Джордж Буш, патриотизм которого (кстати, мы никогда не отрицали его патриотизма) теперь побудил его броситься в атаку, назвал решение президента "нравственным эквивалентом воды, заполняю-
щей Панамский канал", и обещал отменить это решение, если станет президентом. В том, что он станет им, увы, сомнений почти не оставалось, так как наш рейтинг был существенно ниже.
Толпа, особенно ее молодые представители, тоже стала другой. Людям понравилась фраза из речи президента насчет того, чтобы не перековывать мечи на орала, а закопать их в чистом поле, на которое стала похожа бывшая база после того, как стала служить полигоном воздушных и морских сил Соединенных Штатов Америки. Полагаю, эти молодые люди увидели в Томасе Нельсоне Такере лидера, который пошел дальше пустых разговоров о разоружении. Это был человек, возложивший на них самих ответственность за применение оружия.
Ночь на четвертое ноября не была особенно тревожной, как это обычно случается во время выборов. Большим количеством голосов нас поддержали Виргинские острова – президент отдал им много сил, да и в Массачусетсе мы потеряли всего 400 000 голосов. (Кстати, Джеральд Форд с той же разницей в голосах отдал штат Джимми Картеру.) И, естественно, мы были на седьмом небе от счастья, когда выиграли в Айдахо. Всегда приятно, когда тебя поддерживает родной штат.
Атмосферу в штабе Такера в «Бойсе-Шератон» пресса называла похоронной, но мне это кажется очень большим преувеличением. Конечно же, люди вымотались – а кто бы не устал после такой жесткой кампании? – и, естественно, не радовались в основном проигрышным результатам. Однако, оглядывая зал, я чувствовал в воздухе и напряжение и оптимизм и повторял репортерам: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Они отвечали, что я не желаю смотреть правде в глаза, но мне хотелось поддержать моральный дух нашей команды.
Петросян, Фили и Сиг Беллер в углу президентского номера сочиняли прощальную речь.
– Нет, – вдруг заявил Сиг. – Нет, нет, нет. Он же не Уолтер Кронкайт. Надо закончить: благослови вас Господь.
– Он ненавидит эту фразу: благослови вас Господь, – возразил Фили. – Надо закончить тем, что мечта не умирает, а летит дальше, хлопая крыльями на ветру.
– Хлопая? – переспросил Петросян. – Почему она «хлопает»?
– Ну, машет. Какая разница. Ждать нам все равно нечего, так что можем обойтись без Бога.
Я вмешался и сказал, что не стоит так говорить о Боге.
– Заткнитесь, Герб, – попросил Фили.
– Давайте это выкинем, – сказал Беллер. – Вот это: «Часто то доброе, что совершает человек, забывается, едва он уходит». Дурно пахнет. Я бы выкинул.
– И я тоже.
– Выкинули.
Петросян сказал, что эту фразу вписал сам президент.
– Все равно.
– Может быть, он скажет пару слов о Виргинских островах, – предложил я.
– Мы не можем назвать всех, кто голосует за него.
– Почему нет? – спросил Сиг. – Уложимся в один параграф.
– Эй-Би-Си хочет знать, почему мы до сих пор не признали свое поражение. Говорят, люди Буша называют нас наглецами из-за того, что мы не сдаемся.
– Скажите им, что мы в ванне. У нас камни идут из почек.
Незадолго до восьми часов мы уже были готовы признать свое поражение. И тут забарабанили в дверь. Когда дверь распахнулась, на пороге мы увидели первую леди.
Лично я был в восторге. А вот другие, в частности Бэмфорд Ллеланд IV, не простили ей то, что она приняла предложение мистера Вейнберга и решила сниматься в кино.
Семейное положение президента во время предвыборной кампании – вернее, отсутствие такового положения – было на все лады обругано в полудюжине мемуаров, написанных сотрудниками Белого дома, так что у меня нет желания говорить об этом.
И вот миссис Такер стояла перед нами в черных кожаных брюках и накидке из рыжей лисы. Она прилетела, чтобы быть рядом с мужем в час его поражения. Я всегда говорил, миссис Такер – женщина с характером.
Если у кого-то из высокопоставленных чиновников и были сомнения насчет взаимной любви президента и первой леди, от них не осталось и следа, когда она вошла в комнату и обняла мужа. Честно говоря, у меня мелькнула мысль, не упадут ли они на пол в порыве страсти, настолько им обоим было наплевать на окружающих. Пришлось попросить всех выйти из президентского номера, чтобы мистер и миссис Такер могли несколько минут побыть наедине, прежде чем они спустятся вниз и на них наведут телекамеры.
Десять минут спустя они все еще оставались в президентском номере. К этому времени Сиг и остальные потеряли всякое терпение. Они говорили, что мы должны признать поражение, иначе будем выглядеть чудовищно перед всем миром. Я отправился наверх и постучал в дверь. Потом постучал еще раз. И еще раз. В конце концов я позволил себе повернуть ключ в замке, но когда сделал это, то обнаружил, что на дверь накинута цепочка.
Лишь через сорок пять минут президент и первая леди вышли к репортерам. Должен сказать, что президент выглядел куда более свежим, чем в последние несколько месяцев, а первая леди лучилась счастьем и была прекрасна, если не считать выбившейся из прически пряди волос.
Эпилог
Благодарность
щей Панамский канал", и обещал отменить это решение, если станет президентом. В том, что он станет им, увы, сомнений почти не оставалось, так как наш рейтинг был существенно ниже.
Толпа, особенно ее молодые представители, тоже стала другой. Людям понравилась фраза из речи президента насчет того, чтобы не перековывать мечи на орала, а закопать их в чистом поле, на которое стала похожа бывшая база после того, как стала служить полигоном воздушных и морских сил Соединенных Штатов Америки. Полагаю, эти молодые люди увидели в Томасе Нельсоне Такере лидера, который пошел дальше пустых разговоров о разоружении. Это был человек, возложивший на них самих ответственность за применение оружия.
Ночь на четвертое ноября не была особенно тревожной, как это обычно случается во время выборов. Большим количеством голосов нас поддержали Виргинские острова – президент отдал им много сил, да и в Массачусетсе мы потеряли всего 400 000 голосов. (Кстати, Джеральд Форд с той же разницей в голосах отдал штат Джимми Картеру.) И, естественно, мы были на седьмом небе от счастья, когда выиграли в Айдахо. Всегда приятно, когда тебя поддерживает родной штат.
Атмосферу в штабе Такера в «Бойсе-Шератон» пресса называла похоронной, но мне это кажется очень большим преувеличением. Конечно же, люди вымотались – а кто бы не устал после такой жесткой кампании? – и, естественно, не радовались в основном проигрышным результатам. Однако, оглядывая зал, я чувствовал в воздухе и напряжение и оптимизм и повторял репортерам: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Они отвечали, что я не желаю смотреть правде в глаза, но мне хотелось поддержать моральный дух нашей команды.
Петросян, Фили и Сиг Беллер в углу президентского номера сочиняли прощальную речь.
– Нет, – вдруг заявил Сиг. – Нет, нет, нет. Он же не Уолтер Кронкайт. Надо закончить: благослови вас Господь.
– Он ненавидит эту фразу: благослови вас Господь, – возразил Фили. – Надо закончить тем, что мечта не умирает, а летит дальше, хлопая крыльями на ветру.
– Хлопая? – переспросил Петросян. – Почему она «хлопает»?
– Ну, машет. Какая разница. Ждать нам все равно нечего, так что можем обойтись без Бога.
Я вмешался и сказал, что не стоит так говорить о Боге.
– Заткнитесь, Герб, – попросил Фили.
– Давайте это выкинем, – сказал Беллер. – Вот это: «Часто то доброе, что совершает человек, забывается, едва он уходит». Дурно пахнет. Я бы выкинул.
– И я тоже.
– Выкинули.
Петросян сказал, что эту фразу вписал сам президент.
– Все равно.
– Может быть, он скажет пару слов о Виргинских островах, – предложил я.
– Мы не можем назвать всех, кто голосует за него.
– Почему нет? – спросил Сиг. – Уложимся в один параграф.
– Эй-Би-Си хочет знать, почему мы до сих пор не признали свое поражение. Говорят, люди Буша называют нас наглецами из-за того, что мы не сдаемся.
– Скажите им, что мы в ванне. У нас камни идут из почек.
Незадолго до восьми часов мы уже были готовы признать свое поражение. И тут забарабанили в дверь. Когда дверь распахнулась, на пороге мы увидели первую леди.
Лично я был в восторге. А вот другие, в частности Бэмфорд Ллеланд IV, не простили ей то, что она приняла предложение мистера Вейнберга и решила сниматься в кино.
Семейное положение президента во время предвыборной кампании – вернее, отсутствие такового положения – было на все лады обругано в полудюжине мемуаров, написанных сотрудниками Белого дома, так что у меня нет желания говорить об этом.
И вот миссис Такер стояла перед нами в черных кожаных брюках и накидке из рыжей лисы. Она прилетела, чтобы быть рядом с мужем в час его поражения. Я всегда говорил, миссис Такер – женщина с характером.
Если у кого-то из высокопоставленных чиновников и были сомнения насчет взаимной любви президента и первой леди, от них не осталось и следа, когда она вошла в комнату и обняла мужа. Честно говоря, у меня мелькнула мысль, не упадут ли они на пол в порыве страсти, настолько им обоим было наплевать на окружающих. Пришлось попросить всех выйти из президентского номера, чтобы мистер и миссис Такер могли несколько минут побыть наедине, прежде чем они спустятся вниз и на них наведут телекамеры.
Десять минут спустя они все еще оставались в президентском номере. К этому времени Сиг и остальные потеряли всякое терпение. Они говорили, что мы должны признать поражение, иначе будем выглядеть чудовищно перед всем миром. Я отправился наверх и постучал в дверь. Потом постучал еще раз. И еще раз. В конце концов я позволил себе повернуть ключ в замке, но когда сделал это, то обнаружил, что на дверь накинута цепочка.
Лишь через сорок пять минут президент и первая леди вышли к репортерам. Должен сказать, что президент выглядел куда более свежим, чем в последние несколько месяцев, а первая леди лучилась счастьем и была прекрасна, если не считать выбившейся из прически пряди волос.
Эпилог
Господин президент обещал Джорджу Бушу самый лучший переходный период в истории всех переходных периодов. И поручил мне передачу дел. Он также совершил нечто совершенно из ряда вон выходящее, публично уволив Бэмфорда Ллеланда IV сразу после выборов. С моей стороны было бы нечестно утверждать, что я сожалел о его увольнении. Судя по мстительному тону мемуаров, Ллеланд счел поступок президента оскорбительным для себя. Не могу сказать, что виню его за это.
Когда я оглядываюсь назад и вспоминаю последние дни пребывания в Белом доме после четырех лет напряженной работы, чаще всего на память приходит короткая церемония, которая до сих пор оставалась тайной для всех.
Через два дня после последнего Рождества в Белом доме умер Теодор. Первый хомяк Америки стал жертвой болезни, так называемого «мокрого хвоста», насколько я понимаю, не замеченной кем-то из нижних чинов. Всю ночь Хлопушка не отходил от хомяка. Утром первая леди пришла в комнату сына и обнаружила, что он не ложился спать. Хлопушка стоял навытяжку, а на полу, покрытый маленьким американским флагом, лежал Теодор.
Хлопушка был поражен в самое сердце, когда позднее мать предложила ему спустить Теодора в унитаз. Он попросил меня организовать настоящие похороны.
Морозным декабрьским утром из Форт-Мейер явился военный почетный караул в составе семи человек. За особые заслуги перед страной в период пребывания мистера Такера на посту президента Теодор отправился в последний путь в сопровождении салюта из девятнадцати выстрелов. Сам президент произнес прощальную речь.
Надо признать, это была его лучшая речь, – как сказал бы Чарли, не речь, а поэма. Говорят, памятная доска все еще там, под американским вязом, посаженным Джоном Квинси Адамсом.
Что до меня, то я всегда хотел возвратиться в Бойсе, но этому не суждено было сбыться.
Старый Скрюэм скончался в декабре, и фирма перешла к fils[23] Скрюэма, который принадлежал к совершенно другому поколению и, пожалуй, слишком много внимания уделял моим деньгам. Ну, а когда выяснилось, что меня на фирме не ждут, мы с Джоан откровенно обсудили создавшееся положение. Наши дети успели обзавестись друзьями в школе – пусть даже на наш родительский взгляд и не лучшими, – да и у Джоан появились близкие подруги в нашем приходе. И мы решили остаться в Вашингтоне.
Довольно много фирм старались заполучить меня, предлагая высокое жалованье и всякие привилегии. Но поработав в Белом доме, становишься, наверное, чересчур разборчивым или blase[24], как говорят французы. Немного оглядевшись, я принял предложение Национальной ассоциации работников железных дорог на неполный рабочий день. У нас были деньги, и я пригласил Джоан совершить двухнедельный круиз по Карибскому морю. Она от души наслаждалась поездкой, хотя один раз и перегрелась на солнце. Джоан всегда была очень чувствительна к солнечным лучам. Для нее, в конце концов, я и написал эту книгу. После всего, что бедняжке пришлось пережить, я не мог сказать ей, чтобы она не обращала внимания на лживые тома, становившиеся бестселлерами, и болтовню знакомых. Тем же, кто еще только собирается писать о годах президентства мистера Такера, я хочу сказать: пишите о Герберте Вадлоу так, как вам позволяет ваша совесть. Я часто вспоминаю слова моего отца: никому, Герберт, не дано знать тебя лучше, чем Господу Богу и твоему портному.
Когда я оглядываюсь назад и вспоминаю последние дни пребывания в Белом доме после четырех лет напряженной работы, чаще всего на память приходит короткая церемония, которая до сих пор оставалась тайной для всех.
Через два дня после последнего Рождества в Белом доме умер Теодор. Первый хомяк Америки стал жертвой болезни, так называемого «мокрого хвоста», насколько я понимаю, не замеченной кем-то из нижних чинов. Всю ночь Хлопушка не отходил от хомяка. Утром первая леди пришла в комнату сына и обнаружила, что он не ложился спать. Хлопушка стоял навытяжку, а на полу, покрытый маленьким американским флагом, лежал Теодор.
Хлопушка был поражен в самое сердце, когда позднее мать предложила ему спустить Теодора в унитаз. Он попросил меня организовать настоящие похороны.
Морозным декабрьским утром из Форт-Мейер явился военный почетный караул в составе семи человек. За особые заслуги перед страной в период пребывания мистера Такера на посту президента Теодор отправился в последний путь в сопровождении салюта из девятнадцати выстрелов. Сам президент произнес прощальную речь.
Надо признать, это была его лучшая речь, – как сказал бы Чарли, не речь, а поэма. Говорят, памятная доска все еще там, под американским вязом, посаженным Джоном Квинси Адамсом.
Что до меня, то я всегда хотел возвратиться в Бойсе, но этому не суждено было сбыться.
Старый Скрюэм скончался в декабре, и фирма перешла к fils[23] Скрюэма, который принадлежал к совершенно другому поколению и, пожалуй, слишком много внимания уделял моим деньгам. Ну, а когда выяснилось, что меня на фирме не ждут, мы с Джоан откровенно обсудили создавшееся положение. Наши дети успели обзавестись друзьями в школе – пусть даже на наш родительский взгляд и не лучшими, – да и у Джоан появились близкие подруги в нашем приходе. И мы решили остаться в Вашингтоне.
Довольно много фирм старались заполучить меня, предлагая высокое жалованье и всякие привилегии. Но поработав в Белом доме, становишься, наверное, чересчур разборчивым или blase[24], как говорят французы. Немного оглядевшись, я принял предложение Национальной ассоциации работников железных дорог на неполный рабочий день. У нас были деньги, и я пригласил Джоан совершить двухнедельный круиз по Карибскому морю. Она от души наслаждалась поездкой, хотя один раз и перегрелась на солнце. Джоан всегда была очень чувствительна к солнечным лучам. Для нее, в конце концов, я и написал эту книгу. После всего, что бедняжке пришлось пережить, я не мог сказать ей, чтобы она не обращала внимания на лживые тома, становившиеся бестселлерами, и болтовню знакомых. Тем же, кто еще только собирается писать о годах президентства мистера Такера, я хочу сказать: пишите о Герберте Вадлоу так, как вам позволяет ваша совесть. Я часто вспоминаю слова моего отца: никому, Герберт, не дано знать тебя лучше, чем Господу Богу и твоему портному.
КОНЕЦ
Благодарность
Я хочу принести свою благодарность многим людям. Моей жене, Джоан, которая печатала и перепечатывала мою рукопись, приносила мне столько чашек горячей воды, что их невозможно пересчитать, и заставляла меня продолжать работу, когда силы мои были на исходе. Мой личный врач Роберт Эшхайм также оказал мне неоценимую помощь.
Я хочу сказать спасибо Марте Браун, Андреа Нэш, Кэтрин Смит и Джулии Вуди из библиотеки ТНТ в Бойсе. Признателен я и Кристоферу Бакли, помогавшему подготовить рукопись к изданию.
И наконец я благодарен бывшему президенту Томасу Нельсону Такеру и Джессике Хит Такер за то, что они предоставили мне уникальную возможность служить им во время трудного периода в истории нации.
Я хочу сказать спасибо Марте Браун, Андреа Нэш, Кэтрин Смит и Джулии Вуди из библиотеки ТНТ в Бойсе. Признателен я и Кристоферу Бакли, помогавшему подготовить рукопись к изданию.
И наконец я благодарен бывшему президенту Томасу Нельсону Такеру и Джессике Хит Такер за то, что они предоставили мне уникальную возможность служить им во время трудного периода в истории нации.