Бенцони Жюльетта. Катрин и хранитель сокровищ

   Маленький домик был завален таким толстым слоем снега, что походил на белый сугроб, но в его маленьких окошках, совсем желтых от света внутри, было что-то домашнее и вселяющее уверенность. Счастливая и спокойная, Катрин позволила друзьям позаботиться о ней… Руки у Ландри были сильные и заботливые… Около дома залаяла собака. Потом дверь открылась, и в освещенном дверном проеме появился черный женский силуэт.
   — Это мы, — сказал Ландри. — Все прошло хорошо…
   — Ты вызволил ее? — голос был приятный, низкий, хорошо поставленный. Женщина слегка грассировала, но ее бургундский акцент был почти незаметен.
   — Заходите быстро, — сказала она, отступая назад, чтобы впустить их.

Глава седьмая. САРА ПОДОЗРЕВАЕТ

   Женщину, которая раскрыла перед Катрин двери своего дома, звали Пакеретта, и у нее была репутация колдуньи, но колдуньи совершенно особого свойства, не имеющей ничего общего с отвратительной, грязной и беззубой старухой из сказок. Ее бедный маленький деревянный дом с земляным полом был так же безупречно чист, как дом фламандского бюргера, а железная кастрюля, висящая над огнем, блестела как серебряная. Самой же Пакеретте не могло быть больше двадцати. Она была одной из тех белокурых бургундских красавиц, сильных и стройных, как молодое дерево, у которых цвет лица напоминает дикую розу, а густые волосы — золотой тростник. Волосы Пакеретты были такими пушистыми и густыми, что белый полотняный чепец не мог надежно спрятать их. У нее было великолепное тело, полное и округлое, но не отяжелевшее, и гладкая кожа. Губы, открываясь в улыбке, обнажали ровный белый блеск безупречных зубов.
   Но Катрин плохо воспринимала окружающее. Когда ее внесли в дом, она заметила только две вещи: веселое пламя, пляшущее в очаге, и постель — снежно-белое гнездышко за красными саржевыми занавесками, которые раздвинули, чтобы уложить ее. Выпив суп, приготовленный для нее хозяйкой, Катрин погрузилась в тяжелое забытье, и все ужасы и страданья, которые выпали ей на долю за последние несколько дней, в один миг стерлись из памяти. Она была просто ошеломлена, когда, проснувшись на следующее утро, обнаружила, что вместо темной и зловещей комнаты, в которой она была заперта в крепости, ее окружает такая уютная деревенская обстановка.
   Ей пришлось напрячь свою память, чтобы вспомнить, что же на самом деле случилось в ту роковую ночь, щедрую на необыкновенные события: смерть двух тюремщиков, ее побег, чудесное появление Сары… Но Ландри стоял у постели, ожидая ее пробуждения; он нежно улыбнулся ей, заметив, как она, открыв глаза, удивилась и испугалась.
   — Ну же, — сказал он мягко, — теперь нечего бояться.
   Все в порядке. Вы здесь в полной безопасности.
   Похоже, Катрин верила в это с трудом. Ее глаза блуждали по комнате, рассматривая все подряд, но постоянно возвращаясь к огню, которого ей так не хватало в тюрьме. Снегопад прошел, и даже светило солнце. Его бледное сияние отражалось от снежного покрова, и этот блеск наполнял маленький домик.
   — Солнце… и огонь! — вздохнула Катрин со слабой улыбкой.
   В этот момент вернулись Сара и Пакеретта, которые ходили в хлев доить козу. Они принесли несколько кругов сыра и ведро, наполовину наполненное молоком. Обнаружив, что Катрин проснулась, Сара бросилась обнимать ее, плача и причитая, что ее госпожа стала такой худой и изможденной. Тем временем Пакеретта с любопытством разглядывала беглянку из крепости. Ландри сказал, что эта женщина — жена государственного казначея и любовница всемогущего герцога Бургундского. Однако Пакеретте трудно было в это поверить, глядя на изнуренное создание, лежащее перед ней грязной и со спутанными, потерявшими блеск волосами, даже Сара теперь, когда первое душевное волнение улеглось, разглядывала Катрин с отчаянием.
   Кто бы мог сказать, что это бледное лицо, эта исцарапанная и кровоточащая шея принадлежат блестящей госпоже де Брази?
   — Какой ужас! — прошептала она. — До какого состояния он тебя довел, Боже праведный!
   — Главная беда — что она отвратительно грязна! — весело сказал Ландри. — На вашем месте я бы дал ей немного молока и начал приводить ее в порядок…
   — Я согрею воды, — одобрительно сказала Пакеретта и сняла с крюка ведро, чтобы набрать воды из колодца.
   Пока Катрин пила молоко, а Сара готовила все необходимое, чтобы помыть ее и привести в порядок, они объясняли Катрин, как она тут оказалась. Ландри рассказал, что он встретил Сару в таверне Жако де ла Мера накануне дня спасения Катрин. Оказалось, что Ландри часто проводил там вечера. Сара появилась там как раз в тот день, бросив Станко — цыгана, из — за которого она оставила Катрин, и его табор в окрестных лесах Пака.
   — Она не осмелилась пойти в твой дом, — добавил молодой человек.
   — Мне было стыдно, и я чувствовала себя виноватой, честно призналась Сара. — Мне жутко хотелось тебя повидать, но я боялась посмотреть тебе в глаза. Все же меня неодолимо влекло в Дижон, и я пошла к Жако узнать, что происходит. Когда я услышала о твоем исчезновении, я подумала, что с ума сойду и что это, верно, Бог наказывает меня за то, что я забыла свой долг. И я умолила Ландри позволить мне прийти и помочь разыскать тебя.
   — Мы караулили по очереди, — сказал Ландри. — А что случилось потом — ты знаешь. В ту ночь, когда я оставил тебя в крепости, я вернулся в Дижон, чтобы привезти Сару. Что касается Пакеретты… — он привлек девушку к себе, по-свойски обняв ее одной рукой за талию и смачно поцеловав ее в губы, — я познакомился с ней тоже в таверне Жако, примерно год назад. До этого она жила в Фонтене со своей матерью, но старуху-мать схватили и сожгли, как ведьму. Пакеретте пришлось бежать. Она спряталась у Жако. Но в Дижоне ей трудно было дышать: ей нужна воля, сельская местность. У Жако был двоюродный брат, который умер в то самое время, и Жако отдал ей домик, и вот мы здесь. В Малене ей бояться нечего, разве что герцог решит привести сюда войска и уничтожить всю деревню.
   — Но почему он должен это сделать? — спросила Катрин. — Ведь этому месту принадлежит право церковного убежища? Я думала, что эта земля принадлежит церкви.
   Разве ты не говорил мне, что крепостью владеет аббатство Сен-Син?
   — Да, безусловно, хотя этот настоятель добродетельно отрицает такую связь, — сказал Ландри, смеясь. — И это место действительно является убежищем. Хотя и не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово, скорее, наоборот. Причина, по которой никто не приходит сюда, проста: деревня населена практически одними колдунами. Всем это известно. Так что одной больше или меньше — какая разница. Пакеретта живет здесь в мире, в покое, а твой муж знал, что делал, заперев тебя в старой крепости. Добрые люди в округе и близко не подходят к этим местам, разве что их кто-нибудь заставит.
   Говорят, что в крепости водятся привидения, а деревня проклята…
   Пока Ландри говорил, Сара наполнила большую лохань горячей водой и поставила ее перед огнем.
   — Хватит болтать! — крикнула она, подталкивая Ландри к двери. — Давай пойди погуляй. Чтобы помочь Катрин искупаться, мужчина не требуется.
   Ландри со вздохом натянул свою старую кожаную куртку, сунул за пояс кинжал и свистнул собаку Пакеретты.
   — Ладно, я прогуляюсь по лесу. Может, найду какую-нибудь дичь. Мяса зимой всегда не хватает…
   Когда он вышел, Сара помогла Катрин встать на ноги и снять изодранную рубашку, потом усадила ее в лохань с теплой водой. Когда Катрин всем телом почувствовала воду, она удовлетворенно вздохнула. После длительного сна в удобной постели больше всего на свете ей хотелось принять теплую ванну. Она в жизни не чувствовала себя такой грязной. Разглядывая свою кожу и волосы, она испытывала стыд и отвращение. Если бы ей пришлось провести в этой отвратительной тюрьме несколько месяцев, ее внешность пострадала бы необратимо… Катрин с наслаждением погрузилась в воду, наблюдая через окно, как Ландри идет к лесу, а собака бежит следом за ним.
   Сара же в это время нежно обмывала поврежденные участки кожи у нее на шее и смазывала их бальзамом.
   Пакеретта пошла вместе с Ландри, чтобы составить ему компанию, и Катрин видела, как она нежно прижималась к плечу молодого человека.
   — Это Пакеретта, — обратилась она к Саре, — она подружка Ландри, как ты думаешь?
   — Она его любовница, и у меня складывается впечатление, что она безумно влюблена в него. Но я не знаю, что он о ней думает. Любит ли он ее? Трудно сказать.
   — Думаешь, она действительно колдунья? Она непохожа на колдунью…
   — Говорят, что это болезнь, которая переходит от матери к дочери. Все равно, даже если она и не колдунья, никто этому не поверит — это противоречило бы привычному порядку вещей.
   — И все-таки ты-то что думаешь?
   Сара пожала плечами и намылила тряпицу, которой она мыла тело Катрин. Кожа постепенно приобретала нормальный цвет, если не считать синяков и царапин, которыми она пестрела.
   — Не знаю, я бы не поручилась, что это не так. Она, знаешь ли, странная девушка. Я часто видела ее у Жако мужчины побаивались ее, так она на них смотрела.
   Вспомнив странные глаза Пакеретты — один голубой, а другой карий. — Катрин подумала, что в этом что-то есть. Но вскоре она позабыла о своей хозяйке: было так приятно почувствовать себя вновь чистой! Сара помогла ей вылезти из лохани и усадила перед огнем сохнуть.
   Затем она принесла еще воды, чтобы вымыть и голову.
   Катрин делала все, что ей велели, послушная, как ребенок. Было так приятно отдаться умелым рукам Сары, как в те дни, когда она была маленькой. Грязь и усталость, казалось, мгновенно покинули ее. Она чувствовала себя заново родившейся.
   Когда вернулась Пакеретта, она на мгновение застыла на пороге с вязанкой дров в руках, открыв рот при виде зрелища, представшего ее глазам. Катрин сидела с закрытыми глазами на скамеечке у огня и, казалось, дремала; розовые блики падали на ее тело, завернутое в кусок белой ткани, оставлявшей обнаженными стройные ноги и прекрасные плечи. Сара стояла сзади нее, вновь и вновь проводя гребнем по золотой массе густых волос, еще влажных после мытья, но самых тонких и длинных, какие доводилось видеть Пакеретте. Возможно ли, чтобы женщина, которая накануне выглядела вызывающей жалость нищенкой, серой, что испачканное кровью создание превратилось в это сияющее существо?
   — Будь так добра, закрой дверь, — сказала Сара, поворачиваясь к ней. — Холодно.
   Пакеретта послушно захлопнула дверь, но ее разноцветные глаза нехорошо сощурились, и Сара заметила, как она смотрела на Катрин. Неожиданно открывшаяся красота Катрин подействовала на Пакеретту как удар хлыста.
   Сара почувствовала ревность, разъедающую душу девушки, как если бы сама ревновала. Она решила в будущем особо не доверять Пакеретте и незаметно наблюдать за ней.
   В этот вечер Ландри дернулся поздно, весь в крови, шатаясь под тяжестью молодого кабана, которого убил кинжалом. Он был совершенно без сил, хотя и очень доволен собой. Но когда он увидел Катрин, вновь свежую и прелестную, в простом синем шерстяном платье Пакеретты, его радости не было предела. Он обнял ее за талию и поднял в воздух.
   — Так-то лучше! — воскликнул он. — Как ты хороша, моя Кэти, самая хорошенькая девушка на свете! Вот только слишком худенькая… ну, да это поправимо…
   Он поцеловал ее в обе щеки и поставил на ноги. Затем он повернулся к Пакеретте.
   — Я голоден, — сказал он.
   — Суп готов.
   Голос девушки был спокоен, как гладкая поверхность пруда У мельницы, но Сара заметила ярость, мелькнувшую в ее глазах, когда Ландри обнял Катрин. Определенно, девушка ревновала, и Сара сомневалась, что из этого выйдет что-нибудь хорошее.
   После ужина состоялся «военный совет». В крепости пока никто не подавал признаков жизни; казалось маловероятным, что двоих мертвецов уже обнаружили. Но Гарэн должен был вскоре вернуться, и было бы неосторожно подвергать Катрин риску: на нее могли донести, если бы кто-нибудь из жителей деревни заметил, что она живет у Пакеретты.
   — Лучше всего было бы предупредить монсеньора Филиппа, — сказал Ландри. — Но только это требует времени. Он сейчас в Париже.
   — А мессир де Руссэ? — спросила Катрин. — Разве он не в Дижоне?
   — Думаю, да, но он не сможет много для тебя сделать. Нравится тебе это или нет, Гарэн все еще твой муж. Он имеет на тебя все права, и никто, даже капитан гвардейцев, не может помешать ему забрать тебя снова к себе. Герцог — единственный человек, которого Гарэн не посмеет ослушаться. Завтра я отправлюсь в Париж.
   Ясно было, что это самое разумное решение, но Катрин не могла подавить тревогу: Ландри уедет! Пока молодой человек был с нею, она ничего не боялась. Он был сильным, храбрым, веселым! Совсем как прежний Ландри, которого она когда-то знала.
   — Почему бы нам не подождать здесь, пока герцог вернется? Возможно, он уехал ненадолго.
   — С ним никогда ничего не известно, — сказал Ландри.
   — Мне придется уехать и найти герцога в Париже. Тогда он сможет отдать приказы, необходимые для обеспечения твоей безопасности, и это помешает твоему мужу причинить тебе какое-нибудь зло. Если бы ты не была… в таком состоянии, я бы просто взял тебя с собой, но путешествие отсюда в Париж долгое, а дороги небезопасны. Одному мне ничто не будет угрожать, и я быстрее вернусь. Ну, пожалуйста, улыбнись. Ты прекрасно знаешь, что я пекусь о твоем благополучии больше, чем о чем-нибудь в мире!
   В последние слова он вложил столько чувства, что Сара невольно взглянула на Пакеретту. Та убирала со стола грязную посуду; лицо ее было бесстрастным, как камень.
   — Я приготовлю тебе что-нибудь в дорогу, — сказала она, не глядя на Ландри.
   В ту ночь Сара (она спала вдвоем с Катрин на постели, которую им великодушно уступила Пакеретта) вдруг проснулась; ее разбудило то шестое чувство, которым в большой степени обладают кочевые племена. Огонь уже потух, и дом был погружен в темноту, но цыганка скорее почувствовала, чем увидела, что кто-то стоит у кровати. Она старалась не дышать; Пакеретта должна была спать в мансарде над ними, а Ландри — в хлеву с козами и со своей лошадью. С той стороны кровати, где спокойно спала Катрин, послышалось слабое шуршание. Сара могла бы поклясться, что там кто-то есть — . Она уже собиралась вскочить с постели и зажечь свечку, но в этот момент послышались легкие шаги; было отчетливо слышно, как кто-то двигается к двери. Дверь бесшумно открылась, и Сара увидела силуэт женщины. Затем дверь торопливо захлопнули. Сара не колебалась. Она натянула чулки и башмаки, набросила шаль и тихонько, чтобы не разбудить Катрин, вышла следом. Как раз в этот момент со стороны курятника появилась Пакеретта, она несла что-то под своим просторным черным плащом. Сара едва успела спрятаться в тени. Колдунья быстро двигалась к лесу, который находился за домом.
   Отойдя немного от дома, она остановилась и зажгла лампу, затем заторопилась дальше, углубляясь в лес. Ее поведение казалось таким странным, что Сара последовала за ней. Для чего Пакеретте могло бы понадобиться выходить из дома в такую темную ночь?
   С наступлением темноты потеплело, снег таял на земле и на ветвях деревьев; время от времени на землю падали пушистые белые комки. Пакеретта шла быстро.
   Саре приходилось торопиться, чтобы не отстать. Свет лампы, раскачивающейся впереди между деревьями, указывал ей направление движения. Девушка шла по едва различимой тропинке, огибающей склон горы, мимо огромных мокрых валунов, к вершине покрытой лесом горы. Неожиданно свет лампы исчез так внезапно, будто она провалилась сквозь землю. Сара на мгновение остановилась, растерявшись во всепоглощающей темноте.
   Затем она двинулась к тому месту, где погас свет лампы.
   Постепенно ее глаза привыкли к темноте, и она нашла дорогу без больших затруднений. Вскоре она поняла, где пропал свет. Дорожка шла вдоль массивной скалы, в которой была расщелина, такая узкая, что в нее с трудом мог бы протиснуться один человек. Сара была уверена, что Пакеретта могла скрыться только в этой щели; она на минуту прислушалась, и ей показалось, что до нее долетел приглушенный шум голосов. Она обругала себя за то что не захватила с собой никакого оружия, но смело вступила в расщелину и начала нащупывать дорогу вдоль узкого прохода, который вел к самому сердцу скалы. Вскоре проход расширился, темноту прорезал серый свет, а звук голосов стал громче. Странные причитания доносились откуда — то из недр земли, из дальнего конца Этого странного коридора. Сара поспешила вперед, ступая более уверенно, — ведь путь теперь был освещен.
   Туннель спускался все глубже и глубже под землю, земля под ногами была сырой и скользкой, но воздух был теплее. Затем туннель сделал крутой поворот, и Сара очутилась перед ярко освещенным проемом, наполовину заслоненным упавшей скалой; рядом она нашла подходящий камень, за которым и спряталась, чтобы оттуда наблюдать за происходящим.
   То, что она увидела, заставило ее торопливо перекреститься. Проем в скале вел в большую пещеру, где горел огонь. За огнем было что-то вроде высеченного из самой скалы алтаря, на котором стояла грубо сработанная деревянная статуя, изображающая существо с телом мужчины и головой козла; между рогами горели три черные восковые свечи. Дюжина мужчин и женщин разного возраста в крестьянском платье полукругом сидели на корточках по обе стороны статуи. Они были абсолютно неподвижны, и Сара могла бы их принять за статуи, если бы не песня, слетавшая с их губ. Старик с длинными, как у женщины, седыми волосами стоял перед ухмыляющимся идолом. Он наклонился к Пакеретте, спрятав руки в рукава длинного, черного, спадающего до земли облачения, украшенного кабалистическими символами. Девушка откинула капюшон и стояла перед ним на коленях с непокрытой головой. Она ему что-то говорила, а он отвечал ей, но Сара была слишком далеко и не слышала, о чем они говорили.
   Она решила, что случайно попала на сборище ведьм Малена в тайном храме, где они совершали обряды в честь своего господина — сатаны.
   Вдруг Сара увидела, как Пакеретта протянула старику что-то сверкающее. Это была прядь золотистых волос, и Сара поняла, что они, должно быть, принадлежали Катрин. Ведьма отрезала прядь ночью, когда проснулась с ощущением, что кто-то стоит у кровати.
   Старик разделил прядь на две части: одну спрятал где-то в складках своей одежды, а другую сжег, тщательно собрав пепел. Тогда Пакеретта протянула ему черного цыпленка (таким образом объяснился ее визит в курятник). Колдун положил цыпленка на алтарь и одним взмахом ножа отсек ему голову. Кровь, хлынувшую из шейки, он собрал в деревянный сосуд, часть ее смешал с пеплом сожженных волос, затем добавил к смеси немного муки и поднес этот отвратительный пирожок к ухмыляющемуся рту идола.
   Пакеретта распростерлась на земле лицом вниз, а хор колдуний пел все громче и громче; они пели и ритмично покачивались. Сара встряхнулась, чтобы избавиться от исподволь охватившего ее от нехорошего чувства, вызванного этой сценой. Она поняла, что Пакеретта, не будучи уверенной, что ее собственного колдовства достаточно, прибегла к помощи более могущественных сил в борьбе против своего врага.
   Старик закончил заклинания и повернулся к Пакеретте. Он обмакнул палец в черного цыпленка и начертил у нее на лбу крест. Затем нагнулся, поцеловал ее в губы и протянул ей пакет, содержащий какой-то порошок. Он прошептал ей что-то на ухо и указал на выход.
   Этот жест предупредил Сару: Пакеретта собирается уходить. Она должна выскользнуть, прежде чем ее обнаружат. Сара повернулась и побежала к выходу так быстро, как только могла, в спешке ударяясь и обдирая кожу о скалистые стены. Когда она выбралась наружу, то сразу почувствовала себя лучше. Безошибочный инстинкт человека, рожденного и выросшего на лоне природы, вывел ее прямо на тропинку, и она побежала по ней, стремясь вернуться домой раньше Пакеретты. Наконец лес кончился, и она увидела впереди дома. Было очень тихо. Катрин все еще мирно спала. Сара сбросила одежду и скользнула в постель. Почувствовав рядом холодное тело, Катрин наполовину проснулась. Она пробормотала несколько неразборчивых слов, повернулась на другой бок и снова заснула. Через несколько секунд вошла Пакеретта. На этот раз Сара бодрствовала, глаза ее напряженно вглядывались в темноту. Она услышала скрип лестницы, которой пользовалась Пакеретта, чтобы взобраться к себе на чердак. Через минуту маленький домик опять погрузился в тишину, но Сара никак не могла уснуть. Сцена, свидетельницей которой она только что была, убедила ее в том, что Пакеретта, ревнуя, ни перед чем не остановится, чтобы навредить Катрин. Сара не верила в чары сельских колдуний и ни капли не волновалась, что они могут подействовать на Катрин. Просто нужно быть начеку. Но ее беспокоил маленький пакетик, который старый колдун дал девушке: а вдруг он содержит яд?
   Вскоре, однако, эти ее опасения рассеялись. Ближе к рассвету, когда в окнах маленького домика посветлело, Сара увидела, что Пакеретта снова спускается по лестнице. Она не обратила никакого внимания на спящих. Вытащив миску, она насыпала туда пшеничной муки, добавила немного воды и из этого теста стала лепить плоские лепешки и печь их на железной сковородке с длинной ручкой. Сара, наблюдавшая за нею из-под прикрытых век, отчетливо видела, как Пакеретта вытряхнула в тесто содержимое пакетика. Когда лепешки были готовы, Пакеретта отрезала несколько толстых кусков ветчины от свиной ноги, подвешенной на крюке в дымоходе, завернула еду в белую салфетку и сунула сверток в дорожный мешок, который должен был взять с собой Ландри через несколько часов. Сара иронически улыбнулась. Так, значит, этот порошок предназначался для Ландри! Тогда это могло быть только приворотное зелье.
   Чересчур нежные взгляды, которые молодой человек бросал на подругу своего детства, вероятно, убедили его грозную любовницу, что она нуждается в помощи магии!
   Два часа спустя Ландри обнял трех женщин и с веселым «До свидания!» вскочил в седло. Грязь из-под копыт его коня полетела во все стороны. Катрин было немного грустно видеть, как он, пустив коня галопом, пронесся мимо черной, зловещей крепости, и исчез из вида, обогнув подножие горы. Он увез с собой все ее надежды. Внезапно Катрин поняла, что отчаянно хочет видеть Филиппа. Он был единственным, с кем жизнь казалась и легкой, и приятной…
   Снег сменился проливным дождем, который превратил землю в болото, дороги — в лужи, а свет — во влажный серый туман, висящий за окном домика как мокрая занавеска.
   Небеса испускали влагу, что наводило отчаяние и скуку на обитателей земли, и три женщины, оставшиеся под одной крышей (они не выходили из дома из-за ужасной погоды), находили, что выносить такое заточение тяжело. Дождь начался почти сразу же после отъезда Ландри; гром гремел над деревней так, будто намеревался отрезать Катрин и ее двух невольных служанок от остального мира. Через несколько дней обстановка стала почти невыносимой.
   Сара была раздражительна, Пакеретта — неразговорчива, а Катрин чувствовала себя не очень уютно, причем сама не знала отчего. Всякий раз, когда она смотрела в окно, взгляд ее останавливался на замке, мрачный силуэт которого вырисовывался на фоне неба, — огромное, погруженное в тишину здание, прятавшее в своих стенах тайну двух трупов. Но никакого движения не исходило оттуда со времени ее побега. Сара все время была настороже: не вернулся ли государственный казначей? Но он не появлялся. В крепости не было никаких признаков жизни.
   К Катрин постепенно возвращались силы. Из-за беременности она чувствовала себя уставшей, но приступы тошноты прекратились в конце третьего месяца, и в целом все было прекрасно. Она коротала время за работой по дому. Ей приятно было самой разделывать тесто; она училась делать сыр из козьего молока — простая работа, от которой она совсем отвыкла, пока жила в особняке на улице Пергаментщиков.
   Жители Малена, казалось, были невидимками. В первые четыре дня после отъезда Ландри к Пакеретте вообще никто не заходил. Приземистые деревенские дома прятались под нависающими крышами из сверкающей черепицы или небрежно уложенной соломы. Можно было легко представить себе, как внутри этих домов крестьяне удобно устроились у огня и лишь время от времени посматривают на разбушевавшуюся стихию в малюсенькие окошки из толстого стекла или промасленного пергамента.
   И все же на пятый день в дом к Пакеретте зашел мужчина. Самой хозяйки в это время не было дома: она ушла в лес собирать хворост. Сара, занимавшаяся стиркой у очага, испугалась, узнав в посетителе высокого старика, которого она видела в лесной пещере. Не отдавая себе отчета в своих действиях, она встала между пришельцем и Катрин, которая сидела на каменной плите у очага и пряла коноплю.
   — Что вы хотите, добрый человек? — спросила цыганка.
   — Я Друг Пакеретты. Ее нет?
   Сара указала на лес.
   — Она там, собирает хворост, но вы можете ее здесь подождать, если желаете… — Ее голос задрожал: она увидела, что бледно-голубые, как будто выцветшие, глаза чародея устремлены на Катрин. Старик пожал плечами под накидкой из грубой коричневой материи, отделанной овчиной.
   — Нет, я зайду еще. Но…
   Он повернулся с порога.
   — Вы можете передать ей от меня, что Жевре вернулся и что он выполнил поручение, которое она ему дала.
   — Какое поручение? — смело спросила Сара, чьи подозрения вновь пробудились.