Доктор Карр оглянулся на девушку, которая стояла в той же позе, точно приросла к месту.
   — Признаюсь, сначала я был груб. с ней, обвиняя в том, что она запустила вашу рану. Но она подняла себя в моих глазах в первую же ночь. А теперь мне совершенно ясно, что вы далеко не подарок. Наверное, с вами очень нелегко жить, хоть вы и носите пасторский воротничок. Пока вы здесь лежите, постарайтесь не забывать то, что я вам сейчас скажу. Сразу после того как Честити привела вас ко мне в кабинет, я возился с вами битых три часа, и все это время она работала бок о бок со мной, безропотно выполняя все мои распоряжения. Мы прервались только тогда, когда я — заметьте, я! — уже не стоял на ногах от усталости. Потом мы принесли вас сюда, я пошел к себе немножко отдохнуть, а она осталась за вами приглядывать. Ни от какой женщины вы не могли бы потребовать большего! Поэтому прошу вас в моем присутствии разговаривать с Честити вежливо и уважительно, иначе я не посмотрю на то, что вы больны.
   — Я здоров, — сухо отозвался Рид, которого, казалось, ничуть не тронули упреки доктора.
   — Вы больны, черт возьми! И только я вправе сказать вам, что вы поправились, когда это произойдет. Не смейте этого забывать!
   Доктор Карр наконец снял повязку с раны и одобрительно кивнул.
   — Ну вот, взгляните-ка, а потом скажите, что вы не стояли на краю могилы.
   При виде красной вспухшей раны у Честити перехватило дыхание. Из маленького круглого отверстия, оставленного пулей, сочился гной. Почему-то сейчас это зрелище подействовало на нее сильнее, чем в первый раз. Она покачнулась, но, поймав суровый взгляд Рида, быстро взяла себя в руки.
   — Конечно, пока это выглядит неважно, — продолжал доктор, — но есть значительное улучшение. Правда, нам еще придется вытягивать гной. — Он взглянул на Честите: — Ваша работа еще не закончена, милая.
   Доктор Карр опять посмотрел на своего пациента и, наткнувшись на его бесстрастный взгляд, спокойно заметил:
   — Вы совсем не похожи на пастора. Глядя на вас, можно подумать, что вы холодны как лед, но я-то видел, как вы на самом деле относитесь к этой женщине. Вы тогда были в лихорадке и не могли скрыть своих истинных чувств. Как бы то ни было, Честити — необыкновенная женщина, и любой дурак скажет, что вам здорово повезло с женой.
   «Ну вот он и сказал!» — Честити зажмурилась и мысленно застонала, ожидая бурную реакцию Рида.
   Но Рид ничего не ответил. Осторожно открыв глаза, она увидела, что он удивленно смотрит на нее.
   Доктор Карр, похоже, отнес возникшее неловкое молчание на счет своего резкого выговора.
   — Сейчас я наскоро забинтую вам ногу, — сообщил он, — пока нет смысла делать что-то еще, ведь Честити опять начнет накладывать на рану горячие компрессы, как только вы позавтракаете.
   — Я не хочу есть, — отрезал Рид.
   Пропустив его слова мимо ушей, доктор Карр обратился к Честити:
   — Проследите, чтобы он поел и выпил побольше воды. А потом, если вы не очень устали, можете помочь ему помыться. Ему не мешает немножко освежиться.
   Девушка молчала. Доктор взял свой черный чемоданчик и направился к выходу. Уже собираясь открыть дверь, он обернулся и сказал напоследок:
   — Я осмотрю других пациентов и вернусь, а пока скажу Салли, чтобы принесла вам поесть.
   Когда за доктором Карром закрылась дверь, Честити замерла в тревожном ожидании. Ждать ей пришлось недолго.
   — Что все это значит? — прорычал Рид.
 
   — Я в самом деле не знаю, как это все получилось. — Честити Лоуренс смотрела на него сквозь стекла своих нелепых очков. Вид у нее был усталый и растрепанный. Сейчас она мало походила на ту строгую чопорную леди, что подошла к нему в поезде. Рид заметил, с каким смущением она продолжила свои объяснения. — Видите ли, у меня были некоторые сомнения относительно разумности моей поездки, и, увидев ваш пасторский воротничок, я подумала, что вы поможете мне их разрешить. А когда я к вам подошла, вы…
   Она замолчала, и Рид почувствовал раздражение. Тело начала одолевать слабость, а желудок заныл от голода. У него не было времени на эту женщину. Все планы летели к черту! Насколько он знал, Морган уже уехал из города. Теперь надо как можно скорее встретиться с информатором, пока хоть он еще здесь. Весь вопрос в том, как это сделать.
   Честити сделала глубокий вдох.
   — Я думала, вы мне поможете. — Она помолчала. — А когда подошла ближе, увидела, что вы больны.
   — Я говорил вам, что мне не нужна ваша помощь.
   — Вам необходима была помощь, и не важно чья.
   — Я и сам мог о себе позаботиться.
   — Вы свалились прямо на перроне! — Девушка встряхнула головой, и поразительно яркие кудряшки, выбившиеся из строгого пучка, смешно запрыгали на ее шее. — Я видела, как вы падали.
   Последняя фраза не на шутку разозлила Рида.
   — И вы бросились меня спасать, — процедил он сквозь зубы.
   Она поморщилась.
   — Вот именно… как последняя дура.
   — Почему вы это сделали?
   Вопрос застал Честити врасплох. Она растерянно заморгала, не зная, что ответить, а когда заговорила, было заметно, что ее слова удивляют даже ее саму.
   — Когда я подошла к вам в поезде, я думала, что мне нужна ваша помощь… но оказалось наоборот: вы нуждались в моей помощи.
   У Рида закружилась голова.
   — Ну хорошо, — не унимался он, — вы пришли мне на помощь, отвели меня к врачу, а потом остались. Почему?
   — Я и сама много раз спрашивала себя об этом, — печально сказала девушка. Во взгляде ее сквозило презрение. — Но уж конечно, не потому, что вы мне понравились. Я в жизни еще не встречала таких неприятных и неблагодарных людей, как вы!
   — Зачем вы сказали доктору Карру, что я ваш муж?
   — Я не говорила этого!
   Он ответил ей таким же презрительным взглядом. Бледные щеки Честити вспыхнули.
   — Доктор Карр сам подумал, что вы мой муж, когда я привела вас к нему в кабинет. У нас с ним не было времени на разговоры, да я как-то и не подумала, что надо объяснить ситуацию, а потом было уже поздно.
   Рид тряхнул головой, пытаясь прояснить мысли.
   — Поздно? Что вы имеете в виду?
   — Видите ли… получилась очень неловкая, даже двусмысленная ситуация. Я боялась за свою репутацию и решила ничего не объяснять доктору.
   Он недоуменно посмотрел на нее:
   — За свою репутацию?
   — Незамужняя женщина проводит ночь, две ночи, в одной комнате с мужчиной. Господи, что могут подумать люди? — Она схватилась за свой медальон, видневшийся в расстегнутом вороте платья. Этот жест показался Риду смутно знакомым. — Я не могла этого допустить.
   — Так почему все-таки вы остались?
   — Как я могла уйти? Вы умоляли меня не бросать вас.
   — Я умолял вас?
   — Вы думали, что я… Дженни.
   Услышав это имя, Рид застыл в неподвижности.
   — И что еще я говорил?
   — Немного. Бормотали что-то про вашу миссию, про то, что кто-то вас ждет.
   — Мою миссию?
   — Вы упоминали какого-то Моргана.
   Рид напрягся, потом кивнул:
   — Ах, ну да.
   Честити шагнула ближе. Рид, хотя и не совсем ясно соображал, все же отметил, что она выглядит гораздо лучше без своей старушечьей шляпки. Правда, ее по-прежнему портили уродливые очки и жуткое черное платье, которое делало кожу девушки похожей на разбавленное молоко.
   Она слегка вздернула подбородок, и Рид понял: сейчас что-то будет.
   — Хотите вы это признать или нет, но я оказала вам услугу.
   Он почувствовал разочарование.
   — Вы что-то хотите взамен? Что? Деньги?
   — Нет, вы совершенно несносны!
   — Так что же? — не унимался он.
   Она еще выше подняла подбородок.
   — Я намерена как можно скорее уехать из Седейлии, и вы можете избавить меня от позора, если не станете до моего отъезда рассказывать правду. А я с удовольствием напишу письмо вашей Дженни и все ей объясню, если вам кажется, что она может не так понять ситуацию.
   — Дженни умерла.
   — Ох, простите.
   Рид закрыл глаза. Ему было нехорошо. Почувствовав на своем лбу мягкую ладонь девушки, он резко дернул головой и открыл глаза.
   — У вас холодный лоб.
   — Да?
   — Слишком холодный. Вы чувствуете слабость?
   «Черт бы ее побрал», — подумал он.
   — Вам надо поесть.
   В желудке у Рида еще больше забурлило.
   — Нет, не надо.
   — Доктор Карр сказал…
   — Мне плевать на то, что сказал доктор Карр. — Он закрыл глаза. — Убирайтесь, я хочу спать!
   Ощутив на губах стекло, Рид открыл глаза и встретился с непреклонным взглядом коричневато-зеленых глаз.
   — Выпейте. Это вам оставил доктор Карр.
   — Что это такое?
   — Лекарство. Помогает заснуть. Он велел дать вам его, если вам будет плохо.
   — Мне не плохо.
   — Нет, плохо.
   — Нет, не плохо!
   — Пейте!
   «Итак, у этой ласковой малышки санитарки твердый характер», — заметил про себя Рид и, ощутив прилив странного удовольствия, выпил до дна все лекарство.
   — Вот и хорошо. — Честити помолчала. — Мы продолжим наш разговор, когда вы проснетесь.
   — По-моему, я достаточно ясно высказал свое мнение.
   Он заметил ее напряженно-выжидательный взгляд и нарочно закрыл глаза, ничего больше не сказав. Чувство удовольствия усилилось.
   Вся дрожа, Честити отступила от кровати и с негодованием посмотрела сверху вниз на нахального пастора. Ну ладно, пусть будет так, как он хочет.
   Она решительно направилась к креслу, где лежали ее свертки с покупками. Он сказал, что не был болен и не нуждался в ее поддержке, закончил разговор, даже не потрудившись ответить на ее просьбу. Жуткий, отвратительный человек!
   А она-то хороша! Навязывала ему свою помощь, когда он с таким упорством ее отвергал. Ну нет, хватит, больше она не будет дурой.
   Схватив свертки и высоко вскинув голову, девушка пошла к двери. Неосознанно она подняла руку и сжала в кулаке медальон. Ей надо попасть в канзасский Калдвелл, это первый этап ее поисков. Она ищет сестер, пропавших много лет назад, и уверена, что они живы. В отличие от мужества эта уверенность никогда не ослабевала в Честити. Остановившись в Седейлии, она прервала начатый путь к цели, но больше этого не повторится!
   Девушка оглянулась на преподобного Рида Фаррела. Он лежал полностью расслабившись — снотворное оказало свое действие. Доктор Карр обещал зайти попозже. До его прихода несносный пастор будет спать, а потом пусть рассказывает врачу правду. Без сомнения, ему доставит огромное удовольствие поведать о том, какая она дура.
   Честити взялась за ручку двери и задержалась на пороге, прислушиваясь к его глубокому, ровному дыханию. А вдруг доктор Карр понадеется, что она сама обработает рану, и не придет? А если в ее отсутствие у больного опять разыграется лихорадка, вновь начнется воспаление и ногу придется отнять?
   О Господи!
   Девушка крепче прижала свертки с одеждой к груди и вгляделась в спокойное лицо преподобного Рида Фаррела. Жуткая каштановая борода скрывала его черты, как маска. Она вспомнила, как прикасалась к колючей щеке. Интересно, Дженни одобряла эту бороду? Наверное, бедняга стал таким неприятным человеком после смерти своей любимой Дженни.
   Да, несмотря на свой пасторский воротничок, он был жутким типом.
   Приняв решение, Честити вышла в коридор и плотно закрыла за собой дверь.
 
   Рид поморщился, медленно пробуждаясь от бессвязного сна и чувствуя сквозь закрытые веки яркий свет полуденного солнца Он поднял руку, чтобы убить на щеке комара, и услышал над ухом тихий возмущенный возглас. Назойливый комар опять впился в кожу, и Рид отвернул голову.
   — Осторожно! — предупредил знакомый женский голос.
   Открыв глаза, он увидел возле самого лица зеленовато-карие глаза… и лезвие бритвы на своем горле!
   Невольно дернувшись, Рид услышал резкий возглас:
   — Не двигайтесь!
   Честити Лоуренс смотрела на него через свои жуткие очки, сосредоточенно прищурив глаза и стиснув зубы. Она приподняла подбородок Рида и снова приставила лезвие к его обнажившемуся горлу.
   Он почувствовал на своих губах ее легкое дыхание и услышал ворчливые слова:
   — Если вы будете двигаться, я вас опять порежу.
   «Опять?..» — мелькнуло у него в голове.
   Рид осторожно поднес руку к лицу. Щека была гладко выбрита! Бороды, которая вкупе с одеждой священника служила ему удачной маскировкой, как не бывало!
   — Что вы делаете, черт возьми?
   — Брею вас.
   — Кто вас просил об этом?
   — Доктор Карр велел привести вас в порядок.
   У Рида застучало в висках.
   — Убирайтесь, оставьте меня!
   — Я еще не закончила.
   — Нет, закончили, хватит!
   — Ладно, как скажете, — холодно бросила она, отступая от кровати.
   Риду не понравился ее тон. Полный тревожного предчувствия, он пощупал свою бритую щеку, потом дотронулся до другой. Так и есть, другая щека была бородатой.
   — Дайте мне бритву.
   — Не дам.
   — Дайте бритву, я сказал!
   — И не подумаю.
   О черт! У Рида кружилась голова, в желудке было пусто, а в горле першило от сухости, но он твердо решил больше не подпускать ее к своей постели с бритвой в руке.
   Протянув руку, он с неожиданной для самого себя силой схватил девушку за тонкое запястье и повалил ее на постель. Очки слетели с носа Честити, и она, потеряв равновесие, упала прямо на Рида.
   — Дай сюда бритву, — прохрипел он.
   Она прижималась к нему своим мягким женственным телом. На удивление пышные, упругие груди расплющивались о его крепкий торс. Губ Рида коснулось волнующе-сладкое дыхание девушки…
   Раздался резкий стук в дверь, и в следующее мгновение на пороге появился доктор Карр. Застыв на месте, он издал глухой неодобрительный стон, потом сердито бросил:
   — Такого рода вещи пока исключаются.
   Лицо Честити сделалось пунцовым, но Рид и не думал ее отпускать.
   — Дай мне бритву, — процедил он сквозь зубы.
   Доктор Карр шагнул в комнату и, получше разглядев своего пациента, оторопело остановился.
   — О Боже, женщина, что вы сделали с человеком?
   Рид остро сознавал, что Честити все так же лежит поперек его груди.
   — Вы сами сказали, чтобы я привела его в порядок, если представится такая возможность.
   — Ну да, сказал, — доктор с трудом сдержал улыбку, — а уж вы постарались на славу. Кажется, я вовремя пришел. Еще немного, и вы бы перерезали ему шейную артерию.
   Рид оставил эти слова без комментариев.
   — Отпустите ее, Рид.
   — Нет.
   — Я не знаю, что вы задумали, — настаивал доктор Карр, — но могу вам заранее сказать, что у вас ничего не выйдет.
   Рида окутывал легкий и нежный запах женщины. То ли от этого пьянящего аромата, то ли от болезненной немощи, он вдруг почувствовал упадок сил и, заглянув в бледное лицо Честити, тихо сказал:
   — Больше не вздумай подходить ко мне, когда я сплю. В следующий раз тебе так легко не отделаться!
   Тонкие черты девушки исказились от сдерживаемого гнева, и она еле слышно прошептала:
   — Не беспокойся. Как только ты меня отпустишь, я уйду, и больше ты меня не увидишь.
   — Зто меня вполне устраивает, — откликнулся он и отпустил Честити.
   — Отлично! — Она неуклюже сползла с кровати, встала на ноги и, обернувшись к доктору Карру, протянула ему бритву: — Вот, можете его добрить. Он спал все то время, пока вас не было. Я ставила на ногу горячие компрессы, и теперь рана выглядит получше. Еще я заставила его выпить немного воды. Дальше дело за вами. Я ухожу.
   — Идите, идите, голубушка, — примирительно улыбаясь, доктор Карр взял бритву, — вы устали, вам нужно отдохнуть, заняться собой. Я договорился с Салли Гринвуд, и она разрешила вам за умеренную плату пользоваться ванной на первом этаже. Уверен, что, помывшись и переодевшись, вы почувствуете себя значительно лучше. А я пока присмотрю за вашим мужем.
   Рид заметил решимость, блеснувшую в глазах Честити.
   — Доктор Карр, этот человек не…
   — Делай, как говорит доктор! — перебил ее Рид, сам не зная, что его к этому побудило, и добавил ровным тоном: — А он посидит со мной.
   — Вот и замечательно, — язвительно откликнулась Честити, — потому что я не вернусь.
   — Честити, милая… — доктор Карр сочувственно улыбнулся, — вы устали и несете вздор.
   — Это не вздор. — Она резко обернулась к Риду и бросила с вызовом: — Ну давай же, скажи доктору!
   Рид злорадно молчал, понимая, что его молчание бесит ее еще больше. Честити расправила тонкие плечи, тряхнула растрепанными волосами и, подхватив свои свертки, обратилась к доктору Карру:
   — Спасибо, что позаботились о ванне для меня, и спасибо за работу. До свидания, доктор.
   Не говоря больше ни слова, девушка повернулась к Риду спиной, тихо открыла дверь и исчезла в коридоре.
   Погруженный в свои мысли, Рид не замечал, что лежит, уставившись в закрытую дверь. Наконец доктор Карр вывел его из задумчивости.
   — А вы и впрямь тяжелый человек! — проворчал он. — Не знаю, как только она вас терпит. Если она не вернется, это будет вам хорошим уроком.
   — Она вернется.
   Доктор Карр нахмурился.
   — Да вы еще и чертовски самонадеянны для священника!
   — Это не самонадеянность. — Рид тихо выругался, почувствовав очередной приступ слабости. — Мне нужно что-нибудь поесть, — заявил он ровным тоном.
   — Салли сейчас принесет вам поднос с завтраком. — Помолчав, доктор Карр добавил: — Может быть, я старый провинциальный док-торишка, но, поверьте мне, я неплохо разбираюсь в людях. Мне кажется, на этот раз вы обошлись с Честити чересчур грубо. Она может не вернуться.
   — Вернется.
   — Самонадеянный молокосос! — не выдержал доктор Карр и отвернулся к своему чемоданчику.
   Рид ничего не сказал. Воспользовавшись моментом, он поднял с постели очки в уродливой проволочной оправе и злорадно сунул их под подушку.
 
   Ей еще никогда не было так хорошо.
   Откинувшись на спину, Честити вспомнила, с каким удивлением вошла сюда, в эту примитивную ванную комнату. Наверное, опыт последних дней подготовил ее к увиденному. Помещение представляло собой обыкновенный сарайчик, пристроенный сзади к гостинице, а ванна была не чем иным, как гамаком из парусины, натянутым на каркас, таким хрупким на вид, что, казалось, не выдержит даже ее тяжести. Все еще злая, Честити думала вообще отказаться от мытья, но забыла все свое раздражение, как только теплая вода коснулась ее обнаженного тела.
   Немного понежившись в ванне, девушка шумно вздохнула и потянулась к полочке за мылом и мочалкой, купленными у нахального лавочника. Взбивая пену, она ощутила нежный аромат роз и снова вздохнула. Тетушки Генриетта и Пенелопа ненавидели цветочные запахи, а ей всегда нравился розовый аромат. Он вызывал в памяти смутный образ матери. Честити помнила, как купалась в обычной ванне с сестрами, а мама усердно терла их дочиста. Сильный розовый запах часто сопровождался капризными голосами сестер.
   — Так нечестно, мама! У Честити волосы красивей, чем у нас!
   — Неправда, — спорила мама, — да, у Честити самые яркие волосы, зато у Онести они черные, как атлас, совсем как у папиной прабабушки-ирландки, а у Пьюрити — цвета пшеницы, как у меня. Ваш папа гордится всеми вами. Он говорит, что его дочки — красавицы.
   — Да, но у Честити волосы курчавые, как у папы, а это красивее, чем прямые.
   — Я хочу, чтобы у меня были волосы, как у папы!
   — Так нечестно!
   А потом, лежа в кровати, сестры гладили ее волосы и приговаривали:
   — Какая ты счастливая, Честити!
   На Честити нахлынула знакомая грусть. Она мало помнила сестер, но знала, что Онести была самой красивой и своенравной из них троих, а Пьюрити, несмотря на ангельскую внешность, частенько испытывала терпение отца своими проказами. Честити помнила, с какой радостью она брала пример со старших сестер и как гордилась тем, что унаследовала от отца вьющиеся рыжие волосы и карие глаза с зелеными искорками. Бывало, она залезала к нему на колени и, уткнувшись носом в его нос, так упорно смотрела ему в глаза, что он не выдерживал и начинал смеяться. Она любила его смех и не знала большего счастья, чем сидеть у него на коленях.
   Честити смахнула слезинку со щеки. Ее родители погибли, когда их фургон снесло в бушующую реку. Она точно это знала. Будь они живы, непременно нашли бы своих девочек.
   Зато сестры, она уверена, живы. Сжимая в руке медальон (отец подарил одинаковые медальоны всем дочерям), Честити чувствовала, как бьются их сердца, и не сомневалась, что найдет сестер, если наберется мужества для поисков.
   Девушка знала, что тетушки не разделяли ее уверенности, хоть никогда и не говорили об этом напрямую. Будучи к тому же женщинами старых нравов, они никак не могли привыкнуть к яркому цвету и упрямым завиткам ее волос. Считая, что такие волосы привлекают слишком много внимания, тетушки советовали прятать их под шляпку, забирая игривые кудряшки в тугой пучок. Честити понимала, что ее воспитательницы желают ей только добра, и поэтому, отбросив детскую гордость, последовала их совету.
   — Вам подлить еще горячей водички, милая?
   Вздрогнув, Честити подняла голову и увидела Салли Гринвуд, стоящую возле ванны с дымящимся котелком в руке. Лицо ее было ярко накрашено, волосы высветлены до золотого оттенка, а дородная фигура затянута в чересчур молодежное платье. Честити невольно представила, что сказали бы ее тетушки по поводу этой женщины. Тетушка Генриетта наверняка заметила бы, что у нее вызывающий вид, а тетушка Пенелопа скорее всего возмутилась бы прямотой сестры, согласившись с ней в душе. Честити же смотрела в сильно подведенные глаза Салли и видела в них одну доброту.
   — Да, пожалуйста, Салли, — отозвалась она.
   Салли осторожно подлила в ванну горячей воды.
   — Док говорил мне, что преподобный отец сильно болен. Я только что отнесла наверх поднос с завтраком, но док забрал его с порога, и мне не удалось увидеть пастора. Надеюсь, сейчас ему получше.
   Старательно избегая взгляда женщины, Честити снова намылила мочалку и потерла плечо.
   — Да, ему получше. Воспаление скоро пройдет.
   Салли покачала головой:
   — Док говорит, что пастор в бреду бормотал что-то насчет миссии и человека, с которым он должен встретиться. По словам дока, он очень встревожен. Конечно, ведь его там ждут.
   Честити растерянно подняла глаза.
   — Ну да… наверное, его там ждут.
   — Я-то знаю. Одно время я работала со старым пастором, который ездил проповедовать в миссию.
   Честити не смогла скрыть своего удивления.
   — Что, не похожа я на служительницу Господа? — засмеялась Салли и привалилась спиной к этажерке. — По правде говоря, я не всегда ездила с пастором. Долгое время я работала в салуне, таком же, как «Раундап», что через дорогу. Я никогда не была так хороша, как вы, но в молодости парни на меня заглядывались. Конечно, эти деньки давно прошли.
   — Да нет, что вы! Это не так, — сочла нужным возразить Честити.
   — Не волнуйтесь. Я знаю, что говорю правду, и ничуть не страдаю. — Салли улыбнулась. — Но однажды я почувствовала внутри какую-то пустоту. Вы, как жена священника, должны меня понимать.
   Девушка почувствовала укор совести, но промолчала.
   — Тогда я на все накопленные деньги купила этот отель. Дела шли хорошо, я неплохо зарабатывала, но пустота в душе все не проходила. Как-то я встретила старого отца Стайлза. Он был совсем немощным. Нужно было, чтобы кто-то опекал его в этих диких краях, иначе бы ему не выжить. Я оставила отель на подругу и стала ездить в миссию с пастором. Год назад он умер.
   — Мне очень жаль.
   — Миссия, которую он основал на индейской территории, осталась без проповедника. Правда, ходили слухи, что пастор скоро приедет вместе с женой. Представляю, как там обрадуются, когда он и в самом деле рриедет, да еще с такой молоденькой женой!
   — Ну, я не такая уж и молоденькая! — возразила Честити и сама удивилась, зачем она это сказала.
   — Все равно я считаю, что мне здорово повезло. Если бы пастор не заболел и по пути в Бакстер-Спрингс не сделал вынужденную остановку в Седейлии, я бы не встретилась с вами обоими.
   — Преподобный отец Фаррел, то есть Рид, вовсе не собирался ехать в Бакстер-Спрингс. Он с самого начала хотел попасть в Седейлию и рвался сюда любой ценой.
   — В самом деле? — Салли пожала плечами. — Я что-то не совсем понимаю. Бакстер-Спрингс находится как раз на границе с индейской территорией, но, наверное, человек вправе сам выбирать тот путь, который знает лучше.
   Этот разговор все больше тяготил Честити, и она с улыбкой сказала:
   — Я уверена, что Риду и самому не терпится поскорей добраться до миссии, ведь его там так ждут. Вы не подскажете, который час? — вежливо спросила она, пытаясь сменить тему.
   — Когда я сюда вошла, было начало четвертого. — Салли улыбнулась. — Я, пожалуй, пойду — не буду мешать вам мыться. Если что-нибудь понадобится, крикните, я услышу.
   — Спасибо, Салли.
   Когда за женщиной закрылась дверь, Честити мысленно застонала. Невольная ложь, намеренные увертки… Нет, хватит с нее всего этого! Она взглянула на новую одежду, аккуратно разложенную на стуле рядом с ванной. В кармане купленного простого платья лежал железнодорожный билет до Калдвелла. Она уже поинтересовалась, когда отправляется поезд. Еще два часа, и она уедет из этого города, вернется к своим делам.
   Однако эта мысль почему-то не успокаивала. Честити начала яростно намыливать голову. Она смоет с себя остатки Седейлии и сотрет из памяти эти два трудных дня! А что касается преподобного Рида Фаррела, то с ним покончено навсегда!