Бачериков Геннадий. Забытый вальс

   Во второй половине пятидесятых в Ленинграде действовала преступная группа, промышлявшая квартирными кражами, причем выбирали они только квартиры деловых людей, которые к тому времени начали появляться как грибы после дождя. Долгое время ее деятельность не удавалось пресечь, так как очень уж остроумны, неожиданны и тщательно подготовлены были ее действия. Да и заявлений об этих ограблениях почти не поступало в милицию. Но как веревочке не виться… Однажды бдительные соседи вызвали по телефону милицию, когда банда трясла очередную жертву. И главарь ее по кличке Вальтер отправился мотать свою очередную десятку.

Глава 6
1917 год, Царское село, Александровский дворец, февраль-июль

   С февраля царская семья, ввиду начавшейся в Петрограде смуты, жила в Царскосельском Александровском дворце, исключая самого государя, который находился в эти дни близь театра военных действий, в Ставке. Дворец первое время охранялся сводным полком, состоявшим из гвардейского экипажа, конвоя Его Величества и одной из артиллерийских частей. До императрицы Александры Федоровны в последнее время никаких сообщений от государя не поступало, а напротив доходили слухи о смуте и тревожных событиях в Петрограде и об отречении государя от престола, но она им не верила. Да и не до того ей было. Этой зимой, как нарочно, Алексей заразился корью от кадета, которого специально привозили для игр с ним, и дети, один за другим очень тяжело переболели. Доктор Груздев, бывший домашним врачом семьи уже в течение многих лет, дважды собирал консилиум своих коллег, чтобы избежать возможных осложнений. К счастью все обошлось, и к концу зимы стало казаться, что жизнь налаживается. Однако восьмого марта во дворец явился генерал Корнилов, который, скрепя сердце, объявил об отречении Государя от престола и зачитал постановление Совета министров Временного правительства об аресте царской семьи. Он заверил ее, что ей и детям ничего не угрожает, и представил коменданта гарнизона полковника Кобылинского. Охрана дворца была заменена частями революционно настроенных солдат.
   Через несколько дней в Царское Село прибыл Николай Второй, теперь уже бывший Государь Император. Погода стояла премерзкая, дул пронизывающий сырой ветер, почти не переставая, шел мокрый снег с дождем. По приезде Николаю Александровичу тотчас же на платформе Царского Села членом Государственной Думы Вершининым было объявлено об аресте, и он присоединился к своей семье. Жизнь их потекла скучно и однообразно, так как правительством были установлены ограничения имевшие целью пресечь возможность сношения с внешним миром, как то:
   – просмотр всей входящей и исходящей корреспонденции;
   – запрет на выход из дворца за исключением особо отведенных и огороженных мест парка;
   – запрет на посещения их во дворце за исключением лиц, уполномоченных на то правительством.
   Однако и в этой жизни были свои положительные стороны. Пожалуй, никогда Государь Император не проводил столько времени с женой и детьми. Днем они гуляли в парке и много разговаривали о жизни. В одном из служебных помещений дворца устроена была гимнастическая зала, где все вместе они играли в крокет, а Николай Александрович начал даже упражняться с гирями. Весной, когда парк просох, эти занятия перенесли на свежий воздух. Под воздействием Александры Федоровны Государь начал даже приготовляться к написанию мемуаров, перечитывая свой дневник, который он без перерывов вел с юношеских лет. Теперь он также делал записи о различных событиях прошлого, которые они вспоминали вместе с женой.
   По вечерам же все вместе собирались в малой гостиной дворца, где вслух читали по-французски отвлекающие от происходящих вокруг событий романы Жюля Верна и Дюма. Кроме того, еще до войны в одной из дворцовых комнат устроен был небольшой зал для синематографа. Великий Князь Михаил Александрович раз в неделю посылал во дворец свое авто, с которым приезжал механик-синематографист, устраивавший три сеанса, – один для членов царской семьи и их ближнего круга, второй и третий же, по настоянию Николая Александровича, для всех желающих из числа обслуживающего персонала и охраны. Показывали разные фильмы, но по просьбе дочерей Государя чаще всего привозили ленты с участием Веры Холодной и Ивана Мозжухина, а также фильмы нового американского комика – Чарли Чаплина, которые особенно нравились Алексею, настолько, что он даже пробирался на второй сеанс, чтобы еще раз просмотреть их.
   В Петрограде меж тем ситуация ухудшалась с каждым днем. Временное правительство потеряло почти всякий контроль над армией, а особенно над военными частями, расположенными в Петербурге и окрестностях. Реальная власть перешла к Совету солдатских и рабочих депутатов. В апреле из Швейцарии через территорию враждебной Германии в запломбированном вагоне профинансированные немецким правительством вернулись большевики во главе с Лениным. Хотя в тот период они не имели решающей роли в Совете, но сыграли роль катализатора в наступающих событиях, что предрекал даже сам Керенский на одном из заседаний Временного правительства.
   В Александровском дворце положение тоже становилось угнетающим. Солдаты охраны вели себя по-хамски по отношению к членам царской семьи и обслуживающему персоналу, воровали, что можно было украсть во время несения дежурств во дворце. Это очень огорчало Николая Александровича и Александру Федоровну, которые, как и прежде пытались вести себя с окружающими просто и естественно. А теперь даже некоторые из офицеров позволяли себе не пожать протянутую им царскую руку и высказывали вслух непочтительные суждения о царственных особах.
   Летом Временное правительство попыталось укрепить свои позиции, организовав широкое наступление на германском фронте, но после кратковременных успехов последовало сокрушительное поражение. В начале июля в Петербурге была расстреляна демонстрация рабочих и солдат, требовавших прекращения войны. В июле же Совет сделал попытку перевести Николая Александровича в Петропавловскую крепость, чему помешала только твердость коменданта гарнизона полковника Кобылинского. Вследствие вышеозначенных событий Временное правительство, чрезвычайная следственная комиссия которого «не нашла в бумагах Государя доказательства Его и Государыни Императрицы измены Родине в смысле желания заключить мир с Германией», решило в целях спокойствия и безопасности перевести царскую семью в Тобольск.
   Узнав об этом, Александра Федоровна опечалилась. Здесь, рядом со столицей, рядом с Балтийским морем, крепка еще была надежда, что все как-то образуется, устроится, что может, позволено им будет выехать в Англию, которой правил кузен Георг. А там, в глубине России, уже не бывшей верноподданной страны, а страны отвергшей своего Государя, что их там ждет, как придется выбираться оттуда?
   Вечером, уединившись с Николаем Александровичем, они долго обсуждали этот вопрос. Самым действенным способом спасения признан был побег и побег незамедлительный. Однако для осуществления этого замысла нужны были надежные люди, могущие осуществить практические действия. Решено было призвать для совета особо доверенных персон – камердинера Государя Терентия Ивановича Чемодурова и камердинера Государыни Алексея Андреевича Волкова, кои незамедлительно и были приглашены в кабинет Николая Александровича.
   В ходе этого импровизированного совещания разработали генеральную стратегию, – добраться на автомобиле до берега Финского залива, а оттуда на легком, но быстроходном судне в Швецию, откуда со временем можно уже пытаться переправиться в Англию. Если не удастся выбраться всей семье, то спасти хотя бы детей.
   Теперь надлежало определиться с осуществлением практических действий. Главную трудность представляло, как выбраться из дворца, минуя охрану. Прорваться силой, даже при помощи извне, не представлялось возможным. Тотчас бы началось преследование, все шоссе были бы перекрыты. Александра Федоровна предложила подсыпать сонный порошок солдатам караула. Но они питались из своей кухни. Тогда решено было какой-то хитростью доставить им вина с подмешанным снотворным. Дисциплина среди революционных солдат была слабая, пили они часто, а если выбрать для побега ночь с воскресенья на понедельник, да хорошо бы на воскресенье приходился какой-нибудь праздник, то вполне можно было надеяться на благоприятный исход событий. Камердинер Волков вдобавок еще припомнил, что в молодые годы он слыхал, будто во дворце есть какой-то потайной ход, которым пользовался Александр Второй, опасавшийся за свою жизнь. Но Волков не мог указать, где бы это могло быть. Николай Александрович взял это на заметку, решив собственноручно справиться в библиотеке дворца.
   С автомобилем оказалось проще, Старший сын Волкова обладал довольно поместительным полугрузовым «Рено». Алексей Андреевич ручался за него головой. Зятем же Терентия Ивановича Чемодурова был флотский офицер, капитан второго ранга Гартунг, заведовавший испытательной станцией минных катеров. Можно было попытаться через него подобрать двух-трех надежных людей и получить доступ к судну.
   Перед сном Александра Федоровна долго и горячо молилась. Впервые за последнее тревожное время забрезжил свет надежды.
   На следующий день, роясь в дворцовой библиотеке, Николай Александрович отыскал первоначальный план дворца, составленный лично архитектором Нееловым. В познания экс-императора входило фортификационное искусство, которое предполагало умение читать чертежи, и он обратил внимание на правки, внесенные от руки в план одной из угловых комнат дворца. В нижнем левом углу чертежа была сноска на немецком языке, который государь знал великолепно. Из документа сего следовало наличие во дворце тайного хода, ведущего за пределы садовой ограды. Ход этот видимо был сделан по личному указанию деда Николая Александровича, Александра Второго, который, как известно, претерпел множество покушений на свою жизнь и в конце концов все-таки не уберегся и был убит бомбистом-народовольцем Игнатием Гриневицким.
   Встретившись после обеда с Чемодуровым, Николай Александрович посвятил его в этот секрет и просил осторожно и тайно проверить, существует ли ход ныне. Какова же была его радость, когда на следующий день Чемодуров сообщил, что ход и сейчас есть. Начинается он с потайной дверцы за гобеленом в угловой комнате, находится в надлежащем состоянии и ведет в купу густо разросшихся кустов бузины за оградой сада, откуда незамеченными можно выйти на проселочную дорогу, вполне доступную для автомобиля.
   Вечером, уединившись с Александрой Федоровной, Николай Александрович поделился с ней радостью. Та даже всплакнула немножко от облегчения, как будто тяжкий груз с плеч упал. Помечтав немного о том, как из Швеции можно будет снестись с кузеном, королем Великобритании Георгом Пятым, Александра Федоровна осторожно заметила, что следовало бы, однако, подумать и о других возможностях на случай, если этот план не удастся. То, что она предложила, сначала ошеломило Николая Александровича, но по некоторому размышлению он согласился, что, в крайнем случае, и этот вариант можно будет использовать. Александра Федоровна предложила подменить детей. Двоюродная сестра ее близкой подруги фрейлины Вырубовой, Натали Нарочицкая патронировала приют для сирот. Можно было попытаться найти там похожих детей, подготовить их в определенной степени, провести ходом во дворец. Больше всего это, конечно, подходило для младших Анастасии и Алексея, но в приюте были и двадцатилетние девушки, помогавшие воспитателям. Подмена помогла бы скрыться детям в Петрограде у верных людей. Это требовало не так уж много времени. Вряд ли в течение дня охрана разберется, что осуществлена подмена. А подменным детям это ничем особым не грозит, можно даже, если дело не откроется, на следующий день увести их обратно. Решили готовить и этот вариант, стараясь вовлечь в него как можно меньше людей для сохранения секретности.
   Личные драгоценности членов царской семьи находились при них. Кроме того, у Николая Александровича было некоторое количество золотых монет, состоящее в основном из пробных образцов петербургского монетного двора. Решено было часть драгоценностей и монет, разбив на две партии, передать двум надежным людям в Петербурге. Через парикмахера Дмитриева, который часто бывал в Царском селе, передана была родственнику камердинера Чемодурова записка, спрятанная парикмахером в бигуди, поскольку выходящая из дворца прислуга подвергалась обыску. Вечером того же дня через потайной ход Чемодуров вынес два свертка. Один был передан Нарочицкой и кроме шкатулки с драгоценностями содержал письмо с просьбой о помощи и подробными инструкциями по дальнейшим действиям. А второй сверток предназначался фрейлине Надин Азаровой, пассии Великого князя Михаила Александровича, и содержал также просьбу о сохранении шкатулки для того, кто придет и скажет условленный пароль.
   Через короткое время были получены подтверждения о получении посылок и о начале подготовки к подмене. Все шло хорошо, и определили даже дату к осуществлению плана побега всей семьи, но вдруг все минные катера испытательной станции отправились в море на отражение германской эскадры. В ходе боя зять Чемодурова, капитан второго ранга Гартунг геройски погиб вместе с катером от прямого попадания снаряда с вражеского миноносца. Через минуту пошел на дно и германец, пораженный торпедой, пущенной с катера до его гибели.
   Начали искать другое судно, но вдруг был объявлен срочный отъезд. Тридцатого июля в Александровском дворце отец Гермоген отслужил два молебна, – один по случаю дня рождения Алексея Николаевича, а второй – на облегчение пути. В ночь же на первое августа во дворец прибыли Председатель Временного правительства Александр Федорович Керенский и Великий Князь Михаил Александрович. Перед отъездом Великий Князь сумел передать записку Николаю Александровичу.
   Снедаемые печалью и разочарованием царственные супруги торопливо прочли записку от Нарочицкой. Она писала, что в связи с ускорившимися обстоятельствами дела у нее готова лишь одна девочка, ровесница Анастасии, и что, зная о скором отъезде, они подъедут сегодня и будут ждать около двух пополуночи близ тайного хода. Надобно было решаться. После короткого разговора с мужем Александра Федоровна прошла в спальню младших дочерей, разбудила Анастасию, наспех одела ее, обняла, перекрестила и передала в руки камердинера Чемодурова. Через четверть часа Чемодуров вернулся, держа за руку, одетую в простое платье испуганную девочку лет пятнадцати-шестнадцати, которая и впрямь напоминала Анастасию. Александра Федоровна приняла ее ласково, тотчас же уложила в постель Анастасии и чтобы исключить утром вопросы другой дочери, Марии, спавшей в этой же комнате, легла вместе с девочкой.
   Рано утром первого августа их разбудили, и царская семья отправилась в свой крестный путь. Перемену в поведении младшей из сестер объяснили тяготами пути, слуги сохраняли молчание, охрана так ни о чем и не догадалась. Лишь Джемми, маленькая собачка, любимица Анастасии долго не могла привыкнуть к новой хозяйке, но длинная дорога сдружила их. А в последний миг, миг сплошного отчаяния и смертной тоски, когда Николай Александрович понял, что все они, в том числе и дети, сейчас будут убиты, одна только светлая мысль мелькнула у него: – Хоть Настеньку миновала чаша сия!

Глава 7
1994 год, Москва, 12 июля, вторник

   – Мусатов, на выезд, на Новослободской улице предположительно труп, – услышал в трубке голос дежурного по отделению старший лейтенант Михаил Мусатов.
   – Юра, побойся бога, у нас дежурство заканчивается. Ну что он полчаса не подождет, сбежит? Придет смена, и так сказать, со свежими силами…
   – Некому будет, Миша, некому. На Селезневке нападение на обменник, двое убитых, уже звонили сверху, сейчас там такой кипеж, всех свободных посылают округу отрабатывать. Я позвонил Иванову, участковому тамошнему, он через двадцать минут будет вас ждать на месте. Да, возьми с собой стажера из училища МВД, Валеру Кузина, пусть опыта набирается, он тебе хоть протоколы писать поможет и фото сделает, если понадобится, все равно кроме медэксперта никого больше нет.
   – А чего ты говоришь, что предположительно труп?
   – Да, понимаешь, диспетчер говорит, что звонок какой-то странный был – под чугунной бабой труп лежит.
   – Ну, ни хрена себе извращенцы пошли. Ладно, едем.
   Милицейский уазик, лавируя между кучами строительного мусора, медленно вкатился во двор сносимого дома. Участкового Мусатов увидел сразу. Громадный, сутулый, в куртке, несмотря на жару, застегнутой на все пуговицы, он стоял с тремя мужиками, видимо строителями, возле лежавшего на боку автокрана и вытирал платком вспотевшую лысину, держа в другой руке фуражку. Строители что-то ему доказывали, сильно размахивая руками.
   Увидев уазик, участковый спрятал платок в карман, надел фуражку и направился к машине.
   – Здравствуйте, Анатолий Семенович, – поздоровался с участковым Мусатов.
   Участковый не спеша, обстоятельно поздоровался за руку с Мусатовым, медэкспертом Владимиром Лукичом, водителем – срочником и стажером Валерой.
   – Ну что, есть труп-то или убежал уже, – невесело пошутил Мусатов.
   – Да тут какая-то непонятная история. Вон мужики стоят с прорабом, они дом сносить должны. Вчера ушли за получкой, кран включенным оставили, аккумулятор у них сдох, побоялись, что не заведут. Приходят, кран на боку, кто-то без них решил побаловаться, стену проломил, ну и кран не удержал. А так никого не видно. Но, понимаешь, какое дело. Тут три бомжа жили, я их до поры не трогал, паспорта у двоих забрал и предупредил, чтобы на участке тихо было. Все равно, не они, так другие заселятся. А эти вроде тихие были. Сказал, что когда сматывать будут, паспорта верну, но после этого, чтобы на глаза не попадались. И вот вчера двое пришли, сказали, что уезжают, а третий вроде как за билетами уехал. Ну, я паспорта и отдал, старый дурак. Не сообразил задержать их, да проверить в чем дело, уж больно они взмыленные были. Да у меня видишь, жена в больнице, я как раз к ней пойти собирался. А они мне клятвенно пообещали, что точно уматывают, я и отпустил.
   Ну, ладно, – сказал Мусатов, – где они, говорите, квартировали?
   – Да, вон как раз в той квартире, где пролом.
   – Значит и баба там?
   – Какая баба?
   – Да, шар чугунный, наверное. Мы его бабой зовем. Хотя она могла улететь, хрен знает куда, – вмешался в разговор прораб.
   – Из ваших внутрь никто не лазил?
   – Да зачем нам. Сейчас надо кран ставить, после обеда обещали на пару часов другой подогнать, чтобы этот поднять.
   – Хорошо, ты и ты, – указал Мусатов на двух других строителей, – будете понятыми, если понадобится. Вперед меня никому не лезть. Пошли, посмотрим, можно ли внутрь попасть.
   Подойдя к дверям подъезда, он понял, что тут вряд ли получится пройти. Всей гурьбой они направились от окна к окну. У третьего по счету Мусатов остановился.
   – Стоп, мужики. Валера, что видишь?
   – Ну, что? Окно, завалено все внутри.
   – Ты на подоконник посмотри.
   – А чего, подоконник как подоконник, грязный.
   – Грязный… После того как стена рухнула, что было?
   – Кирпичи, обломки всякие.
   – Пыль была, пыль! Правильно, прораб?
   – Ну да, когда баба по стенке даст, весь дом в туче пыли. Если ветер на кран, просто беда.
   – А кран повалился после удара. Дальше пыль осела. И на всех плоскостях она должна осесть ровным слоем, – поучительным тоном сказал Мусатов, направляя свое высказывание в сторону стажера.
   – Точно, – подхватил Валера, – а на этом подоконнике пыль вроде как кто-то вытирал. Значит, через окно лазили. Может отпечатки снять, у меня набор с собой?
   – Да нет, здесь вряд ли что будет, краска почти сошла, голые доски. Дай-ка я залезу, посмотрю что внутри.
   Мусатов подпрыгнул, опираясь руками на подоконник, закинул на него одну ногу и спрыгнул внутрь. Через несколько минут он показался в окне.
   – Здесь он, голубчик. Прораб, дом-то не упадет, пока мы тут возимся?
   – Да, вроде не должен, они похоже раз только и стукнули, а дом крепкий.
   – Ну, тогда, Валера, давай сюда, поможешь. А вы все пока подождите.
   Мусатов со стажером через шалаш пробрались в уцелевшую часть комнаты. Там уже ощутимо пованивало. Над трупом кружилось облако мух.
   – Ну, что, стажер, завтрак на пол не выложишь?
   – Нет, товарищ старший лейтенант, и не надейтесь.
   – Ладно, тогда посмотрим, что скажешь. Стой тут и осмотрись. Что видишь?
   – Мужика придавило, несчастный случай.
   – Торопишься, стажер, торопишься. Ты видишь, где шар лежит? Ну, придавило бы ему ноги, от этого такой битюг навряд ли помер бы. Ладно, давай сначала фотографии сделай, запиши, как лежит, во что одет. Протокол на улице напишем. А я пока вещдоки соберу.
   Мусатов подождал, пока стажер сделал несколько фотографий, сам он аккуратно подобрал с пола валявшиеся там белые листы и папку, положил их в пластиковый пакет. Перед одним листом, на котором лежала тонкая черная пластинка, он остановился, задумался и осторожно положил пластинку в отдельный пакет.
   Пробравшись к окну, он крикнул – Мужики, давайте по одному. Анатолий Семенович, вам, наверное, лучше снаружи подождать, там на четвереньках лезть надо.
   – Так может, я его знаю. Ну-ка, ребята, подсадите, – обратился он к строителям.
   Внутри дома вылезший из шалаша участковый долго отряхивался, потом подошел к покойнику.
   – От ты, чтоб тебе! Это же Гриня! А эти два козла мне вчера сказали, что он за билетами уехал.
   – Владимир Лукич, а ты что скажешь? – обратился Мусатов к пожилому медэксперту.
   – Да, понимаешь, Михаил, умер он явно еще вчера. Отчего, пока непонятно, вскрытие внесет ясность. Но могу сказать, что не оттого, что его придавило. Одна нога у него явно цела. Видишь, шар на стенку опирается, а снизу просвет между шаром и стенкой немаленький. Откатить бы его немножко, все равно вытаскивать как-то придется…
   Ушко шара, за который был привязан трос, удачно привалилось к стенке сверху. Взявшись за трос, трое строителей без труда слегка откатили шар, обложили его со всех сторон кирпичами. Медэксперт снова склонился над трупом.
   – Вторая нога у него сломана в лодыжке, но от этого не помирают. Он через три недели как зайчик на лужку скакал бы. Скорее всего, перелом позвоночника.
   Все выбрались, сначала на четвереньках через шалаш, а потом через окно, обратно. Участковый, чертыхаясь, пытался достать занозу из ладони.
   – Чего они там рубили? Чуть не со спичку толщиной занозу загнал!
   – Кто рубил? – не понял Мусатов.
   – Да хрен их знает, кто! Когда на карачках лезли, там зачем-то ямка в полу вырублена. Я ладошкой попал и на тебе, еще заражение будет.
   – Дайте-ка, я гляну, – подошел к участковому медэксперт. Он вытащил из сумки пинцет, вынул занозу, смазал ладонь участкового зеленкой и заклеил лейкопластырем ранку.
   Мусатов тем временем быстро, тем же путем, вернулся в дом. Через пару минут он снова вылез во двор.
   – Владимир Лукич, вызови труповозку. Мы сейчас составим протокол осмотра, понятые подпишут и могут быть свободны. А вы, Анатолий Семенович помогите мне какие-то концы от этих бомжей найти. Вряд ли это они грохнули своего приятеля, есть тут запиночки разные, но знать что-то должны. Валера, а ты отвези на экспертизу вот эти листочки с папкой и кусочек вот этот. С ним поосторожней, хрупкий. Пусть отпечатки посмотрят и по мере возможности определят, что за спец мог бумаги эти написать. Бумаги в папке лежали, это ясно, но обычно такую папку в руках не носят, в чем то она должна была лежать. Анатолий Семенович, что у них было, когда они к вам приходили?
   – Только по рюкзаку, больше точно ничего.
   – Ну, значит, все-таки был третий. Они, вряд ли сюда вернулись бы, разве что бросить последний взгляд на Гриню, но такие люди избытком сентиментальности обычно не страдают. А кто-то проделал проход, по которому мы к покойному ползли, и, похоже, использовал домкрат. Мужики, – обратился он к строителям, – а у вас домкрат из автокрана не пропал?
   – Да у меня инструменты в ящике под замком, но на всякий случай схожу, проверю, – откликнулся один из строителей и рысцой направился к своему поверженному Голиафу.
   – Не-е, замок висит, и все на месте, – радостно сообщил он, вернувшись.
   – Так, Валера, давай в темпе попробуй снять пальчики с рычагов управления краном, это в кабине крановщика. Может чего получится. Анатолий Семенович, а у вас каких-то данных с их паспортов не осталось?
   – Да я скопировал на всякий случай на ксероксе в домоуправлении.
   – О, хоть тут повезло! Занесите мне, пожалуйста, сегодня.