Бэлоу Мэри. Просто незабываемая

   – Хоть один раз мы полностью согласны друг с другом. Фрэнсис, вы все еще полагаете, что я хочу сделать вас своей любовницей, не так ли?
   – Да. – Повернувшись, она посмотрела вниз, на Лусиуса. – И если вы скажете, что это не так, то вы лжете или обманываете самого себя. Здесь я независимая женщина. Я не богата, но я никому не принадлежу. У меня есть свобода, о которой многие женщины могут только мечтать. Я не собираюсь отказываться от этого, чтобы быть вашей игрушкой, пока не надоем вам.
   – Моей игрушкой? Вы не слушали меня? Я хочу помочь вам донести ваш талант до всего мира и в итоге стать счастливой и иметь успех. Избавьтесь от мысли, что я грубый, беспринципный распутник. Да, я хочу уложить вас в свою постель – это несомненно, и более того, я хочу вас.
   Фрэнсис медленно покачала головой, ей хотелось оставаться честной. В его словах не было ничего, что могло бы соблазнить ее, как соблазнило на несколько мгновений тогда, в декабре; в его словах не было ничего, что поколебало бы ее решение быть благоразумной.
   – Вы даже сейчас не понимаете меня? – спросил Лусиус. – Фрэнсис, я прошу вас стать моей женой.
   Еще не дав ему договорить до конца, Фрэнсис уже собралась было возразить, но, с изумлением взглянув на него, закрыла рот, лязгнув зубами.
   – Что? – переспросила она.
   – Я понял, что не хочу жить без вас. К счастью, в настоящее время мне нужна жена. Мой дедушка умирает, я его наследник, и я пообещал исполнить свой долг и найти невесту, пока он еще жив. Только сегодня до меня дошло, что вы, Фрэнсис, исключительно достойная невеста. Ваш отец, по-видимому, имел какое-то отношение к французскому двору, и у вас родственные связи с бароном Клифтоном. Разумеется, найдутся некоторые, кто считает, что я обязан связать себя с женщиной, равной мне по положению и состоянию, но я никогда не обращал особого внимания на то, что думают другие, особенно если это касается моего счастья и благополучия. И моему дедушке, чье мнение, наоборот, чрезвычайно важно для меня, вы очень понравились – он ценит и уважает ваш талант. Он даст свое согласие, как только ему станет ясно, что мне не нужен никто, кроме вас. И мои мать и сестры тоже согласятся – они меня любят и в конечном счете желают мне счастья. Фрэнсис, выходите за меня замуж. Мне не слишком нравится этот каменный пол, но, если хотите, я стану перед вами на колени. И вы сможете потом хвастаться этим перед нашими внуками. – Лусиус коротко улыбнулся ей.
   Фрэнсис почувствовала, что ее легким не хватает воздуха, и не потому, что его недоставало в беседке, – на самом деле его было предостаточно. Ее ноги дрожали, но она продолжала стоять неподвижно, потому что если бы она попыталась вернуться на свое место на скамье, то пошатнулась бы и упала – она не сомневалась в этом.
   – Вы должны жениться на мисс Хант, – сказала Фрэнсис.
   – Этого все ожидают, – признался он, с досадой махнув рукой. – Мы довольно много времени проводили вместе, пока росли. Ее семья часто навещала моих родных, а мы часто ездили к ним. И конечно, наши семьи ужасно смущали нас – во всяком случае, меня, – открыто говоря о своих надеждах на то, что в один прекрасный день мы поженимся, и добродушно подшучивая над нами, если мы просто обменивались взглядом. И моя мама твердо придерживается убеждения, что Порция ждет меня, отказывая остальным женихам. Но я никогда не говорил ей ни единого слова о своем намерении жениться на ней, как и она мне. Я ничего ей не обещал, и у меня нет перед ней никаких обязательств.
   – Возможно, она с вами не согласится.
   – У нее нет для этого никаких оснований. Я сделал свой выбор – это вы. Выходите за меня замуж, Фрэнсис.
   Фрэнсис закрыла глаза. Это были слова, о которых она мечтала три долгих месяца. В своем воображении Фрэнсис даже разыгрывала сцены, подобные этой. Но она знала, что если бы когда-нибудь услышала такие слова на самом деле, она испугалась бы до смерти и ее сердце оказалось бы окончательно разбито.
   Открыв глаза, она почувствовала, что у нее кружится голова, и кое-как добралась до своего места. Лусиус взял сначала одну, а потом и другую ее руку в свои – теплые и достаточно большие, чтобы накрыть обе ее ладони, а потом наклонил голову и поднес ее пальцы к губам.
   – Я не могу вернуться в Лондон.
   – Тогда мы будем жить в Клив-Эбби. Мы создадим там большую дружную семью и будем жить счастливо. Фрэнсис, вы сможете петь для всех наших соседей.
   – Вы же понимаете, что не сможете постоянно жить в провинции. Вам придется принимать участие в заседаниях палаты лордов, ведь место в ней перейдет к вам по наследству от графа. Я не могу вернуться в Лондон и в высшее общество.
   – Не можете? Или не хотите?
   – И то и другое. Ничто в той жизни, которую вы мне предлагаете, не привлекает меня.
   – Даже моя персона? – спросил Лусиус, опуская ее руки. Фрэнсис покачала головой.
   – Я вам не верю, – сказал Лусиус.
   – Это ваше дело. – Вспыхнув от гнева, она взглянула вверх, на него: – Вы ведь не можете принять «нет» в качестве ответа, правильно, лорд Синклер? Вы не в состоянии поверить, что какая-то женщина может предпочесть одиночество здесь жизни в высшем свете с вами.
   Его брови поднялись вверх, но вид у виконта был такой, словно Фрэнсис дала ему пощечину.
   – Нет! – Он помрачнел. – Это весьма скверно, Фрэнсис. Неужели так отвратительно жить в Лондоне или быть виконтессой Синклер, что вы отказываете мне, стараясь избежать того и другого? Не могу поверить, что вы питаете отвращение ко мне лично. Я вижу, чувствую и знаю вас. Та женщина, которой вы становитесь, когда теряете бдительность, относится ко мне с теплотой и страстью, равными моим собственным. В чем же дело?
   – Я недостойна того, чтобы стать виконтессой Синклер и быть принятой вашим дедушкой, вашей мамой и светским обществом. И я больше не хочу это обсуждать. – Не имело смысла вести дальше этот разговор и посвящать его в грустную историю своей жизни.
   Фрэнсис знала, что Лусиус Маршалл – импульсивный человек, и не была уверена, что он серьезно обдумал все последствия своего предложения. Он привык получать то, что ему хотелось, и неизвестно, по какой причине ему захотелось получить ее. Он бы не стал слушать ее, даже если бы она во всем ему призналась, а отмахнулся бы от ее слов и постарался бы любым способом убедить ее выйти за него замуж.
   Но в ее и в его интересах – и в интересах его дедушки, который нравился Фрэнсис и которого она уважала, – ни в коем случае не допустить, чтобы это произошло.
   В этот день Фрэнсис должен руководить здравый смысл, как он руководил ею последние три года ее жизни – с незначительными исключениями.
   Итак, она упустила свой шанс на счастье. Судьба выбрала ее и после Рождества, и на этой неделе – в этом Лусиус был совершенно прав, – а Фрэнсис отказалась от своей судьбы, противопоставив ей собственную свободу выбора. А для чего же еще тогда нужна свобода выбора?
   Она не станет разрушать свою с трудом завоеванную новую жизнь – и жизнь Лусиуса в придачу.
   – Я не люблю общество, – объявила Фрэнсис, как будто такого объяснения было достаточно, чтобы отказаться от предложения, которое давало ей огромные преимущества и – Лусиус понимал – привлекало ее как певицу. – Оно искусственно и порочно, это совсем не та среда, в которой мне хотелось бы прожить оставшуюся жизнь. Я сознательно оставила его три года назад, чтобы уехать сюда.
   – Если бы я был там в то время, – возбужденно заговорил Лусиус, впившись в нее взглядом, – если бы вы знали меня тогда и если бы я тогда попросил вас о том, о чем прошу сейчас, вы сделали бы тот же самый выбор, Фрэнсис?
   – Гипотетические вопросы похожи на будущее, о котором вы говорили раньше. Они плод воображения и далеки от реальности. Я не встретила вас тогда.
   – Значит, ваш окончательный ответ – «нет». – И это не было вопросом.
   – Да, он такой же.
   – Боже правый, Фрэнсис! – Лусиус отпустил ее руки. – Один из нас, должно быть, сошел с ума, и, боюсь, это я. Можете вы, глядя мне в глаза, поклясться, что не питаете ко мне никаких чувств?
   – Нет ничего проще этого. Но я не стану клясться на каждом шагу, это ни к чему. Я сказала «нет», и это все, что требуется сказать.
   – Что ж, вы абсолютно правы. – На этот раз встал он. – Прошу прощения, сударыня, что расстроил вас. – Его голос был напряженным и полным неприязни.
   Внезапно Фрэнсис осознала, что их снова окружает тишина, если не считать звуков воды, капающей с крыши на промокшую землю; дождь прекратился так же неожиданно, как и начался.
   – Но, Фрэнсис, – добавил он, – во мне еще существует часть, которая могла бы с удовольствием задушить вас.
   Зажмурившись, Фрэнсис прижала руку к губам, словно старалась не дать вырваться словам, о которых потом пожалеет. Ее охватило почти непреодолимое желание кинуться к нему в объятия, послав к черту весь здравый смысл.
   Мысли вихрем проносились у нее в голове.
   Быть может, следует уподобиться Лусиусу и просто действовать, не задумываясь о последствиях?
   Но она этого не сделает. Ей нельзя этого делать.
   Встав на ноги, Фрэнсис прошла мимо Лусиуса и взглянула вверх. Небо по-прежнему затягивали тучи, и еще моросил мелкий дождь.
   – Час подходит к концу, лорд Синклер. Мне пора возвращаться в школу. Вам незачем меня провожать.
   – Будьте вы прокляты, Фрэнсис, – тихо выругался он. Это были последние слова, которые Лусиус сказал ей, – последние слова, которые она от него слышала. Так думала Фрэнсис, торопливо спускаясь по дорожке с холма и не обращая внимания на то, что было мокро, грязно и местами даже скользко.
   Лусиус хотел, чтобы она вышла за него замуж.
   А она сказала «нет», потому что существовала масса причин, из-за которых брак между ними был просто невозможен, и потому что одной страсти совсем недостаточно.
   «Я сошла с ума, – решила Фрэнсис. – Я просто сумасшедшая, сумасшедшая, сумасшедшая».
   Он просил ее выйти за него замуж.
   Нет, это не сумасшествие, это здравый смысл – холодный, жестокий, беспощадный здравый смысл.
   К тому времени, когда она оказалась у ворот парка, выходивших на Сидней-плейс, Фрэнсис почти бежала и чуть ли не рыдала, хотя старалась убедить себя, что это просто из-за того, что она задыхается, спеша поскорее вернуться в школу, пока снова не начался сильный дождь.
   Лусиус хотел жениться на ней, а она была вынуждена сказать «нет».

Глава 16

   Участие во всех шумных мероприятиях весеннего сезона – в посещении балов, раутов, венецианских завтраков, концертов и театральных представлений, в верховых прогулках в Гайд-парке по утрам и поездках в коляске в послеобеденный час и еще в тысяче и одном подобном легкомысленном занятии – все это помогало Лусиусу хоть немного отвлечься от недавнего унижения. И, как выяснил Лусиус в наступившем месяце, особенно этому способствовали бессонные ночи в клубе «Уайте» или в другом аристократическом клубе, а утренние часы в боксерском салоне Джексона, или на конном аукционе «Таттерсоллз», или в каком-нибудь другом месте, где джентльмены имеют склонность собираться в больших количествах и где можно забыть об изысканных манерах поведения.
   Конечно, такая жизнь в корне отличалась от той, к которой он привык, и ему приходилось терпеть сочувственные подмигивания и вульгарные подшучивания своих многочисленных знакомых, которые не преминули заметить, что он променял свои холостяцкие апартаменты на Маршалл-Хаус и начал посещать ярмарку невест.
   Лусиус танцевал с Эмили на ее первом светском балу, а через две недели с Кэролайн на балу по случаю ее помолвки. Вместе с обеими сестрами – и даже пару раз с Эйми – он отправлялся в магазины и на пешие и верховые прогулки. Он сопровождал мать во время светских визитов, посещений магазинов и библиотеки. Вместе со всеми ними он посещал театральные и оперные спектакли. Господи, в один из вечеров он даже поехал с ними в «Олмак», в этот безжизненный оплот изысканности высшего класса, где нечего было делать, кроме как танцевать, есть черствые бутерброды, пить безалкогольные напитки и мило общаться с массой полных надежд молодых девиц и их мамаш.
   Но их надежды, несомненно, возросшие при виде столь достойного и редкого посетителя больших великосветских собраний, полностью рухнули, и все они вскоре это поняли. Еще до возвращения Лусиуса в Лондон из Бата в городском доме маркиза Годсуорти на Беркли-сквер был дан обед, на котором члены семьи Лусиуса были почетными гостями, а через несколько дней такой же обед и небольшой званый вечер был устроен в Маршалл-Хаусе. А вскоре после его возвращения – точнее сказать, на следующий день, когда Лусиус вместе с матерью и сестрами наносил визит Балдерстонам, – обе семьи договорились, что в течение недели проведут вместе вечер в театре, заняв ложу графа Эджкома.
   Каждый раз – и на обоих обедах, и во время визита, и в театре – Лусиус сидел рядом с Порцией Хант. Они, казалось, не могли выглядеть более дружной парой, даже если бы были уже помолвлены.
   Порция в самом деле была красивой – очень красивой. Она обладала тем типом красоты, которая с возрастом становится только ярче. Белокурые локоны, голубые глаза, тонкие черты лица и кожа цвета английской розы делали ее необычайно прелестной, когда она была девочкой. С годами к красоте добавились спокойствие и достоинство, доказывавшие, что Порция леди с безукоризненной родословной.
   В ней все было безупречно, и невозможно было найти ни малейшего изъяна: ни родинки, ни косоглазия, ни морщинки. Она была из тех женщин, для кого долг – это нечто настолько естественное, что сначала она, вне всякого сомнения, подарит мужу наследника и в течение двух лет брака еще одного, прежде чем просто подумает о возможности произвести на свет дочь.
   Порция Хант будет безукоризненной женой, безукоризненной хозяйкой, безукоризненной матерью, безукоризненной виконтессой, безукоризненной графиней.
   Слово «безукоризненная», по мнению Лусиуса, было необходимо исключить из английского языка.
   Лусиус терпел все это, сжав зубы. Он совершил роковую и непростительную ошибку – влюбился, а женщина унизила и отвергла его. В целом это было хорошо. Его дедушка хотя и признал Фрэнсис Аллард как певицу, возможно, куда прохладнее отнесся бы к ней как к кандидатке на роль будущей графини Эджком, несмотря на то что у нее была безупречная родословная, по крайней мере со стороны отца.
   С того момента как он покинул Бат – а это был весьма неприятный момент, – Лусиус с непреклонной решимостью выбросил Фрэнсис из головы.
   На рождественские праздники он дал обещание и, ей-богу, выполнит его. А так как он не мог получить женщину, которую любил, то женится на Порции. В конечном счете ничего другого ему не оставалось – эта мысль заставила Лусиуса слегка поморщиться.
   Однако он не имел права бесконечно откладывать помолвку, и ему не оставалось ничего иного, кроме как сделать официальное предложение и покончить с этим.
   Лусиус решил, что сделает это утром после бала Кэролайн, потому что дальнейшим проволочкам нельзя было найти никакого оправдания. Его мать уже делала выразительные замечания, а дедушка подмигивал ему всякий раз, когда упоминалось имя Порции, а оно упоминалось с ужасающей частотой.
   Лусиус тщательно оделся с бесценной помощью Джеффриса и, выйдя из дома, пошел пешком на Беркли-сквер – только для того, чтобы, собрав силы перед суровым испытанием, узнать, что лорда Балдерстона нет дома. Однако дворецкий доложил ему, что леди дома, и спросил, хочет ли лорд Синклер подождать их.
   «Хочет», – решил Лусиус, хотя с тоской подумал о своих приятелях, которые в это время фехтовали, боксировали или наблюдали где-нибудь за скачками – и ни у одного из них не было никаких забот.
   Когда его проводили в утреннюю гостиную, он увидел там только Порцию.
   – Мама еще у себя в апартаментах после вчерашнего позднего возвращения с бала, – объяснила девушка, после того как Лусиус поклонился ей.
   Это было вполне понятно, и на самом деле оставалось только удивляться, что сама Порция уже встала и даже успела подобающим образом одеться и причесаться, чтобы принимать гостей. Покидая Маршалл-Хаус, Лусиус не заметил ни матери, ни сестер.
   Быть может, Порция добавила ранний утренний подъем к своим бесчисленным достоинствам?
   – Хочешь послать за ней? – предложил Лусиус, оглядывая пустую комнату. – Или за своей горничной?
   – Не будь глупым, Лусиус, – ответила она с холодной невозмутимостью и, указав ему на кресло, грациозно села и взяла в руки пяльцы с вышиванием. – Я не маленькая девочка, которой в собственном доме нужна сопровождающая, когда она принимает давнего друга.
   Они называли друг друга по именам, так как были знакомы много лет, но были ли они друзьями?
   – Леди Синклер должна быть очень довольна, – сказала Порция. – Одна ее дочь уже вышла замуж, другая обручилась, а Эмили имела успех в обществе. И Эйми в следующем году, несомненно, тоже будет иметь успех, если научится обуздывать свой несдержанный характер.
   – Надеюсь, Порция, она никогда не научится этому. Мне она очень нравится такой, какая она есть.
   – Напрасно ты недавно в предвечерние часы водил ее на прогулку в парк, – сказала она, мельком взглянув на Лусиуса. – Ей не следует показываться в обществе. И ей не следует так несдержанно смеяться твоим словам и таким образом обращать на себя внимание. Лорд Рамфорд рассматривал ее в свой монокль, а всем нам известна его репутация.
   – Когда моя сестра идет со мной под руку, она надежно защищена от наглости всяких повес, Порция. А девушкам, которые еще не выезжают в свет, так же крайне необходим свежий воздух и ходьба, как и молодым леди, которые уже выезжают.
   Лусиус почувствовал, что его снова охватывает раздражение. Проклятие, но раздражение начинало становиться почти привычным для него состоянием. Нет сомнения, что в Лондоне девяносто девять леди из ста согласятся с Порцией.
   А Фрэнсис? Лусиус безжалостно подавил эту мысль.
   – Твоя забота о сестре достойна похвалы, но я уверена, ты не хотел бы лишить Эйми ее шансов в следующем году после выхода в свет.
   Лусиус смотрел на ее светлые локоны и размышлял: неужели, когда они поженятся, она всю оставшуюся жизнь будет так же отчитывать его за любое мнение или поступок? Он мог бы держать пари на целое состояние, что будет. Лусиус предполагал, что, как и большинству мужей, ему придется часто исчезать из дома, проводя большую часть времени в клубах или на охоте.
   – Ты поступил просто замечательно, – продолжала Порция, – когда взял ее с собой в Бат. Присутствие такой юной девушки, должно быть, доставило лорду Эджкому огромное удовольствие.
   – Несомненно. И мне тоже.
   – Но так ли уж разумно было позволить ей посетить званый вечер?
   Лусиус поднял обе брови, но Порция не оторвалась от своей работы.
   – А бал в Зале торжеств? – не унималась она. – Я не хотела тебе говорить, но мама от изумления просто не могла найти слов, когда Эмили рассказала нам об этом.
   Лусиус отметил, что ее волосы аккуратно разделены посередине, но пробор тянется всего на несколько дюймов надо лбом, а потом скрывается под тщательно уложенными локонами – совсем не так, как у другой женщины, которую он знал...
   – По крайней мере у тебя хватило ума нанять для ее сопровождения школьную учительницу. Но, Лусиус, эта женщина должна была бы запретить ей танцевать.
   Он прищурился от злости и молча представил себе, какое получил бы удовольствие, потянув один из этих безупречных локонов и испортив тем самым всю прическу.
   – Мисс Аллард была почетным гостем моего дедушки. И Эйми танцевала с моего согласия.
   – Остается только надеяться, Лусиус, что своим попустительством ты не причинил ей непоправимый вред. С нетерпением буду ждать, когда в следующем году смогу предложить ей свою помощь и поддержку.
   Несомненно, как его жена и невестка Эйми.
   – Правда?
   Она взглянула вверх, и ее иголка задержалась в воздухе над пяльцами.
   – Я тебя обидела, Лусиус, но не нужно сердиться. Женщины лучше мужчин знают, что есть что, и готовы ничего не замечать и соблюдать приличия, пока мужчины свободно занимаются своими делами.
   – Распутничают?
   Лусиус заметил на щеках Порции два красных пятна и внезапно вспомнил, что она никогда не краснела – или не позволяла себе краснеть, предположил он.
   – Думаю, Лусиус, мы могли бы обойти молчанием эту тему. Чем занимаются джентльмены в свое свободное время, это их дело и нисколько не касается благовоспитанных леди.
   Боже правый! Проклятие! Неужели ее спокойствие не поколеблется, если он будет распутничать всю жизнь, начиная со дня их свадьбы и до смертного часа? И он подозревал, что нет, не поколеблется.
   – Ты пришел сюда сегодня утром, чтобы повидаться с папой? – спросила его Порция.
   – Да, – подтвердил он. – Но я зайду как-нибудь в другое время.
   – Конечно, заходи, – сказала она, спокойно глядя на Лусиуса.
   И Лусиус задумался, питала ли она к нему хоть какие-нибудь чувства. Действительно ли она хочет выйти за него замуж? Именно за него, Лусиуса Маршалла, а не за виконта Синклера, будущего графа Эджкома?
   – Порция, – заговорил Лусиус, когда она снова вернулась к вышиванию, – у тебя нет такого ощущения, что этой весной мы на каждом шагу сталкиваемся друг с другом, желаем мы того или нет?
   – Конечно. – Ее иголка замерла, но Порция не подняла взгляда. – А почему бы нам этого не желать?
   – Значит, ты хотела бы связать себя со мной? – У него совсем упало сердце.
   Связать – что за идиотское иносказание!
   – Безусловно. – Она взглянула на Лусиуса.
   – Безусловно? – поднял он обе брови.
   – Мужчины очень глупы. – На секунду она почти по-матерински посмотрела на него. – Они постоянно стараются избегать реальности, но ее нельзя избегать бесконечно, Лусиус.
   – Значит, ты хотела бы выйти за меня замуж?
   Ну вот – слово произнесено, и он уже не мог вернуть его обратно или притвориться, что имел в виду что-то другое.
   – Конечно.
   – Почему? – Его сердцу дальше некуда было падать, но оно все же попыталось сделать невозможное.
   – Почему? – Теперь пришла ее очередь в изумлении поднять брови. Положив руку с иголкой поверх вышивания, Порция, казалось, на мгновение забыла о своей работе. – Я же должна за кого-то выйти замуж, Лусиус, и ты для меня самый подходящий вариант. Ты должен на ком-то жениться, и я для тебя самый подходящий вариант.
   – И это достаточная причина? – Он хмуро смотрел на девушку.
   – Это единственная причина, Лусиус.
   – Ты меня любишь? – спросил он ее.
   – Что за глупый вопрос. – Порция в полном изумлении взглянула на него. – Лусиус, люди, подобные тебе и мне, не женятся по такой вульгарной причине, как любовь. Мы женимся ради положения в обществе, состояния и безупречной родословной.
   – Все это звучит весьма неромантично.
   – Меньше всего я ожидала от тебя, что ты заговоришь о романтике.
   – Почему? – снова спросил Лусиус.
   – Прости меня, но твоя репутация не совсем уж неизвестна мне, хотя я всегда старалась избегать вульгарности. Ты, естественно, захочешь продолжать такую жизнь, которую, нисколько не сомневаюсь, вряд ли можно назвать романтичной. И следовательно, от своей жены тоже не будешь ожидать или тем более требовать чего-то подобного. Тебе не о чем беспокоиться. Я тоже не ожидаю и не хочу романтики.
   – Почему?
   – Потому что это очень глупая штука; потому что она немодна; потому что это только фантазия, просто принятие желаемого за действительное, особенно со стороны женщины. Мужчины обычно гораздо умнее и нисколько не верят во всякую сентиментальную чепуху. И я тоже.
   Еще несколько месяцев назад Лусиус согласился бы с Порцией – возможно, он и сейчас был с ней согласен. Ведь в последние месяцы романтика не принесла ему ничего хорошего и, кроме того, была источником Постоянного раздражения.
   – А как же страсть? Ты не ожидаешь ее в своем браке?
   – Конечно же, нет! – воскликнула Порция, теперь откровенно шокированная. – Что за мысль, Лусиус!
   Она опустила голову и недрогнувшей рукой снова принялась за вышивание, словно они говорили просто о погоде, а Лусиус продолжал хмуро смотреть на нее.
   – Я когда-нибудь сказал или сделал что-нибудь, что привело бы тебя к мысли, что я сделаю тебе предложение? – спросил он.
   Несомненно, сделал – и совсем недавно. Он только что признался, что сегодня утром пришел сюда поговорить с ее отцом.
   – Лусиус, тебе нет необходимости это делать, – ответила Порция. – Я понимаю, тебе этого не хочется, и ты тянешь время. Но я знаю, что в подобных обстоятельствах все мужчины ведут себя точно так же. И кроме того, я знаю, что все они в конечном счете делают то, что должны сделать, и ты поступишь также. И последствия будут совсем не такими ужасными. Появятся дом, жена и семья, которых прежде не было, а они необходимая часть благополучной, достойной жизни. Но главное в твоей жизни нисколько не изменится, да в этом и нет надобности. Кандалы, мышеловки и другие глупые штампы, которыми пользуются мужчины, – все это совершенно необоснованно.
   На минуту Лусиус задумался, действительно ли у нее такое холодное сердце, или она просто невероятно скрытна и наивна. Существует ли на свете мужчина, который мог бы зажечь в ней страсть? Лусиусу в это не верилось.
   – Значит, ты согласна принять меня, Порция? И тебя ничто не пугает?
   – Не представляю, что бы это могло быть, конечно, кроме того, что мама и папа не дадут своего согласия. Хотя это почти невероятно.