Вольф поднял руку.
   Высокий блондин взглянул на Вольфа, кивнул и вошел обратно в «Саратогу».
   — Ты его знаешь?
   — Я знаю, кто он. И что он. Профессиональная вежливость.
   — Кенфилд? Содержатель игорного дома?
   — Совершенно верно.
   Вольф задумался, потом повернул джойстик и посадил «ишака» возле «Саратоги».
   — Похоже, это центр здешней жизни, — предположил он, — и остановиться здесь безопаснее, чем снимать домик на краю поселка. Иди регистрируйся, а я узнаю, где избавиться от этого зверя.
   — Тогда вопрос, — сказала Кристина, — под какими именами нам записаться?
   — Под собственными, разумеется, — отвечал Вольф. — Мы люди честные, нам скрывать нечего.
* * *
   Комната была просторная, с большой кроватью, мебелью, обожженной паяльной лампой «под старину», и пластмассовыми панелями «под дерево». По стенам висели фотографии древней Земли — плоские, не голографические.
   — Ты не поверишь, сколько эта комната стоит, — сказала Кристина.
   — Почему же, поверю, — отвечал Джошуа. — Единственная гостиница в поселке может устанавливать свои цены. К тому же здесь тепло, сухо и лучше, чем в дешевом борделе. Как раз для человека, у которого денег больше, чем мозгов. Скажем, для шахтера в день зарплаты. Или для вольного изыскателя, которому кажется, что он обнаружил залежь.
   Кристина взглянула скептически, подпрыгнула на кровати.
   — По крайней мере, не скрипит, — согласилась она.
   — Вот и хорошо. Не люблю объявлять на весь свет, чем занимаюсь, — сказал Вольф.
   — Что теперь?
   — Будем молить о помощи.
* * *
   — Открытый ком куда? — спросил длинноносый человечек.
   — Я сам наберу номер, — сказал Вольф.
   — У нас это не разрешается.
   Вольф положил на стойку купюру. Потом вторую.
   — Ладно, — сказал человечек. — Идите в ту кабину. Я переключу на вас управление.
   — Нет, — ответил Вольф. — Вы пойдете прогуляетесь с моей знакомой. Покажите ей достопримечательности Погоста.
   — Это против правил!
   — Знаю, что вы не собирались подслушивать, но я очень и очень скрытен, — сказал Вольф. Еще три кредитки легли на стол. Человечек потрогал их пальцем.
   — На какое время?
   — Ненадолго, — ответил Вольф. — Закончу разговор и позову вас обратно.
* * *
   — Давно я тебя не слышал, — сказал искаженный расстоянием в полгалактики голос.
   — Да все дела.
   — Догадываюсь, — произнес голос. — Уж и не знаю, можно ли с тобой говорить.
   — М-м?
   Некоторое время из кома доносилось лишь гудение звезд.
   — Ладно, — недовольно буркнул голос — Не в моих порядках держаться одной стороны. ФР хочет с тобой побеседовать. Очень сильно хочет. И не как с вольным агентом.
   — Знаю.
   — А знаешь, что они запустили информацию: кто передаст тебя Циско или его присным, получит полное отпущение грехов? Одно хорошо, велено доставить тебя живым.
   — Впервые слышу. И все уже меня ищут?
   — Пока нет. Но рано или поздно кто-нибудь из наших проболтается.
   — Разумеется. Подумываешь, не получить ли награду самому?
   Затрещали электрические разряды.
   — Брось, Вольф, я видел, что бывает с теми, кто захочет тебя прищучить. И вообще, я больше не работник. Просто сижу и связываю людей с потенциальными клиентами.
   — Отлично, — сказал Вольф, — не люблю иметь дела с амбициозными людьми.
   — Чего тебе надо? — спросил голос — И что ты можешь предложить взамен?
   — Мне нужен корабль. Чистый, быстрый, по возможности вооруженный.
   — И сколько ты готов заплатить?
   — Когда получу корабль… сколько скажешь.
   — Когда получишь… брось, Вольф. Когда я выиграю в федеральную лотерею, у меня появятся деньги на билетик. Корабли стоят дорого.
   — Раньше не стоили.
   — Раньше тебя не искала Федеральная Разведка.
   — Ладно, — проворчал Вольф, — попытаю удачи в другом месте.
   — Погоди, — сказал голос, — я не говорил, что не смогу достать тебе корабля. Просто, раз ты не сидишь сейчас на мешке с деньгами, надо придумать другой вид платежа.
   — Вот это я и втолковывал совсем недавно одной приятельнице, — сказал Вольф. — Так сколько на ценнике?
   — Теперь ты говоришь дело, — ответил голос — Погоди, дай я выберу, у меня тут несколько предложений.
   Голос исчез, появился снова.
   — На одной планете чиновник вообразил себя божеством. Мои знакомые хотят подарить ему радость расставания с телом и нового воплощения.
   Вольф набрал в грудь воздуха.
   — Мне выбирать не приходится.
   — Отлично. Это… погоди. Предыдущее отменяется. Есть кое-что гораздо лучше. И через остатки морали переступать не придется. Трупы появятся, когда тебя уже близко не будет.
   — Что за работа?
   — Очень простая. У меня… вернее у моих знакомых, есть посылка. Надо доставить ее на другую планету.
   — В чем закавыка? На курьерскую работу всегда найдутся охотники.
   — Посылка светится. Да и насчет пилота, которому я собираюсь это поручить… остается маленький вопрос. Года два назад он то ли кинул меня, то ли нет. Вот я и хочу отправить с ним кого-нибудь надежного. Да, и публика, с которой придется работать, тоже не сахар.
   — Выкладывай.
   — Отлично. Некто на планете А хочет отправить десять килограммов радиоактивного вещества на историческую родину, чтобы группа, называющая себя Борцами за Свободу, могла смастерить бомбочку.
   Треск разрядов.
   — Ну как?
   — Берусь.
   — Молодец. Полагаю, у тебя будут особые распоряжения насчет того, как тебя забирать. Ты ведь никому не доверяешь.
   — Верно.
   — Рад, что мы снова работаем вместе, Джошуа.
* * *
   Вольф впустил носатого человечка обратно в контору. Тот бросился к своему столу, словно бурундук — к норке с запасами. Джошуа поискал глазами Кристину: она стояла в конце улицы и разговаривала с веселым, среднего роста мужчиной. У него была аккуратно подстриженная бородка.
   — Джошуа, это пастор… я правильно сказала, пастор, да?.. Стаутенберг. Джошуа Вольф.
   — Очень приятно, — пробормотал Вольф. — Я не так часто встречаю проповедников.
   — Мы — вымирающее племя, — согласился Стаутенберг. — Теперешним людям христианство кажется слишком медлительным и старомодным.
   Вольф не стал спорить.
   — Пастор Стаутенберг… Тони… рассказывал мне историю Погоста.
   — Всю ее можно изложить достаточно коротко, — сказал Стаутенберг. — Ищи руду, копай руду, трать деньги, чтобы придумать новые грехи.
   — И кому-нибудь удавалось? — спросил Вольф. — Я насчет новых грехов.
   — На моей памяти — нет, — отвечал проповедник. — Однако они вполне довольны повторением старых.
   — И далеко вы продвинулись?
   Стаутенберг пожал плечами:
   — Я не надеюсь обратить весь поселок, но мне кажется, с каждой неделей на моих службах собирается все больше народу. — Он улыбнулся. — Мы живем по земной семидневной неделе, двадцать четыре часа в сутках, и я отказываюсь верить, будто моя паства растет исключительно потому, что в воскресенье утром больше негде бесплатно посидеть в тишине.
   — Какой он, этот поселок? — спросила Кристина.
   — На самом деле? Население — семьсот — тысяча человек, вся работа так или иначе связана с рудниками. Разведано с пяток крупных стеллитовых жил. Почти все, кроме меня, в хорошую погоду бродят по горам, ищут еще, и шансы на успех довольно велики. Похоже, большинство считает, что богатство или под ногами, или сразу за углом, так почему бы не спустить его самым привычным способом. Я не назову Погост любимой вотчиной сатаны, не настолько мы велики и не настолько разложились… однако многие стремятся, чтобы он заслужил такое прозвание.
   Стаутенберг указал подбородком:
   — Вот один из самых ретивых.
   Вольф обернулся. К ним шел Кенфилд. Шагов на десять от него отставали злобного вида бритоголовый верзила и среднего роста человек во всем сером. У обоих на поясе висели кобуры. Вольф с любопытством отметил, что бластеры — тяжелые, состоящие на вооружении у федеральной армии.
   — Доброе утро, святой отец, — воскликнул Кенфилд. — Кто ваши друзья?
   Джошуа представил себя и Кристину.
   — Боюсь, бессмысленно напоминать, — сказал Стаутенберг, — что я простой проповедник и ваше обращение мне не подходит.
   — Извините… святой отец. Все время из головы вылетает. — Кенфилд взглянул на Вольфа. — Значит, вы остановились в моем заведении… и говорите с представителем другой стороны. Пытаетесь подстелить соломки, мистер Вольф?
   — Нет, — отвечал Джошуа. — Я давно понял, куда мне дорога.
   — И куда же?
   Джошуа ухмыльнулся. Кенфилд растерялся, но тоже ответил улыбкой.
   — Собираетесь осесть в наших краях? — спросил он.
   — Нет, мы проездом.
   — А, — сказал Кенфилд. — Ну, хорошо вам у нас погостить.
   Он кивнул Кристине и пошел прочь.
   — Интересно, поймет ли он когда-нибудь, что все мы здесь — только проездом, — мягко произнес Стаутенберг.
   — Вероятно, нет, — сказал Джошуа. — Такие, как он, слишком серьезно воспринимают километровые столбы.
* * *
   Они заканчивали обедать, когда из соседнего игорного зала донеслись крики. Кристина обернулась, Джошуа смотрел краем глаза, притворяясь, что ему все равно.
   Кричали: «Шулер поганый… обманщик… чертов подонок», затем трое потащили к выходу четвертого. Один — в зеленой кепочке — был крупье, другие двое — бритоголовый и серый — спутники Кенфилда. На том, кого они волокли, были большие горняцкие ботинки, чистые, залатанные рубаха и штаны.
   В дверях шахтер вырвался и набросился на крупье. Серый повалил его ударом сзади, детина несколько раз пнул ногой. При этом он широко улыбался.
   — Джошуа! Сделай что-нибудь! — прошептала Кристина.
   — Нет. Сейчас не время заниматься благотворительностью.
   Верзила обошел шахтера, старательно прицелился и с размаху двинул ботинком в голову. Удар прозвучал глухо, словно череп был уже сломан.
   Двое других подобрали неподвижное тело, распахнули дверь и выбросили шахтера на улицу.
   Детина вразвалку прошел по комнате, глядя на едоков. Все опускали глаза.
   Он остановился рядом с Вольфом и Кристиной. Джошуа заметил, что рука Кристины метнулась за пазуху, к пистолету.
   Вольф спокойно смотрел на бритого. Тот заморгал, отвел глаза и вернулся в казино. Двое спутников последовали за ним.
   — Плохая планировка, — сказал Вольф, беря меню, чтобы выбрать десерт.
   — Что-что?
   — В хорошем притоне должен быть черный выход, — отвечал он.
   Кристина сказала, что у нее пропал аппетит, и Вольф потребовал счет. Они вышли.
   — Погоди, — сказал Вольф. — Давай заглянем в соседнюю комнату.
   Кристина хотела было возразить, потом сжала губы и пошла за ним.
   Вдоль стены тянулись игральные автоматы, на нескольких столах лежали кости, за другими, покрытыми зеленым сукном, ждали игроки: у всех были фальшивые улыбки и длинные, подвижные пальцы. Кенфилд облокотился о стойку бара в дальнем конце комнаты. Он увидел Вольфа, подошел.
   — Странно, что вы не заглянули раньше, — сказал он.
   — Боюсь, вы во мне ошиблись, — отвечал Джошуа. — Я не играю.
   Кенфилд удивился, но постарался не подать виду.
   — А ваша дама?
   — Она пробовала как-то, но устала все время выигрывать, — сказал Вольф.
   Кенфилд холодно улыбнулся, кивнул и вернулся к стойке.
* * *
   — Боюсь, я употребил неправильное слово, — пробормотал Вольф. — То, что происходит за этими столами, нельзя назвать игрой.
   — Я немного на тебя сержусь, — сказала Кристина.
   — Знаю, — отвечал Джошуа. — Но у нас достаточно своих проблем, мы не можем заниматься еще и чужими. И потом, кенфилды сами себя уничтожают.
   Кристина легла в постель, погасила лампу и повернулась спиной к Джошуа.
* * *
   Вольф уже оделся; когда Кристина проснулась.
   — Джошуа, — сказала она мягко. — Я была вчера не права. У нас действительно хватает своих забот. Не сердись на меня.
   Вольф сел на кровать.
   — Забавно. Я только что хотел извиниться перед тобой за вчерашнее. И я никогда на тебя не сержусь. — Он поцеловал ее. — Просто мне надо кое с кем поговорить. Я подумал, нам нужно найти себе какое-нибудь занятие, пока не придет корабль. Встретимся за ланчем.
   Он снова поцеловал ее. Кристина скинула одеяло.
   — Не делай этого, — сказал Вольф, — или я никуда не уйду.
   — Это будет дурно? — спросила она вкрадчиво.
   — Я уже говорил, что отказываюсь вступать в богословские споры.
* * *
   Вольф позвонил в комнату, спросил Кристину, не спустится ли она к нему в ресторан.
   Когда она шла по коридору, ее перехватил Кенфилд.
   — Миссис Вольф…
   — Просто Кристина, — отвечала она.
   — Кристина. Я хотел убедиться, что я… или кто-нибудь еще в «Саратоге» не обидели чем-нибудь вас или вашего друга.
   — С чего вы взяли, будто мы сердимся? — сказала Кристина и поняла, что практически повторила утренние слова Вольфа. Ей стало забавно.
   — Ну, мне кажется, я угадал в вашем друге человека азартного, и мне странно, что он отклонил предложение посидеть за нашими столами. Я хотел убедиться, что здесь нет нашей вины.
   — Разумеется, мистер Кенфилд. Может быть, мистер Вольф просто не уверен, что вам по карману его ставки.
   Кенфилд вспыхнул, открыл рот. Кристина поклонилась и прошла в ресторан.
   Вольф встал, поцеловал ее, отодвинул для нее стул.
   — Вижу, ты болтала с Кенфиддом.
   — Да. Он интересовался, не дуемся ли мы на него.
   — Дуемся? Нет, не дуемся, — сказал Джошуа. — Он огорчен, потому что мы не попались на его обираловку?
   — Это значит — нечестная игра?
   — Угу.
   — Ну, так вот…
   Кристина рассказала, что ответила Кенфилду. Джошуа хохотнул.
   — Ловко ты его поддела! Кстати, мне рассказали, что Кенфилд владеет не только «Саратогой», но и остальными тремя игорными домами. Твой друг Тони прав — он душу дьяволу продаст, чтобы стать хозяином поселка. Похоже, ему принадлежит доля в нескольких борделях, а также многие участки вокруг Погоста. Он скупает высокопробный стеллит примерно за тридцать пять процентов рыночной стоимости. В пробирной конторе дают шестьдесят, зато Кенфилд не спрашивает, откуда взялся металл.
   — Что такое стеллит? — спросила Кристина.
   — Занятный металл, — сказал Вольф. — Красивый. В природном виде — розовато-сиреневый. Под влиянием высоких температур приобретает еще десяток оттенков. Не бьется, не окисляется, не портится от времени, очень легкий, поэтому его используют для управления двигателями звездной тяги, в других тонких механизмах, которые должны выдерживать высокое давление. В обработанном виде становится ювелирным изделием. Запредельно дорогой. Ты, милая, росла вдалеке от света. Если бы ты видела голографии богатых прожигателей жизни, то знала бы стеллитовые побрякушки.
   — Меня никогда не интересовало, что болтается на богачах, — ответила Кристина. — Так, значит, Кенфилд заправляет в поселке?
   — Пока не совсем, — сказал Вольф. — Чтобы назвать поселок своим, он должен заполучить еще пару штолен. Но он к этому идет. А теперь давай есть, у меня после ленча встреча.
   — Можно с тобой?
   — Извини. Я очень тебя люблю. Просто не хочу тащить в такую грязь. Я имею в виду буквальную. Что стряслось?
   Кристина смотрела на него широко открытыми глазами.
   — Ты никогда раньше не употреблял слова «любовь».
   Джошуа взглянул прямо на нее и отвел глаза, делая вид, что читает меню.
   — Ты права, — сказал он через некоторое время. — Не употреблял.
* * *
   Вольф свернул с центральной улицы на поперечную колею, ведущую к одной из штолен. Он делал вид, что не замечает идущего за ним невысокого человека в сером костюме.
   Вокруг выработки не было ни ограды, ни охраны. Вольф направился к устью. Шахтер в белой каске его заметил.
   — Эй!
   Вольф подошел.
   — Чего ищете?
   — Человека по фамилии Нектан.
   — Он под землей. Меня зовут Редрут, я начальник участка. Чужим тут делать нечего. И уж тем более я не пушу вас вниз. Слишком опасно.
   — А что бывает, когда приходит хозяин?
   — А?
   — Разве у него нет друзей? Разве они не ходят смотреть, откуда берется его богатство?
   — Это другое дело!
   Вольф протянул купюру:
   — Считайте меня другом.
   Редрут задумался, помотал головой:
   — Нет. Очень опасно.
   На первую купюру легла вторая, затем третья.
   — Если убьешься, пеняй на себя.
   — Если так случится, можешь затолкать меня в забой, обрушить кровлю и сказать, что никогда меня не видел, — посоветовал Джошуа.
   Редрут ухмыльнулся.
   — Каску и наушники возьмешь у ламповщика вон в том сарайчике. Подъемник ездит раз в двадцать минут.
   Джошуа кивнул.
* * *
   Человек в сером смотрел издалека.
   Подъемник взмыл к высокой кровле. Оператор откинулся на спинку сиденья.
   — Не бывали раньше в работающей шахте?
   — В стеллитовой — нет. Да и в такой большой — тоже.
   — Хорошая шахта, — сказал оператор. — Леса на планете нет, крепи ставят металлические, так что тут безопасно.
   Внизу прогрохотали вагонетки. Ими управлял оператор на грависанях. Два аппарата едва не столкнулись в воздухе.
   — А сейчас — самое интересное! — крикнул оператор.
   Грависани ухнули в абсолютно вертикальную шахту. У Вольфа все в животе перевернулось.
   — Мы соревнуемся — кто спустится быстрее! — заорал оператор. На панель управления он даже не глядел.
   — Желаю проиграть! — отвечал Вольф.
   — Чего?!
   — Не важно!
   Оператор двинул рычаг вперед. Сани остановились. Вольфа замутило еще сильнее. Вокруг гудели механизмы.
   «Дыши… дыши…»
   — Здорово! — прокричал Вольф.
   — А вы молодец, мистер. Обычный посетитель после такого полчаса блюет.
   — В прошлой жизни я был оператором на американских горках, — сказал Вольф.
   — Чего?
   — Не важно.
   Сани проплыли по горизонтальной выработке, такой же высокой, как и ярусом выше. Вокруг ревели машины. Кое-где Джошуа примечал людей с управляющими панелями — вроде клавиатур — на шеях. Оператор посадил сани у круто уходящего вверх штрека.
   — Иди вверх до забоя! — крикнул он. — Нектан, наверное, там. Я здесь подожду. Внутрь не полезу — у меня клаустрофобия.
* * *
   Почти всю ширину штрека занимала конвейерная лента, на которой подпрыгивали куски породы. Было жарко, пахло машинным маслом и озоном.
   Даже сквозь наушники Вольф слышал душераздирающий скрежет.
   На дальнем конце конвейера находилась приземистая машина с прозрачной будкой оператора на боку.
   На мгновение визг прекратился, машина сдвинулась на дюйм или два вперед и снова принялась вгрызаться в скалу. Вольф влез на корпус, осторожно добрался до кабины, выждал, пока скрежет прекратится, и ударил кулаком по стеклу.
   Чумазый оператор обернулся, удивленно раскрыл глаза, выключил мотор. Потом открыл дверцу и рукой показал гостю, чтобы тот входил.
   Рядом с местом оператора имелось крохотное сиденьице. Вольф плюхнулся на него. Чумазый закрыл дверь, наступила почти полная тишина.
   Шахтер взглянул на Вольфа, ухмыльнулся.
   — Небо и земля, верно? Да и воздух здесь настоящий.
   Вольф кивнул.
   — Кто ты такой?
   — Джошуа Вольф.
   — У тебя ко мне дело?
   — Да, мистер Нектан. Я хотел поговорить о том, как вы разрешили некоему Кенфилду вложить средства в ваш участок.
   Нектан покачал головой:
   — Нет, нет. Я хорошо усвоил урок. Нет нужды повторять.
   — Двойной перелом левой руки, — сказал Джошуа. — Выбита почти половина зубов. Четыре ребра сломаны.
   — И до сих пор просыпаюсь по ночам, — добавил Нектан. — Так что зря вы беспокоитесь. Скажите Кенфилду, я ничего не выболтаю, я — человек слова.
   Вольф посмотрел на Нектана. Тот явно начинал кипятиться. Потом еще раз глянул Вольфу в лицо. Гнев пошел на убыль.
   Вольф дышал медленно, размеренно.
   — Кто вы… я хотел сказать, за кого вы?
   — За самого себя, — отвечал Вольф. — Собираю занятные факты. Иногда пускаю их в ход.
   — Отец всегда говорил, что я дураком родился, дураком и помру, — проворчал Нектан. — Ладно. Спросили, так слушайте. И отвечаю я вам только потому, что надеюсь: и на Кенфилда рано или поздно найдется управа.
* * *
   Вольф вышел из шахты и направился в сторону Погоста. Человек в сером двинулся за ним.
   Дорога шла вниз, петляя между отвалами.
   На этой высоте было уже холодно. Человек в сером поднял воротник и прибавил шаг.
   Он вышел из-за поворота, увидел впереди пустую дорогу, чертыхнулся. Видимо, Вольф пустился бегом.
   Человек в сером потрусил дальше. За спиной у него раздался металлический щелчок. Он остановился так резко, что чуть не упал, и медленно поднял руки.
   — Молодец, — похвалил Джошуа. — Я так и думал, что ты узнаешь щелчок предохранителя.
   Он подошел к человеку в сером костюме, вытащил у того пистолет.
   — Хорошая игрушка, — сказал Вольф. — «Андерсон-варипорт». Все как у взрослых. А теперь давай-ка отойдем в сторонку. Поговорить надо.
* * *
   — Ну, как ты тут без меня развлекалась? — весело спросил Джошуа.
   — Пошла погулять, — ответила Кристина, — и встретила Тони… пастора Стаутенберга.
   — Ох-хо, — сказал Джошуа. — Осторожней с этими попами. Сперва вы вместе молитесь, потом… потом им приходят в голову странные мысли… о женитьбе, например. Смотри в оба.
   — Смотрю, не психуй. Он шел собирать деньги…
   — Выпрашивать.
   — Хорошо, выпрашивать. Я спросила, можно ли пойти с ним. Он сказал, что ему придется заходить в бары, где меня могут неправильно понять. Я ответила, что сумею разобраться, и мы пошли.
   — Ну и как?
   Кристина покраснела.
   — Хорошо.
   — Что значит хорошо?
   Кристина отвернулась. Щеки ее пылали.
   — Семьсот девяносто семь кредитов.
   — Боже милостивый.
   — Шесть предложений руки и сердца, семь — нескромного характера. Хозяйка борделя спросила, не ищу ли я работу.
   — Богатое утро. Похоже, ты отыскала свой настоящий дом.
   — Тони сказал, что не рассчитывал и на пятьдесят кредитов.
   — Тебе воздастся.
   Кристина заметила, что у Вольфа пистолет не тот, маленький, который он всегда незаметно носил на поясе, но большой, армейский, в армейской же кобуре.
   — Что это значит? Мы ждем неприятностей?
   — Я всегда жду неприятностей. Решил, что нечего особенно скрытничать, а сегодня вот повстречал человека, который захотел подарить мне бластер.
   — Куда ты ходил?
   — Болтал с одним шахтером. Увлекательнейшая работа. Наймусь на нее в тот же день, как пекло покроется инеем.
   — Насчет Кенфилда?
   — Насчет Кенфилда. А потом перемолвился парой слов с одним из его людей — очаровашкой в сером, который вчера помогал здешнему вышибале. Он сказал, что его зовут Саратов. Кстати, бритый предпочитает именоваться Боровом. Замечательный народ, доложу я тебе.
   — Джошуа, что ты затеял? И для чего?
   — Мне скучно, — сказал Вольф. — А мистер Кенфилд меня раздражает.
   — Как ты вызвал серого на разговор?
   — Приветливостью и дружелюбием.
   — А что он скажет Кенфидду?
   — Серьезно сомневаюсь, — произнес Вольф, — что он в этой жизни кому-либо что-либо сообщит. Так, есть в этом меню что-нибудь, датированное годом, а не днем недели?
* * *
   Кристина проснулась от шлепанья босых подошв и увидела, что Вольф, голый, стоит у открытого окна с пистолетом в руке.
   Она машинально спрыгнула за кровать и выставила бластер.
   — Я слышал выстрелы, — сказал Вольф. — Два подряд.
   Он осторожно выглянул в окно.
   — Свет, примерно за квартал отсюда, — объявил Джошуа. — Значит, другие тоже слышали.
   Он включил лампу и начал одеваться.
   — Куда ты собираешься?
   — Лезть не в свои дела.
   — Зачем?
   — Чтоб оправдаться в твоих глазах.
   Не успела Кристина решить, смеяться ей или пугаться, как Вольф уже натянул сапоги, куртку и стоял в дверях, пристегивая кобуру.
   — Хочешь — пошли со мной. Думаю, это окажется занятно. Похоже, каша заварилась раньше, чем я поставил ее на огонь.
* * *
   Через десять минут Кристина, одетая, вышла вместе с Вольфом на улицу. Туда уже высыпала половина Погоста. Все толпились вокруг маленького домика в полушаге от главной улицы. Дверь была открыта настежь. В то мгновение, когда Вольф и Кристина подошли, двое вытащили на улицу третьего. Голова его моталась из стороны в сторону.
   Он бормотал:
   — Не надо… я не виноват… перебрал вчера малек… разозлился на Рафа… решил, просплюсь — пройдет… открываю глаза, а он мертвый…
   — Запереть его в пробирной! — заорал кто-то из толпы.
   — А чего время терять?! — крикнул другой. — Он застрелил Рафа! Прикончить его на месте!
   Толпа согласно загудела, но двое, державшие третьего, пробились через толпу. У входа в домик стоял Кенфилд.
   — Успокойтесь, ребята, — крикнул он. — От того, что мы убьем Стедмана, Дельваль не воскреснет. Пошли. Выпивка за мой счет! Давайте хорошенько помянем старину Рафа!
   Толпа разразилась одобрительными воплями. Все повалили к «Саратоге».
   Вольф подошел к Кенфилду, спросил что-то. Кенфилд нахмурился, буркнул сердито. Вольф ждал. Кенфилд скривился, потом кивнул. Вольф вошел в дом.
   Кенфилд поспешил за толпой, Кристина пошла за Вольфом.
   У самого входа лежало тело. Рядом стоял докторский чемоданчик. Хозяин чемоданчика склонился над трупом. Кроме него, в домике было трое непрошеных помощников.
   — Один выстрел. Попал Дельвалю точно в грудь. Смерть наступила почти мгновенно. — Врач прищелкнул языком. — И как это Стедман не промазал? Ведь в стельку же был пьян.