Мерфи страшно разволновалась:
   – Черт побери! Где были мои мозги? Дентон требовал твоего отстранения и жутко разозлился, увидев тебя в доме Макфинна. Вот почему он так быстро появлялся на месте каждого преступления. Он загодя знал, что кого-то убили.
   Сверху донеслись крики. Мы подняли глаза. Над центром ямы, обмякнув, словно тряпичная кукла, свисал Марконе. Тело раскачивалось и слегка подрагивало, когда черепушка встречалась с настилом.
   – Что за черт? – взвизгнула Мерфи.
   – Наживка, – ответил я. – Дентон подвесил его для Макфинна. Луп-Гару прыгнет на приманку, Дентон обрежет веревку, и ловушка захлопнется.
   – Вместе с нами? – тихо спросила Кэррин. – Святые угодники! Эта пакость окажется прямо здесь?
   – Дентон наверняка приготовил серебряные пули. Они подождут, пока Макфинн с нами разделается, а потом застрелят его. – Я посмотрел вверх. – Отличный план.
   – А нам-то что делать? – Мерфи крепко обхватила себя руками.
   Я дернул подбородком.
   – Не знаю.
   – Ничего не делать, – сказала Тера.
   Мы обернулись к ней. Один волчонок норовил сесть (кажется, Билли), но зашатался и снова упал. Зато он мог самостоятельно держать морду над водой.
   – Ничего не делать, – повторила Тера. – Мы проиграли.
   Я зажмурился, стараясь навести хоть какой-то порядок в голове. Боль и страх подождут. Нужен план. Возле меня дрожащим комочком примостилась Мерфи-Я распахнул пальто, накрыл ее полой и обнял. Никаких задних мыслей! Боже упаси! Просто моя подруга замерзает.
   Спустя еще секунду Кэррин заговорила – тихо-тихо, неуверенно. Что сталось с жестким, волевым тоном? В ее голосе почти звенели слезы:
   – Я много думала, Дрезден, и пришла к выводу, что ты не причастен к убийствам.
   Я слегка улыбнулся:
   – Очень великодушно с твоей стороны, Мёрф. Уж не фокусы ли Дентона тебя убедили?
   Она тоже улыбнулась, совсем чуть-чуть, и замотала головой:
   – Нет, Гарри. Из его фокусов понятно, что он хочет убить нас обоих. Разве я должна тебе верить только поэтому?
   – Он добивается моей смерти, Мёрф. Мало тебе?
   – Конечно, мало, – ответила она, глядя наверх. – У Дентона вообще обширные интересы.
   – Я чист, Мерфи. Вот тебе крест!
   – Одних клятв уже недостаточно, Гарри, – выдохнула она. – Слишком многие погибли. Мои люди и гражданские, которых я взялась защищать. Единственный способ обрести почву под ногами – арестовать тебя и остальных и потом распутывать клубок.
   – Нет. Ты не найдешь нужных доказательств, а суду предъявишь и того меньше. Мерфи, брось. Мы знаем друг друга тысячу лет. Могла бы поверить мне хотя бы сейчас?
   – Могла бы, – согласилась Мерфи. – Но после увиденного… после смертей, крови… Нет, Гарри. Я больше никому не верю. – Она снова улыбнулась. – Ты по-прежнему нравишься мне, Дрезден, но о доверии не проси.
   Хотел бы я ответить на ее улыбку, да растрепанные чувства в рай не пускают. И еще боль. Физическая и не только. Тупая, ноющая заноза в сердце. Я оплакиваю нашу дружбу и саму Мерфи. Ее бесконечное одиночество. Если бы я мог развеять горе близкого человека. Если бы мог…
   Стоит кинуться ей на выручку, и она в лучшем случае надает пинков. Мерфи из той породы людей, кто отвергнет любую помощь, от кого бы то ни было. Поэтому Кэррин сразила меня наповал, когда согласилась погреться под плащом.
   Я снова огляделся. Волчата немного оклемались. Они уже сидели, правда, с трудом и почти не двигаясь. А вот их предводительница, похоже, совсем скисла. Тера по-прежнему смотрела в одну точку, не меняя позы. Веревка с Марконе по-прежнему раскачивалась. Он не шевелился, однако мне почудился слабый стон наверху, я даже почувствовал к нему некоторую симпатию. Конечно, Марконе – ублюдок, каких поискать на белом свете, но участь ему досталась незавидная. Болтается там, как червяк на крючке. Обед для голодной акулы.
   Мерфи, «Альфа», Тера, Марконе. Они здесь из-за меня. И погибнут из-за меня. Я виновен в смерти бедолаги Кармайкла и других парней, да и Хендрикс на моей совести.
   Я обязан что-нибудь сделать. Обязан.
   – Надо выбираться, – сказал я Мерфи. – Помоги вылезти. Где наша не пропадала?
   – Ты имеешь в виду… – Она не договорила и перекрестилась, охваченная суеверным ужасом.
   Я кивнул. Сваренному раку кипяток нипочем.
   – Вроде того.
   – Ладно. Как мы тебя отсюда выпрем?
   – Мёрф, ты доверишься мне?
   Она поежилась:
   – А выбор есть?
   Я улыбнулся в ответ и встал на ноги. Вода звучно хлюпнула.
   – Надеюсь, дело выгорит.
   – Вдруг тебя подстрелят, когда ты покажешься?
   – А вот это вряд ли. Думаешь, они будут сидеть возле ямы и ждать Макфинна?
   – Поправь, если я ошибусь, – сказала Мерфи. – Мы попросту выталкиваем тебя наверх, и ты отправишься на поиски четырех прекрасно вооруженных агентов ФБР, которые, ко всему прочему, и волками оборачиваются, чтобы надрать им задницу, пока не появился страшный и зубастый Луп-Гару? А потом ты и ему навешаешь, хотя раньше ни полицейские кордоны, ни твои магические штучки не могли с ним справиться?
   – В точку.
   Мерфи смерила меня недоверчивым взглядом, пожала плечами и расхохоталась. Громко. Демонстративно. Затем вскочила и откинула со лба волосы.
   – Я думала, будет гораздо хуже.
   Откуда-то сверху донеслось мягкое урчание. Мерфи застыла. Ее глаза расширялись, расширялись…
   Я поднял голову. Очень медленно.
   Луп-Гару сидел на самом краешке ямы. Гора мускулов, рычащая и смертоносная. С бесчисленных клыков хлопьями падала пена. В зрачках, прикованных к «наживке», багровым пламенем отражалась луна. Земля под его когтями крошилась, словно песочное печенье. Я вздрогнул и немного оступился. По воде пошли волны. Зверь глянул вниз. Глазки оборотня превратились в два сверкающих клинка, и он издал хриплый, отвратительный вой.
   Отличная память у зверюги.
   Сердце заиграло безумное соло на ударных. Я и прежде сходил с ума от страха при одной мысли, что меня сжуют и проглотят, но теперь этот первобытный, животный ужас возродился с новой силой, сметая из головы любые планы и всякую надежду на спасение.
   – Это и есть твое «хуже»? – внезапно погрустнев, спросил я Мерфи.

Глава 32

   – Что ж, – сказал я ослабевшим от страха голосом, – веселого и правда мало.
   – Пистолет бы мой сюда, – решительным тоном заявила Мерфи. – Жаль, Гарри, не успели договорить.
   Я мельком взглянул на Теру. Чуть слышно поскуливая, к ней жалась маленькая волчица – та девочка с волосами цвета мышиной шкурки.
   – Закрой глазки, – мягко шепнула Тера и прикрыла ладонью волчью мордочку. Янтарный взгляд встретился с моим. Помертвевший. Обреченный. Пустой.
   Ради меня они бросили вызов смерти. Проклятие! Это нечестно! Мы забрались слишком далеко и слишком многим пожертвовали, чтобы пропасть ни за понюшку табаку на дне мерзкой ямы. Я осмотрелся по сторонам в поисках хоть малейшей лазейки. В который раз уже. Однако за последние несколько минут ничего здесь не изменилось. Волчья яма – ловушка до безобразия простая и чертовски действенная. Внизу надеяться не на что.
   Я поднял глаза:
   – Марконе! Джон, вы слышите меня?
   Спеленатая кукла вяло шевельнулась.
   – Что вам, мистер Дрезден?
   – Вы можете двигаться?
   Луп-Гару взревел, припал к земле и медленно пошел в обход вокруг ямы, сверкая глазищами то на меня, то на Марконе. Зверюге не терпелось разделаться с обоими, но для начала нужно сделать выбор.
   – Только шевелить рукой, – спустя какое-то время отозвался Марконе.
   – А ножичек, которым вы размахивали в гараже, не сохранился? – продолжал орать я.
   – Меня обыскивали. Нож, наверное, забрали.
   – Тьфу, пропасть! Марконе, вы жалкий, тупой ублюдок! На хрена связались с Дентоном? Теперь-то верите моим словам?
   «Кукла» задергалась в своих путах.
   – Да. Перед смертью люди не лгут. Сейчас я это понимаю, мистер Дрезден, – сухо ответил Марконе. – И попробую загладить вину.
   – Что вы делаете? Я пристально следил за перемещениями оборотня, не выпуская его из виду.
   – Пытаюсь дотянуться до другого ножа. Они его не нашли, – кряхтел Марконе. Наверху что-то блеснуло.
   Мерфи вплотную подошла ко мне.
   – Забудь об этом, – прошептала она. – Он перережет веревку и смоется, а нас оставит гнить здесь.
   – Не волнуйся, сгнить не успеем, – уточнил я. Впрочем, скорее всего Кэррин права.
   Между тем Марконе принялся потихоньку раскачивать веревку.
   – Ирония судьбы, – невозмутимо сказал он. – Я строил площадку, хотел подстеречь зверя, заманить его в яму. Приготовил сети. Думал, к утру все будет кончено.
   – А ловушка обернулась против вас, Джон?
   – Мистер Дрезден, я просил не называть меня так, – сварливо откликнулся гангстер.
   – Да чего уж! – Я махнул рукой, но в душе восхитился мужеством человека, который смеялся над собой, болтаясь, как переспелая груша.
   – Это самое укромное место в поместье, – продолжил Марконе. – Деревья заглушают любые звуки. На улице даже выстрелов не слышно, знаете ли. Весьма полезное качество.
   Он, не торопясь, раскачивался. Темный силуэт на фоне луны и звезд.
   – В гробу я видел такие качества.
   Луп-Гару посмотрел на меня и облизнулся. Я непроизвольно отступил. Я бы пятился и дальше, не окажись сзади стенка.
   – Поверьте, удобство несомненное.
   – Марконе, вы хоть чего-нибудь стыдитесь?
   – Разумеется. Однако это конфиденциальная информация. А сейчас, будьте добры, помолчите немного. Не отвлекайте меня.
   Он резко крутанул рукой. Металлический предмет рассек воздух и где-то далеко вверху вонзился в одну из веревок, державших помост. Хрясь! Веревка провисла. Помост, как пьяный, закачался вместе с Марконе. Гангстер несколько раз подпрыгнул на своих постромках, дергая площадку, которая все сильнее кренилась набок. Надрезанный канат лопнул. Освободившийся конец просвистел на ничтожном расстоянии от физиономии Марконе и упал прямо перед моим носом. Другой конец остался привязанным к основательно перекосившемуся помосту.
   Я обалдел.
   – Святые небеса! У него получилось, – пролепетала Мерфи.
   – На вашем месте я бы не стал мешкать, мистер Дрезден.
   После всех этих манипуляций спеленатая тушка Марконе здорово сместилась и теперь висела не строго над центром ямы, а гораздо ближе к «берегу». Мафиозо чуть шею не свернул, всматриваясь в Луп-Гару. Зверь сообразил, что добыча сама идет в лапы, и припустил рысцой по краю. Если оборотень и заметил веревку, свисающую над ямой, то виду не подал.
   Меня словно змея в задницу ужалила. Я схватил канат и влез на него, как обезьяна. Ногами отталкивался, а вытягивал себя в основном при помощи здоровой руки. И снова отталкивался, и снова вытягивал…
   Вскоре голова моя показалась над краем ямы. Отчаянный рывок вверх, и я уже начал взад-вперед раскачивать веревку, чтобы прыгнуть на землю. Канаты угрожающе скрипели под двойной нагрузкой. Ведь и Марконе рядышком болтается на тех же верев…
   – Дрезден! – заорал он. – Берегись!
   По правде говоря, в пылу спасательной операции я начисто забыл о Луп-Гару, а когда повернулся, на меня уже что-то летело. Я увидел сверкающие зрачки и разверстую пасть. Будь времени побольше, я бы и клыки запросто пересчитал. Но подсчеты такого рода вполне могут подождать. Я съехал вниз на несколько футов. Как летучая мышь-переросток, оборотень в непристойной позе пронесся над моей макушкой и с диким воем приземлился на другой стороне.
   Мои пальцы ослабели. Чуть живой от ужаса, я полез наверх, подгоняемый безрассудством, но еще больше отчаянием. Зверь развернулся и взял меня на прицел. Марконе свистнул. Навострив уродливые уши, «собачка» переключила внимание на него и почти сразу прыгнула. Я тоже прыгнул… на веревке. Марконе подбросило, и зверь промазал. Буквально на миллиметр. Впрочем, я не видел, какой толщины волосок отделял Марконе от смерти, потому что как раз в этот момент я завопил и сиганул к краю ямы.
   Надо было лучше раскачиваться… Я с размаху налетел животом на стенку, хотя уцепился за траву и избежал неминуемого падения. Я тянулся, я сучил ногами как припадочный, я верещал почище африканского гамадрила, однако же продвигался и продвигался вперед, пока не почувствовал, что могу встать.
   Луп-Гару заревел. Оглушительный рев оборотня поддержали крики из усадьбы. Наверное, Дентон со своей сворой все-таки следил за ловушкой. Впрочем, не до них сейчас. Есть противник посерьезнее.
   Вышеозначенный противник снова прыгнул. Я бросился бежать с тем расчетом, чтобы, когда оборотень приземлится, нас вновь разделяла бы яма. Моя задумка удалась лишь наполовину. Оборотень вспахал когтями землю, где я только что стоял, а расстояние меж нами – всего-навсего десять футов.
   Канат задергался. Мощным, красивым прыжком Тера выскочила из ямы и приникла к траве.
   – Беги, чародей! – рявкнула она. – Останови Дентона, или он всех перебьет. А я тут управлюсь.
   – С ума сошла! Он тебя сожрет.
   – Посмотрим.
   Она обернулась в громадную, черную с серебром, волчицу и с рычанием понеслась на Луп-Гару. Зверь сделал стойку, словно кот, завидевший мышь, и кинулся ей навстречу.
   Тогда-то я и увидел, чем отличается Тера от «Альфы», гексенвольфов и Луп-Гару. Их волчьи облики, кроме шерстяного костюма, роднит одна общая черта – немыслимая скорость движений. Тера – не только быстрая. Она полна грации, изящества и достоинства. Рядом с ней остальные оборотни смотрятся жалкими любителями, как беспородные псы рядом с чистокровной гончей. В Тере все соразмерно, все дышит согласием и ясной гармонией. Она оригинал, перед которым меркнут подделки.
   Луп-Гару рванулся к Тере. Та уклонилась, легкая как ветер, плавно скользнула под переднюю лапу оборотня и подставила плечо, через которое он и полетел вверх тормашками. Очухался, вскочил. Тера уже далеко. Стоит на том «берегу» ямы и насмешливо рычит.
   Прогремел выстрел. Пуля звонко щелкнула по дереву за моей спиной. Бенн сопроводила промах неистовой руганью. Постепенно человеческие интонации в ее голосе сменил звериный рык. Я услышал, что к лесочку стягиваются остальные гексенвольфы. Значит, пришла пора выпустить последнего игрока. Эту скамейку запасных я бы не тронул никогда, будь у меня хоть призрачная надежда на спасение иными средствами. Я не знаю, как это работает и что в конечном счете произойдет, но другого выхода нет.
   Я нехотя сунул руку под рубашку и коснулся волчьего пояса, который отобрал у Харриса в переулке.
   Он тихонько задрожал под пальцами, потеплел и будто ожил в ответ на прикосновение. Заструилась Сила. Я закрыл глаза, позволив темной мощи влиться в жилы, смешаться с болью, усталостью, страхом. Это оказалось так просто, проще обычных магических приемов. Я словно обрел второе сердце, жадное и нетерпеливое, каждый удар которого изгонял и страх, и боль, и усталость, оставляя взамен лишь яростную силу.
   Силу.
   – Lupus, – прошептал я. – Lupus, lupara, luperoso.
   Похоже, присказка не подействовала. По крайней мере никаких особенных перемен я не заметил. И когда открыл глаза, окружающий мир остался прежним, в точности таким, каким и должен быть по сути своей. Глубоким и сложным. Удивительно, почему я не замечал этого раньше.
   Теперь же мое зрение обострилось настолько, что я мог бы пересчитать волоски на голове волчицы, стоявшей в десяти футах к востоку. Я слышал стук ее сердца, слышал беспрерывное дыхание ночного ветра, тяжелое сопение федеральных агентов, топавших среди деревьев. Даже если бы внезапно взошло на небе солнце, и тогда видимая картинка не стала бы чище и яснее, чем сейчас, наполненная всеми оттенками синего, зеленого, пурпура и багрянца. Словно Господь выплеснул в непроглядную осеннюю ночь ведерко щедрых красок позднего лета.
   Я беззвучно усмехнулся и облизал клыки. Восхитительная ночь! Воздух пахнет кровью! Приближаются враги. Я чувствовал их острое желание убивать и чувствовал, как внутри моего собственного сердца вздымается та же нетерпеливая жажда. Потрясающе.
   Первой из зарослей вышла Бенн. Стремительная, сильная, но неуклюжая и очень глупая. Я сразу почуял ее возбуждение, граничащее с похотью. Она изнывала от желания и предвкушала, как бросится на кого-нибудь из этих двуногих, которые слишком тяжеловесны и неповоротливы, чтобы сопротивляться. Один бросок, и они уже корчатся, захлебываясь горячей кровью. Не угадала, голубушка. Я метнулся вперед и разорвал ее горло, прежде чем она успела понять, что произошло. Брызнула кровь. Бенн вскрикнула и завалилась на бок.
   Я не задел артерию, но девчонке и без того хреново: корчится, извивается, норовит уползти. Парочка метких укусов положила конец ее нелепым телодвижениям. С вырванными сухожилиями не порезвишься.
   Меня затрясло от злорадства. Сучка, вся как на ладони. Здесь я царь и бог. Захочу – убью, захочу…
   Волна бешеного восторга едва не вознесла меня к звездам, к сверканию поднебесной славы. Ее жизнь, ее кровь – мои. Право победителя не оспаривается. Это закон. И я получу свой трофей. Я шагнул вперед, чтобы прикончить суку.
   Сосновые ветки затрещали, и на полянку с тяжелым сопением вывалился Уилсон. Преображенный. Я плавно ушел в сторону, избегая столкновения, а Бенн зарычала и укусила его, плохо соображая, что к чему. Укусила почти непроизвольно. Потеряв самообладание, Уилсон в ярости развернулся и сомкнул челюсти на ее глотке. Полилась кровь. Густая, черная. Я втянул сладковатый одуряющий аромат, и мой рот наполнился слюной. Кровь этой суки манила. Я хотел одного – броситься на нее, разорвать на части, насладиться предсмертными хрипами…
   – Волки! – завизжал Харрис. – Они освободились и прикончили Бенн.
   Он вынырнул из-за деревьев. Пушка наготове. В глазах слепая паника. Роджер с ходу открыл пальбу по Уилсону, терзавшему мертвую Бенн, и оборотень отпустил ее горло. Первая пуля пробила мякоть на левой передней; вторая и третья пробили грудь. Волк, бывший когда-то федеральным агентом, покачнулся, заревел от неожиданности и мучительной боли. Упал. Покатился кувырком, раздирая лапами собственный живот, и через мгновение позади мертвой волчицы лежал плешивый толстяк. Лежал навзничь в распахнувшемся пиджаке. На рубашке ни единой пуговицы. Волчий пояс развязан. Рот перемазан свежей кровью.
   – Черт… – выдохнул Харрис, подходя ближе. Увидев, что наделал, он опустил пушку. – Джордж? О Господи! Прости. Я не знал. Я же думал, это…
   Агент Уилсон, ни слова не говоря, вытащил из кобуры револьвер и выстрелил.
   «Наверное, в человеческом облике они совсем плохо видят», – подумал я. Специфический запах усилился, смешавшись с едкой вонью жженого пороха. Оба стрелка лежали на земле, истекая кровью. Я снова усмехнулся. Идиоты. Кем они себя возомнили? Жалкие придурки. Отравляли жизнь и мне, и другим. Пусть теперь расхлебывают кашу. Правда, лучше бы я сам порвал им глотки… Впрочем, на мою долю остался еще Дентон.
   Приободренный этой мыслью, я потопал сквозь заросли. Волноваться не о чем. Карты сданы. В прикупе ночь и добыча. Охота на последнего из своры начинается.
   Я увидел его, как только выбрался из лесочка. Дентон не прятался. Сильный и быстрый, он стоял на поляне в единственно правильном облике. Под луной бурая шкура казалась седоватой. В сверкающих зрачках – огонь, жажда, томление, яростная сила. Как в моих. Наши глаза встретились, и во взглядах полыхнула безумная радость.
   Ожидание кончилось.
   В груди вскипела победная песня, и я метнулся к нему. Мы сцепились в царапающийся, рычащий клубок. Все смешалось – когти, зубы, клочья шерсти. Он сильнее, зато я быстрее. Мы дрались в тишине, словно на дуэли. Клыки – наши мечи. Толстая шкура – доспехи и щит.
   Я цапнул противника за ухо. Вкус его крови подействовал как наркотик. В теле забурлили неслыханная сила и неведомое прежде бешенство. Я кинулся на него очертя голову, и был тут же наказан за глупую опрометчивость. Переднюю лапу обожгла внезапная боль, а клыки Дентона окрасились алым.
   Мы расцепились и стали нос к носу. Каждый выискивал признаки слабости в сопернике. Я понял его. Я со-радовался силе, которую он обрел. В минуту боя я полюбил этого человека, как брата, и страстно желал разодрать его горло, чтобы выпить всю кровь без остатка. Глубочайшее противоречие. Древнее звезд. Выше звезд. Имя ему – естественный отбор. Кто-то из нас помчится дальше – охотиться, убивать, наслаждаться дымящейся кровью, а кто-то навеки застынет в смертном сне.
   И это прекрасно!
   Мы закружились на месте, будто партнеры в странном танце. Я сознавал, хотя и очень смутно, что и Тера кружит в том же танце с Луп-Гару, однако они слишком далеко – я их почти не замечал. Сейчас меня волновало иное.
   Мы кружили под луной. Глаза в глаза. Он первый ошибся, неосторожно подставив левый бок. Я резко бросился вперед, толкнул его плечом. Он покатился, и я прокусил ему заднюю ногу, аккурат над сухожилием. Дентон взревел от злобы, но в реве ясно слышался испуг. Он вскочил на трех лапах. Обернулся. Занял позицию, хотя понимал не хуже меня, что все кончено и он истекает кровью. Теперь его смерть – лишь вопрос времени.
   Я вздрогнул. Да. Вопрос времени.
   Он по-прежнему настороже и по-прежнему может подловить меня на каком-нибудь глупом промахе. Я не имел права на промах. Я решил измотать противника и попытаться таким образом сломить сопротивление – то теснил его к кустам, то неожиданно отступал. Он шатался, неуклюже балансировал на трех здоровых лапах, с трудом сохраняя равновесие. Когда его движения замедлились, я испытал соперника на прочность двумя молниеносными выпадами и вновь отведал крови.
   Я нанес ему с добрый десяток мелких укусов, и каждая новая порция крови вливала в мои вены новую порцию пьянящего безумия. Ночь, жестокий танец, неистовство и кровь – все вместе превосходило во сто крат самый мощный прорыв магической энергии, будоражило сильнее любого наркотика. Такого я не видел ни во сне, ни даже на диких просторах Небывальщины – в чистом пламени восторга единение красоты, упоения и Силы. Я победил.
   Он заскулил, прося пощады. Презренный глупец. Напрасно он схлестнулся со мной. Если бы он сдался сразу, я с удовольствием взял бы его на охоту, повел за собой. Жаль, что так вышло. Впрочем, я всегда найду еще кого-нибудь. Думаю, изготовить другие пояса несложно. Раздам нескольким людям на пробу. Надев пояс однажды, от него не откажешься вовек…
   Дентон начал спотыкаться. Я, крадучись, следовал за ним и думал о Сьюзен. Я представил, как мы умчимся с ней и будем вместе лакать горячую, сладкую кровь, а потом я возьму ее… Меня затрясло от нетерпения, и я бросился на Дентона. Толкнул, повалил, добрался до горла. Этот глупец сорвал пояс и вернулся в мерзкий облик двуногого.
   – Прошу, – хрипнул он. – Заклинаю. Не убивай меня. Не убивай.
   Я зарычал и крепче стиснул зубы. Под моим языком бился его пульс. Не убивать?! Он прекрасно знал главный закон джунглей – и при этом осмелился на жалкую мольбу? Последние мозги от страха потерял. Не видит, кто перед ним. Воображает, что увечного бедолагу пощадят и оставят в живых, стоит немного похныкать? Может, его еще и с ложечки покормить?
   Умора.
   Мягкая, податливая глотка дрожала в моих клыках. Я хотел почувствовать, как он умирает. Что-то подсказывало мне, что предыдущий жизненный опыт – просто детские забавы по сравнению с предстоящим приключением. Нетерпение росло, однако Дентон не переставая скулил, молил, плакал… и я колебался. Нет! Меня захлестнула волна раздражения. Я не поддамся слабости. Никакой пощады! Мне нужна его кровь. Мне нужна его жизнь. Он сражался и проиграл. Он умрет. Я убью его и займу место победителя.
   Пусть знает наших!
   – Гарри! – прошептал испуганный голос.
   Я оглянулся, не выпуская мягкую глотку. Неподалеку стояла Сьюзен. Вся в лунном серебре, изящная и стройная, хоть и о двух ногах. Ремешок камеры переброшен через плечо, но сама камера забыта и болтается где-то у бедра. От девушки исходило благоухание – божественный аромат духов и недавнего совокупления. В отчаянно распахнутых глазах застыла немая просьба. Часть меня требовала пренебречь этим взглядом и немедленно разорвать врага на куски, но выражение ее лица…
   В глазах Сьюзен плескался ужас.
   Я ужаснул ее.
   – Бог мой! – потрясенно шептала она. – Гарри!
   Сьюзен рухнула на колени, не в силах отвести взгляд.
   Под моим языком бьется пульс. Живая плоть трепещет. Одно движение – и конец сомнениям, вопросам, страхам. Конец всему.
   «Конец Гарри Дрездену…» – будто наяву, сообщил невозмутимый голос.
   Сила. В ней все дело. Пояс отдал Силу и магию, опьянил неслыханной мощью, источник которой я распознал только сейчас. Тьма. Это ее уверенность, ее опрометчивый и беззаботный эгоизм. Она легко подловила меня на крючок, потому что сердце по доброй воле шло на призыв.
   Я выплюнул глотку Дентона и попятился. Потом заскреб лапой по животу. Желудок судорожно скрутило в резком приступе тошноты. Пояс словно бы почуял мою решимость. Он боролся. Я всхлипнул и сорвал проклятую штуковину, попутно разодрав рубашку и чувствуя, как тело неотвратимо тяжелеет, становится неуклюжим и больным. Раны, о которых я забыл, будучи в настоя… в волчьем облике, жестоко мстили бренному телу человека. Я зашвырнул пояс так далеко, насколько хватило сил, и ощутил на лице горячие слезы по утраченной радости, по утраченной и отныне навек недоступной Силе.
   – Ублюдок! – заорал я на Дентона. – Скотина! Будь ты проклят!