- У нас в месткоме и то больше телефонов, - заметил Георгий Филиппович и, разочарованный, отошел к окну...
   Дверь в это время открылась, и секретарь пригласил нас в кабинет президента.
   Мы вошли в обширную комнату с открытыми окнами, выходившими в тенистый парк. Оттуда врывался запах цветов и зелени. Около входной двери справа стоял большой письменный стол, заваленный книгами и бумагами. Рузвельт сидел за столом и писал.
   Полпред стал знакомить нас с президентом, начиная с "чиф-пайлота" Чкалова.
   - Ко-пайлот Джорджи Байдукоф, - продолжал полпред, представляя Георгия Филипповича и делая ударение на букву "а" в фамилии Байдукова.
   - Нэвигейтор Александр Белякоф, - указал полпред на меня.
   Я пожал широкую руку президента и быстро окинул взглядом его энергичное морщинистое лицо.
   Крупная фигура президента едва умещалась на небольшом круглом стуле. Я заметил, что Рузвельт не встает со стула. Он страдал трудно излечимой формой ревматизма - тяжелой болезнью, которую он стоически переносил уже не первый год.
   Одет был Рузвельт просто. Рубашка с галстуком заправлена в брюки под ремешок.
   - Я рад приветствовать советских летчиков, - сказал он, поворачиваясь на своем вращающемся стуле и внимательно оглядывая нас, - Блестящий перелет свидетельствует о высокой технической культуре Советского Союза. Благодаря вашему перелету границы Советской страны стали нам неожиданно близки. Перелет будет записан в историю. Я не сомневаюсь, что в недалеком будущем мы установим воздушное сообщение между СССР и Америкой через Арктику.
   Но вот мы уже прощаемся. Мы еще раз жмем президенту руку и направляемся к двери.
   Президент поворачивается на своем стуле. Его рука тянется за каким-то документом, а слегка седеющая голова вновь склоняется над кипой очередных и неотложных дел.
   Вечером 28 июня наше полпредство устроило большой прием в честь первого беспосадочного перелета из Москвы в Америку.
   В здание полпредства на 16-й стрит было приглашено свыше восьмисот человек. Среди них были государственные и общественные деятели - ученые, члены конгресса, представители различных партий и газет.
   Мужчины и дамы, одетые в вечерние туалеты, поднимались из вестибюля по широкой лестнице.
   Чкалов, Байдуков и я стояли у входа в зал на верхней площадке мраморной лестницы. Полпред представлял нас гостям. Каждый из нас должен был пожать восемьсот рук, приветствуя входящих, и сделать немногим меньше рукопожатий при прощании. Каждый же гость считал нужным не только пожать руку, но и улыбкой выразить на своем лице удовольствие при знакомстве с нами. При атом часто произносилось слово "гратулейшен" - поздравляю, что удлиняло церемонию.
   Первые рукопожатия напоминали мне игру. Но когда количество их дошло до четырех сотен, я почувствовал усталость.
   Между тем гости, поздоровавшись с нами, проходили в зал и приступали к ужину, Мы продолжали стоять на одном месте, не меняя позы. Время шло томительно медленно. Я уже простоял не менее трех часов, а конца людскому потоку еще не было видно. На лбу Валерия выступила легкая испарина. Но он, как и я с Байдуковым, не сдавался и продолжал пожимать руки.
   Наконец все гости вошли. Я надеялся, что церемония рукопожатий уже окончилась, как начался разъезд гостей. Из зала нескончаемой вереницей начали выходить сытые гости. Каждый из них считал нужным снова подойти к нам и, сделав обаятельную мину, еще раз на прощание пожать наши руки.
   Когда вестибюль наконец опустел, Валерий вытер платком пот со лба и сказал, облегченно вздохнув:
   - Ну, а теперь пойдем в зал и выпьем за здоровье ушедших. Есть хочется, ребята.
   На следующий день у нас опять было много дел. Но мы уже освоились с положением путешественников. Наша жизнь состояла из завтраков, обедов, приемов, встреч. Нас узнавали: на улицах, в кино, в ресторанах, кафе. К столику, где Ш сидели, ежеминутно подходили любопытные. Мы по-прежнему подвергались атакам со стороны любителей автографов.
   29 июня мы отправились к министру торговли Ропперу, которому подчинялась американская гражданская авиация.
   Министра интересовало, что же именно требуется, чтобы практически осуществить воздушное сообщение между СССР и Америкой через Арктику.
   Мы высказали свои соображения: нужно произвести, изыскания трассы, оборудовать ее радиостанциями, световыми и радиомаяками; в районе островов архипелага Парри необходимы аэродромы.
   - Да... - согласился мистер Роппер. - Со стороны Америки еще мало сделано для освоения этих островов.
   После визита к министру торговли мы с Георгием Филипповичем поехали в конгресс - американский парламент, в котором обсуждаются и принимаются законы.
   В момент нашего приезда шло заседание в зале о высоким куполом. Обсуждался билль - законопроект о помощи фермерам.
   Байдукова и меня провели наверх, оттуда хорошо был виден весь зал и слышны речи ораторов.
   Председательствующий, узнав о нашем присутствии, подошел к нам и пожал руки.
   Приближался час отъезда в Нью-Йорк. Последний вечер решили провести среди членов советской колонии.
   На небольшой даче, где живут советские работники, мы ели настоящий русский борщ, пели под аккомпанемент рояля, много шутили и смеялись.
   Перед нашим отъездом в комнате установили экран, погасили свет и показали узкопленочный цветной фильм, заснятый в первые дни нашего пребывания на американской земле.
   На экране мы увидели лесную полянку, на которой давал парад генерал Маршалл, его пушку с девятнадцатью дымными выстрелами, шествие с венками по улицам Портленда, полет на "Дугласе" и поездку по висячему мосту из Окленда в Сан-Франциско.
   И вот я опять покачиваюсь на пружинном сиденье в прохладном купе металлического пульмана. Экспресс несется со скоростью сто километров в час.
   Еще два-три часа езды, и мы увидим множество судов, гигантское скопище небоскребов, людей и автомобилей - поразительный и самый большой город мира - Нью-Йорк.
   В два часа дня 30 июня экспресс остановился в тоннеле Пенсильванского вокзала.
   Не успели мы сойти с подножки вагона, как к нам подошли члены советской колонии. Тут же я увидел многотысячную толпу друзей Советского Союза, пришедших встретить нас.
   На перроне я сразу узнал знаменитого полярного исследователя доктора Стифансона. Его лицо было знакомо мне по портретам.
   Мы обменялись приветствиями и направились к выходу. Толпа, забрасывая нас цветами, не переставала кричать по-русски и по-английски:
   - Да здравствует Советский Союз!
   - Да здравствуют советские орлы!
   Нас посадили в открытые автомобили, и, сопровождаемые эскортом полисменов и пронзительным воем сирен, мы опять помчались по улицам Нью-Йорка к мэру города.
   Сан-Франциско, Чикаго и Вашингтон подготовили нас к Нью-Йорку. В первые минуты этот город меня не ошеломил. Лишь некоторое время спустя я увидел, как он грандиозен. В своем великолепии и сверкании, размеренный и неудержимый. Нью-Йорк - это то, чего достигла Америка, высшее проявление американского духа. На узком, скалистом острове Манхеттен - 13 миль в длину, две в ширину - за одно столетие вырос величайший город мира. 10 миллионов живет на этом пространстве. Тысячи судов входят в главный порт американской метрополии, много линий железных дорог вытягиваются лучами, пучками рельсов - во все стороны - из подземных вокзалов.
   Вокруг Нью-Йорка много фабрик, и они работают на Нью-Йорк. Из десяти миллионов его жителей половина работает для того, чтобы другая половина могла жить, работать, есть и веселиться. Миллионы заняты тем, чтобы изо всех сил, с величайшим напряжением поддерживать ни на секунду не прекращающийся бег всего того сложного механизма, который гонит деньги и переделывает лицо земли.
   Здесь в каждом небоскребе - тысячи клеточек и людских загородок. Они не для жилья. Все это конторы и канцелярии, штабы армии, солдаты которой находятся где-нибудь за тысячи верст отсюда. Вот здание "Стандард ойл компани", той самой, которая до войны держала в своих руках 90 процентов мировой добычи нефти. Отсюда отправляются экспедиции для исследований и открытий; ученые дают свои заключения биржевикам, финансисты обдумывают Планы дипломатических кампаний или решают судьбы войны и мира. Это не преувеличение: "Стандард ойл компани" имеет своих дипломатических представителей во всех странах. Именно из ее кабинетов некогда последовало решение начать войну в Мексике, где обосновались главные керосиновые соперники - англичане. Из Нью-Йорка отправляли ружья генералу Карранце, когда Лондон начал посылать их генералу Вилла. Финансисты и торговцы, бывалые политики и опытные организаторы составляют командный состав этого подлинного государства в государстве.
   Все правления банков, акционерных компаний, трестов и синдикатов, весь мозг американской промышленности и финансов засели в химерических строениях скалистого Манхеттена - и весь Нью-Йорк точно одна исполинская контора и деловой кабинет. Он приказывает, организовывает, и он же получает прибыли или терпит удары биржевых бурь. И для того чтобы наилучших результатов достигло это управление, для того чтобы беспроигрышной оказалась игра, чтобы множилась сила акций и денег, отчетливая работа разума и рационализация здесь доведены до абсурда: ведь логика и математика всегда достигают сверхчеловеческого. Докажите, что ваше изобретение, предложение, проект полезен, даст конкретные результаты, - и десяток гладко выбритых стариков будут обсуждать расходы экспедиции на Венеру - будущую колонию Земли. Все возможно, предел не поставлен, открыты все пути изобретательности, авантюризму, смелости, использованы все ресурсы знания, таланта, науки, техники. Погоня за долларом, стремление к наживе, нагромождение богатств, борьба трестов и миллиардеров - вся низменная алчность тщеславия и корысти приобретает пламень страсти, доходящей до головокружительной отвлеченности, до подлинного пафоса и гордости. Все в неудержимом движении - расчерченном циркулем, по строгим линиям, по законам неукоснительности. Все - до пределов, до исчерпания, до полной отдачи, - так, чтоб до изнеможения работал мускул, чтоб до смертельного разрыва билось сердце, чтоб до облаков возносилось строение, до бесконечно малого дошел бухгалтерский расчет, до цифр непредставляемых - богатство.
   Но Нью-Норк знает не только тех, кто чего-нибудь добился - на его шумных улицах или во вне их. Он хорошо знает и неудачников, тех, кто проиграл в дикой войне за себя против всех, кого не приняла жизнь. А ее закон беспощаден за океаном - упавшего затопчут ослепленные легионы, ведущие борьбу за доллар. И в этом испытании борьбой, трудом, голодом хуже всего пришлось эмигрантам. В Нью-Йорке сотни тысяч безработных. Цена человеку ничтожная, одну пару рук всегда нетрудно заменить другой, на смену одному неустоявшему придет целая толпа его голодных и покорных собратьев. Я видел их понурые лица, их потрепанные пиджаки и шарфы вокруг шеи, когда в зловещем сумраке нью-йоркского утра они убирали мостовые, готовя их к дневному движению. Я видел стариков с трясущимися, посиневшими руками - эти руки много работали, но ничего не скопили. В маленькие бары, куда не любит заглядывать полиция, нью-йоркское море выбрасывает обломки крушения отработанный человеческий материал, ненужные рабочие руки, деклассированных жизненных калек, обреченных на медленную смерть или тюрьму. В этом огромном капиталистическом городе четырнадцатилетние, пятнадцатилетние девочки-негритянки предлагают себя:
   - Только доллар!.. Только доллар!..
   В Нью-Йорке нас встречал сам мэр города, приземистый человек с полным румяным лицом. Когда-то мэр был американским консулом на Балканах и поэтому знал много славянских и русских слов.
   - Как вам нравится село Нью-Йорк? - спросил он.
   Мы поделились нашими первыми впечатлениями. Потом мэр попросил нас вместе с ним сфотографироваться. В Америке отказаться от этого нельзя. Больше того: во время съемки нужно обязательно принять ту позу, которую вам предлагают.
   Меня и Георгия Филипповича попросили стать боком к аппарату и, повернув головы, смотреть в объектив, Валерий жал руку мэра.
   Сделав официальный визит городским властям, мы поехали в советское консульство, расположенное в небольшом особняке на 61-й стрит. Эта тихая улица выходит к Центральному парку.
   Я с Георгием Филипповичем вышел осмотреть парк. День был жаркий, мы сняли пиджаки.
   В Америке можно ходить по улицам без пиджака, но войти в дом или в магазин, не надев пиджака, считается неудобным.
   В парке мы долго бродили по дорожкам и висячим мостикам, осмотрели зверинец, полюбовались озером. На траве под деревьями лежали отдыхающие. В Нью-Йорке в сильную жару разрешается даже спать в парке.
   Незаметно мы обошли холмистую местность, на которой расположен парк, и вернулись в консульство.
   В этот день клуб полярных исследователей, Русско-американский институт культурной связи, Географическое общество, Музей естественной истории и Торговая палата устраивали обед в честь перелета.
   В огромном зале отеля "Валдорф Астория" на Пэрк-авеню, которая иначе называется улицей миллионеров, собрался ученый и культурный мир Америки.
   Среди географов, журналистов, профессоров и государственных деятелей я увидел Вильямура Стифансона, Хэтти и Маттерна, летавших через СССР в Америку, летчика Кеньона, участника экспедиции Эльсворта на Южный полюс, и седого, худощавого негра. Это был Матью Хэнсон, единственный оставшийся в живых представитель экспедиции Роберта Пири к Северному полюсу. Стифансон настоял на том, чтобы негр Хэнсон сидел вместе с нами в президиуме.
   Обед, как полагается, начался с холодной воды и дыни. И сразу же начались речи. Стифансон говорил от своего имени и от имени людей, приславших со всех концов Америки и Европы приветственные телеграммы.
   Вильямур Стифансон в то время был известен всему миру как полярный исследователь. Ему было 58 лет, но он бодр, моложав и полон надежд на окончательное завоевание Арктики. Прямая рослая фигура путешественника, закаленного в суровых переходах, в борьбе со льдами, с пургой и вьюгой, подчеркивала в нем человека твердой воли, покорителя и сына природы.
   Стифансон подолгу бывал в Арктике. Его экспедиция 1913 - 1918 годов, задуманная как исследование островов архипелага Парри, расположенных к северу от берегов Канады, и прилегающей к островам части Ледовитого океана, была хорошо снаряжена. Экспедиция располагала несколькими судами, которые должны были двигаться летом вдоль северных берегов Канады и вдоль берегов отдельных островов и устраивать в намеченных местах базы.
   Однако исследовательские работы Стифансон проводил очень ограниченными группами - по три-четыре человека. Иногда он не брал даже собак. С 1913 по 1918 год Стифансон исходил и изъездил всю западную часть архипелага Парри.
   Экспедиция продолжалась пять с половиной лет. Стифансон подробно изучил американский север в условиях зимы и лета. Он знал, что такое полярная ночь и что такое полярное лето. Едва ли кто другой из исследователей обладал таким разносторонним опытом передвижения и существования в Арктике, как этот скромный и простой человек.
   Экспедиция Стифансона была чрезвычайно продуктивна. Он открыл новые острова, о существовании которых до него не было никаких сведений: остров Борден, расположенный на 78-й параллели, остров Мейген на 80-й параллели и остров Лоуфид на широте 77°30'. Стифансон не только открыл эти острова, но и сделал их географические начертания с подробным описанием.
   К островам этим нет доступа по воде, подобно тому как, например, к нашим островам Земли Франца-Иосифа. В летнее время суда стифансоновской экспедиции могли только пройти к берегам самого южного острова - Земли Бенкса. К остальным островам Стифансон проходил на лыжах, в редких случаях на собаках. Опасность подстерегала отважных полярных путешественников на каждом шагу. Арктика не прощает ошибок! В декабре 1916 года на Земле Бенкса погибли два участника экспедиции Бернард и Томсон.
   От полуострова Изаксона, расположенного на 79°30' широты, Стифансон проделал санный рейд в Ледовитый океан и достиг широты 80°30'. Экспедиция Стифансона открыла на острове Мельвиля залежи бурого угля, годного к употреблению как местное топливо. Экспедиция установила, что на островах водятся мускусный бык, карибу (северный олень), белые медведи, волки, песцы, тюлени. Стифансон делал неоднократные переходы, не взяв с собой почти никакого продовольствия, - убивал карибу, нерпу, медведя и готовил из мяса пищу. Стифансон собрал огромный исследовательский материал о погоде в Арктике в условиях лета и полярной ночи.
   По научным результатам полярная одиссея Стифансона не менее значительна, чем экспедиция Амундсена, предпринятая знаменитым норвежским ученым, в 1903 году для изучения магнитного полюса и установившая так называемый Северо-западный проход.
   Из своих исследований Стифансон сделал обобщение огромной важности: Арктика не так уж сурова, как иногда ее изображают. При некоторых навыках человек может существовать здесь, занимаясь охотой.
   Эти взгляды Стифансон изложил в большом труде, который он назвал "Гостеприимная Арктика". В дни подготовки к нашему перелету через Северный полюс мы использовали эту книгу, переведенную, хотя и не полностью, на русский язык. В ней мы нашли и подробные географические описания, и рассказы о способах передвижения по островам и по льду, и приемы приготовления пищи, и способы охоты, и много других ценных сведений, которые мы прочли с интересом и с благодарностью к автору.
   А со страниц объемистой книги на нас смотрело мужественное лицо человека, идущего покорять природу, не боящегося трудностей и лишений.
   И вот сейчас этот человек сидит перед нами. У него мягкие черты лица. Светлые, тронутые сединой волосы зачесаны назад. Взгляд серых глаз простой, ясный. Говорит Стифансон не спеша. Жесты размеренны и неторопливы. Он рад быть нам полезным даже сейчас, после нашего перелета. Поэтому он иногда встает со стула и что-то ищет для справок.
   Стифансон хорошо знает не только свою, американскую, но и советскую Арктику. Он знаком со многими нашими полярниками и признает, что СССР в работе по освоению Севера далеко опередил другие страны. Стифансон тепло отзывается о советских ученых и с уважением относится к нашей стране.
   Полярный исследователь пришел в советское консульство пешком. Я заметил, что он принес с собой какой-то сверток.
   - Какова ледовая обстановка в Арктике и в районе архипелага Парри? поинтересовался Стифансон в первую очередь.
   - Везде сплошной лед, - сказал Валерий, - Чистую воду мы видели только у берегов Канады, близ Пирс-Пойнта.
   - Мало чистой воды, - подтвердил Байдуков, - Небольшое озеро...
   Стифансон оживился:
   - Я так и знал! В июне там обстановка еще вполне зимняя.
   Мы попросили доктора Стифансона рассказать о характере льдов в том районе, где он путешествовал. Он очень обрадовался нашему вопросу и начал подробное и обстоятельное повествование:
   - Летом в полосе двести - триста миль от берега появляется много больших разводий. А затем эта чистая вода покрывается молодым льдом. Под влиянием ветров н течений молодой лед торосится. Огромные ряды остроконечных ледяных нагромождений делают эту зону труднопроходимой. А дальше, в глубь океана, лед имеет возраст в несколько лет. Торосы там сглажены дождем, ветром и солнцем, местами покрыты снегом. На сплошном ледовом покрове океана между трещинами и торосами встречается много ледяных полей, на которые может сесть самолет. После моей последней экспедиции мне стало ясно, что только авиация поможет нам исследовать просторы Арктики.
   - Почему острова Мельвиля, Патрика и Бенкса кажутся с самолета желто-коричневыми? - спросил я Стифансона.
   - Это очень интересное явление, - ответил Стифансон. - Поверхность всех островов, расположенных западнее сотого меридиана западной долготы, даже зимой не полностью покрыта снегом. Растительность на этих островах довольно скудная, и поэтому земля имеет желто-коричневую окраску. Причина кроется в малом количестве осадков, которые выпадают зимой в этом районе. Острова же восточнее сотого меридиана и вся Гренландия, наоборот, покрыты ледниками. То, что за лето успевает растаять, с избытком компенсируется осадками в виде снега, который летом превращается в лед. Толщина ледников может достигать там нескольких сот метров.
   Мы с интересом слушали рассказ Стифансона. Он поднялся с кресла и распаковал сверток. В нем оказались карты и книги на английском языке. Это были его труды - описание экспедиции в Арктику. Каждому из нас он подарил свою книгу с надписью и карту. Последняя представляла для меня особую ценность, так как на ней были обозначены все радиостанции, посты и зимовки в американской Арктике.
   - Я вам тоже кое-что подарю, - сказал Байдуков. - Вот двадцатикопеечная монета. Она была у меня в кармане во время перелета через Северный полюс.
   Байдуков был прав, предлагая такой "подарок". Американцы ценят различные сувениры. Стифансон остался очень доволен.
   - Советский Союз, - сказал он, - больше, чем другие страны, прикладывает усилий к исследованию Арктики. Во имя науки советские летчики перелетели впервые в мире из СССР в Америку через Северный полюс. А ведь другие страны давно бы могли послать аэропланы в Арктику. Вы перелетели Северный полюс во время полярного дня. Но я считаю, что вы перелетите Арктику еще раз - полярной ночью.
   Стифансон еще долго излагал свои мысли о том, что полярной ночью в Арктике бывает достаточно светло от луны и от северных сияний, что в это время часто стоит безоблачная погода, отличная видимость и что экипаж самолета будет себя чувствовать не хуже, чем полярным днем.
   Стифансон расспрашивал нас о советских исследователях Арктики и о высадке научной экспедиции на Северном полюсе. Он выразил твердую уверенность, что в недалеком будущем мы наладим регулярное воздушное сообщение между СССР и Америкой через Арктику.
   2 июля состоялась самая интересная из наших встреч - митинг американских рабочих и коммунистов с вашим участием.
   Это было грандиозное мероприятие. Его устраивали Общество друзей Советского Союза и редакция журнала "Совиет Рашен тудей" ("Советская Россия сегодня").
   Еще задолго до начала у дверей манежа 71-го полка на 34-й стрит выстроилась многотысячная очередь желающих выразить свои симпатии летчикам Советского Союза.
   Зал манежа напоминал закрытый спортивный стадион - его размеры позволяли проводить футбольные тренировки. Трибуна была украшена флагами СССР и США. Висели огромные плакаты: "Америка приветствует советских пионеров воздушных сообщений!", "Вперед - к организации регулярных трансполярных рейсов!".
   Двенадцатитысячная толпа, ожидая нашего появления, пела международный пролетарский гимн. Едва мы успели переступить порог манежа, как многотысячный зал встал со своих мест. Рукоплескания и оглушающие крики приветствий слились со звуками "Интернационала". Мы стали жестами просить собравшихся сесть на свои места. Но это вызвало лишь новый взрыв аплодисментов. Прошло десять минут. Буря начала утихать. В верхнем ярусе я увидел много негров и негритянок.
   Митинг открыл руководитель Хайденского планетария. Свою речь он начал словами на русском языке:
   - Добро пожаловать, товарищи.
   Далее он отметил значение нашего перелета.
   - Американский народ восхищен советскими летчиками. Мы приветствуем вас как товарищей, - обратился он к нам. - Мы вас любим, потому что вы помогли нам лучше узнать Советский Союз. Вы не только покорители арктических пространств, но и вестники человеческой правды.
   Потом выступал Вильямур Стифансон. Он говорил об огромной научной работе СССР на Севере, о том, что исследователи Арктики во всем мире благодарны Советскому правительству за активную и постоянную поддержку, которую оно оказывает в течение нескольких лет исследователям Арктики.
   Теплую речь произнес и летчик Кеньон, принимавший участие в экспедиции на Южный полюс.
   - Я не оратор, а рабочий-летчик, - сказал он. - И я очень хорошо понимаю, какие трудности пришлось преодолеть нашим гостям во время полета через Арктику.
   Зал гремел рукоплесканиями. Где-то в глубине манежа раздалась песня "Авиационный марш". Песня ширилась, неслась навстречу нам. Присутствующие поднялись со своих мест, захлопали в ладоши, в знак одобрения засвистели. Напрасно председательствующий старался успокоить зал. Овации, не утихали. Чкалов долго не мог начать говорить.
   Наконец приветственные крики стихли. Но достаточно было Валерию произнести первую фразу, сказав, что наш полет принадлежит рабочему классу всего мира, как с новой силой вспыхнули овации...
   Приближался час нашего отплытия в Европу. Решено было отправиться на пароходе "Нормандия", в первом классе. Тут свои порядки. Вечером, например, мужчины должны появляться в парадных костюмах для приемов или токсидах (так в Америке называется смокинг). Мы были озабочены приобретением вечерних туалетов.
   Георгий, конечно, заупрямился. Он начал доказывать: