И потом, эта история с Гитлером. Я сидел за кустами, а он прошагал мимо, приземистый человечек в этой своей мерзкой форме и с фальшивой улыбкой на лице. Прекрасно, я его видел и удовлетворил свое любопытство, но скажите на милость, спрашивал я себя, а что он-то здесь делает? Тоже заказывает завтраки, как и все прочие? Я уже убедился, что ему разрешили носить свою одежду. Стало быть, он может и в гольф играть, и сексом заниматься, когда пожелает? Не слишком ли?
А еще мне до сих пор не давали покоя мои тревоги насчет здоровья, денег и езды на тележке по супермаркету. Конкретные вещи меня больше не волновали, меня волновал сам факт, что я волнуюсь. В чем тут причина? Может быть, это не просто легкие неурядицы, связанные с привыканием, как предположила Бригитта? Мне кажется, что поводом, который наконец побудил меня обратиться к Маргарет за разъяснениями, был гольф. После всех этих долгих месяцев, а то и лет, что я провел на великолепном здешнем поле, изучая его маленькие хитрости и подначки (сколько раз мой мяч улетал в воду на коротком одиннадцатом перегоне!), уже не могло остаться никаких сомнений: я освоил эту игру в совершенстве. Однажды я прямо так и сказал Северьяно, моему бессменному мальчику: "Я освоил эту игру в совершенстве". Он согласился, и только потом, между обедом и сексом, я вдруг начал вдумываться в свои слова. Моим первым результатом было 67 ударов; затем я стал заканчивать партии все быстрее и быстрее. Еще недавно я стабильно делал не более 59 ударов, а теперь, под безоблачным небом, уверенно шел к 50. Моя техника гона абсолютно изменилась, драйвером я без труда посылал мяч на 350 ярдов, а паттером клал его точно в лунку - он падал туда, словно притянутый магнитом. Я предвкушал, как доведу счет до сорока, потом - вот он, ключевой психологический момент - возьму барьер на отметке 36, то есть в среднем по два удара на лунку, затем пойду вниз к 20. Я освоил игру в совершенстве, подумал я и повторил про себя последние слова: в совершенстве. На самом деле, покато я его еще не достиг, но предел моим успехам поставлен. В один прекрасный день я закончу партию за 18 ударов, угощу Северьяно выпивкой, отмечу свое достижение осетром с чипсами, а потом сексом - но что дальше? Разве кто-нибудь, пусть даже здесь, способен закончить партию в гольф за 17 ударов?
В отличие от Бригитты, Маргарет не являлась на вызов, если подергать шнурок с кисточкой; о встрече надо было договариваться по видеофону.
- Меня беспокоит гольф,- начал я.
- Вообще-то это не моя специальность.
- Неважно. Понимаете, когда я сюда попал, я заканчивал партию за шестьдесят семь ударов. А сейчас уже приближаюсь к пятидесяти.
- Ив чем же тут проблема?
- Чем дальше, тем лучше я играю.
- Поздравляю вас.
- И когда-нибудь я наконец пройду все поле за восемнадцать ударов.
- Вы чрезвычайно самоуверенны.- В ее словах мне послышалась издевка.
- Но что мне делать потом? Она помедлила.
- Может быть, стараться заканчивать за восемнадцать ударов каждую следующую партию?
- Это не годится.
- Почему?
- Не годится, и все.
- Но наверняка ведь есть много других полей...
- Это дела не меняет,- прервал ее я; боюсь, что мои слова прозвучали грубовато.
- Но вы можете заняться каким-нибудь другим спортом, правда? А потом, когда надоест тот, вернуться к гольфу.
- Но это дела не меняет. Когда я закончу партию за восемнадцать ударов, гольф исчерпает себя.
- Есть масса других видов спорта.
- Они тоже себя исчерпают.
- Что вы каждое утро едите на завтрак? - По тому, как она кивнула после моего ответа, я понял, что она и раньше все это знала.- Вот видите. Каждое утро одно и то же. Завтрак-то ведь вам не надоедает.
- Нет.
- Ну и относитесь к гольфу так же, как к завтраку. Может быть, вам никогда не надоест проходить все поле за восемнадцать ударов.
- Может быть,- с сомнением сказал я.- Сдается мне, вы ни разу не играли в гольф. А потом, есть еще и другое.
- Что именно?
- Насчет усталости. Здесь никогда нс устаешь.
- Вас это огорчает?
- Не знаю.
Усталость мы вам организуем.
- Оно конечно,- ответил я. - Только я уверен, что это будет какаянибудь приятная усталость. Ничего общего с той жуткой усталостью, от которой помереть хочется.
- А вам не кажется, что вы просто капризничаете? - Ее голос звучал решительно, почти нетерпеливо.- Чего вы хотели? На что надеялись?
Про себя я с ней согласился, и беседа была закончена. Жизнь продолжалась. Эта фраза меня тоже слегка забавляла. Жизнь продолжалась, и я освоил гольф в совершенстве. Еще я занимался самыми разными вещами:
- совершил несколько морских путешествий;
- учился плавать на каноэ, покорять горные вершины и летать на воздушном шаре;
- подвергался всем мыслимым опасностям и уцелел;
- исследовал джунгли;
- присутствовал на судебном процессе (и остался недоволен приговором);
- пробовал быть художником (получалось вовсе не так плохо, как я думал!) и хирургом;
- влюблялся, конечно же, много раз;
- испытал, каково быть последним человеком на Земле (и первым тоже).
Все это не значит, что я бросил делать то, чем занимался с самого начала. Ко мне приходили все новые и новые женщины, и иногда я спал с несколькими сразу; я ел все более редкие и экзотические блюда; я перевстречался со всеми знаменитыми людьми, каких мне удалось откопать в памяти. Повидал, например, всех футболистов, какие только были. Я начал со знаменитых, затем переключился на тех, которые мне нравились, но не были особенно знаменитыми, потом - на средних, потом - на тех, чьи имена я помнил, хотя не помнил, как они выглядят и как играют; наконец я стал заказывать встречи с последними игроками, которых еще не видел,- с противными, неинтересными, грубыми игроками, которые мне ни капли не нравились. Встречаться с ними мне никакого удовольствия не доставляло - в жизни они были такими же противными, неинтересными и грубыми, как на поле,но я хотел оттянуть тот момент, когда все футболисты кончатся. Потом футболисты кончились. Я снова обратился к Маргарет.
- Я повидал всех футболистов, - сказал я. Боюсь, я и в футболе мало что смыслю.
- И сны мне не снятся,- добавил я жалобным голосом.
- Зачем они вам нужны,- ответила она.- Зачем они вам нужны? Я чувствовал, что она как бы проверяет меня, хочет выяснить, насколько я серьезен. Может быть, все это действительно нечто большее, чем трудности привыкания?
- По-моему, я заслужил объяснение,- сказал я - признаюсь, что это вышло у меня чересчур торжественно.
- Спрашивайте что вам угодно.- Она откинулась на спинку своего рабочего стула.
- Понимаете, я хочу во всем разобраться.
- Похвальное желание.- Она говорила со мной как бы немножко свысока, что-ли.
Я решил начать с главного:
- Скажите, это ведь Рай, так?
- О да.
- А как же воскресенья?
- Не понимаю вас.
- По воскресеньям, - объяснил я,- если не ошибаюсь, потому что я здесь не очень-то аккуратно слежу за днями, я играю в гольф, хожу по магазинам, обедаю, занимаюсь сексом и прекрасно себя чувствую.
- Разве это не... замечательно?
- Я не хочу показаться неблагодарным,- осторожно сказал я,- но где же Бог?
- Бог. Вам что, Бог нужен? Вы этого хотите?
- А что, разве важно, хочу я или нет?
- Только это и важно. Значит, вам нужен Бог?
- Честно говоря, я думал совсем по-другому. Честно говоря, я думал, что или он есть, или его нет. И хотел узнать, как оно на самом деле. Я не думал, что это от меня как-нибудь зависит.
- Разумеется, зависит.
- Ох.
- Рай в наши дни демократичен,- сказала она. Потом добавила: - По крайней мере, если вы этого хотите.
- То есть как это - демократичен?
- Мы больше не навязываем Рай людям, сказала она.- Мы прислушиваемся к их нуждам. Если они его хотят, они его получают; а нет, так нет. И к тому же получают именно такой Рай, какой хотят.
- А какого обычно хотят?
- Ну, обычно хотят продолжения жизни, так можно сказать. Только... лучше, сами понимаете.
- Секс, гольф, шоппинг, обед, встречи со знаменитыми людьми и прекрасное самочувствие? - спросил я, как бы защищаясь.
- Всякое бывает. Но если откровенно, я не сказала бы, что разница так уж велика.
- Не то что в старые времена.
- Ах, старые времена,- она улыбнулась.- Я-то их, конечно, не застала, но вы правы, тогда Рай представлялся людям чем-то гораздо более изысканным.
- А как насчет Ада? - спросил я.
- Что насчет Ада? Ну, есть он, Ад?
- О нет,- ответила она.- Это была всего-навсего необходимая пропаганда.
- Вот я и засомневался. После встречи с Гитлером.
- С ним многие встречаются. Он тут вроде... туристской достопримечательности, что ли. Ну и как он вам?
- Вообще-то я с ним не говорил,- твердо сказал я. Он не из тех, кому я подал бы руку. Я только посмотрел на него из-за кустов.
- Да-да. Такой способ предпочитают очень многие люди.
- Вот я и подумал, если он здесь, стало быть, Ада нету.
- Разумный вывод.
- Просто ради любопытства,- сказал я,- а чем он тут занимается? - Я представил себе, как он каждый день ходит на Олимпийские игры 1936 года в Берлине, смотрит, как Джесси Оуэнс падает, а немцы выигрывают все призы, а. потом идет есть кислую капусту, слушать Вагнера и развлекаться с пышной блондинкой чисто арийских кровей.
- К сожалению, у нас не принято разглашать чужие секреты.
- Извините,- Это было правильно. Если подумать, я тоже не согласился бы, чтобы все узнали, как я провожу время.
- Так, значит, нет вовсе никакого Ада?
- Есть то, что мы называем Адом. Но это больше похоже на парк аттракционов. Ну, знаете - скелеты, которые выскакивают у вас перед носом, ветки в лицо, безвредные бомбы, в общем, всякие такие вещи. Только чтобы вызвать у посетителей приятный испуг.
- То есть испуг обязательно должен быть приятным,- заметил я
- Ну да. В наше время люди хотят именно этого.
- А вы знаете, какой был Рай в старые времена?
- Старый Рай? Да, мы знаем о Старом Рае. У нас есть архивы.
- Что с ним произошло?
- Он, можно сказать, закрылся. Люди его больше не хотели. Он стал им не нужен.
- Но у меня были знакомые - правда, мало,- которые ходили в церковь, крестили своих детей, не употребляли грубых слов. С ними-то как же?
- Есть у нас и такие. Их тоже обслуживают. Они молятся и благо дарят Бога, примерно как вы играете в гольф и занимаетесь сексом. Им, кажется, неплохо, они получили то, что хотели. Мы построили для них несколько очень симпатичных церквей.
- Выходит, для них Бог существует? - спросил я. Ну конечно.
- А для меня, значит, нет?
Похоже, что нет. Если только вы не захотите изменить свои представления о Рае. Тут я вам не помощница. Но могу посоветовать, куда обратиться.
- По-моему, пока у меня и так есть над чем подумать.
- Прекрасно. Тогда до следующего раза.
Той ночью я спал плохо. Моя голова не была занята сексом, хотя вес они старались как могли. Не желудок ли в этом виноват? Наверное, я переел осетрины? Ну вот, пожалуйста - я снова начал тревожиться за свое здоровье.
Наутро я пошел играть в гольф и закончил круг за 67 ударов. Мой мальчик Северьяно вел себя так, словно это моя лучшая партия, как будто не знал, что я могу сделать на 20 ударов меньше. После этого я навел необходимые справки и отправился к единственному облачку на горизонте. Как я и ожидал. Ад оказался никуда не годным; гроза над автомобильной стоянкой удалась им лучше всего. Там были безработные актеры, которые протыкали других безработных актеров длинными вилами и окунали их в бочонки с надписью: "Кипящее масло". Фальшивые звери с пристегнутыми клювами клевали трупы из пористой резины. Я видел Гитлера, который ехал на Призрачном Поезде, держа под мышкой Madchen с косичками. Еще там были летучие мыши, и скрипящие крышки гроба, и запах гнилых половиц. Так, значит, вот чего хотят люди?
- Расскажите мне про Старый Рай,- попросил я Маргарет на следующей неделе.
- Он в основном соответствовал вашим описаниям. Я имею в виду сам принцип Рая: вы получаете то, чего хотите, то, чего от него ждете. Я знаю, что некоторые думают иначе: будто бы в Раю человек должен получать по заслугам, но такого никогда не бывало. Нам приходится их разочаровывать.
- И что, они огорчаются?
- Как правило, нет. Людям больше нравится получать то, чего они хотят, а не то, чего они заслуживают. Хотя кое-кто из них проявлял недовольство тем, что другие не были примерно наказаны. Видимо, в их представление о Рае входило и то, что остальные должны попасть в Ад. Не очень-то это по-христиански.
- А они... становились бесплотными? Превращались в чистый дух и всякое такое?
- Да, разумеется. Они же этого хотели. Во всяком случае, в определенные эпохи. Мода на развоплощение - вещь очень нестойкая. Сейчас, например, очень многие предпочитают сохранять свое собственное тело и свою индивидуальность. Хотя и это, скорее всего, чисто временное явление.
- Чему вы улыбаетесь? - спросил я. Она меня удивила. Я думал, что Маргарет, как и Бригитта, служит всего-навсего источником информации. Однако она явно имела свое мнение о происходящем и не скрывала этого.
- Просто иногда кажется забавным, что люди гак цепляются за свое тело. Бывают, конечно, просьбы о незначительных операциях. Но это выглядит так, словно от идеального представления о себе их отделяет только неправильный нос, или морщинки на лице, или горсть силикона.
- И что же случилось со Старым Раем?
- Он еще немного продержался после того, как открыли новый. Но спрос на него постоянно падал. Новый Рай нравился людям больше. Что ж, ничего удивительного. Мы ведь смотрим далеко вперед.
- А что случилось с обитателями Старого Рая?
Маргарет пожала плечами с самодовольным видом, точно глава планового отдела какой-нибудь корпорации, чьи прогнозы оправдались с точностью до последнего десятичного знака.
- Вымерли.
- То есть как это? Вы хотите сказать, что закрыли Старый Рай, и поэтому они вымерли?
- Нет-нет, что вы, наоборот. У нас тут другие законы. По конституции Старый Рай должен функционировать до тех пор, пока он нужен его обитателям.
- А кто-нибудь из его обитателей еще жив?
- По-моему, да, но их очень мало.
- Можно мне встретиться хотя бы с одним?
- К сожалению, они никого не принимают. Раньше принимали. Но люди из Нового Рая обычно вели себя как в увеселительном парке с уродцами, показывали пальцем и задавали глупые вопросы. Поэтому обитатели Старого Рая отказались встречаться с ними. Стали говорить только друг с другом. Потом начали вымирать. Теперь их уже совсем немного. Мы им, конечно, ведем учет.
- А они бесплотные?
- Кто да, а кто и нет. Зависит от секты. Тем, кто бесплотен, разумеется, нетрудно избегать встреч с обитателями Нового Рая.
Ну что ж, какой-то резон в этом был. Резон был во всем, кроме самого главного.
- А что вы имели в виду, когда сказали, что другие вымерли?
- Каждому предоставлена возможность умереть, если он захочет.
- А я и не знал.
- Вот видите, тут есть свои маленькие сюрпризы. Неужели вы действительно хотели бы знать все наперед?
- А как они умирают? Накладывают на себя руки? Или вы их убиваете?
Маргарет была заметно шокирована такими грубыми предположениями.
- Боже мой, нет. Я же сказала: у нас демократия. Хотите умереть умирайте. Просто надо хотеть этого достаточно долго, и тогда оно происходит само собой. Смерть больше не является делом случая или горькой неизбежностью, как было в первый раз. Воля человека для нас закон, вы ведь и сами это заметили.
Я не был уверен, что правильно все понял. Мне надо было пойти и переварить услышанное.
- Скажите,- спросил я,- а эти мои переживания насчет гольфа и прочего - они как, и у других тоже бывают?
- В общем-то да. Люди часто прося! у нас, например, плохой погоды или каких-нибудь неприятностей. Они скучают по неприятностям. Некоторые просят боли.
- Боли?
- Ну да. Вот вы, скажем, как-то жаловались, что у вас не бывает такой усталости, от которой - по вашему же выражению - помереть хочется. Ваши слова показались мне любопытными. Люди просят боли, и не так уж редко. Кое-кто даже настаивает на операции. Не на косметической, а на серьезной.
- И вы соглашаетесь?
- Только если они упорствуют. Сначала мы пробуем убедить их, что желание оперироваться на самом деле обусловлено чем-то другим. Обычно нам это удается.
- А сколько людей используют возможность умереть?
Она посмотрела на меня спокойно, точно призывая не волноваться.
- Да все сто процентов, конечно. Через много тысячелетий, разумеется, если считать по-старому. Но раньше или позже эту возможность использует каждый.
- Так, стало быть, тут все как в первый раз? В конце концов обязательно умираешь?
- Да, но не забывайте, что качество жизни здесь значительно выше. Люди умирают не прежде, чем сами решат расстаться с жизнью. Во второй раз это гораздо более приемлемо, чем в первый, потому что совершается добровольно.Она помедлила, затем добавила: - Как я уже говорила, мы прислушиваемся к нуждам людей.
Я ее не винил. Не в моих это привычках. Я просто хотел разобраться, как у них тут все устроено.
- Выходит... что даже верующие люди, которые попали сюда затем, чтобы вечно славить Бога... выходит, что через несколько лет, или веков, или тысячелетий они тоже сдают позиции?
- Вы правы. Я говорила вам, что у нас еще есть обитатели Старого Рая, но их число постоянно сокращается.
- А кто начинает просить смерти раньше всех?
- Мне кажется, "просить" - не то слово. Не просить, а хотеть. Ошибок тут не бывает. Если вы достаточно сильно этого хотите, вы умираете - вот главное правило.
- Ага.
- Ну да. А насчет вашего вопроса - боюсь, что раньше всех начинают желать смерти люди, немного похожие на вас. Те, кто хочет заполнить вечность сексом, пивом, наркотиками, гоночными автомобилями и так далее. Сначала они не могут поверить в свое везение, а через несколько столетий не могут поверить в свое невезение. Начинают понимать, что такие уж они люди. Слишком стремятся быть самими собой. Тысячелетие за тысячелетием - и все самими собой. Вот они-то обычно и умирают скорее прочих.
- Я никогда не принимаю наркотиков,- твердо сказал я. Она меня крепко обидела.- И автомобилей у меня всего семь. По здешним меркам это не так уж много. И езжу я, между прочим, довольно тихо.
- Конечно, конечно. Я просто имела в виду общий характер развлечений, понимаете.
- А кто держится дольше всех?
- Что ж, отдельные обитатели Старого Рая оказались весьма твердыми орешками. Молитва помогала им коротать век за веком. А сейчас... да вот юристы, например. Они любят разбирать свои старые дела, а потом чужие. Это может тянуться до бесконечности. Фигурально выражаясь,- быстро добавила она.- И ученые - те тоже крепкий народ. Сидят и читают все книги, какие только есть на свете. И еще обожают спорить о них. Некоторые из этих споров,- она подняла глаза к небу,- длятся тысячелетиями. Похоже, что споры о книгах помогают их участникам сохранять молодость.
- А как насчет тех, кто пишет книги?
- Они не дотягивают и до половины того срока, какой выпадает на долю спорщиков. И художники с композиторами тоже. Они как-то чувствуют, когда их лучшее произведение уже создано, а потом потихоньку угасают.
Казалось бы, все это должно было испортить мне настроение, но я ничего подобного не замечал.
- Разве это не должно меня угнетать?
- Нет, конечно. Вы же здесь для того, чтобы наслаждаться. Вы получили, что хотели.
- Вроде бы так. Может, я просто не могу привыкнуть к мысли, что когда-нибудь тоже захочу умереть.
- Всему свое время, - сказала она деловито, но дружелюбно.- Всему свое время.
- Кстати, последний вопрос,- я видел, как она играет своими карандашами, раскладывает их в ряд,- а вы-то, собственно, кто такие?
- Мы? Вообще-то мы очень похожи на вас. Мы могли бы быть вами. А может, мы и есть вы.
- Если получится, я еще вернусь,- сказал я.
Несколько следующих веков - я говорю ориентировочно, потому что бросил считать время по-старому,- ушли у меня на серьезные занятия гольфом. Наконец я добился стабильного результата в 18 ударов, и восторги моего мальчика стали обыденным явлением. Тогда я сменил гольф на теннис. Довольно скоро я побил все знаменитые ракетки мира на глине, траве, бетоне, дереве, ковре - на любых покрытиях по их выбору. Я оставил теннис. Я сыграл за "Лестер-Сити" в финале Кубка и получил медаль лучшего игрока (мой третий гол, забитый с двенадцати ярдов мощным ударом головой, решил судьбу матча). Я нокаутировал Роки Марчиано в четвертом раунде на ринге в Мэдисон-сквер-гарден (последние раунд-другой я немножко поиздевался над ним), снизил рекорд марафона до 28 минут, стал чемпионом мира по метанию стрелок; результат, который я показал во встрече с крикетистами Австралии на стадионе "Лорде" (мои 750 перебежек за один тур надолго останутся рекордом), будет превзойден еще не скоро. Через некоторое время мне наскучили и Олимпийские золотые медали. Я оставил спорт.
После этого я серьезно увлекся шоппингом. Я съел больше разных тварей, чем их плавало на Ноевом ковчеге. Перепробовал все марки пива в мире, не считая изобретенных лично мной, стал знатоком вин и насладился самыми редчайшими их сортами; они кончились слишком быстро. Знаменитостей, с которыми я встречался, не перечесть. Я занимался сексом с огромным количеством партнеров и огромным количеством способов, но существует всего-навсего столько-то партнеров и столько-то способов. Между прочим, не поймите меня неправильно: каждый день приносил мне массу удовольствия. Просто я теперь знал, что делаю. Я искал выхода.
Я решил комбинировать развлечения и начал заниматься сексом со знаменитостями (я не скажу вам, с кем именно,- они просили меня держать это в секрете). Одно время я даже читал книги. Я помнил слова Маргарет и пробовал - всего пару столетий, не больше - спорить об этих книгах с другими людьми, которые тоже их читали. Но такая жизнь показалась мне довольно скучной, во всяком случае, по сравнению с самой жизнью, и продлевать ее явно не стоило. Пытался я и войти в круг тех людей, которые пели и молились в церквах, но понял, что мне это не по нутру. Однако прежде, чем отправиться на свой последний (я знал это) разговор с Маргарет, я должен был перебрать все что можно. Она выглядела почти так же, как несколько тысячелетий назад, когда мы увиделись впервые; правда, я и сам мало изменился.
- У меня есть идея,- сказал я. Что ж, за такой срок грех ничего не придумать, верно? - Послушайте, если в Раю можно получить все что хочешь, тогда я хочу никогда не уставать от вечности! - Довольный собой, я откинулся в кресле. К моему удивлению, она кивнула, почти ободряюще.
- Если угодно, попробуйте,- сказала она.- Я выпишу вам бумагу о переводе в такое состояние.
- Но?..- спросил я, зная, что есть и но.
- Я выпишу вам бумагу,- повторила она.- Это пустая формальность.
- Сначала скажите мне про но.- Я не собирался грубить ей. Но, с другой стороны, не хотел и маяться несколько тысячелетий, если она может сэкономить мне это время.
- Такие попытки уже были,- сказала Маргарет сочувственным тоном, словно ей по-настоящему жаль было меня огорчать.
- И что же не вышло? В чем тут но?
Видите ли, здесь имеется логическое противоречие. Вы не можете стать кем-то иным, не прекратив быть тем, кто вы есть. А этого еще никому вынести не удавалось. Во всяком случае, пока,- добавила она, как бы подразумевая, что я могу оказаться первым, кто решит эту проблему.- Какой-то из моих прежних собеседников - очевидно, он, как и вы, увлекался спортом,- сказал, что одно дело быть бегуном, и совсем другое - вечным двигателем. Рано или поздно вам снова захочется бежать. Согласны?
Я кивнул.
И все, кто это пробовал, попросились назад?
- Да. А после они все использовали возможность умереть?
- Ну да. И скорее раньше, чем позже. Кажется, кое-кто из них еще жив. Я могу попросить их переговорить с вами.
- Мне достаточно вашего слова. Я знал, что тут должна быть какаято неувязка.
- Простите.
- Нет-нет, не извиняйтесь.- На здешний сервис я никак не мог пожаловаться. Все были вежливы со мной с самого начала. Я сделал глубокий вдох,- Мне кажется,- снова заговорил я,- что Рай - это прекрасная идея, даже, может быть, безупречная идея, но она не для нас. Не так мы устроены.
- У нас не принято влиять на чужие выводы,- сказала она.- Но я вас вполне понимаю.
- Тогда зачем это все? Зачем нам Рай? Зачем нам эти мечты о Рае? Похоже было, что ей не очень хочется отвечать, возможно, для нее это значило превысить свои полномочия; но я уперся.- Намекните хоть, что вы об этом думаете?
- Может быть, вам это нужно,- предположила она.- Может быть, вы не прожили бы без такой мечты. Стыдиться тут нечего. По-моему, это вполне нормально. Правда, если бы вы знали о Рае заранее, вы, наверно, не очень стремились бы сюда.
- Ну, это еще вопрос.- Ведь все было действительно очень здорово: шоппинг, гольф, секс, встречи со знаменитыми людьми, и ни болезней, ни смерти.
- Всегда получать то, что хочешь, или никогда не получать того, чего хочешь,- в конце концов, разница не так уж и велика.
На следующий день, решив тряхнуть стариной, я еще раз сыграл в гольф. Партия прошла безупречно: восемнадцать лунок, восемнадцать ударов. Мое умение осталось при мне. Потом я съел завтрак на ленч и завтрак на обед. Посмотрел видеозапись финала Кубка, в котором "Лестер-Сити" победила 5:4, хотя с учетом прошлых событий эта запись была уже не совсем та. Выпил чашечку горячего шоколада с Бригиттой, которая любезно заглянула навестить меня; позднее занялся сексом, правда, только с одной женщиной. После чего вздохнул и перекатился на другой бок, зная, что завтра утром наступит время принять решение.
Мне снилось, что я проснулся. Это самый старый сон, и я только что видел его опять.
Примечание автора
В главе третьей нашли отражение характер судопроизводства и действительные случаи, описанные в книге Э. А. Эванса "Уголовное преследование и смертная казнь животных" (1906). Первая часть главы пятой заимствует факты и язык из перевода "Отчета о путешествии в Сенегал" Савиньи и Корреара, вышедшего в Лондоне в 1818 г.; вторая часть опирается на образцовый труд Лоренца Эйтнера "Жерико: жизнь и творчество" (Orbis, 1982). Факты, приведенные в третьей части главы седьмой, почерпнуты из "Путешествия проклятых" Гордона Томаса и Макса Моргана-Уиттса (Hodder, 1974). Я благодарен Ребекке Джон за большую помощь в моих изысканиях; Аните Брукнер и Говарду Ходжкину за консультации по истории искусств; Рику Чайлзу и Джею Макинерни за корректировку языка моих американских персонажей; доктору Джеки Дэвис за пояснения, касающиеся хирургии; Алану Хауарду, Галену Строусону и Редмонду О'Ханлону; а также Гермионе Ли.
Дж.Б.
А еще мне до сих пор не давали покоя мои тревоги насчет здоровья, денег и езды на тележке по супермаркету. Конкретные вещи меня больше не волновали, меня волновал сам факт, что я волнуюсь. В чем тут причина? Может быть, это не просто легкие неурядицы, связанные с привыканием, как предположила Бригитта? Мне кажется, что поводом, который наконец побудил меня обратиться к Маргарет за разъяснениями, был гольф. После всех этих долгих месяцев, а то и лет, что я провел на великолепном здешнем поле, изучая его маленькие хитрости и подначки (сколько раз мой мяч улетал в воду на коротком одиннадцатом перегоне!), уже не могло остаться никаких сомнений: я освоил эту игру в совершенстве. Однажды я прямо так и сказал Северьяно, моему бессменному мальчику: "Я освоил эту игру в совершенстве". Он согласился, и только потом, между обедом и сексом, я вдруг начал вдумываться в свои слова. Моим первым результатом было 67 ударов; затем я стал заканчивать партии все быстрее и быстрее. Еще недавно я стабильно делал не более 59 ударов, а теперь, под безоблачным небом, уверенно шел к 50. Моя техника гона абсолютно изменилась, драйвером я без труда посылал мяч на 350 ярдов, а паттером клал его точно в лунку - он падал туда, словно притянутый магнитом. Я предвкушал, как доведу счет до сорока, потом - вот он, ключевой психологический момент - возьму барьер на отметке 36, то есть в среднем по два удара на лунку, затем пойду вниз к 20. Я освоил игру в совершенстве, подумал я и повторил про себя последние слова: в совершенстве. На самом деле, покато я его еще не достиг, но предел моим успехам поставлен. В один прекрасный день я закончу партию за 18 ударов, угощу Северьяно выпивкой, отмечу свое достижение осетром с чипсами, а потом сексом - но что дальше? Разве кто-нибудь, пусть даже здесь, способен закончить партию в гольф за 17 ударов?
В отличие от Бригитты, Маргарет не являлась на вызов, если подергать шнурок с кисточкой; о встрече надо было договариваться по видеофону.
- Меня беспокоит гольф,- начал я.
- Вообще-то это не моя специальность.
- Неважно. Понимаете, когда я сюда попал, я заканчивал партию за шестьдесят семь ударов. А сейчас уже приближаюсь к пятидесяти.
- Ив чем же тут проблема?
- Чем дальше, тем лучше я играю.
- Поздравляю вас.
- И когда-нибудь я наконец пройду все поле за восемнадцать ударов.
- Вы чрезвычайно самоуверенны.- В ее словах мне послышалась издевка.
- Но что мне делать потом? Она помедлила.
- Может быть, стараться заканчивать за восемнадцать ударов каждую следующую партию?
- Это не годится.
- Почему?
- Не годится, и все.
- Но наверняка ведь есть много других полей...
- Это дела не меняет,- прервал ее я; боюсь, что мои слова прозвучали грубовато.
- Но вы можете заняться каким-нибудь другим спортом, правда? А потом, когда надоест тот, вернуться к гольфу.
- Но это дела не меняет. Когда я закончу партию за восемнадцать ударов, гольф исчерпает себя.
- Есть масса других видов спорта.
- Они тоже себя исчерпают.
- Что вы каждое утро едите на завтрак? - По тому, как она кивнула после моего ответа, я понял, что она и раньше все это знала.- Вот видите. Каждое утро одно и то же. Завтрак-то ведь вам не надоедает.
- Нет.
- Ну и относитесь к гольфу так же, как к завтраку. Может быть, вам никогда не надоест проходить все поле за восемнадцать ударов.
- Может быть,- с сомнением сказал я.- Сдается мне, вы ни разу не играли в гольф. А потом, есть еще и другое.
- Что именно?
- Насчет усталости. Здесь никогда нс устаешь.
- Вас это огорчает?
- Не знаю.
Усталость мы вам организуем.
- Оно конечно,- ответил я. - Только я уверен, что это будет какаянибудь приятная усталость. Ничего общего с той жуткой усталостью, от которой помереть хочется.
- А вам не кажется, что вы просто капризничаете? - Ее голос звучал решительно, почти нетерпеливо.- Чего вы хотели? На что надеялись?
Про себя я с ней согласился, и беседа была закончена. Жизнь продолжалась. Эта фраза меня тоже слегка забавляла. Жизнь продолжалась, и я освоил гольф в совершенстве. Еще я занимался самыми разными вещами:
- совершил несколько морских путешествий;
- учился плавать на каноэ, покорять горные вершины и летать на воздушном шаре;
- подвергался всем мыслимым опасностям и уцелел;
- исследовал джунгли;
- присутствовал на судебном процессе (и остался недоволен приговором);
- пробовал быть художником (получалось вовсе не так плохо, как я думал!) и хирургом;
- влюблялся, конечно же, много раз;
- испытал, каково быть последним человеком на Земле (и первым тоже).
Все это не значит, что я бросил делать то, чем занимался с самого начала. Ко мне приходили все новые и новые женщины, и иногда я спал с несколькими сразу; я ел все более редкие и экзотические блюда; я перевстречался со всеми знаменитыми людьми, каких мне удалось откопать в памяти. Повидал, например, всех футболистов, какие только были. Я начал со знаменитых, затем переключился на тех, которые мне нравились, но не были особенно знаменитыми, потом - на средних, потом - на тех, чьи имена я помнил, хотя не помнил, как они выглядят и как играют; наконец я стал заказывать встречи с последними игроками, которых еще не видел,- с противными, неинтересными, грубыми игроками, которые мне ни капли не нравились. Встречаться с ними мне никакого удовольствия не доставляло - в жизни они были такими же противными, неинтересными и грубыми, как на поле,но я хотел оттянуть тот момент, когда все футболисты кончатся. Потом футболисты кончились. Я снова обратился к Маргарет.
- Я повидал всех футболистов, - сказал я. Боюсь, я и в футболе мало что смыслю.
- И сны мне не снятся,- добавил я жалобным голосом.
- Зачем они вам нужны,- ответила она.- Зачем они вам нужны? Я чувствовал, что она как бы проверяет меня, хочет выяснить, насколько я серьезен. Может быть, все это действительно нечто большее, чем трудности привыкания?
- По-моему, я заслужил объяснение,- сказал я - признаюсь, что это вышло у меня чересчур торжественно.
- Спрашивайте что вам угодно.- Она откинулась на спинку своего рабочего стула.
- Понимаете, я хочу во всем разобраться.
- Похвальное желание.- Она говорила со мной как бы немножко свысока, что-ли.
Я решил начать с главного:
- Скажите, это ведь Рай, так?
- О да.
- А как же воскресенья?
- Не понимаю вас.
- По воскресеньям, - объяснил я,- если не ошибаюсь, потому что я здесь не очень-то аккуратно слежу за днями, я играю в гольф, хожу по магазинам, обедаю, занимаюсь сексом и прекрасно себя чувствую.
- Разве это не... замечательно?
- Я не хочу показаться неблагодарным,- осторожно сказал я,- но где же Бог?
- Бог. Вам что, Бог нужен? Вы этого хотите?
- А что, разве важно, хочу я или нет?
- Только это и важно. Значит, вам нужен Бог?
- Честно говоря, я думал совсем по-другому. Честно говоря, я думал, что или он есть, или его нет. И хотел узнать, как оно на самом деле. Я не думал, что это от меня как-нибудь зависит.
- Разумеется, зависит.
- Ох.
- Рай в наши дни демократичен,- сказала она. Потом добавила: - По крайней мере, если вы этого хотите.
- То есть как это - демократичен?
- Мы больше не навязываем Рай людям, сказала она.- Мы прислушиваемся к их нуждам. Если они его хотят, они его получают; а нет, так нет. И к тому же получают именно такой Рай, какой хотят.
- А какого обычно хотят?
- Ну, обычно хотят продолжения жизни, так можно сказать. Только... лучше, сами понимаете.
- Секс, гольф, шоппинг, обед, встречи со знаменитыми людьми и прекрасное самочувствие? - спросил я, как бы защищаясь.
- Всякое бывает. Но если откровенно, я не сказала бы, что разница так уж велика.
- Не то что в старые времена.
- Ах, старые времена,- она улыбнулась.- Я-то их, конечно, не застала, но вы правы, тогда Рай представлялся людям чем-то гораздо более изысканным.
- А как насчет Ада? - спросил я.
- Что насчет Ада? Ну, есть он, Ад?
- О нет,- ответила она.- Это была всего-навсего необходимая пропаганда.
- Вот я и засомневался. После встречи с Гитлером.
- С ним многие встречаются. Он тут вроде... туристской достопримечательности, что ли. Ну и как он вам?
- Вообще-то я с ним не говорил,- твердо сказал я. Он не из тех, кому я подал бы руку. Я только посмотрел на него из-за кустов.
- Да-да. Такой способ предпочитают очень многие люди.
- Вот я и подумал, если он здесь, стало быть, Ада нету.
- Разумный вывод.
- Просто ради любопытства,- сказал я,- а чем он тут занимается? - Я представил себе, как он каждый день ходит на Олимпийские игры 1936 года в Берлине, смотрит, как Джесси Оуэнс падает, а немцы выигрывают все призы, а. потом идет есть кислую капусту, слушать Вагнера и развлекаться с пышной блондинкой чисто арийских кровей.
- К сожалению, у нас не принято разглашать чужие секреты.
- Извините,- Это было правильно. Если подумать, я тоже не согласился бы, чтобы все узнали, как я провожу время.
- Так, значит, нет вовсе никакого Ада?
- Есть то, что мы называем Адом. Но это больше похоже на парк аттракционов. Ну, знаете - скелеты, которые выскакивают у вас перед носом, ветки в лицо, безвредные бомбы, в общем, всякие такие вещи. Только чтобы вызвать у посетителей приятный испуг.
- То есть испуг обязательно должен быть приятным,- заметил я
- Ну да. В наше время люди хотят именно этого.
- А вы знаете, какой был Рай в старые времена?
- Старый Рай? Да, мы знаем о Старом Рае. У нас есть архивы.
- Что с ним произошло?
- Он, можно сказать, закрылся. Люди его больше не хотели. Он стал им не нужен.
- Но у меня были знакомые - правда, мало,- которые ходили в церковь, крестили своих детей, не употребляли грубых слов. С ними-то как же?
- Есть у нас и такие. Их тоже обслуживают. Они молятся и благо дарят Бога, примерно как вы играете в гольф и занимаетесь сексом. Им, кажется, неплохо, они получили то, что хотели. Мы построили для них несколько очень симпатичных церквей.
- Выходит, для них Бог существует? - спросил я. Ну конечно.
- А для меня, значит, нет?
Похоже, что нет. Если только вы не захотите изменить свои представления о Рае. Тут я вам не помощница. Но могу посоветовать, куда обратиться.
- По-моему, пока у меня и так есть над чем подумать.
- Прекрасно. Тогда до следующего раза.
Той ночью я спал плохо. Моя голова не была занята сексом, хотя вес они старались как могли. Не желудок ли в этом виноват? Наверное, я переел осетрины? Ну вот, пожалуйста - я снова начал тревожиться за свое здоровье.
Наутро я пошел играть в гольф и закончил круг за 67 ударов. Мой мальчик Северьяно вел себя так, словно это моя лучшая партия, как будто не знал, что я могу сделать на 20 ударов меньше. После этого я навел необходимые справки и отправился к единственному облачку на горизонте. Как я и ожидал. Ад оказался никуда не годным; гроза над автомобильной стоянкой удалась им лучше всего. Там были безработные актеры, которые протыкали других безработных актеров длинными вилами и окунали их в бочонки с надписью: "Кипящее масло". Фальшивые звери с пристегнутыми клювами клевали трупы из пористой резины. Я видел Гитлера, который ехал на Призрачном Поезде, держа под мышкой Madchen с косичками. Еще там были летучие мыши, и скрипящие крышки гроба, и запах гнилых половиц. Так, значит, вот чего хотят люди?
- Расскажите мне про Старый Рай,- попросил я Маргарет на следующей неделе.
- Он в основном соответствовал вашим описаниям. Я имею в виду сам принцип Рая: вы получаете то, чего хотите, то, чего от него ждете. Я знаю, что некоторые думают иначе: будто бы в Раю человек должен получать по заслугам, но такого никогда не бывало. Нам приходится их разочаровывать.
- И что, они огорчаются?
- Как правило, нет. Людям больше нравится получать то, чего они хотят, а не то, чего они заслуживают. Хотя кое-кто из них проявлял недовольство тем, что другие не были примерно наказаны. Видимо, в их представление о Рае входило и то, что остальные должны попасть в Ад. Не очень-то это по-христиански.
- А они... становились бесплотными? Превращались в чистый дух и всякое такое?
- Да, разумеется. Они же этого хотели. Во всяком случае, в определенные эпохи. Мода на развоплощение - вещь очень нестойкая. Сейчас, например, очень многие предпочитают сохранять свое собственное тело и свою индивидуальность. Хотя и это, скорее всего, чисто временное явление.
- Чему вы улыбаетесь? - спросил я. Она меня удивила. Я думал, что Маргарет, как и Бригитта, служит всего-навсего источником информации. Однако она явно имела свое мнение о происходящем и не скрывала этого.
- Просто иногда кажется забавным, что люди гак цепляются за свое тело. Бывают, конечно, просьбы о незначительных операциях. Но это выглядит так, словно от идеального представления о себе их отделяет только неправильный нос, или морщинки на лице, или горсть силикона.
- И что же случилось со Старым Раем?
- Он еще немного продержался после того, как открыли новый. Но спрос на него постоянно падал. Новый Рай нравился людям больше. Что ж, ничего удивительного. Мы ведь смотрим далеко вперед.
- А что случилось с обитателями Старого Рая?
Маргарет пожала плечами с самодовольным видом, точно глава планового отдела какой-нибудь корпорации, чьи прогнозы оправдались с точностью до последнего десятичного знака.
- Вымерли.
- То есть как это? Вы хотите сказать, что закрыли Старый Рай, и поэтому они вымерли?
- Нет-нет, что вы, наоборот. У нас тут другие законы. По конституции Старый Рай должен функционировать до тех пор, пока он нужен его обитателям.
- А кто-нибудь из его обитателей еще жив?
- По-моему, да, но их очень мало.
- Можно мне встретиться хотя бы с одним?
- К сожалению, они никого не принимают. Раньше принимали. Но люди из Нового Рая обычно вели себя как в увеселительном парке с уродцами, показывали пальцем и задавали глупые вопросы. Поэтому обитатели Старого Рая отказались встречаться с ними. Стали говорить только друг с другом. Потом начали вымирать. Теперь их уже совсем немного. Мы им, конечно, ведем учет.
- А они бесплотные?
- Кто да, а кто и нет. Зависит от секты. Тем, кто бесплотен, разумеется, нетрудно избегать встреч с обитателями Нового Рая.
Ну что ж, какой-то резон в этом был. Резон был во всем, кроме самого главного.
- А что вы имели в виду, когда сказали, что другие вымерли?
- Каждому предоставлена возможность умереть, если он захочет.
- А я и не знал.
- Вот видите, тут есть свои маленькие сюрпризы. Неужели вы действительно хотели бы знать все наперед?
- А как они умирают? Накладывают на себя руки? Или вы их убиваете?
Маргарет была заметно шокирована такими грубыми предположениями.
- Боже мой, нет. Я же сказала: у нас демократия. Хотите умереть умирайте. Просто надо хотеть этого достаточно долго, и тогда оно происходит само собой. Смерть больше не является делом случая или горькой неизбежностью, как было в первый раз. Воля человека для нас закон, вы ведь и сами это заметили.
Я не был уверен, что правильно все понял. Мне надо было пойти и переварить услышанное.
- Скажите,- спросил я,- а эти мои переживания насчет гольфа и прочего - они как, и у других тоже бывают?
- В общем-то да. Люди часто прося! у нас, например, плохой погоды или каких-нибудь неприятностей. Они скучают по неприятностям. Некоторые просят боли.
- Боли?
- Ну да. Вот вы, скажем, как-то жаловались, что у вас не бывает такой усталости, от которой - по вашему же выражению - помереть хочется. Ваши слова показались мне любопытными. Люди просят боли, и не так уж редко. Кое-кто даже настаивает на операции. Не на косметической, а на серьезной.
- И вы соглашаетесь?
- Только если они упорствуют. Сначала мы пробуем убедить их, что желание оперироваться на самом деле обусловлено чем-то другим. Обычно нам это удается.
- А сколько людей используют возможность умереть?
Она посмотрела на меня спокойно, точно призывая не волноваться.
- Да все сто процентов, конечно. Через много тысячелетий, разумеется, если считать по-старому. Но раньше или позже эту возможность использует каждый.
- Так, стало быть, тут все как в первый раз? В конце концов обязательно умираешь?
- Да, но не забывайте, что качество жизни здесь значительно выше. Люди умирают не прежде, чем сами решат расстаться с жизнью. Во второй раз это гораздо более приемлемо, чем в первый, потому что совершается добровольно.Она помедлила, затем добавила: - Как я уже говорила, мы прислушиваемся к нуждам людей.
Я ее не винил. Не в моих это привычках. Я просто хотел разобраться, как у них тут все устроено.
- Выходит... что даже верующие люди, которые попали сюда затем, чтобы вечно славить Бога... выходит, что через несколько лет, или веков, или тысячелетий они тоже сдают позиции?
- Вы правы. Я говорила вам, что у нас еще есть обитатели Старого Рая, но их число постоянно сокращается.
- А кто начинает просить смерти раньше всех?
- Мне кажется, "просить" - не то слово. Не просить, а хотеть. Ошибок тут не бывает. Если вы достаточно сильно этого хотите, вы умираете - вот главное правило.
- Ага.
- Ну да. А насчет вашего вопроса - боюсь, что раньше всех начинают желать смерти люди, немного похожие на вас. Те, кто хочет заполнить вечность сексом, пивом, наркотиками, гоночными автомобилями и так далее. Сначала они не могут поверить в свое везение, а через несколько столетий не могут поверить в свое невезение. Начинают понимать, что такие уж они люди. Слишком стремятся быть самими собой. Тысячелетие за тысячелетием - и все самими собой. Вот они-то обычно и умирают скорее прочих.
- Я никогда не принимаю наркотиков,- твердо сказал я. Она меня крепко обидела.- И автомобилей у меня всего семь. По здешним меркам это не так уж много. И езжу я, между прочим, довольно тихо.
- Конечно, конечно. Я просто имела в виду общий характер развлечений, понимаете.
- А кто держится дольше всех?
- Что ж, отдельные обитатели Старого Рая оказались весьма твердыми орешками. Молитва помогала им коротать век за веком. А сейчас... да вот юристы, например. Они любят разбирать свои старые дела, а потом чужие. Это может тянуться до бесконечности. Фигурально выражаясь,- быстро добавила она.- И ученые - те тоже крепкий народ. Сидят и читают все книги, какие только есть на свете. И еще обожают спорить о них. Некоторые из этих споров,- она подняла глаза к небу,- длятся тысячелетиями. Похоже, что споры о книгах помогают их участникам сохранять молодость.
- А как насчет тех, кто пишет книги?
- Они не дотягивают и до половины того срока, какой выпадает на долю спорщиков. И художники с композиторами тоже. Они как-то чувствуют, когда их лучшее произведение уже создано, а потом потихоньку угасают.
Казалось бы, все это должно было испортить мне настроение, но я ничего подобного не замечал.
- Разве это не должно меня угнетать?
- Нет, конечно. Вы же здесь для того, чтобы наслаждаться. Вы получили, что хотели.
- Вроде бы так. Может, я просто не могу привыкнуть к мысли, что когда-нибудь тоже захочу умереть.
- Всему свое время, - сказала она деловито, но дружелюбно.- Всему свое время.
- Кстати, последний вопрос,- я видел, как она играет своими карандашами, раскладывает их в ряд,- а вы-то, собственно, кто такие?
- Мы? Вообще-то мы очень похожи на вас. Мы могли бы быть вами. А может, мы и есть вы.
- Если получится, я еще вернусь,- сказал я.
Несколько следующих веков - я говорю ориентировочно, потому что бросил считать время по-старому,- ушли у меня на серьезные занятия гольфом. Наконец я добился стабильного результата в 18 ударов, и восторги моего мальчика стали обыденным явлением. Тогда я сменил гольф на теннис. Довольно скоро я побил все знаменитые ракетки мира на глине, траве, бетоне, дереве, ковре - на любых покрытиях по их выбору. Я оставил теннис. Я сыграл за "Лестер-Сити" в финале Кубка и получил медаль лучшего игрока (мой третий гол, забитый с двенадцати ярдов мощным ударом головой, решил судьбу матча). Я нокаутировал Роки Марчиано в четвертом раунде на ринге в Мэдисон-сквер-гарден (последние раунд-другой я немножко поиздевался над ним), снизил рекорд марафона до 28 минут, стал чемпионом мира по метанию стрелок; результат, который я показал во встрече с крикетистами Австралии на стадионе "Лорде" (мои 750 перебежек за один тур надолго останутся рекордом), будет превзойден еще не скоро. Через некоторое время мне наскучили и Олимпийские золотые медали. Я оставил спорт.
После этого я серьезно увлекся шоппингом. Я съел больше разных тварей, чем их плавало на Ноевом ковчеге. Перепробовал все марки пива в мире, не считая изобретенных лично мной, стал знатоком вин и насладился самыми редчайшими их сортами; они кончились слишком быстро. Знаменитостей, с которыми я встречался, не перечесть. Я занимался сексом с огромным количеством партнеров и огромным количеством способов, но существует всего-навсего столько-то партнеров и столько-то способов. Между прочим, не поймите меня неправильно: каждый день приносил мне массу удовольствия. Просто я теперь знал, что делаю. Я искал выхода.
Я решил комбинировать развлечения и начал заниматься сексом со знаменитостями (я не скажу вам, с кем именно,- они просили меня держать это в секрете). Одно время я даже читал книги. Я помнил слова Маргарет и пробовал - всего пару столетий, не больше - спорить об этих книгах с другими людьми, которые тоже их читали. Но такая жизнь показалась мне довольно скучной, во всяком случае, по сравнению с самой жизнью, и продлевать ее явно не стоило. Пытался я и войти в круг тех людей, которые пели и молились в церквах, но понял, что мне это не по нутру. Однако прежде, чем отправиться на свой последний (я знал это) разговор с Маргарет, я должен был перебрать все что можно. Она выглядела почти так же, как несколько тысячелетий назад, когда мы увиделись впервые; правда, я и сам мало изменился.
- У меня есть идея,- сказал я. Что ж, за такой срок грех ничего не придумать, верно? - Послушайте, если в Раю можно получить все что хочешь, тогда я хочу никогда не уставать от вечности! - Довольный собой, я откинулся в кресле. К моему удивлению, она кивнула, почти ободряюще.
- Если угодно, попробуйте,- сказала она.- Я выпишу вам бумагу о переводе в такое состояние.
- Но?..- спросил я, зная, что есть и но.
- Я выпишу вам бумагу,- повторила она.- Это пустая формальность.
- Сначала скажите мне про но.- Я не собирался грубить ей. Но, с другой стороны, не хотел и маяться несколько тысячелетий, если она может сэкономить мне это время.
- Такие попытки уже были,- сказала Маргарет сочувственным тоном, словно ей по-настоящему жаль было меня огорчать.
- И что же не вышло? В чем тут но?
Видите ли, здесь имеется логическое противоречие. Вы не можете стать кем-то иным, не прекратив быть тем, кто вы есть. А этого еще никому вынести не удавалось. Во всяком случае, пока,- добавила она, как бы подразумевая, что я могу оказаться первым, кто решит эту проблему.- Какой-то из моих прежних собеседников - очевидно, он, как и вы, увлекался спортом,- сказал, что одно дело быть бегуном, и совсем другое - вечным двигателем. Рано или поздно вам снова захочется бежать. Согласны?
Я кивнул.
И все, кто это пробовал, попросились назад?
- Да. А после они все использовали возможность умереть?
- Ну да. И скорее раньше, чем позже. Кажется, кое-кто из них еще жив. Я могу попросить их переговорить с вами.
- Мне достаточно вашего слова. Я знал, что тут должна быть какаято неувязка.
- Простите.
- Нет-нет, не извиняйтесь.- На здешний сервис я никак не мог пожаловаться. Все были вежливы со мной с самого начала. Я сделал глубокий вдох,- Мне кажется,- снова заговорил я,- что Рай - это прекрасная идея, даже, может быть, безупречная идея, но она не для нас. Не так мы устроены.
- У нас не принято влиять на чужие выводы,- сказала она.- Но я вас вполне понимаю.
- Тогда зачем это все? Зачем нам Рай? Зачем нам эти мечты о Рае? Похоже было, что ей не очень хочется отвечать, возможно, для нее это значило превысить свои полномочия; но я уперся.- Намекните хоть, что вы об этом думаете?
- Может быть, вам это нужно,- предположила она.- Может быть, вы не прожили бы без такой мечты. Стыдиться тут нечего. По-моему, это вполне нормально. Правда, если бы вы знали о Рае заранее, вы, наверно, не очень стремились бы сюда.
- Ну, это еще вопрос.- Ведь все было действительно очень здорово: шоппинг, гольф, секс, встречи со знаменитыми людьми, и ни болезней, ни смерти.
- Всегда получать то, что хочешь, или никогда не получать того, чего хочешь,- в конце концов, разница не так уж и велика.
На следующий день, решив тряхнуть стариной, я еще раз сыграл в гольф. Партия прошла безупречно: восемнадцать лунок, восемнадцать ударов. Мое умение осталось при мне. Потом я съел завтрак на ленч и завтрак на обед. Посмотрел видеозапись финала Кубка, в котором "Лестер-Сити" победила 5:4, хотя с учетом прошлых событий эта запись была уже не совсем та. Выпил чашечку горячего шоколада с Бригиттой, которая любезно заглянула навестить меня; позднее занялся сексом, правда, только с одной женщиной. После чего вздохнул и перекатился на другой бок, зная, что завтра утром наступит время принять решение.
Мне снилось, что я проснулся. Это самый старый сон, и я только что видел его опять.
Примечание автора
В главе третьей нашли отражение характер судопроизводства и действительные случаи, описанные в книге Э. А. Эванса "Уголовное преследование и смертная казнь животных" (1906). Первая часть главы пятой заимствует факты и язык из перевода "Отчета о путешествии в Сенегал" Савиньи и Корреара, вышедшего в Лондоне в 1818 г.; вторая часть опирается на образцовый труд Лоренца Эйтнера "Жерико: жизнь и творчество" (Orbis, 1982). Факты, приведенные в третьей части главы седьмой, почерпнуты из "Путешествия проклятых" Гордона Томаса и Макса Моргана-Уиттса (Hodder, 1974). Я благодарен Ребекке Джон за большую помощь в моих изысканиях; Аните Брукнер и Говарду Ходжкину за консультации по истории искусств; Рику Чайлзу и Джею Макинерни за корректировку языка моих американских персонажей; доктору Джеки Дэвис за пояснения, касающиеся хирургии; Алану Хауарду, Галену Строусону и Редмонду О'Ханлону; а также Гермионе Ли.
Дж.Б.