Барнс Джулиан. История мира в 10,5 главах

   Так что судно на горизонте могло не заметить ее, даже если бы прошло рядом. Да она и не хотела, чтобы ее спасли, ничего такого. Просто узнать какие-нибудь новости о мире, только и всего.
   * * *
   Кошмары мучили ее все чаще. Похмелье дурных снов съедало все большую часть дня. Она чувствовала, что лежит на спине. Рука болела. На ней были белые перчатки. Похоже, она находилась в чем-то вроде клетки: по обе стороны поднимались вверх металлические прутья. Мужчины приходили и смотрели на нее, всегда только мужчины. Она подумала, надо записать все эти кошмары, записать, как будто это явь. Она сказала мужчинам в кошмарах, что собирается записать про них. Они улыбнулись и ответили, что дадут ей бумагу и карандаш. Она не взяла. Сказала, у нее есть.
   * * *
   Она знала, что рыба идет кошкам на пользу. Знала, что они здесь мало двигаются и потому толстеют. Но все же ей казалось, что Линда потолстела больше, чем Пол. Она не хотела верить, что это произошло. Не отваживалась.
   Однажды она увидела землю. Завела мотор и поплыла к ней. Когда она уже различала мангровые деревья и пальмы, горючее кончилось, и ветер стал относить ее прочь. Удивительно, но, глядя на исчезающий остров, она не чувствовала ни грусти, ни разочарования. В любом случае, подумала она, найти новую землю с помощью дизельного двигателя было бы обманом. Надо учиться все делать по-старому: будущее лежит в прошлом. Пусть ветры ведут и охраняют ее. Она выбросила канистры изпод горючего за борт.
   * * *
   Я сошла с ума. Наверно, до отплытия я забеременела. Конечно. Как я не догадалась, что это и есть ответ? Все эти шуточки Грега насчет того, что он только оплодотворитель, а я не понимала очевидного. Вот зачем он вообще был. Вот зачем я его встретила. Все эти уловки кажутся теперь такими странными. Куски резины, мазь туда, таблетки внутрь. Больше ничего этого не будет. Мы должны опять вернуться к природе.
   Узнать бы, где сейчас Грег; если он еще где-нибудь есть. Может быть, он умер. Я никогда не верила этому закону, что выживают самые приспособленные. Глядя на нас, всякий решил бы, что уцелеть предстоит Грегу: он крепче, сильнее, практичней, во всяком случае, по нашим меркам, консервативней, беспечней. Я мнительна, никогда не умела плотничать, не такая самостоятельная. Но уцелеть суждено мне; во всяком случае, у меня есть шанс. Выживание мнительных - вот, значит, что получается? Люди, подобные Грегу, вымрут, как динозавры. Если хочешь уцелеть, ты должен понимать, что происходит; это и есть настоящее правило. Я уверена, были звери, которые почувствовали приближение ледникового периода и отправились в далекий, трудный путь в поисках безопасных земель с более теплым климатом. И уверена, что динозавры считали их чересчур нервными, приписывали все предменструальному синдрому, говорили, курицы безмозглые. Интересно, северные олени знали, что с ними случится? Вам не кажется, что они всегда это как-то чувствовали?
   * * *
   Мне говорят, я ничего не понимаю. Не умею делать правильные выводы. Послушайте-ка их, послушайте, как они делают выводы. Случилось это, говорят они, а благодаря этому случилось то. Была война тут, битва там, где-то свергли короля, великие люди - вечно эти великие люди, я устала от великих людей - вот настоящие виновники событий. Может быть, я слишком долго была на солнце, но я не понимаю их выводов. Я гляжу на историю мира, которая подходит к концу, хотя они этого не замечают, и не вижу того, что видят они. Все, что я вижу,- это откуда берутся старые выводы, делать которые мы давно разучились, потому что так проще травить оленей, и рисовать им полосы на спине, и скармливать их норкам. Кто же виновник этих событий? Какой великий человек поставит это себе в заслугу?
   * * *
   Смешно. Послушайте этот сон. Я лежала в постели, и я не могла двигаться. Все было немного размытым. Я не знала, где я. Там был человек. Не помню, как он выглядел,- просто человек. Мужчина. Он сказал:
   - Как вы себя чувствуете? Я сказала:
   - Прекрасно.
   - Правда?
   - Конечно. А что тут странного?
   Он не ответил, только кивнул и, казалось, оглядел сверху вниз все мое тело - я была под одеялом, разумеется. Потом сказал:
   - Больше не тянет?
   - На что не тянет?
   - Вы знаете, о чем я говорю.
   - Прошу меня извинить,- сказала я (забавно, как во сне вдруг становишься необычайно вежливой, хотя наяву и не подумала бы),- прошу меня извинить, но я действительно не имею ни малейшего понятия о том, на что вы намекаете.
   - Вы нападали на людей.
   - Да ну? И что же мне было нужно - их кошельки?
   - Нет. Похоже, все дело в сексе.
   Я засмеялась. Человек нахмурился; я помню его нахмуренные брови, хотя все остальное лицо забылось.
   - Ну это уж чересчур прозрачно,- сказала я, чопорная актриса из старого фильма. Потом посмеялась еще. Знаете этот момент, словно просвет в облаках, когда во сне вдруг понимаешь, что ты только спишь? Он снова нахмурился. Я сказала: Не будьте таким банальным.- Это не понравилось ему, и он ушел.
   Я проснулась, усмехаясь про себя. Думала о Греге, и о кошках, и о том, не беременна ли я, и вот вам, пожалуйста, эротический сон. Сознание бывает весьма прямолинейным, правда? Откуда у него уверенность, что оно сможет обмануть вас даже таким нехитрым способом?
   * * *
   Плывем куда глаза глядят, а в голове у меня все вертится этот стишок:
   В год тысяча четыреста девяносто второй
   Колумб переплыл океан голубой.
   А дальше что? Все у них всегда так просто. Имена, даты, свершения. Ненавижу даты. Даты - это выскочки, даты - всезнайки.
   * * *
   Она никогда не сомневалась, что доплывет до острова. Она спала, когда их пригнало сюда ветром. Все, что от нее потребовалось,- это провести лодку меж двух каменных шишек и причалить к галечной отмели. Здесь не было ни роскошного песчаного пляжа, мечты туриста, ни кораллового волнолома, ни даже кивающей пальмы. Она почувствовала облегчение и благодарность. Лучше, чтобы песок был скалой, пышные джунгли - кустарником, плодородная почва - кучей мусора. Излишек красоты, излишек зелени могли бы заставить ее позабыть обо всей остальной планете.
   Пол выскочил на берег, но Линда ждала, пока ее перенесут. Да, подумала она, вот мы и нашли землю. Первое время она решила спать в лодке. Полагалось сразу по прибытии начинать строить бревенчатую хижину, но это было глупо. Может, этот остров еще и не подойдет.
   * * *
   Она надеялась, что с высадкой на остров кошмары наконец прекратятся.
   * * *
   Стояла сильная жара. Как будто сюда провели центральное отопление, сказала она себе. Не было ни ветерка, погода не менялась. Она наблюдала за Полом и Линдой. Они были ее утешением.
   Кошмары, сообразила она, вполне могут быть оттого, что она спит в лодке, оттого, что после дневных прогулок ей приходится всю ночь проводить в тесноте и духоте. Наверно, ее сознание бунтует, просится наружу. Тогда она соорудила себе маленький навес там, куда не добирался прилив, и стала спать под ним.
   Но это не помогло.
   С ее кожей творилось что-то ужасное.
   Кошмары стали хуже. Она решила, что это нормально, если слово "нормально" вообще имеет теперь какой-нибудь смысл. По крайней мере, в ее положении этого следовало ожидать. Она была отравлена. Насколько сильно, она не знала. Мужчины в ее снах всегда были очень вежливы, даже мягки. Это и научило ее не доверять им: они искушали ее. Сознание пыталось побороть реальность, спорило с самим собой, с тем, что было ему известно. Тут, конечно, работала какая-то химия, антитела или чтонибудь в этом духе. Сознание, в шоке от того, что случилось, изобретало доводы, опровергающие то, что случилось. В этом не было ничего неожиданного.
   * * *
   Я приведу вам пример. Я очень хитра в своих кошмарах. Когда приходят мужчины, я делаю вид, что не удивилась. Веду себя так, словно это нормально, их появление здесь. Заставляю их раскрывать карты. Последней ночью у нас был такой разговор. Понимайте как знаете. Зачем на мне белые перчатки? спросила я.
   - По-вашему, это перчатки?
   - А по-вашему, что?
   - Нам пришлось поставить вам капельницу.
   - И поэтому мне понадобились белые перчатки? Мы не в опере.
   - Это не перчатки. Это бандажи.
   - Кажется, вы только что говорили про капельницу.
   - Правильно. Бандажи нужны, чтобы не сбить капельницу.
   - Но я не могу пошевелить пальцами.
   - Это нормально.
   - Нормально? - сказала я.- А что вообще теперь нормально? - Он не нашелся с ответом, и я заговорила опять: - На какой руке капельница?
   - На левой. Вы же сами видите.
   Тогда почему на правой тоже бандаж? Прежде чем ответить, он надолго задумался. Наконец сказал:
   - Потому что вы пытались сорвать капельницу свободной рукой.
   - Зачем?
   - На это, по-моему, могли бы ответить только вы. Я покачала головой. Он ушел, посрамленный. Что ж, сам напросился, разве не так? Но следующей ночью меня снова вынудили принять вызов. Видимо, мое сознание решило, что я чересчур легко спровадила этого искусителя, и изобрело другого, который все время называл меня по имени.
   - Как вы сегодня себя чувствуете, Кэт?
   - Я думала, вы всегда говорите "мы". Если, конечно, вы те, за кого себя выдаете.
   Зачем мне говорить "мы", Кэт? Я знаю, как я себя чувствую. Я спрашиваю у вас.
   У нас,- саркастически усмехнулась я.- У нас в зоопарке все о'кей, премного благодарны.
   Почему в зоопарке?
   - Решетки же, глупый.- На самом деле я не думала, что это зоопарк; я хотела узнать, что об этом думают они. Сражаться с собственным сознанием бывает временами не так уж легко.
   - Решетки? А, ну это просто часть вашей кровати.
   - Моей кровати? Извините, но это же не детская кроватка, а я не ребенок?
   - Это специальная кровать. Смотрите.- Он щелкнул фиксатором и увел прутья с одной стороны вниз, так что я потеряла их из виду. Потом поднял снова и защелкнул.
   - Ага, понятно, - это чтобы меня запирать, да?
   - Нет, нет, вовсе нет. Мы просто не хотим, чтобы вы во сне выпали из кровати, Кэт. Если, скажем, у вас будет кошмар.
   Это была ловкая тактика. Если у вас будет кошмар... Но такой малости, конечно, не хватит, чтобы меня перехитрить. По-моему, я знаю, что вытворяет мое сознание. Я и правда воображаю себе что-то вроде зоопарка, потому что только в зоопарке я видела северных оленей. То есть живых. Поэтому они ассоциируются у меня с решетками. Мое сознание помнит, что для меня все это началось с северных оленей; вот оно и придумало такой обман. Оно очень коварно, сознание.
   - У меня не бывает кошмаров,- ответила я, словно мы говорили о прыщах или о чем-нибудь в этом роде. Я подумала, полезно будет сказать ему, что его не существует.
   - Ну, тогда, если вы вдруг захотите погулять во сне, да мало ли.
   - Разве я гуляла во сне?
   - Мы не можем следить за всеми, Кэт. В одной лодке с вами очень много народу.
   - Я знаю! - выкрикнула я.- Знаю! - Я закричала, потому что меня охватила радость победы. Он был умен, этот мой противник, но он выдал себя. В одной лодке. Конечно, он хотел сказать в других лодках, но мое сознание на миг потеряло контроль над ситуацией, и произошла осечка.
   Этой ночью я спала хорошо.
   * * *
   Ее поразила ужасная мысль. А если с котятами что-нибудь не в порядке? А если Линда родит уродцев, чудовищ? Может ли это случиться так скоро? Что за ветры пригнали их сюда, какую заразу они принесли с собой?
   Кажется, она много спала. Ровная жара продолжалась. Почти все время ее мучила жажда; она пила из ручья, но это не помогало. Может, вода была какая-нибудь плохая. У нее слезала кожа. Она поднимала руки перед собой, и ее пальцы были как рога оленя после драки. Подавленность не проходила. Она пыталась подбодрить себя мыслью, что у нее, по крайней мере, нет на этом острове дружка. Что сказал бы Грег, увидь он ее такой?
   * * *
   Это все разум виноват, решила она; разум всему причиной. Он просто чересчур разогнался, на свою беду, вот его и занесло не туда. Это ведь благодаря разуму изобрели такое страшное оружие, разве нет? Нельзя же представить себе животное, которое готовит свою собственную погибель?
   Она придумала такую историю. Жил-был в лесу медведь, умный медведь, находчивый - нормальный, одним словом. И вот он как-то начал рыть огромную яму. Когда она была готова, он выломал в чаще сук, очистил его от веток и листьев, обглодал один конец, так что он стал острым, и воткнул этот кол в дно ямы, острием вверх. Потом медведь прикрыл вырытую яму ветвями и всяким лесным мусором, чтобы это место не отличалось от любого другого места в лесу, и ушел восвояси. А теперь угадайте, где медведь вырыл эту западню? Аккурат посередине одной из своих любимых тропок, там, где он всегда ходил, направляясь за дупляным медом или по каким-нибудь там еще медвежьим делам. Так что на следующий день он брел себе по тропинке, свалился в западню и напоролся на кол. Умирая, он подумал, ай-яй-яй, ну и чудеса, вот ведь как все обернулось. Наверно, не стоило рыть ловушку в этом месте. Наверно, вообще не стоило рыть ловушку.
   Вы не можете представить себе такого медведя, правда? Но с намито произошло то же самое, думала она. Наш разум занесло не туда. Надо было вовремя остановиться. Но именно этого-то разум и не умеет. Интересно, были ли кошмары у первобытных людей? Она могла бы поклясться, что нет. А если и были, то не такие, как у нас.
   Она не верила в Бога, но теперь ей хотелось поверить. Не потому, что она боялась смерти. Тут было другое. Она хотела поверить в когонибудь, кто смотрел бы на все со стороны, кто видел бы, как медведь вырыл себе западню, а потом упал туда. Это не было бы такой хорошей историей, если бы не нашлось никого, кто мог бы ее рассказать. Послушайте-ка, что они натворили - взяли да и взорвали сами себя. Курицы безмозглые.
   * * *
   Тот, с кем я спорила про перчатки, пришел опять. Я уличила его во лжи.
   - Перчатки до сих пор у меня на руках,- сказала я.
   - Да,- ответил он, думая потрафить мне, но просчитался.
   - А капельницы-то нет.
   К этому он был явно не готов.
   - Ну да.
   - Так зачем же на мне мои белые перчатки?
   - А.- Он помолчал, соображая, что бы соврать. И неплохо придумал: Вы рвали на себе волосы.
   - Чушь. Они выпадают. Выпадают каждый день.
   - Нет, боюсь, это вы их рвали.
   - Чушь. Мне стоит только дотронуться до них, и они выпадают большими клочьями.
   Боюсь, что нет,- покровительственно сказал он.
   - Уйдите! - крикнула я.- Уйдите, уйдите!
   - Конечно.
   И он ушел. Эта ложь насчет моих волос была самой хитрой, самой близкой к правде. Потому что я действительно трогала свои волосы. Что ж, ничего удивительного в этом нет, верно?
   Однако то, что я велела ему уйти и он ушел, было добрым знаком. Я чувствую, что беру верх, начинаю контролировать свои кошмары. Это просто такой этап, и я его почти прошла. Я буду рада, когда он кончится. Следующий, конечно, может оказаться и хуже, но, во всяком случае, он будет другим. Любопытно, как сильно я уже отравлена? Еще не пора рисовать на моей спине синюю полосу и скармливать меня норкам?
   * * *
   Разум занесло не туда; она ловила себя на том, что повторяет это. Все связано, оружие и кошмары. Вот почему пришлось разорвать круг. Снова учиться смотреть на вещи просто. Начинать сначала. Говорят, время нельзя повернуть вспять, но это неправда. Будущее там, в прошлом.
   Она хотела бы положить конец приходам этих людей и их искушениям. Она думала, они отстанут, когда нашла остров. Думала, отстанут, когда перебралась спать под навес. Но они только сделались еще настойчивей и хитрее. Из-за этих кошмаров она боялась засыпать вечерами; но ей так нужен был отдых, и каждое утро она просыпалась все позже и позже. По-прежнему стояла ровная жара; было душно, как в больничной палате, где кругом горячие батареи. Кончится это когданибудь? Наверно, случившееся уничтожило времена года или, по крайней мере, сделало из четырех времен года два - ту особую зиму, о которой всех их предупреждали, и это кошмарное лето.
   * * *
   Не знаю, который из них это был. Я стала закрывать глаза. Это труднее, чем вы думаете. Когда вы уже спите с закрытыми глазами, попробуйте закрыть их снова, чтобы избавиться от кошмара. Это нелегко. Но если я научусь этому, то смогу, может быть, сделать и следующий шаг - научиться зажимать уши. Это должно помочь.
   - Как вы себя чувствуете сегодня утром?
   - Почему утром? Вы же всегда приходите только ночью.- Видите, как я не даю им спуску даже в мелочах?
   - Как вам будет угодно.
   - Что значит "как мне будет угодно"?
   - Хозяин - барин.- Это верно, хозяин - барин. Вы должны держать свое сознание под контролем, иначе его занесет неизвестно куда вместе с вами. Между прочим, так и возникла опасность, которая грозит сейчас миру. Держите разум под контролем.
   Поэтому я сказала:
   - Уходите.
   - Вы все время это повторяете.
   - Ведь вы же признали мое право решать.
   - Придет день, и вы не сможете избежать разговора об этом.
   - День. Опять за свое.- Я не открывала глаз.- Ну ладно, о чем - "об этом"? - Я думала, что загоню-таки его в угол, но это могла быть тактическая ошибка.
   - Об этом? Ну, обо всем... Как вы попали в такой переплет, как мы собираемся помочь вам выпутаться.
   - Ничего-то вы не знаете. Хоть с этим бы согласились! Он пропустил мои слова мимо ушей. Ненавижу эту их манеру делать вид, будто они не слышат вещей, которые ставят их в тупик.
   - Грег,- сказал он, явно меняя тему.- Ваше чувство вины, отверженности и тому подобное...
   - Грег жив? - Кошмар был так реален, что мне показалось, будто он может знать ответ.
   - Грег? Да-да, с Грегом все в порядке. Но мы думали, это не поможет...
   - Почему у меня должно быть чувство вины? Я не считаю себя виноватой за лодку. Он хотел только пить пиво и шататься по девочкам. Для этого лодка не нужна.
   - По-моему, не в лодке суть.
   - Как это не в лодке? Если б не лодка, меня бы здесь не было.
   - По-моему, вы слишком много перекладываете на эту лодку. Чтобы не думать о том, что случилось раньше. Вам не кажется, что именно так вы и поступаете?
   - Почем я знаю? Это же вы у нас специалист.- Я понимаю, что мои слова прозвучали издевательски, но я не смогла удержаться. Уж больно он меня разозлил. Словно это я ничего не замечала до того, как взяла лодку. Да коли на то пошло, я была одной из немногих, кто замечал. Остальные, почти весь мир, вели себя, как Грег.
   - Что ж, по-моему, дело идет на поправку.
   - Уходите.
   * * *
   Я знала, что он еще появится. Пожалуй, я даже немножко хотела, чтоб он вернулся. Наверно, просто чтобы покончить с этим. К тому же, признаюсь, он меня заинтриговал. То есть я точно знаю, что произошло, и более или менее почему, и более или менее как. Но мне хотелось поглядеть, насколько ловко он - то есть на самом-то деле я сама - сможет все объяснить.
   - Так вы считаете, что готовы поговорить о Греге?
   - О Греге? При чем тут Грег?
   Ну, нам кажется, и мы рады были бы, если б вы это подтвердили, что ваш... ваш разлад с Грегом очень многое объясняет в ваших теперешних... проблемах.
   - Ничего-то вы не знаете.- Мне нравилось повторять это.
   - Так помогите мне узнать, Кэт. Растолкуйте мне, что к чему. Когда вы впервые заметили, что у вас с Грегом не все ладно?
   - Грег, Грег. Рехнуться можно, атомная война вас не волнует, а на Греге прямо свет клином сошелся.
   - Ну да, война, конечно. Но, по-моему, лучше говорить обо всем по порядку.
   - А Грег важнее войны? Странная у вас система приоритетов. Может быть, война началась из-за Грега. Вы знаете, что у него есть бейсбольная шапка с надписью "ВОЙНА КРУЧЕ ЛЮБВИ"? Может, он сидел и пил пиво и нажал кнопку просто от нечего делать.
   - Это интересный подход. Сейчас мы с вами что-нибудь нащупаем. Я не ответила. Он продолжал: - Правы ли мы, считая, что с Грегом вы как бы поставили все на одну карту? Думали, что он ваш последний шанс? Возможно, вы возлагали на него чересчур большие надежды?
   Я уже была сыта этим по горло.
   - Меня зовут Кэтлин Феррис,- сказала я, скорее себе, чем комунибудь другому.- Мне тридцать восемь лет. Я уехала с севера и поселилась на юге, потому что видела, что происходит. Но война преследовала меня. Она все равно началась. Я села в лодку и поплыла, куда ветер дует. Я взяла с собой двух кошек. Пола и Линду. Я нашла этот остров. Я живу здесь. Я не знаю, что со мной будет, но знаю, что те из нас, кто думает о судьбе планеты, должны жить дальше.- Договорив, я вдруг заметила, что плачу. Слезы текли вниз по лицу и в уши. Я ничего не видела, ничего не слышала. Мне казалось, я плыву, тону.
   Наконец, очень тихо,- а может быть, это мешала попавшая в уши вода? тог человек сказал:
   - Да, мы предполагали, что у вас сложилась такая картина.
   - Я была в полосе отравленных ветров. У меня слезает кожа. Все время хочется пить. Я не знаю, насколько это серьезно, но знаю, что должна держаться. Хотя бы ради кошек. Я могу им понадобиться.
   -Да.
   - Что "да"-то?
   - Ну... психосоматические симптомы могут быть очень убедительными.
   - Очухайтесь же вы наконец! Была атомная война!
   - Хм-м-м,- промычал этот человек. Он намеренно провоцировал меня.
   - Ладно,- сказала я.- Давайте теперь послушаем вашу версию. Помоему, вам не терпится ее изложить.
   - Ну, мы считаем, что все это из-за вашего разлада с Грегом. И ваших отношений, конечно. Собственничество, рукоприкладство...
   Сначала я собиралась ему подыгрывать, однако не смогла удержаться и перебила:
   Какой там разлад. Просто взяла лодку, когда началась война.
   - Да, конечно. Но у вас с ним... вы считаете, у вас с ним все шло хорошо?
   - Не хуже, чем с другими олухами. Он ведь олух, Грег. Он нормальный для олуха. Все совпадает.
   - Что значит "совпадает"?
   Ну, понимаете, мы затребовали сюда с севера ваши данные. Намечается закономерность. Вы любите ставить все на одну карту. С мужчинами одного типа. Согласитесь, это ведь всегда немного опасно Я не ответила, и он продолжал: - У нас это называется устойчивым синдромом жертвы. УСЖ.
   Я решила промолчать снова. Честно говоря, я не поняла, о чем это он. Что он такое плетет.
   - Вы всю жизнь любили отрицать, верно? Вы... очень многое отрицаете.
   - Да нет, что вы,- сказала я. Это было нелепо. Я подумала, что пора выводить его на чистую воду.- Так что же, по-вашему значит, по-вашему, никакой войны не было?
   - Не было. То есть риск был велик. Война и впрямь запросто могла начаться. Но они там как-то разобрались.
   - Они там как-то разобрались! - насмешливо выкрикнула я, потому что это доказывало все. Мое сознание помнило эти слова Грега, которые показались мне тогда такими самодовольными. Мне приятно было кричать, я захотела выкрикнуть еще что-нибудь, и я это сделала.- Пока не поешь в "Би-Джей", говна из тебя не выйдет! - завопила я. Меня охватило торжество, но тот человек как будто ничего не понял и положил ладонь мне на руку, словно хотел успокоить.
   - Правда разобрались. Войну предотвратили.
   - Понятно,- ответила я, все еще ликуя.- Так, стало быть, я не на острове?
   - Нет, нет.
   - Я его себе вообразила?
   - Да.
   - И лодки, стало быть, тоже не существует? - Нет, вы плыли на лодке. Но на ней не было кошек.
   - Нет, когда вас нашли, с вами были две кошки. Страшно худые. Они едва выжили.
   Он хитро делал, что не противоречил мне на каждом шагу. Но это можно было предвидеть. Я решила изменить тактику. Прикинусь растерянной, вызову у него легкое сочувствие.
   - Не понимаю,- сказала я, дотягиваясь до его руки и беря ее в свою.Если войны не было, почему я оказалась в лодке?
   - Грег,- сказал он с какой-то отвратительной самоуверенностью, словно я наконец признала сто-то Вы бежали от него. Мы замечаем, что люди с устойчивым синдромом жертвы часто испытывают острое чувство вины и обращаются в бегство. А тут еще плохие вести с севера. Они стали для вас предлогом. Вы материализовали свое беспокойство и смятение, перенесли их во внешний мир. Это нормально,- покровительственно добавил он, хотя было ясно, что он так не считает,- Вполне нормально.
   - Я тут не единственная устойчивая жертва,- ответила я.- Весь наш полоумный мир - устойчивая жертва.
   - Конечно,- он согласился, не слушая.
   - Говорили, вот-вот будет война. Говорили, война уже началась.
   - Об этом то и дело говорят. Но они там как-то разобрались.
   - Значит, стоите на своем. Ну-ну. Так где же, по вашей версии,- я произнесла это слово с ударением,- где меня нашли?
   - Примерно в сотне миль к востоку от Дарвина. Вы кружили в лодке на одном месте.
   - Кружила на одном месте,- повторила я.- В точности как наш мир.Сначала он говорит, что я наделяю мир своими проблемами, а потом - будто я делаю то, чем, как все знают, этот мир занимается давным-давно. Не слишком убедительно, прямо скажем.