Басов Николай Владленович. Закон военного счастья

   Потом Рост еще раз ткнул дощечку под нос главному жрецу и впервые спросил его вслух:
   – Согласны?
   Пернатый вздохнул почти по-человечески. Потом поднял руку, привлекая к себе внимание, что-то очень негромко, но жестко проклекотал… Тотчас кто-то среди воинов запричитал в голос, но большая часть повернулась и стала уходить. Вернее, отправилась в сторону склада. Рост с силой провел рукой по лицу. От этого у него даже глаза на миг закрылись, а когда он их открыл, жрецы тоже уходили к городу. Медленно, угрюмо, ссутулившись, словно на них с неба лил проливной дождь… Как-то немного по-куриному.
   Ростик постоял, потом сел, достал свою флягу. Выпил воды. Лишь теперь он заметил, как подрагивают у него губы и как пот выступил на лбу. Поднял голову. Около него с копьями наперевес стояло шестеро воинов пернатых. Один из них держал ружье и смотрел на Ростика неотрывным, немигающим орлиным взглядом. Потом все-таки мигнул и чуть ближе наклонился, разглядывая Ростика еще бесцеремоннее. Чтобы избавиться от этого взгляда, Рост улыбнулся и протянул руку с флягой.
   – Хочешь? – спросил он, словно пернатый мог его понять.
   Тот отвернулся, не двинув ни одним мускулом тела, только шеей. Так или очень похоже на Земле умела делать сова, когда, сидя на ветке, посматривает в разные стороны.
   Потом к Росту подошли солдаты, ушедшие к складу. Каждые шестеро из них несли по зеркалу. Когда зеркала были выложены отражающей стороной вниз на мягкий песок, Ростик вздохнул с облегчением. Оказывается, он не очень-то верил, что его задача будет решена. Тогда он поднялся и принялся гнать охранников прочь.
   – Все, ребята, – приговаривал он, – идите себе. Дело сделано, теперь отойдите подальше.
   Тот охранник, который рассматривал Ростика, вдруг вырвал из его рук пластилиновую дощечку и, осторожно неся ее перед собой, двинул к городу. Не оборачиваясь, он что-то произнес, и почти все его пернатые, даже те, которые не стерегли Роста, а просто принесли зеркала, довольно резво последовали за ним.
   Метрах в двухстах бегимлеси остановились и снова принялись смотреть. Рост поднял голову, помахал рукой, почти не различая Казаринова за лобовым стеклом. Но ему видеть и не требовалось, потому что все пилоты очень хорошо следили за самим Ростом. Казаринов сел, подняв тучи песка, потом волосатики выскочили и под руководством Ростика тщательно уложили зеркала, укутывая каждое из них большими кусками какой-то ткани. Она показалась Ростику смутно знакомой… Лишь изрядно напрягшись, он вспомнил, что когда-то из нее в Белом доме были сделаны занавески на окнах.
   Поднялись, взяли курс на Боловск. На Ростика напала слабость, он даже руку не мог поднять, не то что рукоятки двигать. Это стало ясно даже Еве.
   – Перенервничал? – спросил она по рации. Связь, как и прежде, была отменная. Рост удивился – столько времени эфир стоит прозрачный, как вода в роднике.
   – Всего часа два прошло-то, – отозвался Ким. – Чего же эфиру этому не стоять-то?
   Оказалось, Рост произнес последнее соображение вслух. На ближайшей же пустынной поляне транспорт с зеркалами и Кимов крейсер приземлились, и Рост пересел в башню черного треугольника. Сначала он решил, что с ним слишком уж возятся, но потом выяснил, что в этом немало и расчета – очень уж Киму, да и Пестелю хотелось узнать подробности. Но биологу как раз ничего узнать и не удалось, потому что его вытребовал к себе Казаринов. Оказывается, очкарик не только в лабораториях сидел, но за последнее время изрядно поднаторел в полетах, только не хотел в этом признаваться, опасаясь, что его сделают обычным небесным извозчиком.
   Устроившись на новом месте, то есть в башне Кимова крейсера, Рост попробовал было рассказывать о деталях переговоров, но вдруг понял, что это можно было сделать и по рации. Значит, все-таки – забота. Он расстроился и слегка воинственно спросил:
   – Ким, когда ты становишься таким утонченным, я начинаю подозревать самые черные замыслы.
   – Можешь подозревать, что хочешь. Но будешь в таких случаях, как сейчас, делать по-моему, – ответил пилот.
   – Еще чего? – удивился Рост. – Кажется, я главный в экспедиции.
   – Будешь, – чуть хрипло, даже как-то по-птичьи, прокаркала в динамик Ева. Ее машина летела метрах в двухстах левее транспорта, но слышимость была, словно она стояла рядом. – Потому что Ким прав.
   – Почему он прав, а я…
   Но договорить Росту опять не дали.
   – Очень просто, – прервал его Ким. – Если бы вместо тебя оказался кто-то еще, то возникли бы два варианта. Или нам зеркал не дали бы. Или пришлось бы воевать.
   – Не исключены оба варианта одновременно, – снова отозвалась Ева.
   – Скорее всего, – поддакнул крейсерам и Казаринов со своего тихоходного транспорта, где он сейчас работал на пару в Пестелем.
   Росту ничего не осталось делать, как махнуть рукой. Подумав, он решил сменить тему, но вышло это как-то не слишком ловко.
   – Ладно, с бегимлеси мы договорились. А вот как будем договариваться с дварами – ума не приложу. Их простой пальбой с крейсеров не испугаешь.
   – Леса боятся огня, – хладнокровно, даже как-то отчужденно отозвалась Ева.
   Рост вздохнул.
   – Ох, не нравится мне это, – признался он. – Все время кажется, что можно было бы мягче, по-человечески, через торговлю, что ли… А не насилием. Или угрозой насилия.
   – Не знаю, – философски отозвался Ким. – По-моему, насилием – и есть по-человечески.
   – Да, – согласился Рост, – к сожалению. Еще бы знать, куда это нас приведет?
   – К империи, – уверенно отозвалась Ева. Она по-прежнему все слышала. Кажется, ей было интересно, и она все понимала.
   – Империя есть войны, – проговорил Ростик. – А кто сказал, что мы это выдержим? – Он подумал и устало, очень устало добавил: – Я в этом совсем не уверен. Будь моя воля, я бы уже давно попробовал экономить жизни. В конце концов, это главный наш ресурс. И заменить его нечем.
   С ним никто спорить не стал. Все-таки, он говорил с воинами, а не с чиновниками из теплых кабинетов, которые никогда не видели сожженных тел, распухших на солнце трупов, которые никогда не получали ранений… Сейчас это было главное различие в людях – одни знали войну, а другие только думали, что ее знают.

Глава 30

   К дварам, то есть четырехметровым ящерам, которые обитали в западных лесах без конца и краю, они прилетели почти в том же составе. Это «почти» заключалось в том, что за два дня, миновавших с налета на пернатых, не успели восстановиться какие-то помогающие на крейсерах пилоты. И их пришлось заменить. Рост не очень присматривался к этим ребятам, у него другие заботы были. Он думал, как договориться с дварами. Но сколько ни думал, так ничего и не сообразил. Отправился с единственной мыслью Евы, что леса боятся огня, втайне простившись с жизнью.
   Но, против его ожиданий, двары оказались вполне прагматичными ребятами и даже податливыми. Они посопротивлялись для начала, когда транспорт попробовал зайти на посадку в центре поляны, разведанной два года назад Кимом и Ростиком в одном из случайных полетов, но не на убой, а скорее для виду, стараясь отмахнуться от людей, как от воздушных китов. Тогда и Ким пострелял из пушек, хотя тоже не на поражение. Это дваров проняло.
   Высадившись на поляне, подождав, пока транспорт с Казариновым за рычагами повиснет сзади, в относительной безопасности от внезапного нападения, Рост вышел в середину довольно здорового поля и стал ждать. Бездействовать пришлось недолго, уже минут через пятнадцать от опушки отделилась команда боевых ящеров в своих громоздких, пугающих доспехах со вполне безоружной мамашей племени впереди.
   Разумеется, Ростик принялся рисовать и, разумеется, начал с уравновешивающего коромысла. Только вместо гнездовья, обозначенного для пернатиков, он нарисовал все леса разом, как мог. Осознав угрозу, двары взрыкивали, топали своими ножищами так, что даже лесная, мягкая, словно удобренная земля содрогалась, и пару раз пальнули в воздух. Но когда Рост выставил свои условия, а получилось это не то чтобы легко, но и совсем не так трудно, как можно было предполагать, глядя на эти живые башни, все заметно утихомирились.
   Должно быть, требования Ростика были невелики по местным масштабам. Вообще-то Председатель требовал, чтобы Рост договорился получать около тридцати тонн чистого латекса в год. Если считать, что на каждой палке было навернуто от четырех до семи килограммов сероватой основы всей энергетики пурпурных, а в среднем – пять кило, то Рост требовал примерно один транспорт в месяц из расчета двух с половиной тонн чистого продукта.
   Как и с бегимлеси, возникла торговля, причем, как утверждала представительница племени пресмыкающихся, зимой и весной платить эту дань было невозможно. Тогда Рост потребовал увеличить дань осенью и летом. В общем, оказалось, что летом увеличить ее невозможно, зато весной ящеры согласились платить по одной тонне ежемесячно. А вот осенью – по три тонны, то есть по полному транспорту, груженному под завязку. В итоге получалось, что вместо тридцати тонн человечество могло пока получать от дваров чуть больше двадцати. Но и это было куда больше, чем Рост надеялся сначала, а потому он согласился. Рассчитывая отстоять договор не только тут, но и в Белом доме. Причем там, среди людей, сделать это ему уже представлялось едва ли не труднее, чем тут – на лесной поляне, среди суровых и довольно воинственных ящеров.
   Потом Рост потребовал в знак заключения договора выложить первую дань прямо сейчас. Мамаша заволновалась, кажется, попробовала растолковать Росту, что сейчас у них не подготовлено такого количества латексной дани, но человек, а вернее – человечек был непреклонен. И мамаша сдалась. Она прорычала что-то своим воякам, и те побежали в лес. Через три часа на поляну принесли первую порцию палок с намотанным сгущенным латексом. Причем грузчиками работали ящеры, которых Ростик еще не видел, – маленькие, юркие, почти голые существа, обильно украшенные металлическими и стеклянными бусами, цепями, брелками и расшитыми кожаными поясками. Они были ростом в метр с небольшим, и Рост заметил, что большие двары обращаются с этими малышами с предупредительностью, осторожностью и, пожалуй, даже с лаской.
   Собрать удалось килограммов семьсот, а потом мамаша прорычала что-то в том смысле, что на сегодня все, и удалилась в лес, не повернувшись ни разу. Рост знаками объяснил, чтобы дварские охранники отошли подальше, потом помахал своим, чтобы Казаринов садился. С помощью волосатиков, снятых с котла, быстро загрузились и пошли домой, на Одессу.
   И вот тут-то произошло непредвиденное. Они подняли свой транспорт не очень высоко, лишь метров на пятьдесят выше самых высоких деревьев, и порадовались, что все вышло так просто и легко, как вдруг из леса, как из-под воды, ударил выстрел. Или несколько выстрелов, Рост, да и никто другой, их все равно не заметил.
   Один из выстрелов угодил прямиком в сваленные грудой в середине «трюма», то есть пространства между двумя котлами, палки с латексной добычей. И они загорелись. Легко, почти бездымно, очень спокойным, ясным пламенем, способным в течение нескольких минут сожрать всю летающую лодку. Разумеется, Рост и еще двое ребят, оказавшиеся стрелками, бросились назад с заранее приготовленными огнетушителями, без которых по распоряжению Серегина ни одна лодка теперь не отправлялась в полет – неважно, длительный или местный, – залили все пеной, смешанной с водой, но… Пожар продолжал тлеть.
   Рост вернулся на свое место за рычаги, а Казаринов со стрелками по его приказу принялись перебирать всю кучу, стараясь найти горящие палки и отложить в сторону, но это оказалось легче сказать, чем сделать. Чистый латекс, который они транспортировали, каким-то образом мог самовозгораться, если его хотя бы некоторое время держали около пламени. Почему это происходило и как тугие резиноподобные култышки могли вспыхивать, словно уголь, зерно и хлопок, вместе взятые, – осталось непонятным.
   В общем, когда стало ясно, что просто так пожар не прекратить, Рост решился. Они пересекали залив самой кратчайшей дорогой и, едва достигли берега, Рост посадил свою машину, приказал вынести все эти палки и подержать их в морской воде, чтобы они хоть немного остыли. Ничего более разумного он не придумал.
   Так они оказались на берегу, почти на краю дварского леса, километрах в восьмидесяти от Одессы. Высадившись, чтобы размять кости, Рост посмотрел, как Казаринов и все, кого он сумел мобилизовать, носятся как угорелые между гравилетом и ближайшей морской заводью, махнул Киму, который ходил над транспортом низкими кругами, и посигналил Еве, чтобы она тоже садилась. Она села, метрах в ста от транспорта, на небольшом взгорке. Оттуда высыпало сразу человек десять, все с оружием, но Ева бежала быстрее всех. Еще издалека она закричала:
   – Вы чего?
   Рост как мог объяснил. Сегодня это пришлось делать вот таким древним образом, потому что связь как прекратилась, едва они вошли в пространство над морем, так и не восстановилась ни над лесом дваров, ни когда они выбирали этот пляж для посадки.
   Ева успокоилась. Ее такой малостью, как пожар на борту, было не пронять. Она согласилась, что идея Роста остудить все култышки в воде может сработать, и приказала своим орлам помочь, хотя с окрестностей глаз все равно не спускать – мало ли что?
   Сначала Рост и Ева потоптались было около работающих ребят, но Казаринов вежливо так предложил:
   – Не крутитесь под ногами, господа пилоты. Идите-ка лучше погуляйте, без вас быстрее дело пойдет. Только оружие не забудьте, тут степных шакалов полно.
   Ева хотела было задраться, мол, почему без нее что-то пойдет быстрее, но Рост ее остановил. Если ей было неприятно по форме предложение Казаринова, то по сути оно вполне подходило. Они и пошли, сначала по берегу, метров на пятьсот, потом от моря, на самый высокий здешний холм.
   Ева шла молча, срывала травинки и жевала их, наслаждаясь их чистой горечью. Рост посмотрел на нее, уже в который раз подивился ее точеному лицу и огненно-рыжей гриве, потом спросил:
   – Ева, почему я тебя до Переноса не знал?
   – Я не боловская, – ответила она, выискивая, какую бы еще травинку попробовать. – В городе оказалась случайно. Мы с отцом и мамой всегда, когда наступали отпуска, садились в машину и отправлялись куда глаза глядят. И в тот год… тоже поехали. В Боловске у нас была ночевка, соскучились по цивилизации, решили остановиться в гостинице и… остановились. А ночью случился Перенос.
   – Где твои родители?
   – Мама умерла еще в первую зиму, у нее оказалось острое воспаление почек. Вода была – сам помнишь какая. А отец… Он попробовал было поработать на заводе, но загрустил и… В общем, умер прошедшей зимой.
   – Кто он был у тебя?
   – Металлург. Вот ты доспехи носишь – это он разработал рецептуру и режимы проковки.
   – А ты чем занималась до Переноса?
   – В Москве жила. Работала в отцовском институте, замуж за одного парня собиралась.
   – Замуж?
   – Он хотел защититься и лишь потом сыграть свадьбу, вот мы и ждали. Но сейчас я думаю, – она запнулась. – Я была ему не нужна. Он просто защититься хотел и использовал папу… Не знаю, может, я и ошибаюсь. Все-таки он был из порядочной семьи, с чего бы ему так кривить душой?
   – А сейчас?
   – Что сейчас? – не поняла Ева. Потом подумала, опустила глаза. – Нет, сейчас замуж не собираюсь. Не встретила такого интересного паренька, как ты, вот и… Остаюсь пока в девках.
   – Я не о женитьбе, – начал Рост, а потом понял, что именно об этом и спрашивал.
   Даже странно, никогда не разговаривал так с девушками, вообще почти не разговаривал с ними, как выяснилось. И вдруг вот так свободно, как с товарищем… Может, потому, что Ева и стала товарищем? Ее сила духа, участие в войнах и разделенные победы делали ее куда ближе, чем, например… Рост вздрогнул, потому что понял, что говорить с Евой ему проще и интереснее, чем с Любаней.
   Он вздохнул, замолчал и зашагал вперед, чтобы Ева не видела его лица. Почему-то ему очень не хотелось, чтобы она его сейчас увидела. Но теперь Ева не собиралась отпускать его как ни в чем не бывало. Она догнала его и заглянула в глаза, спросила:
   – Ты чего?
   – Смотри какой холм интересный, – сказал Рост.
   Вершина холмика и в самом деле была какой-то плоской… Нет, не плоской. На ней находился старый, весь изъеденный, почти сровнявшийся с землей фундамент. Но он выглядел еще надежным, сидел в земле плотно, над ним запросто можно было бы возвести домину не меньше той, что отгрохали в Боловске триффиды.
   Чуть ниже его главных плит находилось очень любопытное углубление, что-то вроде подвала, полузасыпанного, но сохранившего свою форму, главным образом из-за тяжелых, очень толстых стен. Ева спустилась по выщербленным ступенькам.
   – Тут настоящий родник. – Она дошла до струйки воды, бьющей из стены на высоте человеческого роста и стекающей в довольно правильное, широкое и неглубокое корытце, явно сделанное разумными руками. Попробовала поймать воду губами, улыбнулась. – Холодная и вкусная. Попробуй. – Она плеснула водой Ростику в лицо.
   Он вытерся, вздохнул, стал смотреть дальше. Ниже корытца вода стекала еще в целый ряд плоских каменных уступов, сделанных последовательно, словно большая клепсидра. А потом по очень толково спрятанной под каменными плитами ложбине вытекала на третий уровень и уже оттуда уходила дальше к морю.
   – Интересно, – Ева вдруг погрустнела, – кто тут жил прежде? Я имею в виду тех, кто это все выстроил?
   – Кажется, я понимаю, – признался Рост. – Сначала – корытце с запасом питьевой воды для кухонных надобностей. Потом – для помывок и прочего. И в конце концов, для гигиены.
   – Думаешь, у них тут был ватерклозет? – удивилась Ева. Присмотрелась, вздохнула. – Может быть. Да, пожалуй… Как давно я видела такую штуку, – в ее голосе прозвучала ностальгия. Внезапно она усмехнулась. – А знаешь, давай переселимся сюда, отстроим дом…
   – Стоп, – удивился Ростик. – Как так – отстроим дом?
   – Обыкновенно. Тут же только стены возвести да обвалившийся подвал почистить. Волосатики за одну неделю управятся.
   – Ева, у нас обязанности. А кроме того, от Одессы далеко. И еще – я женат.
   Рыжеволосая красавица грустно улыбнулась. Вздохнула. Молча, сбивая камешки, попадающиеся ей под ноги, пошла по ступенькам наверх. Уже наверху она невнятно, как-то в четверть голоса, словно сама не хотела, чтобы это прозвучало вслух, но уже и не в силах удержать в себе, проговорила:
   – А вторая жена тебе не нужна?
   Рост сделал вид, что ничего не слышал. Он неожиданно разозлился. На себя, за то, что допустил те мысли, которые у него возникли, когда они топали сюда, на Еву, которая пришла и вдруг так решительно, по-хозяйски стала смущать его в общем-то налаженную жизнь. На эти развалины… За то, что они тут стояли и свидетельствовали о давно прошедшей, неизвестной, но некогда кипящей и, вероятно, удобной жизни. В конце концов он разозлился даже на дваров, которые сначала принесли дань, а потом стали палить из пушек, заставив их сделать эту вынужденную посадку.
   Они пошли к морю, спустились сразу к воде, зашагали в сторону отдаленных гравилетов, около которых суеты уже не было. Видимо, работа по тушению пожара подошла к концу.
   – Ладно, – вдруг жестко произнесла Ева. – Забудь, что я там наговорила.
   – Нет, – ответил Рост. – Забывать не собираюсь.
   – Почему? Мало ли… глупостей в голову забредает? У тебя их, что ли, не бывает?
   – Бывает, – согласился Ростик. – Но… Что сказано, то и останется.
   Ева посмотрела на него, хлопая огромными глазищами с мохнатыми ресницами. Удивительно, подумал Ростик, сама рыжая, как лисица, а ресницы темные.
   – Гринев, да ты и в самом деле суров, – с удивлением протянула она. – Я думала, это поза такая, а ты… Оказывается, все настоящее.
   – Мне нужно над этим подумать, – признался Ростик. – И вовсе не суров я, просто у нас в семье так… не принято. Понимаешь? – Он помолчал и досказал уже совсем то, о чем думал: – А за то, что ты это все проговорила, – спасибо. Это… может оказаться очень важным.
   – Для тебя или для нас обоих? – быстро, даже немного хищно поинтересовалась Ева.
   – Пока не знаю, – ответил Ростик. – И ответить тебе не могу.
   – Ладно, – почти спокойно покорилась Ева. – Пошли скорее, видишь, ребята нам машут, наверное, лететь пора.
   – Пошли, – согласился Рост.
   И внезапно он подумал, что Ева, сама того не подозревая, навела его на одну очень простую идею. Нелепую, невероятную, но при том очень явственную. А именно – что с этими развалинами, с этим фундаментом не все будет теперь так просто. Что наступит время, и Рост снова окажется тут… И может быть, не просто так окажется.
   Как именно – он пока не знал. Но отчего-то был уверен, что со временем узнает. И до той поры оставалось не так уж долго.

Часть шестая
Изгнание

Глава 31

   Несмотря на огромные потребности в людях и материалах, возникшие при восстановлении Боловска после атаки черных треугольников, по специальному распоряжению Председателя на Бумажном холме шло строительство весьма внушительной крепости. Причем это была именно крепость, а не цеха для производства спирта и бумаги. Поэтому стройка велась от души, в две полные смены, с ночной подсветкой и обязательным патрулированием окружающей территории, потому что все опасались диких пернатиков, которые то и дело поджигали траву на противоположной стороне Цветной речки, а потом так же лихо исчезали.
   В отличие от прошлых лет, патрулирование велось с использованием гравилетов. Благо их стало куда больше, чем в ближайшее время должно было появиться пилотов, и даже больше, чем эти потребности в летающих лодках могло выдумать самое необузданное чиновничье воображение в Белом доме. К тому же и патронов было навалом, и топлива… В общем, патрулирование велось круглые сутки, словно другого дела у летунов не было. Только днем, когда пернатые были активны, приходилось летать в три лодочки, а ночью, когда эта активность спадала, хватало одной. А чтобы в темноте полуспящий пилот не разбился, в кресло второго летчика сажали волосатика, способного даже ночью определять высоту и замечать любое подозрительное шевеление травы.
   Сначала волосатики очень боялись летать рядом с пилотом. Но потом нашлись даже такие, которые с интересом приглядывали, как следует помогать пилоту, двигая рычагами. Киму, вероятно, скучающему по Винторуку, это показалось вполне нормальным. Но вот Ева на это ужасно ругалась. Ей все время казалось, что волосатый может неправильно оценить обстановку, начать править лодкой по-своему, и в итоге произойдет что-то непоправимое. Но волосатые эти подозрения никак не оправдывали, держались в машине робко, уважительно к людям, и если их просили «подержать» пилотские рычаги, то справлялись с этим в высшей степени корректно.
   Сначала эти эксперименты показались подозрительными и Ростику, который ввиду своей слабой пилотской техники летал только днем, и то, если их четвертого пилота, Леху Астахова, которого Ева персонально вздумала выучить на пилота хотя бы средней руки, «мотали» в Боловск. Происходило это потому, что полеты над бескрайним травным морем считались более трудным делом, чем бросок в город и обратно. Вот Леху и гоняли на этой несложной работе, учитывая его физическую подготовку. Но парнем он оказался толковым, старательным, а мускулы, как говорил Серегин, должны были «прийти».
   Что смущало Ростика, которому приказали исполнять должность коменданта, так это относительно медленное строительство Бумажной крепости. Вероятно, люди тут действительно не могли одновременно строиться и производить продукцию, хотя и делали спирт, и давили масло из каких-то семян, и «выкатывали» бумагу во «времянках», то есть в таких местах, где трава наиболее подходила для переработки в пульпу. Эти лагеря все время менялись, чтобы экономить силы на подносе самой травы, воды, а также на возне с отжимом, сушкой и прочим. Как-то так получалось, что люди Полдневья изобрели подобие подсечного земледелия, только «урожаем» было производство бумаги. Тем более что даже на относительно небольшом отрезке у реки – километров пятнадцать, не больше – эту траву никак не удавалось до конца использовать, все время вырастала новая.
   Конечно, охрана «времянок» тоже была морокой, и немалой, но для Ростика, одно время обеспечивавшего охрану фермеров, «разогнанных» на десятки километров, да еще и без антигравов, эти хлопоты не казались слишком утомительными – бывало и похуже.
   Так они и жили – мобильные лагеря под командованием неизменного Наум Акимыча, который со своими девицами и пацанами «сушил» бумажные листы, где-то в таких же «времянках» работали спиртовики и давильщики масла, крепость медленно, но все-таки подрастала, обещая превратиться к зиме в настоящее фортификационное сооружение, позволяющее контролировать практически всю границу по Цветной реке. Кстати, строителям довольно быстро прислали командира, того самого плешивого бригадира, который перестраивал Ростиков дом по предложению Шира Марамода и который, получив повышение, предложил всем величать его уже «прорабом». В действительности же звали его Иван Васильевич Козелков. Фамилия была, следует честно признать, «говорящая» и мигом объяснившая тягу этого немолодого уже человека определять себя через профессию. Впрочем, и к этому прозвищу довольно скоро все привыкли, а со временем оно показалось даже разумным.