Митрополит же Кирилл говорил: «Дети мои, знайте, что уже зашло солнце земли Суздальской!..» Святое же тело Александра понесли к городу Владимиру. Люди же толпились, стремясь прикоснуться к святому телу его на честном одре. Стояли же вопль, и стон, и плач, каких никогда не было, даже земля содрогнулась. Положено же было тело его в церкви Рождества Святой Богородицы, месяца ноября в 24 день…
«Слово о погибели Русской земли»
«Легенда о Вороньем камне»
Ключи к секретам истории
Русская генеалогия, сиречь родословие
Начало и конец благородной дворянской науки
Князья Рюриковичи
Князья Гедиминовичи
Новая титулованная знать
Сказания о начале Москвы
Топонимика столицы России
«Слово о погибели Русской земли»
Александр Невский был после смерти канонизирован и причислен к лику святых. О его жизни было написано «Житие», фрагменты которого вы только что прочитали.
Вместе с тем к «Сказанию о житии Александра Невского» приписано было самостоятельное произведение, получившее название «Слово о погибели Русской земли». Оно коротко и поэтично. Вот его текст: «О, светло светлая и прекрасно изукрашенная, земля Русская! Многими красотами прославлена ты: озерами многими славишься, реками и источниками месточтимыми, горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями, диковинными зверями, разнообразными птицами, бесчисленными большими городами, славными селениями, монастырскими садами, храмами Божьими и грозными князьями, честными боярами и многими вельможами. Всем ты преисполнена, земля Русская, о, правоверная вера христианская…»
Вместе с тем к «Сказанию о житии Александра Невского» приписано было самостоятельное произведение, получившее название «Слово о погибели Русской земли». Оно коротко и поэтично. Вот его текст: «О, светло светлая и прекрасно изукрашенная, земля Русская! Многими красотами прославлена ты: озерами многими славишься, реками и источниками месточтимыми, горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями, диковинными зверями, разнообразными птицами, бесчисленными большими городами, славными селениями, монастырскими садами, храмами Божьими и грозными князьями, честными боярами и многими вельможами. Всем ты преисполнена, земля Русская, о, правоверная вера христианская…»
«Легенда о Вороньем камне»
На Псковщине сохранилось предание, что Александр Невский построил свои рати на Чудском озере неподалеку от Вороньего камня – огромного валуна, лежащего на Вороньем острове. Сам же князь во время сражения стоял на вершине Вороньего камня и оттуда руководил ходом боя.
Со временем волны Чудского озера размыли остров, он ушел под воду, и вместе с ним оказался под водой и Вороний камень.
Однако и после Ледового побоища немецкие рыцари не оставляли Псков в покое и нередко наведывались на своих кораблях в Причудье. Чаще всего они производили набеги ночью, но, говорится в легенде, когда проходили их корабли над Вороньим камнем, чудесная сила поднимала камень со дна и он разбрасывал и топил вражеские корабли.
Со временем волны Чудского озера размыли остров, он ушел под воду, и вместе с ним оказался под водой и Вороний камень.
Однако и после Ледового побоища немецкие рыцари не оставляли Псков в покое и нередко наведывались на своих кораблях в Причудье. Чаще всего они производили набеги ночью, но, говорится в легенде, когда проходили их корабли над Вороньим камнем, чудесная сила поднимала камень со дна и он разбрасывал и топил вражеские корабли.
Ключи к секретам истории
Секреты истории сокрыты в старинных сундуках, наполненных свитками, папирусами, книгами, исписанными диковинными иероглифами и буквами всех алфавитов мира. Там же хранятся таблицы мер и весов, печати, рисунки гербов, россыпи медных, серебряных и золотых монет, родословцы, содержащие сведения о истории семей, и их девизы, толкования имен и фамилий, названий сел и городов, рецепты и наставления, как надлежит работать с документами, – в общем, все, без чего нельзя узнать события прошлого.
Весь этот арсенал средств помогает ученым-историкам всесторонне изучать и правильно понимать события, произошедшие и много веков, и несколько лет назад. Арсенал этот называется вспомогательными историческими дисциплинами и состоит из семи больших самостоятельных предметов.
Для ученых, изучающих историю России, необходимо прежде всего знать славяно-русскую палеографию, так как большинство источников написаны кириллицей.
Типов и видов печатей великое множество. Для древней и средневековой Руси характерны так называемые вислые печати, которые оттискивались на золоте, серебре, свинце, воске и сургуче и подвешивались на шнуре, прикрепляемом к документу. С XIV–XV веков вислую печать заменили односторонней прикладной, оттискивающейся на воске, мастиках, красках. Прикладные печати существуют до настоящего времени.
В России геральдика стала формироваться в XVII веке под сильным влиянием польской геральдики. Герольдмейстерская контора, ведавшая вопросами геральдики, была открыта в России в 1722 году указом Петра I.
Нумизматика в России использовала все основные виды монет: античных, византийских, восточных, западных и собственно русских, так как отдельные монеты и клады из разных регионов Европы и Азии встречались на всей территории России.
В России генеалогия началась в XVI веке составлением «Государева родословца», где содержались сведения о царской фамилии. В 1682 году была составлена «Бархатная книга», посвященная родословию наиболее знатных княжеских, боярских и дворянских фамилий.
В России все три отрасли ономастики используются широко и плодотворно, потому что здесь есть широкая сфера приложения для любой из них.
Каждая вспомогательная дисциплина по-своему хороша, но автору представляется наиболее занимательной генеалогия, и потому он и представляет ее как самостоятельный раздел. Однако следует иметь в виду, что во всех семи книгах «Занимательной истории России» не раз придется встретиться с каждой из вспомогательных дисциплин.
Весь этот арсенал средств помогает ученым-историкам всесторонне изучать и правильно понимать события, произошедшие и много веков, и несколько лет назад. Арсенал этот называется вспомогательными историческими дисциплинами и состоит из семи больших самостоятельных предметов.
Палеография
Слово «палеография» произошло от греческих «палеос» – древний и «графо» – пишу. Дисциплина, изучающая историю письма, исследующая развитие графических форм его и закономерности этого процесса. Каждый отдельный алфавит и самостоятельная иероглифическая система являются предметом палеографических изысканий. Общей палеографии не существует, хотя некоторые положения этой дисциплины имеются.Для ученых, изучающих историю России, необходимо прежде всего знать славяно-русскую палеографию, так как большинство источников написаны кириллицей.
Метрология
Название происходит от греческого «метрос» – мера и «логос» – слово. Дисциплина, изучающая меры длины, площади, объема и веса, употреблявшиеся в прошлом разными народами. В разных странах, в различные времена они были своеобразными и совершенно непохожими друг на друга. Например, аршин у русских, фут у англичан; лье у французов и стадия у древних греков; пуд у русских и баррель – у американцев. Или фунт – мера веса – оказывается неодинаковым в разных странах и т. п.Сфрагистика
Название этой вспомогательной исторической дисциплины происходит от греческого слова «сфрагис» – печать. Отсюда и сфера изучения исторического материала, находящегося в распоряжении сфрагистики – науки о печатях.Типов и видов печатей великое множество. Для древней и средневековой Руси характерны так называемые вислые печати, которые оттискивались на золоте, серебре, свинце, воске и сургуче и подвешивались на шнуре, прикрепляемом к документу. С XIV–XV веков вислую печать заменили односторонней прикладной, оттискивающейся на воске, мастиках, красках. Прикладные печати существуют до настоящего времени.
Геральдика
Дисциплина, изучающая гербы государств, княжеств, городов, церковных епархий, цехов и гильдий, родов и фамилий (от латинского «геральдус» – глашатай.В России геральдика стала формироваться в XVII веке под сильным влиянием польской геральдики. Герольдмейстерская контора, ведавшая вопросами геральдики, была открыта в России в 1722 году указом Петра I.
Нумизматика
Термин, определяющий эту науку, происходит от греческого «нумизма» – монета. Нумизматика – дисциплина, изучающая историю монетной чеканки и денежного обращения по монетам, слиткам и иным вещественным памятникам.Нумизматика в России использовала все основные виды монет: античных, византийских, восточных, западных и собственно русских, так как отдельные монеты и клады из разных регионов Европы и Азии встречались на всей территории России.
Генеалогия
Название науки происходит от греческого «генеа» – род, «логос» – слово. Дисциплина, изучающая происхождение родов, семей и отдельных лиц, занимающаяся составлением родословий и установлением родственных связей.В России генеалогия началась в XVI веке составлением «Государева родословца», где содержались сведения о царской фамилии. В 1682 году была составлена «Бархатная книга», посвященная родословию наиболее знатных княжеских, боярских и дворянских фамилий.
Ономастика
От греческого «онома» – имя, название. Дисциплина, изучающая имена собственные и фамилии в их совокупности. Ономастика делится на три раздела. Первый изучает личные имена людей и называется антропонимика; второй изучает географические названия – морей, озер, островов, городов, улиц, площадей, церквей, сел и т. п. – и называется топонимикой; третий изучает названия племен и народов и называется этнонимикой.В России все три отрасли ономастики используются широко и плодотворно, потому что здесь есть широкая сфера приложения для любой из них.
Каждая вспомогательная дисциплина по-своему хороша, но автору представляется наиболее занимательной генеалогия, и потому он и представляет ее как самостоятельный раздел. Однако следует иметь в виду, что во всех семи книгах «Занимательной истории России» не раз придется встретиться с каждой из вспомогательных дисциплин.
Русская генеалогия, сиречь родословие
Начало и конец благородной дворянской науки
Позволю представить вам, уважаемые читатели, сюжет, относящийся к генеалогии, в виде небольшого рассказа.
Если бы матушку небезызвестного недоросля Митрофана Простакова спросили: «А бывают ли науки дворянские?» – то, возможно, эта «интеллектуалка», четко знавшая, что география таковой не является, поразила бы нас и другим пассажем, проявив осведомленность в том, что несомненно дворянскою наукой является родословие, ибо оно занято исключительно рыцарскими сюжетами родства и свойства тех, кого издавна называли «белой костью» и «голубой кровью».
И даже жрецы сей науки отличались от прочих ученых истинным аристократизмом, хорошими манерами и изысканностью вкуса. Разве можно было сравнить немногочисленных благородных генеалогов, раздушенных и напомаженных, с толпами доморощенных географов, по сути дела, обыкновенных бродяг, просоленных всякими там морскими пассатами и бризами, покрытыми с ног до головы пылью и грязью бесконечных скитаний?
Среди столпов генеалогии значатся князья М. М. Щербатов, П. В. Долгоруков, А. Б. Лобанов-Ростовский, столбовые дворяне Савеловы, Власьевы, Лихачевы и Барсуковы. Однако, как ни парадоксально, в дворянском государстве науку эту процветающей назвать было никак нельзя. Не расцвела она и после того, как дворянского государства не стало.
И в многотысячной армии книг по русской истории несколько фолиантов по генеалогии (роскошно, правда, изданных) напоминали – и числом, и своими сафьяновыми переплетами – кучку гвардейских офицеров, затесавшихся в толпу пугачевских мятежников, волжских бурлаков или обыкновенных лапотников-мужиков.
А теперь немного почти ботанических сюжетов о ветвях и деревьях. Так как всякий отдельный род, семью или фамилию генеалоги изображали в виде дерева с отходящими от основного ствола ветвями, где каждая ветвь соответствовала отдельной семейной поросли, такие схемы стали называть генеалогическим древом. А большую купу генеалогических дерев – дворянские фамилии, например, Франции или Англии, Грузии или Кастилии – мы могли бы назвать «генеалогическим лесом».
Так вот, если говорить о русском генеалогическом лесе, то здесь давно уже буйно растет трава забвения, а меж деревами запущенной этой чащобы бродят жалкие одиночки генеалогов-энтузиастов, напоминающие Робинзона и Пятницу на необитаемом острове.
И лишь несколько деревьев в этом заброшенном лесу еще сохраняют следы человеческой заботливости. Это фамильные дерева Пушкиных, Радищевых, Лермонтовых, Аксаковых… Да, пожалуй, и все.
Судьба русской генеалогии парадоксальна. В дворянском государстве она была уделом избранных одиночек, и единственный систематический курс лекций по этой научной дисциплине был опубликован в 1909 году, а его автор Л. М. Савелов скончался на восьмидесятом году жизни за океаном, как бы символизируя и мимолетный взлет той науки, которой он служил, и тихую, почти никем не замеченную ее кончину.
А между тем начало русской генеалогии было многообещающим. Она возникла как наука практическая и ставила перед собою чисто прикладные, утилитарные задачи: правильно определенное родство позволяло занять соответствующее «породе» место в обществе, получить свою долю наследства, отыскать могущественного покровителя – четвероюродного дядюшку – или хотя и сомнительного, но все же четко зафиксированного в родословцах полулегендарного пращура – общего с каким-нибудь вельможей, в ком и искал покровительства бедный дворянчик.
Был в появлении интереса к генеалогии и другой мотив, ничего общего не имеющий с корыстью и карьеризмом, – интерес возвышенный и чистый, сродни увлеченности родной историей: хотелось определить место своей фамилии в истории Отечества, узнать, как переплелась судьба твоих прадедов и прабабок с судьбами родины. И вдруг обнаружить, к радости и счастью, с гордостью и за них, и за себя самого, что их участь была и частью истории страны – посмотрите-ка как близки по смыслу слова «участь» и «участие».
Русское родословие, как и многое прочее, стало предметом забот Петра I. Однако сначала Петр выступал как бы гонителем генеалогии: в 1700 году он закрыл так называемую Палату родословных дел, открытую за восемнадцать лет перед тем повелением его отца царя Алексея Михайловича.
Возникла же Палата после того, как Алексей Михайлович приказал всем служилым людям «быть без мест», то есть во взаимоотношениях по службе исходить не из того, чей род благороднее и знатнее, а только из живой реальности настоящего времени – места, занимаемого на служебной лестнице в это время. Сам термин «местничество» возник от слова «место». В. И. Даль так объяснял это: «Местничество – старинный обычай считаться местами предков и занимать должность по этому, а не по заслугам своим: чей отец либо дед занимал высшую должность, того потомок считал и себя выше родом и не подчинялся по службе тому, у кого предки занимали низшие места». Это относилось ко всей служебной иерархии, как гражданской, так и военной: к «началию» всех видов – волостелям и урядникам, судьям и воеводам, боярам и наместникам, – вот и опять корень слова – «место». А на самом верху, в боярской думе, слово «место» воспринималось и в его буквальном смысле: чем важнее был боярин, тем ближе сидел он к трону Великого князя или царя. «Место» сохранялось и за пиршественным столом, из-за чего после обильных возлияний происходили бурные свары и даже драки. С течением времени местами стали считаться и купцы, и дьяки, и иные чины. Все это мешало нормальному ходу дел, и в 1682 году указом царя Алексея Михайловича местничество было ликвидировано. Одновременно было решено составить родословную книгу наиболее знатных боярских и дворянских фамилий. Эта работа была закончена через пять лет.
Уже в годы правления царевны Софьи Алексеевны и отобранные фамилии далеко не всегда отражали истинную ситуацию, а были данью расположения или неприязни Софьи Алексеевны и руководителей комиссии по составлению списков – князя и боярина Владимира Дмитриевича Долгорукова и его «товарища», окольничего Ивана Ивановича Чаадаева. К тому же следует иметь в виду, что многие сведения, собранные комиссией, можно было бы считать легендами и преданиями, если бы они не представляли собою совершеннейших сказок и басен. Как бы то ни было, но все собранные комиссией Долгорукова сведения свели воедино, переплели в бархат, и потому сей фолиант стал называться «Бархатной книгой», а если какой-либо дворянский род хотел подчеркнуть свою старину и знатность, то ссылался на то, что занесен в «Бархатную книгу», ибо начиналась она с «Государева родословца», написанного еще при Иване Грозном, в середине 50-х годов XVI века, в который главным образом входили родословные записи потомков Рюриковичей и Гедиминовичей, ведших свои роды от уже известного нам Рюрика и от Великого Литовского князя Гедимина, правившего в Литве с 1316 по 1341 год. Он был основателем города Вильно, ставшего столицей его королевства, и держал под своею рукой Черную Русь, что лежала в верховьях Немана вокруг городов Гродно и Несвиж, а также Полоцкое и Минское, Пинское, Туровское и Витебское княжества.
Из-за этого, а также и потому, что был Гедимин правителем воинственным и знаменитым и слыл во многих странах как «литовский король», его потомки, оказавшись на Руси, пользовались почти таким же почетом и уважением, как и собственные русские князья. И потому в «Бархатной книге» Гедиминовичи стояли рядом с Рюриковичами, а уже потом шли другие княжеские и боярские рода, а после них – знатные дворянские фамилии. Однако быстротечное время брало свое, и к 1700 году местнические споры вспоминались как некие забавные происшествия, и в связи с этим своеобразным курьезом выглядела и сама Палата родословных дел, в которой все эти документы собирались и хранились.
Однако к середине XVIII века, когда старая родовая знать сумела восстановить позиции, утраченные в царствование Петра I под натиском новых людей типа Меншикова, возрос и интерес к старым родословцам.
В некоторой степени способствовало этому и то, что еще при Петре была опубликована «Родословная роспись великих князей и царей российских». Книгу охотно покупали, с удовольствием отыскивали свои связи со старой царской династией, Рюриковичами, и новой династией, Романовыми.
Да и сам Петр к концу царствования вдруг проявил интерес к делам генеалогическим.
В 1722 году император приказал открыть Герольдмейстерскую контору, где снова стали изучать родословие и, кроме того, заниматься всем, связанным с геральдикой, сиречь гербовым делом. Однако произошло это конечно же не вдруг.
Петр после победы над шведами стал императором, а новый титул обязывал его и к введению новых аксессуаров, соответствующих этому титулу.
Теперь и сам Петр, как полноправный император, не прибегая к услугам номинального германского императора, мог возводить в баронское, графское и княжеское достоинство любого дворянина независимо от его национальности и подданства. Дело было с самого начала поставлено на серьезную ногу. В только что открывшейся Академии наук, тогда она, правда, называлась Академией наук и художеств, одной из первых была основана кафедра геральдики. Так как предметом ее забот стало изучение генеалогий и изготовление чертежей для создания различных гербов, то она по характеру своей деятельности находилась, как бы сегодня сказали, на стыке двух смежных дисциплин, коими и являлись науки и художества.
Если бы матушку небезызвестного недоросля Митрофана Простакова спросили: «А бывают ли науки дворянские?» – то, возможно, эта «интеллектуалка», четко знавшая, что география таковой не является, поразила бы нас и другим пассажем, проявив осведомленность в том, что несомненно дворянскою наукой является родословие, ибо оно занято исключительно рыцарскими сюжетами родства и свойства тех, кого издавна называли «белой костью» и «голубой кровью».
И даже жрецы сей науки отличались от прочих ученых истинным аристократизмом, хорошими манерами и изысканностью вкуса. Разве можно было сравнить немногочисленных благородных генеалогов, раздушенных и напомаженных, с толпами доморощенных географов, по сути дела, обыкновенных бродяг, просоленных всякими там морскими пассатами и бризами, покрытыми с ног до головы пылью и грязью бесконечных скитаний?
Среди столпов генеалогии значатся князья М. М. Щербатов, П. В. Долгоруков, А. Б. Лобанов-Ростовский, столбовые дворяне Савеловы, Власьевы, Лихачевы и Барсуковы. Однако, как ни парадоксально, в дворянском государстве науку эту процветающей назвать было никак нельзя. Не расцвела она и после того, как дворянского государства не стало.
И в многотысячной армии книг по русской истории несколько фолиантов по генеалогии (роскошно, правда, изданных) напоминали – и числом, и своими сафьяновыми переплетами – кучку гвардейских офицеров, затесавшихся в толпу пугачевских мятежников, волжских бурлаков или обыкновенных лапотников-мужиков.
А теперь немного почти ботанических сюжетов о ветвях и деревьях. Так как всякий отдельный род, семью или фамилию генеалоги изображали в виде дерева с отходящими от основного ствола ветвями, где каждая ветвь соответствовала отдельной семейной поросли, такие схемы стали называть генеалогическим древом. А большую купу генеалогических дерев – дворянские фамилии, например, Франции или Англии, Грузии или Кастилии – мы могли бы назвать «генеалогическим лесом».
Так вот, если говорить о русском генеалогическом лесе, то здесь давно уже буйно растет трава забвения, а меж деревами запущенной этой чащобы бродят жалкие одиночки генеалогов-энтузиастов, напоминающие Робинзона и Пятницу на необитаемом острове.
И лишь несколько деревьев в этом заброшенном лесу еще сохраняют следы человеческой заботливости. Это фамильные дерева Пушкиных, Радищевых, Лермонтовых, Аксаковых… Да, пожалуй, и все.
Судьба русской генеалогии парадоксальна. В дворянском государстве она была уделом избранных одиночек, и единственный систематический курс лекций по этой научной дисциплине был опубликован в 1909 году, а его автор Л. М. Савелов скончался на восьмидесятом году жизни за океаном, как бы символизируя и мимолетный взлет той науки, которой он служил, и тихую, почти никем не замеченную ее кончину.
А между тем начало русской генеалогии было многообещающим. Она возникла как наука практическая и ставила перед собою чисто прикладные, утилитарные задачи: правильно определенное родство позволяло занять соответствующее «породе» место в обществе, получить свою долю наследства, отыскать могущественного покровителя – четвероюродного дядюшку – или хотя и сомнительного, но все же четко зафиксированного в родословцах полулегендарного пращура – общего с каким-нибудь вельможей, в ком и искал покровительства бедный дворянчик.
Был в появлении интереса к генеалогии и другой мотив, ничего общего не имеющий с корыстью и карьеризмом, – интерес возвышенный и чистый, сродни увлеченности родной историей: хотелось определить место своей фамилии в истории Отечества, узнать, как переплелась судьба твоих прадедов и прабабок с судьбами родины. И вдруг обнаружить, к радости и счастью, с гордостью и за них, и за себя самого, что их участь была и частью истории страны – посмотрите-ка как близки по смыслу слова «участь» и «участие».
Русское родословие, как и многое прочее, стало предметом забот Петра I. Однако сначала Петр выступал как бы гонителем генеалогии: в 1700 году он закрыл так называемую Палату родословных дел, открытую за восемнадцать лет перед тем повелением его отца царя Алексея Михайловича.
Возникла же Палата после того, как Алексей Михайлович приказал всем служилым людям «быть без мест», то есть во взаимоотношениях по службе исходить не из того, чей род благороднее и знатнее, а только из живой реальности настоящего времени – места, занимаемого на служебной лестнице в это время. Сам термин «местничество» возник от слова «место». В. И. Даль так объяснял это: «Местничество – старинный обычай считаться местами предков и занимать должность по этому, а не по заслугам своим: чей отец либо дед занимал высшую должность, того потомок считал и себя выше родом и не подчинялся по службе тому, у кого предки занимали низшие места». Это относилось ко всей служебной иерархии, как гражданской, так и военной: к «началию» всех видов – волостелям и урядникам, судьям и воеводам, боярам и наместникам, – вот и опять корень слова – «место». А на самом верху, в боярской думе, слово «место» воспринималось и в его буквальном смысле: чем важнее был боярин, тем ближе сидел он к трону Великого князя или царя. «Место» сохранялось и за пиршественным столом, из-за чего после обильных возлияний происходили бурные свары и даже драки. С течением времени местами стали считаться и купцы, и дьяки, и иные чины. Все это мешало нормальному ходу дел, и в 1682 году указом царя Алексея Михайловича местничество было ликвидировано. Одновременно было решено составить родословную книгу наиболее знатных боярских и дворянских фамилий. Эта работа была закончена через пять лет.
Уже в годы правления царевны Софьи Алексеевны и отобранные фамилии далеко не всегда отражали истинную ситуацию, а были данью расположения или неприязни Софьи Алексеевны и руководителей комиссии по составлению списков – князя и боярина Владимира Дмитриевича Долгорукова и его «товарища», окольничего Ивана Ивановича Чаадаева. К тому же следует иметь в виду, что многие сведения, собранные комиссией, можно было бы считать легендами и преданиями, если бы они не представляли собою совершеннейших сказок и басен. Как бы то ни было, но все собранные комиссией Долгорукова сведения свели воедино, переплели в бархат, и потому сей фолиант стал называться «Бархатной книгой», а если какой-либо дворянский род хотел подчеркнуть свою старину и знатность, то ссылался на то, что занесен в «Бархатную книгу», ибо начиналась она с «Государева родословца», написанного еще при Иване Грозном, в середине 50-х годов XVI века, в который главным образом входили родословные записи потомков Рюриковичей и Гедиминовичей, ведших свои роды от уже известного нам Рюрика и от Великого Литовского князя Гедимина, правившего в Литве с 1316 по 1341 год. Он был основателем города Вильно, ставшего столицей его королевства, и держал под своею рукой Черную Русь, что лежала в верховьях Немана вокруг городов Гродно и Несвиж, а также Полоцкое и Минское, Пинское, Туровское и Витебское княжества.
Из-за этого, а также и потому, что был Гедимин правителем воинственным и знаменитым и слыл во многих странах как «литовский король», его потомки, оказавшись на Руси, пользовались почти таким же почетом и уважением, как и собственные русские князья. И потому в «Бархатной книге» Гедиминовичи стояли рядом с Рюриковичами, а уже потом шли другие княжеские и боярские рода, а после них – знатные дворянские фамилии. Однако быстротечное время брало свое, и к 1700 году местнические споры вспоминались как некие забавные происшествия, и в связи с этим своеобразным курьезом выглядела и сама Палата родословных дел, в которой все эти документы собирались и хранились.
Однако к середине XVIII века, когда старая родовая знать сумела восстановить позиции, утраченные в царствование Петра I под натиском новых людей типа Меншикова, возрос и интерес к старым родословцам.
В некоторой степени способствовало этому и то, что еще при Петре была опубликована «Родословная роспись великих князей и царей российских». Книгу охотно покупали, с удовольствием отыскивали свои связи со старой царской династией, Рюриковичами, и новой династией, Романовыми.
Да и сам Петр к концу царствования вдруг проявил интерес к делам генеалогическим.
В 1722 году император приказал открыть Герольдмейстерскую контору, где снова стали изучать родословие и, кроме того, заниматься всем, связанным с геральдикой, сиречь гербовым делом. Однако произошло это конечно же не вдруг.
Петр после победы над шведами стал императором, а новый титул обязывал его и к введению новых аксессуаров, соответствующих этому титулу.
Теперь и сам Петр, как полноправный император, не прибегая к услугам номинального германского императора, мог возводить в баронское, графское и княжеское достоинство любого дворянина независимо от его национальности и подданства. Дело было с самого начала поставлено на серьезную ногу. В только что открывшейся Академии наук, тогда она, правда, называлась Академией наук и художеств, одной из первых была основана кафедра геральдики. Так как предметом ее забот стало изучение генеалогий и изготовление чертежей для создания различных гербов, то она по характеру своей деятельности находилась, как бы сегодня сказали, на стыке двух смежных дисциплин, коими и являлись науки и художества.
Князья Рюриковичи
Теперь же возвратимся назад, к временам Владимира Мономаха, и посмотрим, что происходило с русским родословием в самом его начале. Уместно будет вспомнить: «Повесть временных лет» сообщала, что Рюрик сел в Новгороде, Синеус – в Белоозере, Трувор – в Изборске. Синеус и Трувор вскоре умерли, и Рюрик остался полновластным правителем Новгородской земли. Этим объяснялось и то, что только Рюрик оставил после себя потомство, составившее «дом Рюрика». Впоследствии многие Рюриковичи стали называть себя по именам наиболее знаменитых потомков Рюрика, ставших родоначальниками отдельных ответвлений этого рода, – Ярославичи, Мономашичи, Ольговичи и т. п. Все они были князьями по рождению и до появления в России князей по пожалованию, первым из которых был «герцог Ижорский» Александр Данилович Меншиков, получивший этот титул указом Петра Великого 30 мая 1707 года, составляли, как правило, высший слой военной, гражданской и дипломатической администрации.
Позднее кроме Рюриковичей такими же правами пользовались и другие потомственные князья, перешедшие на службу к государству Российскому, – литовские, татарские, горские и другие нерусские князья.
К началу XX века сохранились потомки восьми княжеских ветвей Рюриковичей: 1) черниговских князей – Барятинские, Волконские, Горчаковы, Долгоруковы, Елецкие, Звенигородские-Спячевы, Кольцовы-Масальские, Оболенские, Оболенские-Белые, Одоевские, Репнины-Волконские, Святополк-Мирские, Святополк-Четрертинские, Щербатовы; 2) галицких князей – Бабичевы, Друцкие, Друцкие-Соколинские; 3) смоленских князей – Вяземские, Козловские, Кропоткины; 4) ярославских князей – Дуловы, Засекины, Львовы, Морткины, Прозоровские, Сонцовы, Сонцовы-Засекины, Шаховские, Шехонские, Щетинины; 5) ростовских князей – Касаткины-Ростовские, Лобановы-Ростовские, Щепины-Ростовские; 6) белоозерских князей – Белосельские, Вадбольские, Ухтомские, Шелепшанские; 7) суздальских князей – Шуйские; 8) стародубских князей – Гагарины, Хилковы. От четырех ветвей дома Рюрика – князей полоцких, перемышльских, московских и тверских – потомства к XX веку не осталось.
Позднее кроме Рюриковичей такими же правами пользовались и другие потомственные князья, перешедшие на службу к государству Российскому, – литовские, татарские, горские и другие нерусские князья.
К началу XX века сохранились потомки восьми княжеских ветвей Рюриковичей: 1) черниговских князей – Барятинские, Волконские, Горчаковы, Долгоруковы, Елецкие, Звенигородские-Спячевы, Кольцовы-Масальские, Оболенские, Оболенские-Белые, Одоевские, Репнины-Волконские, Святополк-Мирские, Святополк-Четрертинские, Щербатовы; 2) галицких князей – Бабичевы, Друцкие, Друцкие-Соколинские; 3) смоленских князей – Вяземские, Козловские, Кропоткины; 4) ярославских князей – Дуловы, Засекины, Львовы, Морткины, Прозоровские, Сонцовы, Сонцовы-Засекины, Шаховские, Шехонские, Щетинины; 5) ростовских князей – Касаткины-Ростовские, Лобановы-Ростовские, Щепины-Ростовские; 6) белоозерских князей – Белосельские, Вадбольские, Ухтомские, Шелепшанские; 7) суздальских князей – Шуйские; 8) стародубских князей – Гагарины, Хилковы. От четырех ветвей дома Рюрика – князей полоцких, перемышльских, московских и тверских – потомства к XX веку не осталось.
Князья Гедиминовичи
Великий литовский князь Гедимин имел семь сыновей, у трех из них – Наримунта, Ольдгерда и Евнутия – потомство составило три рода, сохранившиеся через много веков. Эти-то потомки, носившие титул князей, и составили княжеский род Гедиминовичей. После того как земли Гедиминовичей были завоеваны Россией и вошли в ее состав, князья Гедиминовичи были признаны по знатности вторыми после Рюриковичей. Затем многие из Гедиминовичей породнились с Рюриковичами и стали считаться ровней им.
От князя Наримунта, сидевшего в Пинске и по крещению получившего имя Глеб, пошли князья Голицыны, Куракины, Хованские. От Евнутия, в крещении Ивана, сидевшего в Ижеславе, пошли князья Мстиславские. От князя Ольгерда – князья Трубецкие, а также королевская польско-литовская династия Ягеллонов.
Кроме того, более десяти княжеских ветвей династии Гедиминовичей угасло в средние века.
Стало быть, титул князя в российской истории появился с самого начала русской государственности. По «Повести временных лет», уже «Кий княжаша в роде своем», то есть носил этот титул до призвания князей-варягов.
Впоследствии на Руси из дома князя Рюрика появляется несколько Великих князей, из борьбы между которыми выходят в конце концов победителями одни лишь Великие Московские князья. Все же прочие становятся либо удельными, либо служилыми, или, как их еще называли, «служебными князьями». Титул князя в допетровское время переходил только по наследству, и Великий князь не мог даровать княжеский титул никому из своих служилых дворян, сколь бы значительными ни были их заслуги.
Если к Руси присоединялись какие-либо земли, то местные князья сохраняли свои титулы. С присоединением татарских ханств или с переездом на службу в Москву князьями оставались Урусовы, Юсуповы и другие татарские вельможи; с присоединением Грузии – Багратионы, князья Имеретинские, Цициановы и другие; с присоединением западных земель – литовские князья из дома Гедиминовичей: Голицыны, Куракины, Трубецкие, Хованские, Мстиславские, о которых уже упоминалось.
От князя Наримунта, сидевшего в Пинске и по крещению получившего имя Глеб, пошли князья Голицыны, Куракины, Хованские. От Евнутия, в крещении Ивана, сидевшего в Ижеславе, пошли князья Мстиславские. От князя Ольгерда – князья Трубецкие, а также королевская польско-литовская династия Ягеллонов.
Кроме того, более десяти княжеских ветвей династии Гедиминовичей угасло в средние века.
Стало быть, титул князя в российской истории появился с самого начала русской государственности. По «Повести временных лет», уже «Кий княжаша в роде своем», то есть носил этот титул до призвания князей-варягов.
Впоследствии на Руси из дома князя Рюрика появляется несколько Великих князей, из борьбы между которыми выходят в конце концов победителями одни лишь Великие Московские князья. Все же прочие становятся либо удельными, либо служилыми, или, как их еще называли, «служебными князьями». Титул князя в допетровское время переходил только по наследству, и Великий князь не мог даровать княжеский титул никому из своих служилых дворян, сколь бы значительными ни были их заслуги.
Если к Руси присоединялись какие-либо земли, то местные князья сохраняли свои титулы. С присоединением татарских ханств или с переездом на службу в Москву князьями оставались Урусовы, Юсуповы и другие татарские вельможи; с присоединением Грузии – Багратионы, князья Имеретинские, Цициановы и другие; с присоединением западных земель – литовские князья из дома Гедиминовичей: Голицыны, Куракины, Трубецкие, Хованские, Мстиславские, о которых уже упоминалось.
Новая титулованная знать
Первые пожалованные князья появились при Петре I. В 1705 году по просьбе Петра германский император пожаловал титул князя Священной Римской империи А. Д. Меншикову, а в 1707 году – Меншиков же стал светлейшим князем Ижорским. Так, в России появился первый светлейший князь, к которому надо было обращаться не как к обычному князю – Ваше сиятельство, но еще почтительнее – Ваша светлость. Тогда же были пожалованы первыми титулами графов и баронов сподвижники Петра – П. Б. Шереметов и П. П. Шафиров, а вслед за ними и другие сановники империи. Но об этом будет рассказано на страницах, посвященных истории России XVIII и XIX веков.
Наследники же императоров и императриц получали титул Великого князя и Великой княжны, с обращением Ваше императорское Высочество. Разряд великих князей со временем менялся, но дети и внуки императоров оставались императорскими Высочествами до 1917 года.
Наследники же императоров и императриц получали титул Великого князя и Великой княжны, с обращением Ваше императорское Высочество. Разряд великих князей со временем менялся, но дети и внуки императоров оставались императорскими Высочествами до 1917 года.
Сказания о начале Москвы
Топонимика столицы России
Познакомимся с одной из трех частей ономастики – топонимикой.
Наш очередной сюжет будет посвящен Москве, а топонимика, как сказано чуть выше, изучает, в частности, происхождение названий городов, сел, улиц, площадей, церквей, входящих в состав любого большого старинного города.
История названий всех этих объектов топонимики в Москве очень тесно связана с историей России, о чем вы узнаете в заключительном очерке настоящего раздела.
Уже в годы жизни Владимира Мономаха многие русские князья начали проявлять сепаратистские тенденции, все более обособляясь в проведении политики от Великого Киевского князя. Для того чтобы пресечь это, Владимир Мономах строил в разных русских княжествах крепости, гарнизоны которых подчинялись ему и проводили его государственную линию.
Так, среди прочих в 1108 году им был основан город Владимир на Клязьме, ставший форпостом Руси на ее восточных рубежах. А уже после смерти Мономаха первый князь Суздальской земли и родоначальник Владимиро-Суздальской династии Юрий Владимирович Долгорукий (шестой сын Мономаха) стал на землях своего удела основывать новые крепости и города.
Потом судьба этих городов оказалась совершенно разной, но одно из тогдашних сел, называвшееся Москов, или Кучково, впоследствии обрело славу, сравнимую с Римом и Константинополем. И через четыре века после Юрия Долгорукова Москов – к тому времени уже Москва – со всем основанием стал претендовать на имя Третьего Рима. (Об этом будет рассказано дальше.) А тогда это село стояло на месте одного из поселений кривичей, раскинувшегося, скорее всего, на берегу реки Москвы или же неподалеку от нее.
Наиболее вероятным местонахождением этого села, называвшегося Кучковом, известный историк Иван Егорович Забелин считал район в конце Никольской улицы, чуть севернее Кремля. А где-то на территории современного Кремля стояли и хоромы его хозяина – боярина Степана Ивановича Кучко, из-за чего летописец XII века писал: «Москва рекше Кучкового», то есть «Москва, называвшаяся Кучково».
Правда, некоторые ученые считают, что село Кучково находилось в районе Сретенки, названной так в конце XIV века из-за того, что именно здесь в 1395 году произошло «сретенье», то есть «встреча» чудотворной иконы Владимирской Божьей Матери, одной из наиболее почитаемых в России икон, избавившей Русь от нашествия Тамерлана. В честь «сретенья» этого образа в 1397 году был построен Сретенский монастырь, а чуть позже Сретенские ворота.
И сегодня в Москве существуют Сретенская улица и Сретенский бульвар, сохранилась часть монастыря, в основном разрушенного в 1928–1930 годах. Это собор Сретенья Владимирской иконы Богоматери, построенный в 1679 году.
Имя боярина увековечено в названии Кучково поле, располагавшееся в районе нынешней Лубянки. Кучково поле прилегало к селу Кучково, и через него шла дорога из Москвы во Владимир. Во всяком случае, где бы ни стояло это село, вскоре оно потеряло первоначальное имя и стало называться по имени соседней реки – Москвой. В топонимике часто встречаются гидронимы, то есть названия, происходящие от имени соседних водных объектов – рек, озер, прудов и т. д. Так, по мнению многих ученых, произошло и с Москвой. С течением времени село Кучково потеряло свое главенствующее положение среди нескольких соседних с ним сел – Михайловского, Кудрина, Воронина и др., – и все они стали восприниматься как город Москва, по имени соседней Москвы-реки. И вот здесь-то ученые должны были признать, что слово «Москва» никак нельзя посчитать славянским, ибо еще в 1847 году видный русский этнограф и ученый в области исторической географии Н. И. Надеждин установил, что только на крайнем юго-западе европейской России и в бассейне Днепра находятся сплошь славянские названия рек, но уже от восточного берега Днепра до Волги, Оки и Камы их названия – не славянские, а финно-угорские, так как здесь раньше славян жили финно-угорские племена, в которых имя «ва» означает «вода», а «Моек» или «Москы» все еще требует уяснения. Современные ученые – С. П. Обнорский, Г. А. Ильинский, П. Я. Черных – путем сложных умозаключений отыскивают слово «Москы» в языках вятичей и кривичей, придавая этому слову смысл «топкая, болотистая, мокрая». В. Н. Топоров находит корни названия «Москва» в Верхнем Поднеяровье и Прибалтике. К нему же примыкают и авторы книги «Топонимия Москвы» Г. П. Смолицкая и М. В. Горбаневский.
Наш очередной сюжет будет посвящен Москве, а топонимика, как сказано чуть выше, изучает, в частности, происхождение названий городов, сел, улиц, площадей, церквей, входящих в состав любого большого старинного города.
История названий всех этих объектов топонимики в Москве очень тесно связана с историей России, о чем вы узнаете в заключительном очерке настоящего раздела.
Уже в годы жизни Владимира Мономаха многие русские князья начали проявлять сепаратистские тенденции, все более обособляясь в проведении политики от Великого Киевского князя. Для того чтобы пресечь это, Владимир Мономах строил в разных русских княжествах крепости, гарнизоны которых подчинялись ему и проводили его государственную линию.
Так, среди прочих в 1108 году им был основан город Владимир на Клязьме, ставший форпостом Руси на ее восточных рубежах. А уже после смерти Мономаха первый князь Суздальской земли и родоначальник Владимиро-Суздальской династии Юрий Владимирович Долгорукий (шестой сын Мономаха) стал на землях своего удела основывать новые крепости и города.
Потом судьба этих городов оказалась совершенно разной, но одно из тогдашних сел, называвшееся Москов, или Кучково, впоследствии обрело славу, сравнимую с Римом и Константинополем. И через четыре века после Юрия Долгорукова Москов – к тому времени уже Москва – со всем основанием стал претендовать на имя Третьего Рима. (Об этом будет рассказано дальше.) А тогда это село стояло на месте одного из поселений кривичей, раскинувшегося, скорее всего, на берегу реки Москвы или же неподалеку от нее.
Наиболее вероятным местонахождением этого села, называвшегося Кучковом, известный историк Иван Егорович Забелин считал район в конце Никольской улицы, чуть севернее Кремля. А где-то на территории современного Кремля стояли и хоромы его хозяина – боярина Степана Ивановича Кучко, из-за чего летописец XII века писал: «Москва рекше Кучкового», то есть «Москва, называвшаяся Кучково».
Правда, некоторые ученые считают, что село Кучково находилось в районе Сретенки, названной так в конце XIV века из-за того, что именно здесь в 1395 году произошло «сретенье», то есть «встреча» чудотворной иконы Владимирской Божьей Матери, одной из наиболее почитаемых в России икон, избавившей Русь от нашествия Тамерлана. В честь «сретенья» этого образа в 1397 году был построен Сретенский монастырь, а чуть позже Сретенские ворота.
И сегодня в Москве существуют Сретенская улица и Сретенский бульвар, сохранилась часть монастыря, в основном разрушенного в 1928–1930 годах. Это собор Сретенья Владимирской иконы Богоматери, построенный в 1679 году.
Имя боярина увековечено в названии Кучково поле, располагавшееся в районе нынешней Лубянки. Кучково поле прилегало к селу Кучково, и через него шла дорога из Москвы во Владимир. Во всяком случае, где бы ни стояло это село, вскоре оно потеряло первоначальное имя и стало называться по имени соседней реки – Москвой. В топонимике часто встречаются гидронимы, то есть названия, происходящие от имени соседних водных объектов – рек, озер, прудов и т. д. Так, по мнению многих ученых, произошло и с Москвой. С течением времени село Кучково потеряло свое главенствующее положение среди нескольких соседних с ним сел – Михайловского, Кудрина, Воронина и др., – и все они стали восприниматься как город Москва, по имени соседней Москвы-реки. И вот здесь-то ученые должны были признать, что слово «Москва» никак нельзя посчитать славянским, ибо еще в 1847 году видный русский этнограф и ученый в области исторической географии Н. И. Надеждин установил, что только на крайнем юго-западе европейской России и в бассейне Днепра находятся сплошь славянские названия рек, но уже от восточного берега Днепра до Волги, Оки и Камы их названия – не славянские, а финно-угорские, так как здесь раньше славян жили финно-угорские племена, в которых имя «ва» означает «вода», а «Моек» или «Москы» все еще требует уяснения. Современные ученые – С. П. Обнорский, Г. А. Ильинский, П. Я. Черных – путем сложных умозаключений отыскивают слово «Москы» в языках вятичей и кривичей, придавая этому слову смысл «топкая, болотистая, мокрая». В. Н. Топоров находит корни названия «Москва» в Верхнем Поднеяровье и Прибалтике. К нему же примыкают и авторы книги «Топонимия Москвы» Г. П. Смолицкая и М. В. Горбаневский.