Страница:
– Мама! – Эндрю пулей выскочил из-за стола и повис у нее на шее. – Здорово, что ты приехала! Мы с Питером сегодня собирались запускать планер, который собрали из конструктора. Он самый большой был в магазине.
Хочешь, я покажу тебе?
– Эндрю, вернись за стол, – раздался властный голос тетушки Бетси, сидевшей во главе стола. – Завтрак еще не окончен. Умойся с дороги, садись завтракать, потом поговорим, – обратилась она к племяннице, которую любила не меньше собственных детей.
После того как всем разрешили встать из-за стола, Дейзи осталась наедине с Бетси, чтобы выпить еще по чашечке кофе и поговорить.
– Ты не видела еще сегодняшних газет? – поинтересовалась Бетси.
– Нет, а что там? – насторожилась Дейзи.
После вчерашнего внимания репортеров к ее личности она интуитивно не ждала ничего хорошего.
– Да, понимаешь, приезжали к нам из какой-то газеты, задавали вопросы. Беднягу Эндрю чуть не замучили вопросами, пока я их не прогнала.
Хорошо, что я не успела соврать миссис Холланд, подумала Дейзи. Как им удалось узнать, где находится мой сын?
– Они приезжали к тебе, но твои соседи сообщили, что сына ты отвезла мне, как обычно, когда тебе нужно уехать на несколько дней.
А почему ты так быстро вернулась? Ты ведь собиралась на пять дней.
– С непривычки устала от внимания, – отшутилась Дейзи, отводя глаза. Ей никогда не приходилось скрывать что-либо от Бетси, но пока она не была готова рассказать ей о встрече с отцом Эндрю.
– Не хочешь говорить, не надо, – успокоила ее Бетси. – Останешься у нас на день или хочется домой?
– Мне надо побыть одной, – призналась Дейзи. – Там было столько суеты, что я действительно устала.
Бетси сочувственно посмотрела на племянницу, на ее лицо, осунувшееся после бессонной ночи.
– Поедете после ланча, – сказала она. – А сейчас пойдем смотреть, как Питер и Эндрю будут запускать планер с помощью моего старика.
На лужайке перед домом все были в сборе.
Девятилетний Питер, младший сын Бетси, и Эндрю от нетерпения ходили кругами вокруг Майкла Причарда, который держал в руках планер, готовя его к запуску. Старший Причард был тихим немногословным человеком, что неудивительно при такой властной женщине, как Бетси. Дейзи всегда восхищалась тем обожанием, которое светилось в его глазах при виде жены.
Она знала, что Майкл великий труженик и мастер на все руки. Дети любили его и мать, но, мальчики, пожалуй, любили больше отца.
Радостные крики огласили воздух, когда запущенный с холма планер взмыл к небу. Младшие дети кубарем покатились с холма, чтобы первыми увидеть, где приземлится планер, и принести его обратно. Остальные наблюдали за полетом искусственной птицы с лужайки, прикрыв от солнца глаза ладонью.
– Только бы не сломался при посадке, а то мальчики расстроятся, – озабоченно сказал Майкл.
Но все обошлось благополучно. Запыхавшись от беготни, Эндрю наконец подбежал к матери.
– Мам! Я совсем забыл тебе сказать, что меня вчера фотографировали! Теперь меня напечатают в газете. Здорово, правда?
– Правда, – без всякого энтузиазма согласилась Дейзи. Публикация фотографии сына могла повлечь за собой неприятные последствия.
Единственное, чем она могла себя успокоить, что если фоторепортеры из Кливленда, то местная газета вряд ли попадется на глаза Филиппу Тарсену.
Она смотрела на сияющего сына и находила в нем еще большее сходство с Филиппом. За годы, прошедшие с их первой встречи, лицо его утратило для нее фотографическую точность.
Хорошо запомнились только глаза и улыбка.
Друзья и соседи считали, что Эндрю похож на мать, такой же светленький, как и она. Ей даже себя удалось убедить в этом. Но после встречи с Филиппом Дейзи поняла: сходство сына с отцом, возможно, угрожает ее размеренной спокойной жизни. В тот же день ей пришлось убедиться в обоснованности своего беспокойства.
По возвращении в поселок Дейзи приветствовали почти как национальную героиню.
У порога их дома лежала газета и цветы. Заслышав шум ее машины, соседи из ближайших домов подошли здороваться. Потом начались телефонные звонки, поздравления. Когда Дейзи развернула свежую газету, то пришла в ужас.
Кроме фотографий ее и сына, в газете были фотографии двух других участников встречи в Лос-Анджелесе: Рольфа Мидлтона и Филиппа Тарсена. Правда, небольшого формата. Здесь же была помещена заметка о целях проводимой встречи, о творчестве трех писателей, о тех перспективах, которые открываются для них в ближайшем будущем. Все было бы не страшно, если бы ее не сфотографировали в тот момент, когда к ней подошел Филипп Тарсен. На снимке был отчетливо виден его профиль! Но и это еще было не самое страшное.
Дейзи готовила на кухне ужин, когда из гостиной ее позвал Эндрю.
– Мама! Скорей иди, тебя показывают по телику!
Она вошла в комнату в тот момент, когда с телеэкрана отвечала на вопрос об отце своего сына.
Только сейчас ей пришло в голову, что совершила большую ошибку, солгав на всю страну. Если Филиппу придет в голову уничтожить ее в глазах сына, то ему это легко удастся. Она стояла рядом с креслом, в котором сидел Эндрю, страшась взглянуть на него. Сын слушал внимательно и внешне спокойно. Полтора года назад Дейзи придумала для него эту страшную сказку о его родном отце. Как она могла совершить такую глупость?! И как будет оправдываться перед ним?
Ведь со временем Эндрю узнает правду.
Позже, когда мальчик уже спал, Дейзи долго не находила себе места. Несмотря на усталость после бессонной ночи, перелета из Лос-Анджелеса и двух часов за рулем машины, сна не было ни в одном глазу. Она обошла свой сад, где в сумеречном свете можно было разглядеть проклюнувшиеся ростки примулы. Замерзнув, вернулась в дом и вошла, в спальню сына. Она присела рядом с его постелью, отвела ладонью светлые кудри у него со лба, и печальная улыбка тронула ее губы. Простишь ли ты меня? – мысленно вопрошала его Дейзи. Перед глазами встало лицо Филиппа, искаженное страдальческой гримасой. Вот кто меня никогда не простит, если узнает о сыне!
Тишина дома, сонное дыхание Эндрю постепенно успокоили ее. Пора отдыхать, приказала себе Дейзи. Чем бы ни грозил завтрашний день, прежде всего ей понадобятся физические силы.
Саманта Тайлер с удивлением наблюдала за Филиппом Тарсеном. На третий день пребывания в Лос-Анджелесе он совершенно преобразился. Куда девались его вялость и апатия? Еще накануне она видела его бредущим по коридору в свой номер. Он был вдребезги пьян. А теперь он полон энергии, куда-то уезжает в течение дня, участвует во всех мероприятиях, самостоятельно ведет деловые переговоры, почти не давая ей возможности проявить себя. Что могло на него так подействовать? – недоумевала Саманта. Может, он просто оттаял под жарким калифорнийским солнцем? Он и внешне как будто изменился, словно помолодел. Такой Филипп Тарсен нравился ей больше прежнего. Теперь они даже вместе плавали в бассейне перед завтраком, много разговаривали. Он вдруг стал проявлять интерес к ее семейной жизни, расспрашивал о муже, о детях. Его интересовали даже такие подробности, как, например, что сказал ей муж, когда узнал о ее первой беременности. Саманта с трудом смогла припомнить реакцию своего мужа Билла, но, связана ли она с ее первой беременностью, у нее не было уверенности. Ведь у них трое детей. Ее старший сын, их первенец, учится в университете. Почему-то Филипп обрадовался, когда узнал, что в первый раз она забеременела в двадцать один год. Короче, состояние своего подопечного и радовало и тревожило ее. Особенно обеспокоило ее поведение Филиппа, когда она показала ему газету с фотографиями участников встречи. В том же номере была помещена фотография сына Дейзи Остин, перепечатанная из какой-то кливлендской газеты.
Филипп рассмеялся так весело, словно рассматривал сборник карикатур, а не газетные фотографии. После чего им овладело странное нетерпение и приступы глубокой задумчивости. Иной раз он даже не слышал, когда к нему кто-то обращался. В таком состоянии Филипп Тарсен оставался все время, пока они летели в самолете.
В аэропорту он довольно рассеянно попрощался с ней, предупредил, что неделю проведет у своей матери в Сиэтле, но непременно позвонит, как только выяснит все до конца.
Саманта удивленно смотрела ему вслед, не понимая, что именно собирается выяснять Филипп. Однако мысленно пожелала ему счастья.
На третий день после возвращения из Лос-Анджелеса Дейзи, проводив сына в школу, как обычно, села за письменный стол. Надо приниматься за работу и вообще пора вернуться в привычную колею. Праздник и потрясения закончились, думать об их возможных последствиях не имеет смысла. Только накличешь беду.
Возможно, ей придется в ближайшее время подумать, как рассказать сыну правду. Конечно, он еще слишком маленький, чтобы все понять. Но так даже лучше, главное – он узнает, что его отец жив. Может, эта мысль будет поддерживать его в будущем.
Вздохнув, Дейзи раскрыла рабочую папку и прочитала план нового романа, который она набросала перед отъездом. Странно, подумала она, почему все эти наброски не вызывают у меня энтузиазма? Как будто писала не я, а кто-то другой. Ни одной мысли, ни одного образа не рождалось в ее голове. Посидев еще полчаса над своими записями, она решительно встала и вышла в сад. День был солнечный, одуряющий запах земли и первой зелени ударил в ноздри, и сладко закружилась голова. Все в Дейзи откликнулось на пробуждение природы. Словно с приходом весны в ней, как в дереве, быстрее заструились живительные соки. Что со мной? – думала она. И откуда взялось это новое чувство радости бытия? Ну что ж, не работает голова, так поработаем руками, решила она.
В комбинезоне, в садовых перчатках Дейзи принялась за весеннюю уборку своего небольшого сада, начав с обрезания кустарников. Заняв руки, она вновь освободила свою голову для мыслей о Филиппе Тарсене. И вновь с горечью подумала, как глупо вела себя с ним. И то, что с годами он не утратил власти над ней, приводило ее в отчаяние. За что ей выпала такая судьба? Несправедливо, несправедливо, бормотала она себе под нос, окапывая кусты сирени. Однажды она поддалась влечению и расплатилась за это. Не надо было ей соглашаться на эту встречу в Лос-Анджелесе! Виною всему неизвестно откуда появившееся в ней тщеславие. Редактор Томми Каллахан долго уговаривал ее, наговорил много лестных слов, и она не устояла. Как же! Голливуд, популярность, большие деньги!
А в результате – душевная тревога, попранное достоинство и неуверенность в себе. О физических страданиях своего растревоженного тела Дейзи думать не хотелось.
Она выпрямилась, опираясь на лопату, когда услышала шум подъехавшего к дому автомобиля. Подойдя к забору, она увидела большую машину, заполнившую собой почти всю проезжую часть узкой дороги. При виде бородатого мужчины в джинсах и в свитере, вылезавшего из машины со стороны водительского места, сердце Дейзи замерло на секунду, чтобы забиться с удвоенной силой. Сомнений больше нет.
Филипп Тарсен видел фотографию Эндрю в газете! Мгновенный импульс – бежать, спрятаться! – ей удалось превозмочь с трудом.
Пока мысли вихрем крутились у нее в голове, Филипп обошел машину, приблизился к забору и теперь мрачно разглядывал ее. В кепке с большим козырьком, в комбинезоне и в садовых перчатках, испачканных землей, – такой Маршу Фаулер, вернее Дейзи Остин, видеть ему не приходилось. Из-под кепки над ухом выглядывала прядь пепельных волос, щеки полыхали румянцем, несмотря на то что Дейзи явно была испугана его появлением.
Что ж, подумал Филипп, когда преступнику грозит возмездие, страх – закономерное чувство. А в том, что Марша, она же Дейзи, преступница, сомнений у него не было. Столько лет скрывать от него сына! Не говоря уже о самом факте своего существования. Сколько пришлось ему пережить из-за ее мнимой гибели!
Он сходил с ума, что не сумел ее спасти, а она в это время благополучно жила в доме своей тетки, совсем не думая о нем! А он долго не мог забыть ее нежного послушного тела, ее сияющих глаз и детской непосредственности. Она являлась к нему в сновидениях почти физически ощутимой, а проснувшись, он осознавал, что пытается обнять руками пустоту. Семь лет без нее, потерянных лет! Встретив ее в отеле Лос-Анджелеса, он пережил самое радостное потрясение в своей жизни – его любимая жива!
Судьба смилостивилась над ним. Он хотел ее любить. Отвергнутый, он готов был потратить оставшиеся годы на то, чтобы завоевать ее любовь. И как она с ним поступила? Сбежала!
Вновь сбежала, вторично нарушив данное обещание. Нет, никогда ему не понять женской психологии. Но теперь у него есть полное право на нее, она мать его сына!
– Пишешь романы, сажаешь цветы, – с насмешливой злостью произнес Филипп, растягивая слова. – На все руки мастерица.
Дейзи стояла неподвижно, стараясь не встречаться с ним глазами, пытаясь мысленно сообразить, откуда он свалился на ее голову. Вчера должна была завершиться программа встречи в Лос-Анджелесе. Неужели Филипп явился к ней прямо оттуда?
– Ничего не хочешь мне сказать, Дейзи?
Она молчала.
Тогда он открыл калитку и направился прямо к ней.
– Неужели такая решительная женщина, как ты, утратила дар речи? – Теперь он стоял перед ней, смотрел на нее в упор, пытаясь догадаться, о чем она сейчас думает.
– Добрый день, Филипп, рада тебя видеть, с натянутой вежливостью сказала Дейзи. – Как тебе удалось так быстро добраться сюда? Ты ведь должен был вылететь дневным рейсом из Лос-Анджелеса. – Она говорила спокойно, словно в его приезде к ней нет ничего особенного.
– Профессиональное умение быстро перебираться из одного места в другое, – заявил Филипп с апломбом суперагента, но, вспомнив случай, когда это хваленое умение подвело его, нахмурился. Мгновенное чувство вины за гибель родителей Марши Фаулер заставило его сменить тон:
– Я вылетел тем же рейсом, что и ты, когда убегала от разговора со мной.
– Я не понимаю, о какой профессии ты говоришь. Ты, кажется, был журналистом, потом начал писать романы… Во всяком случае, так о тебе писали везде. – Дейзи готова была говорить о чем угодно, лишь бы Филипп не заговорил о сыне. – Может, это не вся правда о тебе? Тебе, наверное, есть что скрывать.
Черт возьми, подумал он, откуда ей известно?! Или просто догадалась? Говорят, женщины одарены от природы интуицией в большей степени, нежели интеллектом.
– Добрый день, девочка! – послышался хрипловатый мужской бас за оградой. – На днях видел тебя по телевизору. Ты замечательно выглядела. Странно, что тебя никто не похитил в Лос-Анджелесе. Думаю, в Голливуде ты могла бы затмить всех киношных красоток. Они ведь искусственные, а ты у нас натуральная. Все мы гордимся тобой, так сказала моя Мэгги. А ты знаешь, моя жена в литературе разбирается.
Дейзи подошла ближе к ограде, обрадовавшись старому Маккею, до выхода на пенсию много лет работавшему в поселке почтальоном.
А его жена Маргарэт в местной школе преподавала литературу.
– Рада вас видеть, мистер Маккей. Спасибо за добрые слова. Передавайте привет миссис Маккей, – только и успела на ходу сказать она, поскольку Филипп крепко схватил ее за руку и быстро повел к дому.
– Хватит! – прорычал он сквозь зубы, направляясь к распахнутой двери бокового входа.
– Не понимаю, что значит «хватит»? И почему ты позволяешь себе… – с возмущением заговорила Дейзи, вырывая руку.
Филипп остановился так резко, что Дейзи, двигаясь по инерции, налетела на него, но быстро сделала шаг назад. Он повернулся к ней. Впервые она увидела Филиппа разгневанным.
– Хватит заговаривать мне зубы, хватит делать вид, что не понимаешь. Ты прекрасно понимаешь, что привело меня сюда. – Он судорожно сглотнул. – Почему ты не сказала, что у меня есть сын?
Дейзи отвела взгляд и молчала. Разве можно в двух словах объяснить ему то, в чем она и сама до сих пор не разобралась.
– Как ты нашел меня? – Она была уверена, что миссис Холланд никому не могла дать ее адрес. Местную газету он вряд ли видел. – И почему ты решил, что мой ребенок как-то связан с тобой? – Ценой большого напряжения ей удавалось говорить с холодной вежливостью.
– Можешь не напрягаться, пытаясь отрицать то, что мне известно из надежных источников.
Я знаю точную дату его рождения. Мне известно, что ты родила сына в доме своей тетки.
Высчитать по месяцам, когда он был зачат, не составило труда, чтобы убедиться в своем отцовстве. Хотя достаточно было увидеть фотографию Эндрю в газете. Он моя точная копия!
– Господи! – пробормотала Дейзи. Сбывались ее худшие опасения. Склонив голову, чтобы не видеть гневного взгляда Филиппа, она думала с чувством обреченности, что ее спокойной налаженной жизни пришел конец.
– Осмелишься повторить, что между мной и Эндрю нет никакой связи? – требовательно вопрошал он, не правильно истолковав ее молчание. – Может быть, предпочтешь доказывать это в суде и публично зарекомендовать себя лгуньей? Когда суд вынесет решение, ты будешь умолять, чтобы я позволил тебе видеться с Эндрю.
Ты обманула его! Заявить на всю страну жуткую ложь о гибели отца собственного сына! Как ты могла быть такой жестокой? За что?
От каждого слова Филиппа Дейзи вздрагивала как от удара. Ей нечего было возразить ему.
После возращения из Лос-Анджелеса она и сама поняла всю меру жестокости страшной сказки, придуманной для сына с одной целью, чтобы он больше не спрашивал об отце. Точнее, не заставлял ее вспоминать о том, что произошло семь лет назад между нею и Филиппом Тарсеном.
– Не вынуждай меня быть с тобой таким же жестоким. Шесть лет ты скрывала от меня сына – и теперь заслуживаешь сурового наказания. А я могу наказать тебя, не сомневайся! – Взяв за подбородок, он поднял лицо Дейзи, заставив ее смотреть ему в глаза. – Хочешь показать, что тебе сейчас стыдно? Немного поздновато, не находишь? – Филипп убрал руку, продолжая смотреть в глаза Дейзи. – Шесть лет с лишним ты вела себя как последняя эгоистка по отношению к нам. Я имею в виду не только себя и Эндрю, который нуждается в отце, но и свою мать, которая страдает из-за отсутствия у нее внуков. Моя бедная одинокая мать, у которой так мало было в жизни радостей! Впрочем, зачем я говорю это, тебе ведь безразличны чужие страдания. – Филипп замолчал и сжал челюсти.
Морально подавленная обрушившимся на нее потоком обвинений, Дейзи попыталась возразить, но горло перехватило от волнения и страха, и она лишь беспомощно помотала головой из стороны в сторону.
– Хватит лгать, Дейзи, – усталым голосом произнес Филипп. – Где мой сын? Я хочу видеть его сейчас же!
– Это невозможно, – наконец произнесла она сдавленным голосом. – Он в школе. И мне очень жаль…
– Тебе не раз еще придется пожалеть о том, что ты натворила семь лет назад. Это я тебе могу обещать. – Филипп засунул руки в карманы джинсов, лицо его было суровым. – Во сколько заканчиваются занятия в школе? И кто забирает Эндрю?
– Не надо меня запугивать, – сказала Дейзи, частично восстановив самообладание. В конце концов, она собиралась сообщить ему о рождении сына, но она узнала о его помолвке с Линдой… – В двенадцать я забираю сына из школы.
– Что ж, пойдем вместе. – Чтобы скрыть волнение, Филипп старался говорить как можно суровее. – А теперь, может, пригласишь меня в дом? – Он сделал к ней шаг, взял за руку и крепко сжал.
– Ты делаешь мне больно! – вскрикнула Дейзи.
– Ты еще не знаешь, что такое настоящая боль, – мрачно сказал Филипп, входя с ней в дом через кухню, но руку отпустил.
Внутреннее убранство неказистого с виду старого дома поразило Филиппа еще на кухне, оборудованной современной техникой. Через небольшую столовую можно было сразу попасть в большую гостиную, а можно было выйти в холл.
Паркетный пол, натертый по старинке мастикой, сверкал как зеркало. Радовала глаз изящным полукружьем ведущая из холла на второй этаж деревянная лестница с резными балясинами, покрытая темно-зеленой ковровой дорожкой. Филипп сразу почувствовал атмосферу хорошо налаженной, комфортной жизни. Он любил дом своей матери в Сиэтле, но, сравнив его с домом Дейзи, понял, чего там не хватало.
Несмотря на порядок в доме, глаз его то и дело задерживался на предметах, которые свидетельствовали о пребывании в этом доме ребенка. Предметы, по которым легко было догадаться, чем он увлекается. В гостиной на журнальном столике шахматы, на стене развешано несколько детских рисунков в самодельных рамочках, в холле у входной двери детский двухколесный велосипед на специальной подставке.
Любовь, теплота, уют. Вполне благополучная жизнь, наполненная смыслом. У него нет никаких шансов…
– А где ты работаешь? – спросил Филипп бодрым голосом, чтобы не поддаться накатившей тоске. – Наверху? – Он показал пальцем на лестницу.
Дейзи несколько удивил неподдельный интерес Филиппа к ее дому. Она успела прийти в себя после предъявленных ей обвинений. Страх сменился внутренней настороженностью. Вопрос Филиппа заставил ее почувствовать себя хозяйкой в доме, где соблюдают законы гостеприимства. Сдержанно улыбнувшись, она поведала историю покупки дома.
– Внутри пришлось все поменять, настолько здесь все обветшало. Потом сломали заднюю стену, вместо нее возвели двухэтажную пристройку. Спальни стали просторнее, с более высокими потолками, с балконами. Появилась дополнительная комната для гостей на втором этаже, а внизу – мой кабинет и даже небольшой зимний сад. – Дейзи увлеклась рассказом, побледневшие щеки снова порозовели. Она любила свой дом, гордилась им, а потому говорить о нем всегда доставляло ей удовольствие. Она посмотрела на Филиппа, встретила его странный взгляд и смутилась. – Извини, ты проделал такой путь, а я тебе даже кофе не предложила.
– Кофе может подождать, – сказал Филипп, разглядывая Дейзи так, словно видел впервые. Я бы предпочел продолжить экскурсию по твоему замечательному дому. – Он доброжелательно улыбнулся ей.
– Тогда пошли. – Дейзи направилась в глубину дома, скрывавшуюся за лестницей. Распахнув створки широкой двери, она отступила в сторону, чтобы насладиться произведенным эффектом.
Филипп замер на месте, ослепленный светом, свободно проникавшим через стеклянную стену дома. Он шагнул в комнату и огляделся.
Несомненно, это был кабинет. Слева он обнаружил небольшой письменный стол с приставным столиком для пишущей машинки, справа – книжные стеллажи с деревянными дверцами. Чтобы книги не выгорали, догадался Филипп. Он прошелся по комнате, которая казалась больше, чем была на самом деле, и заинтересовался буйством зелени слева от письменного стола.
За стеклянной дверцей, вероятно, и находился зимний сад, о котором сказала Дейзи. Филипп оценил изобретательность человека, который это все придумал и осуществил. Растительность сада на трех уровнях прикрывала сидящего за столом от прямых солнечных лучей, не загораживая дневного света. Умно и красиво, подумал Филипп. Дейзи села на низкий мягкий диван и украдкой начала следить за его непроницаемым лицом. Так и не дождавшись проявлений восторга, она пережила легкое разочарование.
Ей было неведомо, что Филипп отличается профессиональным умением сохранять невозмутимый вид, что его поведение с ней в Лос-Анджелесе нетипично для него и объясняется сильным потрясением от встречи с той, которую считал погибшей семь лет назад. Филипп до сих пор не мог себе простить того срыва.
– Замечательно, – произнес он, подходя к ней. – И кто же это все придумал?
– Я сама, – просто сказала Дейзи. – В детстве у меня не было дома в полном смысле этого слова. Родители переезжали с места на место, жили в основном за границей, надолго нигде не задерживаясь. Потом я жила в доме бабушки, после ее смерти дом перешел к тете Бетси.
Мне было хорошо с ними, я привыкла считать ее дом родным, пока Бетси не вышла замуж за Майкла Причарда. У них родились один за другим дети. Наверное, тогда я и начала мечтать о собственном доме. Именно таким, как сейчас, он мне и представлялся. Только я не знала, что моя мечта станет реальностью гораздо раньше, чем я предполагала… – В голосе прозвучали грустные нотки. Вспомнилось, стечение каких обстоятельств привело к этому.
Дейзи замолчала, удивившись своей откровенности. А главное, с кем? С человеком, которого она предпочла бы никогда больше не видеть. Она заметила, как внимательно слушал ее Филипп. В глазах его появилось напряжение, он словно ждал от нее еще каких-то признаний. Но, видимо, не дождался, судя по мелькнувшему в глазах недовольству. Дейзи отвела взгляд, уставившись на свои руки. Садовые перчатки не защитили их от грязи под ногтями. Она сжала пальцы в кулачки.
Не дожидаясь приглашения, Филипп сел рядом, и Дейзи снова охватило чувство тревоги. Мысленно перебирая все возможности избавиться от его присутствия до возвращения Эндрю, она снова вспомнила о гостеприимстве.
– Ну вот, экскурсия закончена, можно выпить кофе, – светским тоном заговорила она.
– Дейзи, а чем занимались твои родители?
Ты знала, почему они переезжали с места на место? – осторожно спросил Филипп.
– Н-нет, – поколебавшись, ответила Дейзи встала. Не хватало еще говорить с ним о родителях, подумала она. – Я жила с ними до шести лет, а потом мы виделись редко, – добавила она, чтобы не показаться грубой. – Приглашаю на чашку кофе, – сказала она, направляясь к двери.
– В порядке компенсации за несостоявшийся совместный завтрак? – насмешливо спросил Филипп, последовав за ней. – Я бы не отказался от ланча вдвоем.
Хочешь, я покажу тебе?
– Эндрю, вернись за стол, – раздался властный голос тетушки Бетси, сидевшей во главе стола. – Завтрак еще не окончен. Умойся с дороги, садись завтракать, потом поговорим, – обратилась она к племяннице, которую любила не меньше собственных детей.
После того как всем разрешили встать из-за стола, Дейзи осталась наедине с Бетси, чтобы выпить еще по чашечке кофе и поговорить.
– Ты не видела еще сегодняшних газет? – поинтересовалась Бетси.
– Нет, а что там? – насторожилась Дейзи.
После вчерашнего внимания репортеров к ее личности она интуитивно не ждала ничего хорошего.
– Да, понимаешь, приезжали к нам из какой-то газеты, задавали вопросы. Беднягу Эндрю чуть не замучили вопросами, пока я их не прогнала.
Хорошо, что я не успела соврать миссис Холланд, подумала Дейзи. Как им удалось узнать, где находится мой сын?
– Они приезжали к тебе, но твои соседи сообщили, что сына ты отвезла мне, как обычно, когда тебе нужно уехать на несколько дней.
А почему ты так быстро вернулась? Ты ведь собиралась на пять дней.
– С непривычки устала от внимания, – отшутилась Дейзи, отводя глаза. Ей никогда не приходилось скрывать что-либо от Бетси, но пока она не была готова рассказать ей о встрече с отцом Эндрю.
– Не хочешь говорить, не надо, – успокоила ее Бетси. – Останешься у нас на день или хочется домой?
– Мне надо побыть одной, – призналась Дейзи. – Там было столько суеты, что я действительно устала.
Бетси сочувственно посмотрела на племянницу, на ее лицо, осунувшееся после бессонной ночи.
– Поедете после ланча, – сказала она. – А сейчас пойдем смотреть, как Питер и Эндрю будут запускать планер с помощью моего старика.
На лужайке перед домом все были в сборе.
Девятилетний Питер, младший сын Бетси, и Эндрю от нетерпения ходили кругами вокруг Майкла Причарда, который держал в руках планер, готовя его к запуску. Старший Причард был тихим немногословным человеком, что неудивительно при такой властной женщине, как Бетси. Дейзи всегда восхищалась тем обожанием, которое светилось в его глазах при виде жены.
Она знала, что Майкл великий труженик и мастер на все руки. Дети любили его и мать, но, мальчики, пожалуй, любили больше отца.
Радостные крики огласили воздух, когда запущенный с холма планер взмыл к небу. Младшие дети кубарем покатились с холма, чтобы первыми увидеть, где приземлится планер, и принести его обратно. Остальные наблюдали за полетом искусственной птицы с лужайки, прикрыв от солнца глаза ладонью.
– Только бы не сломался при посадке, а то мальчики расстроятся, – озабоченно сказал Майкл.
Но все обошлось благополучно. Запыхавшись от беготни, Эндрю наконец подбежал к матери.
– Мам! Я совсем забыл тебе сказать, что меня вчера фотографировали! Теперь меня напечатают в газете. Здорово, правда?
– Правда, – без всякого энтузиазма согласилась Дейзи. Публикация фотографии сына могла повлечь за собой неприятные последствия.
Единственное, чем она могла себя успокоить, что если фоторепортеры из Кливленда, то местная газета вряд ли попадется на глаза Филиппу Тарсену.
Она смотрела на сияющего сына и находила в нем еще большее сходство с Филиппом. За годы, прошедшие с их первой встречи, лицо его утратило для нее фотографическую точность.
Хорошо запомнились только глаза и улыбка.
Друзья и соседи считали, что Эндрю похож на мать, такой же светленький, как и она. Ей даже себя удалось убедить в этом. Но после встречи с Филиппом Дейзи поняла: сходство сына с отцом, возможно, угрожает ее размеренной спокойной жизни. В тот же день ей пришлось убедиться в обоснованности своего беспокойства.
По возвращении в поселок Дейзи приветствовали почти как национальную героиню.
У порога их дома лежала газета и цветы. Заслышав шум ее машины, соседи из ближайших домов подошли здороваться. Потом начались телефонные звонки, поздравления. Когда Дейзи развернула свежую газету, то пришла в ужас.
Кроме фотографий ее и сына, в газете были фотографии двух других участников встречи в Лос-Анджелесе: Рольфа Мидлтона и Филиппа Тарсена. Правда, небольшого формата. Здесь же была помещена заметка о целях проводимой встречи, о творчестве трех писателей, о тех перспективах, которые открываются для них в ближайшем будущем. Все было бы не страшно, если бы ее не сфотографировали в тот момент, когда к ней подошел Филипп Тарсен. На снимке был отчетливо виден его профиль! Но и это еще было не самое страшное.
Дейзи готовила на кухне ужин, когда из гостиной ее позвал Эндрю.
– Мама! Скорей иди, тебя показывают по телику!
Она вошла в комнату в тот момент, когда с телеэкрана отвечала на вопрос об отце своего сына.
Только сейчас ей пришло в голову, что совершила большую ошибку, солгав на всю страну. Если Филиппу придет в голову уничтожить ее в глазах сына, то ему это легко удастся. Она стояла рядом с креслом, в котором сидел Эндрю, страшась взглянуть на него. Сын слушал внимательно и внешне спокойно. Полтора года назад Дейзи придумала для него эту страшную сказку о его родном отце. Как она могла совершить такую глупость?! И как будет оправдываться перед ним?
Ведь со временем Эндрю узнает правду.
Позже, когда мальчик уже спал, Дейзи долго не находила себе места. Несмотря на усталость после бессонной ночи, перелета из Лос-Анджелеса и двух часов за рулем машины, сна не было ни в одном глазу. Она обошла свой сад, где в сумеречном свете можно было разглядеть проклюнувшиеся ростки примулы. Замерзнув, вернулась в дом и вошла, в спальню сына. Она присела рядом с его постелью, отвела ладонью светлые кудри у него со лба, и печальная улыбка тронула ее губы. Простишь ли ты меня? – мысленно вопрошала его Дейзи. Перед глазами встало лицо Филиппа, искаженное страдальческой гримасой. Вот кто меня никогда не простит, если узнает о сыне!
Тишина дома, сонное дыхание Эндрю постепенно успокоили ее. Пора отдыхать, приказала себе Дейзи. Чем бы ни грозил завтрашний день, прежде всего ей понадобятся физические силы.
Саманта Тайлер с удивлением наблюдала за Филиппом Тарсеном. На третий день пребывания в Лос-Анджелесе он совершенно преобразился. Куда девались его вялость и апатия? Еще накануне она видела его бредущим по коридору в свой номер. Он был вдребезги пьян. А теперь он полон энергии, куда-то уезжает в течение дня, участвует во всех мероприятиях, самостоятельно ведет деловые переговоры, почти не давая ей возможности проявить себя. Что могло на него так подействовать? – недоумевала Саманта. Может, он просто оттаял под жарким калифорнийским солнцем? Он и внешне как будто изменился, словно помолодел. Такой Филипп Тарсен нравился ей больше прежнего. Теперь они даже вместе плавали в бассейне перед завтраком, много разговаривали. Он вдруг стал проявлять интерес к ее семейной жизни, расспрашивал о муже, о детях. Его интересовали даже такие подробности, как, например, что сказал ей муж, когда узнал о ее первой беременности. Саманта с трудом смогла припомнить реакцию своего мужа Билла, но, связана ли она с ее первой беременностью, у нее не было уверенности. Ведь у них трое детей. Ее старший сын, их первенец, учится в университете. Почему-то Филипп обрадовался, когда узнал, что в первый раз она забеременела в двадцать один год. Короче, состояние своего подопечного и радовало и тревожило ее. Особенно обеспокоило ее поведение Филиппа, когда она показала ему газету с фотографиями участников встречи. В том же номере была помещена фотография сына Дейзи Остин, перепечатанная из какой-то кливлендской газеты.
Филипп рассмеялся так весело, словно рассматривал сборник карикатур, а не газетные фотографии. После чего им овладело странное нетерпение и приступы глубокой задумчивости. Иной раз он даже не слышал, когда к нему кто-то обращался. В таком состоянии Филипп Тарсен оставался все время, пока они летели в самолете.
В аэропорту он довольно рассеянно попрощался с ней, предупредил, что неделю проведет у своей матери в Сиэтле, но непременно позвонит, как только выяснит все до конца.
Саманта удивленно смотрела ему вслед, не понимая, что именно собирается выяснять Филипп. Однако мысленно пожелала ему счастья.
На третий день после возвращения из Лос-Анджелеса Дейзи, проводив сына в школу, как обычно, села за письменный стол. Надо приниматься за работу и вообще пора вернуться в привычную колею. Праздник и потрясения закончились, думать об их возможных последствиях не имеет смысла. Только накличешь беду.
Возможно, ей придется в ближайшее время подумать, как рассказать сыну правду. Конечно, он еще слишком маленький, чтобы все понять. Но так даже лучше, главное – он узнает, что его отец жив. Может, эта мысль будет поддерживать его в будущем.
Вздохнув, Дейзи раскрыла рабочую папку и прочитала план нового романа, который она набросала перед отъездом. Странно, подумала она, почему все эти наброски не вызывают у меня энтузиазма? Как будто писала не я, а кто-то другой. Ни одной мысли, ни одного образа не рождалось в ее голове. Посидев еще полчаса над своими записями, она решительно встала и вышла в сад. День был солнечный, одуряющий запах земли и первой зелени ударил в ноздри, и сладко закружилась голова. Все в Дейзи откликнулось на пробуждение природы. Словно с приходом весны в ней, как в дереве, быстрее заструились живительные соки. Что со мной? – думала она. И откуда взялось это новое чувство радости бытия? Ну что ж, не работает голова, так поработаем руками, решила она.
В комбинезоне, в садовых перчатках Дейзи принялась за весеннюю уборку своего небольшого сада, начав с обрезания кустарников. Заняв руки, она вновь освободила свою голову для мыслей о Филиппе Тарсене. И вновь с горечью подумала, как глупо вела себя с ним. И то, что с годами он не утратил власти над ней, приводило ее в отчаяние. За что ей выпала такая судьба? Несправедливо, несправедливо, бормотала она себе под нос, окапывая кусты сирени. Однажды она поддалась влечению и расплатилась за это. Не надо было ей соглашаться на эту встречу в Лос-Анджелесе! Виною всему неизвестно откуда появившееся в ней тщеславие. Редактор Томми Каллахан долго уговаривал ее, наговорил много лестных слов, и она не устояла. Как же! Голливуд, популярность, большие деньги!
А в результате – душевная тревога, попранное достоинство и неуверенность в себе. О физических страданиях своего растревоженного тела Дейзи думать не хотелось.
Она выпрямилась, опираясь на лопату, когда услышала шум подъехавшего к дому автомобиля. Подойдя к забору, она увидела большую машину, заполнившую собой почти всю проезжую часть узкой дороги. При виде бородатого мужчины в джинсах и в свитере, вылезавшего из машины со стороны водительского места, сердце Дейзи замерло на секунду, чтобы забиться с удвоенной силой. Сомнений больше нет.
Филипп Тарсен видел фотографию Эндрю в газете! Мгновенный импульс – бежать, спрятаться! – ей удалось превозмочь с трудом.
Пока мысли вихрем крутились у нее в голове, Филипп обошел машину, приблизился к забору и теперь мрачно разглядывал ее. В кепке с большим козырьком, в комбинезоне и в садовых перчатках, испачканных землей, – такой Маршу Фаулер, вернее Дейзи Остин, видеть ему не приходилось. Из-под кепки над ухом выглядывала прядь пепельных волос, щеки полыхали румянцем, несмотря на то что Дейзи явно была испугана его появлением.
Что ж, подумал Филипп, когда преступнику грозит возмездие, страх – закономерное чувство. А в том, что Марша, она же Дейзи, преступница, сомнений у него не было. Столько лет скрывать от него сына! Не говоря уже о самом факте своего существования. Сколько пришлось ему пережить из-за ее мнимой гибели!
Он сходил с ума, что не сумел ее спасти, а она в это время благополучно жила в доме своей тетки, совсем не думая о нем! А он долго не мог забыть ее нежного послушного тела, ее сияющих глаз и детской непосредственности. Она являлась к нему в сновидениях почти физически ощутимой, а проснувшись, он осознавал, что пытается обнять руками пустоту. Семь лет без нее, потерянных лет! Встретив ее в отеле Лос-Анджелеса, он пережил самое радостное потрясение в своей жизни – его любимая жива!
Судьба смилостивилась над ним. Он хотел ее любить. Отвергнутый, он готов был потратить оставшиеся годы на то, чтобы завоевать ее любовь. И как она с ним поступила? Сбежала!
Вновь сбежала, вторично нарушив данное обещание. Нет, никогда ему не понять женской психологии. Но теперь у него есть полное право на нее, она мать его сына!
– Пишешь романы, сажаешь цветы, – с насмешливой злостью произнес Филипп, растягивая слова. – На все руки мастерица.
Дейзи стояла неподвижно, стараясь не встречаться с ним глазами, пытаясь мысленно сообразить, откуда он свалился на ее голову. Вчера должна была завершиться программа встречи в Лос-Анджелесе. Неужели Филипп явился к ней прямо оттуда?
– Ничего не хочешь мне сказать, Дейзи?
Она молчала.
Тогда он открыл калитку и направился прямо к ней.
– Неужели такая решительная женщина, как ты, утратила дар речи? – Теперь он стоял перед ней, смотрел на нее в упор, пытаясь догадаться, о чем она сейчас думает.
– Добрый день, Филипп, рада тебя видеть, с натянутой вежливостью сказала Дейзи. – Как тебе удалось так быстро добраться сюда? Ты ведь должен был вылететь дневным рейсом из Лос-Анджелеса. – Она говорила спокойно, словно в его приезде к ней нет ничего особенного.
– Профессиональное умение быстро перебираться из одного места в другое, – заявил Филипп с апломбом суперагента, но, вспомнив случай, когда это хваленое умение подвело его, нахмурился. Мгновенное чувство вины за гибель родителей Марши Фаулер заставило его сменить тон:
– Я вылетел тем же рейсом, что и ты, когда убегала от разговора со мной.
– Я не понимаю, о какой профессии ты говоришь. Ты, кажется, был журналистом, потом начал писать романы… Во всяком случае, так о тебе писали везде. – Дейзи готова была говорить о чем угодно, лишь бы Филипп не заговорил о сыне. – Может, это не вся правда о тебе? Тебе, наверное, есть что скрывать.
Черт возьми, подумал он, откуда ей известно?! Или просто догадалась? Говорят, женщины одарены от природы интуицией в большей степени, нежели интеллектом.
– Добрый день, девочка! – послышался хрипловатый мужской бас за оградой. – На днях видел тебя по телевизору. Ты замечательно выглядела. Странно, что тебя никто не похитил в Лос-Анджелесе. Думаю, в Голливуде ты могла бы затмить всех киношных красоток. Они ведь искусственные, а ты у нас натуральная. Все мы гордимся тобой, так сказала моя Мэгги. А ты знаешь, моя жена в литературе разбирается.
Дейзи подошла ближе к ограде, обрадовавшись старому Маккею, до выхода на пенсию много лет работавшему в поселке почтальоном.
А его жена Маргарэт в местной школе преподавала литературу.
– Рада вас видеть, мистер Маккей. Спасибо за добрые слова. Передавайте привет миссис Маккей, – только и успела на ходу сказать она, поскольку Филипп крепко схватил ее за руку и быстро повел к дому.
– Хватит! – прорычал он сквозь зубы, направляясь к распахнутой двери бокового входа.
– Не понимаю, что значит «хватит»? И почему ты позволяешь себе… – с возмущением заговорила Дейзи, вырывая руку.
Филипп остановился так резко, что Дейзи, двигаясь по инерции, налетела на него, но быстро сделала шаг назад. Он повернулся к ней. Впервые она увидела Филиппа разгневанным.
– Хватит заговаривать мне зубы, хватит делать вид, что не понимаешь. Ты прекрасно понимаешь, что привело меня сюда. – Он судорожно сглотнул. – Почему ты не сказала, что у меня есть сын?
Дейзи отвела взгляд и молчала. Разве можно в двух словах объяснить ему то, в чем она и сама до сих пор не разобралась.
– Как ты нашел меня? – Она была уверена, что миссис Холланд никому не могла дать ее адрес. Местную газету он вряд ли видел. – И почему ты решил, что мой ребенок как-то связан с тобой? – Ценой большого напряжения ей удавалось говорить с холодной вежливостью.
– Можешь не напрягаться, пытаясь отрицать то, что мне известно из надежных источников.
Я знаю точную дату его рождения. Мне известно, что ты родила сына в доме своей тетки.
Высчитать по месяцам, когда он был зачат, не составило труда, чтобы убедиться в своем отцовстве. Хотя достаточно было увидеть фотографию Эндрю в газете. Он моя точная копия!
– Господи! – пробормотала Дейзи. Сбывались ее худшие опасения. Склонив голову, чтобы не видеть гневного взгляда Филиппа, она думала с чувством обреченности, что ее спокойной налаженной жизни пришел конец.
– Осмелишься повторить, что между мной и Эндрю нет никакой связи? – требовательно вопрошал он, не правильно истолковав ее молчание. – Может быть, предпочтешь доказывать это в суде и публично зарекомендовать себя лгуньей? Когда суд вынесет решение, ты будешь умолять, чтобы я позволил тебе видеться с Эндрю.
Ты обманула его! Заявить на всю страну жуткую ложь о гибели отца собственного сына! Как ты могла быть такой жестокой? За что?
От каждого слова Филиппа Дейзи вздрагивала как от удара. Ей нечего было возразить ему.
После возращения из Лос-Анджелеса она и сама поняла всю меру жестокости страшной сказки, придуманной для сына с одной целью, чтобы он больше не спрашивал об отце. Точнее, не заставлял ее вспоминать о том, что произошло семь лет назад между нею и Филиппом Тарсеном.
– Не вынуждай меня быть с тобой таким же жестоким. Шесть лет ты скрывала от меня сына – и теперь заслуживаешь сурового наказания. А я могу наказать тебя, не сомневайся! – Взяв за подбородок, он поднял лицо Дейзи, заставив ее смотреть ему в глаза. – Хочешь показать, что тебе сейчас стыдно? Немного поздновато, не находишь? – Филипп убрал руку, продолжая смотреть в глаза Дейзи. – Шесть лет с лишним ты вела себя как последняя эгоистка по отношению к нам. Я имею в виду не только себя и Эндрю, который нуждается в отце, но и свою мать, которая страдает из-за отсутствия у нее внуков. Моя бедная одинокая мать, у которой так мало было в жизни радостей! Впрочем, зачем я говорю это, тебе ведь безразличны чужие страдания. – Филипп замолчал и сжал челюсти.
Морально подавленная обрушившимся на нее потоком обвинений, Дейзи попыталась возразить, но горло перехватило от волнения и страха, и она лишь беспомощно помотала головой из стороны в сторону.
– Хватит лгать, Дейзи, – усталым голосом произнес Филипп. – Где мой сын? Я хочу видеть его сейчас же!
– Это невозможно, – наконец произнесла она сдавленным голосом. – Он в школе. И мне очень жаль…
– Тебе не раз еще придется пожалеть о том, что ты натворила семь лет назад. Это я тебе могу обещать. – Филипп засунул руки в карманы джинсов, лицо его было суровым. – Во сколько заканчиваются занятия в школе? И кто забирает Эндрю?
– Не надо меня запугивать, – сказала Дейзи, частично восстановив самообладание. В конце концов, она собиралась сообщить ему о рождении сына, но она узнала о его помолвке с Линдой… – В двенадцать я забираю сына из школы.
– Что ж, пойдем вместе. – Чтобы скрыть волнение, Филипп старался говорить как можно суровее. – А теперь, может, пригласишь меня в дом? – Он сделал к ней шаг, взял за руку и крепко сжал.
– Ты делаешь мне больно! – вскрикнула Дейзи.
– Ты еще не знаешь, что такое настоящая боль, – мрачно сказал Филипп, входя с ней в дом через кухню, но руку отпустил.
Внутреннее убранство неказистого с виду старого дома поразило Филиппа еще на кухне, оборудованной современной техникой. Через небольшую столовую можно было сразу попасть в большую гостиную, а можно было выйти в холл.
Паркетный пол, натертый по старинке мастикой, сверкал как зеркало. Радовала глаз изящным полукружьем ведущая из холла на второй этаж деревянная лестница с резными балясинами, покрытая темно-зеленой ковровой дорожкой. Филипп сразу почувствовал атмосферу хорошо налаженной, комфортной жизни. Он любил дом своей матери в Сиэтле, но, сравнив его с домом Дейзи, понял, чего там не хватало.
Несмотря на порядок в доме, глаз его то и дело задерживался на предметах, которые свидетельствовали о пребывании в этом доме ребенка. Предметы, по которым легко было догадаться, чем он увлекается. В гостиной на журнальном столике шахматы, на стене развешано несколько детских рисунков в самодельных рамочках, в холле у входной двери детский двухколесный велосипед на специальной подставке.
Любовь, теплота, уют. Вполне благополучная жизнь, наполненная смыслом. У него нет никаких шансов…
– А где ты работаешь? – спросил Филипп бодрым голосом, чтобы не поддаться накатившей тоске. – Наверху? – Он показал пальцем на лестницу.
Дейзи несколько удивил неподдельный интерес Филиппа к ее дому. Она успела прийти в себя после предъявленных ей обвинений. Страх сменился внутренней настороженностью. Вопрос Филиппа заставил ее почувствовать себя хозяйкой в доме, где соблюдают законы гостеприимства. Сдержанно улыбнувшись, она поведала историю покупки дома.
– Внутри пришлось все поменять, настолько здесь все обветшало. Потом сломали заднюю стену, вместо нее возвели двухэтажную пристройку. Спальни стали просторнее, с более высокими потолками, с балконами. Появилась дополнительная комната для гостей на втором этаже, а внизу – мой кабинет и даже небольшой зимний сад. – Дейзи увлеклась рассказом, побледневшие щеки снова порозовели. Она любила свой дом, гордилась им, а потому говорить о нем всегда доставляло ей удовольствие. Она посмотрела на Филиппа, встретила его странный взгляд и смутилась. – Извини, ты проделал такой путь, а я тебе даже кофе не предложила.
– Кофе может подождать, – сказал Филипп, разглядывая Дейзи так, словно видел впервые. Я бы предпочел продолжить экскурсию по твоему замечательному дому. – Он доброжелательно улыбнулся ей.
– Тогда пошли. – Дейзи направилась в глубину дома, скрывавшуюся за лестницей. Распахнув створки широкой двери, она отступила в сторону, чтобы насладиться произведенным эффектом.
Филипп замер на месте, ослепленный светом, свободно проникавшим через стеклянную стену дома. Он шагнул в комнату и огляделся.
Несомненно, это был кабинет. Слева он обнаружил небольшой письменный стол с приставным столиком для пишущей машинки, справа – книжные стеллажи с деревянными дверцами. Чтобы книги не выгорали, догадался Филипп. Он прошелся по комнате, которая казалась больше, чем была на самом деле, и заинтересовался буйством зелени слева от письменного стола.
За стеклянной дверцей, вероятно, и находился зимний сад, о котором сказала Дейзи. Филипп оценил изобретательность человека, который это все придумал и осуществил. Растительность сада на трех уровнях прикрывала сидящего за столом от прямых солнечных лучей, не загораживая дневного света. Умно и красиво, подумал Филипп. Дейзи села на низкий мягкий диван и украдкой начала следить за его непроницаемым лицом. Так и не дождавшись проявлений восторга, она пережила легкое разочарование.
Ей было неведомо, что Филипп отличается профессиональным умением сохранять невозмутимый вид, что его поведение с ней в Лос-Анджелесе нетипично для него и объясняется сильным потрясением от встречи с той, которую считал погибшей семь лет назад. Филипп до сих пор не мог себе простить того срыва.
– Замечательно, – произнес он, подходя к ней. – И кто же это все придумал?
– Я сама, – просто сказала Дейзи. – В детстве у меня не было дома в полном смысле этого слова. Родители переезжали с места на место, жили в основном за границей, надолго нигде не задерживаясь. Потом я жила в доме бабушки, после ее смерти дом перешел к тете Бетси.
Мне было хорошо с ними, я привыкла считать ее дом родным, пока Бетси не вышла замуж за Майкла Причарда. У них родились один за другим дети. Наверное, тогда я и начала мечтать о собственном доме. Именно таким, как сейчас, он мне и представлялся. Только я не знала, что моя мечта станет реальностью гораздо раньше, чем я предполагала… – В голосе прозвучали грустные нотки. Вспомнилось, стечение каких обстоятельств привело к этому.
Дейзи замолчала, удивившись своей откровенности. А главное, с кем? С человеком, которого она предпочла бы никогда больше не видеть. Она заметила, как внимательно слушал ее Филипп. В глазах его появилось напряжение, он словно ждал от нее еще каких-то признаний. Но, видимо, не дождался, судя по мелькнувшему в глазах недовольству. Дейзи отвела взгляд, уставившись на свои руки. Садовые перчатки не защитили их от грязи под ногтями. Она сжала пальцы в кулачки.
Не дожидаясь приглашения, Филипп сел рядом, и Дейзи снова охватило чувство тревоги. Мысленно перебирая все возможности избавиться от его присутствия до возвращения Эндрю, она снова вспомнила о гостеприимстве.
– Ну вот, экскурсия закончена, можно выпить кофе, – светским тоном заговорила она.
– Дейзи, а чем занимались твои родители?
Ты знала, почему они переезжали с места на место? – осторожно спросил Филипп.
– Н-нет, – поколебавшись, ответила Дейзи встала. Не хватало еще говорить с ним о родителях, подумала она. – Я жила с ними до шести лет, а потом мы виделись редко, – добавила она, чтобы не показаться грубой. – Приглашаю на чашку кофе, – сказала она, направляясь к двери.
– В порядке компенсации за несостоявшийся совместный завтрак? – насмешливо спросил Филипп, последовав за ней. – Я бы не отказался от ланча вдвоем.