата большую лупу и несколько минут внимательно всматривался сначала в одну, потом в другую фотографии. Оторвавшись, наконец, от них, «шкипер» как бы мимоходом бросил взгляд на Николая и тут же уставился себе под ноги, что-то соображая. Наконец, вроде бы решившись на что-то, он сказал, – Если это и в самом деле подлинники, я готов дать, ну скажем, тысячу долларов за все. Давайте договоримся, когда и куда мне подъехать. Я могу прямо сейчас отправиться с вами.
– Простите, но я еще не решил, буду ли продавать.
– Ну что ж, вот моя визитка, звоните, если надумаете.
Когда Николай уже подходил к автомобилю, его окликнули сзади,
– Молодой человек, можно вас на минутку!?
Николай обернулся. Его, запыхавшись, догонял тщедушный старичок лет семидесяти со старым потертым кожаным портфелем.
– Молодой человек, простите, я видел, что вы разговаривали с Гусаком…
– С кем?!
– Я хотел сказать с Димой Гусаковым. Позвольте представиться, Валентин Лунцевич, сотрудник Исторического музея. Так вот, я хотел вас предупредить, что человек этот, как бы сказать… не очень корректен по отношению к людям посторонним. Нумизмат он очень знающий, не спорю, но вы ведь человек в нумизматике, скажем так, посторонний. Вы что-то на продажу принесли?
– Ну, допустим так.
– Я по выражению его лица понял, а я его хорошо знаю, что у вас какой-то раритет. Он предложил вам продать ваши монеты?
– Да. Но у меня с собой только фотографии. Он дал визитку, назвал цену, буду думать. Но вы знаете, у меня не сложилось впечатления, что это раритет. Он за шесть монет предложил тысячу долларов.
– Да, это нормальная сумма за ординарные николаевские десятки в хорошем состоянии, но тут что-то не так, интереса в его лице было на гораздо большую сумму, смею вас уверить. А можно полюбопытствовать, что там у вас такое?
– Давайте сядем ко мне в машину, и я вам все покажу…Вот, шесть монет, две фотографии, аверс и реверс, если я не ошибаюсь в терминологии. Все в идеальном состоянии, золотые, и абсолютно достоверно известно – подлинные. Но три монеты какие-то странные, я такого названия – рус, никогда не слышал, может это и не монеты вовсе?
– Как вы сказали? – Музейщик дрожащими от волнения руками вытащил из кармана пиджака футляр с очками, торопливо нацепил их и прямо впился взглядом в фотографии, буквально выхваченные из рук у Николая. Потом он, как и предшествующий эксперт, достал из потрепанного портфеля лупу и тщательно рассмотрел фотографию. При этом создалось впечатление, что он ее еще и обнюхал. Закончив священнодействие, он снял очки, сложил дужки и, задумчиво постукивая оправой о ладонь левой руки, сказал, – Теперь понятно, почему Гусак сделал стойку. Три монеты особой ценности не представляют, а вот эти, с названием денежной единицы «рус» – это даже не раритет, это суперраритет! Дело в том, что в начале своего царствования, Николай Второй предпринял попытку ни мало, ни много сменить название российских денежных знаков и на смену рублю должен был прийти рус. Но идею в окружении самодержца не поддержали, и он потерял к ней интерес. Однако некоторое количество пробных монет было отчеканено. По одним данным, было сделано всего пять комплектов по три монеты номиналом пять, десять и пятнадцать руссов, по другим десять. Сейчас известно, что три полных набора есть в различных музеях мира и один в частной коллекции. Так вот, комплект в частную коллекцию был приобретен в апреле этого года на аукционе за сто восемьдесят тысяч фунтов стерлингов. А вам предложили тысячу долларов!
Высказавшись, Лунцевич замолчал, вопросительно глядя на Николая. Тот, однако, никак не отреагировал. Он неподвижно сидел, глядя вперед. Опять перед ним возник призрак неожиданного богатства. Сейчас-то чем платить придется?
– Если хотите, я могу помочь вам с реализацией. Есть несколько человек, которые интересуются нумизматикой и обладают достаточным капиталом для того, чтобы приобрести ваши раритеты. Но цена, конечно, будет не та. Правда, можно попытаться устроить аукцион между ними. Ну, так как?
– Если честно, то не знаю пока. У меня уже есть опыт, и надо сказать крайне негативный, в подобных делах. Повторения не хотелось бы.
– А вы на всякий случай оставьте свой телефончик, я вам как-нибудь позвоню.
– Да нет, вам, пожалуй, лучше от меня подальше держаться. Давайте лучше я ваш телефон запишу.
– Только умоляю вас, не продавайте задешево первому попавшемуся. Пишите…
Лунцевич вышел, дождался, пока Николай уедет, торопливо записал номер его машины и вприпрыжку направился к телефонной будке.
– Здравствуйте, Николай Ильич, это Лунцевич вас беспокоит. Помните, вы говорили, что вас интересует клиент, далекий от нумизматики, желающий продать золотые монеты в отличном состоянии. Так сегодня такой появился… То есть как не нужно?… Отпала необходимость… понятно. Ну, а как быть с моим делом? Мне полковник обещал, что если я окажу содействие, то дело закроют. Я свою задачу выполнил… То есть как погиб?… Да нет, телевизор не смотрю, газет не читаю, для здоровья в моем возрасте вредно. Ладно, до свидания.
И удрученный музейщик отправился в метро.
Глава 25
1995 год, Ричмонд, Калифорния, март
Читая новости в Интернете, Николай Денин, руководитель проекта и совладелец фирмы Bio Way вдруг наткнулся на заметку о результатах торгов на аукционе Кристис в Лондоне, посвященном продаже русских предметов искусства, в том числе и ювелирных изделий. Один из главных лотов аукциона, «гарнитур Императрицы от Фаберже, состоящий из колье и сережек с изумрудами и бриллиантами», был куплен за пять миллионов фунтов стерлингов посреднической фирмой. Продавец и покупатель пожелали остаться неизвестными.
– Ну что ж, – грустно подумал он, – Как веревочке ни виться… Кто-то заполучил эти драгоценности, и остается надеяться, что они ему неприятностей не доставят. А кто-то стал богаче на пять миллионов фунтов, и остается надеяться, что он свое все-таки получил еще не полностью.
Уезжая из Москвы, Николай продал все свое имущество, в том числе и золотые монеты, кроме руссов. Знакомый свел его с таможенником, который помог пронести три монеты всего лишь за пятьсот долларов. Сейчас они уже были оформлены в качестве лота для аукциона, который пройдет через три месяца в Нью-Йорке.
Жизнь шла своим чередом. Их фирма стремительно развивалась, и, судя по всему, обещание американского родственника Олега Денисова должно было сбыться в гораздо больших масштабах. По капле вытекла из души тоска, лишь изредка на него накатывало, тогда он, пользуясь своим положением старшего партнера, садился в машину и уезжал на берег океана, где просто сидел и смотрел на волны, которые тысячи лет набегали на золотистый калифорнийский песок, и еще тысячи лет будут набегать. И он вспоминал старые как мир строки – «…Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…», и было ему в этом великое утешение.
– Ну что ж, – грустно подумал он, – Как веревочке ни виться… Кто-то заполучил эти драгоценности, и остается надеяться, что они ему неприятностей не доставят. А кто-то стал богаче на пять миллионов фунтов, и остается надеяться, что он свое все-таки получил еще не полностью.
Уезжая из Москвы, Николай продал все свое имущество, в том числе и золотые монеты, кроме руссов. Знакомый свел его с таможенником, который помог пронести три монеты всего лишь за пятьсот долларов. Сейчас они уже были оформлены в качестве лота для аукциона, который пройдет через три месяца в Нью-Йорке.
Жизнь шла своим чередом. Их фирма стремительно развивалась, и, судя по всему, обещание американского родственника Олега Денисова должно было сбыться в гораздо больших масштабах. По капле вытекла из души тоска, лишь изредка на него накатывало, тогда он, пользуясь своим положением старшего партнера, садился в машину и уезжал на берег океана, где просто сидел и смотрел на волны, которые тысячи лет набегали на золотистый калифорнийский песок, и еще тысячи лет будут набегать. И он вспоминал старые как мир строки – «…Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…», и было ему в этом великое утешение.
Эпилог
1995 год, Нью-Йорк, март
Асти очнулась оттого, что кто-то тронул ее за плечо. Она с трудом открыла глаза, голова кружилась, замирало и обрывалось сердце, как будто на качелях. Но это не качели, это она качается на волнах. Опять одна, одна посреди серого моря. Только чайки где-то рядом кричат, их надо прогнать, но нет камня, чтобы бросить. Ну да, откуда в море камни… тогда, может, плеснуть водой, и они улетят? Пальцы рук, бессильно вытянутых вдоль тела едва шевельнулись. Господи, какие же руки тяжелые, они тянут на дно. Пробковый жилет почему-то больше не удерживает ее на плаву, она с головой уходит в воду, вокруг мутная серо-зеленоватая мгла, не хватает воздуха, нечем дышать. Какая-то тень приближается. Опять этот серый хочет схватить ее за руку и потащить в тот огонь, в котором уже столько лет горят все они – отец, мать, сестры, брат. И она сама почему-то тоже там, в этом пламени, а на руках у нее скулит Джемми. Кто же тогда тонет в море? Ведь это из ее тела ледяная вода уносит последние остатки тепла? Если она в огне, то почему ей так холодно?
Голос дочери, наконец, прорвался сквозь смертную пелену уже окутывающую сознание Асти, – Мама, это же Билли! Посмотри, что он тебе принес!
Асти последним усилием воли вытащила себя из наступающего сумрака небытия. Да, вот он Билли, стоит рядом и протягивает ей открытый футляр, в котором искрятся драгоценные камни. Он приподнял изголовье кровати, положил футляр поверх одеяла и помог Асти надеть очки, чтобы она могла лучше видеть. Осторожно взяв иссохшую невесомую руку, он бережно положил ее ладонь на футляр с колье. И Асти, которая уже не чувствовала ни своих рук, ни тела, вдруг, как прежде, когда она была маленькой девочкой, ощутила бархатистость и прохладу кружевной платиновой вязи, колючесть маленьких бриллиантиков и гладкие грани изумрудов. Да это же колье, то самое! Значит сегодня бал, и она будет танцевать!? Тогда почему же она в постели? Надо встать быстрее и одеваться. Но платья не видно, пусть велят его принести, ведь музыка уже играет. Это же тот самый вальс, ее вальс, но почему он начался без нее? Ей не успеть! Почему…
Руки Асти бессильно упали вдоль тела, она сделала последний вдох и ушла. Ушла в тот мир, где ее давно ждали. И опало, исчезло грозное ревущее пламя, а все они, наконец, вместе вышли из подземелья, и перед ними был бескрайний цветущий луг, над которым простирался лазурный небосвод, опирающийся на многоцветную арку радуги. А над всем этим миром ослепительно ярко сияло солнце, и звучал вальс, тот самый вальс для принцессы.
Голос дочери, наконец, прорвался сквозь смертную пелену уже окутывающую сознание Асти, – Мама, это же Билли! Посмотри, что он тебе принес!
Асти последним усилием воли вытащила себя из наступающего сумрака небытия. Да, вот он Билли, стоит рядом и протягивает ей открытый футляр, в котором искрятся драгоценные камни. Он приподнял изголовье кровати, положил футляр поверх одеяла и помог Асти надеть очки, чтобы она могла лучше видеть. Осторожно взяв иссохшую невесомую руку, он бережно положил ее ладонь на футляр с колье. И Асти, которая уже не чувствовала ни своих рук, ни тела, вдруг, как прежде, когда она была маленькой девочкой, ощутила бархатистость и прохладу кружевной платиновой вязи, колючесть маленьких бриллиантиков и гладкие грани изумрудов. Да это же колье, то самое! Значит сегодня бал, и она будет танцевать!? Тогда почему же она в постели? Надо встать быстрее и одеваться. Но платья не видно, пусть велят его принести, ведь музыка уже играет. Это же тот самый вальс, ее вальс, но почему он начался без нее? Ей не успеть! Почему…
Руки Асти бессильно упали вдоль тела, она сделала последний вдох и ушла. Ушла в тот мир, где ее давно ждали. И опало, исчезло грозное ревущее пламя, а все они, наконец, вместе вышли из подземелья, и перед ними был бескрайний цветущий луг, над которым простирался лазурный небосвод, опирающийся на многоцветную арку радуги. А над всем этим миром ослепительно ярко сияло солнце, и звучал вальс, тот самый вальс для принцессы.