Просто мне дорога собственная независимость.
   - Черт побери. Независимость. Ты боишься меня? - насмешливо поинтересовался Генри.
   Нина вскинула голову. Это надменное милое движение ему так понравилось, что захотелось потянуться и поцеловать ее.
   - Я ничего не боюсь. Но мужчина мне не нужен, Генри. Это мне совсем не обязательно.
   - Хорошо. Тогда друг. Я могу составить тебе компанию.
   - У вас есть Лилли.
   - Лилли? Нет, мы просто профессиональные партнеры. Она любит классическую оперу, а на меня она навевает тоску. И потом, Лилли с ума сходит по работе.
   А я люблю отключаться.
   Нина расслабилась. И правда, какой от этого вред? У нее ведь и на самом деле нет ни одного настоящего друга, с тех пор как умер Фрэнк Мэлоун. Генри заставил ее задуматься. В сущности, она действительно одинока. Она чувствовала...
   - Но вы ведь не имеете в виду именно дружбу? Это ведь просто предлог?
   - Нина... - Генри потянулся и схватил ее за руку.
   Пальцы были грубые, мозолистые, в шрамах и следах от кислотных ожогов. - Клянусь тебе, я ничего не сделаю, о чем ты сама не попросишь. Словом или взглядом.
   ***
   Тони позвонил Нине через неделю.
   - Все в порядке, дорогая?
   - Все прекрасно, - ответила Нина.
   Она организовала новое отделение, перестроив всю структуру исследовательских работ. Это была ее собственная идея: все бригады, чем бы они ни занимались - медициной, животными, снабжением, - отчитывались перед одними и теми же людьми. Таким образом сведения собирались в едином фонде. Это новшество уже давало свой результат. Например, побочный эффект, случайно полученный в результате эксперимента датской бригады, стал путеводной нитью, которую столько времени искали люди с заболеванием коронарной системы. Лилли теперь сидела на этой проблеме Нина чувствовала себя уверенно.
   - Я все это знаю, - быстро ответил Тони. - Акции подскочили. Я бы хотел, чтобы ты подумала о ежеквартальном вестнике.
   - Да, непременно. - Нина обрадовалась. Вестник для аналитиков - важное дело для "Дракона". - А как насчет повышения?
   - Считай, ты его только что получила. - На том конце провода вдруг стало тихо. - Где ты была вчера вечером? И в среду?
   Нина посмотрела на трубку и почувствовала, как по спине пробежал холодок.
   - Я выходила.
   - Да неужели? - Голос Кэрхейвена был спокойным.
   Он хорошо им владел.
   - С кем?
   Никаких жалоб, никаких объяснений, решила Нина.
   - С Генри Нэйметом - Ну конечно. С очаровательным доктором Нэйметом. Вы ходили на балет? В театр? Как мило.
   Сердце Нины забилось.
   - Мы ходили в кино. "Офицер и джентльмен".
   - Может, тебя лучше вернуть домой, дорогая? Похоже, он оказывает дурное влияние. Мы только что начали тебя как-то отшлифовывать, а ты снова смотришь разную чепуху.
   Нина молчала. Фильм ей понравился. Может быть, она увидела что-то знакомое в Деборе Уинджер? Она понимала, что значит иметь бестолкового отца и расти в грязи. Но что-то в голосе Сэвиджа предупредило ее не произносить ничего подобного.
   - Вчера я говорила с тренером леди Элизабет. Она переехала из отеля, где живет вся команда, в Клостерс.
   Должно быть, она тренируется с Джеком Тэйлором.
   Нина лгала. Она была слишком занята, чтобы вообще подумать об этой девчонке, но Тони взорвется, если заподозрит, что она оставила без внимания его указания.
   - Это обнадеживает. Но ты сама должна туда поехать. Я позвоню ей и скажу о твоем визите.
   - Хорошо.
   - Что-то не слышу особого энтузиазма в голосе. Но думаю, я смогу поднять тебе настроение. Знаешь, что я тебе скажу? Подумай как следует о вестнике, и мы после поговорим об этом - А почему не сейчас?
   - Нет, при встрече, - сказал Тони потеплевшим голосом - Я действительно нашел окно в своем расписании. Я буду в Цюрихе в следующую пятницу.
   ***
   Генри заехал за ней в среду вечером достаточно поздно, когда фрау Бирхоф уже ушла и с ней не надо было объясняться. За окном опускался вечер, телефоны умолкли, и даже неутомимый факс унялся и больше не пищал.
   Генри нашел Нину за компьютером: она машинально тюкала по клавишам, отраженный свет экрана падал на лицо, и оно казалось бледным, как у привидения. Нэймет узнал это выражение лица Нины, полностью погруженной в себя.
   Незаметно подкравшись, он наклонился над клавиатурой и нажал несколько кнопок. Экран погас.
   - Что за черт! - закричала Нина.
   - Успокойся, детка. Я ничего не стер. Твой файл остался в памяти.
   - Вы уверены? А то смотрите.
   - Да ты что, забыла, с кем имеешь дело? С доктором Нэйметом, чьи лучшие друзья - процессоры и компьютеры. - Он подхватил ее из кресла и закружил в вальсе по темнеющей комнате, напевая мелодию "Доктор Дулитл". Я могу говорить с мониторами, гулять с мониторами...
   - Хорошо, хорошо, - улыбнулась Нина. Что за черт.
   Уже девять вечера, а утром ей надо сесть в поезд и тащиться в Клостерс. Она позволила Генри накинуть на нее пальто и потащить вниз по лестнице. - А куда мы?
   - Ко мне домой.
   Она попятилась.
   - Эй, Генри...
   - А где доверие? - вопросом на вопрос ответил он. - Я тебе говорил: не жди от меня ничего, пока сама не попросишь. Может, я и тогда еще подумаю.
   Нина подозрительно посмотрела на него, но послушно полезла в такси.
   Она всегда сможет его отвадить, если он вздумает попытаться. Нина старалась не обращать внимания на то, что какая-то часть ее существа тянется к нему. С ним так хорошо. Весело. Он такой прекрасный друг. Но ничего более серьезного. Легкий поцелуй в щеку на прощание, когда он подвозил ее домой. Неужели он и впрямь думает, что она может попросить о большем? Неужели она собирается это сделать?
   "Прекрати! Слушай, девушка, ты ведь знаешь - он вне игры. Он подарок судьбы, это бесспорно. Он - это бизнес, а ты не можешь рисковать делом. Ты ведь не хочешь втянуться в..."
   Но вообще-то Нине было страшно любопытно посмотреть, где он живет и как.
   Аккуратный пентхауз в Нидердорфе. Одна спальня, журнал "Спорт в иллюстрациях" на диване, беспорядок в гостиной, все в черно-белых тонах. Толстые книги по математике, кипы компьютерных распечаток повсюду, никаких излишеств, кроме огромного телевизора. Он посадил ее в одно из двух кресел перед экраном, дал воздушной кукурузы, охлажденное пиво "Миллере" и большую чашку разноцветных шоколадных шариков "Эм-энд-эмс".
   Нина невольно расхохоталась, когда Генри взялся за пульт дистанционного управления и нажал кнопку. Экран ожил, и комментаторы Си-би-эс завопили, черт побери! Это была игра на Кубок мира, финал прошлого года - она жаловалась как-то, что пропустила его.
   - Пей пиво, - сказал Генри. - Я жду, когда подогреются сосиски.
   - Ой, замечательно, - сказала Нина улыбаясь. - Это так замечательно...
   Генри подошел к ней и неожиданно поцеловал прямо в губы.
   Нина растаяла. Мгновенно. Это было как термоядерная реакция. Слабость в коленях. Раскрывшиеся губы.
   Она выгнулась у него в руках. Его язык...
   - Нет! - Она оттолкнула Генри, тяжело дыша, стараясь взять себя в руки. Хотя бы на время. - Ты же сказал, что будешь ждать, пока я...
   - Я солгал, - признался Нэймет.
   Нина заставила себя сесть и открыть пиво.
   - Не порть все, Генри. Давай посмотрим игру. Хорошо?
   Она не обернулась, когда он ушел в кухню. Она была не в себе. О Боже, помоги мне, думала Нина. Она не владела собой, она вышла из-под собственного контроля. Он такой потрясающий, такой умный и такой обаятельный. Сожаление пронзило ее, словно меч. Она нравится Генри, потому что он ее не знает. Он понятия не имеет, во что собирается втянуться.
   Она так хотела его. Слезы готовы были хлынуть из глаз.
   Глава 27
   Нина зарегистрировалась в отеле "Флуэла". Она сразу же возненавидела Давос. Огромные отели, серые, словно присыпанные пеплом, дороги, забитые машинами, глазеющие по сторонам туристы с лыжами в охапку, устремляющиеся к бесконечным очередям на подъемники. Лыжи, лыжи, лыжи.
   Кажется, для этого города ничего на свете больше не существует. Снег, яйца с плавленым сыром и эти ужасные нейлоновые лыжные костюмы. Мир Элизабет.
   Нина взяла ключ от номера и пошла наверх. Последний вечер с Генри выбил ее из колеи. Она чувствовала себя нервной и раздраженной, что ей было совсем несвойственно. Вся уверенность в себе куда-то пропала, в надежной броне появилась брешь. Тони должен появиться завтра, и Нина не могла понять, что она чувствует в связи с этим. Скоро ей возвращаться обратно в Лондон, с повышением по службе. Больше денег, солиднее статус... "Я готовлю аналитический раздел для доклада, - напомнила себе Нина, глядя в окно на ледяные поля. - Я буду реже видеться с Генри. Я вернусь в привычную колею, и снова все станет прекрасно".
   Она подумала о Тони, набирая номер отеля Элизабет в долине. Похоже, он на самом деле по ней соскучился.
   Что ж, это хорошо.
   Так почему же ей так не хочется, чтобы он приехал?
   - Отель "Меллер". Доброе утро.
   - Могу ли я поговорить с леди Элизабет Сэвидж?
   Это Нина Рот.
   Через несколько минут Элизабет подняла трубку.
   - Нина, отец сказал мне, что был бы рад увидеть тебя.
   Расслабленность и некоторая растерянность Нины улетучились в момент.
   Она вежливо ответила:
   - Могу ли я тебя побеспокоить? Тони хотел бы получить отчет о работе.
   - Ну конечно. Почему же нет? - Шелковый голос, как у папочки. - В три часа подойдет?
   - Не очень. Если мы встретимся в три, то я не успею на поезд до...
   - Сегодня это единственное время, когда я могу отвлечься.
   Нина до боли прикусила губу.
   - Тогда в три часа. Я приеду.
   - Ну и прекрасно. Буду ждать.
   ***
   Она прибыла в отель к Элизабет, изрядно поплутав по сказочным улочкам Клостерса, пытаясь отыскать "Меллер". Она замерзла, испачкала обувь, заляпала юбку.
   Нина злилась. Ей очень хотелось показаться перед этой сукой одетой в стиле Генри. Но Элизабет может донести Тони. Нина знала, как сильно они ненавидят друг друга, но одинаково не доверяла обоим. Не меньше, чем холодом, Клостерс доконал ее олимпийской символикой - этими безумных размеров олимпийскими кольцами, командами телевизионщиков на каждом углу, вообще всей этой полоумной атмосферой перед Играми. С плакатов, с обложки каждого более-менее что-то значащего британского спортивного журнала на нее таращились зеленые глаза Элизабет. Ревность захлестнула Нину. У Элизабет есть все. Но ей мало. Ради развлечения она хочет попастись в папочкиных закромах! Нацепить амуницию деловой женщины, ничего не сделав, ничего не заработав своим трудом. В Клостерсе Нина вдруг подумала - а если Элизабет на самом деле отхватит эту чертову олимпийскую медаль? Тогда она станет известной, настоящей героиней для британцев. Чемпионка мира - это прекрасно, но звания приходят и уходят, а олимпийский успех обладает особой магией. Неужели Элизабет получит еще один мощный рычаг, чтобы воздействовать на отца и публику?
   Об этом было тошно думать. Сегодня она приехала сюда, потратила время впустую, морозила задницу, играя в какую-то глупую игру. Элизабет думает, что Нина захочет услышать отчет о витаминной таблетке, но ее по-настоящему интересует только Джек Тэйлор. Нина мрачно улыбнулась, когда ее новые ботинки заскользили на заледеневшей мостовой. Джек, еще один богатый ребенок, еще один снежный атлет. Да что такого уж хорошего в лыжах? Только богатые могут позволить себе кататься на них. Это не то что бег на дистанцию, футбол или еще какой вид спорта. Здесь нет слишком сильного соперничества. Возможно, девяносто процентов потенциальных чемпионов никогда не видели этих проклятых гор.
   Отель леди Элизабет был рядом в Вальсерхофом, где в прошлом году останавливались Чарлз и Ди. Он выглядел богатым, но совершенно отгороженным от всего мира и хорошо охраняемым. Нина тут же заметила дюжих парней, не очень подходящих к интерьеру - к роскошным лифтам и респектабельному вестибюлю. Один из них перехватил понимающий взгляд другого и отвернулся. "Да ладно, я ведь не похожа на представительницу прессы, ты, деревенщина, подумала Нина. - Мы в Бруклине научились замечать мускулы с первого взгляда".
   Клерк в вестибюле указал ей, где подождать. Нина уселась. И ждала. Злость нарастала с каждой минутой. Она обдумывала обратную дорогу, потому что приходилось менять планы. Эгоистичность Элизабет сводила с ума.
   Наконец дверь открылась и вошла Элизабет. Она была одета во что-то очень сексуальное, очень облегающее. Это был яркий, радужной расцветки лыжный костюм и черные спортивные ботинки. От солнцезащитных очков на загорелом лице остался след. Она явно возбуждена недавней тренировкой, волосы с рыжинкой собраны сзади в детский хвост, на левой руке блестит золотое кольцо. Элизабет походила на девочку из монастырской школы на каникулах. И эта, именно эта девчонка воображала себя чуть ли не Чарлзом Саатчи, пыталась уволить Нину?
   Элизабет торжествующе улыбнулась и выложила перед ней целую кучу листков, вынутых из факса.
   - Извини, я опоздала. Это из-за несчастного случая.
   Ужасно, одна лыжница-испанка вывихнула голеностопный сустав. Скорее всего она выпадает из соревнований.
   - Ax! - "Да какое мне дело? Нина, будь вежлива, Нина". - А она участница? Где же в Испании можно кататься на лыжах?
   Элизабет удивилась.
   - Я полагаю, ты не слишком хорошо разбираешься в географии Европы. В Испании много подходящих мест для лыж. Сьерра-Невада, Формигаль, Бакерия-Берет...
   Про меня тоже могли бы сказать, что в Англии негде кататься.
   - Ну, если не знать, что ты училась в швейцарской школе, - сказала Нина, не в силах сдержаться.
   Элизабет наклонила голову.
   - Ну ладно. А как Цюрих?
   - Да дел полно. Столько всего. Это все равно что начинать новый бизнес с нуля.
   - Значит, как и у меня. Почему бы тебе все это не просмотреть? И не сказать мне, что ты думаешь по этому поводу?
   Нина потянулась, взяла кучу бумаг и притворилась, что просматривает. Рекламные фразы казались достаточно остроумными и зазывными. От Франции до Германии...
   Она просмотрит этот мусор в дороге. Так, на всякий случай, вдруг обнаружится что-то интересное.
   - Дома дела идут хорошо. Торговля держится на уровне.
   - Да, - гордо кивнула Элизабет. - Ты понимаешь, что прошло три недели после нашей рекламы на телевидении, а "Золото Дракона" все еще продается.
   - Да, похоже, у тебя на самом деле нюх на рекламу.
   - Именно. Талант, который ты могла бы использовать.
   - Тогда мне нужно было другое - исследование рынка, леди Элизабет.
   - Теперь я это понимаю, - надменно заявила Элизабет. - Как видишь, я сумела воспользоваться тем, чему ты меня заставила научиться. Я знаю гораздо больше других о том, в чем нуждается наш рынок. И когда в работе руководствуешься этим знанием, тебе очко.
   "Ох, не могу я больше выносить эту мадам", - подумала Нина. Боже! Элизабет Сэвидж рассказывает ей, Нине, о рынке!
   - Ну ладно, с этим все ясно. А как дела с лыжами?
   - А что это они вдруг тебя заинтересовали?
   Нина покраснела.
   - Потому что это занятие полезно и для нашего дела.
   - Думаю, да. Пока очень хорошо, а там посмотрим, - уклончиво ответила Элизабет.
   - Ты тренируешься со своим бой-френдом?
   Элизабет, казалось, застыла на секунду.
   - У меня нет бой-френда.
   Что?
   - А разве Джек Тэйлор не твой любовник?
   - Нет. Джек просто друг, - ответила Элизабет. - Мы катаемся вместе. Иногда. Но если у меня появляется свободное время, я посвящаю его работе. А не общению.
   Она одарила Нину широкой белозубой улыбкой и поднялась, протягивая руку.
   - Я спешу. У меня встреча с тренером. А очереди ужасные. Я увижу тебя на Играх? А может, уже в Лондоне?
   Передавай мои наилучшие пожелания Дино и привет отцу.
   Нина взяла бумаги Элизабет, и сердце екнуло. Просто друг. Это что прикрытие или на самом деле? Неужели они порвали отношения? Бумаг много похоже, она всерьез взялась за дело. Может, эта легкомысленная голова на самом деле включилась в работу "Дракона"?
   Тони это не понравится. И ей тоже.
   ***
   Из окна спальни Элизабет наблюдала, как уходит Нина. Безукоризненно подстриженная, красиво одетая.
   Элизабет едва могла поверить, что они ровесницы. Неужели все женщины, которые делают карьеру, такие? Или только американки? Нина Рот ко всему относилась чрезмерно серьезно, как, впрочем, все выходцы из низших слоев общества. У нее такой вид, как будто она заявляет: я не позволю со мной шутить. Отец намеренно окружал себя такими людьми. Элизабет повидала их сотни за все эти годы - они были среди гостей в замке, среди партнеров по теннису, в толпе на приемах, которые устраивала Моника. Они были штурмовиками без лиц, ребенком она называла их про себя "пираньи". Но была одна особенность - этими лакеями всегда были мужчины.
   Натягивая ботинки, потом шлем, Элизабет думала о Нине. Она спит с Тони. Но в этой связи есть что-то еще.
   "Надо присмотреться, - подумала Элизабет. - Она же ненавидит меня, но она хороша. Она действительно хороша". Да, Элизабет напряглась, когда Нина спросила про Джека. Что скрывалось за вопросом? Нине Рот совершенно не интересна ее любовная жизнь... Или ее отсутствие... Стоит об этом подумать, но позже.
   ***
   Элизабет появилась в Дростобеле несколько напряженная. Небо было серо-голубое, тяжелое, облака заслонили солнце и кидали тени на склоны гор, создавая ощущение, что солнечные лучи падают сквозь тучи вертикально, столбом. Это напоминало средневековые картины, изображавшие Бога, посылающего свою милость на землю. Воздух был густ и холоден. Кажется, Ганс пока доволен ею. После беглого разговора с ним Элизабет почувствовала именно это. Хотя для всех остальных его бесконечные проповеди про углы, позу, его "еще раз попробуем..." казались невыносимыми. Ганс мог поддержать только раз, когда выиграна медаль. Или проиграна.
   Ее тренировки в Кенте дали результат. Изматывающая работа на снарядах добавила телу силы и гибкости.
   Она уже отыграла у самой себя одну секунду, если сравнивать с результатом на Кубке мира, но рассчитывать только на это нельзя. Ходили слухи, что швейцарская команда тоже тренируется изо всех сил.
   Хейди и Луиза катались на лыжне в Вербьере. Австрийцы тренировались в Гриндельвальде, французы - во Флимсе. В общем, участники по взаимному согласию распределили между собой все лыжни. Они с Гансом не будут сидеть на одном месте. Хейди и Луизе, конечно, очень повезло. Каждая встреча для них проходила дома.
   Но кое-что волновало Элизабет гораздо сильнее. Несчастный случай, задержавший ее. Она живо представляла себе Грейс Кортес, лежащую с дергающейся ногой, выгибающую в агонии спину. Кошмар для любого лыжника. Бедная Грейс. Она ведь в прошлом году чуть не получила все десять баллов. Теперь мечта участвовать в этих Играх уплыла вместе с лыжами: может, она больше никогда не встанет на них. Во рту у Элизабет пересохло от внезапно пришедшей в голову мысли. Одно падение может означать полное забвение.
   "Сосредоточься, сосредоточься", - уговаривала она себя. Ганс взял ее с собой вниз, в Дростобель, на менее страшный склон, чем Вэнг, но такой же крутой. Разница лишь в том, что он огорожен. Элизабет вздохнула. Слалом и супергигант - это ее самые слабые места, им придется поработать.
   Она соскользнула с подъемника на снег и принялась закреплять завязки на шлеме. Оглядываясь. Где же он?
   Она уже должна была увидеть Ганса в толпе...
   Кто-то легонько постучал по шлему с изображением государственного флага Соединенного Королевства. Элизабет зло отозвалась:
   - Эй, прекратите! Ах, Джек! Привет! Я искала Ганса.
   - Он не приедет.
   - Но мы договорились встретиться" он никогда не пропускает тренировки.
   - Я уверен, у него есть уважительная причина, - ответил Джек. - Но он не поделился со мной, и мне это не нравится.
   Она вдруг очень обрадовалась, что на ней шлем, потому что ей не хотелось, чтобы Джек заметил щенячью тоску в ее взгляде. Голос Джека был пропитан горячим техасским солнцем, и от этого мрачный день, сразу стал ярче.
   Он сегодня в черном костюме, без солнцезащитных очков и похож на головореза из шпионского фильма. Было что-то внушающее благоговение в его мощи, в звездах и полосах на груди - эмблеме американской команды.
   - Спасибо за новости. Увидимся, - сказала Элизабет.
   Но он огромной лапищей схватил ее за перчатки, прежде чем она успела оттолкнуться.
   - Он просил меня тебе помочь.
   - Ганс просил тебя тренировать меня? - повторила Элизабет.
   - Да, - сказал Джек и пожал плечами, устремив на нее взгляд темных глаз. - Сегодня я должен навести блеск на свой супергигант, но ничего не имею против того, чтобы указать на твои ошибки.
   Ганс. Вот неожиданность. Это, конечно, для нее полезно, даже хорошо, Ганс понимал, но он ведь не может думать ни о чем, кроме лыж. Это самоубийство - получить урок у Джека Тэйлора. "Указать на твои ошибки"!
   Она должна это скушать, потому что Джек в супергиганте неподражаем. Этот вид спуска получается у него лучше всего. У Тэйлора есть чему поучиться. Да о чем она?
   Разве у нее есть выбор?
   - Спасибо. Это было бы прекрасно, - пробормотала Элизабет.
   Она избегала его с того дня, как появилась в Давосе.
   До нее вдруг дошло, что она впервые после Кубка мира сидит его на лыжах.
   - О'кей, - ровным голосом сказал Джек, выругав про себя Ганса Вольфа.
   Он слишком многим обязан Гансу, чтобы отказать, но старик сам не понимал, о чем просит. Эта Элизабет... Ему надо выбросить ее из головы, не думать о будущем с такой испорченной маленькой стервой. Сначала она отвергла все его доводы о необходимости уехать из Англии и начать тренировки, как будто Олимпиада - это ничто, как будто ее работа в "Драконе" - на самом деле все. Отец никогда не даст ей шанса, она должна это понимать.
   "Ей надо было приехать сюда одновременно со мной, - со злостью думал Джек. - Потом она наконец появилась и устроилась в своем отеле, нарушила расписание, вопит на меня..."
   Джек относился к лыжам очень серьезно. На последних соревнованиях Элизабет завоевала его уважение, а сейчас пошли слухи из британского лагеря: она взялась за прежнее, ведет себя словно примадонна. На этот раз ее увлек "бизнес", а не мальчики. Но это все равно. Игрушки.
   Игры.
   А он все это время тосковал по ней. Не был с ней рядом. Не видел, как она себя ведет. Когда Элизабет появилась в лагере, она была очень слаба. Это убило его.
   Ведь до Игр оставалось всего несколько недель! Она приехала с опозданием, на взводе... А у Сэвидж ведь на самом деле есть все данные, чтобы стать одной из самых великих лыжниц. Джек это понимал, чуял, как лис чует лисицу. Возмутительно так наплевательски относиться к своему дару. Если бы кто-то из его детей вел себя подобным образом, он бы не задумываясь высек его розгами.
   Эта Сэвидж просто сводит его с ума.
   Но была еще маленькая проблема - в нем самом.
   Действительно, легко злиться на Элизабет. Но не так легко не обращать на нее внимания. Или забыть. "Почему меня должно раздражать, что какая-то англичанка не отвечает на мои телефонные звонки?" - сердито думал Джек. Но его раздражало то, что она расстраивала его планы. Он не мог забыть поцелуя морозным утром в Англии. То ожидание, что обостряло предчувствие удовольствия. Ощущение того, как тает ее сопротивление.
   Встреча в коттедже, когда было все так, как он воображал, но только еще лучше. Длинные медового цвета волосы Элизабет, накрывшие его грудь, ее плоский живот, вздрагивающий у него под руками, ее бесконечно длинные ноги и мускулистое тело, извивающееся над ним, ее маленькие почки-соски на бледных грудях...
   Элизабет смотрела на него из-под шлема. Бесстрастно. Она вскидывала голову, и это раздражало его.
   "Ну ладно, Джек, она, конечно, хороша, но таких полно вокруг. А сейчас тебе надо тренироваться с ней и смирись с этим".
   Ладно. Он будет ее тренировать. Он ей покажет, какой уровень требуется от олимпийского чемпиона. Может быть, тогда она наконец бросит свои глупые игры и привычку прерывать тренировки. Пусть попотеет.
   "Я тебе покажу, моя дорогая", - подумал Джек.
   - Сначала я понаблюдаю сверху. Мы откатаем три дистанции слалома, а потом супергигант. Ты будешь выполнять мои указания. Если захочешь прекратить, просто крикни.
   - Я не захочу, - сказала Элизабет, глядя на него в упор.
   Джек холодно улыбнулся.
   - Посмотрим. Ну, пошли на старт; В левые ворота.
   Глава 28
   В дверь позвонили. Нина испуганно подпрыгнула. Она только расчесывала волосы и еще не занималась макияжем. На часах восемь утра. Не может быть, чтобы это был он. Ошибка. Она решила не обращать внимания на звонок.
   Боже, как она устала! Она поднялась в пять, чтобы успеть помыть и высушить волосы, а ведь вернулась домой в полночь и до двух не спала, пытаясь что-то придумать насчет леди Элизабет. Тело ее, похоже, уже преодолело барьер, после которого усталость переходит в переутомление, но прилив энергии был какой-то фальшивый, как от чрезмерного количества крепкого кофе.
   Но звонок раздался снова. Черт. Нина сунула ноги в шлепанцы и спотыкаясь кинулась к домофону.
   - Тони, извини, ты так рано. Давай, поднимайся.
   Она кинулась обратно в ванную, торопливо собрала нижнее белье, сунула его в корзину; на косметику не осталось времени. Тони, о Боже! Сердце бурно заколотилось, Нина почувствовала, что спина покрылась потом. Она распахнула окно, чтобы утренний морозный воздух развеял пар от душа. Зеркало просветлело, и она увидела в нем свое отражение, а в дверь все трезвонили и трезвонили. Темные волосы все еще мокрые и скользкие. На Нине была голубая с белым юбка и крахмальная рубашка "Прада". Самое дорогое, что у нее есть. Она не может себе позволить обычные спортивные штаны с джемперами, которые надевает с Генри. Для Тони ничего другого, только самое лучшее. "Ты должна соответствовать, ты должна выглядеть так, чтобы способствовать его славе". Правда, на лице нет косметики, но сейчас уже не до нее.