Хозяева деликатно уединились на кухне, только пару раз вежливо (от Резаного я такой вежливости и не ожидал) осведомились: не подать ли нам чего.
   А я себе проигрывал!.. Единственный раз в жизни самозабвенно, с удовольствием проигрывал чужие деньги. Большие деньги. И хорошему человеку.
   Освобожденные от профессиональных, обязательных в игре проблем, мысли блуждали по отвлеченным темам. Думалось, например, о том, чем же может быть уникально это место?.. Если взять и снова (в который раз) попробовать отбросить мистику... И почему именно мы, четверо, не подвластны ей. Приятно, конечно, объяснить свою стойкость каким-нибудь защитным полем... А если все-таки не оно... Что у нас, четверых, общего?.. Мастерство? Нет. Попадались и другие, искусные исполнители. Манера держаться за столом?..
   Вдруг с неприятным удивлением понял, что эти двое – и Резаный, и Бегемотик – видят (хоть не появляются почти), что я проигрываю... Проигрываю их деньги. И хоть бы хны... Довольны даже, улыбаются. Не особо задержался на этом удивлении, считают, наверное, что до поры до времени.
   Так на чем я остановился?.. На манере держаться за столом... Стоп! Не держаться – держать. И не себя – карты. Вдруг вспомнил урок Маэстро: «Карты следует держать так, чтобы видел их не просто только ты, но и только одним глазом». Он приучил меня к технике держания – карты почти полностью скрыты в ладони, при этом вторая ладонь совсем уже перекрывает первую, оставляя маленькое отверстие-глазок для просмотра. Неприятная, хлопотливая техника. Пока к ней не привыкнешь. И Чуб, и Мотя держат карты так же. А все остальные?.. Ну, за всех не знаю, но те, кого знаю, этой техникой не пользуются, держат по-людски – главное, чтобы сопернику и окружающим видно не было. Горячо... Но ведь и об этом задумывались, и не раз. Нет за спиной ни зеркала, ни шкафов подозрительных, и стены – чистые. Хата эта к тому же угловая, две стены – на улицу. Бред.
   Обнаружил, что разглядываю елку. Конечно, игрушки отсвечивают: теоретически можно использовать как зеркало... Но елка – только на Новый год... Кстати, почему ее до сих пор не убрали? Столько времени перестояла. И не сыплется... Гирлянды эти на нервы действуют...
   И тут началось!.. Я совсем забыл про обещанный сюрприз. Ведь он был припасен как раз на случай неудачного выступления. Пожалуй, выступление уже можно было назвать неудачным...
   Сюрпризом оказалась... Тала. Та самая отвергнутая мной проститутка. Она выплыла со стороны кухни и была выряжена в серьги и медальон. Только в них. Все произошло стремительно. Настолько, что не произвело эротизирующего эффекта. Тала, не глядя на меня, плавно и быстро приблизилась к растерявшемуся Саше. Положила одну руку ему на плечо, другой небрежным жестом отодвинула лежащие на столе деньги. Громко, как актриса самодеятельного театра, произнесла:
   – Я согласна, чтобы ты получил меня в виде проигрыша!..
   Я видел, что Саша на подобный расчет не согласен, но не успел это доосмыслить...
   Я понял. Понял, что не устраивало меня в елке, в гирляндах. От елки на кухню тянулся необычный провод. Телевизионный кабель...
   – Саня! Атас! – почему-то заорал я и глупо повалил Сашу на пол, словно спасал от неизбежной, уже выпущенной пули.
   Дальше – стремительнее. Тала без крика подалась в прихожую. Я, оставив Сашу на полу, ломанулся на кухню. Как бы не так! Дверь подпирали изнутри. Когда мы на пару таки вышибли ее, в кухне оказался только Бегемотик, нисколько не испуганный, злорадный. Окно, как в киношном боевике, было распахнуто. В сердцах я «вложился» в нахальную курчавую физиономию. Бегемотик полетел в угол, под окно. Меня подмывало продолжить. Саша не дал. Он был удивительно спокоен, собран. Только цепко, серьезно стрелял глазами по сторонам.
   В кухонном столе мы обнаружили видеомагнитофон. По тем временам – диковинку. Без кассеты, конечно. На елке среди игрушек была пристроена миниатюрная видеокамера. Таких теперь полно. Рекомендуют использовать вместо дверного глазка. Тогда она показалась нам шпионской аппаратурой.
   Талу мы больше не видели; из прихожей, накинув на голое тело шубку, подалась от греха подальше.
   Бегемотик был циничен и откровенен. Кассета, на которой Саша и выигрыш в виде обнаженной девушки, у них. Саша – выиграл, я – проиграл. Кто угодно подтвердит, что мы с ней встречались; те же официантки в ресторане. Чего хотят от Саши? Чтобы он отмазал подследственного. Кого именно? Племянника Бегемота, ну да – взятого за попытку изнасилования... дочери Рыжего. Вот такое совпадение... Не совпадение. Меня выбрали потому, чтобы «замазать» в этом деле, чтобы не слишком гонорился. В будущем. А с Рыжим?.. С его людьми?.. Все равно и Рыжий, и я – во врагах. Какая уж тут разница...
   ...Саша отмазал племяша... Но лучше бы он этого не делал. Рыжий лично собственноручно отбил гаденышу орудие преступления. И сжег пол-лица кислотой.
   Саша через несколько месяцев уволился, но все так же посещал клуб.
   Я думал о том, что мне повезло тогда: вовремя спохватился. Тошно было бы знать, что он держит меня за подонка.
   Секрет хаты был раскрыт. Бегемотик с Резаным и раньше пользовались камерой, только прятали ее в другом месте, среди книг. Пока Резаный играл, Бегемотик на кухне считывал с экрана заурядного «Шилялиса» информацию. «Маяки» слал с помощью более простого устройства. (О нем позже, в другой главе.)
   Бегемотик потерялся. Не уехал, но получил бойкот в нашем мире.
   Резаный остался уважаем. Может быть, даже более, чем раньше.
   Недавно встретил его. Занимается нынче продажей вертолетов, танков и подводных лодок. Передал прайс-лист. Я не купил. Если очень понадобится чтонибудь из этого товара, возьму в другом месте.



Глава 3. О мастерстве


   Частенько приятели, из некартежников, уговорив развлечь их шулерским трюком, изумляются:
   – Фокусник!
   Причем полагают, что для меня восклицание – комплимент.
   Мастерство фокусника, манипулирующего картами, и профессионализм карточного шулера – две большие разницы. У фокусника задача – выступить, произвести трюком эффект, у картежника – сделать выступление по возможности неприметным.
   Конечно, и фокуснику и «катале» есть чему поучиться друг у друга. Игроку у фокусника – отточенной технике, фокуснику у игрока – знанию психологии одурачиваемых и крепости нервов. Своих, разумеется. Ошибка в работе фокусника – чревата свистом в зале и в худшем случае снижением гонорара. Ошибка шулера может стоить жизни.
   Что есть мастерство «каталы»?.. Начинающие считают, что достаточно отшлифовать некоторое (желательно побольше) количество «примочек», не побояться применить их в игре, и успех обеспечен.
   Если бы все было так просто... Конечно, арсенал «примочек» имеет большое значение, и над расширением его постоянно следует работать, но владение им чаще всего необходимо для того, чтобы не дать себя провести. Удивятся горячие «многоумеющие» специалисты, если узнают, что шулера-авторитеты чаще всего используют в работе два-три фирменных трюка. Что наверху, где все – исполнители, большинство трюков не проходит.
   И тут большое значение имеет индивидуальность.
   Мотя... Я не видел ни одного уникального приема в его исполнении. Конечно, он знал многое, но не применял. Не знаю, почему... Скорее всего опасался за репутацию, а может, действительно не владел в совершенстве. Но играл на самом высоком уровне. За счет чего? Об этом до сих пор спорят. Но кто ж ответит... Есть подозрение (подтвержденное экспериментами): за счет редкой – цирковой даже! – зрительной памяти. Достаточно было дважды раздать колоду, чтобы он по малейшим дефектам, возникшим на картах за эти две сдачи, мог видеть расклад. Поди, поборись с ним. Поблефуй. Особенно в покер.
   Чуб брал высочайшей техникой игры и незначительными, но при этой технике все решающими мини-секретами. Но был способен и на дерзкий, ударный трюк.
   Маэстро. Феноменальная дерзость на базе феноменальной техники. И феноменальный, нескончаемый арсенал.
   С ростовскими залетными долгое время не могли справиться. Те несколько сезонов «кормились», наши не могли понять, что «кушают». Потом раскусили: «на перстнях» играли. Внутренняя поверхность выровнена и отполирована. Масти отражаются, как в зеркале.
   Вариацию этой идеи использовал Махмуд. На стол небрежно бросалась блестящая зажигалка. Когда над ней проносили карту, мелькала масть.
   Говорить о мастерстве коллег – значит в какой-то степени раскрывать их секреты... С этим надо поосторожнее.
   Я считался представителем школы Маэстро. Предполагающей всестороннее обследование клиента. В игре следовало как можно скорее определить, что с большим успехом «кушает» фраер, этим его и «кормить». Конечно, сначала желательно выждать, понять, чем попытается «накормить» он. Но и активный метод приемлем. Главное – следить за реакцией и не ошибиться насчет его прикрытия.
   Оглядываясь на прошлое, удивляюсь: за все время профессиональной деятельности случился только один прокол. Играл со Щербатым (тоже «катала»; когда не было фраеров, баловались между собой) на пляже пластиковыми картами. И вдруг три карты выстреливаются с моей стороны, падают на топчан. Щербатый аж подпрыгнул.
   – Ладно, – говорю, – не дергайся. Доставай и свою, лишнюю.
   Зарделся, сказал:
   – Ну тебя в пень... – И, бросив «лишак» на мои три, прекратил игру.
   Как-то обходилось.
   Помню, когда только начинал, рассказывали легенды. Например, о том, как заезжие гастролеры чудили в парке. Играли в преферанс в двух соседних компаниях. И вдруг один обернулся и заметил играющему по соседству за спиной приятелю:
   – Ты ошибся. – И продолжил игру. По звуку, по шелесту тасовки услышал, что друг делает не то.
   Тогда рассказ завораживал, казался слишком невероятным.
   На самом-то деле для профессионала – это семечки. Через два года на пляже в процессе обучения друга и партнера Шурика я повторил этот фокус. Играли на пляже, и он тоже сидел спиной. Слышу: ошибся. Вполоборота поворачиваюсь, делаю замечание:
   – Еще две сверху.
   И ни Шурик, ни я не удивились. Потом вспомнили, посмеялись.
   Или – другая легенда. Говорили: есть исполнитель; карты со стола сгребает, помнит, как они ложатся в колоде, врезает ровненько одну в одну. После каждой врезки представляет, как карты перераспределяются. После того как колоду срезает и раздает, по своим картам знает, как разлеглись остальные.
   Освоил этот трюк, хотя исполнял не так искусно, прозаичней. Один из сообщников-дольщиков, кандидат-математик, вывел формулы на основные игры. Но при сборе колоды приходилось следить за расположением не всех, только нужных карт. И врезать приходилось одну в одну. И «вольт» исполнять, передергивать, значит. Впрочем, трюк громоздкий, чаще всего ненужный. Другие – намного удобнее.
   Конечно, каждый профессионал старается изобрести что-то свое. Так сказать, внести лету. Но лепта – это потом. Ни к чему ее обнародовать раньше времени.
   И мне удалось открыть несколько «фирменных» рецептов. Не беда, что некоторые из них оказались «изобретенным велосипедом». Послужили исправно, как новенькие.
   Например, возникла проблема с «маяками». В игре с залетными использовали, конечно, «маяки», всем своим известные, классические. Но и со своими случалось играть, с теми, кто в курсе классики. Приходилось придумывать нечто новенькое (изящную систему изобрели: сразу после сдачи карт – все запросы, весь расклад у сообщника, как на ладони). Но и новенькое скоро расшифровывалось. Свои – не подарок.
   И вот внедрили новинку, которую – были уверены – раскусят не скоро. Использовали технические средства. В прямом смысле – «радиомаяки». Особо не мудрили: устройство взяли из радиоуправляемой модели-самолета – в «Юном технике» продавалась. Приемное устройство один из наших (во Дворце пионеров когда-то кружок посещал) оформил в виде миниатюрной катушки, в которой находился подвижный заостренный сердечник. При получении сигнала сердечник выдвигался. Устройство крепилось пластырем либо под мышкой, либо в области бедра, там, где карман. (Мне и еще одному из наших крепление под мышкой не нравилось. Щекотно.)
   Случались накладки: ложные сигналы. Технарь наш пояснил: закономерные неприятности. То грозовые разряды поблизости. То в линии электропередачи – неполадки. (Из-за этих неприятностей я однажды на «мизере» шестью взятками обогатился.)
   Но и эта система долго в секрете не продержалась.
   Так-то по игре ее вычислить невозможно, но четверо допущенных к секрету – слишком много. Именно эту, нами изобретенную систему, и использовали в своей мистической квартире Бегемотик с Резаным. В качестве обратной связи.
   Целое направление в работе профессионалов – специальная подготовка колоды. Направление, уже достаточно развитое предшественниками, но – нескончаемое, дающее возможность для полета фантазии.
   Признаюсь: в этом жанре особые озарения меня не посещали. Как-то скоро клиенты приучили к тому, что колода, мной принесенная, к игре не допускается. (Неважно, что упакованная... Мало ли было случаев, когда клиент сам покупал в магазине карты, уже препарированные, готовые к употреблению против него).
   С другой стороны, эти их капризы вынудили развиваться в ином направлении: по ходу игры доводить до ума колоды чужие.
   И конечно, каждый профессионал должен иметь свой коронный трюк. Трюк на «черный день».
   (Своей заначкой я почти не пользовался. Хотя она давала стопроцентную(!) гарантию победы в одной партии в деберц. Только в одной партии. С каждым клиентом, разумеется.)
   Но никогда не следует обольщаться, что знаешь все. Это – невозможно. А значит, на любого исполнителя всегда найдется другой исполнитель, более изощренный.
   И главное, мастерство картежника – это весь его образ, умение себя подать, знание законов, устава профессии, право ощущать себя гражданином мира карт.
   Если приводить в пример чей-то образ, то стоит выбрать Маэстро. Может быть, это не совсем верно – Маэстро был не только картежником, но я знал его лучше других и к тому же смежные специальности не портили, скорее дополняли его как шулера.
   Итак, Маэстро...
   В том самом парке, где однажды утром обнаружили повешенного, проходила известная престижная встреча Маэстро с азербайджанцем.
   В городе объявился качественный азербайджанский шулер. Вообще-то это нахальство – заявляться с гастролями в Одессу. Но с этим никак не могли управиться: многих наших пообыгрывал.
   Отыскали на него Маэстро. Играли в парке. В «триньку», один на один. Вокруг – гвардия секундантов: одесских исполнителей с десяток, но и азеров не меньше. С иностранцами в такой ситуации бороться сложно, лопочут по-ихнему, конечно же, и по игре своему помогают, кольцо вокруг – от всех глаз не убережешься.
   Маэстро играл на «лишаке» – лишней карте, трюк сложный, нахальный. Особенно когда играешь с профессионалом.
   Один из сбоку стоящих умудрился углядеть у Маэстро лишнюю карту. Бросил «маяк» своему, по-азербайджански, конечно.
   Играли долго, добавляли и добавляли в банк. По правилам, если у противника лишняя карта, банк весь забирается обнаружившим излишек. Долго играли, гастролер на банк изошел, да и Маэстро крепко опустел.
   – Смотрю, – цепко, усмешливо наблюдая за Маэстро, сообщил азербайджанец.
   Погорячился с усмешкой: когда тот зоркий помощничек еще только воздухом запасся, чтобы подсказать своему, Маэстро уже сосчитал его и мягко так, в своей обаятельной манере предупредил:
   – Поправляю, – поправил лежащий на столе остаток колоды.
   И «лишак» сплавил.
   У Маэстро оказалась «тринька».
   – Лишнюю доставай, – с удовольствием, жестко потребовал азербайджанец.
   – Ты не знаешь, как это делается?.. – усмехнулся уже и Маэстро. Жестко. – Колоду считай.
   Азиат дважды пересчитал карты и, совсем как в боевике импортном, вставил стоящему за спиной подсказчику в живот нож.
   ...На Привозе у входа, в самом зловонном людской мерзостью месте растерянно стоял сельский гражданин. В немыслимых полосатых штанах с мотней у колен, в немыслимом крапчатом пиджаке на вырост, лоснящемся от огородной грязи, в соответствующей костюмному ансамблю кепке набекрень. Растерянно рылся в карманах, искал что-то. Выворачивая, извлекал на свет божий их немыслимое содержимое: грязные тесемки, квитанции базарные многодневные, огрызки бублика, носовой платок, которым, должно быть, обтирал и сапоги. И вдруг – засаленную лохматую колоду карт, и стопку, толстенную стопку разнокалиберных грязных купюр. Извлеченные вещи наивно и доверчиво держал пока в руке.
   – Что, батя, посеял? – сладко посочувствовал возникший подле гражданина один из хозяев этого не самого уютного места под солнцем.
   – Шо? – отозвался батя, не прерывая поисков.
   – О, карты, что ли? – изумился вроде сочувствующий.
   – Ну.
   – Ты шо, батя, в карты граешь? – явно подхалимажно сбился на сельский говор подошедший.
   – Та, граю, – доверчиво, как соседу через плетень, подтвердил гражданин.
   Что тянуть. Заманил этот привозный подхалим мужичка в игру. Мужичок его и нагрузил на восемнадцать штук. И пришлось платить. Потому как кличка у мужичка была Маэстро.
   Этот сюжетный ход с легкими вариациями Маэстро использовал частенько. Например, мог стоять на пляже на самом видном месте в семейных цветастых, но выцветших трусах, за резинку которых была заткнута манящая пачка купюр. При этом неуклюже тасовать колоду, так что карты то и дело выскальзывали из рук. Ну как не клюнуть, когда при лохе карты, бабки беззаботные, очки солнечные с треснувшим стеклом и на голове платок носовой, тот самый, сапожный, только с узелками на углах.
   ...Поезд шел в Одессу. Пригородный: Раздельная – Одесса.
   В вагоне толпа работяг. Шумных, хмельных, дружных. Своя компания. Ежедневно ездят аж в Одессу. Работать. Чем заниматься в пути?.. Обычно играют в карты. В «триньку». Незатейливая игра. Сдают всего по три карты. Наибольшая комбинация – три туза, конечно. Хотя нет, еще выше ценятся три шестерки. Такое странное правило.
   С соседней скамьи за игрой следит интеллигент.
   Инженерик, должно быть, сторублевый. В очечках, при галстуке. Сперва помалкивает, потом у кого-то из близсидящих интересуется правилами. Ему явно завидно, что в компании все свои, что всем весело. А он, хоть и интеллигент,
   – чужак. Но компания доброжелательна, предлагают очкарику вступить в игру. Тот с благодарностью во взоре пересаживается к играющим. Похоже, ему и проигрыш будет в радость. Вроде как приютили. Да он не шибко-то и проигрывает. Хотя и играет впервые; игра на везении основана, умения особого не требует. С полчаса играют.
   В момент очередной сдачи очкарик интересуется:
   – Затемнить сейчас можно?
   – Чего ж нет, – гудят партнеры, переглядываясь: дескать, решился, интеллигентишка.
   Затемнить – значит добавить в банк некую сумму, не видя своих карт. В этом случае все остальные должны класть суммы, в два раза большие. Конечно же, после того, как пройдет круг, затемнивший смотрит свои карты и дальше играет, исходя из того, что обнаружит.
   Круг проходит, в игре остаются еще три партнера.
   Очкарик ведет себя азартно: отказываясь поднять свои карты, добавляет в банк.
   Работяги озадачены, но и обрадованы. Карта им пришла не та, против которой стоит играть вслепую. Но вскоре манера игры инженера начинает смущать их. Карты не поднимает, в банк знай себе добавляет.
   Много денег набралось. Да и играющие, сверив со временем карты друг друга, вышли из игры. Остался один – обладатель трех тузов. Очкарик карты со стола не поднимает. Увеличивает и увеличивает ставки. У противника его уже и деньги кончаются. Но приятели, конечно, поддерживают: скидываются.
   Поезд подъезжает к Одессе.
   Работяга трехтузовый и рад бы продолжать поединок: дело верное, но денег общих хватает только на то, чтобы сверить карты с картами очкарика, которые все еще лежат на столе. Нетронутые.
   – Смотрю, – огорченно сообщает мужичок. – Три туза.
   Приятели во все свои добродушные глаза глядят; кто на очкарика, кто на таинственные его три карты.
   Инженер, ни слова не говоря, начинает сгребать со стола деньги в раскрытый портфель.
   Работяги растеряны. От растерянности молчат.
   – Ты че?.. – издает наконец последний игрок.
   – А? – не понимает Маэстро.
   – У тебя что?
   – Понятия не имею. – Маэстро встает, потому что поезд уже – у перрона.
   Мужичок переворачивает девственные три карты. Конечно, три шестерки. Работяги рты разинули. Но и сказать нечего. Наглость ведь несусветная, но никто ничего не заметил.
   Вдруг бабуля какая-то, кучей денег напуганная, запричитала. Проклинать Маэстро кинулась.
   Тот – что на него, впрочем, совсем не похоже – деньги работягам вернул.
   Когда я потом спрашивал его: чего вдруг, объяснил, что шум ему был ни к чему. Но, думаю, дело не в этом. Проклятья его могли смутить. Это – раз. Вовторых, что ему эти гроши. Он из Москвы с гастролей возвращался, с пересадкой в Раздельной. Тысяч сто пятьдесят вез. Теми еще деньгами. И в-третьих... Любил Маэстро иногда поработать на публику. Артист в нем умер.
   Что он время от времени вытворял с колодой!.. Подвыпив, конечно, и среди своих. Фейерверк, фонтан трюков. Даже и ненужных для игры. Двенадцать карт висело у него в воздухе: запускал по одной, подкручивая так, что они возвращались к нему, и он снова отправлял их в полет.
   До сих пор ни слова не сказал о том, как Маэстро выглядел...
   Высоцкий... К нему, случалось, подходили, как к Высоцкому. За автографом. Рост, тертое магическое лицо, глаза морщинистые с хитринкой – все соответствовало. И голос.
   Когда мне случалось выпендриваться с картами, демонстрировать среди своих перенятые у Маэстро трюки, свои понимающе ворчали:
   – Ну, еще бы... С такими пальцами.
   Видели бы они руки Маэстро. Сбитые, короткие пальцы бывшего боксера.
   Конечно, Маэстро был не только картежником. Универсал. Аферы, «кидняки», «постановки» – не знаю, кто бы мог соперничать с ним в этих жанрах.
   Один из «кидняков»...
   Черный рынок Одессы. Семидесятые годы.
   Он, солидно одетый в элегантный плащ, с соответствующей спутницей присматривает песцовую шубу. Причем на даме шуба уже имеется.
   Находят продавца. Начинаются примерки. Вроде шуба подходит. Уже готовы брать. В последний момент вновь сомнения. Еще бы – деньги немалые, шуба семь тысяч тянет. Уже и деньги отсчитывались. От толстенной пачки отсчитали семь тысяч на виду у продавца, так, что тот видел: в пачке осталось как минимум еще тысяч десять. Но эти семь тоже остались пока в общей пачке. Еще раз надо бы примерить.
   Опять же на виду у продавца деньги кладутся в карман элегантного плаща. Плащ снимается и временно (вместе с деньгами) доверяется продавцу. Надевается шуба. И тут начинается «кипеж». Раздаются крики:
   – Милиция!
   Публика суетится, свои, конечно, стараются. Оттирают продавца от покупателя.
   Продавец не противится. Он совсем не прочь оказаться подальше от покупателя. Ведь плащ с семнадцатью тысячами при нем.
   Как бы не так!..
   В кармане плаща дырка, и деньги через дырку перед тем, как снять плащ. Маэстро сунул в карман своего пиджачка. Так добровольно они и разбегаются...
   Или вот пример другой постановки.
   Маэстро тогда корешил с Гиеной, вполне авторитетным блатным.
   Как-то заявляются к знакомому часовщику, пожилому классическому еврею Изе. У Изи как раз неприятности. Повадился его обижать Пират, здоровенный бандит с «дюковского» парка. Тоже популярный в городе. В прошлом чемпион вооруженных сил по боксу. В тяжелом весе. Все чего-то требует от старенького Изи. И лупит почем зря. Имея уважение к возрасту, не сильно, но регулярно.
   Изя плачется Маэстро и Гиене. Те обещают помочь.
   Во время очередного набега Пирата завязывают потасовку. (Интересно было бы ее пронаблюдать: Пират в два раза тяжелее Маэстро и Гиены, вместе взятых.) В потасовке Маэстро ножом пырнул Пирата в живот. Вся мастерская в крови. Пират, скрюченный, лежит на полу, Изя в ужасе. Помощнички, чтобы не подводить часовщика, утаскивают с собой зарезанного.
   На следующий день заявляются к Изе с сообщением, что Пират в реанимации, милиция на хвосте и...
   Дальше классика: тянутся деньги. До тех пор, пока Изя случайно через окно Сарая (бывший ресторан «Театральный») не замечает кутящего Пирата.
   Маэстро плевался:
   – Просили же: потерпи недельку, отсидись дома... Вот так, работай с бандитами.
   Сколько я его знал, видел в разных рисковых ситуациях, Маэстро изо всех сил избегал конфликтов. Впрочем, это профессиональная черта настоящих аферистов. Но, если деваться было некуда, мог продемонстрировать и настоящий дух, способность на все...
   Это было... Неважно, в одном из центральных ресторанов. Маэстро ужинал с женой Светкой и ее сестрой. Мирно, по-семейному.
   Оказалась в этом же кабаке пара жлобов. Залетных, должно быть, потому как Маэстро не признали. Все поглядывали на женщин, спутниц Маэстро. Тот заметил, насторожился. Но не уходить же.
   Подходят жлобы к столику троицы. Один заявляет:
   – Выйдешь со мной. – И нахально так, цепко берет за руку сестру Светки.
   – О, хлопцы! – обрадованно улыбается Маэстро. – Яшку Кривого давно видели?
   – Сиди тихо, – второй амбал тяжело кладет обе руки на плечи Маэстро. Стоя у того за спиной, не давая встать.