Байрон (Джордж. Марино Фальеро, дож венецианский

   О ваших государственных делах
   Не спрашивала. Не теперь, я знаю,
   У вас тревога алчная. Позвольте ж
   Мне облегчить иль разделить ее.
   С тех пор как Стено вам злословьем глупым
   Смутил покой, вы крайне изменились;
   Хочу смягчить вас, чтоб вы стали прежним.
   Дож
   Стал прежним?! Знаешь приговор для Стено?
   Анджолина
   Нет.
   Дож
   Под арест на месяц.
   Анджолина
   Разве мало?
   Дож
   Не мало! для галерника, кто спьяну
   Под плетью на хозяина ворчит;
   Но не для хама, кто с расчетом мерзким
   Пятнает честь и женщины и князя,
   И где? на троне! на твердыне власти!
   Анджолинa
   По-моему, довольно, что патриций
   Изобличен во лжи и клевете;
   Потеря чести - хуже наказанья.
   Дож
   Но у таких нет чести! Только жизнь
   Презренная? Но суд не отнял жизни!
   Анджолина
   Не смерти ж вы хотите за обиду.
   Дож
   О нет - _теперь_; пускай живет, покуда
   Он _жив_; на смерть утратил он права!
   Его прощенье - приговор для судей:
   Теперь он чист, вина легла - на них.
   Анджолина
   О, поплатись безумный этот лгун
   За вздорный пасквиль кровью молодою
   Душа моя ни радости не знала б,
   Ни сна без тяжких сновидений.
   Дож
   Разве
   Суд неба не назначил кровь за кровь?
   А клеветник - он более убийца,
   Чем льющий кровь. _Боль_ или _позор_ удара
   Смертельней ранит чувство человека?
   Людской закон за честь не кровью ль платит,
   И не за честь - за меньшее, за деньги?
   Кровь за измену - не закон ли наций?
   Ужель ничто - наполнить ядом жилы,
   Где кровь текла здоровая? Ничто
   Тебе и мне обрызгать грязью имя
   Столь чистое? Ничто - унизить князя
   Перед лицом народа? Уронить
   Почтенье то, с каким взирают люди
   На юность женщин и мужскую старость?
   На вашу честь и наше благородство?
   Об этом пусть бы кроткий суд подумал!
   Анджолина
   Бог нам велит прощать своих врагов.
   Дож
   А бог _своих_ простил? Не проклял разве
   Он сатану?
   Анджолина
   Не нужно слов безумных!
   Господь равно простит и вас, и ваших
   Врагов.
   Дож
   Аминь! Прости им бог.
   Анджолина
   А вы?
   Дож
   И я, когда на небе встречусь.
   Анджолина
   Только?
   Дож
   Что им мое прощенье? Дряхлый старец;
   Унижен, презрен, высмеян... Что им
   Мое прощенье или гнев мой? Оба
   Равно ничтожны... Слишком долго жил я...
   Но бросим это... Ах, дитя мое!
   Дочь Лоредано храброго, жена
   Моя обиженная! Ах, не думал
   Отец твой, дочь за друга выдавая,
   Что сраму предает ее! Увы!
   Срам без вины, срам - беспорочный! Если б
   Твоим супругом был другой, _любой_,
   Не дож венецианский, - эта мерзость,
   Позор и грязь не пали б на тебя!
   Столь юной быть, прекрасной, доброй, чистой
   И так страдать! И мщенья не найти!
   Анджолина
   Но я отомщена любовью вашей,
   Доверьем, уваженьем. Знают все,
   Что чисты вы, что я верна. Чего ж мне
   Еще желать, вам - требовать?
   Дож
   Могло бы
   Все лучше быть. Но, что бы ни случилось,
   Останься доброй к памяти моей.
   Анджолина
   К чему вы это говорите?
   Дож
   Так...
   Твое, коль не людское, уваженье
   Хочу хранить и мертвый, как живой.
   Анджолина
   Что за сомненья? Разве я не чту вас?
   Дож
   Поди сюда и выслушай, дитя.
   Отец твой был мне друг. Случайно стал он
   Обязан мне за некие услуги,
   Скрепляющие дружбу честных. После,
   На смертном ложе, нашего союза
   Он пожелал - но вовсе не платя мне:
   Со мной давно расчелся дружбой он.
   Нет! Красоте твоей осиротелой
   Хотел он дать убежище от бед,
   Что здесь, в гнезде порока скорпионьем,
   Бездомной бесприданнице грозят.
   Не стал я спорить, ибо с этой мыслью
   Встречал он легче свой последний миг.
   Анджолина
   Мне не забыть вопрос ваш благородный,
   Не чувствую ли в юном сердце склонность
   К другому, с кем счастливей быть могла б;
   А предложенье ваше о приданом,
   Завидном для любой венецианки?
   А ваш отказ от прав, отцом врученных?
   Дож
   Да, не был то каприз безумный старца,
   Порыв обманный дряхлого желанья,
   Алкающего красоты девичьей,
   Невесты юной. Страсти я смирял
   И в молодости огненной; и старость
   Не пожрана проказой сладострастья,
   Пятнающей седины у развратных,
   Веля им пить последние подонки
   Восторгов, изменивших им давно,
   Иль покупать себе жену-рабыню,
   Бессильную отвергнуть эту честь,
   Но чувствующую себя несчастной.
   Наш брак иной: тебе свободный выбор
   Я предоставил; ты же - подтвердила
   Отцовский.
   Анджолина
   Да! И подтвердила б так же
   Пред небом и землей! И не пришлось мне
   Жалеть себя; но вас порою - да:
   При виде ваших горестей последних.
   Дож
   Я знал, что я с тобой суров не буду;
   Я знал, что мне тебя томить недолго;
   Что скоро дочь любимого мной друга,
   Достойная отца - умна, богата,
   В расцвете полном женственности, будет
   Свободна вновь для выбора, пройдя
   Чрез годы испытанья умудренной.
   Наследовав мой титул и богатства,
   Ценой епитимьи не очень долгой
   Со старым мужем, не боясь ни кляуз
   Судейских, ни завистливой родни,
   Она, дочь друга старого, сумеет
   Найти того, кто по годам ей ближе,
   А верным сердцем предан так, как я.
   Анджолина
   Мой государь! Я лишь отцовской воле,
   Его предсмертным словом освященной,
   Да сердцу внемлю, выполняя долг
   И верностью супругу отвечая.
   Надежд надменных я чужда; приди он,
   Ваш смертный час, - я это докажу.
   Дож
   Я верю, зная искренность твою...
   Любовь же из романов я считал
   И в юности иллюзией - непрочной
   И часто роковой. Я в самых страстных
   Моих годах приманки в ней не видел,
   Коль есть любовь такая, - и не вижу.
   Но уваженье, нежное вниманье,
   Забота о твоем благополучье,
   Уступчивость желаниям невинным,
   Содействие достоинствам, незримый
   Надзор за недостатками пустыми,
   Что юности присущи, - осторожный,
   Не резкий, чтобы, исправляясь, ты
   Самой себе приписывала выбор;
   Доверье, дружба, ласковость и гордость
   Не красотой твоей, а поведеньем,
   Любовь отца, а не безумье страсти
   Вот чем я думал заслужить твою
   Привязанность.
   Анджолина
   Она всегда была.
   Дож
   Да, верно. Видя разницу в годах,
   Ты все ж меня избрала. Верил я
   Отнюдь не внутренним моим иль внешним
   Достоинствам, - я им не доверял бы
   И в двадцать пять, не в восемьдесят лет,
   Я верил чистой крови Лоредано,
   В тебе текущей, и твоей душе,
   Творенью бога, истинам отцовским,
   Усвоенным тобою, вере, чести
   И честности - им верил как своим!
   Анджолина
   Вы были правы; я вам благодарна
   За эту веру: с ней все больше крепнет
   Почтенье к вам.
   Дож
   Где чувство чести есть
   Врожденное и с детства развитое,
   Там брак - скала; где нет его - где мысли
   Приманок ищут, жажда удовольствий
   Ничтожных гложет сердце или похоть
   В нем корчится, - я знаю хорошо:
   Там нечего мечтать о чистом чувстве;
   Нет чистоты, коль кровь заражена.
   Хотя бы муж всем отвечал желаньям;
   Будь он мечтой поэта воплощенной
   Иль в мраморе изваянной красой,
   Будь полубогом, будь Алкидом в полном
   Величье мужественности - бесплодно:
   Пустое сердце не привяжет он.
   Лишь добродетель созидает браки:
   Изменчив грех, невинность неизменна.
   Одно паденье - навсегда паденье:
   Разнообразья ждет порок, но солнцем
   Стоит невинность жизнь, и свет, и славу
   Даруя всем, кто на нее глядит.
   Анджолина
   Так чутко, зорко разбираясь в людях,
   Зачем, простите, весь вы отдаетесь
   Ужаснейшей из роковых страстей,
   Смущая мысли ненавистью стойкой
   К ничтожнейшему Стено?
   Дож
   Ты ошиблась.
   Я возмущен не Стено; если б им
   Давно бы он... Но нет, оставим это.
   Анджолина
   Но что же так волнует вас теперь?
   Дож
   Венеции поруганная слава,
   Где попраны закон и государь.
   Анджолина
   Ах, но зачем смотреть на дело так?
   Дож
   Не так смотрел я до тех пор. Позволь
   Договорить мне... Взвесив это все,
   Женился я. Никто не осудил
   Намерений моих: мой образ действий
   Их оправдал, а твой - был выше всяких
   Похвал. Я и родня тебя дарили
   Свободой, уваженьем и доверьем.
   Дочь рода, нам дававшего князей,
   Свергавшего чужих князей, была ты
   Вполне достойна первой стать из дам
   Венеции.
   Анджолина
   К чему ведете вы?
   Дож
   К тому, что негодяй дохнул заразой
   На это все, - разнузданный тот хам,
   Кого средь пира вывести велел я
   За безобразье, чтобы впредь умел
   Себя вести он в герцогских покоях!
   И негодяй на стенке след оставил
   Зловредный яд обугленного сердца,
   И тот разлился общею отравой,
   И честь жены и мужа в гнусной шутке
   Трепали все! И дважды негодяй
   (Кто оскорбил уже девичью скромность
   Бесстыдством в отношенье свиты юной
   Твоей - в присутствии знатнейших дам)
   За то, что был - и по заслугам - выгнан,
   Мстит, очернив супругу суверена,
   И правый суд его друзей не видит,
   В чем тут вина!
   Анджолина
   Но ведь ему - тюрьма.
   Дож
   Тюрьма таким - замена оправданья,
   А он отбудет смехотворный срок
   В своем дворце. Но с ним покончил я.
   Теперь с тобой.
   Анджолина
   Со мной, мой государь?
   Дож
   Да, Анджолина. Ты не удивляйся:
   Я медлил с этой тягостью, но чую:
   Мне жить недолго. Надо, чтобы ты
   Усвоила наказ мой; в этом свитке
   Найдешь его.
   (Вручает ей бумагу.)
   Не бойся: все на пользу
   Тебе. Потом, в удобный час, прочтешь.
   Анджолина
   Мой государь! Живым и мертвым вас
   Я буду чтить. Но пусть подольше длятся
   Дни ваши - и счастливей, чем теперь!
   Гнев стихнет, вновь вы станете спокойным,
   Каким вам должно быть, каким вы были.
   Дож
   Я стану тем, кем должен, - иль ничем!
   В те дни или часы, что остаются
   Для оскверненной старости Фальеро,
   Не озарится благостным покоем
   Его закат! И отсветы былого,
   Небесполезной, небесславной жизни,
   Смягчающие приближенье ночи,
   Мой смертный час уже не усладят.
   Чего желать мне? Лишь оценки должной
   Всей крови той, и пота, и трудов
   Душевных, мной затраченных во славу
   Моей страны. Ее слугой - слугой,
   Хоть я и вождь, - сойти к моим отцам
   Хотел я с именем таким же светлым,
   Как и у них. Мне отказали в этом!
   Погибнуть бы под Зарой!
   Анджолина
   Там спасли вы
   Страну. Живите - и спасете вновь.
   Второй подобный день ей будет лучшим
   Упреком и - отмщением для вас.
   Дож
   Подобный день бывает раз в сто лет;
   Немногим меньше прожил я; фортуне
   Достаточно однажды мне послать
   То, что она дарит любимцам редким
   В немногих странах, и не каждый год.
   Но что болтать? Венеция забыла
   День тот и мне пора забыть. Прощай,
   Голубка Анджолина: в кабинете
   Ждет много дела, а часы бегут.
   Анджолина
   Но помните, кем были вы.
   Дож
   Не стоит!
   Припомнив радость - радость не продолжишь,
   А вспомнив горе - воскресишь его.
   Анджолина
   Еще: как вы ни заняты, молю вас
   Для отдыха минуту отыскать,
   Вы так тревожно в эти ночи спали,
   Что вас - нередко я будить хотела,
   Но не решалась, веря, что природа
   Осилит мысли, мучившие вас.
   Час отдохнув, к работе вы вернетесь
   Со свежей силой, с ясной головой.
   Дож
   Спать не могу я - и нельзя, хоть мог бы;
   Как никогда быть начеку я должен.
   Но - несколько еще ночей бессонных,
   И славно я усну, но где?.. Неважно!
   Прощай, мой друг.
   Анджолина
   Позвольте мне минутку
   Побыть близ вас, всего минутку! Я
   Вас не могу таким оставить.
   Дож
   Что же,
   Пойдем, дитя; прости мне; создана ты
   Для лучшей доли, чем делить мою,
   Что меркнет нынче в глубине долины,
   Где смерть сидит в плаще из тьмы всесильной.
   Когда уйду я (может быть, скорей,
   Чем даже годы указуют, ибо
   Кругом, внутри и вне идет броженье,
   Грозящее так населить кладбища,
   Как ни война не в силах, ни чума),
   Когда ничем я стану, пусть хоть имя
   Того, чем был я, с нежных губ твоих
   Слетит порой, в душе возникнув тенью
   Того, кто просит памяти, - не слез!..
   Идем, дитя, идем. Дела не терпят.
   Уходят.
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   Уединенное место близ арсенала.
   Израэль Бертуччо и Филиппо Календаро.
   Календаро
   Ну, Израэль, как жалоба? успешно?
   Израэль
   Вполне.
   Календаро
   Возможно ли! Его накажут?
   Израэль
   О да.
   Календаро
   Арестом или штрафом?
   Израэль
   Смертью.
   Календаро
   Ты бредишь, или мстить решил
   Своей рукой, по моему совету.
   Израэль
   Да, на глоток, хотя и сладкой, мести
   Сменить мечту великого возмездья
   За родину? Надежды - на изгнанье?
   Смяв одного, ста скорпионам дать
   Моих друзей язвить, родных, сограждан?!
   Нет, Календаро! Капли этой крови,
   Бесславно пролитой, он всею кровью
   Своей искупит - и не он один!
   Месть наша не за личную обиду:
   Так себялюбцы мстят или безумцы,
   Но не борцы с кровавой тиранией.
   Календаро
   Ну, мне таким терпеньем не хвалиться.
   Будь я свидетелем твоей обиды,
   Я б наглеца убил, не то задохся б
   В усильях тщетных бешенство сдержать!
   Израэль
   Спаси господь! Тогда бы все пропало;
   Теперь же дело двинется.
   Календаро
   У Дожа
   Ты был; что он сказал?
   Израэль
   Что на Барбаро
   И на ему подобных нет управы.
   Календаро
   Я ж говорил: не допроситься правды
   Из этих рук.
   Израэль
   Но просьбы укрепляют
   Доверие, отводят подозренья.
   Смолчи я - каждый сбир за мной следил бы,
   Решив, что я задумал втайне месть
   Безмолвную и мрачную.
   Календаро
   А что бы
   Тебе к Совету обратиться? Дож
   Простая кукла: он своих не может
   Добиться прав. Зачем к _нему_ ходил ты?
   Израэль
   Потом скажу.
   Календаро
   Что ж не теперь?
   Израэль
   Потерпишь
   До полночи. Проверь своих людей
   И всем друзьям вели собрать отряды:
   Удар, возможно, нанести придется
   В ближайшие часы. Мы долго ждали
   Удобного мгновенья, и его,
   Быть может, завтра солнце нам укажет:
   Вдвойне опасно дольше медлить. Пусть
   Все точно явятся на сборный пункт
   И при оружье, исключая тех
   Среди шестнадцати, кто ждать сигнала
   С бойцами будут.
   Календаро
   Это - речь! С ней в жилы
   Мне снова жизнь влилась! От совещаний
   Да проволочек я устал. Проходят
   За днями дни, все прибавляя звеньев
   Оковам нашим тяжким и обид
   Все новых - нам самим и нашим братьям,
   И новых сил - тиранам нашим наглым.
   Ударить бы на них, и - будь что будет,
   Неважно мне, - свобода или смерть!
   Я изнемог, одной из двух заждавшись!
   Израэль
   Свободны будем - в жизни или в смерти:
   Цепей в могиле нет... Готовы списки?
   В шестнадцати дружинах наших точно
   По шестьдесят бойцов?
   Календаро
   Неполны две:
   По двадцати пяти нехватка в каждой.
   Израэль
   Что ж, обойдемся. Кто их командиры?
   Календаро
   Старик Соранцо и Бертрам. И оба,
   Сдается, в бой не рвутся, не как мы.
   Израэль
   Твой пылкий нрав за холод принимает
   Спокойствие: но в собранной душе
   Порой отваги больше, чем в крикливом
   Мятежнике. Не сомневайся в них.
   Календаро
   Я в старике уверен, но Бертрам...
   Он вял и мягок, что весьма опасно
   В таких делах, как наше. Он, я видел,
   Как мальчик плакал над чужой бедой,
   Пренебрегая собственной, сильнейшей.
   Ему в недавней драке стало дурно
   При виде крови, пущенной мерзавцу.
   Израэль
   У храбрых часто нежны взор и сердце,
   И больно им кровавый долг свершать.
   Бертрама знаю я давно - и редко
   Встречал людей честнее.
   Календаро
   Может быть!
   Но слабости боюсь я - не измены;
   Но так как ни подруги, ни жены
   Нет у него, чтоб действовать на жалость,
   Он выстоит, пожалуй. К счастью, он
   Бобыль и дружит только с нами. Дети
   Или жена с собой его сравняли б
   В решимости.
   Израэль
   Подобная обуза
   Не для людей с высоким назначеньем
   Республику очистить от гнилья.
   Наш долг - забыть для _одного_ все чувства,
   Наш долг - все страсти гнать во имя цели,
   Наш долг - смотреть лишь на страну родную,
   И смерть считать прекрасною - наш долг,
   Коль жертва наша к небу вознесется
   И в мир свободу вечную сведет!
   Календаро
   Но если гибель...
   Израэль
   В смерти за идею
   Нет гибели! Пусть плаха выпьет кровь,
   Пусть головы на солнце сохнут, руки
   Повиснут пусть на башнях и вратах
   Дух будет реять здесь! Минуют годы,
   Других постигнет тот же черный рок,
   Но будет мысль расти неудержимо,
   Глубокая, и, сокрушив иные,
   Мир приведет к свободе наконец!
   Кем были б мы без Брута? Он погиб
   За вольность Рима, но пример бессмертный
   Оставил - имя, символ чистоты,
   И душу, воскресающую всюду,
   Всегда, лишь деспот власть возьмет и рабство
   Плодит. Он с другом заслужили славу
   Последних римлян. Так начнем же род
   Венецианцев истых, внуков Рима!
   Календаро
   Не с тем бежали предки от Аттилы
   На илистые эти острова,
   Где строй дворцов отбил у моря топи,
   Чтоб одного сменить на сто тиранов.
   Уж лучше гунну кланяться, не этим
   Раздутым шелковичным червякам!
   Гунн был хоть муж и меч держал, как скипетр.
   А эти черви женственные власть
   Над нами и над войском держат словом,
   Волшбой какой-то.
   Израэль
   Мы волшбу разгоним
   И скоро!.. Говоришь ты, все готово?
   Обычного обхода я не делал,
   Ты знаешь почему; но твой дозор
   Мою заботу заменил, конечно,
   Советом отданный приказ - ускорить
   Ремонт галер - прекрасным был предлогом
   Ввести побольше наших в арсенал
   Как новых мастеров по снаряженью
   И новобранцев, набранных поспешно
   В матросы. Все ли снабжены оружьем?
   Календаро
   Все, кто внушал доверье. А другие
   Пусть подождут в неведенье, пока мы
   Не грянем. Вот тогда - вооружу их.
   В пылу и спешке некогда им будет
   Раздумывать - придется уж примкнуть
   К товарищам.
   Израэль
   Ты правильно решил.
   Всех ты заметил этих?
   Календаро
   Да; учел я
   Немало и начальникам дружинным
   Предосторожность эту предписал.
   Насколько вижу, сил у нас довольно,
   Чтоб вышло дело, коль начнем не позже
   Чем завтра. До начала - каждый час
   Нам тысячью опасностей грозит.
   Израэль
   В обычный час всех собери шестнадцать,
   За исключеньем Николетто Блондо,
   Соранцо, Марко Джудо. Эти трое
   Пусть в арсенале смотрят за порядком,
   Пока дадим условленный сигнал.
   Календаро
   Исполним.
   Израэль
   Прочим - быть вели где нужно.
   Я должен им представить новичка.
   Календаро
   Что? Новичок? Он тайну знает?
   Израэль
   Да.
   Календаро
   И ты рискнул доверить жизнь друзей
   Чужому, незнакомцу? Безрассудство!
   Израэль
   Я рисковал одной моею жизнью,
   Уверен будь. А помощь незнакомца
   Удвоить может нашу безопасность.
   Коль согласится он. А коль отступит
   Он в нашей власти: мы придем вдвоем;
   Не ускользнет. Да он и не отступит.
   Календаро
   Смогу судить, лишь повидав его.
   Он что - из наших?
   Израэль
   Да, по духу - наш.
   Хоть родом знатен. Он из тех, кто может
   Взойти на трон или низвергнуть трон;
   Кто подвиги свершал и видел много
   Превратностей; не деспот, хоть и вскормлен
   Для деспотии; смел в бою и мудр
   В совете; благороден, хоть надменен.
   Скор, сдержан. Но притом столь полон страсти,
   Что если оскорбить его в заветном,
   В нежнейшем чувстве (что и было с ним),
   То и у греков не найдешь тех фурий,
   Какие грудь ему каленым когтем
   Сейчас терзают, чтобы он способен стал
   На все для мести!.. Он вольнолюбив
   К тому же; видя, что народ бесправен,
   Сочувствует его страданьям. 'В общем
   Такой нам нужен, да и мы ему.
   Календаро
   Какую ж роль ему ты намечаешь?
   Израэль
   Главы, быть может.
   Календаро
   Как, и ты ему
   Уступишь руководство?
   Израэль
   Да, конечно.
   В чем цель моя? В победе нашей общей.
   А власти не ищу я. Опыт мой,
   Пожалуй, ловкость: - вот за что решили
   Вы все избрать меня вождем, покуда
   Получше нет. И если я нашел
   Того, кого ты сам бы счел достойней,
   Ужели я из чувства самолюбья
   И в жажде краткой власти - общим благом
   Рискну во имя личных интересов,
   Не уступлю тому, кто превосходит
   Меня как вождь? Нет, Календаро! Плохо
   Ты знаешь друга! Но - решите сами.
   Прощай пока, до встречи в должный час.
   Позорче будь, и все пойдет прекрасно.
   Календаро
   Мой Израэль достойный! Ты всегда
   Был храбр и верен, в голове и сердце
   Тая те планы, что всегда готов я
   Исполнить. Мне иных вождей не надо.
   Не знаю, как товарищи решат,
   Но я с тобой, - как прежде, так и ныне,
   Во всех делах. Теперь - прощай, а в полночь,
   Как ты сказал, мы встретимся опять.
   Уходят.
   АКТ ТРЕТИЙ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Часть площади между каналом и церковью Санти Джованни э Паоло.
   Перед церковью статуя всадника. Невдалеке на канале притаилась
   гондола. Входит дож, один, переодетый.
   Дож
   Я поспешил. Но близок час, и голос,
   Под сводом ночи прогремев, шатнет
   Дворцы вот эти предсказаньем грозным,
   До основанья мрамор сотряся,
   И спящих от ужасных грез пробудит,
   От смутного, но страшного предчувствья
   Грядущих бед... Да, гордый город! Время
   Кровь черную твою очистить: с ней
   Ты стал чумным бараком тирании!
   Мне выпало исполнить это дело;
   Я не хотел и вот наказан; видел:
   Растет патрицианская чума,
   И сам, проспав опасность, заразился.
   Я осквернен - и смыть волной целебной
   Обязан пятна. Вот великий храм!
   Здесь предки спят, чьих статуй тень ложится
   На пол, нас отделяющий от мертвых;
   И те сердца, где кровь бурлила наша,
   Теперь лишь горстка пепла; что когда-то
   Героев создавало, стало пылью;
   Щепотка праха потрясала мир!
   Храм тех святых, кто род наш охраняют,
   Двух дожей склеп, моих отцов, погибших
   Один в бою, другой среди трудов;
   Склеп целой вереницы полководцев
   И мудрецов, чьи подвиги и раны
   Наследье мне! Разверзнитесь, гроба!
   Пусть мертвецы заполнят все приделы,
   На паперть выйдут - глянуть на меня!
   И храм и род свидетелями будут,
   Чем я подвигнут на такое дело;
   Честь их герба, и благородство крови,
   И славный титул - все посрамлено
   Во _мне_. Не _мной_ - неблагодарной знатью;
   Мы бились, чтоб до нас ее поднять,
   Не выше нас. В особенности ты,
   Отважный Орделафо! Ты погиб,
   Где дрался я, - под Зарой; гекатомбы
   Врагов, уложенные мной, потомком,
   Подобной ли награды заслужили?
   О тени! Улыбнитесь мне! Коль есть
   Меж нами связь, моя задача - ваша:
   Во мне и ваша честь, и ваше имя,
   И судьбы рода. Дайте мне удачу
   И город наш я сделаю свободным
   И вечным и поставлю имя рода
   Достойным вас и ныне и в веках!
   Входит Израэль Бертуччо.
   Израэль
   Кто это?
   Дож
   Друг Венеции.
   Израэль
   Да, он...
   Привет, мой дож; пришли вы раньше срока.
   Дож
   Готов идти на вашу сходку я.
   Израэль
   Слуга ваш! Я горжусь и счастлив, видя
   Столь быстрое согласье. С нашей встречи
   Сомнения у вас исчезли, видно.
   Дож
   Нет. Все же я отдам остаток жизни
   На это дело. Жребий пал в тот миг,
   Когда про вашу я узнал измену.
   Не вздрагивай! Я _точен_. Мягким словом
   Я не прикрою черное деянье,
   Хоть сам готов свершить его. Когда
   Ты соблазнял меня и я не бросил
   Тебя в тюрьму, уже тогда я стал
   Сообщником преступнейшим. Ты можешь
   Предать меня, как мог и я тебя.
   Израэль
   Мой дож, я слов не заслужил столь странных.
   Я не шпион; мы оба не шпионы.
   Дож
   "Мы оба"!.. Да, ты вправе говорить
   О _нас_... Но к делу. Если дело выйдет
   Венеция, свободной и цветущей,
   Когда уже мы будем спать в гробах,
   Пошлет к могилам нашим поколенья
   Своих детей - ручонками кидать
   На прах освободителей цветы,
   Тогда деянье наше оправдают
   Его итоги, и войдем, два Брута,
   В грядущие анналы. Если ж нет
   И мы падем, устроив заговор
   И кровь пролив, хотя бы с чистой целью,
   То мы - навек изменники, мой милый!
   И ты и я, твой государь недавний,
   Твой сомятежник через шесть часов!
   Израэль
   Не время рассуждать об этом; я бы
   Нашел ответ. Пойдемте же на сходку;
   Коль будем медлить, нас увидеть могут.
   Дож
   Нас видели и видят.
   Израэль
   Видят?! Кто?
   Найду я - и клинок мой...
   Дож
   Спрячь, не нужно:
   Не человек следит. Взгляни туда;
   Что видишь?
   Израэль
   Только статую бойца
   На гордом скакуне - при тусклом свете
   Луны туманной.
   Дож
   Этот воин - пращур
   Моих отцов, и памятник ему
   Воздвиг наш город, им спасенный дважды.
   По-твоему, он видит нас иль нет?
   Израэль
   Воображенье, государь! Нет глаз
   У мрамора.
   Дож
   Но есть они у смерти.
   Знай: дух живет в таких вещах и видит
   И действует - незрим, но ощущаем.
   И если чары могут вызвать мертвых,
   То в нашем деле эти чары есть.