Эркюль применяет строжайшие меры: его жена заперта в своей комнате и изолирована от своих дочерей. Происходит невероятное — дочь Людовика XII предстает наконец перед судом инквизиции как заурядная еретичка.
   Она многим рискует, ей грозит сожжение на костре. Судьи тем временем довольствуются тем, что в сентябре 1555 года приговаривают ее к пожизненному заключению с конфискацией имущества. Ее заключают в настоящую тюрьму, но через неделю происходит неожиданная развязка: герцогиня раскаивается, она отрекается от своих убеждений. 21 сентября она сообщает, что хотела бы присутствовать на мессе и в следующее воскресение причащается. Ори уезжает во Францию. Кошмар окончен.
   Что же произошло? Усталость? Желание променять положение заключенной на что-нибудь более приятное? Воспоминания о прошлом? Так или иначе, но супружеская пара продолжает жить как и прежде. И все возвращается на круги своя. Отныне Рене не сходила с прямого пути, по крайней мере внешне.
   Когда ее муж умирает, она решает вернуться во Францию. Ее дочь Анна вышла замуж за герцога де Гиза, а сын Альфонс становится герцогом. Он ненавидит мать, яростно настроен против протестанов и не задумываясь принялся бы за них. Рене покидает Феррар без сожаления, считая, что во Франции она сможет прийти на помощь тем, кого она называет братьями.
   Это было первое, чем она занялась по возвращении, в период многочисленных гонений на гугенотов. Рене верна своим идеалам. В 1562 году в городе поднимается бунт. Несмотря на запрет герцогини, группа вооруженных буржуа занимает церковь с целью помешать протестантам войти туда. Смятение охватывает весь город. Жители осаждают гугенотов в их домах до тех пор, пока герцогиня не присылает вооруженных дворян, чтобы спасти и привести их в замок.
   Герцог де Гиз посылает туда одного их своих капитанов, чтобы осадить и уничтожить «этот гугенотский выводок», но Рене энергично защищается: «Знайте, прежде чем предпринять что-либо, — прокричала она с высоты башни, — в этом королевстве есть только один человек, который может мне что-либо приказать — это король и если ви подойдете, то я буду первой, кто бросится на вас, и мы узнаем, будете ли вы столь отважны, чтобы убить дочь короля». Осада была снята сразу же после того, как Рольро де Мере убил герцога де Гиза в Орлеанскому лесу. И Рене смогла совершить путешествие по Франции, чтобы прийти на помощь протестантам. Она щедра и рассыпает золото без счета.
   Появившись в Монтаржисе после возвращения своего друга адмирала де Колиньи, она попытается примирить католиков и протестанов в своем городе. Открывает в замке маленькую школу для детей протестантов, и едва еще раз не попадает под судебный трибунал. В это время король Наваррский женится на Маргарите де Валуа и, казалось бы, мир должен восторжествовать. Рене отправляется на свадьбу в Париж, и лишь королевская кровь спасает ее в Варфоломеевскую ночь…
   В эти дни она умерла душой, и после возвращения домой 15 июня 1575 года, в среду в 3 часа утра скончалась от приступа лихорадки в своем замке, который она отделала с такой любовью… и который был разрушен в 1810 году.
   Следуя ее воле, ее тело, которое несли 6 нищих, было погребено под плитами одной часовни, не служившей более католическому культу, без какого-либо знака, указывающего на то, что здесь покоится самая смелая, великодушная и… упрямая принцесса этого смутного времени.

ЛА МОТТ-ФЕЙИ. Невеста Цезаря Борджиа

   Одиночество опустошает сердце, но питает ум.
Камилла Белгуиз

   При упоминании об этом замке вспоминается Шинон, куда 18 декабря 1498 года к французскому двору прибыл господин Цезарь Борджиа, сын папы Александра VI, ставший недавно кардиналом святой церкви. Золото и пурпур блистают как на людях, так и на упряжи, хотя никто у Туранжо не обращает внимания на то, что сын Его Святейшества непростой человек, и его следует принимать с большим уважением. Эта роскошь, выставленная напоказ, эта масса золота и пурпура, вызвала лишь насмешливые улыбки, возмущенные взгляды, но никак не настоящее восхищение.
   По крайней мере по его приезде при дворе удалось удержаться от иронии. А для короля Людовика XII Цезарь был человеком, с которым следовало бы держаться внимательно. Кто знает, не спрятана ли в его багаже папская булла, которую французский король так лихорадочно ждет. Булла об аннуляции его брака с бедной Жанной Французской, дочкой покойного Людовика XI, безобразной, хромой и уродливой, но такой доброй! Эта драгоценная булла, благодаря которой Людовик смог бы жениться на женщине, которую он любит и которая была женой его предшественника Карла VIII — Анне Бретонской.
   Но Цезарь решил отдать эту буллу за хорошую цену. Уже стоит вопрос о герцогстве — и в первую очередь о графстве Ди, но он хочет получить еще и жену! И ему не все равно какую: ему нужна принцесса королевской крови. Проболтавшись, Цезарь дает понять королю, что булла у него — вопреки тому, что говорил раньше. Но он отказался отдать данную грамоту, до получения гарантий, что ему найдут жену.
   Это было лишним, Людовик XII был человеком слова. Женившись на своей бретонке, он приступил к исполнению обещания женить Цезаря. Сначала подумали о Шарлотте Арагонской, одной из фрейлин новой королевы. Ее отец, Фердинанд Неаполитанский не любил Борджиа, но, считая, что Цезарь красив, выглядит внушительно и может пленить юную девушку, Людовик XII сажает их рядом за стол. Попытка ничего не дала. Шарлотта откровенно сообщила, что господин Борджиа ей не нравится, и у нее нет никакого желания заразиться от него его болезнью: он болел оспой и иногда был вынужден носить маску, — и еще она не хочет ни за какие деньги показаться смешной и услышать однажды за своей спиной: «Кардинальша». Это катастрофа, тем более, что Цезарь злопамятен. Он оскорблен, говорит, что неаполитанцы рано или поздно заплатят ему, и начинает укладывать вещи. Борджиа собирается вернуться домой, пожаловаться папе и устроить скандал, а Людовик XII может похоронить навсегда свои надежды на герцогство Миланское.
   Отчаявшийся король отдает приказ: дать возможность обиженному Борджиа выбирать между двумя другими фрейлинами королевы: его племянницей Катериной де Фуа и Шарлоттой д'Альбер, сестрой Наваррского короля и племянницей Алана д'Альбера, герцога Генуэзского. Выбор был сделан очень быстро: Шарлотта была блистательной красавицей и, конечно, выбрали ее, «самую прекрасную дочь Франции».
   Но если Цезарь и согласился, то семья Шарлотты еще не была согласна. Начинается торговля. Король Наварры обещает приданое в 120 тысяч экю золотом, из которых он вряд ли заплатит больше половины. Алан д'Альбер обещает еще 30 тысяч экю, но требует кардинальской шапки для брата Шарлотты. Время идет, и Цезарь нервничает.
   Наконец пришли к согласию и составили договор, о котором Цезарь Борджиа сказал: «Очень честный и выдающийся, умный и сдержанный…». Шедевр глупости, позволяющий начать подготовку к свадьбе. К большому огорчению невесты.
   Прекрасной Шарлотте совсем не хотелось стать герцогиней Валенсийской. Помимо того, что он «старый священник», он много потерял в ее глазах, когда его болезнь снова обострилась. Его лицо покрылось оспинами, и ему пришлось носить маску. Это очень романтичная маска, отделанная золотом… При условии, если, не знаешь, что под ней. И, наконец, в глазах наваррской принцессы герцог Валенсийский всего лишь внебрачный сын, хотя и усыпанный драгоценными камнями, но остающийся всегда «мулом». И она не отказывает себе в удовольствии сказать об этом.
   Ну и что? Ей надлежит слушаться воли отца и брата. Но победу над Шарлоттой одержали не мужчины из ее семьи, а женщина — Жанна Французская, которой булла, привезенная Цезарем, разбила жизнь. Теперь, став герцогиней де Берво, она была сослана в Бурже в созданный ею монастырь и позднее будет канонизирована папой Пием XII под именем святой Жанны Французской; это она оказала на Шарлотту большое влияние. Девушка восхищалась, почитала добрую принцессу и осуждала всех, удаливших ее от мирской жизни. У нее в монастыре Шарлотта искала убежища, здесь ее нашли, сюда королева Анна прислала гонца сообщить ей, что Борджиа просит, правильнее сказать требует ее руки, и тогда Жанна Французская, обладавшая достоинством всепрощения и послушная воле Бога, сказала девушке, что она должна подчиниться воле Бога и короля и что ни одной принцессе не удалось еще избежать этого сурового долга, Душа Шарлотты была столь высокой, что она подчинилась, как подчинилась ранее Жанна.
   Шарлотта сдалась. Она поступила так, как ей велела поступить истинная французская королева. Она выйдет замуж за Цезаря, купившего ее. Жанна сделала ей свадебный подарок — маленький замок Ла Мотт-Фейи, чтобы у нее было свое пристанище, если в будущем у нее будут трудности.
   12 мая 1499 года в новой часовне замка Блуа состоялось венчание. Шарлотта в расшитом золотом платье была ослепительна, Цезарь тоже был красив в камзоле, затканном серебром и усыпанном бриллиантами. Но больше всего внимание привлекало белое перо на его шапочке величиной с голубиное яйцо. По окончании торжества Шарлотта осталась в спальне наедине с тем, кто отныне стал ее супругом.
   Как Шарлотта пережила эту ночь? Об этом ничего не известно, кроме дерзкого сообщения о победе, которое Цезарь на следующий день отправил Его Святейшеству. Он пишет, что «миновал восемь постов».
   Хвастает ли он? Можно лишь удивляться столь неожиданной перемене в девушке, не любившей его. Но есть и другая версия, рассказанная Анри Эстьеном. По этой версии Цезарь попросил у аптекаря пилюли, которые помогли бы ему ночью не осрамиться перед женой. Но аптекарь перепутал и дал ему слабительное, таким образом ему пришлось выходить, как об этом рассказали утром дамы.
   Как бы то ни было, на следующий день молодая чета переехала и устроилась в Ла Мот — Фейи. Старые стены и высокие башни, до сих пор сохранившие типичную кладку средневековья, видели по вечерам герцога и герцогиню Валенсийских, появляющихся на горизонте. Они прожили там вместе всего лишь несколько недель, до того, как сентябрьским утром Цезарь вскочил на лошадь, чтобы присоединиться к королю Людовику XII, уезжающему в Италию, где он хотел завоевать герцогство Миланское, а Цезарь мечтал выкроить себе королевство.
   Но он не смог чего-либо достичь из-за смерти Александра VI, которая лишила поддержки этого «колосса на глиняных ногах». После смерти отца Цезарь приказывает Шарлотте с их новорожденной дочкой приехать к нему. Шарлотта не отказывает, но тянет время со знанием дел. Теперь Цезарь должен лицом к лицу столкнуться со своими врагами. Спасаясь бегством из Неаполя, он пытается устроиться на службе в католической Испании. Но его больше нигде не любят. Преданный всеми, он арестован и заключен в испанском замке Медина дел Камино, где умерла Изабелла Католичка. Ему удается бежать в Наварру, где он поступает на службу к своему шурину. И бесславно погибает при взятии Вианы, небольшого городка близ Логроньо 11 марта 1507 года.
   С того момента, как арестован муж, Шарлотта ведет себя как вдова. Она запирается в Ла Мотт-Фейи, откуда выходит лишь для того, чтобы навестить в Бурже свою любимую принцессу. Шарлотта вела святую и благочестивую жизнь до того дня 1514 года, когда в возрасте тридцати двух лет умерла, оставив маленькую Луизу на попечение матери Франциска I.
   Луиза, «маленькая, уродливая, с некрасивым носом и большим лбом, делавшим ее еще более некрасивой», дважды была замужем, сначала за Ля Тремулем, убитым в Павии, а потом за Филиппом Бурбоном, повелителем Бюссе.
   Шарлотту же похоронили в маленькой церкви, кажущейся тихим пристанищем рядом с замком, оглашаемым смехом и радостными криками детей.
   Ла Мотт-Фейи был передан своим последним владельцем для приюта, а теперь здесь расположен центр для плохо слышащих детей, как того несомненно захотела бы та, что испрашивала прощения для своего мужа, которого она любила, не зная того, для мужа, которого звали Цезарь Борджиа.

НАНЖИ. Счастливые часы принцессы Ламбаль

   Нет ничего более опасного, чем счастье.
Морис Метерлинк

   Все началось в нескольких милях от деревни Нанжи, когда длинная вереница карет с выцветшими узорами, заснеженных и покрытых грязью, остановилась в Монтеро, чтобы сменить лошадей. Несмотря на холод, в это мартовское утро 30 января 1767 года, утро, когда все было покрыто инеем, но солнце светило чудесно и приветливо, собралась целая толпа празднично одетых людей; людей кричащих, поющих, хлопающих в ладоши и подпрыгивающих, чтобы лучше видеть. Они поднимались на цыпочки, вытягивали шеи, даже легонько отталкивали соседей, чтобы разглядеть за треуголками гвардейцев лицо юной принцессы, приехавшей из-за Альп, о которой ходили слухи, что она ослепительная красавица.
   Несмотря на мороз, стекла были опущены, и за ними виднелась маленькая ручка в перчатке из белого шевре и светловолосая головка с глазами синими под цвет капюшона, обрамленного синим бархатом и соболями. Кто-то прокричал в толпе:
   — Пресвятая Дева! Как она красива!
   Новоприбывшая очаровательно улыбалась. Она и впрямь была прелестна, эта Мария — Тереза де Савойя-Ка-риньян, племянница короля Карла-Эммануила Пьемонтского, приехавшая во Францию, чтобы стать принцессой де Ламбаль: семнадцатилетняя, светловолосая, сияющая подобно ледникам ее страны, она была заочно выдана четырнадцатью днями раньше за принца Луи — Александра де Бурбон-Пентьевра, принца де Ламбаля, сына герцога Пентьеврского, который был внуком Людовика XIV и мадам де Монтеспан. Ламбаль был всего на два года старше своей суженой, и она его никогда еще не видела… кроме как на портрете, а всем известно, чего стоят придворные портреты! Теперь она ехала к нему долгие мили по деревням и по горам, занесенным снегом, с обычным девичьим желанием в сердце: быть любимой, любить… и быть счастливой.
   На первый взгляд для этого не было никаких препятствий.
   — Он не нравится мне не больше, чем кто-либо другой, — заявляла она перед подаренным миниатюрным портретом. Но что в действительности можно сказать о человеке, застывшем в предписанной этикетом позе с торжественным видом и победительной улыбкой? Принц казался недурен собой, вот все, что о нем можно было сказать.
   Несмотря на ее юный возраст, путешествие утомило Марию-Терезу, и она делала над собой усилия, чтобы отвечать на приветствия, но прием был таким теплым, таким располагающим. Невозможно было разочаровать их. Вскоре над головами послышались крики:
   — Дорогу! Дорогу пажу монсеньера принца Ламбаля!
   Толпа расступилась, освобождая дорогу молодому кавалеру, ехавшему на лошади, такой же белой, как и букет в его руках. Волосы его были светлы, он был высок и худощав, без сомнения не красавец, но с очаровательной улыбкой.
   Он спешился в нескольких шагах от кареты и, преклонив колено, протянул свои цветы юной принцессе. Потом сказал, что господин послал его, чтобы приветствовать благородную невесту и просить ее поторопиться, ибо он ожидает с великим нетерпением.
   Со своей стороны, Мария-Тереза тоже горела нетерпением увидеть галантного супруга, и она попросила пажа сесть в карету, чтобы получше удовлетворить свое любопытство. Оставшийся отрезок дороги не был длинным: всего лишь до Нанжи, где и должно было состояться бракосочетание, но за разговором путь кажется еще короче.
   Молодой посланник не заставил себя просить дважды. Оставив свою лошадь под присмотром французского гвардейца, он ловко взобрался в тяжелый экипаж и с большим уважением поцеловал протянутую ручку. Потом по просьбе принцессы они возобновили путь. Лошади не сразу пошли галопом, и лишь спустя время, когда, устроившись между закутанной в меха невестой и ее гувернанткой, паж занялся живописанием Версаля и Парижа.
   В замке Нанжи, недалеко от Прованса, герцог Пенть-еврский ждал будущую невестку. Маленький город был переполнен народом; увлеченная рассказом пажа Мария-Тереза этого почти не заметила. Тем не менее следовало бы отметить: наконец приехали!
   Кареты были мгновенно окружены. Невесту окружила толпа, в которой паж незаметно исчез. Мария-Тереза, только теперь заметившая, что забыла спросить имя своего спутника, тщетно искала его глазами. К тому же поиски пришлось отложить: пора было идти поцеловать руку свекра.
   Однако каково же было ее удивление, когда герцог Пентьеврский предстал перед девушкой в сопровождении все того же пажа. Правда, тот не походил более на пажа: роскошный костюм белого сатина, украшенный золотом, сменил прежнюю одежду, взгляд уже не походил на взгляд слуги. Милое приключение закончилось взрывом смеха и предсвадебные торжества начались со следующего же дня. Нанжи был красиво освещен в честь молодой принцессы и каждый был счастлив, что может увидеть начало союза двух принцев, почти как в старинной сказке о феях. Обычно подобные церемонии имеют мало общего с романтической любовью… И каждый мог вообразить, что за роскошной свадьбой последуют нежный медовый месяц и много милых детей.
   К счастью для обитателей Нанжи, они не увидели продолжения сказки, ибо через несколько дней молодая пара отправилась в Версаль, где король ожидал новую мадам де Ламбаль. Мария — Тереза встретила там достойный прием и признала себя ослепленной блеском дворца, элегантностью двора… Но она не переставала сожалеть о Нанжи, подарившем ей несколько часов счастья. Всего лишь через два месяца — только два месяца! — молодая супруга напишет матери, Кристине де Гесс:
   «Зачем монсеньор де Ламбаль, вначале собравший вокруг меня все земные радости, согревший мое сердце всем огнем любви, вдруг так поразительно изменился? Тысячи дурных предчувствий преследуют меня. О, дорогая матушка, если вы разделите со мною эти печали, может быть, они не будут меня ранить так жестоко…»
   Письмо написано 15 марта 1767 года, когда Мария-Тереза уже потеряла хрупкую любовь своего супруга. Ей не суждено больше вернуть счастье, испытанное в Нанжи, другие замки увидят ее оставленной, потом — вдовой, потом — ее дружбу с Марией-Антуанеттой, вплоть до трагического конца.
   Но прежде чем стать свидетелем этого краткого счастья Нанжи видел многое. Замок, охранявший небольшой, но очень древний городок, принадлежал роду Бришанто, благодаря которым, а именно Антуану де Бришанто, Нанжи стал в 1612 году маркизатом. Это было семейство военных, подобно большинству в этих местах на востоке Франции. Среди маркизов Нанжи особенно знаменит был Луи де Бришанто-Нанжи, пришедшийся ко двору при Людовике XIV, «любимец женщин», который однако блестяще проявил себя в битве при Мальплаке. Этот подвиг принес ему потом звание маршала Франции, однако не снискал для него любви в глазах Сен — Симона. Суровый мемуарист добродушно ненавидел его и создал впечатляющий портрет героя:
   «Нанжи, как мы теперь видим, был зауряднейшим маршалом Франции, но в то же время — изысканнейшим. Элегантное лицо без чего-либо примечательного, хорошее сложение без чего — либо особенного, воспитанный среди галантных интриг супруги маршала де Рошфора, бабушки, и матери, мадам де Бланзак, — они обе были искушены в светской жизни и могли стать неплохими наставницами. Увидевший свет в ранней молодости, ибо они составляли там что-то вроде центра, он не знал других мыслей и забот, кроме как нравиться дамам, говорить на их языке и добиваться их с несвойственной его возрасту и веку скромностью. Никто не был так моден в свете; под его командованием был совершенно детский полк; он проявил силу воли, старание, и блестящую храбрость на войне, и дамы оценили это в достаточной для его возраста мере. К нему благоволил монсеньор герцог Бургундский, бывший ему почти ровесником, и весь бургундский двор, где он был очень хорошо принят. Этот принц, страстно влюбленный в свою супругу — как и весь его двор! — не был сложен так же хорошо как Нанжи, но принцесса так разумно отвечала на все его сомнения, что принц умер, ни разу не заподозрив, что она обращала свои взоры на кого-либо еще. Нанжи не оставался равнодушным, но он боялся влюбиться…»
   Этот небольшой шедевр едкой злости характеризует человека лучше, чем что-либо другое. Сен-Симон посвящает многие страницы этой фигуре, его любовным увлечениям, тому, что он называет его пошлостями, во всяком случае, мы не можем до конца следовать за его рассказом.
   После него Нанжи становится собственностью маркиза де Ла Герша, личности гораздо менее эффектной, но благодаря ему в 1749 году здесь был учрежден маркизат.
   Объединяющий три древние башни с левым крылом, возведенным в XVI веке, дворец Нанжи, видевший прекрасное лицо юной де Ламбаль, и поныне встречает румяные лица невест: он стал городской мэрией.

ОТБРИВ. Молоденькая окситанка

   Сон недолговечен…
Эдуард Эстопье

   В один прекрасный летний день 1820 года две девушки, наклонившись над письменным столиком, были заняты сочинением какого-то письма, которое, казалось, не вполне получалось. Увлеченные, они даже не смотрели на пейзаж, открывавшийся из окна: ласкающая глаз долина Торе и соседние с городом Кастр небольшие деревни.
   Кузины ровесницы, им семнадцать. Та, что выше — Леонтина де Вильнев, чей отец, граф де Вильнев — хозяин этого милого замка «Высокий берег», построенного из светлых камней и сохранившего от средних веков лишь скромную башню. Другая, Коралин де Ге, ее ближайшая подруга. Обе девушки выросли вместе, поскольку замок Ге находится совсем близко от «Высокого берега». Они так и выросли вместе, и теперь одинаково мыслят, совпадают не только их вкусы, но и мечты.
   Девушки страстно увлекаются чтением и литературой. Эта страсть объединяет их с Парижем — центром литераторов; но это только мечты, ведь они даже не знают, увидят ли они его когда — нибудь. Властитель их дум — тот, кого вся Франция вслед за несколькими знатными дамами зовет Волшебником: виконт Рене де Шатобриан, гений которого заставляет плакать от волнения Леонтину и Коралин.
   Итак, в тот день Леонтина и Коралин старательно пишут письмо; после стольких сомнений они наконец решаются предпринять очень важный шаг в их жизни; обратиться с письмом к этому великому человеку в надежде (хотя и очень слабой) получить в ответ несколько слов, написанных такой высокочтимой рукой… О, их письмо так трогательно:
   «Господин виконт, мы не имеем чести быть Вам представленными, но знаем Вас по красоте Ваших произведений и Вашей преданности королю. Нам прекрасно известны доказательства Вашей преданности королю, и мы счастливы, что Вы есть. Поэтому нам было бы очень приятно, если бы Вы когда-нибудь оказали честь нашим замкам своим присутствием. Мы не сможем показать Вам розарии Терихона или пальмы Гаде, но Вы здесь увидите старинные дубы, пережившие многих наших предков».
   Надо сразу сказать, что письмо не будет отправлено. Когда оставалось уже только подписаться, Коралин испугалась. Она более робкая, чем Леонтина и боится, что непостижимый кумир примет их за двух рехнувшихся дур. Тогда Леонтина убрала письмо, стараясь больше не думать о нем. Через несколько лет Коралин вышла замуж, из-за чего подруги стали видеться реже. И вот однажды ноябрьским вечером 1827 года Леонтина, сидя в полном одиночестве за своим столом, с бьющимся сердцем, предприняла еще одну попытку осуществить давнюю мечту.
   «Честно говоря, я не знаю, Месье, почему я пишу Вам. Очень многие и до меня досаждали своими анонимными посланиями знаменитым людям. Наверное, у меня было много предшественниц, но никто еще не говорил Вам:» Именно Вы зародили в моей душе восхищение. Я была обыкновенной девушкой, воспитанной в глубинке, до тех пор, пока однажды Ваши произведения не открыли для меня источник радости…«
   Письмо подписано престо Адель. Так же как и семь лет назад Леонтине не хватило смелости полностью исполнить свой замысел: она скрывается под чужим именем и дает совсем другой адрес. Но, о чудо! Через несколько дней приходит ответ и какой ответ!
   » Мадемуазель, если мы в один прекрасный день встретимся с Вами, я, вероятно, увижу красивую молоденькую окситаночку, прелестную и искреннюю. А Вы увидите старика с седой головой и сердцем рыцаря…«
   Можно предположить радость Леонтины, которая спешит снова взяться за перо. И постепенно непрерывная переписка устанавливается между Волшебником и» очаровательной окситанкой «. К сожалению, сохранилось немного писем девушки. Послания же Шатобриана, наоборот, сберегла юная поклонница, и по ним мы имеем возможность проследить за развитием этой идиллии.
   Не отдавая себе отчета, Леонтина любит писателя, и он в свою очередь через переписку тоже проникается любовью к этой молоденькой незнакомке, душа которой так полно раскрывается перед ним:» Я согласен, что для Вас я лишь волшебник, — пишет он ей несколько месяцев спустя, — если Вы говорите правду, и сам я не напрасно считаю Вас откровенной со мной. Давайте никак не будем называть наши отношения, как Вы того желаете. К Вашей молодости и прелести я могу прибавить лишь жизнь на исходе и неумолимость времени, то, что уже нельзя изменить…«
   » Вы говорите, что вовсе не любите меня, но Вы же любите. Я бы мог раскрыть полное значение этого слова. Как же иначе мне выразить то, что я чувствую к женщине, которую я не знаю? Признательность за вашу доброту, нежность, взаимную дружбу; наконец, необъяснимое влечение, всегда появляющееся в отношениях с женщиной. Вот совершенно откровенно то, что я испытываю к Леонтине…«