Страница:
— Это у вас там милейший была идиллия, а у нас черте что твориться начало, — раздраженно подхватил Бургомистр, ему видимо эти воспоминания не доставляли никакой радости, — сразу нашлись идиоты, говорившие, что уход палача — это очень хорошо. Теперь без палача мы будем самым свободным и гуманным королевством. Ну, а другие дураки этим речам поверили. Аж праздник свободы устроили. И перед соседями все хвастали, вот дескать, у вас еще средневековье, а у нас новое гуманное время. Тьфу! — Бургомистр в сердцах плюет на пол и замолкает.
— А между тем, — спокойно продолжает рассказ Шут, — приговоры оставались невыполненными. Заключенных подержат в тюрьме, да и выпустят, не век же им сидеть там за казенный счет. Вот и почувствовали лихие люди безнаказанность. А прослышав, что из нашего королевства ушел палач, из других, где приговоры выполнялись исправно, разбойники да воры к нам как мухи на мед потянулись. На дорогах ужас что стало твориться. Ни пройти, ни проехать, хорошо, если только ограбят, а то и убьют запросто. Казнить-то за это теперь не могли. Вот и перестали купцы к нам ездить, захирела торговля. Да и в самом городе неспокойно стало. С закатом жители на улицы и носа не кажут, сидят да добро стерегут, чтобы не вломились, да не ограбили. А еще — все с оружием стали ходить. Сначала думали поможет. Ага, как же, помогло, раньше в таверне повздорят по пьяному делу, ну дадут друг дружке по харе и разойдутся с фингалами, а когда все себе мечи да кинжалы на пояса повесили, так редкая драка без убитых и покалеченных оставалась. В общем, такая жизнь настала, что хоть волком вой, хоть на погост сразу ползи, — закончил Шут.
— Ну мы тогда городское собрание устроили, посовещались, покричали, поспорили, — снова бодро подхватил Бургомистр, — и решили к палачу посыльных отправить, просить обратно вернуться. Жители доверили эту ответственную задачу мне, позапрошлому королю, и вот ему, — показывает на Шута.
— И как, уговорили, как я вижу?! — не выдержал Король.
— Долго уговаривали, но…, - Бургомистр поворачивается и смотрин на Палача, тот смущенно опускает голову. И начинает глухо говорить:
— Да я отходчивый, они чуть ли не на колени вставали, обещали новый топор за счет города купить, рассказывали какое беззаконие твориться, вот я и решил вернуться.
— Кстати, — иронично заметил Шут, — топор так и не купили. Старым пользоваться пришлось.
— А зачем новый покупать если у нас сейчас и старый без работы стоит? — упрямо возражает Бургомистр, и быстро, не давая никому вставить ни слова, с оптимизмом заканчивает рассказ, — вернулся значит палач, приговоры что накопились выполнил, народ и присмирел. Разбойники в леса сбежали или за границу подались, в те королевства, где по примеру нашего от услуг палача отказались. А у нас жизнь с тех пор нормальная пошла, купцы снова зачастили и люди по ночам не бояться домой возвращаться. А палач с тех пор в городе — уважаемый человек. Вот такая история.
— Ну я пойду, — сразу заторопился Палач, — вы Ваше Величество обо мне теперь все знаете. А мне пора, инвентарь, знаете ли в порядке содержать надо, смазывать, пыль стирать.
Палач скрывается за дверью, но в дверях сталкивается с новым посетителем и они некоторое время никак не могут разойтись, пытаясь каждый уступить другому дорогу. Наконец в зал вразвалочку заходит моложавый человек с гитарой, одетый пестро и ярко. Проходит к самому трону и отвешивает Королю небрежный поклон.
— А вы кто? — с интересом спрашивает Король, так как посетитель не представился, хотя догадывается о его профессии.
— Я — Менестрель, Ваше Величество, — горделиво, как будто он герой, вернувшийся с дальних и славных сражений, отвечает пришедший. У Бургомистра на лице кислая мина, видно, что Менестреля он недолюбливает. Зато Шут сразу оживляется.
— Ага, значит песни поете? — заинтересованно спрашивает Король.
— И сочиняю, и пою, Ваше Величество, — весело отвечает Менестрель.
— По большей части по кабакам и трактирам, — недовольно добавляет Бургомистр.
— А где еще накормят и напоят бедного поэта?! — парирует Менестрель.
— Да, особенно напоят, — бурчит Бургомистр, качая головой.
— А что поделаешь, если мои песни нравятся народу, — невинно пожимает плечами Менестрель, — например «Выпьем еще кружку эля», вот и благодарят как могут.
— Погодите, — вмешивается Король, — а разве это не народная песня? Ее во всех королевствах поют.
— Наверно уже народная, — задумчиво замечает Менестрель, — имя мое теперь мало кто вспоминает. Все в основном просят спеть. Ну а там, где веселая песня и веселая компания, выпитые кружки эля считать не принято.
— Пишите всякую ерунду, — громко замечает Бургомистр, — да и похабщину часто, вот простолюдинам и нравиться горланить по вечерам. Писал бы лучше оды высоким персонам, глядишь — прославился бы.
— Нет, — отрицательно качает головой Менестрель, — только не оды правителям!
— Что неужели так трудно, при ваших-то способностях? — удивляется Король.
— Не трудно — противно, — Менестрель бесцеремонно сплевывает на пол, — не поверите, но до тошноты противно. Писать еще ничего, но ведь их и читать надо! И читать непосредственно тому, кому эти оды посвящены. А меня наизнанку от всей этой лести и славословия выворачивает.
— И что были случаи…? — осторожно спрашивает Король.
— Были, что там говорить, — махнул рукой Менестрель, — пару раз читал вот так… Когда бумага перед глазами — все нормально было, а как на эту рожу взглянул…, - Менестрель подавленно замолкает вспоминать былое происшествие ему неприятно.
— Ваше Величество, — вмешивается Шут, — у него много хороших песен есть, новых, умных, талантливых.
— Да кому они нужны?! — в сердцах восклицает Менестрель, — как в кабаке или на ярмарке не появлюсь, и начинаю их петь, кричат «не надо, старые давай». А запоешь старые, все подпевать начинают.
— Неужели люди не любят новые песни? Мне в это что-то не вериться, — рассуждает Король.
— Молодежь еще немного интересуется, но поймите Ваше Величество, не могу я уже как в молодости сочинять. Тогда юным был, бесшабашным, вот и песни подстать были, а сейчас мои песни кажутся слишком сложными и заумными. Вот сами послушайте, — Менестрель достает из-за спины гитару и начинает петь:
— Знаете, а мне понравилось. И совсем не заумно, все понятно.
— Это вам понятно, вы человек образованный, — вздыхает Менестрель, — а вот другие…, им что попроще подавай.
— Послушайте, а может во время ближайшего праздника вам сцену организовать, пригласить других музыкантов, там вы и споете свои новые песни, — с энтузиазмом предлагает Король.
— Бесполезно Ваше Величество, — Менестрель опускает голову, — на праздниках народ нажирается как свиньи и им уже не до песен. Вернее не до таких песен.
— Это верно, — поддакивает Шут, — уже пытались на праздниках концерт устроить. Так некоторые языками лыка не вязали, — он морщиться, — да и в драку могут полезть, с них станется.
— Пусть все будет остается как есть, Ваше Величество, — грустно говорит Менестрель, и вдруг через силу улыбается, — а если захотите послушать мои песни, так только позовите, я с удовольствием вам спою.
Он снова отвешивает изящный поклон и с достоинством удаляется из зала.
— Если пьян в стельку не будет, — снова добавляет Бургомистр, когда за Менестрелем закрывается дверь, — он в трактире фактически живет.
— Ну не в трактире, а у хозяйки трактира, — вступается за Менестреля Шут, — с одной стороны он больше клиентов привлекает, а с другой любит она его, хоть он выпивает часто и за молоденькими девушками волочится.
— Да невеселая история, — вздыхает Король. В этот момент слышится шум за дверью, приглушенные крики «Куда дурак?! Там же новый Король, опять все испортишь…», но дверь все же открывается и за порог падает здоровенный детина, сверху на него валится Ланселот. Малый легко стряхивает с себя начальника стражи подходит к самому трону и низко кланяется. Слышится глухой стук лба об подлокотник трона. Потирая начинающую вырастать шишку на лбу парень выпрямляется, удивленно бормоча:
— Ну вот, надо же, опять не рассчитал.
— Вы кто? — скорее очень удивленно чем строго спрашивает Король. Ланселот тем временем, видит что сделать больше ничего не может, и становиться рядом с Бургомистром.
— Я дурак, Ваше Величество, — спокойно отвечает малый.
— Не понял, вы Шут что ли? — Король вопросительно смотрит на Шута, на что тот довольно резко отвечает:
— Я попрошу Ваше Величество не путать дураков и шутов, это разные вещи.
— Верно, — быстро кивает малый, — господин Шут прав, я настоящий Дурак, так сказать натуральный.
— Интересно, — Король подается вперед, — и в чем это у вас выражается? Ну в смысле дурость?
— Да ему что ни поручи — все испортит, — ворчливо отвечает за Дурака Бургомистр.
— И еще всякие разрушения и конфузы устроит, — добавляет Ланселот.
— Верно, — опускает голову Дурак, — за что ни возьмусь, все из рук валится. Вот я и пришел к вам за советом, чем бы мне таким заняться, чтобы никому не навредить. А то скучно, да и шарахаются все от меня как от чумы.
— Может вам в стражники пойти? — предлагает Король, — работа непыльная, да и ума особо не надо — по улицам ходить, за порядком следить. А? Господин Ланселот, возьмете? Парень вроде здоровый, вам бы он подошел.
— Брал уже, — с безнадежностью в голосе отвечает Ланселот, — хорошо, что на всех стражниках доспехи были, а то пока алебарду на плечо закидывал — двух точно бы покалечил.
— А-а-а…? — Король вопросительно поворачивается к Бургомистру, но тот перебивает его:
— Пробовали! — чуть ли не кричит он, — посыльным. Бегает он конечно быстро, но он так все бумаги перепутал, что мы потом неделю разбирались, куда что отослали, но хуже всего что письма как назло оказались у тех, кому они совсем не предназначались, вот и вышла назавтра такая свара. Кому приятно о себе же донос читать?!
— Он где только не служил, даже в церкви, — подвел итог Шут, — но нигде ничего путного еще не сделал.
— Да… задача, — Король задумался, и через минуту вновь обратился к Бургомистру, — слушайте, вы когда дворец показывали о саде с яблонями рассказали. Я их мельком видел. И легенду рассказывали, что когда вызревают яблоки, прилетает Жар-Птица и их клюет, — медленно, как бы размышляя говорит Король.
— Верно, а что не сожрет, с собой берет. Ведь не просто, а с корзинкой прилетает, хитрая она до ужаса, — перебивает Короля Шут.
— А сторож у нас там есть? — не замечая реплики Шута, спрашивает Король у Бургомистра и Ланселота.
— Зачем? — поживает плечами Ланселот, — ее лучшие охотники ловили, так поймать и не смогли. Да не то что поймать — перо на счастье вырвать и то не удалось.
— Мы даже заказали у господина Ювелира золотую клетку, чтоб ее в нее посадить и любоваться, но она так и лежит в сокровищнице, за ненадобностью.
— А давайте этого малого сторожем в королевский сад назначим? — предложил Король, — а в случае появления Птицы — пусть ловит.
— Сад жалко, — угрюмо бросил Шут, — он хоть и небольшой, но королевский.
— А мы ему никаких приспособлений и ловушек давать не будем, и воспретим ими пользоваться, — продолжает Король, — пусть эту Птицу голыми руками ловит.
— Так это самая дурацкая работа, которую придумать можно! — воскликнул Бургомистр, — он же ее никогда не поймает.
— Зато яблони будут целы, — возразил Шут, — ну по крайней мере стволы. За ветки не ручаюсь.
— А что? — почесал затылок Ланселот, — с другой стороны и при деле и вреда особого не нанесет. Для дурака как раз и нужна дурацкая работа.
— Вот именно это я и хотел сказать, — усмехнулся Король и обратился к Дураку, — ну а ты что скажешь? Согласен стать сторожем королевского сада?
— А то как же Ваше Величество, — расплылся в смущенной улыбке Дурак, — прям сейчас могу и приступить.
— Ты только не усердствуй особо, — спохватился Король, — ходи и смотри за порядком, а надоест — полежи на травке, если Птица появиться — на деревья не лазь, лови снизу руками. А не поймаешь, не огорчайся, дальше службу неси.
— А ежели кто из людей на яблоки позариться — сам воров не лови, крикни стражу, а там уже наше дело, — добродушно напутствовал поворачивающегося к двери Дурака Ланселот. Тот разворачивается, еще раз кланяется, снова раздается стук лба об деревянный подлокотник трона, и все еще благодарно улыбаясь скрывается за дверью.
— Уф, — облегчено вздыхает Бургомистр, — спасибо Ваше Величество, помогли эту задачку решить, а то намучились мы с ним.
— Так на то Король и нужен, — философски отвечает Король.
— Ну вот считайте со всеми и познакомились, — подвел итог своеобразному приему Бургомистр, — с остальными горожанами может и увидитесь, когда они по какой надобности придут. А пока отдохните Ваше Величество до обеда, а после я введу вас в курс государственных дел.
— Ладно, уговорили, — улыбается Король, а в сторону тихо говорит, — забавный город, немного странный, но право слово — забавный.
Медленно гаснет свет, играет средневековая музыка и два шута в полумраке закрывают занавес.
— Прошло несколько недель, — говорит голос Бургомистра из темноты, — Король пообвыкся, втянулся в государственные дела. И стал править королевством по мере сил и возможностей.
Меняются декорации, когда шуты открывают занавес вновь, то зрители видят тот же зал, но к трону приставлен большой стол, заваленный бумагами, на нем так же стоят чернильницы, и в беспорядке разбросаны гусиные перья. На троне сидит Король в скромном камзоле и быстро что-то пишет пером. Наконец он сворачивает бумагу, запечатывает ее и облегченно вздыхает.
— Ну вот, с дипломатической почтой разобрались.
Тут вбегает Герольд и громко взволнованно кричит на весь зал.
— Ваше Величество! Ваше Величество! Шут повесился! — и останавливается напротив Короля тяжело дыша. Король в замешательстве, он еще не до конца осознал весть и бормоча выходит из-за стола:
— Как это повесился?… Еще утром я его видел… здоровались… был как обычно — жив, здоров… И сегодня праздник, скоро уже начнется.
Входит Ланселот. Король бросается к нему:
— Что случилось? Мне только что сказали что Шут покончил с собой? Это правда?
— И правда и нет, — печально отвечает Ланселот, — пытался повеситься. Но вовремя из петли его вытащили. Случайно Менестрель зашел — денег хотел одолжить, ну и увидел… Тот дверь забыл запереть. Менестрель веревку перерубил шпагой и позвал на помощь. А тут мы со стражниками проходили. Откачали беднягу.
— Но почему? Отчего он полез в петлю? У него же все нормально, а если что — так мог ко мне обратиться, — Король в растерянности.
— К сожалению даже вы, Ваше Величество, при всем моем уважении к вам не сможете ему помочь. Да он сейчас сам сюда придет, расскажет… за мной шел, — Ланселот кивает на дверь. Через несколько секунд действительно входит понурый Шут, рукой он непроизвольно потирает шею. Король делает знак Герольду удалиться. Ему очень неловко, он не знает о чем спрашивать Шута.
— Ну зачем же вы так…, - негромко начинает Король, смотря в пол, на несколько мгновений он замолкает, затем продолжает более уверенно, — как себя чувствуете? Может лекаря вызвать?
— Нет, спасибо Ваше Величество, лекарь у меня уже был, дал успокоительную микстуру и посоветовал не волноваться, — Шут садиться на маленькую скамеечку слева от трона, — да вы не беспокойтесь за меня. Так — нашло вдруг, вот к петле и потянулся. Но больше этого не повториться — заверяю вас, Ваше Величество. Идите, открывайте праздник, а я здесь посижу, на своем привычном месте.
— Праздник откроет Бургомистр, ему сподручнее и речь уже заготовлена, — отмахнулся Король, он начал нервно ходить взад вперед по залу, наступило тягостное молчание, наконец не выдержал, и почти крикнул, — но объясните ради Бога, зачем?! Из-за чего? Живете не хуже других, люди вас уважают. Ну чего вам не хватало?
— Любви, — вместо Шута отвечает Ланселот, а Шут так же молча безразлично сидит на скамейке поникший и печальный, — наш Шут давно и безнадежно влюблен, Ваше Величество. А она не хочет за него замуж идти.
— И всего делов-то?! — восклицает Король, он бросается к столу и хватается за первое попавшееся перо, — да я сейчас же издам указ о женитьбе и пускай эта дама, его избранница, пусть только попробует отказаться!
— Не надо Ваше Величество, — негромко, но твердо останавливает его Шут, — насильно мил не будешь, да и я сам, если честно терпеть не могу насилия. Мне и до вас это предлагали, — Король, подумав, откладывает перо в сторону. Поворачивается к Ланселоту. Тот сразу же понимает намек.
— Ладно, я пойду Ваше Величество, — говорит он, поспешно отступая к двери, — мне караул надо еще проверить. На празднике должен быть все-таки порядок. Чтоб без мордобоя и так далее… — он выходит. Король и Шут остаются наедине.
— У нее есть кто-то другой? — осторожно спрашивает Король.
— Нет, — качает головой Шут, в его голосе слышится усталость и безразличие, — честно говоря, я так подозреваю, что в душе она если не любит, то питает симпатию ко мне. Но наотрез отказывается выходить за Шута. Профессия у меня не уважительная. Ведь кого в народе «шутом гороховым» кличут — дураков, в большинстве случаев. Она говорит, что лучше уж замуж за господина Палача пойдет, и то почетнее. Но женой Шута не станет никогда, — Шут делает паузу и тяжело вздыхает, — можно было бы конечно сменить, так сказать, специальность, стать ремесленником в конце концов. Но это значит изменить своему призванию. Делать то что не приносит тебе радости? От этого тоже часто в петлю лезут. Да и поздно мне уже переучиваться и ломать старые привычки. Пойду вот в трактир и выпью с Менестрелем, немного легче станет.
— Так может она вас не любит именно за этот трактир да гулянки с Менестрелем на пару, — предположил Король. Шут на это лишь печально усмехнулся, вытащил откуда-то сзади фляжку, открутил крышку и основательно приложился к ней.
— Нет, в трактир не пойду, — твердо объявил он, — с вами останусь, вы ведь тоже не пойдете на праздник.
— Верно, не пойду, — подтвердил Король усаживаясь на трон, — пусть хоть кто-то на праздниках будет трезвым и лучше всего, если это — глава королевства. Вон и вы тоже сейчас надеретесь. Я вот вас понимаю, на праздники особенно грустно и одиноко становится. Мне вот пришлось выбирать: сидеть с пьяной рожей во главе стола или торчать здесь в одиночестве. Но здесь хоть делами занять себя можно, — тут Король обводит взглядом стол, потом смотрит на Шута, который снова прикладывается к фляге и тихо говорит, — да, делами сегодня уж вряд ли удастся заняться. Господи, да что же я делаю, на празднике Король сидит один во дворце и разводит разговоры с пьяным Шутом.
Шут видимо услышал окончание фразы и захмелевшим голосом громко спросил:
— А вы знаете Ваше Величество, для чего вообще нужны шуты? — Король хочет ответить, но Шут останавливает его взмахом руки, — нет, шутки да песни вам любой артистишка прочитать может, — Шут поднимает вверх указательный палец, подчеркивая важность сказанного, — Шут нужен в королевстве, чтобы говорить королю правду. Эти все придворные так привыкли врать и заискивать, что если и захотят правду сказать, то не смогут. Отвыкли. Шут, это как прямое зеркало среди кривых. А королю иногда обязательно надо взглянуть в нормальное зеркало, для своей же пользы и королевства. Вот именно для этого при всех дворах существует должность Шута, не дурака, подчеркиваю Ваше Величество, их вокруг и так полно, а Шута с большой буквы.
— Но в нашем королевстве, вроде не так много льстецов, — отвечает Король, и замечает в сторону, — надо же вот уже привык, в «нашем», как будто оно мое по праву.
— А я не про наше говорю, я про другие, Вон в соседских, Шутам приходиться изворачиваться, чтобы и правду сказать и чтобы голову при этом не потерять. Так что дурак, артист и Шут — это три разные вещи, — подводит итог своей тираде Шут.
Меж тем за окном темнеет и с площади слышаться музыка и пьяные голоса. Король встает и с раздражением захлопывает окно. Потом оглядывает комнату, задерживаясь взглядом на Шуте, приканчивающем содержимое фляжки и говорит:
— Что-то скучно у нас стало, — проходя по комнате и беря гитару, — давайте споем, а я подыграю, — предлагает Король и устраивается с гитарой на троне.
— А вы умеете? — с удивлением замечает пьяным голосом Шут.
— Ну я не только бумаги строчить могу, — с назиданием говорит Король, — пою конечно неважно, но прилично сыграть еще могу.
Шут с радостью принимает это предложение:
— А знаете эту песню «В нашем тридевятом королевстве — скучно и погано много лет…», — предлагает он Королю, который берет несколько аккордов.
— Нет, вот эту песню сейчас не надо петь, — быстро отвечает он, — давайте вот что, знаете эту «Ее Величество курит, его Величество пьет…».
— Конечно, до последнего слова, — заверяет его Шут. И они вместе поют довольно спокойную и смешную песенку.
— Знаете Ваше Величество — песня великое дело, коль вовремя ее спеть. Вот и настроение улучшилось настолько, что я снова могу шутить и радоваться жизни. Вы не подумайте, это не вино, это песня. А давайте еще споем. Только теперь я сыграю. Вы эту песню не знаете, она новая, господин Менестрель недавно сочинил. Так что вы просто подпевайте, — и он громко начинает больше орать, чем петь: «Король и Шут уже не пьют, Король и Шут поют о том…». Король тоже с улыбкой ему подпевает довольно разудалую песню. После этого Шут начал заплетающимся языком довольно несвязно рассказывать как он стал Шутом и как повстречал свою любовь. Король закрыл глаза как ему казалось на минутку и заснул.
Гаснет свет на несколько минут, слышится смолкающее бормотание Шута, когда свет снова включается на сцене остался только спящий на троне Король. Он просыпается и потягиваясь осматривает зал.
— А между тем, — спокойно продолжает рассказ Шут, — приговоры оставались невыполненными. Заключенных подержат в тюрьме, да и выпустят, не век же им сидеть там за казенный счет. Вот и почувствовали лихие люди безнаказанность. А прослышав, что из нашего королевства ушел палач, из других, где приговоры выполнялись исправно, разбойники да воры к нам как мухи на мед потянулись. На дорогах ужас что стало твориться. Ни пройти, ни проехать, хорошо, если только ограбят, а то и убьют запросто. Казнить-то за это теперь не могли. Вот и перестали купцы к нам ездить, захирела торговля. Да и в самом городе неспокойно стало. С закатом жители на улицы и носа не кажут, сидят да добро стерегут, чтобы не вломились, да не ограбили. А еще — все с оружием стали ходить. Сначала думали поможет. Ага, как же, помогло, раньше в таверне повздорят по пьяному делу, ну дадут друг дружке по харе и разойдутся с фингалами, а когда все себе мечи да кинжалы на пояса повесили, так редкая драка без убитых и покалеченных оставалась. В общем, такая жизнь настала, что хоть волком вой, хоть на погост сразу ползи, — закончил Шут.
— Ну мы тогда городское собрание устроили, посовещались, покричали, поспорили, — снова бодро подхватил Бургомистр, — и решили к палачу посыльных отправить, просить обратно вернуться. Жители доверили эту ответственную задачу мне, позапрошлому королю, и вот ему, — показывает на Шута.
— И как, уговорили, как я вижу?! — не выдержал Король.
— Долго уговаривали, но…, - Бургомистр поворачивается и смотрин на Палача, тот смущенно опускает голову. И начинает глухо говорить:
— Да я отходчивый, они чуть ли не на колени вставали, обещали новый топор за счет города купить, рассказывали какое беззаконие твориться, вот я и решил вернуться.
— Кстати, — иронично заметил Шут, — топор так и не купили. Старым пользоваться пришлось.
— А зачем новый покупать если у нас сейчас и старый без работы стоит? — упрямо возражает Бургомистр, и быстро, не давая никому вставить ни слова, с оптимизмом заканчивает рассказ, — вернулся значит палач, приговоры что накопились выполнил, народ и присмирел. Разбойники в леса сбежали или за границу подались, в те королевства, где по примеру нашего от услуг палача отказались. А у нас жизнь с тех пор нормальная пошла, купцы снова зачастили и люди по ночам не бояться домой возвращаться. А палач с тех пор в городе — уважаемый человек. Вот такая история.
— Ну я пойду, — сразу заторопился Палач, — вы Ваше Величество обо мне теперь все знаете. А мне пора, инвентарь, знаете ли в порядке содержать надо, смазывать, пыль стирать.
Палач скрывается за дверью, но в дверях сталкивается с новым посетителем и они некоторое время никак не могут разойтись, пытаясь каждый уступить другому дорогу. Наконец в зал вразвалочку заходит моложавый человек с гитарой, одетый пестро и ярко. Проходит к самому трону и отвешивает Королю небрежный поклон.
— А вы кто? — с интересом спрашивает Король, так как посетитель не представился, хотя догадывается о его профессии.
— Я — Менестрель, Ваше Величество, — горделиво, как будто он герой, вернувшийся с дальних и славных сражений, отвечает пришедший. У Бургомистра на лице кислая мина, видно, что Менестреля он недолюбливает. Зато Шут сразу оживляется.
— Ага, значит песни поете? — заинтересованно спрашивает Король.
— И сочиняю, и пою, Ваше Величество, — весело отвечает Менестрель.
— По большей части по кабакам и трактирам, — недовольно добавляет Бургомистр.
— А где еще накормят и напоят бедного поэта?! — парирует Менестрель.
— Да, особенно напоят, — бурчит Бургомистр, качая головой.
— А что поделаешь, если мои песни нравятся народу, — невинно пожимает плечами Менестрель, — например «Выпьем еще кружку эля», вот и благодарят как могут.
— Погодите, — вмешивается Король, — а разве это не народная песня? Ее во всех королевствах поют.
— Наверно уже народная, — задумчиво замечает Менестрель, — имя мое теперь мало кто вспоминает. Все в основном просят спеть. Ну а там, где веселая песня и веселая компания, выпитые кружки эля считать не принято.
— Пишите всякую ерунду, — громко замечает Бургомистр, — да и похабщину часто, вот простолюдинам и нравиться горланить по вечерам. Писал бы лучше оды высоким персонам, глядишь — прославился бы.
— Нет, — отрицательно качает головой Менестрель, — только не оды правителям!
— Что неужели так трудно, при ваших-то способностях? — удивляется Король.
— Не трудно — противно, — Менестрель бесцеремонно сплевывает на пол, — не поверите, но до тошноты противно. Писать еще ничего, но ведь их и читать надо! И читать непосредственно тому, кому эти оды посвящены. А меня наизнанку от всей этой лести и славословия выворачивает.
— И что были случаи…? — осторожно спрашивает Король.
— Были, что там говорить, — махнул рукой Менестрель, — пару раз читал вот так… Когда бумага перед глазами — все нормально было, а как на эту рожу взглянул…, - Менестрель подавленно замолкает вспоминать былое происшествие ему неприятно.
— Ваше Величество, — вмешивается Шут, — у него много хороших песен есть, новых, умных, талантливых.
— Да кому они нужны?! — в сердцах восклицает Менестрель, — как в кабаке или на ярмарке не появлюсь, и начинаю их петь, кричат «не надо, старые давай». А запоешь старые, все подпевать начинают.
— Неужели люди не любят новые песни? Мне в это что-то не вериться, — рассуждает Король.
— Молодежь еще немного интересуется, но поймите Ваше Величество, не могу я уже как в молодости сочинять. Тогда юным был, бесшабашным, вот и песни подстать были, а сейчас мои песни кажутся слишком сложными и заумными. Вот сами послушайте, — Менестрель достает из-за спины гитару и начинает петь:
Король внимательно слушает всю песню до конца, когда Менестрель замолкает, воцаряется тягостное молчание. Через некоторое время Король говорит:
— Король и шут уже не пьют: они всё думают о том,
Что по лицу — не в титул! — бьют, хоть королем будь, хоть шутом.
И ни корона, ни колпак, увы, не могут подарить
Того уютного тепла, в котором можно всё забыть…
Король задумчиво вздохнёт, пыхтя затлевшим табаком:
«Эх, биться головой об лёд, со дна поднявшись — нелегко!
Бороться или уступить — вот в чём вопрос. Но где ответ?
Как хочется себя пропить за медные полушки лет…»
Шут ухмыльнётся груде дел, звеня печальным бубенцом:
«С собою — как бы ни хотел — не поменяешься венцом!
Я подряжался веселить, ты соглашался управлять…
Шутом — и то, несладко быть, что ж говорить о королях!»
Края у истины всегда остры, как битое стекло.
Кровь? Пот? Солёная вода? Вино в бокалы потекло?
Пусть люди спорят и кричат, я лишь задуматься прошу,
Когда — в обнимку — замолчат король и шут. Король и шут…
— Знаете, а мне понравилось. И совсем не заумно, все понятно.
— Это вам понятно, вы человек образованный, — вздыхает Менестрель, — а вот другие…, им что попроще подавай.
— Послушайте, а может во время ближайшего праздника вам сцену организовать, пригласить других музыкантов, там вы и споете свои новые песни, — с энтузиазмом предлагает Король.
— Бесполезно Ваше Величество, — Менестрель опускает голову, — на праздниках народ нажирается как свиньи и им уже не до песен. Вернее не до таких песен.
— Это верно, — поддакивает Шут, — уже пытались на праздниках концерт устроить. Так некоторые языками лыка не вязали, — он морщиться, — да и в драку могут полезть, с них станется.
— Пусть все будет остается как есть, Ваше Величество, — грустно говорит Менестрель, и вдруг через силу улыбается, — а если захотите послушать мои песни, так только позовите, я с удовольствием вам спою.
Он снова отвешивает изящный поклон и с достоинством удаляется из зала.
— Если пьян в стельку не будет, — снова добавляет Бургомистр, когда за Менестрелем закрывается дверь, — он в трактире фактически живет.
— Ну не в трактире, а у хозяйки трактира, — вступается за Менестреля Шут, — с одной стороны он больше клиентов привлекает, а с другой любит она его, хоть он выпивает часто и за молоденькими девушками волочится.
— Да невеселая история, — вздыхает Король. В этот момент слышится шум за дверью, приглушенные крики «Куда дурак?! Там же новый Король, опять все испортишь…», но дверь все же открывается и за порог падает здоровенный детина, сверху на него валится Ланселот. Малый легко стряхивает с себя начальника стражи подходит к самому трону и низко кланяется. Слышится глухой стук лба об подлокотник трона. Потирая начинающую вырастать шишку на лбу парень выпрямляется, удивленно бормоча:
— Ну вот, надо же, опять не рассчитал.
— Вы кто? — скорее очень удивленно чем строго спрашивает Король. Ланселот тем временем, видит что сделать больше ничего не может, и становиться рядом с Бургомистром.
— Я дурак, Ваше Величество, — спокойно отвечает малый.
— Не понял, вы Шут что ли? — Король вопросительно смотрит на Шута, на что тот довольно резко отвечает:
— Я попрошу Ваше Величество не путать дураков и шутов, это разные вещи.
— Верно, — быстро кивает малый, — господин Шут прав, я настоящий Дурак, так сказать натуральный.
— Интересно, — Король подается вперед, — и в чем это у вас выражается? Ну в смысле дурость?
— Да ему что ни поручи — все испортит, — ворчливо отвечает за Дурака Бургомистр.
— И еще всякие разрушения и конфузы устроит, — добавляет Ланселот.
— Верно, — опускает голову Дурак, — за что ни возьмусь, все из рук валится. Вот я и пришел к вам за советом, чем бы мне таким заняться, чтобы никому не навредить. А то скучно, да и шарахаются все от меня как от чумы.
— Может вам в стражники пойти? — предлагает Король, — работа непыльная, да и ума особо не надо — по улицам ходить, за порядком следить. А? Господин Ланселот, возьмете? Парень вроде здоровый, вам бы он подошел.
— Брал уже, — с безнадежностью в голосе отвечает Ланселот, — хорошо, что на всех стражниках доспехи были, а то пока алебарду на плечо закидывал — двух точно бы покалечил.
— А-а-а…? — Король вопросительно поворачивается к Бургомистру, но тот перебивает его:
— Пробовали! — чуть ли не кричит он, — посыльным. Бегает он конечно быстро, но он так все бумаги перепутал, что мы потом неделю разбирались, куда что отослали, но хуже всего что письма как назло оказались у тех, кому они совсем не предназначались, вот и вышла назавтра такая свара. Кому приятно о себе же донос читать?!
— Он где только не служил, даже в церкви, — подвел итог Шут, — но нигде ничего путного еще не сделал.
— Да… задача, — Король задумался, и через минуту вновь обратился к Бургомистру, — слушайте, вы когда дворец показывали о саде с яблонями рассказали. Я их мельком видел. И легенду рассказывали, что когда вызревают яблоки, прилетает Жар-Птица и их клюет, — медленно, как бы размышляя говорит Король.
— Верно, а что не сожрет, с собой берет. Ведь не просто, а с корзинкой прилетает, хитрая она до ужаса, — перебивает Короля Шут.
— А сторож у нас там есть? — не замечая реплики Шута, спрашивает Король у Бургомистра и Ланселота.
— Зачем? — поживает плечами Ланселот, — ее лучшие охотники ловили, так поймать и не смогли. Да не то что поймать — перо на счастье вырвать и то не удалось.
— Мы даже заказали у господина Ювелира золотую клетку, чтоб ее в нее посадить и любоваться, но она так и лежит в сокровищнице, за ненадобностью.
— А давайте этого малого сторожем в королевский сад назначим? — предложил Король, — а в случае появления Птицы — пусть ловит.
— Сад жалко, — угрюмо бросил Шут, — он хоть и небольшой, но королевский.
— А мы ему никаких приспособлений и ловушек давать не будем, и воспретим ими пользоваться, — продолжает Король, — пусть эту Птицу голыми руками ловит.
— Так это самая дурацкая работа, которую придумать можно! — воскликнул Бургомистр, — он же ее никогда не поймает.
— Зато яблони будут целы, — возразил Шут, — ну по крайней мере стволы. За ветки не ручаюсь.
— А что? — почесал затылок Ланселот, — с другой стороны и при деле и вреда особого не нанесет. Для дурака как раз и нужна дурацкая работа.
— Вот именно это я и хотел сказать, — усмехнулся Король и обратился к Дураку, — ну а ты что скажешь? Согласен стать сторожем королевского сада?
— А то как же Ваше Величество, — расплылся в смущенной улыбке Дурак, — прям сейчас могу и приступить.
— Ты только не усердствуй особо, — спохватился Король, — ходи и смотри за порядком, а надоест — полежи на травке, если Птица появиться — на деревья не лазь, лови снизу руками. А не поймаешь, не огорчайся, дальше службу неси.
— А ежели кто из людей на яблоки позариться — сам воров не лови, крикни стражу, а там уже наше дело, — добродушно напутствовал поворачивающегося к двери Дурака Ланселот. Тот разворачивается, еще раз кланяется, снова раздается стук лба об деревянный подлокотник трона, и все еще благодарно улыбаясь скрывается за дверью.
— Уф, — облегчено вздыхает Бургомистр, — спасибо Ваше Величество, помогли эту задачку решить, а то намучились мы с ним.
— Так на то Король и нужен, — философски отвечает Король.
— Ну вот считайте со всеми и познакомились, — подвел итог своеобразному приему Бургомистр, — с остальными горожанами может и увидитесь, когда они по какой надобности придут. А пока отдохните Ваше Величество до обеда, а после я введу вас в курс государственных дел.
— Ладно, уговорили, — улыбается Король, а в сторону тихо говорит, — забавный город, немного странный, но право слово — забавный.
Медленно гаснет свет, играет средневековая музыка и два шута в полумраке закрывают занавес.
— Прошло несколько недель, — говорит голос Бургомистра из темноты, — Король пообвыкся, втянулся в государственные дела. И стал править королевством по мере сил и возможностей.
Меняются декорации, когда шуты открывают занавес вновь, то зрители видят тот же зал, но к трону приставлен большой стол, заваленный бумагами, на нем так же стоят чернильницы, и в беспорядке разбросаны гусиные перья. На троне сидит Король в скромном камзоле и быстро что-то пишет пером. Наконец он сворачивает бумагу, запечатывает ее и облегченно вздыхает.
— Ну вот, с дипломатической почтой разобрались.
Тут вбегает Герольд и громко взволнованно кричит на весь зал.
— Ваше Величество! Ваше Величество! Шут повесился! — и останавливается напротив Короля тяжело дыша. Король в замешательстве, он еще не до конца осознал весть и бормоча выходит из-за стола:
— Как это повесился?… Еще утром я его видел… здоровались… был как обычно — жив, здоров… И сегодня праздник, скоро уже начнется.
Входит Ланселот. Король бросается к нему:
— Что случилось? Мне только что сказали что Шут покончил с собой? Это правда?
— И правда и нет, — печально отвечает Ланселот, — пытался повеситься. Но вовремя из петли его вытащили. Случайно Менестрель зашел — денег хотел одолжить, ну и увидел… Тот дверь забыл запереть. Менестрель веревку перерубил шпагой и позвал на помощь. А тут мы со стражниками проходили. Откачали беднягу.
— Но почему? Отчего он полез в петлю? У него же все нормально, а если что — так мог ко мне обратиться, — Король в растерянности.
— К сожалению даже вы, Ваше Величество, при всем моем уважении к вам не сможете ему помочь. Да он сейчас сам сюда придет, расскажет… за мной шел, — Ланселот кивает на дверь. Через несколько секунд действительно входит понурый Шут, рукой он непроизвольно потирает шею. Король делает знак Герольду удалиться. Ему очень неловко, он не знает о чем спрашивать Шута.
— Ну зачем же вы так…, - негромко начинает Король, смотря в пол, на несколько мгновений он замолкает, затем продолжает более уверенно, — как себя чувствуете? Может лекаря вызвать?
— Нет, спасибо Ваше Величество, лекарь у меня уже был, дал успокоительную микстуру и посоветовал не волноваться, — Шут садиться на маленькую скамеечку слева от трона, — да вы не беспокойтесь за меня. Так — нашло вдруг, вот к петле и потянулся. Но больше этого не повториться — заверяю вас, Ваше Величество. Идите, открывайте праздник, а я здесь посижу, на своем привычном месте.
— Праздник откроет Бургомистр, ему сподручнее и речь уже заготовлена, — отмахнулся Король, он начал нервно ходить взад вперед по залу, наступило тягостное молчание, наконец не выдержал, и почти крикнул, — но объясните ради Бога, зачем?! Из-за чего? Живете не хуже других, люди вас уважают. Ну чего вам не хватало?
— Любви, — вместо Шута отвечает Ланселот, а Шут так же молча безразлично сидит на скамейке поникший и печальный, — наш Шут давно и безнадежно влюблен, Ваше Величество. А она не хочет за него замуж идти.
— И всего делов-то?! — восклицает Король, он бросается к столу и хватается за первое попавшееся перо, — да я сейчас же издам указ о женитьбе и пускай эта дама, его избранница, пусть только попробует отказаться!
— Не надо Ваше Величество, — негромко, но твердо останавливает его Шут, — насильно мил не будешь, да и я сам, если честно терпеть не могу насилия. Мне и до вас это предлагали, — Король, подумав, откладывает перо в сторону. Поворачивается к Ланселоту. Тот сразу же понимает намек.
— Ладно, я пойду Ваше Величество, — говорит он, поспешно отступая к двери, — мне караул надо еще проверить. На празднике должен быть все-таки порядок. Чтоб без мордобоя и так далее… — он выходит. Король и Шут остаются наедине.
— У нее есть кто-то другой? — осторожно спрашивает Король.
— Нет, — качает головой Шут, в его голосе слышится усталость и безразличие, — честно говоря, я так подозреваю, что в душе она если не любит, то питает симпатию ко мне. Но наотрез отказывается выходить за Шута. Профессия у меня не уважительная. Ведь кого в народе «шутом гороховым» кличут — дураков, в большинстве случаев. Она говорит, что лучше уж замуж за господина Палача пойдет, и то почетнее. Но женой Шута не станет никогда, — Шут делает паузу и тяжело вздыхает, — можно было бы конечно сменить, так сказать, специальность, стать ремесленником в конце концов. Но это значит изменить своему призванию. Делать то что не приносит тебе радости? От этого тоже часто в петлю лезут. Да и поздно мне уже переучиваться и ломать старые привычки. Пойду вот в трактир и выпью с Менестрелем, немного легче станет.
— Так может она вас не любит именно за этот трактир да гулянки с Менестрелем на пару, — предположил Король. Шут на это лишь печально усмехнулся, вытащил откуда-то сзади фляжку, открутил крышку и основательно приложился к ней.
— Нет, в трактир не пойду, — твердо объявил он, — с вами останусь, вы ведь тоже не пойдете на праздник.
— Верно, не пойду, — подтвердил Король усаживаясь на трон, — пусть хоть кто-то на праздниках будет трезвым и лучше всего, если это — глава королевства. Вон и вы тоже сейчас надеретесь. Я вот вас понимаю, на праздники особенно грустно и одиноко становится. Мне вот пришлось выбирать: сидеть с пьяной рожей во главе стола или торчать здесь в одиночестве. Но здесь хоть делами занять себя можно, — тут Король обводит взглядом стол, потом смотрит на Шута, который снова прикладывается к фляге и тихо говорит, — да, делами сегодня уж вряд ли удастся заняться. Господи, да что же я делаю, на празднике Король сидит один во дворце и разводит разговоры с пьяным Шутом.
Шут видимо услышал окончание фразы и захмелевшим голосом громко спросил:
— А вы знаете Ваше Величество, для чего вообще нужны шуты? — Король хочет ответить, но Шут останавливает его взмахом руки, — нет, шутки да песни вам любой артистишка прочитать может, — Шут поднимает вверх указательный палец, подчеркивая важность сказанного, — Шут нужен в королевстве, чтобы говорить королю правду. Эти все придворные так привыкли врать и заискивать, что если и захотят правду сказать, то не смогут. Отвыкли. Шут, это как прямое зеркало среди кривых. А королю иногда обязательно надо взглянуть в нормальное зеркало, для своей же пользы и королевства. Вот именно для этого при всех дворах существует должность Шута, не дурака, подчеркиваю Ваше Величество, их вокруг и так полно, а Шута с большой буквы.
— Но в нашем королевстве, вроде не так много льстецов, — отвечает Король, и замечает в сторону, — надо же вот уже привык, в «нашем», как будто оно мое по праву.
— А я не про наше говорю, я про другие, Вон в соседских, Шутам приходиться изворачиваться, чтобы и правду сказать и чтобы голову при этом не потерять. Так что дурак, артист и Шут — это три разные вещи, — подводит итог своей тираде Шут.
Меж тем за окном темнеет и с площади слышаться музыка и пьяные голоса. Король встает и с раздражением захлопывает окно. Потом оглядывает комнату, задерживаясь взглядом на Шуте, приканчивающем содержимое фляжки и говорит:
— Что-то скучно у нас стало, — проходя по комнате и беря гитару, — давайте споем, а я подыграю, — предлагает Король и устраивается с гитарой на троне.
— А вы умеете? — с удивлением замечает пьяным голосом Шут.
— Ну я не только бумаги строчить могу, — с назиданием говорит Король, — пою конечно неважно, но прилично сыграть еще могу.
Шут с радостью принимает это предложение:
— А знаете эту песню «В нашем тридевятом королевстве — скучно и погано много лет…», — предлагает он Королю, который берет несколько аккордов.
— Нет, вот эту песню сейчас не надо петь, — быстро отвечает он, — давайте вот что, знаете эту «Ее Величество курит, его Величество пьет…».
— Конечно, до последнего слова, — заверяет его Шут. И они вместе поют довольно спокойную и смешную песенку.
Король кладет гитару на стол. А Шут начинает быстро и с благодарностью говорить:
Её Величество курит,
Его Величество пьёт.
На лысой медвежьей шкуре
Скучают щит и копьё.
В комод упрятаны пяльцы.
Заношен старый халат.
Чего им теперь бояться?
Знакомы и рай, и ад!..
Наследник шары гоняет,
Наследница — женихов.
Приданое пропадает,
Но дочка ищет любовь…
Ах, как неудобно вышло:
Упрямы и горячи.
Характер детей — не дышло,
Умы остры, как мечи…
И всё-таки, получилось:
Найти, удержать, сберечь!
Пусть мантия прохудилась —
Пока не спадает с плеч,
И в вверенном государстве
Дела идут чередой.
Ну разве это коварство:
Вино разбавить водой?
А может, на боковую?
Детишек строй обновим?
О пополнении тоскует
Постельных дел херувим…
Нет, хватит прыти и дури:
По горло иных забот!
Её Величество курит,
Его Величество пьёт.
— Знаете Ваше Величество — песня великое дело, коль вовремя ее спеть. Вот и настроение улучшилось настолько, что я снова могу шутить и радоваться жизни. Вы не подумайте, это не вино, это песня. А давайте еще споем. Только теперь я сыграю. Вы эту песню не знаете, она новая, господин Менестрель недавно сочинил. Так что вы просто подпевайте, — и он громко начинает больше орать, чем петь: «Король и Шут уже не пьют, Король и Шут поют о том…». Король тоже с улыбкой ему подпевает довольно разудалую песню. После этого Шут начал заплетающимся языком довольно несвязно рассказывать как он стал Шутом и как повстречал свою любовь. Король закрыл глаза как ему казалось на минутку и заснул.
Гаснет свет на несколько минут, слышится смолкающее бормотание Шута, когда свет снова включается на сцене остался только спящий на троне Король. Он просыпается и потягиваясь осматривает зал.