Байяр Жорж. Мишель и машина-призрак

   На этот раз пришла очередь его спутников разинуть рты. Близнецы меж тем шагали впереди, ровным счетом ничего не замечая.
   – Честно говоря, я не очень понимаю… – начала Николь.
   Мишель занервничал.
   – Сейчас вам все станет ясно. До самой последней минуты я не сомневался, что слышал грузовик на набережной – в окрестностях завода… Меня обмануло эхо…
   – Выходит, грузовик свернул сюда, на проселочную дорогу? – спросила Николь.
   – Его вполне можно было спрятать за старой конюшней, где раньше держали тягловых лошадей.
   – Значит, таинственное исчезновение получает объяснение… – протянул Даниель.
   – Меня удивляет только одно, – сказала Николь.
   – Что именно? – спросил Даниель. Девушка опять смутилась.
   – Давайте немного пройдемся. Мне нужно еще подумать, тут нельзя ошибиться…
   Ребята, заинтригованные, последовали за Николь… Интересно, что у нее на уме?

9

   – Мне одно не дает покоя, – продолжала Николь. – Почему водитель выбрал проселочную дорогу, тем более в такой поздний час? Ведь это верное средство выдать себя. Махнул бы в Фуйя – чего уж проще!
   Замечание было веским. Ребята не могли этого не признать.
   – Может, грабитель все заранее просчитал, – сказал Мишель, – и не захотел отступать от плана? Он ведь не предполагал, что найдутся свидетели…
   – Верно! Но ведь тогда Эрнест Бури здесь ни при чем и жандармы зря его держат? – сказала Николь.
   – Что касается меня, то я ни секунд» не верил, что Бури грабитель, – произнес Мишель. – По-моему, мой долг – пойти к бригадиру и честно ему рассказать об ошибке!
   – Может, раньше все-таки заглянем на ферму? – предложил Даниель.
   Николь его поддержала.
   Хотя трудно было вообразить, что на ферме до сих пор кто-то прячется, Мишель счел нелишним принять кое-какие меры предосторожности.
   – Я схожу на разведку, – сказал он. – Всем нам незачем сразу там показываться.
   Компания нырнула в лес, а Мишель двинулся по дороге.
   Вскоре впереди показался дом.
   Первое, что отметил Мишель – это отсутствие дыма из трубы. На всякий случай он прислушался, но все было тихо. С видом праздношатающегося – что выглядело наименее подозрительно – Мишель ступил на лужайку.
   Он добрался до дверей – те оказались приоткрытыми – и осторожно заглянул внутрь. В комнате не было ни души, во всем доме царила мертвая тишина.
   Мишель вернулся на опушку и помахал товарищам.
   Первыми к дому подлетели близнецы, но на пороге застряли – как бы они ни хорохорились, им явно не хватало решимости. Затем подошли Даниель с Николь.
   Никому не хотелось говорить. Ферма Нюма отнюдь не считалась страшным местом, но после недавних событий, разыгравшихся на глазах близнецов, от нее повеяло чем-то таинственным и тревожным.
   Ребята вошли в дом, близнецы шмыгнули следом. Камин был пуст.
   – Любопытно, – проговорил Мишель, присаживаясь на корточки. – Тут такая пылища, как будто камин сто лет не топили.
   – Верно, – поддержала его Николь. – И ни клочка обгорелой бумаги.
   Двойняшки залились краской. Они догадались, что старшие сомневаются в правдивости их рассказа, хотя ничего подобного вслух не было произнесено. Мишель повернулся к брату с сестрой.
   – Вы уверены, что нашли альбом именно здесь?
   Онемев от обиды, Мари-Франс и Ив беззвучно закивали. Наконец девочка обрела дар речи:
   – Кстати, еще тут присутствовал господин Дрокур!
   – Невероятно! – прошептал Даниель.
   – А что, если камин почистили? – предположила Николь.
   – Очень даже может быть, – поддержал ее Мишель, понимая состояние брата с сестрой. – Однако эта пыль… Разве что камин припорошили нарочно, для отвода глаз: якобы не было никакого огня… Ловко, ничего не скажешь!
   Двойняшки улыбнулись и с благодарностью посмотрели на брата. Воспользовавшись тем, что старшие осматривают дом, они украдкой выскользнули на улицу.
   Выйдя вслед за ними, Мишель, Даниель и Николь направились к сараю, который прилегал к дому.
   – Эти двери, наверное, одного возраста с нашими в мастерской, – заметил Мишель.
   – Во всяком случае, не красили их явно столько же, – прибавил Даниель. – Плюс к тому они совсем трухлявые. Сплошные трещины.
   Николь приникла к трещине, пытаясь разглядеть, что лежит внутри.
   – Здесь сено, – сообщила она. – Может быть, фермой еще пользуются?
   Мишель обошел вокруг дома. Остальные следовали за ним по пятам. Никаких следов. Дом выглядел необитаемым.
   Молодые люди вернулись в комнату, осмотрели внутренние двери. Те оказались запертыми. Одни, с непрочной задвижкой, Мишелю удалось открыть, – они вели на пыльную, прогнившую лестницу с провалившимися ступеньками…
   В этот момент раздался крик:
   – Мишель, Даниель!
   Голос принадлежал Мари-Франс.
   Одним прыжком Мишель очутился на пороге.
   – Куда их опять понесло?
   Даниель и Николь смотрели в сторону озер.
   – Вон они, – сказал Даниель. И правда, близнецы стояли там, исступленно размахивая руками.
   – Что еще там? – пробурчал Мишель. Николь и братья направились к тому месту, где малыши изображали ветряные мельницы.
   – Тут в камышах горелая бумага! – выпалила Мари-Франс, когда ребята подошли поближе.
   И в самом деле, раздвинув камыши, близнецы обнаружили на земле обгорелые клочки размером с монету.
   – Кто-то вычистил камин и выбросил сюда золу, – уверенно изрек Ив.
   – Теперь-то вам ясно, что мы были правы?! – добавила Мари-Франс. Мишель улыбнулся.
   – Отлично, мадемуазель. Мы раскаиваемся. Разумеется, вы были правы. Мы признаем свое заблуждение.
   Однако лица близнецов еще сохраняли выражение оскорбленного достоинства – довольно, впрочем, забавное. Николь присела на корточки и подняла с земли несколько бумажных обрывков. На них еще можно было различить почерк ее отца…
   – Если бы вы не спасли альбом, – вздохнула она, – у меня бы ничегошеньки не осталось.
   – Я иду в полицию! – решил Мишель. – Но этот тип, надо сказать, не дурак! Надо же придумать такое – припорошить камин пылью. Ничего, мы до него еще доберемся!
   Николь с трудом оторвалась от своих мыслей.
   – Я бы все отдала, только бы выяснить, кто жег эти бумаги.
   Даниель, близнецы и девушка повернули обратно в «Маргийери», а Мишель отправился в полицию– давать новые показания.
 

* * *

   – Все, что вы говорите, замечательно, – заключил бригадир, когда Мишель окончил рассказ, – но что это, по сути, меняет? У семейства Бури имеется лодка. Почему бы им не переправиться через канал и не сжечь компрометирующие бумаги в камине на ферме Нюма? Следователя, естественно, я в известность поставлю, но не думаю, что ваше свидетельство повлияет на его точку зрения.
   Мишель чувствовал, как в нем закипает раздражение. Уже двадцать с лишним минут он торчал в кабинете бригадира и все это время из кожи лез вон, чтобы его убедить. И что толку!
   – Прислушайтесь лучше к моему совету. Выкиньте вы эту историю из головы. Мы с ней сами прекрасно справимся. Пока Бури не признался, но не сегодня-завтра это произойдет, вот увидите.
   Мишель понял, что настаивать бесполезно. Его взяла такая досада, что он даже забыл рассказать об альбоме. В самом начале беседы он вскользь упоминал о нем, но жандарм, очевидно, истолковал его слова в том духе, что коллекция открыток тоже сгорела.
   Мальчик вышел из жандармерии в препаршивейшем настроении. До этого визита у него еще теплилась надежда на то, что его вмешательство изменит судьбу Эрнеста Бури, – но ничего подобного!
   – Остается только одно – искать настоящего грабителя, – сказал он себе. – Если будет доказано, что этот грабитель виновен еще и в наезде на мотоциклиста, Эрнест Бури моментально окажется вне подозрений.
 

* * *

   Едва вернувшись в «Маргийери», где его поджидали друзья, Мишель оказался в центре всеобщего внимания.
   – Ну, выкладывай, что там у тебя! – торопил Даниель.
   – Убедил бригадира? – спросила Николь.
   – Увы! Боюсь, что нет!
   И Мишель рассказал о беседе с жандармом и о тех выводах, которые сделал после нее.
   – Ты рассчитываешь отыскать настоящего преступника? – переспросила Николь. – Но каким образом?
   Мишель обреченно развел руками.
   – В том-то и загвоздка.
   Вскоре Николь собралась домой; Мишель отправился проводить ее до калитки. Он хотел кое-что уточнить.
   – Прости за нескромность, но меня удивляет одна вещь в поведении твоего дяди…
   – По-моему, я догадываюсь, о чем ты, – ответила девушка. – Я сама хотела тебе все рассказать. Ты имеешь в виду открытку, которую он так мне и не передал, верно?
   – Да, причем в тот же день он интересовался у нас открытками на продажу.
   Николь смутилась, и Мишель пожалел о своей бестактности.
   – Я прекрасно понимаю, что, наверное, кажусь вам странной. Господин Рамадон – мой родной дядя, брат моей матери и мой законный опекун. Он поступил весьма благородно, взяв на себя эти обязанности после смерти отца – мне тогда было три или четыре года. Только исполняет он их, как бы это сказать… не особо себя утруждая. До самого последнего момента он не хотел, чтобы я жила у него. Сначала я воспитывалась у кормилицы, потом он отдал меня в интернат, надо заметить, очень даже неплохой. Каникулы я проводила в лагере. Он отделывался от меня всеми возможными способами. Я ведь в Корби впервые.
   Мишель понимал горечь девушки. Как и все дети, она нуждалась в семейном очаге, в нежности и любви. А у господина Рамадона было довольно узкое представление о своем долге; в каком-то смысле он палец о палец не ударил для племянницы. Дядя Николь сделался еще более неприятен Мишелю.
   – Мне порой приходило в голову, а не двигал ли им обычный расчет. По-моему, отец был человеком далеко не бедным… это многое бы разъяснило. Признаться, у меня даже мелькала мысль, что ограбление подстроено им намеренно, чтобы уничтожить важные для меня документы.
   Мишель просто онемел от изумления. Заметив это, девушка покраснела.
   – Зря я так разоткровенничалась, – вздохнула она, – просто как-то нечаянно вырвалось. Забудь, пожалуйста, все, что я тут наговорила.
   – Можешь положиться на мою скромность, – заверил ее Мишель.
   Николь Марнье вскоре ушла. Выглядела она все такой же подавленной. А Мишель вернулся в сарай; в голове у него бродили самые причудливые мысли.
   Больше всего его смущало, что господин Рама-дон, выказав интерес к открыткам, ни слова не сказал об этом племяннице. Это только подтверждало ее подозрения. А почему он не заявил о пропаже альбома? Разве это не улика, о которой ему вроде бы следовало поставить в известность полицию?
   Мишель раздумывал обо всем этом, когда заметил, что к сараю приближается высокий худой мужчина, которого он после минутного замешательства узнал.
   «Ему– то что здесь нужно? Надеюсь, он не по поводу несчастного случая…»

10

   Мужчина был не кем иным, как местным корреспондентом «Пикардского вестника» господином Готье.
   – Все трудимся, молодые люди?
   На плече у него болтался фотоаппарат.
   – А я к вам – предложить свои услуги по части рекламы… кстати говоря, совершенно бесплатно. Мы дадим в газете парочку фотографий, сделаем серию статей – клиенты повалят к вам толпами.
   У Мишеля отлегло от души. Если речь не идет о наезде, – визит журналиста можно было назвать вполне приятным. Господин Готье прошел в мастерскую, обвел внимательным взглядом рабочие места. По всей видимости, он искал наиболее выигрышный ракурс. Мишель заметил у него экспонометр.
   Журналист сделал с десяток снимков, затем вытащил из кармана блокнот.
   – По-моему, справедливости ради следует упомянуть подвижников, которые отдают свой досуг замечательному занятию. Вы мне сделаете списочек?
   Мишель стал было отнекиваться, но Готье упорно стоял на своем. В конце концов, чтобы его не обижать, юноша согласился. Когда он закончил список, Даниель воскликнул:
   – Ты кое-кого забыл! Николь Марнье! Мишель улыбнулся.
   – Правильно, она член нашей бригады! Карандаш журналиста застыл в воздухе.
   – Что это за особа? Знакомая фамилия. Местная?
   Мишель в двух словах изложил историю девушки.
   – Можно еще написать, что дядя Николь, господин Рамадон, обещал киноклубу чек на крупную сумму. Может, это подаст пример другим дарителям.
   – Непременно напишем. Да, кстати, не могли бы вы уточнить, в котором часу начинается праздник? – допытывался журналист.
   – Пока точно не скажу. Попытаюсь выяснить вечером.
   – Отлично! Значит, сообщите мне вечером, часиков до восьми, идет?
   – Договорились.
   На этом журналист откланялся.
   А Мишель и его друзья взялись за работу. Вторая половина дня прошла без особых приключений.
 

* * *

   Только поздно вечером Мишелю удалось раздобыть нужную журналисту информацию, и он не мешкая отправился к нему домой.
   Его провели в комнату, вид которой поистине поражал воображение. Там царил чудовищный хаос. Большую часть пространства занимал огромный письменный стол, по которому были разбросаны папки, подшивки газет, баночки с клеем, три или четыре пары разномастных ножниц. Развешанные по стенам фотографии кинозвезд и театральных актеров плохо скрывали выцветшие, местами оборванные обои.
   Ядовито-зеленый жестяной абажур был обернут газетой – чтобы свет не слепил глаза.
   Сам господин Готье с очками на лбу восседал в старинном кресле на колесиках. Он был погружен в чтение пожелтевшей от времени газеты.
   При появлении юноши он поднял голову.
   – А, это вы, молодой человек. Вы умеете держать слово! Чудненько, чудненько… А у меня для вас приготовлено кое-что интересненькое. Как, вы говорили, фамилия вашей подруги? Марнье?
   – Да, Николь Марнье. – «Фамилия как фамилия, ничего интересного», – добавил он про себя.
   Поднимаясь из кресла, журналист хлопнул ладонью по столу.
   – У меня хорошая память, – сказал он. – Буквально перед вашим приходом я отыскал статью, посвященную некоему Марнье… Это случайно не ее отец?
   Репортер протянул юноше газетную страницу.
   Первым делом Мишель обратил внимание на фотографию, затем перешел к заметке. В ней рассказывалось о фальшивомонетчике, которого автор статьи именовал не иначе как «гениальный». Преступник подделывал банкноты, причем с таким мастерством, что несколько лет водил за нос правоохранительные органы. Когда его арестовали, он так и не выдал, где спрятал свою продукцию.
   Мишель еще раз взглянул на снимок.
   – Андре Марнье, – прочитал он. Вспомнив о карточке в доме господина Рамадона, мадьчик покачал головой. – Вы ошибаетесь. Этот мужчина не имеет ничего общего с отцом Николь. Я видел его фотографию. Скорее всего это другой Марнье.
   Журналист кивнул.
   – Однофамилец, наверное. В свое время этот процесс наделал много шума…
   – Ваш Марнье жил в этих краях? – поинтересовался Мишель.
   – Ему принадлежала ферма, сейчас ее называют фермой Нюма. Знаете, ветхий домишко рядом с каналом, неподалеку от озер.
   Мишель чуть было не вскрикнул, но в последний миг удержался – у него возник новый вопрос:
   – А эта ферма… наверное, с тех пор переменила хозяина?
   – Действительно… Что-то смутно припоминаю: ее купил некий парижанин, хотел устроить там охотничий домик, чтобы охотиться на уток – в наших местах их настоящее изобилие. Но его здесь ни разу не видели. Он уже немолод – наверное, не выбирается из Парижа.
   – И все-таки вряд ли этот фальшивомонетчик – отец Николь Марнье. Тот погиб в кораблекрушении. Так что речь идет о ком-то другом
   – Что ж, я рад за мадемуазель. Груз прошлого– тяжкая ноша. Наш фальшивомонетчик умер в тюрьме, кстати говоря, так и не выдав никого из сообщников. Господи, упокой его душу! Впрочем, вы ведь пришли не за этим? Надеюсь, вы выяснили то, что обещали?
   Мишель улыбнулся и достал из кармана листок
   – Здесь время открытия.
   – Чудненько, чудненько! Спасибо, молодой человек. Материал получится – просто конфетка! Вам еще отбиваться придется от покупателей!
   – Будем надеяться, спасибо большое.
   – Не за что, не за что! Пресса подает руку помощи кино – вполне естественная вещь…
   Мишель распрощался, положив конец словоизлияниям репортера.
   Дорогой его грызли сомнения. Хотя фальшивомонетчик ни капли не походил на отца Николь, подозрительными выглядели даты. Теоретически Марнье-фальшивомонетчик вполне мог приходиться Николь отцом.
   «Да, но фотографии доказывают обратное. И для Николь так лучше, как говорил журналист».
   Был еще альбом и тот таинственный интерес, который испытывал к нему любознательный грабитель.
   «И все-таки он ничего не предпринял, чтобы помешать близнецам его унести, – уговаривал себя Мишель. – Разве что его спугнул папаша Дрокур? Выходит, это кто-то из местных, раз он боялся, что его узнают…»
   Вот, оказывается, в чем кроется причина ночного визита в «Маргийери»! Оставалось прояснить еще одно темное место: каким образом преступнику стало известно, что вещи для распродажи – близнецы припомнили, что на ферме они о ней говорили, – хранятся в сарае-мастерской?
   Мишель мысленно представил себе лицо Скаффера, затем Рамадона. Заподозрить первого можно было не иначе как с большой натяжкой. В «Морском кафе» он появился почти сразу после несчастного случая. Его изумление, потрясенное выражение лица – сначала он считал, что кто-то утонул, – казались искренними. Так же, как Рама-дон, он побывал в «Маргийери», видел мастерскую, свертки. Но Рамадон вызывал гораздо больше подозрений: действуя довольно топорно, он обнаружил неподдельный интерес к открыткам. И потом, почему он ни слова не сказал Николь про открытку, которую двойняшки бросили в почтовый ящик?
   Мишель был слишком умен, чтобы делать выводы на основании одного-единственного факта. Вокруг мастерской крутилась такая прорва народа, что установить, кто сболтнул лишнее, сделавшись невольным осведомителем преступника, не представлялось возможным.
 

* * *

   Вернувшись в «Маргийери», Мишель рассказал Даниелю о своем посещении журналиста.
   – Надо бы повнимательнее изучить альбом, – заключил он. – Вдруг найдется какая-нибудь зацепка.
   Двойняшки притащили альбом и присутствовали при его осмотре. Тексты на открытках являли собой обычный набор банальностей. «С наилучшими пожеланиями» чередовалось с «целую, до скорого» и «дружескими приветами».
   – Если он чем-то и приглянулся господину Рамадону, то, ясное дело, не перепиской, – заметил Даниель.
   – Смотри, какой толстенный переплет… как будто набит чем-то, – сказал Мишель. – Вдруг это тайник?
   Даниель взял альбом в руки.
   – Следов клея не видно.
   Мишель прощупал обложку тонкой иглой – безрезультатно.
   – Ас чего мы вообще взяли, что этот тип охотится именно за альбомом? – размышлял вслух Даниель. – Может, он водит нас за нос?
   – Послушай, Даниель, по меньшей мере одно мы знаем точно. Мы с тобой пересмотрели все свертки – ничего не пропало. Альбома тогда в мастерской не было. Странно, не так ли?
   – Допустим. Но меня волнует вот что. Не скрывает ли Николь что-то от нас? Почему она попросила взять альбом на хранение?
   – А мне бы хотелось уточнить еще пару деталей. Ив, Мари-Франс, расскажите-ка еще раз, как вы нашли альбом, только с самого начала. И постарайтесь ничего не пропустить. Любая мелочь может оказаться весьма полезной.
   Двойняшки напустили на себя значительный вид, насупились и в очередной раз повели рассказ о своих приключениях.
   Мишель с Даниелем задавали им вопросы, просили подробнее обрисовать некоторые моменты. Когда близнецы подошли к тому, как увидели полицейскую машину и жандармов, направлявшихся на ферму к Бури, Мишель воскликнул:
   – Кстати, бригадир ошибся насчет лодки! Ни Эрнест, ни Марсель не могли находиться на ферме Нюма в то время, когда горели бумаги. Ведь именно в этот момент жандармы застали их дома.
   – На самом деле это ничего не доказывает, – откликнулся Даниель. – Бури могли поджечь бумаги и вернуться к себе. Впрочем, у меня есть другое предположение. Мы кое о ком забыли…
   Мишель с удивлением уставился на кузена.

11

   – Кого ты имеешь в виду? – спросил Мишель.
   – Господина Дрокура, рыболова. Он появился в тот миг, когда близнецы услышали хруст. Может, он такой же рыболов, как и я! Услышав голоса Мари-Франс и Ива, он вполне мог выскользнуть через заднюю дверь, а потом вернуться – как раз когда они рассматривали альбом.
   – Ты правда так считаешь? – прошептала Мари-Франс. – Но папаша Дрокур такой славный…
   – И он так мило с нами разговаривал, – добавил Ив, – а на обратном пути развлекал рыбацкими байками.
   Двойняшки продолжили свой рассказ, из которого Мишель с Даниелем не вынесли ничего нового. Версия с рыбаком требовала более тщательной проработки; впрочем, она представлялась довольно зыбкой. Время близилось к ужину, когда в соседней комнате зазвонил телефон. Мишель пошел снять трубку.
   – Алло! Мишель Терэ слушает. Абонент на другом конце провода явно колебался.
   – Хочу дать вам совет, молодой человек, – наконец произнес приглушенный голос. – Если вы не желаете навлечь на себя неприятности, не продавайте альбом. Вам все ясно?
   – Можете не ломиться в сарай, альбом спрятан в надежном месте, – ответил Мишель.
   Щелчок, трубку повесили.
   Пунцовый от негодования, которое пробудил в нем неведомый шантажист, Мишель вернулся в гостиную. Вспомнив о присутствии двойняшек, он выдавил из себя улыбку, словно звонок был пустяковым. На языке у Даниеля уже вертелся вопрос, но, поймав красноречивый взгляд кузена, он все понял.
   – Кстати, как насчет ужина?! – весело воскликнул он.
   Возможно, двойняшек не слишком обманул игривый тон старшего брата, но они лишь заговорщицки переглянулись.
 

* * *

   Близнецы удалились в свою комнату, а Мишель и Даниель остались в гостиной. Они любили посидеть после ужина за шахматной доской.
   Но сейчас сосредоточиться на игре им удавалось с превеликим трудом: из головы у них не выходил таинственный альбом.
   Через полчаса такой игры они по обоюдному согласию бросили партию.
   – В поведении нашего любопытного незнакомца больше нет ничего загадочного. На ферме близнецы говорили о празднике и среди прочего упомянули, что альбом можно было бы выставить на распродажу. Преступник мог выследить их до самого дома – если, конечно, это не папаша Дрокур. А найти мастерскую и попытаться украсть открытки – это уже сущие пустяки.
   – Итак, мсье запрещает продавать альбом?
   – Именно! Хотя напрасно он звонил, только подсказал мне одну идейку.
   – Да? Ну-ка, ну-ка…
   – Так вот… главное для нас – доказать, что Бури никакой не грабитель и не беглый нарушитель. Согласен?
   – Да. И что дальше?
   – Для этого надо найти настоящего преступника.
   – Великолепно! Сего-его.
   – Что?
   – Сего-его… всего-ничего, если тебе угодно. Всего-навсего найти преступника!
   – Глупость какая! Так на чем я остановился? Ах да… так вот… если альбом так смущает этого типа, лучший способ заставить его выдать себя – подсунуть ему альбом!
   – Чего уж проще, кладем альбом вместо сыра в мышеловку, и – хоп! – наш субчик попался! Мишель расхохотался.
   – Если бы ты знал, насколько ты близок к истине! Только вместо мышеловки у нас будет праздник.
   – Ого! Кажется, я начинаю догадываться…
   – Мы выставим альбом на продажу, только надо устроить так, чтобы об этом стало известно заранее.
   – Хочешь кинуть клиенту приманку?
   – Только вот нужно что-то придумать, чтобы эта информация обязательно дошла до «клиента», как ты изволил выразиться. Не можем же мы, в конце концов, расклеить по городу афиши или орать в громкоговоритель?
   – Но у тебя же есть замечательная возможность! – взволнованно воскликнул Даниель. – Газета! «Пикардский вестник»! Господин Готье нас выручит! Нужно добавить в статью список наиболее ценных товаров и среди прочего назвать альбом!
   – Ура! Даниель, ты – гений!
   – Я только придумал, как реализовать твою идею на практике! – запротестовал тот.
   – Нечего скромничать. Ты гений, и я прямо сейчас звоню славному господину Готье!
   – А не поздновато?
   – Ничего… Если дело выгорит, он первым получит сенсационный материал о преступнике, так я думаю, не будет в большой претензии за поздний звонок.
   – Ты собираешься выложить ему все как есть?
   – Почему бы и нет? Возьму с него обещание держать язык за зубами. По-моему, тут яснее ясного, что малейшая промашка с его стороны погубит всю операцию и, в конечном счете, лишит его статьи!
   – Комментарии, как говорится, излишни. Давай за дело!
   – Звоню.
   Прежде чем снять трубку, Мишель прислушался – Онорина на кухне возилась с посудой.
   – Нашей славной хлопотунье лучше ничего не говорить.
   Он набрал номер журналиста. Даниель взял отводную трубку. По ходу разговора лица кузенов все шире расплывались в улыбке.
   Соблазнившись на предложение Мишеля, журналист пообещал вставить в статью упоминание об альбоме. Он срочно звонит в редакцию, чтобы информация появилась уже в завтрашнем номере.
   – Вот и все, – подытожил Мишель, кладя трубку. – Сети расставлены. Остается только организовать слежку за лотком, где будет выставлено наше сокровище.
   – Кстати, что будем делать, если объявится случайный покупатель?