Страница:
Николай Басов
Закон военного счастья
Часть первая
Проигранная война
Глава 1
Весна должна была вот-вот кончиться. А может, уже и кончилась, Ростик не очень хорошо представлял себе, когда тут, в Водном мире, весна по-настоящему сменяется летом. По схеме, предложенной, кажется, тысячу лет назад, в первую осень после Переноса Боловска в Полдневье, стояло двадцатое мая. Если учесть, что недель в каждом месяце тут было три, завтра возникал последний день мая, а через тройку деньков – условного второго июня – можно будет отметить и день Переноса. Третью годовщину.
Ох-хо, сколько в этом было трудов – в том, чтобы живым и почти нормальным дойти до сегодняшнего дня, сколько смертей своих друзей и подчиненных он видел и сколько смертей еще увидит, прежде чем действительно эту дату сможет встретить…
Положение у них было скверным. Конечно, за три прошедших года бывало и похуже, но никогда еще так явно он не ощущал, что война проиграна, что самое лучшее, что они могут сделать, – удрать без оглядки. Вот только удирать не получается. И начальство не расположено, да и в самом деле – неясно, что дальше делать, если человечество не сумеет укрепиться тут, на краю безмерного, кажется, торфяника, не сумеет обеспечить себя хотя бы этим топливом.
Но торф – он и есть торф, а проигранная война – страшнее любого энергетического голода. Впрочем, это еще предстояло выяснить на совещании, которое торжественно затеял этот… Ростик мысленно выругался, но тут же взял себя в руки.
Его звали Веннеамин Лурьевич Каратаев, кстати, тот самый мужичок, которого им чуть было не навязали в начальники, еще когда они открыли Одессу. Плешивый, зачесывающий длинные боковые волосы поперек лысины, чтобы хоть немного прикрыть кожу на макушке, суетливый, с красноватыми крысиными глазками, пухленький, чрезмерно говорливый. У начальства в таком авторитете, что, когда было решено в начале прошлого лета устроить большую разведку тут, в восьмидесяти километрах от Перевала, и в сорока от каменной полки, отходящей от Олимпийской гряды, на единственной в округе скале, возвышающейся на десяток метров над безбрежными болотами, – его и сделали главным.
Да таким, что все уже через пару недель чуть не слезами рыдали… Но для начальства он оставался самым толковым руководителем. Ему приписывались все достижения, он, и только он якобы обеспечивал все победы, успехи и реальные результаты…
Стоп, подумал Ростик, глядя из бойницы крепости на Скале на болота, на цветущие откосы скального плато, на озера и лужицы, сверкающие ослепительным на солнце блеском под серым небом мира Вечного Полдня. Не стоит так раскисать, не нужно тратить из-за такой ерунды столько нервных клеток. И все-таки… Это была не такая уж и ерунда – это была проигранная война, он знал это, ощущал настолько реально, что мог лишь удивляться, почему этого не видят другие.
– Ты идешь? – раздался под гулкими сводами, построенными с использованием каменного литья Гошодов, голос старшины Квадратного.
Ростик оглянулся. Старшина в своих глухих доспехах, которые в последнее время почему-то перестал снимать даже в крепости, выглядел усталым. Не может быть, чтобы он не осознавал этого поражения, подумал Рост, а на совещании наверняка будет помалкивать. Будет отнекиваться тем, что он просто старшина, что стратегия – дело офицеров, то есть его, Ростика, и, конечно, черт их дери, руководителей.
– Как ты догадался, что я тут?
– Ты всегда, когда хочешь сосредоточиться, сюда уходишь. Уже месяца три, еще с зимы. Не замечал?
Ростик удивился, он в самом деле, когда дела пошли не очень хорошо, стал уединяться в этой галерее, но объяснял это отнюдь не тягой к раздумьям.
– Отсюда вид на болота изумительный, – пояснил он. – Так и хочется вырваться из крепости, расплескать тину, лужи. Подышать свежим воздухом. Видишь, вон на том островке сизо-красные разводы. Это цветут орхидеи.
Квадратный подошел и совсем не по-подчиненному пихнул под лопатку.
– Пойдем уж, будут тебе… орхидеи.
Они вышли из галереи, проложенной вдоль бойниц, спустились на второй этаж, где находились жилые и служебные помещения. Тут было безопасней всего, потому тут и разместилось начальство, потеснив лазарет, в котором пока было много пустых коек, общую солдатскую комнату и офицерскую караулку.
Начальство уже собралось. Ввиду сложности ситуации, все сидели с лицами, на которых читалось желание немедленно разрешить все проблемы человеческой цивилизации Полдневья. Главным был, конечно, Председатель – на серьезные совещания в крепость на Скале он еще прилетал, видимо, считал ее своим детищем. Был, разумеется, и Каратаев. Его как прислали в конце зимы, так он тут и сидел… Впрочем, об этом пока не будем, решил Рост. Была и Галя Бородина, сестра того самого парня, с которым Ростик осваивал Одессу два года назад, который был командиром добытчиков металла и которого за окладистую темную бороду прозвали Бородой. Сестру, в отличие от брата, не любили и кличку ей дали – Бородавка. Ростик не знал, прижилось ли прозвище, но про себя пользовался им частенько.
Галина была той еще штучкой – сердитой, остренькой на язык, неумной. Но с хваткой и апломбом. К счастью, сегодня ее можно было в расчет не брать.
Вот так, вот и все, тоскливо подумал Ростик. Эти три человека и примут решение, которое придется исполнять ему и его ребятам. Мало, очень мало. И глупо – эти люди не понимали, что тут происходит, и способны исказить ситуацию так, что решение будет неправильным. А неправильные решения тут, в Полдневье, искупаются кровью, только кровью.
– Рассаживайтесь, товарищи, – предложил Рымолов, не вставая. – Давайте начнем, в самом деле, я хотел еще сегодня отбыть на Перевал, а значит, решение наконец должно быть принято. – Он со значением посмотрел на Ростика.
– Думаю, Арсеньич, мы его и примем, – медленно проговорила Галя. Она всегда говорила очень медленно. Ростик подозревал, что не по медленности мышления, а просто для того, чтобы ее реже спрашивали. Если так, она своей цели добилась, к ней обращались лишь в исключительных случаях.
– Тогда, Гринев, слушаем твой доклад как коменданта крепости.
Ростик еще не знал, как именно донести до руководства свою тревогу. Поэтому на всякий случай спросил:
– Конкретно или с пониманием всей военной ситуации в целом?
– В целом, – упредил начальство Каратаев.
– Тогда так. – Ростик быстро посмотрел на стену, где стилом по воску были нарисованы окрестности, но решил изображением не пользоваться. – Когда в начале прошлого лета мы нашли эту скалу и невероятно большие запасы чистого, очень сухого по местным меркам торфа, было принято решение строить тут крепость.
– Не надо от начала времен, – нахмурился Рымолов. – Мы знаем, что было прежде.
– Нет, Арсеньич, полагаю, что ошибка была сделана тогда, и, чтобы ее не повторять, я лучше проговорю ситуацию с «начала времен». – Он подождал, новых протестов не было. – Тогда, как известно, были предложены две тактики нашего поведения. Первая, которую предложил я, – создание летучих групп, которые режут торф то тут, то там, в разных местах, охраняемые довольно сильными, подвижными отрядами. Это не позволяло бы пернатым бегимлеси создать перевес сил, потому что им для маневра требовалось бы время и мы бы уходили от решающего столкновения. Вместе с тем это обеспечивало бы нас топливом, потому что на самом деле торфяников тут – едва ли не сорок процентов территории, есть где развернуться и где нарезать его даже не тысячами – миллионами тонн, в таком количестве, что главной была бы не проблема заготовки, а проблема транспортировки его к Перевалу.
– И все-таки ближе к делу, – высказался Рымолов. – Вторая тактика заключалась в традиционном усилении именно тут, на Скале, строительстве мощной крепости и удержании ее силами до двух рот. Разумеется, охрана работающих на торфяниках бакумуров, вывоз топлива по стационарной, единственной тут дороге – широким крюком, с заходом на восток и последующим возвращением по каменному подножию гряды на запад, к Перевалу. Обходится это не очень дешево, но с тех пор, как грузовики были переоборудованы под спиртовое топливо, я постоянно слышал заверения, что с транспортом проблем не будет. Зимой, то есть более полугода после нашего тут обустройства, оказалось, что транспорт не обеспечивает вывоз торфа по одной простой причине – пернатые знают путь, которым ходят машины, потому что он единственный, и устраивают засады на караваны.
– Мне говорили военные аналитики, – веско высказалась Галина, – что, даже если бы мы использовали летучие отряды, пернатые все равно могли бы перехватывать грузовики с торфом, только ближе к Перевалу. Потому что Перевал – единственный из известных нам проходов через Олимпийскую гряду.
– У Перевала нашему гарнизону из крепости было бы легче справляться с любыми отрядами пернатых просто потому, что он ближе к главной базе. А сейчас, когда нападения могут совершаться по всему маршруту, нам приходится держать при караване такие дополнительные силы, что… Что транспортировка становится бессмысленной – мы не столько торф возим, сколько охрану. – Ростик посмотрел на Рымолова, тот сидел с неподвижным лицом. Но был еще спокоен. – Такой ситуация была пару недель назад. Сейчас, я утверждаю со всей ответственностью, мы столкнулись с ее качественным изменением. Потому что пернатые подтянули силы и готовят длительную осаду нашей крепости. И, безусловно, возьмут ее.
– Откуда такая уверенность? – спросил Каратаев. – Откуда вообще, Гринев, у тебя такие категоричные мнения? Ситуация, как ты говоришь, еще не созрела, еще даже не определилась, а ты…
– Я умею прогнозировать, – сказал Ростик. О том, что он умеет не только прогнозировать, но и предсказывать будущее едва ли не мистическим способом, лучше было не заикаться. Сейчас это могло только помешать.
– И что же нам делать? – спросил Рымолов. Он понял, что имел в виду Ростик, он один из немногих, кто верил в его дар и даже не раз планировал масштабные действия, используя Ростиковы прозрения.
– Они не дадут нам больше резать торф, потому что считают эту территорию своей. И чтобы они перестали так считать, ее нужно завоевать. – Ростик помолчал. – Перспектива большой войны меня не радует. И не потому, что мы к ней не готовы, а потому… В общем, все дело в маневренности. Раньше, когда болота стояли подмороженными, это было не так заметно. Теперь, с наступлением лета, когда болота развезло, выяснилось – без транспорта, надежного и, желательно, более быстрого, чем бегающие по трясине пернатые, сражаться с ними не следует. Мы потерпим поражение, и оно будет сокрушительным.
– Арсеньич, – взорвался Каратаев, – ты меня избавь от этой глупости. Ну, сам посмотри – они пернатые, у них один арбалет на десять бойцов, одно ружье на сорок, а то и больше вояк. А у нас тут стены в два метра толщиной, три этажа, сверху турельные установки против этих… летающих страусов. Что они могут нам сделать?
– Они что-нибудь придумают, – ответил вдруг старшина Квадратный.
– Нет, – покачал головой Ростик, – они уже что-то знают, что способно нас отсюда выкурить, как сурков из норы.
– Они дикие, что они могут знать? – делано удивилась Галя.
И Ростик, и Квадратный промолчали. Не зная деталей, на этот вопрос ответить было невозможно. Рост даже мельком подумал – а так ли она глупа, как хочет выглядеть? Уж очень ловко она подыгрывает Каратаеву, куда лучше, чем хотелось бы.
– Сколько в крепости солдат? – спросил Рымолов.
– Восемьдесят, считая нас, – тут же отозвался Квадратный. – Четырнадцать из них девушки.
– Дети?
– Детей пока нет, – ворчливо отозвался Ростик. – Еще чего – детей тут держать. В крепости на Перевале их было бы опасно держать, а тут – вообще недопустимо.
– Бакумуры?
– Около сотни, – отозвался старшина. – По полста душ в каждую рабочую смену. Командиров у них тоже двое, пока ведут себя послушно.
– Верят они нам, – отозвался Каратаев, будто это была его заслуга. – Дети у них есть?
– Конечно, – признал Ростик. – Почти два десятка волосатых детишек. И женщин больше половины. Когда вербовали диких бакумуров работать тут, то женщины первые шли – они у волосатиков падки на постоянный паек. – Он подумал и не смог справиться с собой, добавил с горечью: – Они рассчитывали на безопасность, а вместо этого мы…
– Сколько у нас тут продуктов? – Рымолов посмотрел на Ростика почти с жалостью. – Обмундирование, боеприпасы?
– Кормиться мы можем хоть до следующей зимы, – тут же высказался Каратаев. – А боеприпасов хватит на большую оборону.
– Впрочем, – прервал его жестом Рымолов, – это не проблема. Прижмут, будем на гравилетах подвозить. Сотню волосатиков и три взвода солдат уж как-нибудь обеспечить сможем.
– Это значит?.. – с надеждой спросил Каратаев.
– Это значит, – торжественно выговорил Председатель Рымолов, – мы остаемся. И даже если они не дадут нам пока резать и отправлять на нашу территорию торф, будем ждать, пока они ослабят давление. Нужно будет, станем резать его только зимой, а летом будем сидеть в осаде. – Он заметил выражение лица у Ростика и уже не в приказном, а в увещевательном тоне добавил: – Ты пойми, нам без топлива нельзя, мы уже не сможем остановить ни наши технологии, ни отопление зимой… Дрова взять у дваров мы не можем, вот и приходится выходить из положения торфом.
Слова его звучали безупречно. Но это была ошибка, та самая, которой боялся Ростик.
– Они нас обложат, собственно, уже обкладывают, и все люди, которых вы тут, Арсеньич, видите, очень скоро будут мертвы. Вот альтернатива вашему якобы взвешенному и разумному решению. А заготавливать торф тут все равно не удастся. И люди погибнут зря.
– Это не факт, – произнесла Галя и посмотрела на Ростика.
– Интересно, потом, когда все кончится не в нашу пользу, как ты будешь по ночам спать? – спросил ее Ростик. – Кошмаров не боишься?
– Стоп, – хлопнул по столу Рымолов. – Этого ты не говорил. – Подумал, посмотрел на Квадратного, на Каратаева. – Но с их накоплением на окрестных болотах что-то нужно делать.
– Нужно послать разведку, – тут же отозвался Каратаев. – Пусть Квадратный сходит, выяснит, может, все не так драматично, как нам тут Гринев рассказывает? Может, их вообще пара сотен, практически без оружия, с одними пращами?
– Пращи в руках пернатых – тоже оружие, – нехотя промямлил Квадратный.
– В «руках», – фыркнула Галя. – Еще скажи, что ты их боишься.
– Боюсь, – легко согласился старшина. – Потому что знаю, как хрупки мои кости, как медленна реакция, как слабы мускулы. Боюсь, потому что дрался с ними.
– Но ведь победил? – ответила Галя, она считала, что парировала реплику Квадратного.
– По-моему, все ясно, – решил высказаться Каратаев. – Старшина, бери двадцать человек, вооружай их как хочешь и отправляйся на разведку.
– Двадцать? – удивился Ростик.
– Мало двадцати, пусть возьмет сорок.
– Я против… – начал было Рост, но его уже не слушали.
– Отправить на разведку гравилет мы все равно не можем, – отозвался Каратаев. – Нет у нас сейчас свободного гравилета. Да вы сами говорили, что воздушная разведка тут мало что дает – они слишком хорошо умеют маскироваться.
– Да, – решил наконец Председатель. – Квадратный, готовь разведку. И гоните доклад гелиографом в Перевальскую крепость.
– Тогда уж я сам… – попытался Ростик.
– Ты не веришь в успех, – покачал головой Каратаев. – И кто-то должен остаться тут. А кто, спрашивается, если не командир гарнизона?
К сожалению, все в самом деле было решено. Как Ростик и подозревал, эти люди направили его подчиненных к гибели кратчайшим путем.
Ох-хо, сколько в этом было трудов – в том, чтобы живым и почти нормальным дойти до сегодняшнего дня, сколько смертей своих друзей и подчиненных он видел и сколько смертей еще увидит, прежде чем действительно эту дату сможет встретить…
Положение у них было скверным. Конечно, за три прошедших года бывало и похуже, но никогда еще так явно он не ощущал, что война проиграна, что самое лучшее, что они могут сделать, – удрать без оглядки. Вот только удирать не получается. И начальство не расположено, да и в самом деле – неясно, что дальше делать, если человечество не сумеет укрепиться тут, на краю безмерного, кажется, торфяника, не сумеет обеспечить себя хотя бы этим топливом.
Но торф – он и есть торф, а проигранная война – страшнее любого энергетического голода. Впрочем, это еще предстояло выяснить на совещании, которое торжественно затеял этот… Ростик мысленно выругался, но тут же взял себя в руки.
Его звали Веннеамин Лурьевич Каратаев, кстати, тот самый мужичок, которого им чуть было не навязали в начальники, еще когда они открыли Одессу. Плешивый, зачесывающий длинные боковые волосы поперек лысины, чтобы хоть немного прикрыть кожу на макушке, суетливый, с красноватыми крысиными глазками, пухленький, чрезмерно говорливый. У начальства в таком авторитете, что, когда было решено в начале прошлого лета устроить большую разведку тут, в восьмидесяти километрах от Перевала, и в сорока от каменной полки, отходящей от Олимпийской гряды, на единственной в округе скале, возвышающейся на десяток метров над безбрежными болотами, – его и сделали главным.
Да таким, что все уже через пару недель чуть не слезами рыдали… Но для начальства он оставался самым толковым руководителем. Ему приписывались все достижения, он, и только он якобы обеспечивал все победы, успехи и реальные результаты…
Стоп, подумал Ростик, глядя из бойницы крепости на Скале на болота, на цветущие откосы скального плато, на озера и лужицы, сверкающие ослепительным на солнце блеском под серым небом мира Вечного Полдня. Не стоит так раскисать, не нужно тратить из-за такой ерунды столько нервных клеток. И все-таки… Это была не такая уж и ерунда – это была проигранная война, он знал это, ощущал настолько реально, что мог лишь удивляться, почему этого не видят другие.
– Ты идешь? – раздался под гулкими сводами, построенными с использованием каменного литья Гошодов, голос старшины Квадратного.
Ростик оглянулся. Старшина в своих глухих доспехах, которые в последнее время почему-то перестал снимать даже в крепости, выглядел усталым. Не может быть, чтобы он не осознавал этого поражения, подумал Рост, а на совещании наверняка будет помалкивать. Будет отнекиваться тем, что он просто старшина, что стратегия – дело офицеров, то есть его, Ростика, и, конечно, черт их дери, руководителей.
– Как ты догадался, что я тут?
– Ты всегда, когда хочешь сосредоточиться, сюда уходишь. Уже месяца три, еще с зимы. Не замечал?
Ростик удивился, он в самом деле, когда дела пошли не очень хорошо, стал уединяться в этой галерее, но объяснял это отнюдь не тягой к раздумьям.
– Отсюда вид на болота изумительный, – пояснил он. – Так и хочется вырваться из крепости, расплескать тину, лужи. Подышать свежим воздухом. Видишь, вон на том островке сизо-красные разводы. Это цветут орхидеи.
Квадратный подошел и совсем не по-подчиненному пихнул под лопатку.
– Пойдем уж, будут тебе… орхидеи.
Они вышли из галереи, проложенной вдоль бойниц, спустились на второй этаж, где находились жилые и служебные помещения. Тут было безопасней всего, потому тут и разместилось начальство, потеснив лазарет, в котором пока было много пустых коек, общую солдатскую комнату и офицерскую караулку.
Начальство уже собралось. Ввиду сложности ситуации, все сидели с лицами, на которых читалось желание немедленно разрешить все проблемы человеческой цивилизации Полдневья. Главным был, конечно, Председатель – на серьезные совещания в крепость на Скале он еще прилетал, видимо, считал ее своим детищем. Был, разумеется, и Каратаев. Его как прислали в конце зимы, так он тут и сидел… Впрочем, об этом пока не будем, решил Рост. Была и Галя Бородина, сестра того самого парня, с которым Ростик осваивал Одессу два года назад, который был командиром добытчиков металла и которого за окладистую темную бороду прозвали Бородой. Сестру, в отличие от брата, не любили и кличку ей дали – Бородавка. Ростик не знал, прижилось ли прозвище, но про себя пользовался им частенько.
Галина была той еще штучкой – сердитой, остренькой на язык, неумной. Но с хваткой и апломбом. К счастью, сегодня ее можно было в расчет не брать.
Вот так, вот и все, тоскливо подумал Ростик. Эти три человека и примут решение, которое придется исполнять ему и его ребятам. Мало, очень мало. И глупо – эти люди не понимали, что тут происходит, и способны исказить ситуацию так, что решение будет неправильным. А неправильные решения тут, в Полдневье, искупаются кровью, только кровью.
– Рассаживайтесь, товарищи, – предложил Рымолов, не вставая. – Давайте начнем, в самом деле, я хотел еще сегодня отбыть на Перевал, а значит, решение наконец должно быть принято. – Он со значением посмотрел на Ростика.
– Думаю, Арсеньич, мы его и примем, – медленно проговорила Галя. Она всегда говорила очень медленно. Ростик подозревал, что не по медленности мышления, а просто для того, чтобы ее реже спрашивали. Если так, она своей цели добилась, к ней обращались лишь в исключительных случаях.
– Тогда, Гринев, слушаем твой доклад как коменданта крепости.
Ростик еще не знал, как именно донести до руководства свою тревогу. Поэтому на всякий случай спросил:
– Конкретно или с пониманием всей военной ситуации в целом?
– В целом, – упредил начальство Каратаев.
– Тогда так. – Ростик быстро посмотрел на стену, где стилом по воску были нарисованы окрестности, но решил изображением не пользоваться. – Когда в начале прошлого лета мы нашли эту скалу и невероятно большие запасы чистого, очень сухого по местным меркам торфа, было принято решение строить тут крепость.
– Не надо от начала времен, – нахмурился Рымолов. – Мы знаем, что было прежде.
– Нет, Арсеньич, полагаю, что ошибка была сделана тогда, и, чтобы ее не повторять, я лучше проговорю ситуацию с «начала времен». – Он подождал, новых протестов не было. – Тогда, как известно, были предложены две тактики нашего поведения. Первая, которую предложил я, – создание летучих групп, которые режут торф то тут, то там, в разных местах, охраняемые довольно сильными, подвижными отрядами. Это не позволяло бы пернатым бегимлеси создать перевес сил, потому что им для маневра требовалось бы время и мы бы уходили от решающего столкновения. Вместе с тем это обеспечивало бы нас топливом, потому что на самом деле торфяников тут – едва ли не сорок процентов территории, есть где развернуться и где нарезать его даже не тысячами – миллионами тонн, в таком количестве, что главной была бы не проблема заготовки, а проблема транспортировки его к Перевалу.
– И все-таки ближе к делу, – высказался Рымолов. – Вторая тактика заключалась в традиционном усилении именно тут, на Скале, строительстве мощной крепости и удержании ее силами до двух рот. Разумеется, охрана работающих на торфяниках бакумуров, вывоз топлива по стационарной, единственной тут дороге – широким крюком, с заходом на восток и последующим возвращением по каменному подножию гряды на запад, к Перевалу. Обходится это не очень дешево, но с тех пор, как грузовики были переоборудованы под спиртовое топливо, я постоянно слышал заверения, что с транспортом проблем не будет. Зимой, то есть более полугода после нашего тут обустройства, оказалось, что транспорт не обеспечивает вывоз торфа по одной простой причине – пернатые знают путь, которым ходят машины, потому что он единственный, и устраивают засады на караваны.
– Мне говорили военные аналитики, – веско высказалась Галина, – что, даже если бы мы использовали летучие отряды, пернатые все равно могли бы перехватывать грузовики с торфом, только ближе к Перевалу. Потому что Перевал – единственный из известных нам проходов через Олимпийскую гряду.
– У Перевала нашему гарнизону из крепости было бы легче справляться с любыми отрядами пернатых просто потому, что он ближе к главной базе. А сейчас, когда нападения могут совершаться по всему маршруту, нам приходится держать при караване такие дополнительные силы, что… Что транспортировка становится бессмысленной – мы не столько торф возим, сколько охрану. – Ростик посмотрел на Рымолова, тот сидел с неподвижным лицом. Но был еще спокоен. – Такой ситуация была пару недель назад. Сейчас, я утверждаю со всей ответственностью, мы столкнулись с ее качественным изменением. Потому что пернатые подтянули силы и готовят длительную осаду нашей крепости. И, безусловно, возьмут ее.
– Откуда такая уверенность? – спросил Каратаев. – Откуда вообще, Гринев, у тебя такие категоричные мнения? Ситуация, как ты говоришь, еще не созрела, еще даже не определилась, а ты…
– Я умею прогнозировать, – сказал Ростик. О том, что он умеет не только прогнозировать, но и предсказывать будущее едва ли не мистическим способом, лучше было не заикаться. Сейчас это могло только помешать.
– И что же нам делать? – спросил Рымолов. Он понял, что имел в виду Ростик, он один из немногих, кто верил в его дар и даже не раз планировал масштабные действия, используя Ростиковы прозрения.
– Они не дадут нам больше резать торф, потому что считают эту территорию своей. И чтобы они перестали так считать, ее нужно завоевать. – Ростик помолчал. – Перспектива большой войны меня не радует. И не потому, что мы к ней не готовы, а потому… В общем, все дело в маневренности. Раньше, когда болота стояли подмороженными, это было не так заметно. Теперь, с наступлением лета, когда болота развезло, выяснилось – без транспорта, надежного и, желательно, более быстрого, чем бегающие по трясине пернатые, сражаться с ними не следует. Мы потерпим поражение, и оно будет сокрушительным.
– Арсеньич, – взорвался Каратаев, – ты меня избавь от этой глупости. Ну, сам посмотри – они пернатые, у них один арбалет на десять бойцов, одно ружье на сорок, а то и больше вояк. А у нас тут стены в два метра толщиной, три этажа, сверху турельные установки против этих… летающих страусов. Что они могут нам сделать?
– Они что-нибудь придумают, – ответил вдруг старшина Квадратный.
– Нет, – покачал головой Ростик, – они уже что-то знают, что способно нас отсюда выкурить, как сурков из норы.
– Они дикие, что они могут знать? – делано удивилась Галя.
И Ростик, и Квадратный промолчали. Не зная деталей, на этот вопрос ответить было невозможно. Рост даже мельком подумал – а так ли она глупа, как хочет выглядеть? Уж очень ловко она подыгрывает Каратаеву, куда лучше, чем хотелось бы.
– Сколько в крепости солдат? – спросил Рымолов.
– Восемьдесят, считая нас, – тут же отозвался Квадратный. – Четырнадцать из них девушки.
– Дети?
– Детей пока нет, – ворчливо отозвался Ростик. – Еще чего – детей тут держать. В крепости на Перевале их было бы опасно держать, а тут – вообще недопустимо.
– Бакумуры?
– Около сотни, – отозвался старшина. – По полста душ в каждую рабочую смену. Командиров у них тоже двое, пока ведут себя послушно.
– Верят они нам, – отозвался Каратаев, будто это была его заслуга. – Дети у них есть?
– Конечно, – признал Ростик. – Почти два десятка волосатых детишек. И женщин больше половины. Когда вербовали диких бакумуров работать тут, то женщины первые шли – они у волосатиков падки на постоянный паек. – Он подумал и не смог справиться с собой, добавил с горечью: – Они рассчитывали на безопасность, а вместо этого мы…
– Сколько у нас тут продуктов? – Рымолов посмотрел на Ростика почти с жалостью. – Обмундирование, боеприпасы?
– Кормиться мы можем хоть до следующей зимы, – тут же высказался Каратаев. – А боеприпасов хватит на большую оборону.
– Впрочем, – прервал его жестом Рымолов, – это не проблема. Прижмут, будем на гравилетах подвозить. Сотню волосатиков и три взвода солдат уж как-нибудь обеспечить сможем.
– Это значит?.. – с надеждой спросил Каратаев.
– Это значит, – торжественно выговорил Председатель Рымолов, – мы остаемся. И даже если они не дадут нам пока резать и отправлять на нашу территорию торф, будем ждать, пока они ослабят давление. Нужно будет, станем резать его только зимой, а летом будем сидеть в осаде. – Он заметил выражение лица у Ростика и уже не в приказном, а в увещевательном тоне добавил: – Ты пойми, нам без топлива нельзя, мы уже не сможем остановить ни наши технологии, ни отопление зимой… Дрова взять у дваров мы не можем, вот и приходится выходить из положения торфом.
Слова его звучали безупречно. Но это была ошибка, та самая, которой боялся Ростик.
– Они нас обложат, собственно, уже обкладывают, и все люди, которых вы тут, Арсеньич, видите, очень скоро будут мертвы. Вот альтернатива вашему якобы взвешенному и разумному решению. А заготавливать торф тут все равно не удастся. И люди погибнут зря.
– Это не факт, – произнесла Галя и посмотрела на Ростика.
– Интересно, потом, когда все кончится не в нашу пользу, как ты будешь по ночам спать? – спросил ее Ростик. – Кошмаров не боишься?
– Стоп, – хлопнул по столу Рымолов. – Этого ты не говорил. – Подумал, посмотрел на Квадратного, на Каратаева. – Но с их накоплением на окрестных болотах что-то нужно делать.
– Нужно послать разведку, – тут же отозвался Каратаев. – Пусть Квадратный сходит, выяснит, может, все не так драматично, как нам тут Гринев рассказывает? Может, их вообще пара сотен, практически без оружия, с одними пращами?
– Пращи в руках пернатых – тоже оружие, – нехотя промямлил Квадратный.
– В «руках», – фыркнула Галя. – Еще скажи, что ты их боишься.
– Боюсь, – легко согласился старшина. – Потому что знаю, как хрупки мои кости, как медленна реакция, как слабы мускулы. Боюсь, потому что дрался с ними.
– Но ведь победил? – ответила Галя, она считала, что парировала реплику Квадратного.
– По-моему, все ясно, – решил высказаться Каратаев. – Старшина, бери двадцать человек, вооружай их как хочешь и отправляйся на разведку.
– Двадцать? – удивился Ростик.
– Мало двадцати, пусть возьмет сорок.
– Я против… – начал было Рост, но его уже не слушали.
– Отправить на разведку гравилет мы все равно не можем, – отозвался Каратаев. – Нет у нас сейчас свободного гравилета. Да вы сами говорили, что воздушная разведка тут мало что дает – они слишком хорошо умеют маскироваться.
– Да, – решил наконец Председатель. – Квадратный, готовь разведку. И гоните доклад гелиографом в Перевальскую крепость.
– Тогда уж я сам… – попытался Ростик.
– Ты не веришь в успех, – покачал головой Каратаев. – И кто-то должен остаться тут. А кто, спрашивается, если не командир гарнизона?
К сожалению, все в самом деле было решено. Как Ростик и подозревал, эти люди направили его подчиненных к гибели кратчайшим путем.
Глава 2
Ростик еще не привык к этому – обязанности ждать тех, кто ушел на разведку, скорее всего в бой. Он еще не научился понимать неизбежность этого, все еще винил себя за то, что остается в безопасности, когда другие рискуют жизнями. А может, причиной его нервозности было стойкое убеждение, что он все сделал бы лучше – и точнее прошел бы по намеченному маршруту, и меры безопасности принял бы более здраво, и заметил бы во время разведки больше деталей.
Хотя сделать что-то лучше Квадратного – это, что ни говори, было в высшей степени сомнительно. Старшина вообще стал первоклассным бойцом, какого поискать – и не только среди людей.
Значит, нужно просто ждать. Иногда можно подходить к карте – сделанной на глухой стенке в виде большой восковой таблицы, куда по распоряжению Ростика все разведчики заносили ориентиры, данные о новых залежах торфа, местах его разработки. А впрочем, очень большим разнообразием эта карта не отличалась – торф тут был везде, слоем не меньше трех-четырех метров, иногда больше десяти, хотя совсем глубоко они не копали – поднималась вода. Равнина и болотины, иногда даже с трясиной, тоже простирались на все четыре стороны света. И все-таки карта помогала в таких случаях, как сейчас.
Ростик посмотрел на нее, отметил точку километрах в двадцати – тут, по предварительному согласованию, должна состояться первая ночевка группы. С того места, где стояла крепость на Скале, все чаще в неофициальных разговорах называемая Пентагоном, за сходство общего плана с американским военным ведомством, их место должно было просматриваться. Но к вечеру этого дня, последнего дня мая, над лужами и протоками Водяного мира поднялся какой-то ехидный туман. И Рост сомневался, что его сумеют «пробить» даже сигнальные ракеты.
Гулко затопали шаги по коридору. Рост обернулся. В свете пары масляных плошек, которые заменяли в этой лишенной естественного света комнате слишком чадящие факелы, появился Каратаев. За ним, как на привязи, шел мужичок, неизвестно кем прозванный Герундием. Тип это был интересный – массивный, но довольно быстрый, трусоватый, но иногда забирающийся в такие места, куда без опаски даже Квадратный не решался ходить. Говорили, что он бывший милиционер, за что-то уволенный, потом ставший кем-то вроде подпевалы Каратаева, его адъютантом, денщиком, а иногда и телохранителем. Вернее, воображаемым телохранителем, потому что, по мнению Ростика, встреча с какой-нибудь бакумурской мамашей, окруженной выводком волосатеньких детей, не грозила немедленной смертью, но уж Герундий изображал из себя героя на полную катушку – выпячивал грудь, загораживал своего начальника, который был ниже его на двадцать сантиметров, и не выпускал из рук двух наганов, кобуры к которым носил на поясе спереди, как немец.
– От старшины донесений не поступало? – спросил Каратаев и сел за стол, величественно и как бы устало протерев кулаком подбородок.
– Ты же знаешь, что нет, – ответил Рост. Он подумал, что в комнате сразу стало труднее дышать, но уйти вот так, едва эти двое вошли, значило бы продемонстрировать неуважение. А впрочем… – Ладно, вы тут посидите, а я наверх схожу, попробую высмотреть что-нибудь в тумане.
Он поднялся сначала на любимую южную галерею. Она шла вдоль самой короткой стены крепости – ее длина составляла всего-то метров двадцать. Две других были чуть не в сорок метров, а еще две около тридцати. И в самом деле, подумал Рост, наверное, сверху похоже на неравносторонний Пентагон.
Но он тут же забыл об этом. Достал бинокль, протер краем рукава большие линзы, приспособил прибор к глазам. Нет, ничего – туман и темень. И все-таки он смотрел, смотрел и почему-то считал участившийся пульс. Тут, в Полдневье, у многих появилась привычка незаметно, но очень точно отсчитывать короткие промежутки времени. Кто-то умел, не задумываясь, определять время до десяти минут, кто-то до часа. Хотя на протяжении дня все равно все путались. Ростик иногда ошибался в наступлении ночи часа на два – кошмар для командира.
Вдруг в чернильно-мутной тьме он различил легкое, едва заметное дрожание света, которое сразу же погасло. Он сжал бинокль так, что у него заболела старая рана на руке. Потом приказал себе успокоиться, поднялся на главную смотровую башенку, устроенную на самой высокой точке крепости, где сходились все пять неодинаковых скатов крыши, сложенных из каменных плит. Здесь всегда дежурили трое-четверо наблюдателей. В темноте их было не очень хорошо видно.
– Кто тут? – спросил Ростик.
– Ефрейтор Михайлова и рядовой Михайлов, – доложила девушка, видимо, старшая не только по званию, но и по возрасту.
Так, женатики. Воспользовались уединением, что в крепости – редчайшая возможность, и я их спугнул. А впрочем – не дело. На посту нужно смотреть, слушать, наблюдать и думать. А не… Если бы тут была Любаня, ты бы знал, как поступить, подумал про себя Ростик. Но у тебя есть своя спальня, а у этих ребят только казарма.
– Где остальные?
– По моему распоряжению спустились вниз, за кипятком. Время уже к ужину.
– То, что следите за ужином, – нормально, ефрейтор. А то, что не наблюдаете за высланной разведкой, – очень плохо.
– Так ведь туман, товарищ командир, – отозвался парень. Так и есть, всего-то лет шестнадцать, еще голос не сломался до конца, а уже… Ох и плохо с ребятами, если до такого дошло.
– В туман-то и нужно смотреть, рядовой. К тому же – они сейчас жизнью рискуют. Понимаете?
– Мы тоже, – выдохнула девушка. В этом чувствовалась и усталость от бессмысленной, по ее понятиям, службы, и такое явное раздражение на командира, который явился не вовремя.
– Не дай бог, девушка, чтобы я тебе напомнил эти слова, – отозвался Ростик.
– Свет! – отозвался парень.
Теперь стало видно лучше – в том месте, где должна была находиться ночевка, горела осветительная ракета. Самое паршивое, что она была красная – уж цвет-то туман скрыть не мог. А красная, как всегда, была сигналом тревоги.
Ростик опустил голову. Потом поднял и заставил себя смотреть туда, где кипел бой. Теперь это не вызывало сомнения, слишком явственно вспыхивали лучи слитного огня лазерных ружей. И слишком часто на их фоне повторялись вспышки «сорвавшихся», как иногда говорили, выстрелов, когда лазерный шнур по непонятной причине разрывался всего лишь в полусотне метров от стрелка, как шаровая молния, как цветок очень жаркого огня.
– Как же так, – отозвалась девушка. – У них же были бакумуры, мы специально им десять волосатиков придали, чтобы…
– Чтобы что? – спросил Рост. Но ответа не дождался. – Без волосатиков их бы наверняка в ножи взяли. А так – они еще сопротивляются.
– До утра выстоят? – спросил парень.
– Не знаю, – отозвался Ростик. – Все зависит, сколько там пернатых и насколько решительно они навалились.
Но он уже знал, что их очень много, и навалились они зло – вспышки слились в общее зарево, без причины ребята так палить не будут.
– Может, ударить оставшимися силами? – спросила девушка. – Этим в тыл?
– Я думаю, они того и ждут, – печально произнес Рост. Теперь он знал, что все было ошибкой – и разведка с ночевкой в двадцати километрах от главной базы, и разъединение сил, и отсылка последнего гравилета с Рымоловым и сопровождавшей его девицей.
А еще он знал, что теперь не уснет. И ведь понимает, что ничего поделать нельзя, а будет сидеть тут и таращиться в темноту до самого утра.
– Так что же, мы будем тут, а они…
– Да, они будут умирать там, а мы останемся здесь, – жестче, чем хотелось, отозвался Ростик. – Это и есть война. А теперь помолчим. И усилить круговое наблюдение, я не хочу, чтобы пернатые и нас захватили на арапа.
Они не захватят. Крепость глухая, зашитая, как каменный мешок. Когда закрываются ворота, единственная возможность попасть внутрь – взобраться по стенам на крышу и попытаться пробиться к этой башенке, где они сейчас находились. Но взобраться сложно, стены сделаны с отрицательным наклоном, небольшим, но лестница, если она не до верха, будет бесполезна. На галереях через узкие бойницы и подавно не пролезть – там не всякая крыса сумеет просунуться, не то что пернатый, а вот выстрел в упор из них получить можно… Даже гравилеты садятся тут перед воротами, а потом их заводят внутрь на малой высоте.
Нет, на крепость они нападать не будут, для нас они придумали что-то другое, еще раз вздохнул Ростик. Мельком он вспомнил вчерашнее, с позволения сказать, совещание и тут же поскорее о нем забыл. А потом постарался вообще ни о чем не думать. Лишь смотрел во тьму, прислушивался к перекличкам часовых на галереях и считал время до рассвета.
Прошел примерно час после первой атаки, огонь затих. Часа через три он возобновился, уже чуть ближе. Но звуки по-прежнему не проходили в этой серой водяной взвеси. Это приближение немного обнадеживало, но не слишком. Ростик понимал, что к крепости не пробьется ни один из людей Квадратного. Не сможет пробиться, это просто не в человеческих силах… И подпускают их чуть ближе лишь для того, чтобы – чего на свете не бывает? – выманить из крепости спасательную вылазку и убить еще больше людей.
Незадолго перед рассветом пальба вспыхнула еще раз. Уже совсем близко, километрах в трех, примерно там, где обычно рабочие бакумуры резали торф. Там находилась очень хорошая – просторная и сухая – гряда торфяных валов до пяти метров высотой. Работать было легко и относительно безопасно – крепость-то рядом. Три километра по местным масштабам – плевое дело, двадцать минут бега даже в доспехах.
Теперь из тумана стали доноситься сухие, очень тихие выстрелы из лазерных пушек. Значит, ружьям они дают остыть, или у них патронов осталось в обрез, или… Это была самая паршивая идея – у старшины уже не осталось людей, которые управляются с ружьями.
Хотя сделать что-то лучше Квадратного – это, что ни говори, было в высшей степени сомнительно. Старшина вообще стал первоклассным бойцом, какого поискать – и не только среди людей.
Значит, нужно просто ждать. Иногда можно подходить к карте – сделанной на глухой стенке в виде большой восковой таблицы, куда по распоряжению Ростика все разведчики заносили ориентиры, данные о новых залежах торфа, местах его разработки. А впрочем, очень большим разнообразием эта карта не отличалась – торф тут был везде, слоем не меньше трех-четырех метров, иногда больше десяти, хотя совсем глубоко они не копали – поднималась вода. Равнина и болотины, иногда даже с трясиной, тоже простирались на все четыре стороны света. И все-таки карта помогала в таких случаях, как сейчас.
Ростик посмотрел на нее, отметил точку километрах в двадцати – тут, по предварительному согласованию, должна состояться первая ночевка группы. С того места, где стояла крепость на Скале, все чаще в неофициальных разговорах называемая Пентагоном, за сходство общего плана с американским военным ведомством, их место должно было просматриваться. Но к вечеру этого дня, последнего дня мая, над лужами и протоками Водяного мира поднялся какой-то ехидный туман. И Рост сомневался, что его сумеют «пробить» даже сигнальные ракеты.
Гулко затопали шаги по коридору. Рост обернулся. В свете пары масляных плошек, которые заменяли в этой лишенной естественного света комнате слишком чадящие факелы, появился Каратаев. За ним, как на привязи, шел мужичок, неизвестно кем прозванный Герундием. Тип это был интересный – массивный, но довольно быстрый, трусоватый, но иногда забирающийся в такие места, куда без опаски даже Квадратный не решался ходить. Говорили, что он бывший милиционер, за что-то уволенный, потом ставший кем-то вроде подпевалы Каратаева, его адъютантом, денщиком, а иногда и телохранителем. Вернее, воображаемым телохранителем, потому что, по мнению Ростика, встреча с какой-нибудь бакумурской мамашей, окруженной выводком волосатеньких детей, не грозила немедленной смертью, но уж Герундий изображал из себя героя на полную катушку – выпячивал грудь, загораживал своего начальника, который был ниже его на двадцать сантиметров, и не выпускал из рук двух наганов, кобуры к которым носил на поясе спереди, как немец.
– От старшины донесений не поступало? – спросил Каратаев и сел за стол, величественно и как бы устало протерев кулаком подбородок.
– Ты же знаешь, что нет, – ответил Рост. Он подумал, что в комнате сразу стало труднее дышать, но уйти вот так, едва эти двое вошли, значило бы продемонстрировать неуважение. А впрочем… – Ладно, вы тут посидите, а я наверх схожу, попробую высмотреть что-нибудь в тумане.
Он поднялся сначала на любимую южную галерею. Она шла вдоль самой короткой стены крепости – ее длина составляла всего-то метров двадцать. Две других были чуть не в сорок метров, а еще две около тридцати. И в самом деле, подумал Рост, наверное, сверху похоже на неравносторонний Пентагон.
Но он тут же забыл об этом. Достал бинокль, протер краем рукава большие линзы, приспособил прибор к глазам. Нет, ничего – туман и темень. И все-таки он смотрел, смотрел и почему-то считал участившийся пульс. Тут, в Полдневье, у многих появилась привычка незаметно, но очень точно отсчитывать короткие промежутки времени. Кто-то умел, не задумываясь, определять время до десяти минут, кто-то до часа. Хотя на протяжении дня все равно все путались. Ростик иногда ошибался в наступлении ночи часа на два – кошмар для командира.
Вдруг в чернильно-мутной тьме он различил легкое, едва заметное дрожание света, которое сразу же погасло. Он сжал бинокль так, что у него заболела старая рана на руке. Потом приказал себе успокоиться, поднялся на главную смотровую башенку, устроенную на самой высокой точке крепости, где сходились все пять неодинаковых скатов крыши, сложенных из каменных плит. Здесь всегда дежурили трое-четверо наблюдателей. В темноте их было не очень хорошо видно.
– Кто тут? – спросил Ростик.
– Ефрейтор Михайлова и рядовой Михайлов, – доложила девушка, видимо, старшая не только по званию, но и по возрасту.
Так, женатики. Воспользовались уединением, что в крепости – редчайшая возможность, и я их спугнул. А впрочем – не дело. На посту нужно смотреть, слушать, наблюдать и думать. А не… Если бы тут была Любаня, ты бы знал, как поступить, подумал про себя Ростик. Но у тебя есть своя спальня, а у этих ребят только казарма.
– Где остальные?
– По моему распоряжению спустились вниз, за кипятком. Время уже к ужину.
– То, что следите за ужином, – нормально, ефрейтор. А то, что не наблюдаете за высланной разведкой, – очень плохо.
– Так ведь туман, товарищ командир, – отозвался парень. Так и есть, всего-то лет шестнадцать, еще голос не сломался до конца, а уже… Ох и плохо с ребятами, если до такого дошло.
– В туман-то и нужно смотреть, рядовой. К тому же – они сейчас жизнью рискуют. Понимаете?
– Мы тоже, – выдохнула девушка. В этом чувствовалась и усталость от бессмысленной, по ее понятиям, службы, и такое явное раздражение на командира, который явился не вовремя.
– Не дай бог, девушка, чтобы я тебе напомнил эти слова, – отозвался Ростик.
– Свет! – отозвался парень.
Теперь стало видно лучше – в том месте, где должна была находиться ночевка, горела осветительная ракета. Самое паршивое, что она была красная – уж цвет-то туман скрыть не мог. А красная, как всегда, была сигналом тревоги.
Ростик опустил голову. Потом поднял и заставил себя смотреть туда, где кипел бой. Теперь это не вызывало сомнения, слишком явственно вспыхивали лучи слитного огня лазерных ружей. И слишком часто на их фоне повторялись вспышки «сорвавшихся», как иногда говорили, выстрелов, когда лазерный шнур по непонятной причине разрывался всего лишь в полусотне метров от стрелка, как шаровая молния, как цветок очень жаркого огня.
– Как же так, – отозвалась девушка. – У них же были бакумуры, мы специально им десять волосатиков придали, чтобы…
– Чтобы что? – спросил Рост. Но ответа не дождался. – Без волосатиков их бы наверняка в ножи взяли. А так – они еще сопротивляются.
– До утра выстоят? – спросил парень.
– Не знаю, – отозвался Ростик. – Все зависит, сколько там пернатых и насколько решительно они навалились.
Но он уже знал, что их очень много, и навалились они зло – вспышки слились в общее зарево, без причины ребята так палить не будут.
– Может, ударить оставшимися силами? – спросила девушка. – Этим в тыл?
– Я думаю, они того и ждут, – печально произнес Рост. Теперь он знал, что все было ошибкой – и разведка с ночевкой в двадцати километрах от главной базы, и разъединение сил, и отсылка последнего гравилета с Рымоловым и сопровождавшей его девицей.
А еще он знал, что теперь не уснет. И ведь понимает, что ничего поделать нельзя, а будет сидеть тут и таращиться в темноту до самого утра.
– Так что же, мы будем тут, а они…
– Да, они будут умирать там, а мы останемся здесь, – жестче, чем хотелось, отозвался Ростик. – Это и есть война. А теперь помолчим. И усилить круговое наблюдение, я не хочу, чтобы пернатые и нас захватили на арапа.
Они не захватят. Крепость глухая, зашитая, как каменный мешок. Когда закрываются ворота, единственная возможность попасть внутрь – взобраться по стенам на крышу и попытаться пробиться к этой башенке, где они сейчас находились. Но взобраться сложно, стены сделаны с отрицательным наклоном, небольшим, но лестница, если она не до верха, будет бесполезна. На галереях через узкие бойницы и подавно не пролезть – там не всякая крыса сумеет просунуться, не то что пернатый, а вот выстрел в упор из них получить можно… Даже гравилеты садятся тут перед воротами, а потом их заводят внутрь на малой высоте.
Нет, на крепость они нападать не будут, для нас они придумали что-то другое, еще раз вздохнул Ростик. Мельком он вспомнил вчерашнее, с позволения сказать, совещание и тут же поскорее о нем забыл. А потом постарался вообще ни о чем не думать. Лишь смотрел во тьму, прислушивался к перекличкам часовых на галереях и считал время до рассвета.
Прошел примерно час после первой атаки, огонь затих. Часа через три он возобновился, уже чуть ближе. Но звуки по-прежнему не проходили в этой серой водяной взвеси. Это приближение немного обнадеживало, но не слишком. Ростик понимал, что к крепости не пробьется ни один из людей Квадратного. Не сможет пробиться, это просто не в человеческих силах… И подпускают их чуть ближе лишь для того, чтобы – чего на свете не бывает? – выманить из крепости спасательную вылазку и убить еще больше людей.
Незадолго перед рассветом пальба вспыхнула еще раз. Уже совсем близко, километрах в трех, примерно там, где обычно рабочие бакумуры резали торф. Там находилась очень хорошая – просторная и сухая – гряда торфяных валов до пяти метров высотой. Работать было легко и относительно безопасно – крепость-то рядом. Три километра по местным масштабам – плевое дело, двадцать минут бега даже в доспехах.
Теперь из тумана стали доноситься сухие, очень тихие выстрелы из лазерных пушек. Значит, ружьям они дают остыть, или у них патронов осталось в обрез, или… Это была самая паршивая идея – у старшины уже не осталось людей, которые управляются с ружьями.