Улица Рампар была небольшой. Когда Мишель ее отыскал, часы показывали начало третьего. «Не самое подходящее время для визитов, – подумал он, – тем более к незнакомым… Ладно, была не была! В конце концов это в интересах господина Рамадона: чем быстрее поймают настоящего преступника, тем скорее он получит обратно свое добро».
   Справляться у местных обитателей Мишелю не потребовалось. На калитке красивой виллы он заметил медную дощечку с нужным ему именем:
   А. РАМАДОН
   Торговый представитель
 
* * *
   Мишель нажал на кнопку звонка и приготовился ждать. Вилла была окружена садом, ухоженным, но довольно безвкусным. По углам свежеподстриженной квадратной лужайки стояли фаянсовые фигурки животных: охотящаяся за мышью кошка, несуразный петух, дремлющая собака.
   На первом этаже в окне шевельнулись занавески, и полированная дубовая дверь распахнулась одновременно с калиткой, которая приводилась в действие электрическим затвором.
   Мишель увидел рыжеволосую девочку в джинсах и темно-зеленом свитере. Перемахнув через три ступеньки, она соскочила с крыльца. На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать. Когда она подошла поближе, юноша разглядел бледное лицо и необычного цвета глаза: серые с голубыми пятнышками.
   – Что вам угодно? – спросила она.
   – Меня зовут Мишель Терэ. Могу я увидеть господина Рамадона?
   – Дяди нет дома. Я Николь, Николь Марнье. Где-то я уже слышала ваше имя… Кто же мне про вас рассказывал? Ах да, жандармы. Они были вчера у нас по поводу кражи. Вы свидетель или что-то в этом роде?
   Мишель насупился. Когда-нибудь этой истории наступит конец?
   – Совершенно верно, – ответил он. – Ладно, не буду вам надоедать. Я, собственно, к господину Рамадону.
   – Понятно… а еще я слышала, вы устраиваете распродажу. И организуете киноклуб, верно? Как интересно!
   – Не один я, вся школа.
   – Послушайте… не знаю даже, как сказать… короче, я всего два дня во Франции. Год провела в Англии, и, честно говоря, мне одной здесь ужасно тоскливо. Можно я буду вам помогать? Я умею рисовать, шить и печатать на машинке!
   Ошеломленный таким напором, Мишель не сумел сдержать улыбки.
   – Вы меня считаете дурочкой? – улыбнулась девушка. – Понимаете, в Англии у меня была очень насыщенная жизнь. А здесь я себя чувствую совсем чужой. Потому и навязываюсь в помощницы.
   – Ну что вы! Я просто растерялся… ожидал застать господина Рамадона…
   – Понятно. Хотите, я пойду с вами в школу… ну, туда… где вы ремонтируете вещи?
   – Конечно, вы нам очень поможете.
   – Только, пожалуйста, зайдите на минутку. Я черкну записку дяде, сообщу, где меня искать.
   Мишель прошел в холл, из него в гостиную. Николь Марнье нашла блокнот и ручку и спросила у него адрес.
   Мальчик тем временем рассматривал старую фотографию – на ней был изображен мужчина лет тридцати. Николь перехватила его взгляд.
   – Это мой отец, – проговорила она негромко. – Я его почти не помню. Он погиб во время кораблекрушения, когда мне было три года. А мама… она покинула нас еще раньше.
   Николь указала на другой портрет – увеличенный любительский снимок, довольно расплывчатый. Девушка ни капли не походила на родителей, но, может быть, причиной тому было качество фотографий. Значит, она сирота. Мишель почувствовал, что проникается к ней симпатией.
   – Ну что, пойдемте? – предложила Николь.
   Дорогой Мишель расспрашивал спутницу о грабеже. Странное дело, но девушка явно темнила, долго мялась, прежде чем ответить, словно боялась попасть впросак.
   – Господина Рамадона не было дома? По крайней мере, так говорится в газете.
   – Э-э… ну да, – промямлила девушка.
   – Он сразу обнаружил кражу?
   – Вроде. На следующий день, это уж точно.
   – И тут же обратился в полицию? Николь еще больше смешалась.
   – Не знаю… наверное, – проговорила она в конце концов.
   – Пропало что-нибудь ценное?
   – В общем, да. Кое-что из отцовских вещей, для меня они были памятью, а что касается остального – из дяди много не вытянешь. – Девушка вздохнула. – Как только стану совершеннолетней, перееду в Даур, это в пяти километрах отсюда, там у отца дом. Кажется, сейчас дядя его сдает. Всю нашу мебель запихнули в одну комнату. Я там не была с тех пор… как отец исчез. Слишком много тяжелых воспоминаний, но лучше уж там, чем здесь…
   Мишелю было не по себе. Николь Марнье держалась вполне раскованно. Дядю она явно недолюбливала; тем более удивляли ее недомолвки, как только разговор касался ограбления. А самым поразительным были ее слова о тяжелой семейной обстановке – слова, сказанные человеку, с которым она знакома считанные минуты. За всем этим проступало полнейшее смятение, душевное одиночество.
   Мишель перевел беседу на другую тему: он рассказал девушке о благотворительном празднике, о Даниеле и двойняшках…
   – Я часто жалела, что у меня нет ни брата, ни сестры, – призналась она.
 
* * *
   Появление Николь произвело в «Маргийери» фурор.
   Мишель представил ее товарищам. Двойняшкам новая знакомая явно пришлась по душе. Не успела она приняться за починку старого кресла, как те мигом пристроились рядышком.
   – Вас… зовут мадемуазель Марнье? – спросила Мари-Франс.
   – Да, можно просто Николь, – ответила девушка. – А тебя?
   – Мари-Франс, а это – Ив. Мы близнецы.
   – Хорошо ладите друг с дружкой? Вместо ответа двойняшки расхохотались. Затем, немного подумав, девочка робко добавила:
   – По-моему, в Дауре жил какой-то Марнье, вы с ним знакомы?
   Николь широко открыла рот, словно ей внезапно стало не хватать воздуха. С расширившимися от изумления глазами она нагнулась к своей маленькой собеседнице.
   – Это мой отец, – пробормотала она еле слышно. – Откуда ты про него знаешь?
   Озадаченная такой реакцией, Мари-Франс увильнула от прямого ответа.
   – Точно не помню… Где-то слышала фамилию! А он по-прежнему там живет?
   Лицо Николь еще больше помрачнело.
   – Нет… я давно уже сирота.
   Мари– Франс покраснела, потупила глаза, не зная, как себя дальше вести. На выручку ей пришел Ив.
   – Вы живете в Дауре? – спросил он.
   – Нет, на улице Рампар, у дяди. Обязательно приходите в гости. А ты правда не помнишь, откуда знаешь фамилию моего отца? – настойчиво расспрашивала девушка.
   Но Мари-Франс выглядела такой потерянной, что Николь уже не знала, что и думать, и, проявив великодушие, больше не стала к ней приставать. Мари-Франс схватила брата за руку и, не говоря ни слова, потащила его за собой. Вместо того чтобы вернуться к работе, Николь еще долго сидела, задумчиво глядя куда-то вдаль.
 
* * *
   – Кладем три или одну? – спросил Ив, сидя за письменным столом в комнате, которую делил-с сестрой.
   – Хм… одну. Две остальных прибережем на завтра.
   – А если она потребует весь альбом… может, это ее?
   – Ты видел дату на штемпеле? Эти три открытки господину Марнье – самые свежие, а им больше десяти лет. Она же тогда была совсем малышкой… Сколько ей, по-твоему, лет? Двенадцать, тринадцать?
   – Может, все четырнадцать! – изрек Ив с необычайно важным видом.
   – Собственно, не все ли равно? У тебя был альбом с открытками в два или три года? Ну? Как только сестра вставляла свое «ну», Ив шел на попятную.
   – Ладно, – согласился он, – кладем открытку в конверт, подписываем адрес…
   – И наш адрес тоже. Папа всегда так «делает, когда пишет письма. Адрес Николь – улица Рам-пар, дом 29.
   – По-твоему, стоит связываться с почтой?
   – Точно, давай сами отнесем. Она вернется домой – а там письмо.
   – Думаешь… она не рассердится?
   – А чего ей сердиться? Из-за открытки? Так на ней имя ее отца и его старый даурский адрес!
   Ив сдался. И десять минут спустя, вытянув из Онорины поручение сделать в городе покупки, двойняшки, хихикая, украдкой выскользнули из «Маргийери», очень стараясь, чтобы их не заметили из мастерской – это входило в правила игры.
 
* * *
   Через час после ухода Ива и Мари-Франс перед садовой калиткой остановилась бежевая машина. Из нее вышел мужчина в светлом спортивном костюме и тирольской шляпе.
   Мужчина взглянул на измятый конверт, который держал в руке, осмотрелся и неуверенно шагнул в сад.
   Удары молотка и гул голосов привели его к сараю. Он задержался возле двери, одна из створок которой была приоткрыта, и долго рассматривал деревянную поверхность. Казалось, его все больше одолевают сомнения. Наконец мужчина шагнул в проем, не вынимая левую руку из кармана.
   Его появление привлекло всеобщее внимание. Ребята затихли, а Мишель с удивлением узнал в госте посетителя кафе – того, который появился вскоре после несчастного случая, незадолго до приезда жандармов. Мальчик двинулся ему навстречу.
   – Это «Маргийери»?
   – Да.
   – Ой, дядя! – воскликнула Николь из дальнего угла мастерской.
   – Значит, вы господин Рамадон? А я только что был у вас. Собирался поговорить об Эрнесте Бури.
   – Об Эрнесте Бури? Не имею чести… ах, да, это молодой человек, которого подозревают жандармы… Мне не хотелось бы предвосхищать результаты следствия. Я, собственно, за племянницей…
   Подошла Николь. На ее лице не было ни следа радости.
   – Почему ты ушла? Приходится бегать за тобой – у нас же куча дел!
   Девушка еще больше помрачнела, вздохнула, затем с преувеличенной покорностью засобиралась Домой.
   – Я приду завтра, Мишель, – сказала она. – Если получится… извини.
   Она принялась раскладывать по местам швейные принадлежности. Господин Рамадон, казалось, не слишком спешил, поскольку выказал живейший интерес к деятельности школьников. Он расспросил, куда пойдут вещи после ремонта, пообещал послать чек в организационный комитет. Затем негромко добавил:
   – Я увлекаюсь открытками… у меня коллекция. Если у вас имеется что-нибудь в этом духе, я хорошо заплачу… прямо сейчас… чтобы не ходить на распродажу. Я не любитель больших скопищ людей.
   – Открытки? – переспросил Мишель. – По-моему, у нас ничего такого нет. Нет, совершенно точно.
   Реакция собеседника была поразительной. Он весь побагровел, словно через силу сдерживая клокочущее внутри раздражение, и с непонятным изумлением, даже недоверием уставился на мальчика, словно тот был отъявленным лжецом. Казалось, мужчина продолжал бы расспросы, если бы не подошла Николь.
   – Ну что, пойдем? – произнесла девушка с вымученной улыбкой и отправилась прощаться с Даниелем в другой конец мастерской. А ее дядя тем временем добавил:
   – В любом случае имейте в виду: я хорошо заплачу за любую старую открытку.
   Он поспешно удалился; Николь нагнала его уже за калиткой. Мишель собирался было проводить гостя, но грозный вид мужчины его отпугнул. Не хватало еще оказаться свидетелем семейной сцены.
   – И чего он так разозлился? – вздохнул Мишель.
   – У меня такое впечатление, что Николь не больно-то жалует своего дядюшку, – заметил Да-ниель, подходя к брату.
   Тут вошел Артур, и разговор вновь оживился.
   – Эй, – воскликнул он, – откуда взялась такая красотка?!
   – Это новый член бригады, – ответил Даниель. – Только что из Англии.
   – Кстати, если мадемуазель что-нибудь смыслит в машинах, я упрошу папашу Арнольда пристроить ее в гараж!
   – Слушай, Мишель, а ты заметил, что господин Рамадон все время держал левую руку в кармане? – спросил Даниель.
   – А-а, так это его машина на улице? – отозвался Артур. – Ничего странного, на ней знак «ив».
   – Что такое «ИВ»? – спросил Даниель.
   – Инвалид войны, – ответил Артур. – У этой машины особая система управления. Я сразу обратил внимание на ключ зажигания. Вроде рычага на переднем щитке.
   – Значит, дядя Николь – инвалид войны? – спросил Мишель.
   – Конечно! Наверное, у него контужена левая рука. Ладно… хватит лясы точить! Дайте спокойно поработать. У меня тут пылесосы, которые разучились сосать пыль, дохлые тостеры и обогреватели, которые ничего не обогревают! А она хорошенькая… эта мадемуазель… Как ее зовут?
   – Николь… Николь Марнье, – ответил Мишель.
   Артур взялся за работу. День клонился к закату. Один за другим школьники расходились по домам. Когда трое друзей остались одни, Мишель рассказал Артуру о таинственном ночном посещении и о том, что кто-то рылся в пакетах.
   – Но, что самое невероятное, мы все заново проверили по списку – ничего не пропало! – закончил он.
   – Может, это коллекционер, который искал какую-нибудь диковинку? – усмехнулся Артур. Мишель взглянул на перечень.
   – Нет у нас никаких открыток, – прошептал он. – И зачем господину Рамадону понадобилось выдумывать какую-то коллекцию?
   – Какую коллекцию? – спросил Даниель. Мишель пересказал свой краткий разговор с
   Дядей Николь.
   – У меня такое ощущение, что он отнюдь не жаждал, чтобы племянница услышала его просьбу, – подытожил Мишель.
   – У меня по поводу этого господина назрели кое-какие вопросы, – заявил Даниель.
   – Ты тут не одинок! – отозвался Мишель. – По-моему, он появился в кафе чересчур скоро после несчастного случая. Впрочем, как и господин Скаффер. И почему он был так недоволен, что племянница поехала к нам?
   – Может статься, он что-то скрывает и очень боится, что она проболтается, – сказал Даниель. – Если я правильно понял, Николь практически с ним не жила. Он все время отсылал ее с глаз долой… по какой, интересно, причине? Быть может, хотел избавиться от свидетеля?
   – Что-то нас не туда занесло! Как-никак господин Рамадон – пострадавший, – напомнил Мишель.
   – Но ты ведь сам говорил, что Николь юлила, когда ты спрашивал про ограбление, верно? – не отступал Даниель.
   – Согласен, но пока нам так мало известно, что не стоит судить сгоряча.
   Артур прислушивался к разговору, продолжая свою работу.
   – Все это слабое утешение для бедняги Бури, – сказал он.
   Трое друзей в очередной раз задумались, как доказать невиновность Эрнеста Бури.
   – Единственный способ ему помочь, – вздохнул Мишель, – это найти настоящего преступника. Но как?
   Проспорив добрых полчаса, они так и не пришли ни к какому решению. С этим Артур и отправился домой.
 
* * *
   На следующее утро, когда кузены спустились к завтраку, двойняшки уже сидели за столом. Они выглядели необычайно возбужденно, хитро переглядывались и ерзали на стульях.
   Мишель отлично знал эту их манеру. Брат с сестрой так торопились побыстрее разделаться с едой, что Онорине, а затем Мишелю пришлось их даже одернуть.
   – Вы подавитесь! – воскликнула женщина. – Разве можно так заглатывать пищу?
   Наконец с завтраком было покончено. Мишель с Даниелем сходили открыть калитку, затем вернулись в сарай. А Ив с Мари-Франс тем временем затеяли игру, основной смысл которой явно заключался в том, чтобы держаться поближе к выходу из сада.
   – Опять наши сорванцы что-то затеяли, – заметил Мишель, стоя на пороге мастерской.
   – Наверное, дожидаются, когда подойдут остальные, – ответил Даниель. – Держу пари, они приготовили какую-нибудь шалость.
   Братья взялись за работу. Сегодня надо было отремонтировать книжные переплеты.
   То по одному, то по двое – в зависимости от приятельских отношений и места жительства – стали подтягиваться другие члены бригады. Двойняшки по-прежнему вертелись возле калитки. Наконец Мишель вышел из сарая-мастерской и позвал:
   – Ив, Мари-Франс, что вы делаете?
   – Играем, – откликнулась девочка.
   – Мы тебе нужны? – спросил Ив.
   – Да нет… но…
   Мишель не успел договорить – в калитке показалась Николь Марнье. Близнецы одновременно бросились к девушке и повисли у нее на руках.
   До Мишеля доносились их радостные возгласы:
   – Здравствуйте, мадемуазель Марнье!
   – Здравствуй, Ив, здравствуй, Мари-Франс. Вы сегодня такие чопорные! Разве я не говорила – зовите меня просто Николь!
   Прыгая и гримасничая, близнецы довольно бесцеремонно потащили девушку к мастерской. Та весело смеялась, но Мишелю показалось, что двойняшки явно перебарщивают. Он собрался было вмешаться, но близнецы, находившиеся уже почти у мастерской, и сами приутихли.
   Они выпустили руки Николь, чтобы дать ей поздороваться со школьниками, однако держались на таком расстоянии, чтобы слышать разговор, время от времени хитро переглядываясь. По мере того как шло время, их радость и оживление меркли. Затем растерянность уступила место разочарованию. Но окружающим было явно не до того, чтобы обратить внимание на такую перемену настроения.
   Вскоре, не говоря ни слова, близнецы вышли из мастерской и направились в свой «домик». В зарослях ежевики они устроили нечто вроде грота, глубиной в вытянутую руку, вход в который надежно защищала целая армия колючек.
   – Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Ив. – Почему Николь ничего не сказала?
   – Может, она не поняла, от кого открытка?
   – Не поняла? Там же адрес на конверте.
   – Точно. Но вчера вечером она должна была найти наше письмо, в крайнем случае, ей отдал его дядя. Может, она решила сыграть с нами в молчанку?
   Близнецы приумолкли. Эта гипотеза их не удовлетворяла. Они усиленно искали другое объяснение странному молчанию Николь Марнье.
   – Уж Мишелю с Даниелем Николь обязательно скажет про открытку, вот увидишь, – заверила брата Мари-Франс.
   – Ты так считаешь?
   – Конечно! А мы сейчас сделаем вот что… пойдем и спросим у нее напрямую.
   – Правильно… А то Мишель с Даниелем нам потом прохода не дадут!
   В восторге от своей идеи, близнецы со всех ног припустили к сараю. Их появление осталось незамеченным. Они робко приблизились к девушке, которая продолжала начатую накануне работу – чинила обивку кресла. Заметив детей, она вздрогнула от неожиданности. Затем улыбнулась.
   – Вы меня прямо испугали! – сказала она с мягким упреком.
   Двойняшки обменялись взглядами, в которых читалось: «Ну же! Давай, говори!…»
   – У вас такой таинственный вид, – заметила девушка. – Хотите мне что-то сказать?
   – Да! То есть… – начал Ив.
   – Мы нашли открытку, – добавила Мари-Франс.
   – И вчера отнесли ее вам домой, на виллу господина Рамадона!
   У Николь округлились глаза.
   – Какую открытку?… Ничего не понимаю!
   Двойняшки опять переглянулись. Либо Николь говорила искренне, либо была прекрасной актрисой.
   – А почему вы не дали мне эту самую открытку днем, когда я здесь была?
   – Мы хотели пошутить! – признался Ив. Девушка выглядела так ошеломленно, словно на нее вылили ушат холодной воды.
   – Я очень люблю шутки, но… при чем здесь открытка?
   На этот раз ответила Мари-Франс:
   – На ней имя и адрес господина Марнье из Даура… Вы…
   Девочка испуганно прикусила язык. Лицо Николь стало таким бледным, словно еще немного, и она потеряет сознание. Растерявшись, Мари-Франс решила позвать на подмогу старшего брата.
   – Мишель! Мишель! Быстрей! При этом она бубнила себе под нос: «И что она так распереживалась из-за какой-то открытки?»

8

   На зов сестры прибежал Мишель.
   – Ты поранилась? – забеспокоился он. Николь Марнье удалось пересилить слабость.
   – Нет, просто Мари-Франс сообщила мне оглушительную новость.
   Девушка с трудом переводила дыхание. Мишель, ошеломленный, не знал, что и думать.
   – Что ты еще натворила?! – набросился он на сестру.
   – Ничего я не натворила! – возмутилась та. – Открытка самая взаправдашняя!
   – И что же это за открытка такая? – спросил Мишель. – Может, объяснишь все по порядку?
   – Пожалуйста.
   И Мари-Франс поведала, как они бросили открытку в почтовый ящик господина Рамадона.
   Нахмурившись, Мишель с нарастающим удивлением слушал рассказ сестры.
   Узнав, что адресатом открытки был некий господин Марнье, он вздрогнул. И тут же поразился:
   – Но как она очутилась у вас?
   – Я как раз собиралась это спросить, – добавила Николь.
   – Она была в альбоме, – объяснил Ив, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
   – В моем альбоме?! – воскликнула Николь.
   К группе присоединился Даниель. Но Мишель настолько запутался во всех перипетиях рассказа, что был не в состоянии ответить на вопросы кузена.
   – Ну и дела, – проговорил он в конце концов. – Кажется, здесь все не так просто. Пожалуйста, еще раз с самого начала. Вот, к примеру, альбом! Где вы его взяли?
   Мари– Франс и Ив переглянулись, замялись, затем девочка смирилась с неизбежным. Во всех деталях она описала приключение на ферме Нюма.
   – И вы, естественно, все это время молчали! – проворчал Мишель, когда сестра умолкла.
   – А альбом… у вас? – спросила Николь.
   – Да, да! – закивала Мари-Франс.
   – Можете показать? – продолжала девушка.
   – Конечно.
   Довольные, что получили передышку, близнецы помчались к дому. Николь вздохнула.
   – Я страшно расстроилась, – призналась она. – Открытка была послана отцу… и…
   У девушки перехватило дыхание, больше она не в силах была выжать из себя ни слова. Потупив взгляд, Мишель с Даниелем носками ботинок ковыряли пыль на полу. Наконец Николь удалось побороть смятение.
   – По поводу рассказа твоей сестры, Мишель, возникает весьма существенный вопрос. Как альбом попал на заброшенную ферму?
   – Где его собирались уничтожить! – с жаром вставил Даниель.
   – Я вижу единственное объяснение, – ответил Мишель. – Довольно серьезное. Альбом ведь хранился у твоего дяди?
   – Да…
   – Похоже, что грабитель унес его вместе с другими вещами.
   – Точно! – воскликнула девушка.
   – А что, если бумаги на ферме жег наш беглый водитель? – предположил Даниель.
   – Очень даже может быть, – кивнул Мишель.
   Казалось, это открытие еще сильнее озадачило Николь Марнье.
   – Что ты на это скажешь? – спросил ее Мишель.
   – Я? Увы, ты упускаешь из вида некое обстоятельство… Ума не приложу, почему дядя промолчал об открытке…
   – Кстати… он нас уверял, будто увлекается подобными вещами… якобы собирает коллекцию! – вставил Мишель.
   – Впервые слышу, – прошептала Николь. – Прямо чудеса!
   Беседу прервало появление близнецов, тащивших альбом.
   Николь схватила его с такой жадностью, что Мари-Франс попятилась.
   – Простите, это последнее, что осталось от отца – все остальное украли.
   Девушка положила альбом на ближайший столик и, покусывая губы, стала перелистывать страницы – медленно, сосредоточенно…
   Мишель отозвал Даниеля в сторону.
   – По-моему, стоит наведаться на ферму Нюма, – сказал он вполголоса. – Возможно, это ничего не даст, но вдруг…
   – Отличная мысль… Николь возьмем?
   – Обязательно! Как только она закончит рассматривать альбом, я ей скажу.
   Девушка отложила толстую тетрадь. Глаза ее слегка блестели. Она встряхнула головой и попыталась улыбнуться.
   – Слава Богу, хоть он отыскался, – прошептала она.
   – Я тут подумал, неплохо бы прогуляться на эту ферму, – произнес Мишель. – Хочешь пойти с нами?
   – Господи… Ну конечно! Но сначала я хотела вас попросить об одном одолжении… Пусть альбом пока побудет у вас… и, пожалуйста…
   Николь явно стеснялась договорить до конца. Мишель даже не пытался ее подгонять.
   – Так вот, – произнесла она наконец, – по некоторым причинам мне не хотелось бы, чтобы дядя знал, что он здесь. Вы ничего не имеете против?
   – Альбом твой, Николь, – ответил Мишель. – Тебе и решать.
   – Спасибо большое. С удовольствием взгляну на эту ферму. Пойдемте?
   Близнецы тоже отправились на прогулку, чрезвычайно довольные своей новой ролью проводников и тем, что альбом пока остается у них.
   Ребята решили пройти через город, мимо шлюза, чтобы не тащить девушку по грязным тропинкам между озер.
   Мишель показал Николь место, где был сбит мотоциклист. Затем вся компания вступила на проселочную дорогу. Мишель продолжал рассказывать о несчастном случае.
   Когда они поравнялись со стеной старого завода, возвышающегося на другом берегу, Мишель указал на него.
   – По-моему, именно оттуда доносился шум мотора.
   Они шли мимо рослых тополей, тянувшихся вдоль дороги.
   – Но в таком случае ему бы пришлось заталкивать машину на мост! – заметила Николь.
   – С хорошего разгона грузовик сумел бал одолеть подъем, – вставил Даниель. – Такой точки зрения придерживаются жандармы.
   Так, разговаривая, они продвигались вперед. Вскоре ребята услышали урчание мопеда – звук доносился с противоположного берега.
   Мишель машинально скосил глаза, убедился, что набережная пуста, но, увлеченный беседой, не стал ломать себе голову.
   Шум мотора нарастал; внезапно сзади пронзительно и настойчиво забибикал клаксон. Ребята вздрогнули и отскочили на обочину.
   К их великому изумлению, мопед ехал не по набережной, а по проселочной дороге.
   – Вы что, оглохли? – крикнул мотоциклист, обгоняя компанию.
   Братья, оторопев, ничего не сказали в ответ. Слишком сильно было удивление.
   – Я мог бы поклясться, что он тарахтел на другом берегу, – пробормотал Даниель.
   – Я тоже, – признался Мишель.
   – Это все из-за эха, – заметила Николь. – Заводская стена отражает звук и…
   Мишель открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не выдавил из себя ни звука.
   – Что с тобой? – спросил Даниель.
   – Николь права… Эхо! Это ужасно, просто ужасно!
   – Что ужасно? – заволновалась Николь.
   – Скорее всего, в тот самый вечер… ну, когда произошел несчастный случай… я так же оплошал! Получается, я дал ложные показания!