Страница:
— Si… плохо, что она видела смерть Марио. Она была бы в безопасности в монастыре, но ее мать не допустит этого.
— Вы объясните ей… и Никколо… что это был несчастный случай? Они молоды и… — Родриго умолк, слов не хватало.
— Я поговорю с ними. Нардо знает, что это произошло неумышленно. Он достаточно взрослый человек… и уравновешенный. Но молодые… — Данте покачал головой. — Марио ди Корсини погиб — этого не исправишь, но я найду другого мужа для моей Джетты, если тебя беспокоит именно это.
От этой мысли у Родриго почему-то сжало грудь, но он постарался не обращать внимания на такое странное чувство. Чтобы отвлечься, запустил пальцы в гриву Морелло.
— Он прекрасен, принц. Большое спасибо.
Данте кивнул и снова вскочил на Сирокко.
— Его отец — один из лучших, что были у Медичи.
— На этом коне вы участвовали в palio[10] в честь Джулиано де Медичи? И победили?
— Si, Джулиано… — пробормотал Данте дрогнувшим голосом, затем, как бы опомнившись, спросил: — Откуда ты знаешь? Ты же был совсем еще ребенком?
— Об этом знают все, мой господин. Эту историю будут рассказывать и после нашей смерти.
Родриго не очень много знал о Джулиано де Медичи: тот был для Данте как брат и считался самым искусным наездником в Тоскании. Флорентийцы любили его за добродушие, но в возрасте двадцати четырех лет он был заколот убийцами в соборе Санта-Мария дель Фьоре во время большой мессы. Принц Монтеверди тоже был там и помог укрыться Лоренцо де Медичи. Но не смог спасти младшего, Джулиано.
Однако у Родриго возникло чувство, что по какой-то причине учитель не хочет говорить об этом. Почему, он понять не мог, поэтому переменил тему разговора.
— Когда вы хотите, чтобы я уехал во Францию?
Лицо Данте посветлело.
— Риго, я не хочу, чтобы ты уезжал. Ни сейчас, ни когда-либо. Но ты должен, — наклонившись, поправил стремя, потом выпрямился. — Поехали. Испытай Морелло, потом соберешь вещи. Из Монтеверди нужно уехать до рассвета.
— Успокойся, mia piccola[11] Jietta, — приговаривала она. — Моя маленькая Джетта… все будет хорошо, вот увидишь, — она поцеловала пылающую щеку дочери и снова обняла ее.
— Я уйду в монастырь, — дрогнувшим голосом объявила Джульетта. — Раз Марио нет, я не хочу никого другого.
— Это решит папа, cara[12]. Ты же знаешь.
— Папа поймет. Таких, как Марио, нет… он был похож на папу, такой же светловолосый и высокий. Красивый и…
— Джульетта, — Каресса отстранилась от дочери. Ей понятно горе девочки, но Джульетта не маленькая и должна думать. Она всего лишь на несколько лет моложе многих замужних женщин. — Ты знаешь, что браки устраиваются по политическим интересам. Твой. отец — принц Монтеверди, и обязан заботиться о благе своих людей. Он не может быть эгоистичным, и ты тоже.
Они сидели на каменной скамье во дворе. В воздухе стоял аромат лимона и жасмина, камни под ногами согреты солнцем. Поющий фонтан с Посейдоном, вооруженным трезубцем, в центре и четырьмя низвергающими воду дельфинами по периметру, приглушал разговор. Это было любимое место Карессы.
Джульетта, казалось, обдумывала слова матери. Она покусывала верхнюю губку, слезы почти остановились.
— И не теряй надежды, — сказала Каресса. — За кого и когда тебе выходить замуж, решит отец. И хотя ты, да и все мы, скорбишь по Марио, в конце концов обретешь утешение.
Их глаза встретились.
— Я поговорю с папой, — настойчиво повторила Джульетта, в сотый раз напомнив Карессе, как сильно избаловал ее отец. Необычный оттенок золотистых волос, унаследованный от матери Карессы, также навел ее на мысль, что Джульетта слишком подвержена вспышкам гнева. Данте всегда смягчал их лестью и уговорами.
— Папы сейчас здесь нет. Но, если бы и был, то…
— Где он? — прервала ее Джульетта. — С Корсини? — ее глаза потемнели от боли.
Каресса заколебалась, затем решила сказать правду.
— Я думаю, с Корсини твой дядя.
— Zio Витторио?
— Si, папа… он в таборе.
Джульетта нахмурилась.
— С этим… незаконнорожденным?
— Джульетта! — возмутилась Каресса. — Кто так говорит?
— Нардо.
— Бернардо? Он так сказал в твоем присутствии? И Никко, полагаю, тоже это слышал?
Джульетта покачала толовой, ее щеки горели. Она встала и направилась к фонтану. Каресса последовала за дочерью, решив дождаться ответа.
— Я слышала… как они с Марио однажды…
— Тебе не следует бывать в компании молодых людей! Ты подслушивала?
Старательно избегая встречаться взглядом с матерью, Джульетта водила пальцем по гладкому кар-рарскому мрамору, обрамляющему фонтан. Наконец она кивнула.
— Ужасно так говорить о ком-то, девочка. И Родриго да Валенти не таков.
Джульетта подняла глаза на мать.
— Почему папа вообще что-то делает для этого юноши? — недоуменно спросила она. — Черный, грязный, никчемный Zingaro…
Каресса подняла пальцами подбородок Джульетты и пытливо посмотрела ей в глаза:
— Папа придет в ярость, если услышит такое! Он скажет, что это позор для имени Алессандро.
— Марио говорил мне, что Zingari — никчемные, глупые и ленивые попрошайки и воры…
— Марио, упокой Господь его душу, был ограниченным юнцом, раз сказал такое. Каждый человек ценен по-своему, и кто ты такая, Джульетта Мария, чтобы судить кого-либо? Особенно Валенти, которого ты видела один раз?
Заметив, что мать начинает сердиться, а такое случалось с ней редко, Джульетта молчала.
— А Аристо? — спросила Каресса, нахмурившись и отпустив подбородок дочери. — Он чистокровный Zingaro, темный и уродливый. Он…
— Аристо не уродлив! — возмутилась Джульетта.
— А, понимаю… большинство людей не согласились бы с тобой. Но ты знаешь, что у Аристо добрая душа… и важно именно это, а не то, как он выглядит.
На лице Джульетты было упрямое выражение.
— Аристо хороший и добрый, и никогда никого не убивал.
— Твой отец сказал, что это был несчастный случай, даже Бернардо согласен с ним. Но ты почему-то обвиняешь этого мальчика! — мать покачала головой. — Надеюсь, только волнение заставляет тебя упорствовать в твоем суждении о человеке — и целом народе, — о котором ты ничего не знаешь. И вспомни, именно его бабушка спасла Аристо, А теперь, думаю, тебе надо пойти в часовню и помолиться за спасение души Марио, — Каресса встала, — и за умение проявлять в жизни любовь и терпимость, чему мы с отцом пытаемся тебя научить.
Она смотрела, как Джульетта неохотно прошла через двор. Каресса знала, несмотря на склоненную голову и показную покорность дочери, та борется с природным упрямством, доставшимся в наследство от предков.
Каресса была рада, что Родриго покидает Италию, хотя это, как считает Данте, причиняет ему боль. И дело не только в безопасности Родриго — время залечит страдания Джульетты, рассеет гнев.
Каресса знала: нравится это Джульетте или нет, когда-нибудь Родриго да Валенти войдет в ее жизнь благодаря Данте и его обещанию Маддалене.
А возможно, и по причине, более близкой сердцу ее мужа теперь, когда Марио ди Корсини мертв.
Глава 2
Эти слова колоколом звучали в голове Джульетты, острыми кинжалами терзали сердце и только подчеркивали тот факт, что ей уже семнадцать — время замужества прошло, а у нее все еще нет мужа. И вообще, приближается тот возраст, когда кое-кто начнет считать ее почтенной матроной.
Мама в первый раз вышла замуж, когда ей уже исполнилось семнадцать.
Да. Но мама — женщина спокойная, она смиренно принимает все, что дает жизнь… и делает то, что ей велят. Мама никогда не уходила в монастырь.
— Я не мама! — сама себе сказала девушка.
Что делает с ней отец, разочарованно подумала она. Или он намеренно унижает ее? Наказывает за какой-то грех, который его дочь невольно совершила?
Солнце село, и звездное небо напоминало узорчатый гобелен. Яркая, полная луна сияла, как новенький флорин. В ее ровном свете все различалось совершенно отчетливо.
Джульетта огляделась. Она стояла в самом темном месте, прижавшись к внешней стороне крепостной стены. Уже несколько месяцев она не уходила из дома тайком — наверное, переросла эту потребность.
Никакой опасности нет, убеждала себя девушка, она уже взрослая и имеет право уходить, когда ей хочется.
Нет у тебя такого права, говорил здравый смысл. Ты не замужем, значит, тобой распоряжается отец.
— И посмотри, куда это тебя завело, — с горечью пробормотала она. — Как переспелая олива, только и жду, что меня сорвут раньше, чем я упаду на землю и высохну.
Чтобы не дать эмоциям окончательно овладеть ею, Джульетта стала обдумывать свой побег. Еще раз попыталась вглядеться во тьму. Поблизости никого не было. По крайней мере, с этой стороны замка. Лес манил ее, бриз дышал листвой, полный ночных ароматов. Ухала сова.
Запоздало пожалев, что не надела более темную одежду, Джульетта осторожно покинула свое убежище у стены и побежала к лесу. Она пойдет в монастырь Санта-Лючия и посоветуется с монахинями. А заодно получит несколько часов свободы, сбежит от пустых обещаний отца, звенящих в голове.
Ее внимание привлекло пение, доносившееся с восточной окраины земель Монтеверди. Она ощутила слабый запах дыма. Вылазки в лес с Бернардо и Никко давно прекратились. Бернардо женат, а Никко слишком хитер, чтобы дурачиться. Да и потребность в таких прогулках с возрастом как-то ослабела, хотя и не исчезла вовсе. Ни в коей мере.
Монастырь находился на окраине городка Верди, к востоку от замка. Когда цыгане были в этой части Тоскании, то останавливались между замком и монастырем. Запах костра свидетельствовал, что сейчас они здесь.
Перед глазами возник образ Валенти, хотя до этого она не думала о нем. Память сохранила только непокорные черные волосы и необычные для Zingari глаза. Чем необычные, она не помнила.
Джульетта не видела его и ничего не слышала о нем с того трагического дня шесть лет назад. Он просто исчез, и отец никогда не упоминал о нем.
Внезапно вспыхнувшее любопытство подтолкнуло ее на звуки песни, собственные проблемы отступили на задний план. Раньше она никогда не была среди Zingari, никогда не видела, как те живут, и, если уж на то пошло, и самих никогда не видела, кроме Аристо и мальчика Валенти. Девушка, конечно, слышала о Маддалене и ее магии. Но отец сказал, что каких-то особенных способностей у Маддалены не больше, чем у него самого, а слухи о ней основаны на невежестве и страхе. И вообще, ведьм нет, сказал он дочери.
Чтобы отдышаться, Джульетта замедлила шаги. Ветки и колючки цеплялись за платье, путали волосы. Через листву кое-где пробивался лунный свет, так что, если идти не спеша, то путь найти можно.
Деревья вдруг расступились, и девушка оказалась на краю большой вырубки. Остановившись у огромного дуба, опять пожалела, что не оделась в темное, да и туника Никко с короткими штанами в лесу не помешали бы.
Большинство Zingari сидели у костров, оживленно разговаривая и жестикулируя. Несколько женщин убирали остатки ужина, два мальчика в цветных туниках и мешковатых бриджах дразнили дворняжку, перебрасывая над головой собаки мяч.
Интересно, которая из женщин Маддалена, подумала Джульетта, но тут ее внимание привлек один из мужчин.
Ему было лет двадцать пять или двадцать шесть. Он сидел у костра, скрестив ноги, недалеко от того места, где стояла Джульетта. Склонив темную голову, он перебирал струны лютни длинными пальцами. Это еще не была музыка, цыган просто проверял инструмент. По мере того, как игра становилась уверенней, всякая деятельность вокруг него прекратилась, голоса стихли. Внимание окружающих переключилось на музыканта, и тогда мужчина запел, аккомпанируя себе на лютне.
По какой-то необъяснимой причине Джульетта не могла отвести от него взгляд, полностью захваченная голосом и музыкой… и чем-то еще.
Певец обладал глубоким и сильным голосом, слова и музыка сплетались в чудесную мелодию. Язык, на котором он пел, не был ни итальянским, ни цыганским. Скорее, французским, его Джульетта знала поверхностно, да и мелодия была незнакома ей. Однако и музыка, и искусство исполнителя были прекрасны.
Джульетта восторженно следила, как его пальцы перебирают струны, как любовно музыкант держит инструмент. Когда через некоторое время певец поднял голову, у девушки сжалось сердце и пересохло во рту — настолько великолепен был профиль, который она увидела.
Он пел, глядя в ночь, и все это — незнакомый, но привлекающий профиль, сильные ясные линии шеи и подбородка — пробудило в сердце Джульетты странные, но глубокие желания. Она оставалась на месте, абсолютно очарованная и мужчиной, и его музыкой.
Его короткие волосы едва прикрывали уши, платье, более простое по фасону и цвету, чем у большинства цыган, среди которых он сидел, — скромная туника из светлой ткани и темные короткие штаны. Однако он чувствовал себя легко и уверенно, как среди своих.
Песня закончилась, и Джульетте стало грустно. Последовали аплодисменты и одобрительные возгласы. Девушке показалось, что певец покраснел, но уверенности не было, возможно, это была лишь игра света и теней.
К нему подошла Молодая женщина, красивая, с длинными, черными, как ночь, волосами. Из-под широкой юбки виднелись изящные ступни и лодыжки. Когда он поднял голову, женщина что-то сказала ему на ухо. Певец улыбнулся ей и кивнул, девушка опустилась возле него на колени, словно он собирался начать урок игры на лютне.
Ладони Джульетты непроизвольно сжались в кулаки. Ей стоило больших усилий оторвать взгляд от этой пары. Что на нее нашло? Она повернулась, чтобы продолжить путь в Санта-Лючию, но в этот миг раздался чей-то возглас. Мужчина средних лет, сидевший с противоположной стороны костра, встал и скрылся за одним из фургонов. При свете факелов и костров Джульетта смогла рассмотреть разноцветные узоры на его стенах. Самым необычным ей показалось то, что фургон был на колесах. Странный дом, не сравнить с ее собственным.
Мужчина вернулся из-за фургона, и все ее мысли о прекрасном певце улетучились. Dio mio![13] Или ей это только мерещится?
Вслед за цыганом на четырех лапах двигалось большое, неуклюжее, лохматое животное. Они приблизились к костру. Хозяин подал команду на совершенно незнакомом Джульетте языке, животное встало на задние лапы, размахивая передними в воздухе.
Девушка тихонько ахнула, но тут же успокоилась, увидев в руке цыгана поводок. Другой конец поводка был пристегнут к наморднику.
Джульетта изумленно наблюдала, как по команде хозяина животное начало исполнять разные трюки. Танцуя, оно несколько раз прошло по кругу, потом степенно поклонилось. Под аплодисменты животное село, приняло лакомство из рук хозяина и тяжело поднялось. Внезапно оно повернуло голову в сторону Джульетты…
…Девушка поняла, кто это. Она видела его в бродячем зверинце во Флоренции. Orso, вспомнился ей голос Карессы, называвшей различных животных юному Никко и пораженной Джульетте. Медведь.
Неужели он почуял ее? Медведь еще некоторое время смотрел в сторону девушки, пока хозяин не потянул его за поводок. Джульетта отступила на шаг, другой. У нее есть дело в Санта-Лючии и нечего подглядывать за цыганами. Но тут острый камень разрезал тонкую кожаную подошву туфельки и уколол нежную кожу ступни. Она вздрогнула, но продолжала осторожно пятиться…
Пока не наткнулась на что-то живое и едва сдержала крик — перед глазами все еще стоял медведь. Не будь такой дурой, мелькнуло в голове, здесь нет медведей.
Девушка рванулась в сторону, чтобы увернуться от того, кто был позади. Но резкое движение вызвало боль в раненой ноге, принявшей на себя вес тела, и колено подогнулось…
Чьи-то крепкие руки подхватили ее, не позволив упасть. Джульетта подняла глаза и увидела незнакомого мужчину, лицо которого было невозможно рассмотреть из-за темноты. Ладонью он закрыл ей рот, приглушая крик. Джульетта хотела вырваться, но мужская рука удержала ее за плечи.
— Отпустите меня! — тихим напряженным голосом сказала девушка. — Кто вы такой, чтобы…
Белозубая улыбка на темном лице заставила ее замолчать.
— Вернее, cara mia, кто вы?
Голос был низкий и звучал спокойно, с небольшим акцентом. Она не так уж испугалась, скорее, была смущена: одна в ночном лесу, подсматривает за людьми, о которых, действительно, ничего не знает.
Называть себя незнакомцу ей не хотелось — он вполне мог оказаться разбойником, а то и кем-нибудь похуже, — она уклонилась от ответа.
— Я первая спросила, сеньор. Вы пристаете ко мне.
— Ничего подобного, — с тихим смешком ответил тот. — Я просто гулял. Только собрался возвратиться, как тут вы…
Мужчина знал, кто она. Тысячи раз видел во сне — не ту девочку-подростка, которую помнил, а молодую женщину. Он был бы безмозглым идиотом, если бы не узнал ее, даже сейчас, через шесть долгих лет, в лесу, вблизи его табора.
Да, вот она появилась, будто по мановению руки его бабушки, и почти упала ему в руки. От нее сладко пахло — жасмином и женщиной. Джульетта де Алессандро… Запретная.
Полная тосканская луна и ласки соленого летнего бриза уже обострили его чувства, а тут еще эти мысли и женщина в руках — все смешалось в сильный любовный нектар.
— Пожалуйста, — тихо попросила Джульетта дрогнувшим голосом, — отпустите меня. Я… мне не следует быть здесь… с вами.
Она не хотела говорить такое вслух, но ведь он сам признал, что из табора. Бог знает, что этот человек может сделать с ней, в голове пронеслись отвратительные слухи, доходившие до нее, об этих странных Zingari. И вообще, люди, которые держат у себя медведей…
— Вас напугала Лили, медведица. Пьеро?
— Мне нужно идти, — настаивала девушка, стараясь не замечать дразнящей нотки в его голосе. Она отстранилась, стараясь не поддаваться панике, и почувствовала, что незнакомец убрал руки.
— Как пожелаете, госпожа, однако позвольте проводить вас.
— Нет!
Она обошла его и побежала в направлении замка, по крайней мере, ей так казалось.
Джульетта не прошла и двадцати шагов, как оказалась на небольшой, залитой лунным светом полянке. Здесь было светлее, но это не помогло — она наступила на ветку и чуть не упала. Сучок попал прямо в дыру на подошве, и острая боль пронзила ногу.
Мужчина шел позади — высокая темная фигура, освещенная со спины луной.
Dio! Фактически она беззащитна перед ним, в отчаянии подумала Джульетта. Но гордость не позволила показать страх.
— Если вы не перестанете пытаться испугать меня, я смогу вернуться… в Санта-Лючию, — высокомерно произнесла дочь принца.
Монастырь? Непохоже, судя по ее одежде и тому факту, что девушка одна в лесу.
— Согласен, вам следует быть… э, дома, — сказал он, — но, по крайней мере, давайте я отнесу вас.
— Нет! — она гордо выпрямилась. Позволить незнакомому мужчине нести ее? Взять на руки и…
— Или разрешите позаботиться о вашей ноге, а потом, возможно, вы сможете идти сама.
Это предложение показалось ей более приемлемым, и Джульетта согласно кивнула.
Мужчина склонился, опершись на колено, и без малейшего усилия поднял девушку на руки. Но как только он встал, она ощутила себя в крепких, твердых объятиях.
Джульетта поняла, что совершила ошибку, незнакомец держал ее надежно, но нежно, и его грудь, касаясь ее груди, обжигала. Она постаралась не замечать этого, а он уже свернул направо, унося ее от табора в направлении замка. Девушка попыталась освободиться.
— Сеньор, вы же не можете просто унести меня в лес и…
— Обещаю вернуть вас домой, госпожа, а я человек слова.
Он повернул голову, профиль тонко очерчивался на фоне неба. Теплое дыхание коснулось ее щеки.
— Кто вы? — спросила Джульетта, борясь е нарастающей тревогой, вызванной той легкостью, с которой она подчинилась его предложению. Она почувствовала, что мужчина пожал плечами.
— Человек… Ни больше, ни меньше.
Прекрасный ответ, с иронией подумала девушка, и ничего ей не разъяснил.
— Zingaro.
На какое-то мгновение показалось, будто слово повисло между ними в воздухе.
— Так говорят, — мягкий тембр его голоса стал жестче. Немногословный ответ. Только сейчас девушка узнала его. Он играл на лютне.
Джульетта открыла рот, но вдруг почувствовала близость воды — было слышно, как поток бежит по руслу, перекатываясь через камни. Лес поредел, берег серебрился в лунном свете. Девушка решила промолчать.
Мужчина посадил ее на бревно, лежащее поперек потока. Она окунула ступню в желанную прохладу и вспомнила о своей обуви.
— Мои туфли… — начала Джульетта.
—… погублены, — закончил за нее незнакомец с ноткой насмешки и наклонился, чтобы снять их. Он поставил туфли на бревно, взял раненую ногу, отметив, что девушка без чулок, и осторожно ощупал место вокруг пореза.
Никогда ни один мужчина не касался ее обнаженных ног. Одной рукой он держал щиколотку, другой исследовал ступню. Девушка почувствовала, как кровь приливает к щекам и машинально отдернула ногу, но при этом чуть не упала с бревна.
Мужчина бросил на нее быстрый взгляд из-под ресниц, так что она не успела рассмотреть его глаза.
— Пусть вода очистит ранку, — произнес он и снова опустил ее ногу в воду.
— Меня… меня будут искать, — выпалила Джульетта.
— Ваш муж, naturalmante[14].
Он сказал это намеренно и тут же обозвал себя романтическим глупцом. Конечно, она замужем. Невероятно, чтобы дочь принца, принимая во внимание ее возраст, чистоту и происхождение, не была замужем.
Однако Джульетта, вместо того, чтобы оскорбиться, отвернулась, горе нахлынуло на нее с новой силой. Распустившиеся волосы скрыли ее лицо от лунного света, но отчаяние девушки было вполне очевидным.
— Простите меня. Я не хотел вмешиваться в ваши дела, — он поднял ее ногу из воды и, прищурясь, снова оглядел ранку, Отважившись взглянуть на него, еще раз, Джульетта отметила, как красиво обрамляют темные волосы сильные, правильные черты его лица. В ярком свете дня, подумала она, и даже в мерцании костра он был бы на редкость красивым мужчиной, настолько же темный, насколько светлый ее отец.
— Я хотела сказать, что меня хватятся в монастыре, — сказал девушка, пытаясь отвлечься от своих мыслей. — В Санта-Лючии. Хочу посвятить свою жизнь Богу. Мой отец, очевидно, не думает, что я гожусь для замужества.
Мужчина взглянул на нее, необъяснимая надежда охватила его при этом неожиданном признании. Этого не может быть. Нет ничего проще, это он уже открыл в свои двадцать четыре года.
Конечно, нет, усмехнулся он про себя. Она не для тебя. Была и будет, независимо от того, замужем она или нет.
Он молча наблюдал за девушкой, не переставая массировать ногу, словно пытаясь унять боль. Девушка вдруг задрожала, хотя он не мог понять, почему. Плачет?
— Успокойся, cara, — голос звучал мягко. — Это не самое худшее.
Незнакомец сел рядом с ней, обнял дрожащие плечи — ее сотрясали рыдания. Джульетта склонила голову на его плечо, и внезапно его охватил огонь желания. Он прижался губами к ее волосам, вдыхая легкий, чистый аромат. Жасмин — действительно пьянящий запах, но этот аромат только подчеркивал ее собственный — уникальный и завораживающий. Она не для тебя, снова предупредил рассудок. Но, возможно, это единственный шанс.
В мире полно невинных молодых девушек, только и ждущих, чтобы их утешили. Он не поддался этому голосу. Джульетта подняла заплаканное лицо.
— Вы… вы очень добры, но мне стыдно, что я не сдержалась, — она нахмурилась.
— Никто не узнает, — его голос был тих. — Я сохраню ваши секреты.
Он не удержался и наклонился к ней. Их лица оказались совсем рядом, дыхание слилось.
Когда их губы встретились, Джульетта позабыла свою боль и обиду. Странное, волнующее чувство, подобное тому, что она испытала, глядя, как он играет, поднялось из самых глубин ее существа. Те немногие поцелуи тайком — она могла сосчитать их на пальцах одной руки — не могли ни в коей мере сравниться с этим.
Он коснулся ее бесконечно нежно, осторожно. Его рот играл с ней. Язык дразнил губы, двигаясь вдоль той сладкой линии, где они соединялись, все еще невинно сомкнутые.
Его пальцы погрузились в ее спутанные волосы, нежно притягивая к себе.
Джульетта почувствовала, как расслабляются губы, и его ищущий язык тут же воспользовался этим. Он коснулся ее языка, быстро отступил, коснулся опять, разжигая огонек желания, превращая его в ревущий костер. Его язык прошелся вдоль жемчужного ряда ее зубов, наполнил рот почти невыносимой сладостью.
Джульетта издала вздох наслаждения, и его рука, поддерживающая ее голову, стала поглаживать шелковистую кожу шеи. За рукой следовали губы, язык дразнил теплую, гладкую кожу, опаляя ее там, где касался. Он прильнул ртом к ложбинке между шеей и плечом, легко укусил, прежде чем прижаться лицом. Удерживая рвущуюся страсть, пытался овладеть собой, но жасмин дразнил ноздри, вторгался в мозг. Он представил ярость Leone, когда тот узнает, что его дочь соблазнил человек, не имевший права, как скажут многие, даже коснуться края ее платья.
— Вы объясните ей… и Никколо… что это был несчастный случай? Они молоды и… — Родриго умолк, слов не хватало.
— Я поговорю с ними. Нардо знает, что это произошло неумышленно. Он достаточно взрослый человек… и уравновешенный. Но молодые… — Данте покачал головой. — Марио ди Корсини погиб — этого не исправишь, но я найду другого мужа для моей Джетты, если тебя беспокоит именно это.
От этой мысли у Родриго почему-то сжало грудь, но он постарался не обращать внимания на такое странное чувство. Чтобы отвлечься, запустил пальцы в гриву Морелло.
— Он прекрасен, принц. Большое спасибо.
Данте кивнул и снова вскочил на Сирокко.
— Его отец — один из лучших, что были у Медичи.
— На этом коне вы участвовали в palio[10] в честь Джулиано де Медичи? И победили?
— Si, Джулиано… — пробормотал Данте дрогнувшим голосом, затем, как бы опомнившись, спросил: — Откуда ты знаешь? Ты же был совсем еще ребенком?
— Об этом знают все, мой господин. Эту историю будут рассказывать и после нашей смерти.
Родриго не очень много знал о Джулиано де Медичи: тот был для Данте как брат и считался самым искусным наездником в Тоскании. Флорентийцы любили его за добродушие, но в возрасте двадцати четырех лет он был заколот убийцами в соборе Санта-Мария дель Фьоре во время большой мессы. Принц Монтеверди тоже был там и помог укрыться Лоренцо де Медичи. Но не смог спасти младшего, Джулиано.
Однако у Родриго возникло чувство, что по какой-то причине учитель не хочет говорить об этом. Почему, он понять не мог, поэтому переменил тему разговора.
— Когда вы хотите, чтобы я уехал во Францию?
Лицо Данте посветлело.
— Риго, я не хочу, чтобы ты уезжал. Ни сейчас, ни когда-либо. Но ты должен, — наклонившись, поправил стремя, потом выпрямился. — Поехали. Испытай Морелло, потом соберешь вещи. Из Монтеверди нужно уехать до рассвета.
* * *
Каресса де Алессандро обняла плачущую дочь — пусть поплачет, гнев и горе уйдут со слезами. Она прижалась щекой к светлой голове Джульетты — контраст между ее черными волосами и золотистыми локонами дочери был поразителен.— Успокойся, mia piccola[11] Jietta, — приговаривала она. — Моя маленькая Джетта… все будет хорошо, вот увидишь, — она поцеловала пылающую щеку дочери и снова обняла ее.
— Я уйду в монастырь, — дрогнувшим голосом объявила Джульетта. — Раз Марио нет, я не хочу никого другого.
— Это решит папа, cara[12]. Ты же знаешь.
— Папа поймет. Таких, как Марио, нет… он был похож на папу, такой же светловолосый и высокий. Красивый и…
— Джульетта, — Каресса отстранилась от дочери. Ей понятно горе девочки, но Джульетта не маленькая и должна думать. Она всего лишь на несколько лет моложе многих замужних женщин. — Ты знаешь, что браки устраиваются по политическим интересам. Твой. отец — принц Монтеверди, и обязан заботиться о благе своих людей. Он не может быть эгоистичным, и ты тоже.
Они сидели на каменной скамье во дворе. В воздухе стоял аромат лимона и жасмина, камни под ногами согреты солнцем. Поющий фонтан с Посейдоном, вооруженным трезубцем, в центре и четырьмя низвергающими воду дельфинами по периметру, приглушал разговор. Это было любимое место Карессы.
Джульетта, казалось, обдумывала слова матери. Она покусывала верхнюю губку, слезы почти остановились.
— И не теряй надежды, — сказала Каресса. — За кого и когда тебе выходить замуж, решит отец. И хотя ты, да и все мы, скорбишь по Марио, в конце концов обретешь утешение.
Их глаза встретились.
— Я поговорю с папой, — настойчиво повторила Джульетта, в сотый раз напомнив Карессе, как сильно избаловал ее отец. Необычный оттенок золотистых волос, унаследованный от матери Карессы, также навел ее на мысль, что Джульетта слишком подвержена вспышкам гнева. Данте всегда смягчал их лестью и уговорами.
— Папы сейчас здесь нет. Но, если бы и был, то…
— Где он? — прервала ее Джульетта. — С Корсини? — ее глаза потемнели от боли.
Каресса заколебалась, затем решила сказать правду.
— Я думаю, с Корсини твой дядя.
— Zio Витторио?
— Si, папа… он в таборе.
Джульетта нахмурилась.
— С этим… незаконнорожденным?
— Джульетта! — возмутилась Каресса. — Кто так говорит?
— Нардо.
— Бернардо? Он так сказал в твоем присутствии? И Никко, полагаю, тоже это слышал?
Джульетта покачала толовой, ее щеки горели. Она встала и направилась к фонтану. Каресса последовала за дочерью, решив дождаться ответа.
— Я слышала… как они с Марио однажды…
— Тебе не следует бывать в компании молодых людей! Ты подслушивала?
Старательно избегая встречаться взглядом с матерью, Джульетта водила пальцем по гладкому кар-рарскому мрамору, обрамляющему фонтан. Наконец она кивнула.
— Ужасно так говорить о ком-то, девочка. И Родриго да Валенти не таков.
Джульетта подняла глаза на мать.
— Почему папа вообще что-то делает для этого юноши? — недоуменно спросила она. — Черный, грязный, никчемный Zingaro…
Каресса подняла пальцами подбородок Джульетты и пытливо посмотрела ей в глаза:
— Папа придет в ярость, если услышит такое! Он скажет, что это позор для имени Алессандро.
— Марио говорил мне, что Zingari — никчемные, глупые и ленивые попрошайки и воры…
— Марио, упокой Господь его душу, был ограниченным юнцом, раз сказал такое. Каждый человек ценен по-своему, и кто ты такая, Джульетта Мария, чтобы судить кого-либо? Особенно Валенти, которого ты видела один раз?
Заметив, что мать начинает сердиться, а такое случалось с ней редко, Джульетта молчала.
— А Аристо? — спросила Каресса, нахмурившись и отпустив подбородок дочери. — Он чистокровный Zingaro, темный и уродливый. Он…
— Аристо не уродлив! — возмутилась Джульетта.
— А, понимаю… большинство людей не согласились бы с тобой. Но ты знаешь, что у Аристо добрая душа… и важно именно это, а не то, как он выглядит.
На лице Джульетты было упрямое выражение.
— Аристо хороший и добрый, и никогда никого не убивал.
— Твой отец сказал, что это был несчастный случай, даже Бернардо согласен с ним. Но ты почему-то обвиняешь этого мальчика! — мать покачала головой. — Надеюсь, только волнение заставляет тебя упорствовать в твоем суждении о человеке — и целом народе, — о котором ты ничего не знаешь. И вспомни, именно его бабушка спасла Аристо, А теперь, думаю, тебе надо пойти в часовню и помолиться за спасение души Марио, — Каресса встала, — и за умение проявлять в жизни любовь и терпимость, чему мы с отцом пытаемся тебя научить.
Она смотрела, как Джульетта неохотно прошла через двор. Каресса знала, несмотря на склоненную голову и показную покорность дочери, та борется с природным упрямством, доставшимся в наследство от предков.
Каресса была рада, что Родриго покидает Италию, хотя это, как считает Данте, причиняет ему боль. И дело не только в безопасности Родриго — время залечит страдания Джульетты, рассеет гнев.
Каресса знала: нравится это Джульетте или нет, когда-нибудь Родриго да Валенти войдет в ее жизнь благодаря Данте и его обещанию Маддалене.
А возможно, и по причине, более близкой сердцу ее мужа теперь, когда Марио ди Корсини мертв.
Глава 2
Монтеверди, август 1497 г.
Скоро, Джульетта. Скоро у тебя будет муж.Эти слова колоколом звучали в голове Джульетты, острыми кинжалами терзали сердце и только подчеркивали тот факт, что ей уже семнадцать — время замужества прошло, а у нее все еще нет мужа. И вообще, приближается тот возраст, когда кое-кто начнет считать ее почтенной матроной.
Мама в первый раз вышла замуж, когда ей уже исполнилось семнадцать.
Да. Но мама — женщина спокойная, она смиренно принимает все, что дает жизнь… и делает то, что ей велят. Мама никогда не уходила в монастырь.
— Я не мама! — сама себе сказала девушка.
Что делает с ней отец, разочарованно подумала она. Или он намеренно унижает ее? Наказывает за какой-то грех, который его дочь невольно совершила?
Солнце село, и звездное небо напоминало узорчатый гобелен. Яркая, полная луна сияла, как новенький флорин. В ее ровном свете все различалось совершенно отчетливо.
Джульетта огляделась. Она стояла в самом темном месте, прижавшись к внешней стороне крепостной стены. Уже несколько месяцев она не уходила из дома тайком — наверное, переросла эту потребность.
Никакой опасности нет, убеждала себя девушка, она уже взрослая и имеет право уходить, когда ей хочется.
Нет у тебя такого права, говорил здравый смысл. Ты не замужем, значит, тобой распоряжается отец.
— И посмотри, куда это тебя завело, — с горечью пробормотала она. — Как переспелая олива, только и жду, что меня сорвут раньше, чем я упаду на землю и высохну.
Чтобы не дать эмоциям окончательно овладеть ею, Джульетта стала обдумывать свой побег. Еще раз попыталась вглядеться во тьму. Поблизости никого не было. По крайней мере, с этой стороны замка. Лес манил ее, бриз дышал листвой, полный ночных ароматов. Ухала сова.
Запоздало пожалев, что не надела более темную одежду, Джульетта осторожно покинула свое убежище у стены и побежала к лесу. Она пойдет в монастырь Санта-Лючия и посоветуется с монахинями. А заодно получит несколько часов свободы, сбежит от пустых обещаний отца, звенящих в голове.
Ее внимание привлекло пение, доносившееся с восточной окраины земель Монтеверди. Она ощутила слабый запах дыма. Вылазки в лес с Бернардо и Никко давно прекратились. Бернардо женат, а Никко слишком хитер, чтобы дурачиться. Да и потребность в таких прогулках с возрастом как-то ослабела, хотя и не исчезла вовсе. Ни в коей мере.
Монастырь находился на окраине городка Верди, к востоку от замка. Когда цыгане были в этой части Тоскании, то останавливались между замком и монастырем. Запах костра свидетельствовал, что сейчас они здесь.
Перед глазами возник образ Валенти, хотя до этого она не думала о нем. Память сохранила только непокорные черные волосы и необычные для Zingari глаза. Чем необычные, она не помнила.
Джульетта не видела его и ничего не слышала о нем с того трагического дня шесть лет назад. Он просто исчез, и отец никогда не упоминал о нем.
Внезапно вспыхнувшее любопытство подтолкнуло ее на звуки песни, собственные проблемы отступили на задний план. Раньше она никогда не была среди Zingari, никогда не видела, как те живут, и, если уж на то пошло, и самих никогда не видела, кроме Аристо и мальчика Валенти. Девушка, конечно, слышала о Маддалене и ее магии. Но отец сказал, что каких-то особенных способностей у Маддалены не больше, чем у него самого, а слухи о ней основаны на невежестве и страхе. И вообще, ведьм нет, сказал он дочери.
Чтобы отдышаться, Джульетта замедлила шаги. Ветки и колючки цеплялись за платье, путали волосы. Через листву кое-где пробивался лунный свет, так что, если идти не спеша, то путь найти можно.
Деревья вдруг расступились, и девушка оказалась на краю большой вырубки. Остановившись у огромного дуба, опять пожалела, что не оделась в темное, да и туника Никко с короткими штанами в лесу не помешали бы.
Большинство Zingari сидели у костров, оживленно разговаривая и жестикулируя. Несколько женщин убирали остатки ужина, два мальчика в цветных туниках и мешковатых бриджах дразнили дворняжку, перебрасывая над головой собаки мяч.
Интересно, которая из женщин Маддалена, подумала Джульетта, но тут ее внимание привлек один из мужчин.
Ему было лет двадцать пять или двадцать шесть. Он сидел у костра, скрестив ноги, недалеко от того места, где стояла Джульетта. Склонив темную голову, он перебирал струны лютни длинными пальцами. Это еще не была музыка, цыган просто проверял инструмент. По мере того, как игра становилась уверенней, всякая деятельность вокруг него прекратилась, голоса стихли. Внимание окружающих переключилось на музыканта, и тогда мужчина запел, аккомпанируя себе на лютне.
По какой-то необъяснимой причине Джульетта не могла отвести от него взгляд, полностью захваченная голосом и музыкой… и чем-то еще.
Певец обладал глубоким и сильным голосом, слова и музыка сплетались в чудесную мелодию. Язык, на котором он пел, не был ни итальянским, ни цыганским. Скорее, французским, его Джульетта знала поверхностно, да и мелодия была незнакома ей. Однако и музыка, и искусство исполнителя были прекрасны.
Джульетта восторженно следила, как его пальцы перебирают струны, как любовно музыкант держит инструмент. Когда через некоторое время певец поднял голову, у девушки сжалось сердце и пересохло во рту — настолько великолепен был профиль, который она увидела.
Он пел, глядя в ночь, и все это — незнакомый, но привлекающий профиль, сильные ясные линии шеи и подбородка — пробудило в сердце Джульетты странные, но глубокие желания. Она оставалась на месте, абсолютно очарованная и мужчиной, и его музыкой.
Его короткие волосы едва прикрывали уши, платье, более простое по фасону и цвету, чем у большинства цыган, среди которых он сидел, — скромная туника из светлой ткани и темные короткие штаны. Однако он чувствовал себя легко и уверенно, как среди своих.
Песня закончилась, и Джульетте стало грустно. Последовали аплодисменты и одобрительные возгласы. Девушке показалось, что певец покраснел, но уверенности не было, возможно, это была лишь игра света и теней.
К нему подошла Молодая женщина, красивая, с длинными, черными, как ночь, волосами. Из-под широкой юбки виднелись изящные ступни и лодыжки. Когда он поднял голову, женщина что-то сказала ему на ухо. Певец улыбнулся ей и кивнул, девушка опустилась возле него на колени, словно он собирался начать урок игры на лютне.
Ладони Джульетты непроизвольно сжались в кулаки. Ей стоило больших усилий оторвать взгляд от этой пары. Что на нее нашло? Она повернулась, чтобы продолжить путь в Санта-Лючию, но в этот миг раздался чей-то возглас. Мужчина средних лет, сидевший с противоположной стороны костра, встал и скрылся за одним из фургонов. При свете факелов и костров Джульетта смогла рассмотреть разноцветные узоры на его стенах. Самым необычным ей показалось то, что фургон был на колесах. Странный дом, не сравнить с ее собственным.
Мужчина вернулся из-за фургона, и все ее мысли о прекрасном певце улетучились. Dio mio![13] Или ей это только мерещится?
Вслед за цыганом на четырех лапах двигалось большое, неуклюжее, лохматое животное. Они приблизились к костру. Хозяин подал команду на совершенно незнакомом Джульетте языке, животное встало на задние лапы, размахивая передними в воздухе.
Девушка тихонько ахнула, но тут же успокоилась, увидев в руке цыгана поводок. Другой конец поводка был пристегнут к наморднику.
Джульетта изумленно наблюдала, как по команде хозяина животное начало исполнять разные трюки. Танцуя, оно несколько раз прошло по кругу, потом степенно поклонилось. Под аплодисменты животное село, приняло лакомство из рук хозяина и тяжело поднялось. Внезапно оно повернуло голову в сторону Джульетты…
…Девушка поняла, кто это. Она видела его в бродячем зверинце во Флоренции. Orso, вспомнился ей голос Карессы, называвшей различных животных юному Никко и пораженной Джульетте. Медведь.
Неужели он почуял ее? Медведь еще некоторое время смотрел в сторону девушки, пока хозяин не потянул его за поводок. Джульетта отступила на шаг, другой. У нее есть дело в Санта-Лючии и нечего подглядывать за цыганами. Но тут острый камень разрезал тонкую кожаную подошву туфельки и уколол нежную кожу ступни. Она вздрогнула, но продолжала осторожно пятиться…
Пока не наткнулась на что-то живое и едва сдержала крик — перед глазами все еще стоял медведь. Не будь такой дурой, мелькнуло в голове, здесь нет медведей.
Девушка рванулась в сторону, чтобы увернуться от того, кто был позади. Но резкое движение вызвало боль в раненой ноге, принявшей на себя вес тела, и колено подогнулось…
Чьи-то крепкие руки подхватили ее, не позволив упасть. Джульетта подняла глаза и увидела незнакомого мужчину, лицо которого было невозможно рассмотреть из-за темноты. Ладонью он закрыл ей рот, приглушая крик. Джульетта хотела вырваться, но мужская рука удержала ее за плечи.
— Отпустите меня! — тихим напряженным голосом сказала девушка. — Кто вы такой, чтобы…
Белозубая улыбка на темном лице заставила ее замолчать.
— Вернее, cara mia, кто вы?
Голос был низкий и звучал спокойно, с небольшим акцентом. Она не так уж испугалась, скорее, была смущена: одна в ночном лесу, подсматривает за людьми, о которых, действительно, ничего не знает.
Называть себя незнакомцу ей не хотелось — он вполне мог оказаться разбойником, а то и кем-нибудь похуже, — она уклонилась от ответа.
— Я первая спросила, сеньор. Вы пристаете ко мне.
— Ничего подобного, — с тихим смешком ответил тот. — Я просто гулял. Только собрался возвратиться, как тут вы…
Мужчина знал, кто она. Тысячи раз видел во сне — не ту девочку-подростка, которую помнил, а молодую женщину. Он был бы безмозглым идиотом, если бы не узнал ее, даже сейчас, через шесть долгих лет, в лесу, вблизи его табора.
Да, вот она появилась, будто по мановению руки его бабушки, и почти упала ему в руки. От нее сладко пахло — жасмином и женщиной. Джульетта де Алессандро… Запретная.
Полная тосканская луна и ласки соленого летнего бриза уже обострили его чувства, а тут еще эти мысли и женщина в руках — все смешалось в сильный любовный нектар.
— Пожалуйста, — тихо попросила Джульетта дрогнувшим голосом, — отпустите меня. Я… мне не следует быть здесь… с вами.
Она не хотела говорить такое вслух, но ведь он сам признал, что из табора. Бог знает, что этот человек может сделать с ней, в голове пронеслись отвратительные слухи, доходившие до нее, об этих странных Zingari. И вообще, люди, которые держат у себя медведей…
— Вас напугала Лили, медведица. Пьеро?
— Мне нужно идти, — настаивала девушка, стараясь не замечать дразнящей нотки в его голосе. Она отстранилась, стараясь не поддаваться панике, и почувствовала, что незнакомец убрал руки.
— Как пожелаете, госпожа, однако позвольте проводить вас.
— Нет!
Она обошла его и побежала в направлении замка, по крайней мере, ей так казалось.
Джульетта не прошла и двадцати шагов, как оказалась на небольшой, залитой лунным светом полянке. Здесь было светлее, но это не помогло — она наступила на ветку и чуть не упала. Сучок попал прямо в дыру на подошве, и острая боль пронзила ногу.
Мужчина шел позади — высокая темная фигура, освещенная со спины луной.
Dio! Фактически она беззащитна перед ним, в отчаянии подумала Джульетта. Но гордость не позволила показать страх.
— Если вы не перестанете пытаться испугать меня, я смогу вернуться… в Санта-Лючию, — высокомерно произнесла дочь принца.
Монастырь? Непохоже, судя по ее одежде и тому факту, что девушка одна в лесу.
— Согласен, вам следует быть… э, дома, — сказал он, — но, по крайней мере, давайте я отнесу вас.
— Нет! — она гордо выпрямилась. Позволить незнакомому мужчине нести ее? Взять на руки и…
— Или разрешите позаботиться о вашей ноге, а потом, возможно, вы сможете идти сама.
Это предложение показалось ей более приемлемым, и Джульетта согласно кивнула.
Мужчина склонился, опершись на колено, и без малейшего усилия поднял девушку на руки. Но как только он встал, она ощутила себя в крепких, твердых объятиях.
Джульетта поняла, что совершила ошибку, незнакомец держал ее надежно, но нежно, и его грудь, касаясь ее груди, обжигала. Она постаралась не замечать этого, а он уже свернул направо, унося ее от табора в направлении замка. Девушка попыталась освободиться.
— Сеньор, вы же не можете просто унести меня в лес и…
— Обещаю вернуть вас домой, госпожа, а я человек слова.
Он повернул голову, профиль тонко очерчивался на фоне неба. Теплое дыхание коснулось ее щеки.
— Кто вы? — спросила Джульетта, борясь е нарастающей тревогой, вызванной той легкостью, с которой она подчинилась его предложению. Она почувствовала, что мужчина пожал плечами.
— Человек… Ни больше, ни меньше.
Прекрасный ответ, с иронией подумала девушка, и ничего ей не разъяснил.
— Zingaro.
На какое-то мгновение показалось, будто слово повисло между ними в воздухе.
— Так говорят, — мягкий тембр его голоса стал жестче. Немногословный ответ. Только сейчас девушка узнала его. Он играл на лютне.
Джульетта открыла рот, но вдруг почувствовала близость воды — было слышно, как поток бежит по руслу, перекатываясь через камни. Лес поредел, берег серебрился в лунном свете. Девушка решила промолчать.
Мужчина посадил ее на бревно, лежащее поперек потока. Она окунула ступню в желанную прохладу и вспомнила о своей обуви.
— Мои туфли… — начала Джульетта.
—… погублены, — закончил за нее незнакомец с ноткой насмешки и наклонился, чтобы снять их. Он поставил туфли на бревно, взял раненую ногу, отметив, что девушка без чулок, и осторожно ощупал место вокруг пореза.
Никогда ни один мужчина не касался ее обнаженных ног. Одной рукой он держал щиколотку, другой исследовал ступню. Девушка почувствовала, как кровь приливает к щекам и машинально отдернула ногу, но при этом чуть не упала с бревна.
Мужчина бросил на нее быстрый взгляд из-под ресниц, так что она не успела рассмотреть его глаза.
— Пусть вода очистит ранку, — произнес он и снова опустил ее ногу в воду.
— Меня… меня будут искать, — выпалила Джульетта.
— Ваш муж, naturalmante[14].
Он сказал это намеренно и тут же обозвал себя романтическим глупцом. Конечно, она замужем. Невероятно, чтобы дочь принца, принимая во внимание ее возраст, чистоту и происхождение, не была замужем.
Однако Джульетта, вместо того, чтобы оскорбиться, отвернулась, горе нахлынуло на нее с новой силой. Распустившиеся волосы скрыли ее лицо от лунного света, но отчаяние девушки было вполне очевидным.
— Простите меня. Я не хотел вмешиваться в ваши дела, — он поднял ее ногу из воды и, прищурясь, снова оглядел ранку, Отважившись взглянуть на него, еще раз, Джульетта отметила, как красиво обрамляют темные волосы сильные, правильные черты его лица. В ярком свете дня, подумала она, и даже в мерцании костра он был бы на редкость красивым мужчиной, настолько же темный, насколько светлый ее отец.
— Я хотела сказать, что меня хватятся в монастыре, — сказал девушка, пытаясь отвлечься от своих мыслей. — В Санта-Лючии. Хочу посвятить свою жизнь Богу. Мой отец, очевидно, не думает, что я гожусь для замужества.
Мужчина взглянул на нее, необъяснимая надежда охватила его при этом неожиданном признании. Этого не может быть. Нет ничего проще, это он уже открыл в свои двадцать четыре года.
Конечно, нет, усмехнулся он про себя. Она не для тебя. Была и будет, независимо от того, замужем она или нет.
Он молча наблюдал за девушкой, не переставая массировать ногу, словно пытаясь унять боль. Девушка вдруг задрожала, хотя он не мог понять, почему. Плачет?
— Успокойся, cara, — голос звучал мягко. — Это не самое худшее.
Незнакомец сел рядом с ней, обнял дрожащие плечи — ее сотрясали рыдания. Джульетта склонила голову на его плечо, и внезапно его охватил огонь желания. Он прижался губами к ее волосам, вдыхая легкий, чистый аромат. Жасмин — действительно пьянящий запах, но этот аромат только подчеркивал ее собственный — уникальный и завораживающий. Она не для тебя, снова предупредил рассудок. Но, возможно, это единственный шанс.
В мире полно невинных молодых девушек, только и ждущих, чтобы их утешили. Он не поддался этому голосу. Джульетта подняла заплаканное лицо.
— Вы… вы очень добры, но мне стыдно, что я не сдержалась, — она нахмурилась.
— Никто не узнает, — его голос был тих. — Я сохраню ваши секреты.
Он не удержался и наклонился к ней. Их лица оказались совсем рядом, дыхание слилось.
Когда их губы встретились, Джульетта позабыла свою боль и обиду. Странное, волнующее чувство, подобное тому, что она испытала, глядя, как он играет, поднялось из самых глубин ее существа. Те немногие поцелуи тайком — она могла сосчитать их на пальцах одной руки — не могли ни в коей мере сравниться с этим.
Он коснулся ее бесконечно нежно, осторожно. Его рот играл с ней. Язык дразнил губы, двигаясь вдоль той сладкой линии, где они соединялись, все еще невинно сомкнутые.
Его пальцы погрузились в ее спутанные волосы, нежно притягивая к себе.
Джульетта почувствовала, как расслабляются губы, и его ищущий язык тут же воспользовался этим. Он коснулся ее языка, быстро отступил, коснулся опять, разжигая огонек желания, превращая его в ревущий костер. Его язык прошелся вдоль жемчужного ряда ее зубов, наполнил рот почти невыносимой сладостью.
Джульетта издала вздох наслаждения, и его рука, поддерживающая ее голову, стала поглаживать шелковистую кожу шеи. За рукой следовали губы, язык дразнил теплую, гладкую кожу, опаляя ее там, где касался. Он прильнул ртом к ложбинке между шеей и плечом, легко укусил, прежде чем прижаться лицом. Удерживая рвущуюся страсть, пытался овладеть собой, но жасмин дразнил ноздри, вторгался в мозг. Он представил ярость Leone, когда тот узнает, что его дочь соблазнил человек, не имевший права, как скажут многие, даже коснуться края ее платья.