Потом капитан нашел выход. Быстро перебегая от одной группки зрителей к другой, он организовал большую часть народа выстроиться цепочкой и передавать корзины старым, как мир, способом. Но и этого оказалось недостаточно. Как только корзина подплывала по рукам к желобу, направленному поверх огня в плавильный чан, и опрокидывалась, чтобы бывшая некогда живой руда ссыпалась вниз, как тут же над чаном возникало небольшое облачко, и все превращалось во что-то в высшей степени неуловимое.
   Наконец Ростик не выдержал, он подошел к инженеру, который последние полчаса стоял с напряженным лицом, словно истукан, на верхушке ближайшего к печи холма, пытаясь рассмотреть процесс, и спросил:
   – Что-то не так, правда?
   – Почему же? – повернулся инженер к собеседнику.
   – Не знаю, но даже такому лопуху, как я, и то видно.
   Внезапно Казаринов кивнул.
   – Верно. Только понять не могу – то ли температура в чане слишком велика, то ли мы химию процесса неправильно рассчитали… В общем, моллюски ваши не плавятся, а испаряются. Понимаешь, весь металл в воздух уходит. Если учесть, что в них воды почти не осталось, можно говорить о возгонке.
   – Что такое?
   – Есть твердые вещества и даже кристаллы, которые испаряются, словно вода, – то ли с сожалением, то ли с раздражением проговорил Казаринов. – Например, кристаллический йод.
   – Но ведь это не йод?
   – Все равно, ни шиша мы тут не выплавим.
   Последние слова оказались слышны не только Ростику, но и Дондику. Он оказался рядом, как всегда, в самое неподходящее время.
   – Нет уж, товарищи, – твердо, словно командуя на плацу, проговорил он, – давайте доведем до конца. Хотя бы высушенные моллюски истратим.
   – Давайте, – обреченно согласился Казаринов.
   И столько в этом согласии было горечи, что Ростику тут же расхотелось спрашивать его о чем-то. Он снял гимнастерку, поплевал на ладони и встал в общую цепочку, выстроенную для передачи корзин. Почему-то последний разговор напомнил ему расстрелянного Борщагова, его непробиваемое упрямство, директивность, большевистский говор, звучавший иногда в каждом слове. Это было тяжело – получалось, что ни от чего во время того расстрела они не избавились, ничего не решили. Все тут, рядом, очень близко. И готово возродиться в любую минуту.
   И привести к гибели, конечно. Потому что растрата сил и ресурсов оборачивалась регрессом, неудачи приводили к смертям, а заменить людей было невозможно. Впрочем, Ростик посмотрел на Винторука, возвышающегося над людьми, выстроенными неровной, суетливой цепью, кое-что можно передоверить бакумурам, работы всем хватит. Но волосатики – все-таки не люди.
   Винторук вдруг замедлил свои перехваты очередной корзины, поднял голову, быстро осмотрелся. Его взгляд, затянутый светозащитной пленкой, встретился со взглядом Ростика. И они замерли на долгий-долгий миг, пытаясь понять друг друга. Потом Ростик опомнился и отвернулся. Сделал вид, что занят больше, чем хочется, что не может отвлекаться от бесконечного ряда корзин, переносящих малоаппетитное содержимое к ненасытному жерлу самодельной печки…
   Вдруг что-то в цепочке стало сбиваться. Сначала это происходило как бы незаметно, никто не возражал, не раздражался даже, сбой поправлялся чуть более напряженной работой в следующие несколько минут. Потом «неутыки» пошли чаще. А через час послышались уже и возмущенные голоса. Не обращая внимания на начальство, словно его и вовсе не было, люди стали изрядно поругиваться друг с другом.
   Вот так, решил Ростик, теперь неудача стала ясна даже работягам. А это конец предприятию. Он оглянулся на плетеную выгородку, где они складывали высушенных моллюсков. Она была почти пуста. Осталось только несколько неровных кучек. Да и топлива осталось меньше половины, почти все сгорело в печи. Рост поднял голову.
   День близился к концу. А он и не заметил. И только сейчас вдруг стало заметно, что они не обедали, лишь время от времени припадали к воде, которую приносили в земных еще, оцинкованных ведрах из реки. Жаль, что ничего не получилось… Но если бы Ростик как следует подумал – можно было бы заранее предсказать, что ничего не получится.
   Внезапно белый от шихты Казаринов выбросил вверх руку и что-то пронзительно закричал. Потом стал расталкивать народ, который работал около печи, в разные стороны. Он не просто освобождал себе пространство, он пытался перейти к последующему этапу и отгонял людей, чтобы они не пострадали.
   Потом все улеглось. Толпа с корзинами откатилась в сторону, кое-кто расселся на склоне холма, как на балконах театра, остановились мехи, и над поляной повисла довольно сумрачная, неуютная тишина, прерываемая лишь треском догорающих в печи веток.
   Казаринов, повздыхав, выволок откуда-то длинный, раза в три длиннее обычного, металлический лом, изготовленный из арматурного прутка, подошел к печи. Даже на взгляд издалека она пыхала таким жаром, что теперь удивительно становилось, как это можно было около нее работать. Даже у инженера, когда он стал к ней подходить, вдруг разом высох весь пот на лице, на полуобнаженной груди, на мускулистых загорелых руках.
   Неловко взмахнув, Казаринов ударил острием лома в какой-то чуть более светлый, чем стенки чана, пятачок в самом низу, там, где огонь еще не погас. И тогда все вдруг заметили, что от этого пятачка метров на десять в сторону проложены глиняные желобки, как и тот, что был сделан для загрузки моллюсков в чан. Только помельче.
   Удар не привел ни к каким результатам, Казаринов ткнул своей металлической палкой еще раза три и стал отходить назад, стоять рядом с раскаленной печью он больше не мог. Внезапно из толпы вышел Квадратный. Он тоже блестел от пота, вероятно, работал, как все, только где-то в сторонке. Подцепил лом, перехватил его, как горячую картофелину из костра, в другую руку. Прицелился, ударил, так что над поляной даже звон прошелся…
   Светлая перегородка проломилась, и в желобок тонкой струйкой потек светлый, пышущий жаром ручеек. Он прокатился по желобу, рассыпая не очень высокие искры, и стал скапливаться в лужицу, почти трех метров не дотянувшись до тщательно приготовленной формы, вырытой для металла в земле. Форма вмещала в себя почти треть объема чана, который они целый день кормили топливом и моллюсками. Сейчас ее размеры с удручающей ясностью доводили до сведения самого тупого, самого непросвещенного зрителя всю неудачу эксперимента.
   Ростик рассмотрел Пестеля, стоявшего не очень далеко от него, на верхушке холма. Он довольно много возился со сборщиками моллюсков и должен был знать расчетные цифры. Протолкавшись к нему и тронув за локоть, Рост спросил:
   – Жорка, сколько должно получиться металла из того… Ну, из тех раковин, которые мы натаскали?
   Пестель огляделся, людей вокруг было не много. Он наклонился к самому уху Ростика и довольно тихо проговорил:
   – Рассчитывали на половинные потери… И должны были выплавить килограммов восемьсот.
   – Почти тонну?
   – Тише, – попросил он.
   Ростик еще раз посмотрел на металл, который застывал в желобах, принимая причудливую форму мелких углублений, которые Казаринов определенно не принял в расчет. Металла не хватило, чтобы наполнить даже их.
   – Я не спец, но мне кажется, там не будет и пятнадцати килограммов. После всей этой затеи мы не получили даже одну пудовую гирю.
   – Нужно еще с Казариновым посоветоваться… – начал было Пестель, но замолчал, как будто ему зажали рот.
   Где-то с верхушки холма Дондик вдруг начал громко вещать:
   – Не будем горевать, что металла мало. Лучше представим себе, что это, в любом случае, наша победа. Ведь это – первый металл Полдневья, полученный после Переноса!
   Даже не оглядываясь, вся масса усталых, голодных, измученных безостановочной работой в течение последней недели людей повернулась и направилась к городу. Ростик пошел с ними. Ему хотелось есть и пить. А остальное было неважно, даже этот металл, черт бы его побрал, – если его приходилось добывать такой ценой.

Глава 20

   Так уж повелось, что вечерами, если Пестель слишком зарабатывался и не появлялся к ужину, Ростик топал к нему. Во-первых, это было остаточным эффектом, последействием того страха, который однажды разбудил его. А во-вторых, было интересно поболтать с высоким очкариком… Настолько, что Ростик стал думать, что делает это неспроста, что нечто, подсказывающее ему то, чего он знать не может в принципе, как и прежде уже бывало, «водит» его, словно бычка на веревочке. Вот только он не знал, какие вопросы следует задавать или Пестелю, или себе, или кому-нибудь еще.
   Вот и на этот раз он поужинал, прожевав свои куски рыбы и каши, захватил миску с новой порцией, взял солдатскую кружку, с реденьким липово-морковным чаем, и потопал по набережной, не забыв захватить автомат. Пестель, как всегда, к вечеру уже вымотался от работы и выглядел не крепче тряпичной куклы.
   Ростик вошел, улыбкой поздоровался с приятелем, поставил на отдельный стол, где было поменьше приборов, ужин. Подошел к обмякшему биологу, который тем не менее все пытался разглядеть какие-то осадки на донышках химических колб.
   – Георг, хватит на сегодня. Поешь лучше.
   – Еда – дело поросячье.
   Биолог очень плохо воспринял неудачу с выплавлением металла из моллюсков. Создавалось впечатление, что он считал главным виновником себя, а не Дондика, который затеял гонку, даже не проверив как следует идею в лаборатории.
   – Теперь я знаю, как Полдневье влияет на человеческую расу – слишком много философов возникает на ровном месте. Над чем работаешь?
   – Так… Получил приказ подумать над химическим способом получения металла, чтобы не в дым уходили наши моллюски. – Как слепой, Пестель дотопал до миски с пищей, сел, подумал, пошел в угол зала, вымыл руки с мылом – последним куском, что привезли из города. Вернулся, сел, стал есть, сначала медленно, потом жадно. – А ты?
   Вместо ответа Ростик известил:
   – Устанавливаем на «Шаланде» самодельный компрессор. – «Шаландой» в последнее время стали называть третью, самую удачную из лодок. – Вчера маски для ныряния испытали, кажется, все работает.
   – Зачем это?
   – Металл доставать, зачем же еще. Все разговоры только о металле. Правда, пока ракушки приказано не рвать, мало топлива, зато градины собираем без конца, команды на лодках теперь человек по десять, чтобы успевали подольше понырять.
   – И какой результат?
   Рост почти равнодушно пожал плечами.
   – Каждый день за сотню килограммов, но я точно не знаю. – Он посмотрел на плоский, как бы вытесанный из монолита потолок зала. – Тебе ничего странным не кажется?
   – Что именно? – проглотив последний кусок, Пестель потянулся за чаем.
   – Зачем все это? У нас на заводе – несколько десятков тысяч тонн первосортного железа, и то не знаем, что с ним делать. А тут с величайшими трудами достаем считаные тонны, которые, может быть, даже и переправить в город не сможем, а… Опять никакого объяснения нет.
   – Может, для торговли?
   – Не только, – раздался веселый голос от двери, из темного проема появился Ким. Он еще не снял кожаную куртку, в которой обычно летал на своем антиграве.
   – Ты же должен был в город Дондика отвезти? – полуутвердительно спросил Ростик.
   – То-то и оно, что вернулся. Капитан из любезности взял меня в Белый дом, и, представь себе, Председатель после нашего доклада рассказал, что наш металл, который мы из ракушек выковыриваем, определили как идентичный тому, из которого сделаны котлы и блины летающих лодок. И основные части ружей губисков тоже, кстати, из него сделаны.
   Пестель даже кружку отставил.
   – Ты уверен?
   – Химики в университете уверены, а это серьезно. – Ким провел растопыренной пятерней по волосам, снова чуть заметно улыбнулся. – Это значит, что металл очень нужен. Есть предложение сделать маленький котел, установить под него один блин и попытаться этой машинкой управлять, как… Ну, как мотоциклом, например. Понимаете, сразу обошлись бы без бензина, да и возможность с лодками экспериментировать появляется. Еще собираются из него мастерить оружие.
   – Подожди, – взмолился Рост. – Это тебе в Белом доме рассказали?
   – А где же еще? Председатель-то наш не кто-нибудь, а профессор, привык вперед смотреть. В общем, как мне сказал Поликарп Грузинов, он загружен выше крыши и его ждут новые задания.
   – Видишь, Рост, – Пестель повернулся к своему «кормильцу», который сидел на каменном столе рядом с опустошенной миской. – Без этого металла – никуда.
   – Не все так просто. Топливо для лодок тоже кончается, помните, Дондик говорил? А зачем нам эти «мотоциклы» без топлива?
   – Про топливо они тоже что-то выяснили, – сказал Ким, – вот только я не во всем разобрался. Темнят, как с секретом табуреточного самогона.
   Пестель чуть смущенно усмехнулся.
   – Скорее не они темнят, а тебе следовало в девятом классе химию учить получше. Жаль, я с вами туда не слетал, больше бы подробностей узнал.
   – А еще, ребята, семафорная служба в Чужом городе будет работать только до зимы. Как выпадет снег, ее скорее всего оттуда попросят.
   – А с Одессой что зимой будет? – забеспокоился Пестель. – Из-за разорванной связи нас отсюда не эвакуируют?
   – Начальство-то, конечно, хочет оставить нас тут, но зеленокожие… Это вопрос. Что-то у наших там с ними не получилось. И если учесть, что Одесса – их город, а не наш, то…
   – А я и не знал, – Пестель повернулся к Ростику, – что семафор заработал.
   – Я и сам не знал. – Рост повернулся к Киму. – Слушай, особа, приближенная к Председателю, что ты слышал о реакции зеленокожих на наше тут подселение? Конкретно?
   Ким честно почесал нос, помотал головой в стороны.
   – Там был Эдик, и он должен был договориться. Сейчас его, похоже, оттуда сняли и приказали своим ходом привести в Одессу еще тысячу человек. Цель – обустроиться понадежнее, увеличить добычу металла, усилить посты, расширить поля, и вообще – держать хвост пистолетом. Кажется, Председатель хочет оттяпать Одессу явочным порядком.
   – Любопытно. – Рост задумался. – Я-то думал, что из Эдика такой же проводник, как из меня бакумур.
   – Для такого дела могли бы и машины погонять, – вяло проговорил Пестель. Вид у него был такой, словно он вот-вот собирался с табуретки свалиться и уснуть на каменном полу.
   – В любом случае – живем, ребята, – продолжил Ким. – Скоро пополнение придет. Эх, Одесса!
   Ростик посмотрел на веселящегося пилота, на заморенного биолога и скорее для себя, чем для продолжения разговора, пробормотал:
   – И все-таки что-то тут не так.
   Ким, который выглядел так, словно собирался пуститься в присядку, кисловато улыбнулся и протянул:
   – Ну-у, опять Рост за свое! Что на этот раз не нравится?
   – Не знаю, – Ростик пожал плечами и поставил пустую кружку в миску. – Так, глупости разные, мелочь.
   – А точнее? – от последних слов встрепенулся Пестель, собираясь быть настойчивым.
   – Ты первый заметил, что моллюски растут рядами, как солдаты на плацу. Кроме того, как-то, ныряя с Эдиком, я увидел, что красные полипы атакуют раковины и с удовольствием ими питаются, но… Почему-то не дорастают до главной кормежки. Их остается не слишком много, словно кто-то эти поля пропалывает.
   Пестель заинтересовался.
   – Поле с сорняками? Слушай, Рост, если пропалывают, как ты говоришь, значит, должен быть и хозяин. А мы еще ни разу…
   – Не сталкивались? – Ростик отвернулся от приятелей. – Может, нам очень везло? Но не может же везти бесконечно?
   – К тому же беспамятство Антона, – посерьезнел Ким.
   – Не знаю, – для убедительности Ростик даже плечами пожал. – Не могу доказать… Но мне почему-то кажется, что это другое. – Он взял миску и потопал в выходу. – Ким, ты Дондика часом не привез назад? А то он уже всем глаза намозолил.
   – В Боловске остался.
   – Значит, я тоже могу покомандовать. Тогда вот что, – Рост полуобернулся, чтобы его слова прозвучали потверже. – Пестель, кончай на сегодня, иди спать.
   – Я еще хотел… – начал биолог, но Ростик не дал ему закончить.
   – Говорю – спать.
   Погасив примусы и заткнув какие-то колбочки пробками, они вышли из зала, закрыли неестественно мягко и легко ходившую в пазах каменную дверь.
   И в этот миг погасло солнце. Стало темно, но как-то не очень. Словно в воздухе еще кружили какие-то едва уловимые капельки света, подобно остающемуся после проливного дождя туману. Но не успели ребята свернуть за угол, как исчезли и они. И почти тотчас Ростик почувствовал, что над городом нависает ощущение новой опасности.
   Он поправил автомат на ремне, а потом понял, откуда оно исходит. По набережной с фонтаном и статуей разгуливали люди с факелами. И это не был припозднившийся развод патрулей, уж слишком возбужденно звучали голоса. Рост впихнул грязную посуду в руки Пестелю и ускорил шаг. Добравшись до первого же факельщика, он резковато спросил:
   – Что случилось?
   Тощий и прыщеватый солдатик неуклюже пожал плечами и чуть не уронил свой карабин на плиты набережной.
   – Командир вот там, – он указал на группу мрачноватых людей, которые стояли плотной группой у воды. Иногда кто-то из них выкрикивал что-то то ли возмущенным, то ли обиженным голосом.
   Рост почти побежал вперед. Плиты кончились, начался песок. В этом месте набережная кончалась, песок плавным языком поднимался из воды, и тут обычно держали свои лодки добытчики раковин. Как-то Ростик призадумался о смысле этого пляжа, занимающего такое нужное место в гавани и вообще в обнесенном стеной городе. Он не мог придумать ответ, пока не увидел в одном из морских руководств рисунок с кренгованием корабля на отмели. После этого все стало ясно.
   – Что тут происходит? – вполне начальственно проворчал он, когда до ребят на берегу оставалось еще с полсотни шагов.
   Кто-то вышел ему навстречу. По голосу Ростик узнал старшину.
   – Тревога, командир. Не вернулась одна из лодок.
   Ростик дошел до ребят у воды. Тут было больше добытчиков, чем солдат из охраны города. Впрочем, жесткого деления на отряды не было, тот, кто вчера стоял на стене или патрулировал набережную, завтра мог оказаться в море с маской на лице.
   – Где старшие по лодочным командам?
   – Тут я, – вперед выступил бородач лет тридцати, очень кряжистый и медлительный. – Только я свою лодку довел, командир.
   Замечание было очень «умное», но Ростик решил не иронизировать.
   – Где работала пропавшая лодка?
   – Это же «Калоша», она всегда немного опаздывает, вот мы и решили, когда уже отправились в обратный путь, мол, ничего страшного, что она отстает. А потом она как бы исчезла…
   – Как это – «исчезла»?
   – Ее не стало видно. Мы даже слегка повернули и с пару километров протащились назад, но ее все равно видно не было. Такое бывает, командир, незадолго до ночи туман какой-то над водой поднимается. Вот и подумали, что разминулись в этом мареве… А теперь они вообще не вернулись. И сигнала светового не подают.
   – Что за сигнал?
   – Согласно распоряжению Дондика, – проговорил Квадратный из тьмы, – если кого-то застигает ночь в море, он должен дать ракету сразу по наступлении темноты. Для определения места и вообще… Сегодня сигнала не было.
   Ростик снова повернулся к бородачу.
   – Днем вы «Калошу» из вида не теряли?
   – Тут захочешь – не потеряешь, море-то плоское. Нет, пока не легли на обратный путь, домой, значит, все было в порядке. И отмашку они вовремя давали, что все нормально.
   – Отмашку?
   – Каждые два часа мы должны отмахивать друг другу, что в помощи не нуждаемся.
   Таких тонкостей морской добычи Ростик не знал. Наверное, их установили уже после того, как он стал заниматься плавильной печкой тут, на берегу.
   – Неглупо, – признал он. – Итак, сначала. Где «Калоша» сегодня работала?
   – Ходила к восточному берегу, к бегимлеси. Там район новый, градин – миллион, – ответил бородач. – А впрочем, вот у нас карта, чтобы, значит, случайно дважды один и тот же участок не обрабатывать.
   Кто-то развернул перед Ростиком плотный листок ватмана, на котором довольно дельно были изображены и берег, и Одесса, и речка, и даже крохотные, как веснушки, темные пятнышки на море.
   – Мы были тут, – грязный, обломанный ноготь бородатого прошелся над этими веснушками. – А они дошли скорее всего сюда.
   – Что значит – скорее всего?
   – Я последний раз их видел, перед тем как они исчезли, с учетом нашего хода… Да, вот тут.
   – Понятно, но ты же возвращался на пару километров?
   – Возвращался, – кивнул бородач.
   – И ничего не нашел? Значит, здесь их нет. Кстати, что это за крапинки?
   – Острова. В море образовались. То ли река намыла, то ли кораллы дно подняли.
   Ростик повернулся к набережной, на всякий случай крикнул поверх обступивших его голов:
   – Ким?!
   – Командир? – Из темноты выступила знакомая фигура, облитая, как чешуей, светом факелов.
   – В темноте сориентируешься по этой карте?
   Ким взял из рук Ростика бумагу, поднес к глазам, повернувшись к свету, что коптил сбоку. Солдатик с факелом оказался тот же самый, прыщавенький, поднес палку ближе, в порыве услужливости чуть не опалив Киму нос. Но пилот этого даже не заметил, покрутил головой, прикинул направление в темноте, потом доложил:
   – Минут через двадцать буду готов. Только топлива пяток мешков загружу да Винторука с кухни выволоку, и можно взлетать.
   – Карту верну, когда вернемся, – повернулся Ростик к бородачу. Да и не мог этот добытчик возражать, не та была ситуация.

Глава 21

   Взлетели так плавно, что Ростик, сидя в стеклянной башенке стрелка, даже не очень-то и понял, что они уже в воздухе. Только по свисту ветра вдруг и осознал, что они набрали куда как приличную скорость. Все дело было, конечно, в том, что он осматривал пушки, приводил их в порядок, а потому и не заметил, как факелы отступили вниз. Зато когда оглянулся, огоньки Одессы мирно светили уже в такой дали, что не вызывали ничего, кроме воспоминаний о спокойных детских сказках.
   А вот море внизу казалось темной, сгущенной, мрачной массой. Видно, конечно, не было ни зги, но каким-то образом оно все равно ощущалось, и даже, при желании, Ростик мог бы угадывать высоту, на которой они шли. Впрочем, он подумал, что стал уже достаточно опытным если не летуном, то по крайней мере пассажиром и умеет определять высоту по силе покачиваний, или по свисту ветра, или вообще по усилиям, которые приходилось прилагать для дыхания, поэтому ничего очень необычного тут не было – одна наука и опыт.
   Минут через десять Ким обернулся, его голос стал слышен лучше:
   – На восемь часов, чуть сзади, километрах в десяти…
   Ростик обернулся. На темной массе моря отчетливо проступали слабые, но все-таки видимые эллипсы, или круги, словно кто-то светил очень далеким фонарем с морского дна.
   – Ким, что это?
   – Не знаю, я пару раз такое уже видел. Прошел даже как-то над ними на бреющем… И ничего не заметил. Нужно бы поохотиться за этим явлением тутошней природы, да горючего мало.
   – Может, это светящиеся рыбы? – спросил Рост. – Ну, я имею в виду – косяк.
   – Может.
   Рост сосредоточился, но ничего не понял. Ясновидение на этот раз забастовало. Вероятно, у него вообще не было исходных данных, и он в принципе не мог выудить из своей интуиции ни одного подходящего образа. Либо это явление вообще не укладывалось в человеческое сознание, и лучше было оставить его в покое. Спустя еще пяток минут Ким проворковал:
   – На месте. Откуда начнем поиск?
   – Давай сначала пальнем ракету. Если они не ослепли, то сообразят, что их ищут.
   Рост поднял верхнюю форточку над стволами, которая открывалась, когда пушки приходилось очень уж задирать вверх, вытащил заготовленную ракету и пальнул ее вбок, почти параллельно морю. Оставляя дымный след, ракета пролетела метров двести, потом замедлилась и стала неторопливо падать.
   Ростик сначала, конечно, совершенно ослеп, но потом все-таки увидел переливающееся, словно темное зеркало, море внизу. Но зоркость у него, разумеется, была уже не та, что нужно.
   – Ну, чего там?
   – А я думал, что море ты осматриваешь, – отозвался Ким.
   Значит, он ничего не заметил. Рост тем не менее больше стрелять не стал, а просто попытался смотреть в разные стороны. То же самое проделал и Ким, который, почти зависнув в воздухе, стал крутиться.
   – Так, ладно. Они сказали, что лодка могла зайти за острова, ты представляешь, где они? – Не дождавшись ответа, видимо, Ким по своей дурацкой привычке просто кивнул, Рост предложил: – Вот и давай пройдем над островками.
   Они прошли, не найдя даже крохотной искорки внизу. Потом отошли подальше в море. Тут еще раз пальнули ракету, потом просто стали ходить зигзагами и истратили десяток выстрелов из пушки – в темноте эти лучи тоже смотрелись довольно ярко… Все оказалось безрезультатно. К полуночи Ким сказал:
   – Думаю, нужно возвращаться. Все равно бессмысленно.
   И тут у Ростика появилась отличная мысль, он даже удивился, почему она сразу не пришла ему в голову.
   – Зачем же возвращаться? Лучше садись на остров побольше, и желательно с плавнем. Попробуем костер запалить.
   Ким подумал, потом согласился:
   – Неплохо. И сигнал будет для ребят, и топливо сбережем.
   Остров Ким в самом деле нашел маленький, как носовой платок первоклассницы, но плавня на нем было столько, что пришлось расчищать место для костра, чтобы одной искрой не сжечь все разом. В основном это был речной тростник, вынесенный в залив речками, но попадались и водоросли. Разумеется, кроме крабов, на островке они не обнаружили никакой живности.