— У вас синдром навязчивой любви, который приводит к глубокой депрессии, а иногда и к самоубийству Выход — либо новая любовь, либо длительное лечение, в том числе и медикаментозное. Можно еще совершенно сменить обстановку, работу, окружение. Лучше куда-нибудь уехать, желательно подальше. Умом вы все понимаете, но на подсознательном уровне чрезвычайно велика сексуальная и психическая привязанность, зависимость от одного мужчины. Люди это называют «настоящей любовью».
Был конец ноября. Элен сама чувствовала, что ей необходимо сменить обстановку, иначе все плохо кончится. Как-то раз, неожиданно для самой себя, она поинтересовалась в аптеке, могут ли ей продать двадцать упаковок снотворного.
После этого Элен решила действовать. Она позвонила Дэвиду Лэнгдону с намерением все-таки уехать в Боливию. Дэвид удивился ее звонку, напомнив, что просил ее позвонить не позже чем через месяц после их разговора в самолете. Но, помолчав немного, добавил, что такая возможность очень скоро может появиться. Человек, который поехал специальным корреспондентом вместо нее, серьезно заболел и должен вот-вот возвратиться. Так что ее звонок весьма кстати.
— Пришлите ваше резюме и позвоните не позже чем через две недели, — заключил мистер Лэнгдон.
Дома Элен сообщила Биллу, что собирается ехать на работу в Боливию не меньше чем на год. А ему по дому будет помогать соседка, миссис Глэвин.
— Зачем мне миссис Глэвин? — возразил он. — Ко мне будет приезжать Мэри, девушка из нашей лаборатории, между прочим, очень хороший человек и сильный математик. Помнишь, с короткой стрижкой, в очках. Ты видела ее на пикнике нашей фирмы. Она мне помогала, когда ты уезжала во Францию. — И добавил с обезоруживающей наивностью: — Кстати, это она привела в порядок дом к твоему приезду.
Элен рассмеялась, вспомнив недомытые тарелки в сушке, и ей стало легче на душе. Она поняла, что ее гениальный «ребенок» — в надежных руках близкой по духу подруги и соратника.
Она отослала свое резюме и, в ожидании вызова, продолжала автоматически исполнять свои обязанности.
Однажды, когда она сидела за компьютером в редакции, читая верстку очередной газеты, ее вызвал Пол Бестер, главный редактор. Она заглянула к нему в кабинет, и Пол сказал ей:
— Тебя разыскивал какой-то мужчина. Загляни к Люсил, она записала то, что тебе просили передать.
Элен подошла к Люсил, секретарше Пола, не понимая, почему кому-то надо было искать ее через главного редактора, когда для связи с корреспондентами есть редакторская служба. Люсил выдвинула ящик стола и протянула ей, как она назвала, телефонограмму. Элен пробежала глазами записку. И села на стоявший рядом стул…
Я в гостинице «Империал», номер 324. тел. 32453768. Жду с нетерпением.
Жозеф
Элен схватила свой мобильник и лихорадочно начала набирать номер. Но телефон молчал. Было три часа дня. Элен не могла ждать до вечера. Работать, конечно, она уже не могла. Она выбежала из редакции, села в машину и через двадцать минут была в центре Лос-Анджелеса у отеля «Империал». На ее счастье, нашлось место на стоянке напротив отеля. Бегом поднявшись на третий этаж, она остановилась перед номером 324. Постучала, подергала дверь — никого. Тогда она медленно спустилась по лестнице, прошла через роскошный холл гостиницы, перешла дорогу, села в автомобиль и стала смотреть на вход отеля, не замечая, как течет время и что происходит вокруг. Иногда вход загораживали прохожие, автомобили, и Элен боялась, что проглядит Жозефа. Около пяти часов, когда мимо отеля проехал длинный автобус, ей показалось, что в дверях отеля скрылись красиво развернутые плечи и светлая голова.
Она выскочила из машины, бегом пересекла улицу, заставив водителей нескольких автомобилей ударить по тормозам и послать ей вдогонку проклятия.
Элен вбежала в отель. Да это был он. Жозеф, не видя ее, большими шагами пересекал холл. У Элен перехватило горло. Жозеф уходил. Она с усилием сглотнула и крикнула:
— Жозеф!
Он резко обернулся и бросился к ней навстречу. Элен рванулась к нему.
Они обнялись и замерли.
На них смотрели из-за стойки администратора, оглядывались посетители, недоуменно взирала охрана и швейцар. Но они стояли, обнявшись, и переживали счастье обретения.
Потом они взялись за руки и еще некоторое время смотрели друг на друга:
— Ты похудела, — сказал Жозеф, вглядываясь в ее черты.
— А ты поседел, — тихо произнесла Элен, поглаживая пальцами его висок.
Не разнимая объятий, они медленно пошли к лестнице. Но, преодолев несколько ступеней, снова остановились, и их губы слились в долгом поцелуе. В этом поцелуе было все: долгая тоска, неутоленная жажда любви, признание вины и прощение. Чьи-то шаги прервали их поцелуй.
И они снова начали подниматься, все быстрее и быстрее.
Едва открыв дверь номера, Жозеф подхватил Элен на руки, положил на постель и сел рядом, склонившись над ней. Он нежно перецеловал ее глаза, щеки, нос, горькие складочки рта и опять долго не мог оторваться от ее губ. Элен развязала галстук, странно смотревшийся на прежде всегда открытой красивой шее ее любимого, расстегнула ворот светло-серой рубашки и прильнула губами к его шее, вдыхая запах, по которому она так истосковалась. Жозеф добрался губами до груди Элен, язык его стал нежно ласкать ее сразу напрягшиеся соски, мягкие большие ладони обхватили тугие холмики ее грудей. Тело Элен дрожало от его ласк, она нетерпеливо снимала с него рубашку. И он, не отвлекаясь от поцелуев, на ощупь расстегивал, стягивал, снимал и отбрасывал свою и ее одежду, ставшую лишь досадной преградой к их сближению. И вот наконец их обнаженные тела встретились…
Оба пытались чуть отдалить момент полного слияния, чтобы еще немного продлить предвкушение. Но их силы, истраченные на то, чтобы пережить почти девятимесячную разлуку, были истощены. И они на едином вдохе проникли друг в друга и стали одной сущностью. Волны наслаждения мгновенно перенесли их в мир счастья, покоя, душевной нирваны и духовного единения. Их тела сами стали плавными, набегающими волнами, перекатывающимися в океане страсти и полного забытья. Содрогаясь от переполняющей их энергии любви, они на некоторое время успокаивались, но потом опять начинали вздыматься неведомой силой, накопившейся в глубинах их стосковавшихся друг по другу тел и душ.
Наступавший штиль был только предвестником новой любовной бури, грядущей с неизбежностью…
Они лежали, глядя друг на друга, не в состоянии произнести ни слова. Элен первая вернулась в реальность.
— Расскажи, почему ты здесь? — спросила она, дотрагиваясь до его светлых волос, тронутых заметной сединой.
— Я приехал на симпозиум хирургов-эндоскопистов. Но вообще-то я ехал к тебе, — проговорил он, целуя кончики ее пальцев, только что гладивших его седину.
— Я не буду спрашивать, почему ты не давал о себе знать столько времени, — с едва заметным укором сказала Элен.
— Я сам расскажу, — покорно ответил Жозеф. — Когда я написал ту записку, я действительно думал, что смерть Софи всегда будет стоять между нами. Я попытался забыть тебя — работал как проклятый, вечерами обучал молодых хирургов методам эндоскопии. Приходил поздно и проваливался в сон, как мертвый. Но просыпался ночами и думал о тебе. Друзья пробовали знакомить меня с женщинами. Все напрасно. Мне нужна была только ты. Я пробовал бороться с собой. А потом понял, что это глупо. Время лечит все… кроме любви к тебе.
Я помнил, что ты работаешь в газете «Лос-Анджелес тайме», и в Интернете нашел телефон главного редактора. А тут и симпозиум подвернулся по эндоскопии. Вот и все.
Элен не стала рассказывать, как прожила эти месяцы. Сказала лишь:
— Через неделю я собиралась ехать на работу в Боливию. На целый год.
— Ничего. Я бы нашел тебя и в Боливии, — спокойно ответил Жозеф.
Элен притянула его к себе, и они опять любили друг друга.
За окном уже давно стемнело. Элен не хотела идти домой. Жозеф, как будто прочитав ее мысли, проговорил:
— Ты поедешь со мной в Париж. Навсегда.
— Вот так, сразу? — робко возразила Элен, хотя ее душа пела.
— Ничего себе сразу… — протянул Жозеф. — Между прочим, прошло почти девять месяцев.
У нас уже мог бы вот-вот родиться ребенок. Если бы ты решилась…
— Да, я уже думала об этом, — сказала Элен. — И пожалела, что не решилась. Даже если бы ты не вернулся, я все равно хотела бы иметь ребенка от тебя.
Он несколько минут молча смотрел на нее. А потом вскочил с постели, подошел к бару-холодильнику и вытащил из него запотевшую бутылку французского вина и два бокала.
— Решено. Через два дня я уезжаю, — тоном, не допускающим возражений, проговорил Жозеф. — И ты поедешь вместе со мной. В Париже есть корпункт «Лос-Анджелес тайме». Да и вообще… Такому журналисту, как Элен Сарк, найдется место в любой приличной газете.
Жозеф разлил вино по бокалам и разломил плитку шоколада, лежавшего на столе.
— Давай отметим нашу встречу…
— Которая больше никогда не закончится расставанием, — закончила за него Элен.
Жозеф принес из ванной комнаты два махровых халата. В один из них закутал Элен, другой надел сам. Они спокойно, по-домашнему, сели в кресла друг напротив друга.
— Подожди секундочку, — спохватилась Элен. — Я только сообщу Биллу, что не приду ночевать… никогда.
Они улыбнулись друг другу и, одновременно вздохнув, рассмеялись и подняли бокалы.
Элен смотрела в иллюминатор самолета на зеленые квадратики полей для гольфа, голубые прямоугольники бассейнов, разноцветные крыши вилл калифорнийских курортных городков. Она проводила глазами такие огромные с земли, но еле различимые с высоты буквы «Hollywood», расположенные на не таком уж высоком холме.
На своей руке Элен ощущала тепло большой ладони Жозефа. Его рука и плечо, прижавшееся к ее плечу, наполняли ее счастьем и надеждой.
Калифорния осталась внизу… Самолет рейса «Лос-Анджелес — Париж» набирал высоту. За пять часов он пересечет Соединенные штаты. Впереди — Атлантический океан и вся жизнь…
Был конец ноября. Элен сама чувствовала, что ей необходимо сменить обстановку, иначе все плохо кончится. Как-то раз, неожиданно для самой себя, она поинтересовалась в аптеке, могут ли ей продать двадцать упаковок снотворного.
После этого Элен решила действовать. Она позвонила Дэвиду Лэнгдону с намерением все-таки уехать в Боливию. Дэвид удивился ее звонку, напомнив, что просил ее позвонить не позже чем через месяц после их разговора в самолете. Но, помолчав немного, добавил, что такая возможность очень скоро может появиться. Человек, который поехал специальным корреспондентом вместо нее, серьезно заболел и должен вот-вот возвратиться. Так что ее звонок весьма кстати.
— Пришлите ваше резюме и позвоните не позже чем через две недели, — заключил мистер Лэнгдон.
Дома Элен сообщила Биллу, что собирается ехать на работу в Боливию не меньше чем на год. А ему по дому будет помогать соседка, миссис Глэвин.
— Зачем мне миссис Глэвин? — возразил он. — Ко мне будет приезжать Мэри, девушка из нашей лаборатории, между прочим, очень хороший человек и сильный математик. Помнишь, с короткой стрижкой, в очках. Ты видела ее на пикнике нашей фирмы. Она мне помогала, когда ты уезжала во Францию. — И добавил с обезоруживающей наивностью: — Кстати, это она привела в порядок дом к твоему приезду.
Элен рассмеялась, вспомнив недомытые тарелки в сушке, и ей стало легче на душе. Она поняла, что ее гениальный «ребенок» — в надежных руках близкой по духу подруги и соратника.
Она отослала свое резюме и, в ожидании вызова, продолжала автоматически исполнять свои обязанности.
Однажды, когда она сидела за компьютером в редакции, читая верстку очередной газеты, ее вызвал Пол Бестер, главный редактор. Она заглянула к нему в кабинет, и Пол сказал ей:
— Тебя разыскивал какой-то мужчина. Загляни к Люсил, она записала то, что тебе просили передать.
Элен подошла к Люсил, секретарше Пола, не понимая, почему кому-то надо было искать ее через главного редактора, когда для связи с корреспондентами есть редакторская служба. Люсил выдвинула ящик стола и протянула ей, как она назвала, телефонограмму. Элен пробежала глазами записку. И села на стоявший рядом стул…
Я в гостинице «Империал», номер 324. тел. 32453768. Жду с нетерпением.
Жозеф
Элен схватила свой мобильник и лихорадочно начала набирать номер. Но телефон молчал. Было три часа дня. Элен не могла ждать до вечера. Работать, конечно, она уже не могла. Она выбежала из редакции, села в машину и через двадцать минут была в центре Лос-Анджелеса у отеля «Империал». На ее счастье, нашлось место на стоянке напротив отеля. Бегом поднявшись на третий этаж, она остановилась перед номером 324. Постучала, подергала дверь — никого. Тогда она медленно спустилась по лестнице, прошла через роскошный холл гостиницы, перешла дорогу, села в автомобиль и стала смотреть на вход отеля, не замечая, как течет время и что происходит вокруг. Иногда вход загораживали прохожие, автомобили, и Элен боялась, что проглядит Жозефа. Около пяти часов, когда мимо отеля проехал длинный автобус, ей показалось, что в дверях отеля скрылись красиво развернутые плечи и светлая голова.
Она выскочила из машины, бегом пересекла улицу, заставив водителей нескольких автомобилей ударить по тормозам и послать ей вдогонку проклятия.
Элен вбежала в отель. Да это был он. Жозеф, не видя ее, большими шагами пересекал холл. У Элен перехватило горло. Жозеф уходил. Она с усилием сглотнула и крикнула:
— Жозеф!
Он резко обернулся и бросился к ней навстречу. Элен рванулась к нему.
Они обнялись и замерли.
На них смотрели из-за стойки администратора, оглядывались посетители, недоуменно взирала охрана и швейцар. Но они стояли, обнявшись, и переживали счастье обретения.
Потом они взялись за руки и еще некоторое время смотрели друг на друга:
— Ты похудела, — сказал Жозеф, вглядываясь в ее черты.
— А ты поседел, — тихо произнесла Элен, поглаживая пальцами его висок.
Не разнимая объятий, они медленно пошли к лестнице. Но, преодолев несколько ступеней, снова остановились, и их губы слились в долгом поцелуе. В этом поцелуе было все: долгая тоска, неутоленная жажда любви, признание вины и прощение. Чьи-то шаги прервали их поцелуй.
И они снова начали подниматься, все быстрее и быстрее.
Едва открыв дверь номера, Жозеф подхватил Элен на руки, положил на постель и сел рядом, склонившись над ней. Он нежно перецеловал ее глаза, щеки, нос, горькие складочки рта и опять долго не мог оторваться от ее губ. Элен развязала галстук, странно смотревшийся на прежде всегда открытой красивой шее ее любимого, расстегнула ворот светло-серой рубашки и прильнула губами к его шее, вдыхая запах, по которому она так истосковалась. Жозеф добрался губами до груди Элен, язык его стал нежно ласкать ее сразу напрягшиеся соски, мягкие большие ладони обхватили тугие холмики ее грудей. Тело Элен дрожало от его ласк, она нетерпеливо снимала с него рубашку. И он, не отвлекаясь от поцелуев, на ощупь расстегивал, стягивал, снимал и отбрасывал свою и ее одежду, ставшую лишь досадной преградой к их сближению. И вот наконец их обнаженные тела встретились…
Оба пытались чуть отдалить момент полного слияния, чтобы еще немного продлить предвкушение. Но их силы, истраченные на то, чтобы пережить почти девятимесячную разлуку, были истощены. И они на едином вдохе проникли друг в друга и стали одной сущностью. Волны наслаждения мгновенно перенесли их в мир счастья, покоя, душевной нирваны и духовного единения. Их тела сами стали плавными, набегающими волнами, перекатывающимися в океане страсти и полного забытья. Содрогаясь от переполняющей их энергии любви, они на некоторое время успокаивались, но потом опять начинали вздыматься неведомой силой, накопившейся в глубинах их стосковавшихся друг по другу тел и душ.
Наступавший штиль был только предвестником новой любовной бури, грядущей с неизбежностью…
Они лежали, глядя друг на друга, не в состоянии произнести ни слова. Элен первая вернулась в реальность.
— Расскажи, почему ты здесь? — спросила она, дотрагиваясь до его светлых волос, тронутых заметной сединой.
— Я приехал на симпозиум хирургов-эндоскопистов. Но вообще-то я ехал к тебе, — проговорил он, целуя кончики ее пальцев, только что гладивших его седину.
— Я не буду спрашивать, почему ты не давал о себе знать столько времени, — с едва заметным укором сказала Элен.
— Я сам расскажу, — покорно ответил Жозеф. — Когда я написал ту записку, я действительно думал, что смерть Софи всегда будет стоять между нами. Я попытался забыть тебя — работал как проклятый, вечерами обучал молодых хирургов методам эндоскопии. Приходил поздно и проваливался в сон, как мертвый. Но просыпался ночами и думал о тебе. Друзья пробовали знакомить меня с женщинами. Все напрасно. Мне нужна была только ты. Я пробовал бороться с собой. А потом понял, что это глупо. Время лечит все… кроме любви к тебе.
Я помнил, что ты работаешь в газете «Лос-Анджелес тайме», и в Интернете нашел телефон главного редактора. А тут и симпозиум подвернулся по эндоскопии. Вот и все.
Элен не стала рассказывать, как прожила эти месяцы. Сказала лишь:
— Через неделю я собиралась ехать на работу в Боливию. На целый год.
— Ничего. Я бы нашел тебя и в Боливии, — спокойно ответил Жозеф.
Элен притянула его к себе, и они опять любили друг друга.
За окном уже давно стемнело. Элен не хотела идти домой. Жозеф, как будто прочитав ее мысли, проговорил:
— Ты поедешь со мной в Париж. Навсегда.
— Вот так, сразу? — робко возразила Элен, хотя ее душа пела.
— Ничего себе сразу… — протянул Жозеф. — Между прочим, прошло почти девять месяцев.
У нас уже мог бы вот-вот родиться ребенок. Если бы ты решилась…
— Да, я уже думала об этом, — сказала Элен. — И пожалела, что не решилась. Даже если бы ты не вернулся, я все равно хотела бы иметь ребенка от тебя.
Он несколько минут молча смотрел на нее. А потом вскочил с постели, подошел к бару-холодильнику и вытащил из него запотевшую бутылку французского вина и два бокала.
— Решено. Через два дня я уезжаю, — тоном, не допускающим возражений, проговорил Жозеф. — И ты поедешь вместе со мной. В Париже есть корпункт «Лос-Анджелес тайме». Да и вообще… Такому журналисту, как Элен Сарк, найдется место в любой приличной газете.
Жозеф разлил вино по бокалам и разломил плитку шоколада, лежавшего на столе.
— Давай отметим нашу встречу…
— Которая больше никогда не закончится расставанием, — закончила за него Элен.
Жозеф принес из ванной комнаты два махровых халата. В один из них закутал Элен, другой надел сам. Они спокойно, по-домашнему, сели в кресла друг напротив друга.
— Подожди секундочку, — спохватилась Элен. — Я только сообщу Биллу, что не приду ночевать… никогда.
Они улыбнулись друг другу и, одновременно вздохнув, рассмеялись и подняли бокалы.
Элен смотрела в иллюминатор самолета на зеленые квадратики полей для гольфа, голубые прямоугольники бассейнов, разноцветные крыши вилл калифорнийских курортных городков. Она проводила глазами такие огромные с земли, но еле различимые с высоты буквы «Hollywood», расположенные на не таком уж высоком холме.
На своей руке Элен ощущала тепло большой ладони Жозефа. Его рука и плечо, прижавшееся к ее плечу, наполняли ее счастьем и надеждой.
Калифорния осталась внизу… Самолет рейса «Лос-Анджелес — Париж» набирал высоту. За пять часов он пересечет Соединенные штаты. Впереди — Атлантический океан и вся жизнь…