Несмотря на то, что между ними было так много нерешенного, они постепенно начали многое узнавать друг о друге. По молчаливому обоюдному согласию, не подлежало обсуждению ни их прошлое, ни их будущее. Табу не распространялось на то, что было до их встречи в цыганском таборе и что случилось во время путешествия.
   Часто, слушая какую-нибудь особенно забавную историю, Кэтрин смеялась, а Джейсон и не подозревал, что даже его ленивая, кривая улыбка заставляет ее сердце сбиваться с ритма. Он был очень хорош, сидя у ее фургона и удобно откинувшись на пыльное колесо. Зеленые его глаза светились от удовольствия, и Кэтрин понимала, какую привлекательную картину представляет сейчас ее муж.
   Однажды вечером, когда, они так сидели и разговаривали или вежливо фехтовали, Джейсон просто сказал:
   — Ну, надеюсь, что завтра к этому времени мы будем уже у цели. Ты, наверное, рада будешь распрощаться с фургоном.
   Кэтрин быстро подняла голову и с естественным любопытством спросила:
   — А куда мы направляемся? Ты никогда не говорил мне этого.
   Он приподнял бровь и холодно ответил:
   — Ты тоже никогда не спрашивала об этом. Поборов желание огрызнуться в ответ, она мягко спросила:
   — Я спрашиваю это теперь: куда мы направляемся?
   Непривычная улыбка тронула его губы, взгляд устремился вдаль, а в голосе послышалась мягкость, что заставило Кэтрин взглянуть на него повнимательнее, когда он сказал:
   — Это называется Терр дю Кер, Земля Сердца, она раскинулась на многие мили и лежит на полпути между Натчезом, или фортом Святого Жана Баптиста, как называют его некоторые старожилы, и Александрией на Красной реке.
   Мне эта земля досталась по наследству от матери, которой она досталась от ее матери. Она совсем дикая, но ничего более красивого нельзя себе представить.
   Он бросил на нее быстрый взгляд и пробормотал:
   — Такая же, как ты.
   На ее лице застыла улыбка, и он поспешно добавила — Там дом и другие постройки, возведенные в дни юности моей матери, но земля не обработанная. Большую ее часть использовали для выпаса скота, хотя какие-то участки расчистили под хлопок. Женщины нашей семьи всегда удачно выходили замуж, и они практически не пользовались ею. Возможно, если бы было больше детей, мне все это не досталось бы, но быть единственным ребенком — это и преимущество, и проклятие.
   Кэтрин слегка нахмурила лоб, пристально посмотрела на него и очень осторожно спросила:
   — Почему ты не занимался всем этим раньше? Он многозначительно ответил:
   — Потому что раньше у меня не было жены. Задохнувшись, Кэтрин поспешно переменила тему разговора. Быть его женой — это было то единственное, о чем она не хотела говорить. Она так торопливо заговорила о другом, что не заметила легкого разочарования, промелькнувшего в его зеленых глазах.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Терр дю Кер — Земля Сердца

Глава 6

   Лето, 1804
   Проживи Кэтрин до ста лет, она все равно не забудет первое впечатление от массивного дома из дерева и кирпича в Терр дю Кер — Земле Сердца.
   Дом стоял на вершине небольшого холма, как сверкающий желтый бриллиант или как топаз на зеленой бархатной равнине. Много лет назад высокие деревянные колонны первого этажа были выкрашены в бледно-желтый цвет, но теперь, под жарким солнцем, они стали бледно-кремовыми и мягко светились в отблесках вечернего солнца. Когда-то охристый кирпич из-за дождей и солнечных лучей превратился в светло-желтый. Дом был построен, когда испанская бабушка Джейсона была еще ребенком; испанские его традиции нарушала широкая лестница снаружи дома, образующая изящную арку, ведущую на прохладный, увитый виноградом верхний этаж. Французские двери выходили на тенистые веранды, которые опоясывали дом с трех сторон, а склоны крыши, нависая над верандами, спасали их от дневного зноя. Резные перила были покрыты жимолостью и вьющимися растениями, их темно-зеленые листья ярко выделялись на светлом дереве. В массе зелени пламенели желтые и оранжевые цветы, их ароматом благоухал воздух.
   Кэтрин не ожидала увидеть здесь дом, он возник неожиданно, будучи скрыт соснами и громадными дубами. Дом сначала показался необитаемым, но при их приближении вдруг ожил, и через несколько секунд уставших путешественников встречала толпа радостно гомонящих мужчин, женщин и детей.
   Позже Кэтрин узнала, что Терр дю Кер был скорее поселением, чем просто плантацией, что позади главного дома скрытые высокими соснами стояли дома поменьше, где жили со своими семьями мужчины, сопровождавшие Джейсона. Сейчас же, уставшая до смерти от покачивающегося фургона, она была благодарна улыбающимся чернокожим слугам, которые сделали восхитительными первые часы в ее новом доме.
   Как только ее фургон остановился, Джейсон обхватил ее за талию, извлек оттуда и опустил на землю, удерживая рядом с собой. Она стояла в его объятиях под заинтересованными взглядами всего маленького общества. Он склонился, поцеловал ее долгим и жадным поцелуем, затем мягко сказал:
   — Добро пожаловать в Терр дю Кер, моя маленькая драчунья.
   Озадаченная его нежностью, Кэтрин поступила в распоряжение суетливой маленькой женщины, которую он называл Сьюзен. Она провела Кэтрин в светлую прохладную комнату, а потом исчезла, пробормотав, что ей нужно присмотреть за другими слугами.
   Мгновение Кэтрин стояла, тупо разглядывая чистый деревянный пол, белые стены, на которых ничего не было, и кое-какую мебель. Здесь стояли массивная, с пологом, кровать на четырех столбиках из красного дерева, выделяясь темным пятном на фоне белоснежных стен, такой же массивный гардероб с восхитительной резьбой и туалетный столик со скамеечкой, обтянутой красным бархатом, — в том же тяжеловесном испанском стиле. Вот и вся мебель в непомерно огромной комнате. Даже громадный кирпичный камин в углу комнаты не уменьшал ее размеры.
   Кэтрин не знала, что ей делать дальше, и вышла на веранду, наблюдая, как разгружают фургоны. Когда ее фургон откатили за угол дома, она почувствовала легкое сожаление — оказывается, она сроднилась с ним, даже с жестким деревянным сиденьем, и сейчас почти желала, чтобы путешествие все еще продолжалось.
   Вернувшись в прохладу комнаты, она заметила еще одну двойную резную дверь. Еще одна комната, даже больше, если только такое возможно, чем первая. И совершенно пустая. Ничего не нарушало ее гулкой пустоты. Нахмурившись, она вернулась обратно и застыла при виде Джейсона, который праздно развалился на кровати.
   — Ну, что ты думаешь об этом? Кэтрин честно ответила:
   — Все ужасно огромное, правда?
   — Хм, возможно. Думаю, после того как все это ты заполнишь мебелью, я не смогу пройти по дому, не зацепившись за какое-нибудь препятствие.
   — Откуда ты знаешь! И где, — спросила она с сарказмом, — я найду мебель, о которой ты говоришь? Здесь?
   Его усмешка стала шире, привычным жестом он сбросил ботинки, они с громким стуком упали на пол.
   — Скоро я покажу тебе кладовые. Моя бабушка когда-то решила, что будет жить здесь, и привезла с собой великое множество Бог знает чего. Я уверен, кое-что окажется бесполезным или испортилось после стольких лет, но там наверняка найдется достаточно всего, с чего ты можешь начать. Да и те фургоны, любовь моя, которые приехали вместе с нами, не пустые! Понравятся ли тебе товары и ткани, которые я выбрал, это уже другой вопрос.
   Ровным голосом, но чувствуя, как в ней нарастает возмущение, она спросила:
   — Так ты для этого привез меня сюда? Чтобы я привела в порядок и вела твой дом?
   Лежа на боку и опираясь на одну руку, он лениво оглядывал ее тонкую фигурку.
   — Нет, это не единственная причина, по которой ты со мной.
   Не обращая внимания на дразнящий блеск его зеленых глаз и невысказанный вызов, она упрямо продолжала:
   — И куда ты дел моего сына? Я хочу, чтобы он был рядом со мной и чтобы он спал в этой же комнате.
   Улыбка исчезла с лица Джейсона, подбородок окаменел.
   — Боюсь, ты будешь очень занята, разделяя эту комнату со мной, чтобы думать о нем! Но чтобы успокоить твои материнские страхи… Я не отослал его к слугам. Его комната через несколько дверей от твоей, с ним Жанна и Салли. Они могут ухаживать за ним не хуже, чем ты, и в доме достаточно слуг, чтобы он не чувствовал себя заброшенным!
   Глумление в его голосе было слишком очевидным, и она была близка к тому, чтобы тут же, глядя в это наглое лицо, сказать, что он отец Николаев. Но упрямство и гордость снова одержали победу, и вместо этого она многозначительно спросила:
   — Я должна делить комнату с тобой?
   — А где же мне спать? Сейчас это единственная комната, где есть кровать. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я спал со слугами.
   Рывком поднявшись с кровати, он подошел к ней, протянул руку и нежно заправил локон за ухо. Едва он коснулся ее щеки, Кэтрин почувствовала тепло его пальцев, сильное тело, которое было совсем рядом с ней.
   Она не хотела встречаться с ним глазами и стояла, уставившись в пол, как заговоренная, борясь со жгучим желанием броситься в его объятия и закричать, что не имеет никакого значения, где он будет спать, если он взял ее с собой.
   — Разве так плохо делить постель со мной? — услышала она его хриплый от желания голос.
   Чувствуя, как учащается пульс, она продолжала стоять, опустив глаза, пока его рука, скользнув по щеке и ухватив ее за подбородок, не подняла ее лицо.
   — Ты ведь уже делила ее однажды, котенок. И, мне кажется, мы решили тогда, что попытаемся что-то сделать из нашего несчастливого брака. Неужели я был так тебе противен после одной той ночи, что ты нагромоздила между нами океан и преподнесла мне ребенка от другого мужчины?
   Ее сердце кричало: «Господи, Джейсон, это все не так! Может ли что-нибудь получиться из нашего брака, когда тебе требуется только племенная кобыла?» Но эти слова звучали лишь в ее сердце, если он решил таким образом испытывать ее характер, она пойдет ему навстречу.
   — Тебя разве не волнует мысль о том, что я была в постели другого мужчины, что он целовал меня, а наши тела дали начало новой жизни? — Кэтрин приложила все силы, чтобы голос ее звучал твердо.
   Он с такой силой сжал ее подбородок, что она заплакала от боли. И словно для того, чтобы она замолчала, а он не слышал бы никаких подробностей, Джейсон зажал ей рот губами. В этом поцелуе не было ни радости, ни страсти; он наказывал и причинял боль. Отпустив наконец ее губы, он прорычал:
   — Боже мой! Ты спрашиваешь это! Да, это волнует меня! После того как я увидел тебя в Новом Орлеане, я часто просыпался по ночам, потому что мне снилась твоя нежная белая шея в моих руках, и если бы мои сны… — он жестко рассмеялся, — а правильнее сказать, ночные кошмары — были явью, я бы уничтожил твое очаровательное, но предательское тело!
   Его рука непроизвольно обхватила тонкую шею Кэтрин, приподняла ее голову. Она бесстрашно смотрела, в темное тонкое лицо. Побелевшие от злости складки около его губ яснее всяких слов говорили о его ярости. Помимо своей воли она презрительно усмехнулась:
   — Что же тебя останавливает?
   Она почувствовала, как при этих словах расслабилось его тело, по-другому заблестели глаза, губы медленно изогнулись в чувственную улыбку. Его руки оторвались от шеи и скользнули к тонкой талии.
   — Нет, нет, моя маленькая любовь, если бы я убил тебя, ты бы снилась мне до конца моих дней. Мне нужно, чтобы ты была там, где я хочу и когда я хочу, ты же не станешь отрицать, что нас влечет друг к другу.
   Он снова закрыл ей рот поцелуем, поднял и отнес на кровать. У нее кружилась голова, закипала кровь, крепло желание, торопливо отвечая настойчивой страсти Джейсона. Все развивалось стремительно, без долгих ласк, его тело быстро слилось с ее, будто какая-то сила толкала их друг к другу. И сейчас их любовная страсть друг к другу была полной и законченной. Позже, когда они лежали на постели, прильнув друг к другу, Джейсон пробормотал около ее уха:
   — Почему у нас все происходит именно так? В его голосе слышалась боль, и Кэтрин, глядя блестящими от страсти глазами на потолок, мучительно искала ответ.
   Губы Джейсона скользили по ее шее, подбородку, руки, до того причинившие ей боль, теперь излучали тепло и нежность.
   — Почему мы так обижаем друг друга? Стоит мне дотронуться до тебя, и мир уже для меня не существует. В этот момент я могу простить тебе абсолютно все, но и я знаю, и ты тоже, что не пройдет и часа, как мы опять будем царапаться, и каждый из нас будет стараться пролить кровь первым.
   Джейсон говорил тихо, больше для себя, чем для нее, а Кэтрин, слушая этот грустный монолог, таяла от любви. Ее пальцы медленно и ласково гладили его голову, наслаждаясь одним прикосновением к его волосам. Впервые ею руководила не страсть, а любовь, но этого не замечала ни она, ни он.
   Как будто устыдившись взаимного влечения, Джейсон вдруг вскочил и начал одеваться; не осталось даже следа того настроения, которое только что владело им. Лицо его приняло обычное саркастическое выражение, и это убило те слова, которые уже были готовы слететь с губ Кэтрин.
   Она быстро выскользнула из постели, молча, как и он, оделась. Что бы ни стояло за этим, но сеанс самоанализа подошел к концу, настало время привычной холодной враждебности.
   Первая неделя в Терр дю Кер была для Кэтрин калейдоскопом различных впечатлений. Джейсон добросовестно знакомил ее со своими владениями. Сразу же возникла проблема одежды для верховой езды. Первые несколько дней она страдала от жары, поскольку для прогулок верхом у нее были лишь элегантные костюмы, сшитые во Франции. Однажды утром, глубокомысленно поглядев на ее лицо, залитое потом, Джейсон распорядился отнести в ее комнату сундук.
   Кэтрин обнаружила в нем одежду, которую когда-то носил юный Джейсон. Многое из этой мужской одежды было ей ни к чему, но в сундуке она нашла несколько пар почти что новых брюк, которые неплохо сидели на ее тонкой фигуре, там же оказались белоснежные льняные и шелковые рубашки. С помощью слуг одежду подогнали по фигуре, и с тех пор Кэтрин ездила верхом только в брюках и рубашках Джейсона.
   Ей очень нравились эти поездки по плантации. Он показывал ей то, что считал важным, рассказывал о всех видах работ, так что с этой стороной его жизни она ознакомилась быстрее, чем разобралась в кладовых.
   Эта Кэтрин не сильно отличалась от той, что носилась по холмам Лестершира на Шебе. Она пришла в восторг от большой кирпичной конюшни, пропахшей свежим сеном, от тех новых белых зданий, в которых находились лошади, купленные в Англии. Джейсону пришлось уводить ее оттуда почти силой. Уходя, она заметила лошадь, которая показалась ей знакомой, но она не стала задерживаться, решив, что это просто игра воображения. Кэтрин была по-детски счастлива, что снова ходит по конюшням, загонам, останавливается, чтобы со знанием дела поговорить с людьми, которые там работают. Лица Джейсона не покидала снисходительная улыбка, но часто она поражала его меткими вопросами, которые задавала конюхам, знанием тонкостей разведения породистых лошадей. Втайне Джейсон надеялся, что когда-нибудь Терр дю Кер прославится на всю страну своими породистыми животными.
   Тем утром они медленно шли к последнему из новых зданий, предназначенных для жеребых кобыл. Оно стояло отдельно от других, на краю большого луга, где уже паслись несколько грациозных кобыл с длинноногими жеребятами.
   Кэтрин шла, опираясь на его руку, ее лицо, защищенное от солнца широкополой шляпой, светилось от счастья.
   — Ах, Джейсон, как все чудесно. Здесь даже красивее, чем в Хантерс Хилле, я никогда не думала, что увижу такое место.
   — Хорошо, — сухо ответил он. — Помни, что теперь это твой дом.
   На минуту на ее лицо набежала тень. Она задумчиво спросила:
   — Мы никогда не вернемся назад? — Внезапно ее осенило:
   — А что будет с моими землями? Я надеюсь убедить Рэйчел остаться в Америке, но кто же будет управлять владениями в Англии?
   — Мы можем поручить твою собственность какому-нибудь хорошему агенту по недвижимости, — осторожно предложил Джейсон. — Кроме того, у меня есть родственники в Англии, которые смогут присмотреть за всем. Не беспокойся, тебя не обманут. Я полагаю, время от времени мы будем посещать Англию, проверять, как идут дела. Кто знает, — дерзко закончил он, — может быть, у нас будет ребенок, который предпочтет Англию Америке.
   Она вскинула на него глаза, потом спокойно спросила:
   — Тебя огорчит, если он так решит? В конце концов, твои корни здесь.
   Он посмотрел на ее серьезное лицо, усмехнулся, провел пальцем по прямому маленькому носу.
   — Моя дорогая женщина, я собираюсь иметь так много детей от тебя, что даже если некоторые из них отправятся в Англию, я думаю, что достаточно останется и для Терр дю Кер!
   Разрываясь между желанием ответить смехом на его самодовольное утверждение и болью, что он так открыто говорит, зачем она ему нужна, Кэтрин сумела изобразить безрадостную улыбку и отрывисто сказала:
   — Не стоит говорить об этом! Покажи мне лучше, что ты построил для рысаков.
   Место для выезда за небольшим леском было уже расчищено и огорожено деревянным забором. С сомнением оглядев его, Кэтрин спросила:
   — Ты действительно собираешься разводить эти породы и объезжать их здесь?
   — Хм, почему бы и нет? С чего-то всегда все начинается. Кроме того, моя недоверчивая мадам, лошади — единственное мое хобби. Не беспокойся, они не съедят твой хлеб ч маслом.
   — Я вовсе не беспокоюсь о финансовой стороне дела, и ты это знаешь!
   Почему ты переворачиваешь все, что я говорю?
   Глядя в ее разгневанное лицо, он мягко пояснил:
   — Потому, моя дорогая, что наши мысли редко совпадают. Я просто автоматически решил, что ты подумаешь именно так. Если ошибся, прошу прощения.
   Не желая начинать еще один бесполезный спор, она направилась к конюшне для кобыл с жеребятами.
   В лесу был тенисто и прохладно, остро пахло сосновой хвоей. Кэтрин шла по узкой тропинке, поглядывая на роскошный ковер трав и цветов по бокам от нее — флоксы, астры, мята. Кое-где еще остались цветы желтого жасмина, цветущего весной, да и сама она, в соломенной шляпе и платье бледно-лилового муслина, была похожа на лесной цветок.
   Подойдя к конюшне, Джейсон пошел внутрь, а она чуть задержалась снаружи. Потом вошла, оглядывая стойла. Джейсон жду ее около последнего, прислонившись к стойке, засунув руки в карманы и скрестив ноги. Несмотря на его хорошее настроение, рядом с ним Кэтрин всегда держалась напряженно, но вдруг движение лошадей в стойле рядом отвлекло ее внимание.
   Увидев Кэтрин, кобыла отвернулась от длинноногого жеребенка и повернула к ней свою блестящую черную голову. Застыв, Кэтрин не верила своим глазам.
   — ШЕБА! — Как во сне, она подошла к лошади поближе, почти не веря глазам, провела рукой по теплой черной шелковистой шее, потом повернулась к Джейсону. Ей хотелось задать ему дюжину вопросов, но она не знала, с чего начать.
   Видя ее изумление, Джейсон сухо сказал:
   — Когда я был у твоей матери после того, как ты пропала, и ждал тебя там, то много времени проводил, знакомясь с вашими конюшнями. И поскольку я не сомневался, что в итоге разыщу тебя и привезу в Луизиану, то решил, что нет причин оставлять это достойное похвалы животное. А кроме того, я не мог оставить Шебу, потому что она многое напоминала мне.
   Ясно, как будто это случилось вчера, Кэтрин вспомнила тот день на лугу, когда он впервые продемонстрировал ей свою власть над ее телом. У нее перехватило дыхание при мысли, что Джейсон тоже помнит это, и, внезапно смутившись, она пробормотала:
   — Я так рада, что ты привез ее. В зеленых глазах появился насмешливый огонек, когда он спросил:
   — А ты не можешь сделать это лучше? Вспыхнув, она бросила на него возмущенный взгляд и с выражением сказала, как на уроке:
   — БОЛЬШОЕ тебе спасибо за то, что ты привез ее. — Его короткий смешок не рассердил ее, лишь заставил повторить:
   — Правда, ЧЕСТНО, я так благодарна!
   Покачав головой и чуть улыбнувшись, он повел ее в направлении большого дома, сказав при этом:
   — Ты должна была сделать это ЛУЧШЕ, но так уж и быть.
   Больше он ничего не стал объяснять. Теперь, когда она каждое утро бежала навещать Шебу, то всякий раз спрашивала себя, что же стоит за его поступком? Он так добр. Нет, ДОБР — не то слово. Снисходителен? Возможно. Знакомя ее с плантацией, он был предусмотрителен и внимателен.
   Еще несколько дней она объезжала с ним владения, внимательно оглядывая долины, где пасся скот и где, возможно, потом будут поля хлопка и сахарного тростника. Некоторые площади были уже расчищены и засажены растениями. Она с любопытством рассматривала ярко-зеленый сахарный тростник, который рос около реки, и хлопковые поля на более сухих высоких местах. Однажды они остановились на склоне и глянули вниз на посевы. Кэтрин выдохнула:
   — Как бархат!»
   Джейсон довольно улыбнулся, уловив нотку восхищения в ее голосе. Ему нравились дни, проведенные с ней, и он надеялся, что когда-нибудь это станет нормой, а не исключением. Правда, мысли о Николасе и об отце этого ребенка по-прежнему наполняли его» черной яростью, но была Она, и она не находит его внимание нестерпимым.
   Джейсон не жил, как собирался, в одной комнате с ней. Он словно чувствовал, как ненавидит она и проклинает свое тело, которое помимо ее воли подчиняется его любовному диктату. Но он не хотел торопить ее — пусть сама примет его в своей постели. И Кэтрин, озадаченная его чуткостью, была благодарна ему за это, хотя все еще относилась к нему с подозрением.
   Салли, молоденькая негритянская девушка, которую Джейсон приставил к ней в начале путешествия в Землю Сердца, была без ума от Николаев и ревновала его решительно ко всем, даже к Кэтрин. Она проводила с ребенком все время, так что у Кэтрин были развязаны руки, когда Джейсон наконец решил показать ей кладовые. Сколько сокровищ обнаружила она там! Все, что не нужно было трем поколениям семьи, отправлялось в Терр дю Кер собирать пыль. Кэтрин так и представляла, когда кто-то из родственников Джейсона говорил: «Нельзя же это просто выбросить, возможно, когда-нибудь кому-нибудь оно и пригодится!» И поскольку каждое следующее поколение не имело надобности смотреть, что же хранится в кладовых, а лишь добавляло туда кое-что, то в кладовых царствовал хаос.
   На старомодном полуразвалившимся стуле Кэтрин обнаружила коробку с первоклассным хрусталем, который, оказывается, Анжелика ненавидела. Забвению был предан и прекрасный английский фарфор — свадебный подарок родителям Джейсона, но Гаю не понравились украшавшие его золотые и зеленые листья.
   Естественно, некоторые вещи были безнадежно испорчены, в том числе несколько картин. Изучив их при дневном свете, Кэтрин добавила их к растущей куче «это надо сжечь». Но она расстроилась, увидев съеденный крысами замечательный испанский ковер. Он бы так чудесно смотрелся в большой гостиной.
   Джейсон относился ко всему этому равнодушно и, когда Кэтрин продолжала оплакивать потерю, просто сказал:
   — Составь список вещей, которые тебе необходимы, включая ковры, я отправлю его с Пьющим Кровь. Она удивленно спросила:
   — Он возвращается в Натчез?
   — Не в Натчез, моя любовь. В Новый Орлеан. Мне кое-что нужно, он и еще несколько мужчин уезжают через несколько дней.
   Был ранний вечер, они только что закончили обедать, но еще не выходили из столовой и сидели на противоположных концах стола, разделенные белоснежной льняной скатертью. Кэтрин нашла эту скатерть в старом сундуке, как и пару серебряных с хрусталем канделябров, которые теперь украшали стол. Глядя на лицо Джейсона в колеблющемся свете свечей, она думала, узнает ли его когда-нибудь.
   Хотя их отношения смягчились, они все еще пребывали в тупике, потому что никто из них не хотел ни в чем уступить другому.
   Без всяких на то причин, Джейсон давал ей все, что она хотела. У нее был прелестный дом, с которым она, могла делать что угодно, у нее были слуги, выполнявшие все ее просьбы, и он ничего не требовал от нее.
   Она знала, что у него много дел на плантации — в последние дни он следил за расчисткой нового поля, на котором в следующем году будет посажен хлопок. До осени нужно переклеймить скот, который пасся сейчас в долинах, часть скота продадут в Новом Орлеане. Джейсон действительно был очень занят, и Кэтрин задавала себе вопрос, не потому ли он не пытается попасть к ней в постель? И тут же сердито напоминала себе, что вовсе этого не хочет.
   Наблюдая, как он сидит в расслабленной позе на другом конце длинного стола, она не хотела первой нарушать молчание. Но он собирался отправить Пьющего Кровь в Новый Орлеан, а это открывало двери чему-то, что беспокоило ее неделями. Собравшись духом, она спросила:
   — Я могу послать письмо с Пьющим Кровь? Джейсон задумчиво на нее посмотрел, прежде чем спросил:
   — И кому в Новом Орлеане ты собираешься писать?
   Она взорвалась:
   — В Новом Орлеане — никому. Должна приехать моя мать, и я хочу, чтобы она знала, где я. Пьющий Кровь может отвезти письмо в Новый Орлеан, там он найдет кого-нибудь, кто отвезет его в Натчез. Она остановится в Белле Виста.
   Его ноздри раздулись от гнева, и он грубо сказал:
   — В доме твоего любовника? Как приятно? Щеки Кэтрин ярко вспыхнули, она была готова бросить ему в лицо правду, но проглотила слова и отвела глаза в сторону.