Страница:
_____________
(*)"Арчеры" - радиосериал о жизни деревенской семьи.
Воскресенье. Насчет детей. Это любопытным образом связано с индейцами. Помнишь, я говорил, что они все фантастически здоровые, а стариков почему-то нет, хотя мы думали, что все племя путешествует вместе? Так вот, я наконец попросил Мигеля выяснить у них, в чем тут секрет, и оказалось, что среди них нет стариков по той причине, что мало кому удается прожить больше 35. Значит, я ошибался, когда считал их фантастически "здоровыми и живой рекламой джунглей. На самом деле только фантастически здоровые и могут здесь существовать. Такой вот неожиданный оборот. Но что я, собственно, хотел сказать: выходит, почти никто из этого племени не доживет до моих лет - аж не по себе становится, как подумаешь. И если мы уедем в провинцию, это не значит, что я буду каждый вечер являться домой измотанный и требовать, чтобы меня обхаживали, а вместо этого получать на руки орущего дитятю. Если брать одни большие роли и не заниматься всякой халтурой на ТВ, я стану уезжать только на съемки, а уж когда буду дома, так по-настоящему. Ведь правильно? И я бы сделал ему манеж, и купил бы ему такой большой деревянный ковчег со всеми зверями, и раздобыл бы сумку, в которой носят детей,- индейцы пользуются такими много веков. А потом пошел бы побродить с ним по пустоши, а ты бы отдохнула от нас обоих, как ты на это смотришь? Между прочим, я правда жалею, что ударил Гэвина.
Понедельник. Я немножко расстроен, лап. Поругался с Виком из-за роли так нелепо все вышло! Какие-то несчастные шесть слов, но я знаю, что Фермин не мог их сказать. Понимаешь, я живу в его шкуре уже добрых три недели, и не Вику объяснять мне, как говорить. Он сказал, ладно, перепиши их, и я затормозил работу на целый час, а под конец он сказал мне, что я его не убедил. Мы все равно стали делать по-моему, потому что я уперся, и знаешь что? Этого болвана Матта я, видите ли, тоже не убедил. Я сказал, что он не может отличить кусок диалога от куска ветчины, и вообще у него морда из солонины, и он пообещал смазать мне по физиономии. Провались они все.
Вторник. Никак не успокоюсь.
Среда. Поразительная вещь. Я уже говорил тебе, что индейцы не понимают смысла игры. Так вот, в последние два дня отношения между Фермином и Антонио все больше портились (что нетрудно было изображать, поскольку Чарли с Маттом нынче тоже не питают друг к другу особой симпатии), и индейцы явно стали принимать происходящее близко к сердцу - они следили за нами со своего конца плота так, будто сейчас решается их судьба, и, между прочим, кое-какой резон в этом был, потому что мы спорили, имеют ли они право креститься, а значит, спасти свои души, или нет. Они как-то чувствовали все это, что ли. А сегодня мы снимали сцену, где Матт якобы случайно задевает меня веслом. Конечно, оно было из бальзового дерева, хотя индейцы и не могли этого знать, но я добросовестно упал как подкошенный, а Матт притворился, что он не нарочно. Индейцам полагалось смотреть на все так, словно эти белые люди в юбках просто идиотничают. Вик их заранее проинструктировал. Но они повели себя по-другому. Гурьбой бросились ко мне, и стали гладить меня по лицу, и смачивать мне лоб, и вроде бы даже горестно причитать, а потом трое из них пошли на Матта с самым угрожающим видом. Невероятно! И они действительно могли бы избить его, если бы он не сообразил очень вовремя скинуть с себя балахон и превратиться обратно в Матта,- тут они успокоились. Поразительно! Это был всегонавсего старина Матт, а тот мерзкий священник Антонио ушел. Потом я медленно поднялся на ноги, и они все счастливо засмеялись, точно я едва избежал смерти. Нам повезло, что Вик все время снимал, и мы ничего не потеряли. Теперь он думает вставить эту сцену в фильм - и очень хорошо, потому что раз индейцы так реагируют на нас с Маттом, то и зрители могут повести себя соответственно.
Четверг. Вик говорит, что вчерашняя стычка оказалась плохо отснятой. Наверняка этот чертов Матт к нему подкатывал - понял небось, что камера засекла, как он обосрался. Я сказал, подождем, поглядим, какой выйдет позитив, и Вик согласился, но дело, чувствую, дохлое. Вот они, правдолюбцы: жизнь как она есть нужна им только на словах.
Пятница. Я не считаю сценарий идеальным, и вообще, далеко не все спланировано как надо, но есть у этого фильма один плюс: он не пустопорожний. Не боится спорных вопросов. Обычно фильмы бывают вообще ни о чем, я убеждаюсь в этом все больше и больше. "Два попа бредут по джунглям" (как время от времени, на мотив "Красных парусов на закате", напевает наш радист Рыба) - да, конечно, но он о конфликте того рода, какой знаком людям всех эпох и всех цивилизаций. Дисциплина против попустительства. Приверженность букве закона против приверженности его духу. Цели и средства. Совершение хороших поступков из плохих побуждений против совершения плохих поступков из хороших побуждений. Как великие идеи вроде Церкви увязают в бюрократии. Как христианство, которое вначале ратовало за всеобщий мир, подобно другим религиям кончает насилием. То же самое можно сказать и о коммунизме, о любой великой идее. Я думаю, этот фильм действительно станет для Восточной Европы подрывным, и не только потому, что он о священниках. Возьмут ли его там в прокат - это другой вопрос. Я сказал Рыбе, что наш фильм мог бы кое-чему научить и профсоюзы, если они захотят учиться, и он сказал, что поразмыслит над этим. Пиппа-лапа, подумай насчет ребенка, ладно?
Твой Чарли
Р. S. Сегодня был любопытный случай. Так, мелочь, но индейцы меня озадачили.
Р. Р. S. Ума не приложу, отчего ты не пишешь.
Письмо 7
Милая Пиппа
Сволочные джунгли. Не дают никакого передыху. Тучи москитов и всякой кусачей гнуси и жужжащей сволочи, и первую пару недель думаешь, как тут замечательно, ну и хрен с ним, что покусают, всех кусают, кроме Матта с его персональным репеллентом производства НАСА и противомоскитной мордой из солонины. Но они все вьются, и вьются, и вьются, черт бы их драл. Через какое-то время начинаешь мечтать, чтобы джунгли устроили себе выходной. Хочется крикнуть: эй, джунгли, нынче воскресенье, давайте завязывайте, а они гудят себе и гудят все 24 часа в сутки. Впрочем, не знаю. Может, зло не джунгли виноваты, а фильм. Напряжение растет на глазах. Мы с Маттом грыземся все больше, что по сценарию, что сами по себе. Фильм переливается через край, ни на минуту не выпускает нас из-под своего контроля. Даже индейцы, кажется, не уверены, что я не всегда Фермип, а Матт не всегда Антонио. Похоже, они думают, что на самом-то деле я Фермин и только иногда прикидываюсь белым человеком по имени Чарли. В общем, все шиворот-навыворот.
Воскресенье. Про тот случай с индейцами. Честно сказать, я порядком разозлился, когда узнал, но теперь уже могу смотреть на это с их точки зрения. Я ведь писал тебе, что учу их язык,- она действительно очень миленькая и ходит в чем мама родила, но я уже говорил, что тебе не о чем беспокоиться, вошек по челку, помимо всего прочего, конечно. Обнаружилось, что половина слов, которым она меня учила, неправильные. То есть они настоящие, только смысл у них другой. Первое слово, которое я более или менее запомнил, было ткарни - она сказала, что так называются птицы, похожие на белых аистов, их тут довольно много. И когда какая-нибудь из них, хлопая крыльями, пролетала мимо, я кричал ткарни, и индейцы смеялись. Оказывается - я узнал это нс через Мигеля, а от второго нашего гида, который почти всю дорогу молчит, словом ткарни индейцы называют сама догадайся что (вообще-то у них для этого много имен). Ну, то самое, куда заплываю т мелкие рыбешки из реки, если будешь неосторожен. И так обстоит дело с половиной слов, которым научила меня эта озорница. Всего я выучил, наверное, слов 60, и половина из них липовые - или нецензурщина, или означают что-нибудь совсем другое. Сама понимаешь, что в первый момент мне это здорово не понравилось, но потом я подумал: а у индейцев-то, между прочим, колоссальное чувство юмора. Ну и решил показать им, что умею ценить шутки, и когда над нами опять пролетел большой аист, я прикинулся, будто не знаю, как он называется, и спросил у своей девицы. "Ткарни",- сказала она с невозмутимым видом. Я притворился, что очень удивлен, и стал мотать головой, и сказал, нет, это не может быть ткарни, потому что ткарни-то вон где (нет, я его не вынул, ничего такого - просто показал туда). И она поняла, что отхулиганилась, и захихикала, да и я тоже - пусть знают, что я не держу на них зла.
Понедельник. Конец не за горами. Осталась только одна большая сцена. А прежде два дня отдыха. По-моему, Вик зря так решил, но ему же надо с профсоюзами ладить. Говорит, не мешало бы перед важной съемкой перезарядить аккумуляторы. А я думаю, если ты на подъеме, то уж пили вперед без оглядки. Ну понятно, золотко, это я не всерьез, гак я говорю Матту, чтобы его позлить, хотя обычно у меня ничего не выходит - он ведь страшно толстокожий и принимает все за чистую монету, поэтому я подкалываю его, пожалуй, только ради собственного удовольствия. "Эй, Матт. - говорю я ему,- мы нынче на подъеме, так что давай-ка пилить вперед без оглядки", и он кивает, точно пророк в "Десяти заповедях" (*). В общем, по плану сегодня и завтра отдыхаем, потом два дня репетируем сцену с переворачиванием плота и в пятницу большая съемка. А может, Вик и прав, нам нужно быть в самой лучшей форме. Надо ведь не только верно сыграть, а еще и со всем остальным справиться. Для безопасности на нас будут веревки, как и положено по контракту. Прошу тебя, милая, не волнуйся, никакого серьезного риска нет. Мы нагоним метраж на том участке реки; где есть места с быстрым течением, и плот якобы перевернется там, но это только в фильме. У нас тут имеется парочка машин, которые месят воду, и она будет пениться и разбиваться о скалы, похожие на настоящие,- их поставят на якорь, чтобы не унесло. Так что бояться нечего. Честно говоря, мне не терпится начать, хотя мы, конечно, еще малость поспорили насчет этой сцены - все старые споры. Там происходит вот что: оба священника надают в воду, один из них ударяется головой о скалу, а другой его спасает. Вопрос в том, кто кого? Понимаешь, всю дорогу вверх по реке эти два человека борются не на жизнь, а на смерть, у них непримиримые религиозные разногласия, один очень жесткий и властный (я), другой очень мягкий и снисходительный к индейцам (Матт). По-моему, было бы гораздо эффектней, если бы тот, кто кажется твердолобым упрямцем и вроде как может дать другому спокойно утонуть, на самом деле спас его, пусть даже считая при этом, что его мысли насчет индейцев и намерение окрестить их, когда они доберутся до Ориноко, кощунственны. Однако придется делать наоборот - Матт будет спасать меня. Вик говорит, что так оно было в действительности, а Матт - что так написано в сценарии, который он читал в Пижонвилле, Северная Дакота, или где там ею родная крыша, и ни на что другое он не согласен. "Не родился еще тот парень, который спасет Матта Смитона",сказал он. Так и сказал, можешь себе представить? "Не родился еще тот парень, который спасет Матта Смитона". Я сказал, что припомню это, если мне случится застать его висящим вниз головой на одном пальце ноги на тросе лыжного подъемника. В общем, все будет идти, как написано в сценарии.
__________
(*) "Десять заповедей" экранизация библейских историй о Моисее.
Четверг. Опять выходной.
Позже
Позже
Позже
- целую, Чарли
Письмо 8
Господи Боже, Пиппа. Господи Боже. Я просто не мог продолжать то последнее письмо. Трепаться, как идут съемки. Не мог после того, что случилось. Но со мной все в порядке. Честное слово, в порядке.
Позже. Бедняга Матт. Черт, он был славный малый. Конечно, мог влезть в печенки, но на такой работе и Святой Франциск Ассизский осточертел бы. Вечно глазел на этих идиотских птиц в джунглях, вместо того чтобы читать роль. Извини, милая. Это бестактно, знаю. Просто не могу подобрать слов, чтобы рассказать. Убит совершенно. Бедняга Матт. Пытаюсь представить, откуда ты обо всем узнаешь и что подумаешь.
Какие же сволочи эти индейцы. Мне кажется, я умру. Еле держу ручку. Потею как свинья, comme un porco. Боже мой, я люблю тебя, Пиппа, только за это я и держусь.
Ч.
Письмо 9
Я достаю твою карточку, где ты похожа на бурундучонка, и целую ее. Все остальное неважно, только ты и я и наши будущие дети. Давай сделаем их, Пиппа. Твоя матушка будет рада, верно? Я спросил Рыбу, есть у тебя дети, он сказал да, я их берегу как зеницу ока. И я обнял его за плечи, крепко, как следует. Ведь только благодаря этому и продолжается жизнь, разве не гак?
Правду говорят: отправляйся в джунгли и поймешь, кто есть кто. Вик нытик, я и раньше это знал. Ноет, что пленка подмокла. Я сказал, плюнь, ты же всегда продашь в газету свои мемуары. Он посмотрел на меня волком.
Зачем они это сделали? Зачем?
целую, Ч
Р. S. Хорошо бы ты написала. Сейчас было бы кстати.
Письмо 10
Ведь это мог бы быть я. Вместо него. Кто решает такие вещи? Или вообще никто? Эй, там, наверху, есть кто-нибудь дома?
Я думал об этом весь день. Спросил у Рыбы, есть ли у него дети, и он сказал да, я берегу их как зеницу ока, и мы с ним обнялись прямо тут же, у всех на глазах, и с тех пор я думаю, что бы это значило. Зеница ока. Что это значит? Говоришь вот так что-нибудь, и все понимают, что это значит, а как задумаешься, непонятно. И с фильмом нашим так же, и со всей этой экспедицией. Работаешь, и тебе кажется, будто ты твердо знаешь, что и как, а потом остановишься, подумаешь и не видишь никакого смысла - такое впечатление, что смысл, может, только потому и был, что все притворялись, будто он есть. Есть в этом какой-нибудь смысл? По-моему, это как индейцы и те фальшивые скалы, у которых пенилась вода. Они все смотрели на них и смотрели и, чем дольше смотрели, тем меньше понимали. Сначала знали, что это скалы, а кончили тем, что уже ничего не знали. По лицам видно было.
Сейчас я отдам это Рохасу. Недавно он проходил мимо и сказал, ты сегодня пишешь уже третье письмо, вложил бы их в один конверт да сэкономил на марках. Я встал и, честное слово, точно превратился на минуту в Фермина и говорю: "Слушай, ты, Богиня связи, я буду писать в день столько писем, сколько мне приспичит, а ты знай отправляй". То есть Фермин, конечно, не сказал бы приспичит, но манера была его. Этакая упертость и недовольство всем, что в этом мире не дотягивает до совершенства. Ладно, пойду-ка я лучше извинюсь, а то он их все выкинет.
- целую, Чарли
Письмо 11 Пока ждем вертолета
Пиппа-лапа
Когда мы отсюда выберемся, я сделаю вот что. Дерну самый большой стакан виски, какой только нальют в этом долбаном Каракасе. Приму самую большую ванну, какую только нальют в этом долбаном Каракасе. Буду говорить с тобой по телефону, пока не наговорюсь вволю. Я уже слышу в трубке твой голос, точно вышел из дому за сигаретами и звоню сказать, что задержался. Потом пойду в Британское посольство и возьму номер "Дейли телеграф", и мне плевать, если он будет трехнедельной давности, и прочту там даже то, на что обычно не обращаю внимания, вроде заметок о природе. Пусть мне скажут, что городские ласточки начали вить гнезда или что, если вам повезет, вы можете увидеть барсука. Я хочу слышать про самые обыкновенные вещи, которые происходят все время. Я посмотрю результаты крикетных матчей и почувствую себя этаким старым болельщиком, приехавшим из Средней Англии в полосатом блейзере и с бутылкой джина в кулаке. А может, прочту еще колонку, где поздравляют с новорожденными. Эмму и Николаев, с рождением дочери Сюзи, сестры Александра и Билла. Славные мои Александр и Билл, скажу я, теперь у вас есть малышка Сюзи, она будет играть с вами. Вы должны быть с ней ласковы, должны защищать ее всю жизнь, она ваша маленькая сестренка, вы должны беречь ее как зеницу ока. Господи, я плачу, Пиппа, слезы так и льются у меня по щекам.
целую, Ч
Письмо 12 Каракас, 21 июля
Пиппа-лапа, я не могу в это поверить, честное слово, не могу. Мы наконец возвращаемся к тому, что зовется у нас цивилизацией (смешные мы люди!), наконец попадаем туда, откуда можно звонить через Атлантику, я наконец отстаиваю очередь, пробиваюсь по телефону домой, а тебя нет. "Номер не отвечает, сэр". Пробую еще раз. "Опять не отвечает, сэр". Еще раз. "Хоросо, сэр, номер опять не отвечает". Где же ты? Мне больше никто не нужен. Я не хочу звонить твоей матушке и говорить, вы знаете, у нас таки были известные неприятности, но теперь мы вернулись в Каракас, а Матт погиб, ну да, вы ведь слыхали об этом по новостям, но я не хочу говорить об этом. Я хочу говорить только с тобой, золотко, и не могу.
Звоню еще.
Звоню еще.
Ну ладно, тогда я беру бутылку виски, которая стоит около 50 фунтов, и, если студия мне ее не оплатит, я больше никогда не буду на них работать, и толстую стопку гладкой почтовой бумаги, которую они держат у себя в гостинице. Остальные отправились в город. А я не смог. Я помню наш последний вечер здесь - в этой же гостинице, все то же самое - и как мы с Маттом вместе пошли пить очумеловку и кончили тем, что сплясали под Зорбу, и нас вытолкали оттуда, а Матт показывал на меня и говорил официантам, эй, да вы что, не узнаете мистера Рика с Зеленого Полуострова, а они не узнали и взяли с нас за тарелки.
Мы отдыхали два дня, и еще три оставалось работать. Первое утро провели на большой воде - должен тебе сказать, что риск постарались сделать минимальным. Вик со съемочной группой был на берегу, а мы с Маттом на плоту вместе с дюжиной индейцев - они гребли и отталкивались шестами. Ради пущей безопасности плот был привязан длинной веревкой к дереву на берегу, так что, если бы индейцы с ним не совладали, он не уплыл бы. На нас с Маттом тоже были веревки - все по контракту. Утренняя репетиция прошла как по маслу, а после обеда работали на мелководье, с той самой взбивалкой. Я считал, что репетировать на следующий день уже ни к чему, но Вик настаивал. Поэтому на второе утро пошли опять, теперь уже с радиомикрофонами. Вик еще не решил, со звуком будем работать или без. Привязали к дереву веревку, группа расположилась на берегу, а мы приготовились сделать перед камерой три-четыре рейда: в этой сцене мы с Маттом так заняты спором, можно ли крестить индейцев, что не видим опасности у себя за спиной, а зрители ее видят. О том, что случилось после, я думал миллион раз и все-таки не знаю ответа. Был третий прогон. Нам дали с берега отмашку, мы начали спорить и потом заметили что-то неладное. Вместо дюжины индейцев на плоту были только двое: они стояли с шестами у задней кромки плота. Наверное, мы оба подумали, что Вику взбрело в голову попробовать такой вариант, когда мы с Маттом уже были поглощены ссорой, и это показывает, что он профи до мозга костей - даже виду, хитрец, не подал. Во всяком случае, так подумал я. Потом, в конце сцены, мы заметили, что индейцы не делают того, что должны делать, то есть не упираются шестами в дно, чтобы остановить плот. Они толкали его вперед, и Матт крикнул: "Эй, ребята, хорош", но они не отреагировали, и я еще, помню, подумал, может, они хотят проверить веревку, удержит ли она, и мы с Маттом одновременно повернулись и увидели, куда правят индейцы - прямо на скалы, в бурлящую воду,- и я понял, что веревка лопнула или отвязалась. Мы закричали, но это, конечно, было бесполезно, слишком сильно шумела река, да и не понимают они по-нашему, а потом мы очутились в воде. Когда плот перевернуло, я думал о тебе, Пиппа, честное слово. Увидел твое лицо и пытался думать о тебе. Потом хотел было плыть, но мешало течение и эта блядская ряса, а потом меня крепко шарахнуло по ребрам, точно ногой ударили, и я уж думал, что мне хана, наверное, налетел на скалу,- подумал и сразу ослаб, вроде как отключился. А на самом деле это резко натянулась веревка, которой я был привязан. Больше ничего не помню до того момента, как очухался на берегу: из меня льется вода, стою и блюю в грязь, а наш звуковик колотит меня по спине и тычет кулаком в живот. Моя веревка выдержала, Маттова нет. Вот как оно получилось - мне просто повезло.
Все были в шоке, сама понимаешь. Некоторые из наших пытались пройти вдоль берега - якобы люди иногда цепляются за нависшие над водой ветки, и их находят на целую милю ниже по течению. Но все без толку. Такие вещи бывают разве что в кино. Матт погиб, и все равно они не ушли дальше чем на 20 или 30 ярдов от того места - в джунглях ведь нет этих тропинок вдоль реки, чтобы таскать лодки на буксире. "Почему их было только двое? - все повторял Вик.~ Почему только двое?" Стали искать индейцев, которые помогали группе разворачиваться, но их нигде не было. Тогда мы вернулись в лагерь и нашли там одного-единственного человека, переводчика Мигеля, который сказал, что долго беседовал с каким-то индейцем, а когда обернулся, всех остальных уже след простыл.
Потом мы пошли смотреть, что стряслось с привязанной к дереву веревкой, и ничего там не обнаружили, она просто исчезла. И это было очень и очень странно, потому что ее завязывали одним из тех хитрых узлов, которые никак не могут развязаться сами,- контракт был соблюден во всех мелочах. Чертовски подозрительно. Потом мы снова поговорили с Мигелем, и выяснилось, что индеец затеял с ним ту долгую беседу еще до того, как мы перевернулись. Видно, они знали, что произойдет. И прежде чем удрать, забрали из лагеря все подчистую: одежду, продукты, оборудование. Зачем им одежда? Они же ее не носят.
Мы чуть нс подохли, пока дождались вертолета. Индейцы утащили радиотелефоны (они бы и генератор сперли, если б у них был подъемный кран), а в Каракасе решили, что мы их опять кокнули, и прилетели как обычно. Два дня тянулись, как два месяца. По-моему, я все-таки схватил какую-то гнусную лихорадку, несмотря на уколы. Говорят, когда меня достали из реки и выкачали из моего брюха воду, первое, что я сказал после того, как очухался, было: "Не иначе как вошек по челку", и на всю группу напал истерический смех. Сам-то я не помню, но на Чарли это похоже. Я уж думал, что подцепил какую-нибудь местную бери-бери. Короче, полный мрак.
Зачем они это сделали? Вот чего я никак не могу понять. Зачем? Большинство моих спутников считает, что с таких примитивных людей и спрашивать нечего - это, мол, тебе не белые, туземцу доверять нельзя и тому подобное. Чепуха! Я никогда не считал их примитивными, они никогда не врали (если забыть о тех уроках языка) и, клянусь тебе, гораздо больше заслуживали доверия, чем кое-кто из наших белых работничков. Перво-наперво я подумал: наверняка мы их чем-нибудь обидели, сами того не замечая, например, жестоко оскорбили их богов. Но я не мог вспомнить ничего такого.
Я пытаюсь понять, есть тут какая-нибудь связь с тем, что произошло два века назад, или нет. Может быть, это просто случайное совпадение. Так уж сложилось, что потомки тех индейцев, у которых перевернулся плот, плыли на другом плоту, и он тоже перевернулся примерно на том же месте. Может, этим индейцам просто надоело тащить иезуитов вверх но реке, и они вдруг слегка тронулись и озверели и вывалили их за борт. Маловероятно? Наверное, между этими двумя событиями все-таки есть связь. Я почти уверен. По-моему, индейцы - наши индейцы - знали, что случилось с отцом Фермином и отцом Антонио в ту далекую пору. Такие легенды могут рассказывать женщины - например, когда толкут корни маниоки или делают еще что-нибудь в этом роде. Возможно, те двое иезуитов были в индейской истории очень важными фигурами. Представь себе, как этот рассказ передается из поколения в поколение, как его усложняют и приукрашивают. А потом появились мы, еще одна компания белых, среди которых тоже есть два человека в длинных черных юбках, которые тоже хотят добраться по реке до Ориноко. Понятно, имеются и отличия: эти привезли с собой одноглазую машинку и так далее, но по сути-то все одинаково, и мы даже сказали им, что конец будет тот же самый - плот перевернется. Ясное дело, тут трудно проводить параллели, но вообрази себе, что ты живешь в Гастингсе в 2066 году и вышла погулять па бережок, а к тебе плывут галеры, из них высыпают люди в кольчугах и остроконечных шлемах и говорят, что они прибыли на битву при Гастингсе, и не потревожишь ли ты короля Гарольда, чтобы они могли вышибить ему мозги, а за исполнение этой роли предлагают тебе толстенный бумажник с деньгами. Ведь сначала ты не прочь будешь согласиться, верно? И только потом задумаешься, для чего это нужно им. И тебе может прийти в голову - это моя идея, Вик ее не поддерживает, что они (то есть мы) вернулись, чтобы повторить некую церемонию, страшно важную для их племени. Индейцы могли увидеть тут что-то религиозное, вроде празднования 500летия собора или чего-нибудь в этом духе.
Не исключена и другая возможность - что индейцы действительно следили за спором между иезуитами и понимали его намного лучше, чем нам казалось. Они, - то есть Матт и я, - спорили о том, крестить ли индейцев, и к моменту аварии весы как будто начали склоняться на мою сторону. В конце концов я был выше саном, и я возражал против крещения - по крайней мере, пока индейцы не соберутся с духом и не откажутся от кое-каких мерзопакостных привычек. А индейцы, может быть, поняли это и перевернули плот, думая убить отца Фермина (меня!), чтобы оставшийся в живых отец Антонио окрестил их. Как тебе моя догадка? А дальше есть два варианта: либо они увидели, что Фермин уцелел, и сбежали с испугу, либо обнаружили, что погиб Антонио, а значит, все пошло наперекосяк и им тоже оставалось только сбежать.
Так ли это? В одном я уверен: все тут гораздо сложнее, чем будет выглядеть в газетах. Не удивлюсь, если Голливуд отправит сюда самолет, чтобы скинуть на индейцев парочку бомб и отомстить таким образом за смерть Матта. Или будут переснимать фильм да-да, вот это скорее всего. Кто получит роль Матта? Какую карьеру можно сделать! Раз - и в дамки.
(*)"Арчеры" - радиосериал о жизни деревенской семьи.
Воскресенье. Насчет детей. Это любопытным образом связано с индейцами. Помнишь, я говорил, что они все фантастически здоровые, а стариков почему-то нет, хотя мы думали, что все племя путешествует вместе? Так вот, я наконец попросил Мигеля выяснить у них, в чем тут секрет, и оказалось, что среди них нет стариков по той причине, что мало кому удается прожить больше 35. Значит, я ошибался, когда считал их фантастически "здоровыми и живой рекламой джунглей. На самом деле только фантастически здоровые и могут здесь существовать. Такой вот неожиданный оборот. Но что я, собственно, хотел сказать: выходит, почти никто из этого племени не доживет до моих лет - аж не по себе становится, как подумаешь. И если мы уедем в провинцию, это не значит, что я буду каждый вечер являться домой измотанный и требовать, чтобы меня обхаживали, а вместо этого получать на руки орущего дитятю. Если брать одни большие роли и не заниматься всякой халтурой на ТВ, я стану уезжать только на съемки, а уж когда буду дома, так по-настоящему. Ведь правильно? И я бы сделал ему манеж, и купил бы ему такой большой деревянный ковчег со всеми зверями, и раздобыл бы сумку, в которой носят детей,- индейцы пользуются такими много веков. А потом пошел бы побродить с ним по пустоши, а ты бы отдохнула от нас обоих, как ты на это смотришь? Между прочим, я правда жалею, что ударил Гэвина.
Понедельник. Я немножко расстроен, лап. Поругался с Виком из-за роли так нелепо все вышло! Какие-то несчастные шесть слов, но я знаю, что Фермин не мог их сказать. Понимаешь, я живу в его шкуре уже добрых три недели, и не Вику объяснять мне, как говорить. Он сказал, ладно, перепиши их, и я затормозил работу на целый час, а под конец он сказал мне, что я его не убедил. Мы все равно стали делать по-моему, потому что я уперся, и знаешь что? Этого болвана Матта я, видите ли, тоже не убедил. Я сказал, что он не может отличить кусок диалога от куска ветчины, и вообще у него морда из солонины, и он пообещал смазать мне по физиономии. Провались они все.
Вторник. Никак не успокоюсь.
Среда. Поразительная вещь. Я уже говорил тебе, что индейцы не понимают смысла игры. Так вот, в последние два дня отношения между Фермином и Антонио все больше портились (что нетрудно было изображать, поскольку Чарли с Маттом нынче тоже не питают друг к другу особой симпатии), и индейцы явно стали принимать происходящее близко к сердцу - они следили за нами со своего конца плота так, будто сейчас решается их судьба, и, между прочим, кое-какой резон в этом был, потому что мы спорили, имеют ли они право креститься, а значит, спасти свои души, или нет. Они как-то чувствовали все это, что ли. А сегодня мы снимали сцену, где Матт якобы случайно задевает меня веслом. Конечно, оно было из бальзового дерева, хотя индейцы и не могли этого знать, но я добросовестно упал как подкошенный, а Матт притворился, что он не нарочно. Индейцам полагалось смотреть на все так, словно эти белые люди в юбках просто идиотничают. Вик их заранее проинструктировал. Но они повели себя по-другому. Гурьбой бросились ко мне, и стали гладить меня по лицу, и смачивать мне лоб, и вроде бы даже горестно причитать, а потом трое из них пошли на Матта с самым угрожающим видом. Невероятно! И они действительно могли бы избить его, если бы он не сообразил очень вовремя скинуть с себя балахон и превратиться обратно в Матта,- тут они успокоились. Поразительно! Это был всегонавсего старина Матт, а тот мерзкий священник Антонио ушел. Потом я медленно поднялся на ноги, и они все счастливо засмеялись, точно я едва избежал смерти. Нам повезло, что Вик все время снимал, и мы ничего не потеряли. Теперь он думает вставить эту сцену в фильм - и очень хорошо, потому что раз индейцы так реагируют на нас с Маттом, то и зрители могут повести себя соответственно.
Четверг. Вик говорит, что вчерашняя стычка оказалась плохо отснятой. Наверняка этот чертов Матт к нему подкатывал - понял небось, что камера засекла, как он обосрался. Я сказал, подождем, поглядим, какой выйдет позитив, и Вик согласился, но дело, чувствую, дохлое. Вот они, правдолюбцы: жизнь как она есть нужна им только на словах.
Пятница. Я не считаю сценарий идеальным, и вообще, далеко не все спланировано как надо, но есть у этого фильма один плюс: он не пустопорожний. Не боится спорных вопросов. Обычно фильмы бывают вообще ни о чем, я убеждаюсь в этом все больше и больше. "Два попа бредут по джунглям" (как время от времени, на мотив "Красных парусов на закате", напевает наш радист Рыба) - да, конечно, но он о конфликте того рода, какой знаком людям всех эпох и всех цивилизаций. Дисциплина против попустительства. Приверженность букве закона против приверженности его духу. Цели и средства. Совершение хороших поступков из плохих побуждений против совершения плохих поступков из хороших побуждений. Как великие идеи вроде Церкви увязают в бюрократии. Как христианство, которое вначале ратовало за всеобщий мир, подобно другим религиям кончает насилием. То же самое можно сказать и о коммунизме, о любой великой идее. Я думаю, этот фильм действительно станет для Восточной Европы подрывным, и не только потому, что он о священниках. Возьмут ли его там в прокат - это другой вопрос. Я сказал Рыбе, что наш фильм мог бы кое-чему научить и профсоюзы, если они захотят учиться, и он сказал, что поразмыслит над этим. Пиппа-лапа, подумай насчет ребенка, ладно?
Твой Чарли
Р. S. Сегодня был любопытный случай. Так, мелочь, но индейцы меня озадачили.
Р. Р. S. Ума не приложу, отчего ты не пишешь.
Письмо 7
Милая Пиппа
Сволочные джунгли. Не дают никакого передыху. Тучи москитов и всякой кусачей гнуси и жужжащей сволочи, и первую пару недель думаешь, как тут замечательно, ну и хрен с ним, что покусают, всех кусают, кроме Матта с его персональным репеллентом производства НАСА и противомоскитной мордой из солонины. Но они все вьются, и вьются, и вьются, черт бы их драл. Через какое-то время начинаешь мечтать, чтобы джунгли устроили себе выходной. Хочется крикнуть: эй, джунгли, нынче воскресенье, давайте завязывайте, а они гудят себе и гудят все 24 часа в сутки. Впрочем, не знаю. Может, зло не джунгли виноваты, а фильм. Напряжение растет на глазах. Мы с Маттом грыземся все больше, что по сценарию, что сами по себе. Фильм переливается через край, ни на минуту не выпускает нас из-под своего контроля. Даже индейцы, кажется, не уверены, что я не всегда Фермип, а Матт не всегда Антонио. Похоже, они думают, что на самом-то деле я Фермин и только иногда прикидываюсь белым человеком по имени Чарли. В общем, все шиворот-навыворот.
Воскресенье. Про тот случай с индейцами. Честно сказать, я порядком разозлился, когда узнал, но теперь уже могу смотреть на это с их точки зрения. Я ведь писал тебе, что учу их язык,- она действительно очень миленькая и ходит в чем мама родила, но я уже говорил, что тебе не о чем беспокоиться, вошек по челку, помимо всего прочего, конечно. Обнаружилось, что половина слов, которым она меня учила, неправильные. То есть они настоящие, только смысл у них другой. Первое слово, которое я более или менее запомнил, было ткарни - она сказала, что так называются птицы, похожие на белых аистов, их тут довольно много. И когда какая-нибудь из них, хлопая крыльями, пролетала мимо, я кричал ткарни, и индейцы смеялись. Оказывается - я узнал это нс через Мигеля, а от второго нашего гида, который почти всю дорогу молчит, словом ткарни индейцы называют сама догадайся что (вообще-то у них для этого много имен). Ну, то самое, куда заплываю т мелкие рыбешки из реки, если будешь неосторожен. И так обстоит дело с половиной слов, которым научила меня эта озорница. Всего я выучил, наверное, слов 60, и половина из них липовые - или нецензурщина, или означают что-нибудь совсем другое. Сама понимаешь, что в первый момент мне это здорово не понравилось, но потом я подумал: а у индейцев-то, между прочим, колоссальное чувство юмора. Ну и решил показать им, что умею ценить шутки, и когда над нами опять пролетел большой аист, я прикинулся, будто не знаю, как он называется, и спросил у своей девицы. "Ткарни",- сказала она с невозмутимым видом. Я притворился, что очень удивлен, и стал мотать головой, и сказал, нет, это не может быть ткарни, потому что ткарни-то вон где (нет, я его не вынул, ничего такого - просто показал туда). И она поняла, что отхулиганилась, и захихикала, да и я тоже - пусть знают, что я не держу на них зла.
Понедельник. Конец не за горами. Осталась только одна большая сцена. А прежде два дня отдыха. По-моему, Вик зря так решил, но ему же надо с профсоюзами ладить. Говорит, не мешало бы перед важной съемкой перезарядить аккумуляторы. А я думаю, если ты на подъеме, то уж пили вперед без оглядки. Ну понятно, золотко, это я не всерьез, гак я говорю Матту, чтобы его позлить, хотя обычно у меня ничего не выходит - он ведь страшно толстокожий и принимает все за чистую монету, поэтому я подкалываю его, пожалуй, только ради собственного удовольствия. "Эй, Матт. - говорю я ему,- мы нынче на подъеме, так что давай-ка пилить вперед без оглядки", и он кивает, точно пророк в "Десяти заповедях" (*). В общем, по плану сегодня и завтра отдыхаем, потом два дня репетируем сцену с переворачиванием плота и в пятницу большая съемка. А может, Вик и прав, нам нужно быть в самой лучшей форме. Надо ведь не только верно сыграть, а еще и со всем остальным справиться. Для безопасности на нас будут веревки, как и положено по контракту. Прошу тебя, милая, не волнуйся, никакого серьезного риска нет. Мы нагоним метраж на том участке реки; где есть места с быстрым течением, и плот якобы перевернется там, но это только в фильме. У нас тут имеется парочка машин, которые месят воду, и она будет пениться и разбиваться о скалы, похожие на настоящие,- их поставят на якорь, чтобы не унесло. Так что бояться нечего. Честно говоря, мне не терпится начать, хотя мы, конечно, еще малость поспорили насчет этой сцены - все старые споры. Там происходит вот что: оба священника надают в воду, один из них ударяется головой о скалу, а другой его спасает. Вопрос в том, кто кого? Понимаешь, всю дорогу вверх по реке эти два человека борются не на жизнь, а на смерть, у них непримиримые религиозные разногласия, один очень жесткий и властный (я), другой очень мягкий и снисходительный к индейцам (Матт). По-моему, было бы гораздо эффектней, если бы тот, кто кажется твердолобым упрямцем и вроде как может дать другому спокойно утонуть, на самом деле спас его, пусть даже считая при этом, что его мысли насчет индейцев и намерение окрестить их, когда они доберутся до Ориноко, кощунственны. Однако придется делать наоборот - Матт будет спасать меня. Вик говорит, что так оно было в действительности, а Матт - что так написано в сценарии, который он читал в Пижонвилле, Северная Дакота, или где там ею родная крыша, и ни на что другое он не согласен. "Не родился еще тот парень, который спасет Матта Смитона",сказал он. Так и сказал, можешь себе представить? "Не родился еще тот парень, который спасет Матта Смитона". Я сказал, что припомню это, если мне случится застать его висящим вниз головой на одном пальце ноги на тросе лыжного подъемника. В общем, все будет идти, как написано в сценарии.
__________
(*) "Десять заповедей" экранизация библейских историй о Моисее.
Четверг. Опять выходной.
Позже
Позже
Позже
- целую, Чарли
Письмо 8
Господи Боже, Пиппа. Господи Боже. Я просто не мог продолжать то последнее письмо. Трепаться, как идут съемки. Не мог после того, что случилось. Но со мной все в порядке. Честное слово, в порядке.
Позже. Бедняга Матт. Черт, он был славный малый. Конечно, мог влезть в печенки, но на такой работе и Святой Франциск Ассизский осточертел бы. Вечно глазел на этих идиотских птиц в джунглях, вместо того чтобы читать роль. Извини, милая. Это бестактно, знаю. Просто не могу подобрать слов, чтобы рассказать. Убит совершенно. Бедняга Матт. Пытаюсь представить, откуда ты обо всем узнаешь и что подумаешь.
Какие же сволочи эти индейцы. Мне кажется, я умру. Еле держу ручку. Потею как свинья, comme un porco. Боже мой, я люблю тебя, Пиппа, только за это я и держусь.
Ч.
Письмо 9
Я достаю твою карточку, где ты похожа на бурундучонка, и целую ее. Все остальное неважно, только ты и я и наши будущие дети. Давай сделаем их, Пиппа. Твоя матушка будет рада, верно? Я спросил Рыбу, есть у тебя дети, он сказал да, я их берегу как зеницу ока. И я обнял его за плечи, крепко, как следует. Ведь только благодаря этому и продолжается жизнь, разве не гак?
Правду говорят: отправляйся в джунгли и поймешь, кто есть кто. Вик нытик, я и раньше это знал. Ноет, что пленка подмокла. Я сказал, плюнь, ты же всегда продашь в газету свои мемуары. Он посмотрел на меня волком.
Зачем они это сделали? Зачем?
целую, Ч
Р. S. Хорошо бы ты написала. Сейчас было бы кстати.
Письмо 10
Ведь это мог бы быть я. Вместо него. Кто решает такие вещи? Или вообще никто? Эй, там, наверху, есть кто-нибудь дома?
Я думал об этом весь день. Спросил у Рыбы, есть ли у него дети, и он сказал да, я берегу их как зеницу ока, и мы с ним обнялись прямо тут же, у всех на глазах, и с тех пор я думаю, что бы это значило. Зеница ока. Что это значит? Говоришь вот так что-нибудь, и все понимают, что это значит, а как задумаешься, непонятно. И с фильмом нашим так же, и со всей этой экспедицией. Работаешь, и тебе кажется, будто ты твердо знаешь, что и как, а потом остановишься, подумаешь и не видишь никакого смысла - такое впечатление, что смысл, может, только потому и был, что все притворялись, будто он есть. Есть в этом какой-нибудь смысл? По-моему, это как индейцы и те фальшивые скалы, у которых пенилась вода. Они все смотрели на них и смотрели и, чем дольше смотрели, тем меньше понимали. Сначала знали, что это скалы, а кончили тем, что уже ничего не знали. По лицам видно было.
Сейчас я отдам это Рохасу. Недавно он проходил мимо и сказал, ты сегодня пишешь уже третье письмо, вложил бы их в один конверт да сэкономил на марках. Я встал и, честное слово, точно превратился на минуту в Фермина и говорю: "Слушай, ты, Богиня связи, я буду писать в день столько писем, сколько мне приспичит, а ты знай отправляй". То есть Фермин, конечно, не сказал бы приспичит, но манера была его. Этакая упертость и недовольство всем, что в этом мире не дотягивает до совершенства. Ладно, пойду-ка я лучше извинюсь, а то он их все выкинет.
- целую, Чарли
Письмо 11 Пока ждем вертолета
Пиппа-лапа
Когда мы отсюда выберемся, я сделаю вот что. Дерну самый большой стакан виски, какой только нальют в этом долбаном Каракасе. Приму самую большую ванну, какую только нальют в этом долбаном Каракасе. Буду говорить с тобой по телефону, пока не наговорюсь вволю. Я уже слышу в трубке твой голос, точно вышел из дому за сигаретами и звоню сказать, что задержался. Потом пойду в Британское посольство и возьму номер "Дейли телеграф", и мне плевать, если он будет трехнедельной давности, и прочту там даже то, на что обычно не обращаю внимания, вроде заметок о природе. Пусть мне скажут, что городские ласточки начали вить гнезда или что, если вам повезет, вы можете увидеть барсука. Я хочу слышать про самые обыкновенные вещи, которые происходят все время. Я посмотрю результаты крикетных матчей и почувствую себя этаким старым болельщиком, приехавшим из Средней Англии в полосатом блейзере и с бутылкой джина в кулаке. А может, прочту еще колонку, где поздравляют с новорожденными. Эмму и Николаев, с рождением дочери Сюзи, сестры Александра и Билла. Славные мои Александр и Билл, скажу я, теперь у вас есть малышка Сюзи, она будет играть с вами. Вы должны быть с ней ласковы, должны защищать ее всю жизнь, она ваша маленькая сестренка, вы должны беречь ее как зеницу ока. Господи, я плачу, Пиппа, слезы так и льются у меня по щекам.
целую, Ч
Письмо 12 Каракас, 21 июля
Пиппа-лапа, я не могу в это поверить, честное слово, не могу. Мы наконец возвращаемся к тому, что зовется у нас цивилизацией (смешные мы люди!), наконец попадаем туда, откуда можно звонить через Атлантику, я наконец отстаиваю очередь, пробиваюсь по телефону домой, а тебя нет. "Номер не отвечает, сэр". Пробую еще раз. "Опять не отвечает, сэр". Еще раз. "Хоросо, сэр, номер опять не отвечает". Где же ты? Мне больше никто не нужен. Я не хочу звонить твоей матушке и говорить, вы знаете, у нас таки были известные неприятности, но теперь мы вернулись в Каракас, а Матт погиб, ну да, вы ведь слыхали об этом по новостям, но я не хочу говорить об этом. Я хочу говорить только с тобой, золотко, и не могу.
Звоню еще.
Звоню еще.
Ну ладно, тогда я беру бутылку виски, которая стоит около 50 фунтов, и, если студия мне ее не оплатит, я больше никогда не буду на них работать, и толстую стопку гладкой почтовой бумаги, которую они держат у себя в гостинице. Остальные отправились в город. А я не смог. Я помню наш последний вечер здесь - в этой же гостинице, все то же самое - и как мы с Маттом вместе пошли пить очумеловку и кончили тем, что сплясали под Зорбу, и нас вытолкали оттуда, а Матт показывал на меня и говорил официантам, эй, да вы что, не узнаете мистера Рика с Зеленого Полуострова, а они не узнали и взяли с нас за тарелки.
Мы отдыхали два дня, и еще три оставалось работать. Первое утро провели на большой воде - должен тебе сказать, что риск постарались сделать минимальным. Вик со съемочной группой был на берегу, а мы с Маттом на плоту вместе с дюжиной индейцев - они гребли и отталкивались шестами. Ради пущей безопасности плот был привязан длинной веревкой к дереву на берегу, так что, если бы индейцы с ним не совладали, он не уплыл бы. На нас с Маттом тоже были веревки - все по контракту. Утренняя репетиция прошла как по маслу, а после обеда работали на мелководье, с той самой взбивалкой. Я считал, что репетировать на следующий день уже ни к чему, но Вик настаивал. Поэтому на второе утро пошли опять, теперь уже с радиомикрофонами. Вик еще не решил, со звуком будем работать или без. Привязали к дереву веревку, группа расположилась на берегу, а мы приготовились сделать перед камерой три-четыре рейда: в этой сцене мы с Маттом так заняты спором, можно ли крестить индейцев, что не видим опасности у себя за спиной, а зрители ее видят. О том, что случилось после, я думал миллион раз и все-таки не знаю ответа. Был третий прогон. Нам дали с берега отмашку, мы начали спорить и потом заметили что-то неладное. Вместо дюжины индейцев на плоту были только двое: они стояли с шестами у задней кромки плота. Наверное, мы оба подумали, что Вику взбрело в голову попробовать такой вариант, когда мы с Маттом уже были поглощены ссорой, и это показывает, что он профи до мозга костей - даже виду, хитрец, не подал. Во всяком случае, так подумал я. Потом, в конце сцены, мы заметили, что индейцы не делают того, что должны делать, то есть не упираются шестами в дно, чтобы остановить плот. Они толкали его вперед, и Матт крикнул: "Эй, ребята, хорош", но они не отреагировали, и я еще, помню, подумал, может, они хотят проверить веревку, удержит ли она, и мы с Маттом одновременно повернулись и увидели, куда правят индейцы - прямо на скалы, в бурлящую воду,- и я понял, что веревка лопнула или отвязалась. Мы закричали, но это, конечно, было бесполезно, слишком сильно шумела река, да и не понимают они по-нашему, а потом мы очутились в воде. Когда плот перевернуло, я думал о тебе, Пиппа, честное слово. Увидел твое лицо и пытался думать о тебе. Потом хотел было плыть, но мешало течение и эта блядская ряса, а потом меня крепко шарахнуло по ребрам, точно ногой ударили, и я уж думал, что мне хана, наверное, налетел на скалу,- подумал и сразу ослаб, вроде как отключился. А на самом деле это резко натянулась веревка, которой я был привязан. Больше ничего не помню до того момента, как очухался на берегу: из меня льется вода, стою и блюю в грязь, а наш звуковик колотит меня по спине и тычет кулаком в живот. Моя веревка выдержала, Маттова нет. Вот как оно получилось - мне просто повезло.
Все были в шоке, сама понимаешь. Некоторые из наших пытались пройти вдоль берега - якобы люди иногда цепляются за нависшие над водой ветки, и их находят на целую милю ниже по течению. Но все без толку. Такие вещи бывают разве что в кино. Матт погиб, и все равно они не ушли дальше чем на 20 или 30 ярдов от того места - в джунглях ведь нет этих тропинок вдоль реки, чтобы таскать лодки на буксире. "Почему их было только двое? - все повторял Вик.~ Почему только двое?" Стали искать индейцев, которые помогали группе разворачиваться, но их нигде не было. Тогда мы вернулись в лагерь и нашли там одного-единственного человека, переводчика Мигеля, который сказал, что долго беседовал с каким-то индейцем, а когда обернулся, всех остальных уже след простыл.
Потом мы пошли смотреть, что стряслось с привязанной к дереву веревкой, и ничего там не обнаружили, она просто исчезла. И это было очень и очень странно, потому что ее завязывали одним из тех хитрых узлов, которые никак не могут развязаться сами,- контракт был соблюден во всех мелочах. Чертовски подозрительно. Потом мы снова поговорили с Мигелем, и выяснилось, что индеец затеял с ним ту долгую беседу еще до того, как мы перевернулись. Видно, они знали, что произойдет. И прежде чем удрать, забрали из лагеря все подчистую: одежду, продукты, оборудование. Зачем им одежда? Они же ее не носят.
Мы чуть нс подохли, пока дождались вертолета. Индейцы утащили радиотелефоны (они бы и генератор сперли, если б у них был подъемный кран), а в Каракасе решили, что мы их опять кокнули, и прилетели как обычно. Два дня тянулись, как два месяца. По-моему, я все-таки схватил какую-то гнусную лихорадку, несмотря на уколы. Говорят, когда меня достали из реки и выкачали из моего брюха воду, первое, что я сказал после того, как очухался, было: "Не иначе как вошек по челку", и на всю группу напал истерический смех. Сам-то я не помню, но на Чарли это похоже. Я уж думал, что подцепил какую-нибудь местную бери-бери. Короче, полный мрак.
Зачем они это сделали? Вот чего я никак не могу понять. Зачем? Большинство моих спутников считает, что с таких примитивных людей и спрашивать нечего - это, мол, тебе не белые, туземцу доверять нельзя и тому подобное. Чепуха! Я никогда не считал их примитивными, они никогда не врали (если забыть о тех уроках языка) и, клянусь тебе, гораздо больше заслуживали доверия, чем кое-кто из наших белых работничков. Перво-наперво я подумал: наверняка мы их чем-нибудь обидели, сами того не замечая, например, жестоко оскорбили их богов. Но я не мог вспомнить ничего такого.
Я пытаюсь понять, есть тут какая-нибудь связь с тем, что произошло два века назад, или нет. Может быть, это просто случайное совпадение. Так уж сложилось, что потомки тех индейцев, у которых перевернулся плот, плыли на другом плоту, и он тоже перевернулся примерно на том же месте. Может, этим индейцам просто надоело тащить иезуитов вверх но реке, и они вдруг слегка тронулись и озверели и вывалили их за борт. Маловероятно? Наверное, между этими двумя событиями все-таки есть связь. Я почти уверен. По-моему, индейцы - наши индейцы - знали, что случилось с отцом Фермином и отцом Антонио в ту далекую пору. Такие легенды могут рассказывать женщины - например, когда толкут корни маниоки или делают еще что-нибудь в этом роде. Возможно, те двое иезуитов были в индейской истории очень важными фигурами. Представь себе, как этот рассказ передается из поколения в поколение, как его усложняют и приукрашивают. А потом появились мы, еще одна компания белых, среди которых тоже есть два человека в длинных черных юбках, которые тоже хотят добраться по реке до Ориноко. Понятно, имеются и отличия: эти привезли с собой одноглазую машинку и так далее, но по сути-то все одинаково, и мы даже сказали им, что конец будет тот же самый - плот перевернется. Ясное дело, тут трудно проводить параллели, но вообрази себе, что ты живешь в Гастингсе в 2066 году и вышла погулять па бережок, а к тебе плывут галеры, из них высыпают люди в кольчугах и остроконечных шлемах и говорят, что они прибыли на битву при Гастингсе, и не потревожишь ли ты короля Гарольда, чтобы они могли вышибить ему мозги, а за исполнение этой роли предлагают тебе толстенный бумажник с деньгами. Ведь сначала ты не прочь будешь согласиться, верно? И только потом задумаешься, для чего это нужно им. И тебе может прийти в голову - это моя идея, Вик ее не поддерживает, что они (то есть мы) вернулись, чтобы повторить некую церемонию, страшно важную для их племени. Индейцы могли увидеть тут что-то религиозное, вроде празднования 500летия собора или чего-нибудь в этом духе.
Не исключена и другая возможность - что индейцы действительно следили за спором между иезуитами и понимали его намного лучше, чем нам казалось. Они, - то есть Матт и я, - спорили о том, крестить ли индейцев, и к моменту аварии весы как будто начали склоняться на мою сторону. В конце концов я был выше саном, и я возражал против крещения - по крайней мере, пока индейцы не соберутся с духом и не откажутся от кое-каких мерзопакостных привычек. А индейцы, может быть, поняли это и перевернули плот, думая убить отца Фермина (меня!), чтобы оставшийся в живых отец Антонио окрестил их. Как тебе моя догадка? А дальше есть два варианта: либо они увидели, что Фермин уцелел, и сбежали с испугу, либо обнаружили, что погиб Антонио, а значит, все пошло наперекосяк и им тоже оставалось только сбежать.
Так ли это? В одном я уверен: все тут гораздо сложнее, чем будет выглядеть в газетах. Не удивлюсь, если Голливуд отправит сюда самолет, чтобы скинуть на индейцев парочку бомб и отомстить таким образом за смерть Матта. Или будут переснимать фильм да-да, вот это скорее всего. Кто получит роль Матта? Какую карьеру можно сделать! Раз - и в дамки.