Барковский Вячеслав. Русский транзит 2

   Сержант сидел за рулем УАЗа. Его самолюбие было уязвлено. Этот гражданский сначала грохнул его, как пацана, потом всю голову отбил, чуть руку не оторвал, когда отбирал пистолет, да еще и здесь поиздевался вволю!
   У сержанта чесались руки. "Теперь я его кончу, этого Юрьева, бесплатно кончу. А ублюдка придушу. И обоих потом - в канализацию. От меня не уйдешь! думал усатый, мысленно ставя беглецов на счетчик.-Чем больше бегают, тем страшнее умрут!"
   Внезапно на дорогу перед самым УАЗом кто-то выскочил, размахивая руками.
   - Тормози, Серега! - закричал майор. - Чика!
   Чика влез на заднее сидение.
   - Что с тобой, Чика? Кто тебе так физиономию подправил, опять сынок, что ли?
   - Я тебе, начальник, вот что скажу: этого твоего клиента живым брать не нужно. Он какой-то бешеный. Его сразу на ремешки пускать надо, без протокола... Оставь его мне.
   - Ай, Чика, и что я теперь уважаемым людям говорить буду? Что Чику сначала пацан трахнул, а потом еще и полудохлый фраер?
   - Зря смеешься, начальник. Таких фраеров я еще не встречал. Это не фраер, а волчара с клыками будет. А вы, я смотрю, тоже в интересном положении? Кто же это вас, блюстителей порядка, так окольцевал? Или свадебку играть будете?
   - Но-но, волчара, полегче! - развернул Чике свою недовольную физиономию майо| Богун.- Ты что, нюх потерял? Хозяев уже не признаешь? Вот укатаю тебя под завязку да характеристику твою авторитетам передам тогда ты у нас петушком и запоешь!
   - Ладно, начальник, мне бы его теперь достать. Уж я с него должок сниму...
   Впереди на шоссе замаячили габаритные огни джипа.
   - Вот они,- гулко сказал усатый.
   - Гони, Серега! - обрадовался майор. - Надо достать их до города.
   В сырой и стоячей ночной тишине, отчаянно скрипя тормозами на поворотах и разбрызгивая на обочину желтый свет фар, мчались две машины. Расстояние между ними постепенно сокращалось.
   Миновав железнодорожный переезд, они рассекали теперь мглу придорожных поселков, с отчаянной быстротой оставляя за спиной кирпичные дачи, покосившиеся избы и сельмаги.
   Напрягаясь из последних сил, ревели моторы. У джипа были сила и скорость, УАЗ брал умением и опытом.
   - Давай, Макс, жми! Надо оторваться.
   - Боюсь, не справлюсь с управлением! - сказал Максим.-Я еще на такой скорости не гонял. А может, грохнем? - спросил он Юрьева, вытащив из кармана... гранату, ту самую ф1 - из стола Николая Алексеевича.
   - Ну ты даешь, парень! Когда ты ее прихватить-то успел?
   - Когда уходить стали. На всякий случай взял, чтобы живым не сдаваться...
   - Ну что ты несешь! Давай ее сюда, а то действительно ненароком грохнешь.Юрьев взял у подростка гранату и сунул ее в карман.-Мы же не ковбои, Максим.
   И в этот момент майор, высунув руку из бокового окна УАЗа, выстрелил в джип.
   - Ну, падла, где порошок? - Витя покачивал пистолетом у самого носа Петеньки, привязанного в стулу.- Ты, деятель науки, тебе что, жить надоело? Я ведь тебя грохну.
   - Не могу, милостивые государи, сей порошок, как сильнейший и опаснейший мутаген, теперь - достояние отечественной чауки, а может, и прокуратуры.
   Часть посуды и пробирки на столе были разбиты. На полу в углу обширного лабораторного помещения, тесно прижавшись друг к другу, сидели Нюша и Ксюша. Нюша повизгивала от страха и унижения, а Ксюша исподлобья с брезгливым интересом смотрела на бандитов, пытаясь вникнуть в данную людскую породу, в которой рационализм звериного был сильнее иррационализма человеческого. С нескрываемым ужасом они смотрели на Петеньку, на лбу которого созревала огромная слива горький плод вероломства.
   - Что ты мелешь, очкарик, какая прокуратура?
   - Да городская, а может, и республиканская...
   - Чего? - немного испуганно спросил Вовик, который рылся в различных ящиках и коробках.
   - Я же говорил, что обнаружил зверя - неизвестную доселе бактерию, продукт мутации стрептококковых микробов, хотя вам это вряд ли что-нибудь скажет. Мутант страшно активный и, похоже, устойчивый к внешним воздействиям. Питается он человеческими жизнями и при этом размножается, как население феодального Китая в условиях отсутствия противозачаточных средств. Так вот, этот порошок, который передал мне Юрьев, и вызывает мутации. Кстати, он говорил мне, что контейнеры с этим порошком должны захоронить где-то на Урале. Делать этого ни в коем случае нельзя - опасно для жизни соотечественников. Так что вам, ретивые мои, придется еще объяснять компетентным органам, откуда у вас такая любовь к подобной отраве.
   - Пронюхал, очкарик,- тихо сказал Витя, повернувшись к испуганному Вове.-Надо кончать...
   - Что пронюхал? - испуганно спросил Вова.-Ты что, знал об этом?
   - Нет... Но теперь-то все равно. Кончать, Вова, надо, кончать!
   - А вот этого не советую, потому что нет смысла: завтра же коллеги, обнаружив мое хладное тело на боевом посту науки, возьмут ваш порошок из только им и мне известного места и в память обо мне повторят мое исследование. Уверяю вас, они имеют достаточную квалификацию, чтобы сделать те же выводы, что и я. И вот, когда они обнаружат мутации,- Петя врал, даже он, гениальный, мутации обнаружил случайно, но ему нужно было оттянуть время и что-нибудь придумать,- а я в этом не сомневаюсь, они свяжут мой хладный простреленный в четырех местах труп с вашим порошком и на всех видах общественного транспорта помчатся на Литейный проспект, дом четыре... Кажется, порошок находится в порту на каком-то иностранном судне?
   - Значит, не отдашь порошок? А вот мы сейчас у телок твоих спросим,-сказал Витя.
   - Они ничего не знают,- тревожно сказал Петя Счастливчик: такой поворот событий ему уже не нравился.
   - Ну ничего, мы их немножко поспрашиваем, но только своими методами.
   - Не подходи!!! - завизжали Нюша и Ксюша, вскакивая с пола и хватая в руки лабораторное стекло: колбы, стаканы, пробирки, которые они пытались разбить об пол, чтобы получить для защиты хоть что-нибудь режущее и колющее...
   - Ну что, попал? - спросил Юрьев Максима, когда их джип заюлил рядом с обочиной.
   - Не знаю. Сейчас будет пост ГАИ. В полосатой будке поста ГАИ горел свет.
   Оттуда навстречу джипу, размахивая своей палкой, выскочил гаишник.
   - Не останавливайся, Максим, мы почти в городе. Авось проскочим!
   Сзади вновь раздались выстрелы и завыла милицейская сирена. В стекло заднего вида Юрьев наблюдал уже две пары желтых фар. Кто-то в громкоговоритель требовал от них прекратить движение.
   Максим, неплохо знавший город, петлял по улочкам и переулкам, почти не снижая скорости, но в городе расстояние между их джипом и преследователями быстро таяло. Сказывалось мастерство профессиональных водителей.
   - Они скоро догонят нас... Куда нам ехать?
   - Давай к Тучкову мосту.
   - Но его через несколько минут-разведут,- сказал Максим, посмотрев на часы приборной панели.
   - В том-то и дело, что разведут. Это наш шанс...
   Максим только пожал плечами и, уже не петляя по переулкам, помчался прямо к Тучкову...
   - Э-э, так мы не договаривались,- сказал Петя Счастливчик,- девочек не надо трогать, они ничего не знают.
   - Где ж ты был раньше, когда мы тебе предлагали отпустить их домой? язвительно спросил Вова.
   - А кто ж знал, что вы - архаровцы и человека за понюшку табака удавите?
   Витя и Вова, поймав визжащую Нюшу и молча отбивающуюся Ксюшу, наотмашь колотили их по щекам и пытались связать висящими повсюду белыми халатами. Нюша уже плакала, но Ксюша еще царапалась и пробовала кусаться, хотя Витя, сильно сдавив ей горло своими железными пальцами, лишал ее возможности показать хотя бы одному из бандитов, что значит женская гордость...
   - Не надо, не трогайте их. К чему лукавить - порошок здесь,- сказал Петя и встал вместе с привязанным к нему стулом.- Только женщин, пожалуйста, отпустите.
   - Вот тут ты молодец, очкарик! С этого бы и начинал, все бы меньше пострадать пришлось, а так...
   - Ну так отпускайте женщин скорее.
   - Ишь чего захотел. Отпусти их сейчас, и через пять минут сюда менты заявятся. Ты что, за дураков нас принимаешь? Отпустим, отпустим, только всему свое время. А сначала с тобой, будущий нобелевский лауреат, разберемся. Интересно, Нобелевскую премию присуждают посмертно? - развивал с издевочкой Вова.
   - Хорош трепаться. Привяжи пока этих к трубе... Давай займемся очкариком.
   Вова подошел вплотную к связанному Пете и ткнул его пистолетом в губы.
   - Ну что, лауреат, обделался от страха? - спросил он.
   - Я не лауреат, я - счастливчик! - немного фиглярски, но не теряя присутствия духа, произнес Петя.
   Он просто не мог поверить в то, что судьба, всегда столь благосклонная к нему, вдруг ни с того ни с сего взяла да и повернулась к нему задницей. Нет, такого просто не могло быть. Петенька ощущал, что рожден для чего-то такого неизъяснимого, захватывающего дух своей грандиозностью, что еще только маячило где-то за холмами в тумане... Хотя, если и было суждено ему умереть теперь, на гребне растущей известности и славы, так что ж из этого? Ему и так в жизни везло. Если по справедливости, то после того, как он спикировал в безобразном виде с пятого этажа на третий без парашюта, жил он на этом свете "зайцем", то есть без билета.
   И потом, он не оставлял на произвол судьбы молодую красавицу-вдову с кудрявыми двойняшками; ему не надо было отдавать долгов или просить у кого-то прощения, поскольку он был почти альтруист; наконец, ему нечего было завещать, кроме своего честного имени, очков-велосипедов в позолоченной оправе, теперь уже изрядно помятых... Но, может быть, стоило еще разок испытать судьбу: а вдруг она пошутила?
   - Ах, ты счастливчик? Знаешь, очкарик, это даже хорошо, потому что кричать не будешь. Ведь ты не будешь кричать?
   - Петя Счастливчик не кричит перед лицом опасности! Он вообще ни перед каким лицом не кричит! - звонко, как пионер на торжественной линейке, сказал Петя.
   Сзади Пети, привалившись спиной к огромному стеллажу с химреактивами, скрестив руки на груди и зловеще ухмыляясь, стоял крутой кожаный бандит Витя.
   - Ладно, не тяни с ним,-сказал он Вове. Улыбка сошла с лица Вовы и, побледнев, он подошел вплотную к Счастливчику. Петенька был светел и чист, аки агнец перед жертвенником. Вовик приставил дуло пистолета к его животу и побледнел еще больше.
   - Ну, кончай его,- злобно просипел Витя и напрягся, ожидая выстрела.
   Связанная Ксюша в ужасе перестала дышать, а Нюша-подвывать и поскуливать...
   То и дело впереди, на пути джипа, летящего к Васильевскому острову, вырастали милицейские автомобили, и тогда Максим вынужден был нырять в какой-нибудь переулок, чтобы обойти их.
   Наконец они выскочили на Большую Пушкарскую и помчались по ней против движения в сторону Тучкова моста.
   - Давай, парень, к собору Князь-Владимирскому, ну, к тому, что рядом с "Юбилейным".
   - А дальше что?
   - Крути баранку, уже без трех минут два Сейчас будут мост разводить!
   - А дальше-то куда? - в отчаянье крикнул Максим.
   - По газонам, через сквер, мимо "Юбилейного", стройки, потом сразу налево на мост Они нас там не ждут! Успеем перемахнуть На ту сторону! Ей-Богу, успеем, если прибавить газа! - кричал воодушевленный ночным рал ли Юрьев, горя глазами и неотрывно смотри вперед.
   - За нами все тот же проклятый УАЗ,-кричал в ответ, теряя самообладание, Максим.-Может, тормознем и разбежимся?
   Сержант вел свой УАЗ молча, едва слышно скрипя зубами.
   Рядом без передышки матерились майор и Чика. Майор Богун несколько раз пытался остановить машину, боясь аварии. Но еще больше он боялся оставить тех двоих в живых. Уж он бы нашел способ навсегда заткнуть им рты и потом спокойно все списать на рецедивиста Чику. Кстати, Чику можно было бы потом пристрелить прямо в УАЗе, мол, поймали уголовничка и везли его, а он возьми да и напади на доблестных сыщиков. Ну и пришлось, конечно же в целях самообороны, пристрелить голубчика.
   Но дело приняло неприятный оборот: столько гаишников налетело. Потом, когда все кончится, с ними еще придется повозиться, чтобы замять дельце.
   - Эй, Серега, смотри, эти хлопчики на мост рулят, а ведь мост сейчас разведут,- сказал майор.-Во идиоты! Что у них в голове, опилки, что ли? Эй-эй, а ты куда попер? Стой, стой, угробишь, падла, угробишь! - по-бабьи запричитал майор, пытаясь вырвать руль у сержанта, который молча играл желваками и зло смотрел вперед.
   - Пусти, сука,- прохрипел сержант,- я их достану, от меня не уйдешь...
   Неожиданно крыло Тучкова моста гигантской черной глыбой начало расти в сером сумраке перед ними.
   - Давай, Максик, жми изо всех... Проскочим, перелетим!..
   Перед самой пропастью Максим невольно отвернул руль в сторону от чугунной изнанки противоположного крыла моста, и машина, взревев напоследок, как лыжник с гигантского трамплина, ушла ввысь.
   Юрьев вдруг почувствовал невесомость и увидел, что навстречу ему летит черная со свинцовым отливом лава Невы. Все происходящее вдруг стало для него ирреально; ему даже показалось, что, как только машина коснется воды, он тут же проснется в своей "хрущевке" с головной болью и без капли спасительного алкоголя... Но в последний момент, за миг до касания, он успел открыть боковую дверь джипа.
   Вслед за джипом с крыла моста сорвался УАЗ с визжащим майором и дико орущим Чикой. Обезумевший от злости и гонки усатый сержант молчал, смотря широко открытыми глазами на летящие в лобовое стекло машины невские волны и все еще не веря, что кино, так много интересного обещавшее впереди, уже кончилось...
   - Ну, кончай же его! Я за тебя твою работу делать не буду, "комсорг" хренов! - кричал не на шутку осерчавший кожаный Витя.
   - Ладно, говнюк, прощай! - нерешительно сказал Вовик и робко улыбнулся...
   Петя понял, что его время на этом свете истекло, и поэтому без особого сожаления опустил свой шишковатый лоб прямо в челюсть "комсоргу" Вове, этому бдительному контролеру вагона жизни, вложив при этом в свою широкую лобную кость все имевшееся у него на данный момент классовое чувство. (Петя Счастливчик никогда не состоял в комсомоле! Он презирал всяческие объединения по политическим мотивам людей в зрелом возрасте, то есть начиная примерно с семи лет.)
   - Говорю же тебе, что я - счастливчик! - победно сказал Петя упавшему на пол со страдальчески-испуганной физиономией Вове.- А говнюк - это ты!
   - А-а! - закричал оскорбленный Вова и направил ствол пистолета в голову Пете.
   Петя видел, как палец поверженного "комсорга" начал давить на спусковой крючок... В мозгу у Петеньки что-то щелкнуло, и он резко, как когда-то на ринге университетского зала бокса, присел, опережая на мгновенье ожидаемый удар Вовиной пули.
   Почти одновременно с этим Петиным нырком раздался выстрел, и пуля, чиркнув пятачок наметившейся лысины потенциального нобелевского лаурета, угодила в огромную пятидесятилитровую бутыль, стоявшую на стеллажной полке - как раз над головой кожаного Виктора... И это была любимая бутылка Пети Счастливчика-бутылка с царской водкой...
   Юрьев ожидал удара, поэтому он даже не потерял сознания, когда они врезались в воды Невы. Но подросток уткнулся лбом в стекло.
   - Сделай поглубже вдох! - успел крикнуть Юрьев Максиму, когда вода с шумом ворвалась в салон.
   Не дожидаясь, пока джип скроется под водой, Юрьев, стал вытаскивать подростка из машины, намертво вцепившись в рукав его куртки.
   Пришедший в себя в холодной воде Максим не мешал ему. Джип еще плавно, как потерпевший крушение дредноут, шел носом ко дну, пуская серебристые гирлянды пузырей, а две их головы уже показались над поверхностью воды.
   - Ну, греби же, помогай мне,-свистел и хрипел, отплевываясь, Юрьев.-Нас сносит течением, а ты, как мешок. Давай прямо туда, К ступеням...
   Минут через пять они доплыли. Первым, тяжело дыша, выбрался на гранитную площадку Юрьев.
   - Ты что, парень, плавать не умеешь? - говорил он, нервно смеясь.- Мы же чуть не утонули.
   - Умею. Только тяжеловато с грузом,- сказал подросток и вытыщил из воды помповик.- Не пропадать же добру!
   - Ну ты и крохобор! - восхищенно заключил Юрьев.
   Из совнархозовского суперсосуда старой закалки, который не вдруг, а как-то задумчиво, словно сам себе не веря, взял да и развалился надвое, на голову, плечи и за воротник крутому кожаному джентльмену ниагарским водопадом рухнуло пятьдесят литров царской водки.
   Открыв рот, грозный бандит Витя, последние годы жизни которого мучительно прошли под жестокой звездой сражений за материальный достаток, некоторое время еще стоял в едких сизых парах суперотравы, видимо, собирая силы для своего последнего завещания в виде душераздирающего крика.
   Но крикнуть он так и не успел: крик его уже не нашел выхода из разрушенного кислотой тела.
   Петенька отскочил, нет, пожалуй, ловко отпрыгнул с болтающимся на заднице стулом от дымящегося водопада и с любопытством естествоиспытателя, лишенным обычного человеческого отвращения, следил за тем, как живая материя, еще несколько мгновений назад угрожавшая ему отлучением от горячо любимой жизни, превращается в смрадную пузырчатую черную массу, постепенно начиная напоминать внутренности Везувия во время извержения.
   - Во, смотри, водочки попробовал,- сказал Петя несколько озадаченно.-Правда, боюсь, она ему не очень понравилась.
   "Комсорг" Вова сидел на полу с круглыми глазами первоклассника, внезапно растерявшего у школьной доски все свои знания и схватившего жирную двойку. Он смотрел на процесс распада Витиной личности, как на сон. "Такого не бывает!"-крутилось в Вовиных мозгах. Он, по-видимому, уже совсем утратил чувство реальности, поскольку по-детски чистая улыбка счастливо гуляла по его губам. Потом, наверное, все-таки вспомнив, что он должен еще что-то очень важное сделать, Вова, немного смущаясь, навел свой пистолет на Петю. Но в тот момент, когда он был готов выполнить последнюю просьбу своего друга, на его многострадальную голову банально опустилась заначенная подружками бутылка "тринадцатого" портвейна.
   - А этот - портвейну! - сказала Ксюша, стараясь не смотреть в сторону пузырящегося Вити и брезгливо вытирая руку, забрызганную развеселым напитком, о халат, который она как-то сумела развязать. Нюша при этом сидела в углу, широко раскрыв заплаканные глаза и зажав ладонями крик ужаса, готовый вырваться из перекошенного рта.
   - Думаю, коллеги, что вон того клиента уже бесполезно класть в формалин,авторитетно заявил Петя, пытаясь хоть отчасти сделать из трагедии фарс и таким образом рассеять атмосферу всеобщего ужаса,- даже как учебное пособие не пойдет.
   - Не скажи, Петя,- скорее поддержала по сути, чем возразила по форме, понявшая Петенькину игру Ксюша.-Вон от него ботинки какие остались. Просто класс!
   Когда УАЗ, подняв грандиозные фонтаны брызг, ухнул в воду и начал тонуть, майор с сержантом, распахнув двери стремительно затопляемого автомобиля, попробовали выбраться из него - каждый со своей стороны.
   Но поскольку с некоторых пор они были по-сиамски связаны друг с другом, а желание уцелеть во что бы то ни стало и любой ценой было у них сильнее разума, они, все то время, пока автомобиль погружался на дно, упорно - с хрипом и скрежетом зубовным - боролись, словно пытаясь доказать друг другу, что каждый из них любит жизнь гораздо больше коллеги и что его собственная личность, уж конечно, для человечества намного ценней личности его оппонента.
   Однако уже на дне, так и не сумев договориться, майор и усатый сержант, обильно выпустив пузыри, с вытаращенными глазами закончили свое бессмысленное состязание в жизнелюбии и впустили в себя придонные невские струи.
   Повезло только Чике: набрав полные легкие воздуха за миг до погружения машины, он прополз с заднего сидения по барахтающемуся майору и всплыл, отчаянно работая руками и ногами. И все было бы для него хорошо, если . бы только он умел плавать.
   Что делать, босоногое детство и туманную юность Чика провел в детской колонии, а зрелые годы - в лагере усиленного режима, где, увы, пионервожатые с собаками и автоматами Калашникова не выводили поотрядно свой контингент на живописный берег лесного озера для пятиминутного купания хотя бы и за колючей проволокой.
   - Тону! Помоги-те-е!!! - сипел он, надрывая глотку, размахивая руками и невольно, до бритвенной рези в груди, заглатывая холодные "огурчики" с привкусом машинного масла.
   Чика мог раз десять уже утонуть, но осознание того факта, что ему удалось избежать участи соглядатаев, прикованных друг к другу, держало его пробкой на поверхности.
   - Держи! - крикнул кто-то неподалеку от него, и Чика увидел метрах в десяти от себя спасательный круг.
   Мелко дрожащего всеми своими несчастными членами от холода и перенапряжения, но все же счастливо улыбающегося Чику извлекли из реки два милиционера.
   - Вот, товарищ лейтенант, поймали того, кто был в джипе... Ишь, зубы скалит, паскуда! Руки у меня на него ох как чешутся... А наших ищут; должно быть, утонули,-сказал милиционер, остановив Чику у милицейских "Жигулей".
   - Я и есть "наш", свой,-бил себя кулаком в грудь Чика.
   - Молчи, морда уголовная! Из-за тебя люди погибли,- сказал сержант, тяжело и звонко ударив Чику кулаком в ухо.
   - Да я свой, я с майором и сержантом опасных преступников преследовал, которые от вас вчера сбежали. Я же их выследил! - чуть не заплакал от обиды Чика.
   - Что ты несешь, сволочь, что ты нам мозги паришь?! Каких таких преступников, что от нас сбежали? Да никто от нас не сбежал! От нас, морда, не убежишь! Ну-ка, сержант, и вы, ребята, поучите его маленько, а потом везите гада в отделение, мы с ним до утра побеседуем за все хорошее без свидетелей.
   И, как цепной пес под немилосердной палкой хозяина, Чика гортанно взвыл от боли и бессилия. О, как ему захотелось на отдых в камеру!
   - Мы, кажется, вовремя? Здорово, Петро, ты в порядке? - крикнул с порога Юрьев.- Там, на вахте, ваш дед под стулом лежит, как бычок стреноженный. Развязали его-живой... Фу-у, чем у вас тут пахнет? А это что за куча?
   Петя Счастливчик сидел за столом и сосредоточенно что-то мастерил, недовольно качая своей шишковатой головой. Рядом с ним притихшие Нюша и Ксюша, по-бабьи подоткнув свои модные юбки и не обращая никакого внимания на Юрьева и Максима, собирали осколки и мыли пол. Подросток жевал пряник, прихваченный им со стола на вахте Юрьев за шкафом думал, что одна из них как будто ему знакома. Но где он со видел?
   - Здорово, здорово... хотя, конечно, и здоровее видали! - бедро поприветствовал старого приятеля серьезный Петенька.- Вы что, друзья мои, у Петропавловки ныряли? Ну и как, хорошая вода?
   - Как в Сочи,- парировал Юрьев, принимая Петенькину игру.
   - А ты что это, брат, такой лысый, и поллица вроде не твои? Ты, Юрьев, с каким бомжом физиономией махнулся? Ну и морда у тебя, дорогой мой!
   - Ладно, Счастливчик, у тебя не лучше. Тебе тоже, видать, мозги вправляли... Так что там?
   - Тут до тебя два грубияна в гости зашли - твои знакомые, между прочим: все на тебя ссылались. Один, крутой, все права качал, а второй его взял да и угостил моей водочкой Только водочка моя ему не понравилась. Видал, как разобиделся?
   - Да, крутая куча получилась.. - Хорошо, пока не сильно воняет! - говорил Петя Счастливчик, нахмурившись и пытаясь наладить свои очки, измятые вероломным кулаком грубияна.- Но главное, он мне прадедушкины окуляры испортил. И в чем я теперь науку толкать буду? Без этих очков мне, брат, все как-то не так, словно без глаз остался или без рук... Так что ж ты меня, сукин сын Толя, не предупредил, что с порошком шутки плохи, и зачем адрес мой ребяткам дал? Или они тебя раскололи, Юрьев? Ведь эти шутнички нас всех тут могли...
   - Ох, могли, Петенька... Только я все потом понял. Вот, летел к тебе, боялся опоздать. Это - Максим,- представил Юрьев подростка, скромно жавшегося у дверей в одних трусах с толстыми червяками выжатой одежды в руках.- Без него я бы уже давно на Луне был... Так кто же именно из двоих в виде сей мерзопакостной кучи? Хотя, если судить по ботинкам, это-старшой, то есть Витя... А второй где?
   - Мальчик здесь, только он головку пока не держит, отдыхает после портвейна,- поддержала Петеньку Нюша, похоже, совсем оправившись от шока. Ксюша молчала и пристально смотрела на Юрьева, пытаясь вспомнить, где она его уже видела...
   - Учтите, у второго, то есть у Вовы, кроме пушки в кармане должна быть игрушка электрическая-шокер. Ее бы надо до Вовиного пробуждения извлечь.
   В лабораторию с самым решительным видом ворвался запыхавшийся ворошиловский стрелок Федор Федорович. Он мычал что-то невнятное, размахивая при этом наганом, словно беззаветно преданный трудовому народу чекист в мутном стане врагов народа.
   Внушительную голову его венчала армейская фуражка, по-кавалеристски натянутая до самых ушей с тем расчетом, чтобы и острая макушка грозила противнику.
   Левую ногу Федор Федорович приволакивал, а в правой руке он сжимал наган.
   - О, смотри, смотри: молод, как и прежде! Глаза горят классовым гневом, а в зубах матросским "яблочком" звенит пролетарское слово "даешь!", Эх, ему бы еще коня!-восхищенно пел Счастливчик Юрьеву.-Что ж ты, Федор Федорович, врагу доверился? Или заснул на посту? Да, отец, подвело тебя классовое чутье!
   - Где эти мазурики, Петр Евгеньевич, где эти сукоеды? - грозно потрясая наганом в воздухе, почти фальцетом кричал объегоренный страж тишины.
   - Все в порядке, Федорыч, "одних уж нет, а те далече". Вон та куча-это один, а эта падаль - другой. Сами справились, ты ж нас знаешь!
   - Петр Евгеньевич, я милицию вызвал. Щас приедут, показания снимать будут. Вам тут, наверно, медаль выйдет "За личное мужество",-говорил запыхавшийся сторож.