Страница:
Его руки, его торс, мощные бедра и плечи, его рот, волосы и его запах – за эту ночь все стало Фрэнсис таким же знакомым, как ее собственное тело. И таким же дорогим. Когда Лусиус был внутри ее, трудно было понять, где она и где он. Их тела, казалось, были созданы, чтобы соединяться друг с другом и дарить друг другу наслаждение.
– Счастлива? – шепнул он на ухо Фрэнсис, когда рассвет начал заглядывать в комнату. Лусиус лежал, просунув руку ей под голову и переплетя пальцы с пальцами Фрэнсис.
– М-м-м, – промурлыкала она, зная, что за рассветом неминуемо последует день.
– Ты рада снова вернуться к работе?
– М-м-м, – снова протянула Фрэнсис. Но на самом деле она была рада. В школе она всегда была счастлива, и работа там всегда приносила ей удовлетворение. Школьные учительницы стали для нее самыми близкими друзьями, и она любила их – все очень просто.
– Остаток учебного года будет беспокойным? – спросил Лусиус и, зажав между зубами мочку ее уха, провел по ней языком, заставив Фрэнсис затрепетать.
– Необходимо провести и оценить выпускные экзамены, – ответила она. – У старших девочек, которые заканчивают школу, будет прощальный чай, а девочек, находящихся на попечении, нужно будет еще устроить на места в соответствии с их образованием и личными склонностями. Кроме того, предстоит набрать новых девочек на следующий год – Клодия всегда привлекает к решению этого вопроса всех учителей. И состоится вечер раздачи наград по случаю окончания года и концерт для родителей и друзей. Будут выступать несколько моих учениц музыки и все мои хоры. Теперь до самого этого вечера нужно проводить ежедневные репетиции. Да, я буду слишком занята, чтобы думать о чем-то еще.
– Тебя это радует?
Закрыв глаза, Фрэнсис долго молчала, а потом ответила: – Да.
Он повернул ей голову их сплетенными руками и поцеловал в губы.
– А ты весь оставшийся сезон будешь занят посещением балов и приемов.
– Моей матери и девочкам, очевидно, доставляет удовольствие таскать меня повсюду.
– И тебе захочется познакомиться с кем-нибудь новым. Возможно...
Лусиус снова поцеловал ее.
– Не говори глупости, любимая. Лучше всего вообще не разговаривай. Я снова чувствую прилив энергии. – Взяв ее свободную руку, он прижал ее к себе, и Фрэнсис, ощутив его снова затвердевший член, сомкнула вокруг него пальцы. – Но мне лень забираться на тебя или сажать тебя сверху. Давай посмотрим, нет ли другого способа.
Лусиус уложил ее на бок рядом с собой, закинул одну ее ногу себе на бедро, прижался к Фрэнсис и, выбрав удобное положение, вошел в нее, а она покачала бедрами, чтобы дать ему возможность погрузиться глубже. Они двигались неторопливо, даже лениво, и через несколько минут наступило почти спокойное окончание. Затем, все еще соединенные, они ненадолго задремали, а когда Фрэнсис в очередной раз проснулась, солнце было уже высоко и светило ей в глаза.
«Завтра вы продолжите свой путь в Бат... Я вернусь в Лондон...»
Завтра неотвратимо приближалось.
Ей следовало вернуться с ним в Лондон. Ей следовало вернуться и Остаться у бабушек, позволить им суетиться вокруг нее, когда она будет готовиться к церемонии помолвки, а потом к свадьбе, которая состоялась бы до конца лета.
Ей следовало вернуться и встретиться с Хитом, договориться с ним о концерте, который он собирался устроить для нее. Ей следовало поупражняться в пении и приготовиться к карьере, которая только и ожидала, чтобы Фрэнсис протянула руку и взяла ее.
Но ей следовало сделать и еще кое-что гораздо более важное.
Ей следовало вернуться в Бат, вернуться в школу мисс Мартин, вернуться к своим ученицам и к своим учительским обязанностям – ко всему, что на протяжении последних трех с половиной лет делало ее жизнь содержательной и ценной.
Возможно, в то время Фрэнсис потерпела неудачу, оказавшись зажатой между ультиматумом, который поставила перед ней графиня Фонтбридж, и бесчестной эксплуатацией ее таланта, которой в течение двух лет занимались леди Лайл и Ролстон, но она не сдалась, несмотря на нежное воспитание. У нее хватило силы воли и целеустремленности не обращать внимания на пагубное начало своей взрослой жизни и создать для себя новую жизнь.
Лусиус пришел к заключению, что был не прав, называя ее трусихой и обвиняя в том, что ее устраивает удовлетворенность, когда она могла обрести счастье.
Фрэнсис не убегала от прежней жизни – она бежала к новой.
Было ошибкой ожидать, что Фрэнсис откажется от этого, просто потому что любит Лусиуса, а он хочет, чтобы она вышла за него замуж. И было ошибкой ожидать, что она откажется от этого ради карьеры певицы, хотя всю свою жизнь мечтала о такой карьере.
У нее была работа и были обязательства; ее присутствие в Бате было необходимо, по крайней мере до окончания учебного года в июле.
Самое жестокое, что сделал Лусиус за долгое время, – это то, что он согласился отпустить Фрэнсис, даже не попытавшись уговорить ее вернуться с ним в Лондон и даже не попросив у нее разрешения приехать к ней в июле.
Но Фрэнсис была права. Хотя теперь он знал, что, вероятно, не сможет жениться ни на одной женщине, к которой не питает никаких чувств, Лусиус также понимал, что благословение семьи – матери, сестер и дедушки – для него очень важно.
Перевесит ли его любовь к Фрэнсис их неодобрительное отношение, если дойдет до этого, он не знал, хотя и не исключал этого. Но он совершенно точно знал, что должен сделать все возможное, чтобы завоевать их одобрение. И добиться этого будет легче, если он вернется в Лондон один, а не просто поставит всех перед свершившимся фактом.
Итак, после завтрака, который можно было бы и не заказывать, учитывая, сколько каждый из них съел, они, Лусиус Маршалл и Фрэнсис Аллард, расставались во дворе гостиницы.
Томас уже сидел на козлах ее экипажа, и пара понурых на вид лошадей готова была тронуться с места. Между тем Питере, стоявший рядом с более резвой парой, запряженной в двуколку и рвавшейся отправиться в путь, выглядел немного разочарованным, так как утром узнал, что не будет сам управлять лошадьми.
Стоя снаружи у открытой дверцы экипажа, Лусиус крепко сжал обе руки Фрэнсис, поднес одну ее руку к губам и несколько секунд держал там, закрыв глаза.
– Au revoir, любовь моя, – сказал он. – Благополучной поездки. Постарайся не переутомляться в работе.
Она подняла на него свои темные глаза, огромные и выразительные, словно хотела впитать в себя его образ, чтобы на весь остаток дня утолить свою жажду.
– Прощай, Лусиус. – Фрэнсис с трудом перевела дыхание. – Прощай, мой самый дорогой.
Она высвободила руки и, без его помощи сев в экипаж, принялась раскладывать свои вещи, пока он закрывал дверь. Она не подняла голову и тогда, когда он кивнул Томасу и старинный экипаж тронулся с места.
Фрэнсис сидела, опустив голову, пока экипаж не начал поворачивать на дорогу, и только в последний момент торопливо выпрямилась и подняла на прощание руку.
Фрэнсис уехала – но, ей-богу, не навсегда!
Это не окончательное прощание.
Лусиус не собирался больше говорить ей «прощай», но все равно, когда он шел к своей двуколке, усаживался на высокое сиденье и брал вожжи из рук Питерса, он чувствовал, что это похоже на «прощай», и был на грани слез.
– Держись крепко, – предупредил он Питерса, забиравшегося на задок. – Как только мы выедем на дорогу, я пущу лошадей в галоп.
– Я бы тоже так сделал, хозяин, – отозвался Питере. – Тот, кто не слишком доволен провинциальным завтраком, хотел бы в полдень поесть в Лондоне.
Лусиус стегнул лошадей.
Глава 25
– Счастлива? – шепнул он на ухо Фрэнсис, когда рассвет начал заглядывать в комнату. Лусиус лежал, просунув руку ей под голову и переплетя пальцы с пальцами Фрэнсис.
– М-м-м, – промурлыкала она, зная, что за рассветом неминуемо последует день.
– Ты рада снова вернуться к работе?
– М-м-м, – снова протянула Фрэнсис. Но на самом деле она была рада. В школе она всегда была счастлива, и работа там всегда приносила ей удовлетворение. Школьные учительницы стали для нее самыми близкими друзьями, и она любила их – все очень просто.
– Остаток учебного года будет беспокойным? – спросил Лусиус и, зажав между зубами мочку ее уха, провел по ней языком, заставив Фрэнсис затрепетать.
– Необходимо провести и оценить выпускные экзамены, – ответила она. – У старших девочек, которые заканчивают школу, будет прощальный чай, а девочек, находящихся на попечении, нужно будет еще устроить на места в соответствии с их образованием и личными склонностями. Кроме того, предстоит набрать новых девочек на следующий год – Клодия всегда привлекает к решению этого вопроса всех учителей. И состоится вечер раздачи наград по случаю окончания года и концерт для родителей и друзей. Будут выступать несколько моих учениц музыки и все мои хоры. Теперь до самого этого вечера нужно проводить ежедневные репетиции. Да, я буду слишком занята, чтобы думать о чем-то еще.
– Тебя это радует?
Закрыв глаза, Фрэнсис долго молчала, а потом ответила: – Да.
Он повернул ей голову их сплетенными руками и поцеловал в губы.
– А ты весь оставшийся сезон будешь занят посещением балов и приемов.
– Моей матери и девочкам, очевидно, доставляет удовольствие таскать меня повсюду.
– И тебе захочется познакомиться с кем-нибудь новым. Возможно...
Лусиус снова поцеловал ее.
– Не говори глупости, любимая. Лучше всего вообще не разговаривай. Я снова чувствую прилив энергии. – Взяв ее свободную руку, он прижал ее к себе, и Фрэнсис, ощутив его снова затвердевший член, сомкнула вокруг него пальцы. – Но мне лень забираться на тебя или сажать тебя сверху. Давай посмотрим, нет ли другого способа.
Лусиус уложил ее на бок рядом с собой, закинул одну ее ногу себе на бедро, прижался к Фрэнсис и, выбрав удобное положение, вошел в нее, а она покачала бедрами, чтобы дать ему возможность погрузиться глубже. Они двигались неторопливо, даже лениво, и через несколько минут наступило почти спокойное окончание. Затем, все еще соединенные, они ненадолго задремали, а когда Фрэнсис в очередной раз проснулась, солнце было уже высоко и светило ей в глаза.
«Завтра вы продолжите свой путь в Бат... Я вернусь в Лондон...»
Завтра неотвратимо приближалось.
Ей следовало вернуться с ним в Лондон. Ей следовало вернуться и Остаться у бабушек, позволить им суетиться вокруг нее, когда она будет готовиться к церемонии помолвки, а потом к свадьбе, которая состоялась бы до конца лета.
Ей следовало вернуться и встретиться с Хитом, договориться с ним о концерте, который он собирался устроить для нее. Ей следовало поупражняться в пении и приготовиться к карьере, которая только и ожидала, чтобы Фрэнсис протянула руку и взяла ее.
Но ей следовало сделать и еще кое-что гораздо более важное.
Ей следовало вернуться в Бат, вернуться в школу мисс Мартин, вернуться к своим ученицам и к своим учительским обязанностям – ко всему, что на протяжении последних трех с половиной лет делало ее жизнь содержательной и ценной.
Возможно, в то время Фрэнсис потерпела неудачу, оказавшись зажатой между ультиматумом, который поставила перед ней графиня Фонтбридж, и бесчестной эксплуатацией ее таланта, которой в течение двух лет занимались леди Лайл и Ролстон, но она не сдалась, несмотря на нежное воспитание. У нее хватило силы воли и целеустремленности не обращать внимания на пагубное начало своей взрослой жизни и создать для себя новую жизнь.
Лусиус пришел к заключению, что был не прав, называя ее трусихой и обвиняя в том, что ее устраивает удовлетворенность, когда она могла обрести счастье.
Фрэнсис не убегала от прежней жизни – она бежала к новой.
Было ошибкой ожидать, что Фрэнсис откажется от этого, просто потому что любит Лусиуса, а он хочет, чтобы она вышла за него замуж. И было ошибкой ожидать, что она откажется от этого ради карьеры певицы, хотя всю свою жизнь мечтала о такой карьере.
У нее была работа и были обязательства; ее присутствие в Бате было необходимо, по крайней мере до окончания учебного года в июле.
Самое жестокое, что сделал Лусиус за долгое время, – это то, что он согласился отпустить Фрэнсис, даже не попытавшись уговорить ее вернуться с ним в Лондон и даже не попросив у нее разрешения приехать к ней в июле.
Но Фрэнсис была права. Хотя теперь он знал, что, вероятно, не сможет жениться ни на одной женщине, к которой не питает никаких чувств, Лусиус также понимал, что благословение семьи – матери, сестер и дедушки – для него очень важно.
Перевесит ли его любовь к Фрэнсис их неодобрительное отношение, если дойдет до этого, он не знал, хотя и не исключал этого. Но он совершенно точно знал, что должен сделать все возможное, чтобы завоевать их одобрение. И добиться этого будет легче, если он вернется в Лондон один, а не просто поставит всех перед свершившимся фактом.
Итак, после завтрака, который можно было бы и не заказывать, учитывая, сколько каждый из них съел, они, Лусиус Маршалл и Фрэнсис Аллард, расставались во дворе гостиницы.
Томас уже сидел на козлах ее экипажа, и пара понурых на вид лошадей готова была тронуться с места. Между тем Питере, стоявший рядом с более резвой парой, запряженной в двуколку и рвавшейся отправиться в путь, выглядел немного разочарованным, так как утром узнал, что не будет сам управлять лошадьми.
Стоя снаружи у открытой дверцы экипажа, Лусиус крепко сжал обе руки Фрэнсис, поднес одну ее руку к губам и несколько секунд держал там, закрыв глаза.
– Au revoir, любовь моя, – сказал он. – Благополучной поездки. Постарайся не переутомляться в работе.
Она подняла на него свои темные глаза, огромные и выразительные, словно хотела впитать в себя его образ, чтобы на весь остаток дня утолить свою жажду.
– Прощай, Лусиус. – Фрэнсис с трудом перевела дыхание. – Прощай, мой самый дорогой.
Она высвободила руки и, без его помощи сев в экипаж, принялась раскладывать свои вещи, пока он закрывал дверь. Она не подняла голову и тогда, когда он кивнул Томасу и старинный экипаж тронулся с места.
Фрэнсис сидела, опустив голову, пока экипаж не начал поворачивать на дорогу, и только в последний момент торопливо выпрямилась и подняла на прощание руку.
Фрэнсис уехала – но, ей-богу, не навсегда!
Это не окончательное прощание.
Лусиус не собирался больше говорить ей «прощай», но все равно, когда он шел к своей двуколке, усаживался на высокое сиденье и брал вожжи из рук Питерса, он чувствовал, что это похоже на «прощай», и был на грани слез.
– Держись крепко, – предупредил он Питерса, забиравшегося на задок. – Как только мы выедем на дорогу, я пущу лошадей в галоп.
– Я бы тоже так сделал, хозяин, – отозвался Питере. – Тот, кто не слишком доволен провинциальным завтраком, хотел бы в полдень поесть в Лондоне.
Лусиус стегнул лошадей.
Глава 25
По прошествии двух недель после дерзкого заявления Лусиуса в гостиной Маршалл-Хауса нигде не появилось объявления о помолвке виконта Синклера, и тогда леди Балдерстон рядом намеков и иносказаний ясно дала понять леди Синклер, что если виконт Синклер соизволит принести подобающие извинения, к нему отнесутся с пониманием и он получит прощение. И помимо этого было сказано, что половина джентльменов, присутствовавших на концерте, влюбились в мисс Аллард, а общеизвестно, что виконт Синклер часто высказывается и поступает не подумав.
Когда в течение еще двух недель таких извинений – и, кстати, вообще никаких извинений – принесено не было, распространились слухи, что леди Порция Хант отвергла сватовство виконта Синклера ради ухаживаний не менее выдающейся личности – маркиза Эттингсбороу, сына и наследника герцога Энбери, и эта новость внезапно стала центром внимания всех великосветских лондонских гостиных. А затем, как доказательство того, что слухи не были ложью, их везде стали видеть вместе – катающимися в Гайд-парке, сидящими рядом в театральной ложе, танцующими вдвоем на различных балах.
Между тем Лусиус не терял зря времени, хотя и был не столь деятелен, как обычно. Много часов подряд он проводил в покоях дедушки, сидя или у его постели, или в личной гостиной, когда пожилой джентльмен чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы встать.
В день своего возвращения в Лондон Лусиус, узнав от врача, что граф перенес еще один небольшой сердечный приступ, сел рядом с кроватью дедушки.
– Дедушка, мне жаль, что я не приехал раньше, – сказал Лусиус, обеими руками растирая его холодные слабые руки. – Я проделал полдороги до Бата и обратно.
Дедушка слабо улыбнулся ему.
– Вчера днем, нанеся визит миссис Мелфорд и мисс Дрисколл, я узнал, что Фрэнсис только что уехала в Бат, и отправился за ней, – объяснил Лусиус.
– Значит, она все-таки не захотела петь, несмотря на всю настойчивость Хита? – спросил граф.
– Нет. Она учительница, и в данный момент школа, ученики и друзья-учителя для нее важнее, чем все остальное. Она не хочет надолго оставлять их.
– И она не хочет быть с тобой, Лусиус? – спросил дедушка, не сводя глаз с лица внука.
– Хочет. Она так же безумно хочет быть со мной, как я с ней, но она не верит, что достойна меня.
– И ты не сумел убедить ее в обратном? – усмехнулся старик. – Должно быть, ты лишился своей хватки, мой мальчик.
– Нет, сэр, не сумел, потому что у меня не было доводов. Она не выйдет за меня замуж, если я не получу благословения всей своей семьи. – Граф закрыл глаза, а Лусиус продолжал: – Она так же хорошо, как и я, знает, что вы всей душой за то, чтобы я женился на Порции.
– Многие годы Годсуорти и я говорили об этом как о желанном событии, – сказал его дедушка, снова открыв проницательные глаза. – Но вернись мысленно назад к рождественским праздникам, Лусиус, когда я сказал тебе, что выбор невесты принадлежит исключительно тебе самому. – Брак это интимные отношения тел, мыслей и даже душ. Он может доставить много радости, если партнеров связывают дружба, привязанность и любовь, и много страданий, если все это отсутствует.
– Значит, вы не расстроитесь, если я не женюсь на Порции? Честное слово, я не могу этого сделать. Она безукоризненна во всех отношениях, но я не могу.
– Если бы я был молодым человеком, – снова тихо усмехнулся граф, – и еще не встретил твою бабушку, Лусиус, то, несомненно, сам бы влюбился в мисс Аллард.
– Она получила домашнее воспитание, но после смерти отец не оставил ей денег, и она попала не к кому-нибудь, а в руки леди Лайл и Джорджа Ролстона. Он вынудил ее подписать контракт, обещая устроить карьеру певицы. Сэр, вы можете себе представить, какие выступления он находил для нее, – они были менее чем пристойны. Некоторое время он и леди Лайл брали у нее деньги – как они говорили, чтобы расплатиться с долгами. Фонтбридж ухаживал за Фрэнсис, но графиня была слишком фанатична, чтобы доброжелательно отнестись к браку сына с дочерью французского эмигранта. А затем леди Лайл приложила руку, чтобы разорвать эту связь, так как, несомненно, испугалась, что лишится дохода – Фонтбридж сказал Фрэнсис, что после их свадьбы она больше не должна петь. Леди Лайл накапала яда в ухо графини Фонтбридж, но переборщила. Графиня не только угрозами вынудила Фрэнсис порвать с Фонтбриджем, но и заставила ее полностью отказаться от той жизни, которой Фрэнсис жила. Не сказав никому ни слова, Фрэнсис уехала в Бат и с тех пор уже три года преподает там.
– Я еще больше восхищаюсь ею, – сказал граф. – А то, что она сейчас вернулась в Бат, Лусиус, вместо того чтобы позволить Хиту и нам увлечь ее своим энтузиазмом, подтверждает стойкость и силу ее характера. Она мне все больше и больше нравится.
– Тот яд, попавший в ухо графини, больше всего тревожит Фрэнсис. По ее мнению, это главным образом и лишает ее права стать моей женой. Как оказалось, Фрэнсис не дочь Алларда, хотя он женился на ее матери еще до рождения Фрэнсис и, вступая в брак, уже знал, что его будущая жена носит ребенка от другого мужчины. Фрэнсис не знает, кто ее настоящий отец, но полагает, что он итальянец, как и ее мать. Аллард признал ее при рождении, воспитывал как собственную дочь и так и не сказал ей ни слова правды. Но он рассказал правду миссис Мелфорд и мисс Дрисколл – и леди Лайл, которая, как я думаю, была его любовницей. Таким образом, по закону Фрэнсис законнорожденная.
Старый граф долго лежал с закрытыми глазами, и Лусиус даже подумал, что дедушка, вероятно, уснул. Кожа старика имела серый оттенок и казалась тонкой, как пергамент. Лусиусу захотелось заплакать – уже второй раз за этот день – и он погладил руку, которую все еще держал в своих ладонях.
– Лусиус, мой мальчик, – наконец заговорил его дедушка, все еще не открывая глаз, – я благословляю твой брак с мисс Аллард. Можешь сказать ей это.
– Пожалуй, вы сами сможете это сделать, сэр. В конце учебного года в школе состоится раздача наград и концерт. Будут петь все ее хоры, и выступят несколько ее индивидуальных учениц музыки. Думаю, мы могли бы посетить концерт.
– Так и сделаем, Лусиус. А теперь я хочу отдохнуть. – И он тихо засопел еще до того, как Лусиус укрыл одеялом его руку.
Леди Синклер и ее дочерей удалось убедить на удивление легко.
Мать Лусиуса была чрезвычайно рада, что он живет в Маршалл-Хаусе, ведет себя серьезно – почти все время – и проявляет заботу и внимание к дедушке, а кроме того, по собственному желанию сопровождает сестер во время различных выездов. Она была уверена, что будет довольна любой невестой, которую он выберет, так как уже совершенно смирилась с мыслью, что Лусиус, возможно, никогда не перестанет проявлять свой сумасбродный нрав. И если законность рождения мисс Аллард была под вопросом – что ж, у многих представителей высшего света был тот же недостаток. Воспитанные люди просто не говорят о таких вещах.
Через неделю Лусиус узнал, что накануне она специально говорила об этом с графиней Фонтбридж на приеме в «Олмаке», когда сопровождала туда Эмили. Она нарочно завела разговор о Фрэнсис Аллард и совершенно открыто рассказала о ее происхождении и родственных связях, а потом высказала свое мнение, что можно только мечтать, чтобы молодая леди, такая скромная, воспитанная и обладающая удивительным талантом, со временем стала другом семьи, а возможно – кто знает? – даже больше чем другом. О, а леди Фонтбридж знает, что мисс Аллард является наследницей миссис Мелфорд и мисс Дрисколл, бабушек барона Клифтона? А что у нее, между прочим, с обеими леди близкие и теплые отношения и у них нет никаких секретов друг от друга?
– Лус, я никогда прежде не слышала, чтобы мама говорила в таком тоне, – с гордостью сообщила Эмили. – По слащавости и ядовитости она намного превзошла любую из сплетниц. Судя по застывшему надменному выражению на лице графини, можно было сказать, что она все прекрасно поняла.
– Эмили, – строго остановила ее мать, – следи за своим языком. Твоя мать сплетница, ну и ну!
Все собравшиеся за столом на завтрак засмеялись.
Маргарет, которая благосклонно относилась к Порции как невесте своего брата, вышла замуж за Тейта по любви и сейчас высказала мнение, что если Лусиус любит мисс Аллард, то она лично не станет его отговаривать, и вдобавок ко всему Тейт давным-давно предупредил ее, что Лусиус скорее перережет себе горло, чем женится на Порции, когда придет время.
Кэролайн, все еще витавшая в облаках после своей помолвки, могла только радоваться, что брат выбрал ту, в которую, очевидно, страстно влюблен. И кроме того, она испытывала благоговение перед музыкальным талантом мисс Аллард и не сомневалась, что будет счастлива, если та станет ее невесткой.
Чаще обычного встречаясь с Порцией этой весной, Эмили сильно разочаровалась в ней и больше не считала ее подходящей партией для Лусиуса. Мисс Аллард, напротив, великолепно подходила ему, и доказательством этому служило то, что она имела твердость характера вернуться в Бат к обязанностям учительницы, несмотря на то, что Лусиус поехал за ней, чтобы убедить ее вернуться в Лондон.
А Эйми была просто в восторге.
Примерно через неделю после своей встречи с графиней Фонтбридж в «Олмаке» виконтесса случайно столкнулась с леди Лайл во время приема в саду, на который она привезла Кэролайн и Эмили, и имела с ней подобный разговор относительно Фрэнсис – если только это можно назвать разговором, потому что в основном говорила леди Синклер, а леди Лайл слушала ее со своей обычной играющей на губах полуулыбкой.
– Но она все же слушала, – подвела итог Кэролайн.
Однако Лусиус не позволил матери выиграть за него все сражения. Однажды утром он встретился с Джорджем Ролстоном в боксерском салоне Джексона. Естественно, они оба не обращали внимания друг на друга, но не из-за личной неприязни, а потому, что вращались в совершенно разных кругах. Но в это конкретное утро Лусиус сделал исключение и – к удивлению своих друзей – сказал Ролстону о его развязавшемся платке. А затем, вставив в глаз монокль, Лусиус заметил брызги грязи на одном из высоких сапог Ролстона и во всеуслышание заявил, что только очень неряшливый человек может держать такого неряшливого камердинера, и вслед за этим, словно такая мысль только что пришла ему в голову, предложил Ролстону побоксировать с ним. К этому времени реакция его друзей из удивления превратилась в полное изумление.
Поединок оказался отнюдь не дружеским.
Ролстон был разозлен оскорблениями, нанесенными ему одним из самых изысканных великосветских джентльменов, а Лусиус был более чем готов дать ему удовлетворение. К тому моменту, когда сам Джентльмен Джексон остановил поединок после шести раундов вместо запланированных десяти, у Лусиуса горели скулы и еще сильнее косточки пальцев, и ребра обещали напоминать об этой встрече следующие несколько дней, а у Ролстона один глаз распух и превратился в щелочку, бровь над другим глазом была рассечена, нос покраснел и выглядел так, словно был сломан, а на руках и теле красовались синяки, которые к концу дня почернеют и не дадут их владельцу спокойно спать и свободно двигаться много предстоящих дней и ночей.
– Благодарю вас, Ролстон, – в заключение сказал Лусиус, – я получил удовольствие. Непременно скажу мисс Фрэнсис Аллард, когда следующий раз буду с ней разговаривать, что познакомился с вами и приятно... хм... пообщался в течение часа. Но вы, вероятно, помните ее как мадемуазель Франсуаз Хеллард. Лорд Хит горит желанием спонсировать ее певческую карьеру – вы слышали? И она вполне может принять его предложение, так как совершенно ничем не связана. По-моему, вы встречались с ней, когда она была еще несовершеннолетней? Но это было давно, и, возможно, вы совсем ее не помните. Ах, у вас пострадал зуб, да? На вашем месте я бы не раскачивал его, старина. Его еще можно вернуть на место, если вы оставите его в покое. Всего хорошего.
– Что, черт побери, все это означает? – поинтересовался один из самых бестолковых друзей Лусиуса, когда Ролстон уже не мог их слышать.
– Значит, вот куда ветер дует, верно, Синклер? – с ухмылкой сказал другой, более сообразительный.
И это так и было.
Два месяца, остававшиеся до концерта в Бате по случаю окончания учебного года в школе мисс Мартин, казались бесконечными, и для Лусиуса, конечно, были полны тревоги. Он не был уверен, что Фрэнсис будет рада снова увидеть его или что она вообще примет его, несмотря на то что он приедет, вооруженный благословением всех до единого членов своей семьи, – с Фрэнсис ничего нельзя было предугадать.
Честно говоря, одна только мысль о ее упрямстве вызывала в нем крайнее раздражение. Если она снова скажет «нет», ему придется просто похитить ее и увезти – это проще всего, или упасть на колени и умолять, или впасть в романтическое безумие.
Но Лусиус не думал о неудаче. Его дедушка, снова решивший попробовать лечение водами в Бате, и Эйми, которая смертельно устала от Лондона, собирались поехать с ним. Тейт и Маргарет сказали, что ни за что на свете не пропустят такое событие – во всяком случае, так заявил Тейт, а Маргарет повела себя более дипломатично и сказала, что очень хочет снова увидеть Бат, где не была уже пять лет.
Миссис Мелфорд и мисс Дрисколл тоже собирались поехать, так как Бат был недалеко от их дороги домой, а им было интересно увидеть их дорогую Фрэнсис в школьной обстановке. А кроме того, им всегда хотелось познакомиться с ее друзьями – в том числе с мисс Мартин – и послушать выступление ее хоров.
Лусиус сильно подозревал, что они решили отправиться в Бат после того, как узнали, что он едет туда. Они хотели, чтобы он женился на их внучатой племяннице, а он – Господи, помоги ему – просто мечтал исполнить их желание.
Последний месяц учебного года всегда был безумно суматошным, и этот год не явился исключением. Нужно было организовать экзамены и выставить оценки, провести устный экзамен по французскому языку, написать выпускные документы, выбрать тех, кто достоин наград, и подготовиться к праздничному концерту.
Фрэнсис, пожалуй, была занята больше всех, потому что ей предстояло поставить и подготовить все музыкальные номера, за исключением народных танцев. Но у всех учителей были свои обязанности. Клодия должна была быть хозяйкой церемонии, и ей нужно было приготовить заключительную речь. Сюзанна написала скетч на тему школьной жизни и как режиссер расписала роли и сцены, а потом долгие часы репетировала с девочками в большом секрете – и очень весело, если судить по смеху, доносившемуся из ее классной комнаты. Мистер Аптон изготовил сценические декорации для всего концерта, и Энн с группой девочек перетаскивала их в зал днем и вечером, как только освобождалась от занятий и домашних работ.
После успешного завершения года Фрэнсис вручила Клодии заявление об уходе. Она не бежала, когда приехала сюда больше трех лет назад, она приехала, чтобы сделать свою жизнь лучше и найти себя, и теперь гордилась успехами, достигнутыми и в том, и в другом. Но, как решила Фрэнсис после нескольких бессонных ночей и нескольких откровенных разговоров с подругами, если теперь она останется, это будет означать, что она прячется от действительности.
Так как действительность и мечты наконец совпали, то если она на этот раз отвернется, то откажется от своей судьбы и, возможно, никогда больше не получит шанса выполнить предопределенное ей свыше.
Фрэнсис собиралась найти лорда Хита, вручить себя в его руки и посмотреть, что может принести ей ее певческий голос – она собиралась осуществить свою мечту.
Пролив над ней слезы, Энн и Сюзанна с горячностью заявили, что она поступает правильно, но они все же будут ужасно скучать по ней и без Фрэнсис их жизнь в школе будет уже не той.
Но Сюзанна сказала ей, что они никогда не стали бы с ней разговаривать, если бы она не ушла, а Энн добавила, что они будут следить за ее успехами и славой и чувствовать гордость за нее.
Клодия объявила ей, что не примет заявления, а просто до Рождества возьмет временного учителя. Если к тому времени Фрэнсис захочет вернуться, ее место будет ждать ее, а если нет, тогда будет сделана постоянная замена.
– Ты не пропадешь, что бы ни случилось, – сказала ей Клодия. – Если ты будешь продолжать петь, значит, это то, для чего ты рождена. Если же потом ты решишь, что такая жизнь тебе не подходит, то вернешься к тому, что у тебя великолепно получается – а именно так будет всю жизнь торжественно заявлять большинство девочек, проведших в этой школе последние три года.
Итак, день концерта наступил, и все шло как обычно, со всеми возможными сваливающимися неприятностями, предотвращенными в самую последнюю минуту, – танцоры не могли найти свои танцевальные тапочки, певцы не могли найти ноты и никто не мог найти Марту Райт, самую младшую ученицу в школе, которая первой должна была выйти на сцену, чтобы приветствовать гостей, и которую наконец нашли запершейся в чулане с метлами, где она, крепко зажмурившись и заткнув пальцами уши, повторяла вслух свой текст.
Незадолго до начала программы Сюзанна выглянула из-за занавеса, чтобы проверить, пришел ли кто-нибудь, – обычное беспокойство на таких праздниках.
– О Боже, – сказала она через плечо Фрэнсис, которая расставляла ноты на пюпитре, – полный зал. – Так всегда бывало. – Ой, посмотри! – воскликнула она, уже собираясь опустить на место занавес. – Фрэнсис, иди взгляни. Шестой ряд, левая сторона.
Фрэнсис всегда боролась с искушением взглянуть в зал, боясь, что кто-нибудь из присутствующих поймает ее на этом, но никак не смогла отказаться, когда Сюзанна с горящими щеками посмотрела на нее огромными глазами, а потом озорно улыбнулась.
Когда в течение еще двух недель таких извинений – и, кстати, вообще никаких извинений – принесено не было, распространились слухи, что леди Порция Хант отвергла сватовство виконта Синклера ради ухаживаний не менее выдающейся личности – маркиза Эттингсбороу, сына и наследника герцога Энбери, и эта новость внезапно стала центром внимания всех великосветских лондонских гостиных. А затем, как доказательство того, что слухи не были ложью, их везде стали видеть вместе – катающимися в Гайд-парке, сидящими рядом в театральной ложе, танцующими вдвоем на различных балах.
Между тем Лусиус не терял зря времени, хотя и был не столь деятелен, как обычно. Много часов подряд он проводил в покоях дедушки, сидя или у его постели, или в личной гостиной, когда пожилой джентльмен чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы встать.
В день своего возвращения в Лондон Лусиус, узнав от врача, что граф перенес еще один небольшой сердечный приступ, сел рядом с кроватью дедушки.
– Дедушка, мне жаль, что я не приехал раньше, – сказал Лусиус, обеими руками растирая его холодные слабые руки. – Я проделал полдороги до Бата и обратно.
Дедушка слабо улыбнулся ему.
– Вчера днем, нанеся визит миссис Мелфорд и мисс Дрисколл, я узнал, что Фрэнсис только что уехала в Бат, и отправился за ней, – объяснил Лусиус.
– Значит, она все-таки не захотела петь, несмотря на всю настойчивость Хита? – спросил граф.
– Нет. Она учительница, и в данный момент школа, ученики и друзья-учителя для нее важнее, чем все остальное. Она не хочет надолго оставлять их.
– И она не хочет быть с тобой, Лусиус? – спросил дедушка, не сводя глаз с лица внука.
– Хочет. Она так же безумно хочет быть со мной, как я с ней, но она не верит, что достойна меня.
– И ты не сумел убедить ее в обратном? – усмехнулся старик. – Должно быть, ты лишился своей хватки, мой мальчик.
– Нет, сэр, не сумел, потому что у меня не было доводов. Она не выйдет за меня замуж, если я не получу благословения всей своей семьи. – Граф закрыл глаза, а Лусиус продолжал: – Она так же хорошо, как и я, знает, что вы всей душой за то, чтобы я женился на Порции.
– Многие годы Годсуорти и я говорили об этом как о желанном событии, – сказал его дедушка, снова открыв проницательные глаза. – Но вернись мысленно назад к рождественским праздникам, Лусиус, когда я сказал тебе, что выбор невесты принадлежит исключительно тебе самому. – Брак это интимные отношения тел, мыслей и даже душ. Он может доставить много радости, если партнеров связывают дружба, привязанность и любовь, и много страданий, если все это отсутствует.
– Значит, вы не расстроитесь, если я не женюсь на Порции? Честное слово, я не могу этого сделать. Она безукоризненна во всех отношениях, но я не могу.
– Если бы я был молодым человеком, – снова тихо усмехнулся граф, – и еще не встретил твою бабушку, Лусиус, то, несомненно, сам бы влюбился в мисс Аллард.
– Она получила домашнее воспитание, но после смерти отец не оставил ей денег, и она попала не к кому-нибудь, а в руки леди Лайл и Джорджа Ролстона. Он вынудил ее подписать контракт, обещая устроить карьеру певицы. Сэр, вы можете себе представить, какие выступления он находил для нее, – они были менее чем пристойны. Некоторое время он и леди Лайл брали у нее деньги – как они говорили, чтобы расплатиться с долгами. Фонтбридж ухаживал за Фрэнсис, но графиня была слишком фанатична, чтобы доброжелательно отнестись к браку сына с дочерью французского эмигранта. А затем леди Лайл приложила руку, чтобы разорвать эту связь, так как, несомненно, испугалась, что лишится дохода – Фонтбридж сказал Фрэнсис, что после их свадьбы она больше не должна петь. Леди Лайл накапала яда в ухо графини Фонтбридж, но переборщила. Графиня не только угрозами вынудила Фрэнсис порвать с Фонтбриджем, но и заставила ее полностью отказаться от той жизни, которой Фрэнсис жила. Не сказав никому ни слова, Фрэнсис уехала в Бат и с тех пор уже три года преподает там.
– Я еще больше восхищаюсь ею, – сказал граф. – А то, что она сейчас вернулась в Бат, Лусиус, вместо того чтобы позволить Хиту и нам увлечь ее своим энтузиазмом, подтверждает стойкость и силу ее характера. Она мне все больше и больше нравится.
– Тот яд, попавший в ухо графини, больше всего тревожит Фрэнсис. По ее мнению, это главным образом и лишает ее права стать моей женой. Как оказалось, Фрэнсис не дочь Алларда, хотя он женился на ее матери еще до рождения Фрэнсис и, вступая в брак, уже знал, что его будущая жена носит ребенка от другого мужчины. Фрэнсис не знает, кто ее настоящий отец, но полагает, что он итальянец, как и ее мать. Аллард признал ее при рождении, воспитывал как собственную дочь и так и не сказал ей ни слова правды. Но он рассказал правду миссис Мелфорд и мисс Дрисколл – и леди Лайл, которая, как я думаю, была его любовницей. Таким образом, по закону Фрэнсис законнорожденная.
Старый граф долго лежал с закрытыми глазами, и Лусиус даже подумал, что дедушка, вероятно, уснул. Кожа старика имела серый оттенок и казалась тонкой, как пергамент. Лусиусу захотелось заплакать – уже второй раз за этот день – и он погладил руку, которую все еще держал в своих ладонях.
– Лусиус, мой мальчик, – наконец заговорил его дедушка, все еще не открывая глаз, – я благословляю твой брак с мисс Аллард. Можешь сказать ей это.
– Пожалуй, вы сами сможете это сделать, сэр. В конце учебного года в школе состоится раздача наград и концерт. Будут петь все ее хоры, и выступят несколько ее индивидуальных учениц музыки. Думаю, мы могли бы посетить концерт.
– Так и сделаем, Лусиус. А теперь я хочу отдохнуть. – И он тихо засопел еще до того, как Лусиус укрыл одеялом его руку.
Леди Синклер и ее дочерей удалось убедить на удивление легко.
Мать Лусиуса была чрезвычайно рада, что он живет в Маршалл-Хаусе, ведет себя серьезно – почти все время – и проявляет заботу и внимание к дедушке, а кроме того, по собственному желанию сопровождает сестер во время различных выездов. Она была уверена, что будет довольна любой невестой, которую он выберет, так как уже совершенно смирилась с мыслью, что Лусиус, возможно, никогда не перестанет проявлять свой сумасбродный нрав. И если законность рождения мисс Аллард была под вопросом – что ж, у многих представителей высшего света был тот же недостаток. Воспитанные люди просто не говорят о таких вещах.
Через неделю Лусиус узнал, что накануне она специально говорила об этом с графиней Фонтбридж на приеме в «Олмаке», когда сопровождала туда Эмили. Она нарочно завела разговор о Фрэнсис Аллард и совершенно открыто рассказала о ее происхождении и родственных связях, а потом высказала свое мнение, что можно только мечтать, чтобы молодая леди, такая скромная, воспитанная и обладающая удивительным талантом, со временем стала другом семьи, а возможно – кто знает? – даже больше чем другом. О, а леди Фонтбридж знает, что мисс Аллард является наследницей миссис Мелфорд и мисс Дрисколл, бабушек барона Клифтона? А что у нее, между прочим, с обеими леди близкие и теплые отношения и у них нет никаких секретов друг от друга?
– Лус, я никогда прежде не слышала, чтобы мама говорила в таком тоне, – с гордостью сообщила Эмили. – По слащавости и ядовитости она намного превзошла любую из сплетниц. Судя по застывшему надменному выражению на лице графини, можно было сказать, что она все прекрасно поняла.
– Эмили, – строго остановила ее мать, – следи за своим языком. Твоя мать сплетница, ну и ну!
Все собравшиеся за столом на завтрак засмеялись.
Маргарет, которая благосклонно относилась к Порции как невесте своего брата, вышла замуж за Тейта по любви и сейчас высказала мнение, что если Лусиус любит мисс Аллард, то она лично не станет его отговаривать, и вдобавок ко всему Тейт давным-давно предупредил ее, что Лусиус скорее перережет себе горло, чем женится на Порции, когда придет время.
Кэролайн, все еще витавшая в облаках после своей помолвки, могла только радоваться, что брат выбрал ту, в которую, очевидно, страстно влюблен. И кроме того, она испытывала благоговение перед музыкальным талантом мисс Аллард и не сомневалась, что будет счастлива, если та станет ее невесткой.
Чаще обычного встречаясь с Порцией этой весной, Эмили сильно разочаровалась в ней и больше не считала ее подходящей партией для Лусиуса. Мисс Аллард, напротив, великолепно подходила ему, и доказательством этому служило то, что она имела твердость характера вернуться в Бат к обязанностям учительницы, несмотря на то, что Лусиус поехал за ней, чтобы убедить ее вернуться в Лондон.
А Эйми была просто в восторге.
Примерно через неделю после своей встречи с графиней Фонтбридж в «Олмаке» виконтесса случайно столкнулась с леди Лайл во время приема в саду, на который она привезла Кэролайн и Эмили, и имела с ней подобный разговор относительно Фрэнсис – если только это можно назвать разговором, потому что в основном говорила леди Синклер, а леди Лайл слушала ее со своей обычной играющей на губах полуулыбкой.
– Но она все же слушала, – подвела итог Кэролайн.
Однако Лусиус не позволил матери выиграть за него все сражения. Однажды утром он встретился с Джорджем Ролстоном в боксерском салоне Джексона. Естественно, они оба не обращали внимания друг на друга, но не из-за личной неприязни, а потому, что вращались в совершенно разных кругах. Но в это конкретное утро Лусиус сделал исключение и – к удивлению своих друзей – сказал Ролстону о его развязавшемся платке. А затем, вставив в глаз монокль, Лусиус заметил брызги грязи на одном из высоких сапог Ролстона и во всеуслышание заявил, что только очень неряшливый человек может держать такого неряшливого камердинера, и вслед за этим, словно такая мысль только что пришла ему в голову, предложил Ролстону побоксировать с ним. К этому времени реакция его друзей из удивления превратилась в полное изумление.
Поединок оказался отнюдь не дружеским.
Ролстон был разозлен оскорблениями, нанесенными ему одним из самых изысканных великосветских джентльменов, а Лусиус был более чем готов дать ему удовлетворение. К тому моменту, когда сам Джентльмен Джексон остановил поединок после шести раундов вместо запланированных десяти, у Лусиуса горели скулы и еще сильнее косточки пальцев, и ребра обещали напоминать об этой встрече следующие несколько дней, а у Ролстона один глаз распух и превратился в щелочку, бровь над другим глазом была рассечена, нос покраснел и выглядел так, словно был сломан, а на руках и теле красовались синяки, которые к концу дня почернеют и не дадут их владельцу спокойно спать и свободно двигаться много предстоящих дней и ночей.
– Благодарю вас, Ролстон, – в заключение сказал Лусиус, – я получил удовольствие. Непременно скажу мисс Фрэнсис Аллард, когда следующий раз буду с ней разговаривать, что познакомился с вами и приятно... хм... пообщался в течение часа. Но вы, вероятно, помните ее как мадемуазель Франсуаз Хеллард. Лорд Хит горит желанием спонсировать ее певческую карьеру – вы слышали? И она вполне может принять его предложение, так как совершенно ничем не связана. По-моему, вы встречались с ней, когда она была еще несовершеннолетней? Но это было давно, и, возможно, вы совсем ее не помните. Ах, у вас пострадал зуб, да? На вашем месте я бы не раскачивал его, старина. Его еще можно вернуть на место, если вы оставите его в покое. Всего хорошего.
– Что, черт побери, все это означает? – поинтересовался один из самых бестолковых друзей Лусиуса, когда Ролстон уже не мог их слышать.
– Значит, вот куда ветер дует, верно, Синклер? – с ухмылкой сказал другой, более сообразительный.
И это так и было.
Два месяца, остававшиеся до концерта в Бате по случаю окончания учебного года в школе мисс Мартин, казались бесконечными, и для Лусиуса, конечно, были полны тревоги. Он не был уверен, что Фрэнсис будет рада снова увидеть его или что она вообще примет его, несмотря на то что он приедет, вооруженный благословением всех до единого членов своей семьи, – с Фрэнсис ничего нельзя было предугадать.
Честно говоря, одна только мысль о ее упрямстве вызывала в нем крайнее раздражение. Если она снова скажет «нет», ему придется просто похитить ее и увезти – это проще всего, или упасть на колени и умолять, или впасть в романтическое безумие.
Но Лусиус не думал о неудаче. Его дедушка, снова решивший попробовать лечение водами в Бате, и Эйми, которая смертельно устала от Лондона, собирались поехать с ним. Тейт и Маргарет сказали, что ни за что на свете не пропустят такое событие – во всяком случае, так заявил Тейт, а Маргарет повела себя более дипломатично и сказала, что очень хочет снова увидеть Бат, где не была уже пять лет.
Миссис Мелфорд и мисс Дрисколл тоже собирались поехать, так как Бат был недалеко от их дороги домой, а им было интересно увидеть их дорогую Фрэнсис в школьной обстановке. А кроме того, им всегда хотелось познакомиться с ее друзьями – в том числе с мисс Мартин – и послушать выступление ее хоров.
Лусиус сильно подозревал, что они решили отправиться в Бат после того, как узнали, что он едет туда. Они хотели, чтобы он женился на их внучатой племяннице, а он – Господи, помоги ему – просто мечтал исполнить их желание.
Последний месяц учебного года всегда был безумно суматошным, и этот год не явился исключением. Нужно было организовать экзамены и выставить оценки, провести устный экзамен по французскому языку, написать выпускные документы, выбрать тех, кто достоин наград, и подготовиться к праздничному концерту.
Фрэнсис, пожалуй, была занята больше всех, потому что ей предстояло поставить и подготовить все музыкальные номера, за исключением народных танцев. Но у всех учителей были свои обязанности. Клодия должна была быть хозяйкой церемонии, и ей нужно было приготовить заключительную речь. Сюзанна написала скетч на тему школьной жизни и как режиссер расписала роли и сцены, а потом долгие часы репетировала с девочками в большом секрете – и очень весело, если судить по смеху, доносившемуся из ее классной комнаты. Мистер Аптон изготовил сценические декорации для всего концерта, и Энн с группой девочек перетаскивала их в зал днем и вечером, как только освобождалась от занятий и домашних работ.
После успешного завершения года Фрэнсис вручила Клодии заявление об уходе. Она не бежала, когда приехала сюда больше трех лет назад, она приехала, чтобы сделать свою жизнь лучше и найти себя, и теперь гордилась успехами, достигнутыми и в том, и в другом. Но, как решила Фрэнсис после нескольких бессонных ночей и нескольких откровенных разговоров с подругами, если теперь она останется, это будет означать, что она прячется от действительности.
Так как действительность и мечты наконец совпали, то если она на этот раз отвернется, то откажется от своей судьбы и, возможно, никогда больше не получит шанса выполнить предопределенное ей свыше.
Фрэнсис собиралась найти лорда Хита, вручить себя в его руки и посмотреть, что может принести ей ее певческий голос – она собиралась осуществить свою мечту.
Пролив над ней слезы, Энн и Сюзанна с горячностью заявили, что она поступает правильно, но они все же будут ужасно скучать по ней и без Фрэнсис их жизнь в школе будет уже не той.
Но Сюзанна сказала ей, что они никогда не стали бы с ней разговаривать, если бы она не ушла, а Энн добавила, что они будут следить за ее успехами и славой и чувствовать гордость за нее.
Клодия объявила ей, что не примет заявления, а просто до Рождества возьмет временного учителя. Если к тому времени Фрэнсис захочет вернуться, ее место будет ждать ее, а если нет, тогда будет сделана постоянная замена.
– Ты не пропадешь, что бы ни случилось, – сказала ей Клодия. – Если ты будешь продолжать петь, значит, это то, для чего ты рождена. Если же потом ты решишь, что такая жизнь тебе не подходит, то вернешься к тому, что у тебя великолепно получается – а именно так будет всю жизнь торжественно заявлять большинство девочек, проведших в этой школе последние три года.
Итак, день концерта наступил, и все шло как обычно, со всеми возможными сваливающимися неприятностями, предотвращенными в самую последнюю минуту, – танцоры не могли найти свои танцевальные тапочки, певцы не могли найти ноты и никто не мог найти Марту Райт, самую младшую ученицу в школе, которая первой должна была выйти на сцену, чтобы приветствовать гостей, и которую наконец нашли запершейся в чулане с метлами, где она, крепко зажмурившись и заткнув пальцами уши, повторяла вслух свой текст.
Незадолго до начала программы Сюзанна выглянула из-за занавеса, чтобы проверить, пришел ли кто-нибудь, – обычное беспокойство на таких праздниках.
– О Боже, – сказала она через плечо Фрэнсис, которая расставляла ноты на пюпитре, – полный зал. – Так всегда бывало. – Ой, посмотри! – воскликнула она, уже собираясь опустить на место занавес. – Фрэнсис, иди взгляни. Шестой ряд, левая сторона.
Фрэнсис всегда боролась с искушением взглянуть в зал, боясь, что кто-нибудь из присутствующих поймает ее на этом, но никак не смогла отказаться, когда Сюзанна с горящими щеками посмотрела на нее огромными глазами, а потом озорно улыбнулась.