Страница:
Патрику сложно вникнуть во все это. Он слишком взвинчен. Ему тяжело дышать. Лампы слишком яркие. Стулья слишком старые и жесткие. Гэмбл прикусывает щеку, и рот наполняется кровью. Вот и полдень. Часы тикают словно бомба.
Помнится, давным-давно, еще в начальной школе, все увлекались такими специальными книжками под названием «Волшебный глаз». Надо смотреть на страницу, пока изображение не начнет чуть расплываться, и тогда из привычной картинки вдруг неожиданно проступает другая. Патрик хорошо помнит одну: на испещренной кратерами серой поверхности луны внезапно проявился череп. Он тогда захлопнул книгу и потом долго старался не смотреть в ночное небо, даже закрывал жалюзи перед сном, боялся, как бы луна не заглянула в окно и не ощерилась на него мертвым ртом.
Первый школьный день похож на такую вот книжку. Если долго смотреть, из повседневности проявляется какая-нибудь опасная жуть. Грохот захлопнувшегося шкафчика превращается во взрыв. Поломанный карандаш – в торчащий обломок кости. А девчонка с бледным напудренным лицом и черными волосами – в труп.
Патрик то и дело дергает головой: кажется, все шепотом повторяют его имя, но никто не обращается прямо к нему. Патрик. Патрик Гэмбл. Он наклоняется над фонтанчиком с питьевой водой, а когда распрямляется – позади стоит девчонка и таращится на него из-под длинной челки.
– В чем дело?
В ответ она лишь с шумом втягивает воздух, хихикает и убегает.
Может, ему мерещится? Или его действительно узнают? Хорошо бы не узнавали. Его фотографию показывали в новостях и печатали в журналах и газетах, включая «Орегониан» и «Олд-Маунтин». Журналисты окрестили его Чудо-мальчиком. Но прошел уже целый месяц. Патрик всегда считал, что внешность у него самая заурядная: худощавый шатен среднего роста, кепка надвинута на глаза, из особых примет – только красное родимое пятно в форме полумесяца возле правого глаза.
Но теперь он точно уверен: на него все смотрят. В коридоре ученики оборачиваются, в классе учителя запинаются на его фамилии. Гэмбл пытается не обращать внимания. В конце концов, почти все здесь знают друг друга еще с начальной школы, вместе учились, вместе занимались спортом. На новичков всегда косятся. Он для них просто новичок, только и всего. И ребята его изучают: кто такой, приживется ли в школе.
Вот только Патрика немного беспокоит банда скинхедов. Во всяком случае, эта компашка очень похожа на скинхедов: тяжелые взгляды и наголо остриженные макушки. Их около десятка. Или меньше – может, это всего лишь трое или пятеро ребят поочередно ходят за ним. Белые рубашки, заправленные в брюки цвета хаки; солдатские ботинки. На тыльной стороне ладони у каждого – странная татуировка. Патрик так и не понял, что это за символ – вроде бы похоже на пулю.
Но кепку с него сбивает не скинхед, а совсем другой парень. Неожиданно в коридоре кто-то заезжает Патрику по затылку, и его бейсболка со стуком катится по облицованному плиткой полу. Гэмбл вздыхает и медленно оборачивается.
– Привет, Чудо-мальчик. Мы с тобой еще не знакомы.
На обидчике ковбойские сапоги и джинсы в обтяжку. На ярко начищенной пряжке – эмблема родео. Этакий широкоплечий громила, почти на голову выше Патрика, мордастый, как бульдог.
Патрик поводит плечами, и рюкзак падает на пол рядом с кепкой.
– Весь день про тебя слышу. Чудо-мальчик то, Чудо-мальчик се! – Парень мрачно улыбается. – Ты у нас знаменитость. А я раньше никогда знаменитостей не встречал. Дашь автограф?
Снующие мимо ученики притормаживают, оглядываются, перешептываются. Всем понятно: сейчас что-то будет. А Патрику понятно: что бы ни произошло, от этого зависит, кем его станут здесь считать.
– Пошел к черту, – отвечает он ровным голосом, в котором нет ни малейшей угрозы.
– Разве так разговаривают с фанатами?
Громила поджимает губы в притворной обиде и вдруг стремительно бросается вперед и ударяет Патрика по уху, взлохмачивая его волосы.
– Чудо-мальчик, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос.
От следующего удара Гэмбл увертывается. Его слегка обдает ветерком – так близко пролетела рука обидчика.
– Почему ты не умер? Почему все остальные в самолете умерли, а ты нет? – Парень вздергивает брови и принимается кружить вокруг Патрика, тот поворачивается следом. – Чудо-мальчик, на тебе ведь не осталось ни единой царапины, да? Нечестно как-то получается.
Кулак снова летит вперед, прямо Патрику в висок. От сокрушительного удара тот на мгновение глохнет. Слова теперь доносятся до него словно бы издалека.
– Ты, выходит, у нас везунчик? Или герой? Или привидение?
Круг зевак петлей стягивается вокруг. Кое-кто улыбается, у других на лице написано голодное предвкушение. Патрик оглядывается, – может, кто-нибудь поможет? Напрасные надежды. Внезапно его взгляд застилает туман. В голове гудит, будто туда залетел осиный рой. Патрик хватает ртом воздух, ему трудно дышать. Сколько раз он представлял, что нужно было сделать там, в самолете: ринуться в бой, сдернуть с себя ремень и удавить им ликана, сорвать со стены огнетушитель и размозжить твари череп. Патрик весь дрожит, те мысли сейчас нашли выход, выплеснулись наружу. В нем поднимается волна тьмы, он тонет в ней – какое жуткое и прекрасное чувство.
Гэмбл не целится. Не принимает боксерскую стойку. Просто бьет противника кулаком в лицо, и тот опрокидывается навзничь. Из носа и рта у него хлещет кровь. Спустя мгновение Патрик чувствует, как боль прошивает руку от пальцев до запястья, трясет ладонью и с удивлением замечает содранную на костяшках кожу. Будто это и не его рука вовсе, а какой-то незнакомый инструмент.
Враг скорчился на полу, по лицу его и груди струится кровь. Он дотрагивается до носа и изумленно смотрит на окровавленные кончики пальцев. Кто-то смеется отрывистым смехом, похожим на воронье карканье. Обидчик вскакивает и, растопырив руки, бросается на Патрика.
Но тот в последний момент отступает в сторону и ставит подножку. Никогда раньше Гэмбл не двигался с такой скоростью. Здоровяк с грохотом падает на пол, прямо лицом о плитку, перекатывается на бок, приглушенно кричит, прижимая ладони к губам, и смотрит на Патрика снизу вверх полными слез глазами. В его взгляде смешались ярость и грусть, он никак не может понять, как такое могло случиться, но очень хочет исправить положение.
У мистера Уэтмора, директора школы, усы топорщатся жесткой щеточкой, он носит мешковатый коричневый костюм и галстук, на котором изображен мультяшный кролик. В директорском кабинете темно и мрачно, горит один только торшер с абажуром горчичного цвета. Уэтмор наклоняется и ставит локти на стол, свет отражается в его лысине и квадратных очках.
– Ну и ну, Гэмбл! Да ты никак в самый первый день в школе уже ухитрился ввязаться в драку и попасть ко мне?
– Боюсь, что так, сэр.
Патрик сжимает и разжимает правую руку. Ободранные костяшки всякий раз словно ударяет электрическим током.
В кабинете мистера Уэтмора громоздятся книжные шкафы, на стенах висят дипломы и семейные фотографии, сделанные в недорогой фотостудии. На снимках директор гордо улыбается, рядом с ним – сыновья-близняшки и супруга. У жены химическая завивка. На столе у мистера Уэтмора стоит наполовину заполненная орешками мисочка с каемкой соли по краю. Рядом табличка, где золотыми буквами написано: «Большая шишка». Дверь заперта, но в комнате несколько больших окон, и одно из них выходит прямо в коридор, на стеклянную витрину со спортивными кубками. Бредущие мимо ученики с любопытством таращатся на Патрика. Тот пытается вообразить, будто перед ним портал, сквозь который видно дно морское, а ученики – это диковинные рыбы с острыми, как иглы, зубами и прозрачной чешуей.
– Ну и разумеется, ты сейчас скажешь, что это он первый начал? Сет во всем виноват, а ты ни при чем, да?
Патрик не совсем понимает, издевается директор или говорит серьезно, а потому ничего не отвечает, лишь изучает лицо мистера Уэтмора.
– Ну конечно же, Сет первый начал, тут и сомневаться нечего. И я от своего имени прошу у тебя за него прощения. Мне жаль, Патрик, что первый день в нашей школе у тебя получился не слишком удачным. Правда жаль.
– Ничего, все нормально.
– Ну а если уж говорить совсем начистоту, то я даже рад, что ты смог за себя постоять. Просто замечательно, что нашелся наконец человек, который сумел одолеть Сета. Но это сугубо между нами. И вот что, приятель, больше, пожалуйста, не дерись! Договорились?
Патрик кивает и оглядывается на дверь. Как же ему хочется оказаться сейчас где-нибудь совершенно в другом месте.
– Теперь, надеюсь, тебя оставят в покое. Но нам тут драки не нужны! – Директор грозит пальцем. – У нас приличное учебное заведение.
Патрик распрямляет колено и прикусывает обветренную нижнюю губу.
– Очень тебя прошу: в следующий раз не связывайся. Если тебя начнут задирать, просто развернись и уйди. Ясно?
Патрик смотрит в окно. Мимо снуют ученики. Вдруг он замечает возле витрины с кубками двоих скинхедов. Такие же неподвижные, как золотые фигуры бегунов на кубках: скрестили руки на груди и не отрываясь смотрят на него. Патрик кивает им. Но ребята никак не реагируют.
– Гэмбл? Я тебя спрашиваю!
– Да, сэр. Я все понял.
– Послушай. – Мистер Уэтмор складывает ладони домиком. – Ты многое пережил. А потом, вся эта шумиха в газетах. Я, кстати, подумывал пригласить тебя сюда и побеседовать. Еще несколько недель назад собирался это сделать, когда услышал о твоем зачислении. Ты не знал? Никто не насплетничал? Хотел просто познакомиться. И сказать тебе, что честно не представляю, как отреагируют ученики на твое появление. Будут ли они ненавидеть или любить тебя из-за того, что ты пережил. И то и другое одинаково возможно. Я точно знаю лишь одно: новичкам всегда приходится несладко. Поэтому, Гэмбл, если тебе вдруг будет трудно, обязательно дай мне знать. Постараемся тебе помочь. Договорились? Вот и замечательно.
Они встают, и Патрик снова оглядывается на окно. Скинхедов и след простыл. Мистер Уэтмор протягивает ему ладонь для рукопожатия, но Гэмбл лишь с извиняющимся видом трясет дрожащей окровавленной рукой:
– Простите, не могу.
Глава 6
Помнится, давным-давно, еще в начальной школе, все увлекались такими специальными книжками под названием «Волшебный глаз». Надо смотреть на страницу, пока изображение не начнет чуть расплываться, и тогда из привычной картинки вдруг неожиданно проступает другая. Патрик хорошо помнит одну: на испещренной кратерами серой поверхности луны внезапно проявился череп. Он тогда захлопнул книгу и потом долго старался не смотреть в ночное небо, даже закрывал жалюзи перед сном, боялся, как бы луна не заглянула в окно и не ощерилась на него мертвым ртом.
Первый школьный день похож на такую вот книжку. Если долго смотреть, из повседневности проявляется какая-нибудь опасная жуть. Грохот захлопнувшегося шкафчика превращается во взрыв. Поломанный карандаш – в торчащий обломок кости. А девчонка с бледным напудренным лицом и черными волосами – в труп.
Патрик то и дело дергает головой: кажется, все шепотом повторяют его имя, но никто не обращается прямо к нему. Патрик. Патрик Гэмбл. Он наклоняется над фонтанчиком с питьевой водой, а когда распрямляется – позади стоит девчонка и таращится на него из-под длинной челки.
– В чем дело?
В ответ она лишь с шумом втягивает воздух, хихикает и убегает.
Может, ему мерещится? Или его действительно узнают? Хорошо бы не узнавали. Его фотографию показывали в новостях и печатали в журналах и газетах, включая «Орегониан» и «Олд-Маунтин». Журналисты окрестили его Чудо-мальчиком. Но прошел уже целый месяц. Патрик всегда считал, что внешность у него самая заурядная: худощавый шатен среднего роста, кепка надвинута на глаза, из особых примет – только красное родимое пятно в форме полумесяца возле правого глаза.
Но теперь он точно уверен: на него все смотрят. В коридоре ученики оборачиваются, в классе учителя запинаются на его фамилии. Гэмбл пытается не обращать внимания. В конце концов, почти все здесь знают друг друга еще с начальной школы, вместе учились, вместе занимались спортом. На новичков всегда косятся. Он для них просто новичок, только и всего. И ребята его изучают: кто такой, приживется ли в школе.
Вот только Патрика немного беспокоит банда скинхедов. Во всяком случае, эта компашка очень похожа на скинхедов: тяжелые взгляды и наголо остриженные макушки. Их около десятка. Или меньше – может, это всего лишь трое или пятеро ребят поочередно ходят за ним. Белые рубашки, заправленные в брюки цвета хаки; солдатские ботинки. На тыльной стороне ладони у каждого – странная татуировка. Патрик так и не понял, что это за символ – вроде бы похоже на пулю.
Но кепку с него сбивает не скинхед, а совсем другой парень. Неожиданно в коридоре кто-то заезжает Патрику по затылку, и его бейсболка со стуком катится по облицованному плиткой полу. Гэмбл вздыхает и медленно оборачивается.
– Привет, Чудо-мальчик. Мы с тобой еще не знакомы.
На обидчике ковбойские сапоги и джинсы в обтяжку. На ярко начищенной пряжке – эмблема родео. Этакий широкоплечий громила, почти на голову выше Патрика, мордастый, как бульдог.
Патрик поводит плечами, и рюкзак падает на пол рядом с кепкой.
– Весь день про тебя слышу. Чудо-мальчик то, Чудо-мальчик се! – Парень мрачно улыбается. – Ты у нас знаменитость. А я раньше никогда знаменитостей не встречал. Дашь автограф?
Снующие мимо ученики притормаживают, оглядываются, перешептываются. Всем понятно: сейчас что-то будет. А Патрику понятно: что бы ни произошло, от этого зависит, кем его станут здесь считать.
– Пошел к черту, – отвечает он ровным голосом, в котором нет ни малейшей угрозы.
– Разве так разговаривают с фанатами?
Громила поджимает губы в притворной обиде и вдруг стремительно бросается вперед и ударяет Патрика по уху, взлохмачивая его волосы.
– Чудо-мальчик, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос.
От следующего удара Гэмбл увертывается. Его слегка обдает ветерком – так близко пролетела рука обидчика.
– Почему ты не умер? Почему все остальные в самолете умерли, а ты нет? – Парень вздергивает брови и принимается кружить вокруг Патрика, тот поворачивается следом. – Чудо-мальчик, на тебе ведь не осталось ни единой царапины, да? Нечестно как-то получается.
Кулак снова летит вперед, прямо Патрику в висок. От сокрушительного удара тот на мгновение глохнет. Слова теперь доносятся до него словно бы издалека.
– Ты, выходит, у нас везунчик? Или герой? Или привидение?
Круг зевак петлей стягивается вокруг. Кое-кто улыбается, у других на лице написано голодное предвкушение. Патрик оглядывается, – может, кто-нибудь поможет? Напрасные надежды. Внезапно его взгляд застилает туман. В голове гудит, будто туда залетел осиный рой. Патрик хватает ртом воздух, ему трудно дышать. Сколько раз он представлял, что нужно было сделать там, в самолете: ринуться в бой, сдернуть с себя ремень и удавить им ликана, сорвать со стены огнетушитель и размозжить твари череп. Патрик весь дрожит, те мысли сейчас нашли выход, выплеснулись наружу. В нем поднимается волна тьмы, он тонет в ней – какое жуткое и прекрасное чувство.
Гэмбл не целится. Не принимает боксерскую стойку. Просто бьет противника кулаком в лицо, и тот опрокидывается навзничь. Из носа и рта у него хлещет кровь. Спустя мгновение Патрик чувствует, как боль прошивает руку от пальцев до запястья, трясет ладонью и с удивлением замечает содранную на костяшках кожу. Будто это и не его рука вовсе, а какой-то незнакомый инструмент.
Враг скорчился на полу, по лицу его и груди струится кровь. Он дотрагивается до носа и изумленно смотрит на окровавленные кончики пальцев. Кто-то смеется отрывистым смехом, похожим на воронье карканье. Обидчик вскакивает и, растопырив руки, бросается на Патрика.
Но тот в последний момент отступает в сторону и ставит подножку. Никогда раньше Гэмбл не двигался с такой скоростью. Здоровяк с грохотом падает на пол, прямо лицом о плитку, перекатывается на бок, приглушенно кричит, прижимая ладони к губам, и смотрит на Патрика снизу вверх полными слез глазами. В его взгляде смешались ярость и грусть, он никак не может понять, как такое могло случиться, но очень хочет исправить положение.
У мистера Уэтмора, директора школы, усы топорщатся жесткой щеточкой, он носит мешковатый коричневый костюм и галстук, на котором изображен мультяшный кролик. В директорском кабинете темно и мрачно, горит один только торшер с абажуром горчичного цвета. Уэтмор наклоняется и ставит локти на стол, свет отражается в его лысине и квадратных очках.
– Ну и ну, Гэмбл! Да ты никак в самый первый день в школе уже ухитрился ввязаться в драку и попасть ко мне?
– Боюсь, что так, сэр.
Патрик сжимает и разжимает правую руку. Ободранные костяшки всякий раз словно ударяет электрическим током.
В кабинете мистера Уэтмора громоздятся книжные шкафы, на стенах висят дипломы и семейные фотографии, сделанные в недорогой фотостудии. На снимках директор гордо улыбается, рядом с ним – сыновья-близняшки и супруга. У жены химическая завивка. На столе у мистера Уэтмора стоит наполовину заполненная орешками мисочка с каемкой соли по краю. Рядом табличка, где золотыми буквами написано: «Большая шишка». Дверь заперта, но в комнате несколько больших окон, и одно из них выходит прямо в коридор, на стеклянную витрину со спортивными кубками. Бредущие мимо ученики с любопытством таращатся на Патрика. Тот пытается вообразить, будто перед ним портал, сквозь который видно дно морское, а ученики – это диковинные рыбы с острыми, как иглы, зубами и прозрачной чешуей.
– Ну и разумеется, ты сейчас скажешь, что это он первый начал? Сет во всем виноват, а ты ни при чем, да?
Патрик не совсем понимает, издевается директор или говорит серьезно, а потому ничего не отвечает, лишь изучает лицо мистера Уэтмора.
– Ну конечно же, Сет первый начал, тут и сомневаться нечего. И я от своего имени прошу у тебя за него прощения. Мне жаль, Патрик, что первый день в нашей школе у тебя получился не слишком удачным. Правда жаль.
– Ничего, все нормально.
– Ну а если уж говорить совсем начистоту, то я даже рад, что ты смог за себя постоять. Просто замечательно, что нашелся наконец человек, который сумел одолеть Сета. Но это сугубо между нами. И вот что, приятель, больше, пожалуйста, не дерись! Договорились?
Патрик кивает и оглядывается на дверь. Как же ему хочется оказаться сейчас где-нибудь совершенно в другом месте.
– Теперь, надеюсь, тебя оставят в покое. Но нам тут драки не нужны! – Директор грозит пальцем. – У нас приличное учебное заведение.
Патрик распрямляет колено и прикусывает обветренную нижнюю губу.
– Очень тебя прошу: в следующий раз не связывайся. Если тебя начнут задирать, просто развернись и уйди. Ясно?
Патрик смотрит в окно. Мимо снуют ученики. Вдруг он замечает возле витрины с кубками двоих скинхедов. Такие же неподвижные, как золотые фигуры бегунов на кубках: скрестили руки на груди и не отрываясь смотрят на него. Патрик кивает им. Но ребята никак не реагируют.
– Гэмбл? Я тебя спрашиваю!
– Да, сэр. Я все понял.
– Послушай. – Мистер Уэтмор складывает ладони домиком. – Ты многое пережил. А потом, вся эта шумиха в газетах. Я, кстати, подумывал пригласить тебя сюда и побеседовать. Еще несколько недель назад собирался это сделать, когда услышал о твоем зачислении. Ты не знал? Никто не насплетничал? Хотел просто познакомиться. И сказать тебе, что честно не представляю, как отреагируют ученики на твое появление. Будут ли они ненавидеть или любить тебя из-за того, что ты пережил. И то и другое одинаково возможно. Я точно знаю лишь одно: новичкам всегда приходится несладко. Поэтому, Гэмбл, если тебе вдруг будет трудно, обязательно дай мне знать. Постараемся тебе помочь. Договорились? Вот и замечательно.
Они встают, и Патрик снова оглядывается на окно. Скинхедов и след простыл. Мистер Уэтмор протягивает ему ладонь для рукопожатия, но Гэмбл лишь с извиняющимся видом трясет дрожащей окровавленной рукой:
– Простите, не могу.
Глава 6
Клэр не нравятся открытые пространства, она ощущает себя маленькой и беззащитной, будто ее вот-вот унесет порывом ветра. Сейчас девушка стоит на заросшей сорняками стоянке рядом с заправкой «Шелл» в городе Фрейзи, что в штате Миннесота. На небе разворачиваются три совершенно разных действа: с одной стороны быстро растекается лиловым синяком грозовой фронт, испещренный прожилками молний; с другой – перебирает щупальцами огромная серая туча-медуза; с третьей – на солнце надвигается кучево-дождевое облако в форме наковальни. Кучево-дождевое, да, Клэр знает названия облаков. Это отец ее научил. А еще он показал дочери, как вязать узлы, различать птиц, деревья и созвездия.
Клэр вспоминает, как они с папой, бывало, летом гасили в доме свет, а потом лежали на подъездной дорожке и смотрели в небо. Наверху медленно проплывали планеты и светила, а отец ее проверял – указывал пальцем то туда, то сюда. А звезды выстраивались в фигуры и, казалось, вспыхивали еще ярче.
– Киль, – говорила Клэр, разглядев очертания корабля. – Лев. Близнецы. Гидра.
Ей представляется, как рука отца становится прозрачной, сквозь нее просвечивают звезды, а потом она и вовсе исчезает. Но девушка гонит печальные образы прочь – надо сосредоточиться на чем-нибудь хорошем, пусть даже на мелочи. Она научилась этому той бесконечной ночью. Стоит позволить себе задуматься о случившемся, и все – уже не остановиться, и тогда ее поймают. Те люди гонятся за ней, хотя Клэр и не понимает почему. Вооруженные мужчины на лестнице, Высокий Человек в черном пальто возле их дома. Но сейчас над головой широкая полоска синего неба, и нужно быть благодарной. Пусть даже это ненадолго. Клэр ведь знает: все хорошее быстро заканчивается, ни на что в этой жизни нельзя рассчитывать.
Ветер, похожий на сквозняк из приоткрытой двери, дул не переставая с самого Миннеаполиса. Вот и теперь он на мгновение закручивает на стоянке крошечный смерч из песка и мусора. Клэр поплотнее запахивает тяжелую куртку. Куртка велика ей на два размера и напоминает цветом заросшую коричневой травой равнину, что простирается вокруг до самого горизонта. Это подарок водителя грузовика. В одном кармане – «сникерс» и полпакета чипсов, в другом – пачка денег и отцовское письмо. На Клэр кроссовки, джинсы и измазанная кровью рубашка с длинными рукавами. Больше у нее с прошлой ночи ничего не осталось, даже ясного воспоминания – все промелькнуло как в тумане.
Она помнит трансформацию, всплеск адреналина, гнев, вздыбившийся внутри ее огромным черным псом. Помнит, как вылетела через окно прямо в ночь и, спотыкаясь, побежала в лес. Помнит Высокого Человека.
Вдалеке лаяли собаки. Сквозь метель мелькали огоньки фар. Клэр надеялась, что ветер развеет ее запах, а снег засыплет следы. Она сначала побежала к Стейси. До их дома была всего миля. Охваченная паникой девушка хотела постучаться в окно, попросить о помощи. И чуть не попалась. Остановилась перевести дыхание, уцепилась за дерево и вдруг заметила черные машины. В доме ярко горел свет, а в комнатах двигались темные тени. Значит, пришли и за семьей Стейси. Клэр видела, как подругу с мамой вывели на улицу и усадили в черный автомобиль, как по ступенькам стащили бесчувственное тело отца и закинули его в грузовик, как вспыхнуло нестерпимо яркое пламя и снег начал исходить паром.
И тогда она побежала, прямо сквозь ночь, сквозь буран. Ни о чем не думала, лишь скрежетала зубами и старалась справиться с болью, пронзившей запястье и сердце. Клэр не собиралась запрыгивать ни в какой поезд. У нее вообще не было плана, одно лишь нестерпимое желание бежать, не останавливаясь. Но вдруг откуда-то послышался свист, похожий на вопль баньши.
Прямо через центр их городка проходили железнодорожные пути. И вот между деревьями мелькнул темный извивающийся состав. Клэр выскочила из леса и вскарабкалась по гравийной насыпи. Земля тряслась; даже воздух как будто дрожал. Поезд оказался очень длинным, локомотива не было видно, но, судя по доносящемуся издалека свистку, он вот-вот должен был въехать в город. Машинист сбросил скорость. Ветер дул Клэр в лицо. Из-под колес летело ледяное крошево. Громкий перестук заглушал все прочие звуки. Девушка кинулась вперед и вцепилась в стальную лесенку. Ее тут же потащило по снегу. Пришлось пустить в ход и раненую руку. Клэр обхватила лестницу локтем; собрав последние силы, подтянулась и взобралась на заднюю площадку грузового вагона. Там она свернулась калачиком, пытаясь сберечь хоть немного тепла, превратилась обратно в человека и наконец заплакала.
Поздно ночью поезд с грохотом въехал в Миннеаполис и, скрипнув тормозами, остановился возле зернохранилища. Усталая Клэр спустилась вниз и побрела куда-то, словно в тумане. Уши болели, все тело ныло. Вокруг раскинулась промзона. Фабрики. Огромные склады. Повсюду железо, ржавые разводы на стенах. Дым из труб изогнутыми арками поднимался к луне. Снега не было, или же он весь успел растаять. Но зато было холодно, и девушка обхватила себя руками, пытаясь спрятаться от ветра и унять боль в запястье. Вышла на какую-то неасфальтированную дорогу и зашагала прямо по заросшей травой обочине. Опять без всякого плана, движимая единственным желанием – не останавливаться, уйти подальше от неведомых преследователей.
Мимо проехала вереница трейлеров. Клэр чувствовала на себе взгляды водителей. Взвизгнули тормоза, и одна машина остановилась ярдах в двадцати от нее. Загорелись аварийные огни, распахнулась пассажирская дверь. Оттуда свесился мужчина с худым лицом и седой бородкой. Он поинтересовался, не надо ли ее подвезти.
– Нет, – не задумываясь, выпалила Клэр и оглянулась на дорогу, словно за ней вот-вот должна была подъехать машина.
А потом посмотрела на ярко освещенную кабину, огромную, словно дом. Там, наверное, тепло. И добавила:
– Не знаю.
Водитель, пожевав губами, смерил ее задумчивым взглядом:
– Слушай, у меня дочка твоих лет. Окажись она в таком вот месте посреди ночи, я бы настоятельно посоветовал ей отправиться домой.
Услышав эти слова, Клэр почувствовала, как ее захлестывает волна невероятной печали вперемешку с облегчением. Ей захотелось немедленно все ему рассказать, выплакать свою беду. Но вместо этого она лишь едва слышно ответила:
– Домой я вернуться не могу.
Шофер склонил голову и грустно посмотрел на нее исподлобья.
– Тогда я бы посоветовал тебе отправиться куда-нибудь в безопасное место. – Он чуть потянул на себя ручку двери. – Ну, что решила? Садишься?
Клэр подумала, что в случае необходимости сможет с ним справиться. Если, конечно, у мужчины нет пистолета. Вот только перенесет ли ее тело вторую трансформацию подряд? И она решила довериться незнакомцу. В этот момент ей очень нужно было кому-нибудь довериться. Клэр глубоко вздохнула и забралась в кабину.
Там пахло жевательным табаком и картошкой фри. Девушку сперва насторожил внимательный взгляд водителя, но потом он спросил:
– Что стряслось? – И показал пальцем на лоб.
Клэр опустила козырек, посмотрела в зеркало и вздрогнула. Лицо все в синяках после превращения. Это как раз в порядке вещей, но вот кровь – кровь размазалась по щекам, а на лбу темнеет длинная ссадина.
– Я упала. – Девушка, послюнявив палец, постаралась хоть как-то привести себя в порядок.
Трейлер двинулся вперед. Из коротковолнового приемника доносилось приглушенное бормотание, но шофер выключил его, и в кабине теперь тихо играло обычное радио. Он врубил печку на полную мощность, бросил Клэр свою куртку и спросил, куда она направляется.
Та ответила, что и сама не знает. Водитель неодобрительно покачал головой, но больше ничего не сказал. Трейлер немного попетлял по узким дорожкам между складами, проехал под изрисованным граффити мостом и наконец выехал на автомагистраль и набрал скорость. На электронных часах горели цифры: половина четвертого утра. Надо же, в такую рань уже столько машин. Запястье у Клэр пульсировало от боли. Она смертельно устала. В кабине с толстыми стальными стенами, высоко над дорогой девушка чувствовала себя в безопасности. Если зажмуриться, огни удаляющегося города становились похожи на звезды. Сияющие торговые центры и окна жилых домов складывались в целые галактики. Потом глаза у нее совсем закрылись, и Клэр провалилась в сон.
Водитель часто останавливался возле магазинов и заправок. Клэр сидела в кабине, а он, не глуша двигатель, выпрыгивал на улицу, открывал задний борт грузовика и выкатывал по сходням тележки, нагруженные канистрами с молоком. Первый раз оставшись в одиночестве, Клэр осмотрела распухшее и покрасневшее запястье, а потом принялась рассеянно глядеть в окно, то и дело проваливаясь в тяжелый сон. Солнце взошло и окрасило небо в красный цвет. Машина остановилась возле супермаркета, шофер в очередной раз вышел, и звук хлопающей двери разбудил Клэр. Тут она наконец-то вспомнила.
Девушка достала из кармана смятый конверт и вскрыла его. Внутри лежали деньги. Две сотни двадцатидолларовыми купюрами. А еще письмо. Если его можно было так назвать: на линованной бумаге в беспорядке разбросаны карандашные точки. Отец обожал разные головоломки. Перед ней явно была шарада. Только в этот раз папа не развлекался – знал, что послание может прочитать посторонний. Те люди на черных машинах. Волоски у нее на шее встали дыбом. Клэр чувствовала погоню, чувствовала преследователей. Интересно, сколько еще времени она сумеет от них скрываться?
Внимательно всматриваясь в точки, Клэр беззвучно шевелила губами. Но она так устала и была так напугана, что ничего толком не соображала. Через несколько минут водитель вернулся, а шифр так и остался неразгаданным.
Мужчина наконец представился. Звали его Элвуд.
– Теная, – откликнулась Клэр.
И они пожали друг другу руки. Так глупо, ведь столько часов уже проехали вместе. Девушка не знала, почему вдруг назвалась чужим именем, просто чувствовала – так надо. А героиня по имени Теная попалась ей однажды в какой-то книжке. Красивое имя.
Элвуд остановил трейлер возле Макдоналдса и купил им по завтраку. Клэр поглотила свой сэндвич с яйцом и картофельную оладью так быстро, что водитель предложил ей свою порцию. Она раньше думала, что горе притупляет аппетит, но сейчас ее одолевал сильнейший голод: внутри словно бы разверзлась дыра, которую требовалось срочно чем-нибудь заполнить. Девушка пыталась сдержать слезы, пока шофер сидел рядом, но иногда плач все-таки прорывался наружу, и Клэр отворачивалась к окну. Элвуд ничего не говорил, но через какое-то время она обнаружила перед собой на панели пачку бумажных платков.
К полудню слезы иссякли, а вместо них появились вопросы. Почему именно ее родители? И семья Стейси? И бог знает сколько еще таких же ликанов? Они же ничего не сделали. Не имели никакого отношения к тем нападениям. И к террористам. Простые обыватели. Бог мой, да у ее родителей дальше разговоров дело сроду не заходило. Хорошо, пусть они ненавидели правительство, выступали против американской оккупации Республики, но ведь никогда ничего не предпринимали – разве что писали петиции и расхаживали по городу с плакатами. А потом Клэр вдруг вспомнила слова отца: «Ты не все знаешь, девочка».
Чего же именно она не знает? Может, в письме есть ответ?
Трейлер затормозил возле большой стоянки в городе Фрейзи, штат Миннесота.
– Приехали, – объявил Элвуд, не снимая руку с руля, и вопросительно поднял брови. – Или ты хочешь обратно в Миннеаполис?
– Нет, – решительно помотала головой Клэр, – не хочу.
Она протянула ему куртку, которой все это время укрывалась, но шофер покачал головой:
– Возьми. Ты от кого-то прячешься? Тебя кто-то ищет?
Девушка не ответила.
– Тогда будь осторожна. И не лезь на большие шоссе, там тебя точно найдут, – заключил водитель и тяжело вздохнул.
Трейлер отъезжает, из его загнутых рожками труб вылетает облачко выхлопного газа, и только тут до Клэр доходит: она же забыла сказать спасибо. Машина потихонечку удаляется, становится все меньше, и девушка поднимает руку. Хорошо бы Элвуд увидел ее в зеркало. Потом она разворачивается. Теперь Клэр совсем одна, идти ей некуда, доверять никому нельзя.
Рядом со стоянкой заправка «Шелл», а еще забегаловка «Сабвей» и зал видеоигр, в его окне вспыхивают разноцветные огоньки. На парковке полно легковых машин и грузовиков, водители заправляются, кто-то открывает банку с колой, кто-то потягивает кофе из дымящейся кружки. Прямо над ухом раздается гудок, и только тут девушка замечает, что встала прямо посреди парковки и загородила дорогу джипу. Водитель раздраженно машет рукой.
Клэр идет к магазину. Запястье пульсирует от боли. Звякает колокольчик на двери. Мама всегда говорила: не следует хвататься за все сразу, надо решать задачу постепенно. Девушка пытается придумать хоть какой-то план. Ей срочно нужно умыться, раздобыть карту и обезболивающее, а также перекусить. Ну что же, хотя бы это в ее силах. Остальное подождет.
За кассой восседает грузная женщина. Волосы выбелены перекисью водорода, но черные корни уже отросли. Она пристально смотрит на Клэр, и девушку охватывает паника. Может, ее фотографию уже показали в новостях? И кассирша ее узнала? Дикое предположение, но ведь и все, что с ней за последние сутки произошло, иначе как диким не назовешь.
Клэр отправляется в туалет и чуть успокаивается, взглянув на свое отражение. Видок еще тот. Она вечно мучилась со своими чуть вьющимися светлыми волосами: каждое утро приходилось мыть их с кондиционером и выпрямлять. Теперь же они спутались и торчат в разные стороны. Лицо в синяках и похоже на перезрелый фрукт. А через лоб кривой ухмылкой протянулась изогнутая ссадина. Конечно, кассирша удивилась.
Цветастый линолеум в туалете загибается по краям и весь усыпан окурками и обрывками туалетной бумаги. Четыре кабинки. Женщины снуют туда-сюда, оживленно болтают, оглядываются на Клэр. А она, стараясь не обращать на них внимания, вешает куртку, смачивает и намыливает большую бумажную салфетку и принимается приводить себя в порядок.
В магазине стоят корзины с DVD-дисками (пять долларов за штуку), холодильники с сыром и колбасой и витрины с лакированными часами, выточенными из цельных древесных спилов. На вешалках красуются футболки с изображениями волков и орлов, на полках лежат конфеты, чипсы, соленые крендельки и печенье. Клэр снимает со стойки неброский дешевый рюкзак, вешает его на сгиб локтя и складывает туда покупки: атлас дорог, ибупрофен, тампоны, упаковку ручек, тетрадку с мячом на обложке, две футболки с изображением волков, скотч, пачку вяленого мяса, несколько зерновых батончиков, бутылку кока-колы. И газету. Первая полоса пестреет сообщениями о терактах.
Девушка вымученно улыбается продавщице и старается не морщиться от боли, когда поднимает рюкзак. Хриплым голосом поблагодарив кассиршу, расплачивается. На покупки ушла почти треть денег.
От стоянки до города около полумили. Да и какой это город – так, всего лишь небольшая кучка домишек в окружении деревьев. Больше вокруг ничего нет – сплошные поля, засаженные кукурузой и соевыми бобами. В таких краях только собаки рыщут, так папа всегда говорит. Говорил. Больше уже так не скажет. Он вообще никогда больше ничего не скажет. И мама тоже. Мертвые не разговаривают. Клэр точно знает: родителей она больше не увидит.
Клэр вспоминает, как они с папой, бывало, летом гасили в доме свет, а потом лежали на подъездной дорожке и смотрели в небо. Наверху медленно проплывали планеты и светила, а отец ее проверял – указывал пальцем то туда, то сюда. А звезды выстраивались в фигуры и, казалось, вспыхивали еще ярче.
– Киль, – говорила Клэр, разглядев очертания корабля. – Лев. Близнецы. Гидра.
Ей представляется, как рука отца становится прозрачной, сквозь нее просвечивают звезды, а потом она и вовсе исчезает. Но девушка гонит печальные образы прочь – надо сосредоточиться на чем-нибудь хорошем, пусть даже на мелочи. Она научилась этому той бесконечной ночью. Стоит позволить себе задуматься о случившемся, и все – уже не остановиться, и тогда ее поймают. Те люди гонятся за ней, хотя Клэр и не понимает почему. Вооруженные мужчины на лестнице, Высокий Человек в черном пальто возле их дома. Но сейчас над головой широкая полоска синего неба, и нужно быть благодарной. Пусть даже это ненадолго. Клэр ведь знает: все хорошее быстро заканчивается, ни на что в этой жизни нельзя рассчитывать.
Ветер, похожий на сквозняк из приоткрытой двери, дул не переставая с самого Миннеаполиса. Вот и теперь он на мгновение закручивает на стоянке крошечный смерч из песка и мусора. Клэр поплотнее запахивает тяжелую куртку. Куртка велика ей на два размера и напоминает цветом заросшую коричневой травой равнину, что простирается вокруг до самого горизонта. Это подарок водителя грузовика. В одном кармане – «сникерс» и полпакета чипсов, в другом – пачка денег и отцовское письмо. На Клэр кроссовки, джинсы и измазанная кровью рубашка с длинными рукавами. Больше у нее с прошлой ночи ничего не осталось, даже ясного воспоминания – все промелькнуло как в тумане.
Она помнит трансформацию, всплеск адреналина, гнев, вздыбившийся внутри ее огромным черным псом. Помнит, как вылетела через окно прямо в ночь и, спотыкаясь, побежала в лес. Помнит Высокого Человека.
Вдалеке лаяли собаки. Сквозь метель мелькали огоньки фар. Клэр надеялась, что ветер развеет ее запах, а снег засыплет следы. Она сначала побежала к Стейси. До их дома была всего миля. Охваченная паникой девушка хотела постучаться в окно, попросить о помощи. И чуть не попалась. Остановилась перевести дыхание, уцепилась за дерево и вдруг заметила черные машины. В доме ярко горел свет, а в комнатах двигались темные тени. Значит, пришли и за семьей Стейси. Клэр видела, как подругу с мамой вывели на улицу и усадили в черный автомобиль, как по ступенькам стащили бесчувственное тело отца и закинули его в грузовик, как вспыхнуло нестерпимо яркое пламя и снег начал исходить паром.
И тогда она побежала, прямо сквозь ночь, сквозь буран. Ни о чем не думала, лишь скрежетала зубами и старалась справиться с болью, пронзившей запястье и сердце. Клэр не собиралась запрыгивать ни в какой поезд. У нее вообще не было плана, одно лишь нестерпимое желание бежать, не останавливаясь. Но вдруг откуда-то послышался свист, похожий на вопль баньши.
Прямо через центр их городка проходили железнодорожные пути. И вот между деревьями мелькнул темный извивающийся состав. Клэр выскочила из леса и вскарабкалась по гравийной насыпи. Земля тряслась; даже воздух как будто дрожал. Поезд оказался очень длинным, локомотива не было видно, но, судя по доносящемуся издалека свистку, он вот-вот должен был въехать в город. Машинист сбросил скорость. Ветер дул Клэр в лицо. Из-под колес летело ледяное крошево. Громкий перестук заглушал все прочие звуки. Девушка кинулась вперед и вцепилась в стальную лесенку. Ее тут же потащило по снегу. Пришлось пустить в ход и раненую руку. Клэр обхватила лестницу локтем; собрав последние силы, подтянулась и взобралась на заднюю площадку грузового вагона. Там она свернулась калачиком, пытаясь сберечь хоть немного тепла, превратилась обратно в человека и наконец заплакала.
Поздно ночью поезд с грохотом въехал в Миннеаполис и, скрипнув тормозами, остановился возле зернохранилища. Усталая Клэр спустилась вниз и побрела куда-то, словно в тумане. Уши болели, все тело ныло. Вокруг раскинулась промзона. Фабрики. Огромные склады. Повсюду железо, ржавые разводы на стенах. Дым из труб изогнутыми арками поднимался к луне. Снега не было, или же он весь успел растаять. Но зато было холодно, и девушка обхватила себя руками, пытаясь спрятаться от ветра и унять боль в запястье. Вышла на какую-то неасфальтированную дорогу и зашагала прямо по заросшей травой обочине. Опять без всякого плана, движимая единственным желанием – не останавливаться, уйти подальше от неведомых преследователей.
Мимо проехала вереница трейлеров. Клэр чувствовала на себе взгляды водителей. Взвизгнули тормоза, и одна машина остановилась ярдах в двадцати от нее. Загорелись аварийные огни, распахнулась пассажирская дверь. Оттуда свесился мужчина с худым лицом и седой бородкой. Он поинтересовался, не надо ли ее подвезти.
– Нет, – не задумываясь, выпалила Клэр и оглянулась на дорогу, словно за ней вот-вот должна была подъехать машина.
А потом посмотрела на ярко освещенную кабину, огромную, словно дом. Там, наверное, тепло. И добавила:
– Не знаю.
Водитель, пожевав губами, смерил ее задумчивым взглядом:
– Слушай, у меня дочка твоих лет. Окажись она в таком вот месте посреди ночи, я бы настоятельно посоветовал ей отправиться домой.
Услышав эти слова, Клэр почувствовала, как ее захлестывает волна невероятной печали вперемешку с облегчением. Ей захотелось немедленно все ему рассказать, выплакать свою беду. Но вместо этого она лишь едва слышно ответила:
– Домой я вернуться не могу.
Шофер склонил голову и грустно посмотрел на нее исподлобья.
– Тогда я бы посоветовал тебе отправиться куда-нибудь в безопасное место. – Он чуть потянул на себя ручку двери. – Ну, что решила? Садишься?
Клэр подумала, что в случае необходимости сможет с ним справиться. Если, конечно, у мужчины нет пистолета. Вот только перенесет ли ее тело вторую трансформацию подряд? И она решила довериться незнакомцу. В этот момент ей очень нужно было кому-нибудь довериться. Клэр глубоко вздохнула и забралась в кабину.
Там пахло жевательным табаком и картошкой фри. Девушку сперва насторожил внимательный взгляд водителя, но потом он спросил:
– Что стряслось? – И показал пальцем на лоб.
Клэр опустила козырек, посмотрела в зеркало и вздрогнула. Лицо все в синяках после превращения. Это как раз в порядке вещей, но вот кровь – кровь размазалась по щекам, а на лбу темнеет длинная ссадина.
– Я упала. – Девушка, послюнявив палец, постаралась хоть как-то привести себя в порядок.
Трейлер двинулся вперед. Из коротковолнового приемника доносилось приглушенное бормотание, но шофер выключил его, и в кабине теперь тихо играло обычное радио. Он врубил печку на полную мощность, бросил Клэр свою куртку и спросил, куда она направляется.
Та ответила, что и сама не знает. Водитель неодобрительно покачал головой, но больше ничего не сказал. Трейлер немного попетлял по узким дорожкам между складами, проехал под изрисованным граффити мостом и наконец выехал на автомагистраль и набрал скорость. На электронных часах горели цифры: половина четвертого утра. Надо же, в такую рань уже столько машин. Запястье у Клэр пульсировало от боли. Она смертельно устала. В кабине с толстыми стальными стенами, высоко над дорогой девушка чувствовала себя в безопасности. Если зажмуриться, огни удаляющегося города становились похожи на звезды. Сияющие торговые центры и окна жилых домов складывались в целые галактики. Потом глаза у нее совсем закрылись, и Клэр провалилась в сон.
Водитель часто останавливался возле магазинов и заправок. Клэр сидела в кабине, а он, не глуша двигатель, выпрыгивал на улицу, открывал задний борт грузовика и выкатывал по сходням тележки, нагруженные канистрами с молоком. Первый раз оставшись в одиночестве, Клэр осмотрела распухшее и покрасневшее запястье, а потом принялась рассеянно глядеть в окно, то и дело проваливаясь в тяжелый сон. Солнце взошло и окрасило небо в красный цвет. Машина остановилась возле супермаркета, шофер в очередной раз вышел, и звук хлопающей двери разбудил Клэр. Тут она наконец-то вспомнила.
Девушка достала из кармана смятый конверт и вскрыла его. Внутри лежали деньги. Две сотни двадцатидолларовыми купюрами. А еще письмо. Если его можно было так назвать: на линованной бумаге в беспорядке разбросаны карандашные точки. Отец обожал разные головоломки. Перед ней явно была шарада. Только в этот раз папа не развлекался – знал, что послание может прочитать посторонний. Те люди на черных машинах. Волоски у нее на шее встали дыбом. Клэр чувствовала погоню, чувствовала преследователей. Интересно, сколько еще времени она сумеет от них скрываться?
Внимательно всматриваясь в точки, Клэр беззвучно шевелила губами. Но она так устала и была так напугана, что ничего толком не соображала. Через несколько минут водитель вернулся, а шифр так и остался неразгаданным.
Мужчина наконец представился. Звали его Элвуд.
– Теная, – откликнулась Клэр.
И они пожали друг другу руки. Так глупо, ведь столько часов уже проехали вместе. Девушка не знала, почему вдруг назвалась чужим именем, просто чувствовала – так надо. А героиня по имени Теная попалась ей однажды в какой-то книжке. Красивое имя.
Элвуд остановил трейлер возле Макдоналдса и купил им по завтраку. Клэр поглотила свой сэндвич с яйцом и картофельную оладью так быстро, что водитель предложил ей свою порцию. Она раньше думала, что горе притупляет аппетит, но сейчас ее одолевал сильнейший голод: внутри словно бы разверзлась дыра, которую требовалось срочно чем-нибудь заполнить. Девушка пыталась сдержать слезы, пока шофер сидел рядом, но иногда плач все-таки прорывался наружу, и Клэр отворачивалась к окну. Элвуд ничего не говорил, но через какое-то время она обнаружила перед собой на панели пачку бумажных платков.
К полудню слезы иссякли, а вместо них появились вопросы. Почему именно ее родители? И семья Стейси? И бог знает сколько еще таких же ликанов? Они же ничего не сделали. Не имели никакого отношения к тем нападениям. И к террористам. Простые обыватели. Бог мой, да у ее родителей дальше разговоров дело сроду не заходило. Хорошо, пусть они ненавидели правительство, выступали против американской оккупации Республики, но ведь никогда ничего не предпринимали – разве что писали петиции и расхаживали по городу с плакатами. А потом Клэр вдруг вспомнила слова отца: «Ты не все знаешь, девочка».
Чего же именно она не знает? Может, в письме есть ответ?
Трейлер затормозил возле большой стоянки в городе Фрейзи, штат Миннесота.
– Приехали, – объявил Элвуд, не снимая руку с руля, и вопросительно поднял брови. – Или ты хочешь обратно в Миннеаполис?
– Нет, – решительно помотала головой Клэр, – не хочу.
Она протянула ему куртку, которой все это время укрывалась, но шофер покачал головой:
– Возьми. Ты от кого-то прячешься? Тебя кто-то ищет?
Девушка не ответила.
– Тогда будь осторожна. И не лезь на большие шоссе, там тебя точно найдут, – заключил водитель и тяжело вздохнул.
Трейлер отъезжает, из его загнутых рожками труб вылетает облачко выхлопного газа, и только тут до Клэр доходит: она же забыла сказать спасибо. Машина потихонечку удаляется, становится все меньше, и девушка поднимает руку. Хорошо бы Элвуд увидел ее в зеркало. Потом она разворачивается. Теперь Клэр совсем одна, идти ей некуда, доверять никому нельзя.
Рядом со стоянкой заправка «Шелл», а еще забегаловка «Сабвей» и зал видеоигр, в его окне вспыхивают разноцветные огоньки. На парковке полно легковых машин и грузовиков, водители заправляются, кто-то открывает банку с колой, кто-то потягивает кофе из дымящейся кружки. Прямо над ухом раздается гудок, и только тут девушка замечает, что встала прямо посреди парковки и загородила дорогу джипу. Водитель раздраженно машет рукой.
Клэр идет к магазину. Запястье пульсирует от боли. Звякает колокольчик на двери. Мама всегда говорила: не следует хвататься за все сразу, надо решать задачу постепенно. Девушка пытается придумать хоть какой-то план. Ей срочно нужно умыться, раздобыть карту и обезболивающее, а также перекусить. Ну что же, хотя бы это в ее силах. Остальное подождет.
За кассой восседает грузная женщина. Волосы выбелены перекисью водорода, но черные корни уже отросли. Она пристально смотрит на Клэр, и девушку охватывает паника. Может, ее фотографию уже показали в новостях? И кассирша ее узнала? Дикое предположение, но ведь и все, что с ней за последние сутки произошло, иначе как диким не назовешь.
Клэр отправляется в туалет и чуть успокаивается, взглянув на свое отражение. Видок еще тот. Она вечно мучилась со своими чуть вьющимися светлыми волосами: каждое утро приходилось мыть их с кондиционером и выпрямлять. Теперь же они спутались и торчат в разные стороны. Лицо в синяках и похоже на перезрелый фрукт. А через лоб кривой ухмылкой протянулась изогнутая ссадина. Конечно, кассирша удивилась.
Цветастый линолеум в туалете загибается по краям и весь усыпан окурками и обрывками туалетной бумаги. Четыре кабинки. Женщины снуют туда-сюда, оживленно болтают, оглядываются на Клэр. А она, стараясь не обращать на них внимания, вешает куртку, смачивает и намыливает большую бумажную салфетку и принимается приводить себя в порядок.
В магазине стоят корзины с DVD-дисками (пять долларов за штуку), холодильники с сыром и колбасой и витрины с лакированными часами, выточенными из цельных древесных спилов. На вешалках красуются футболки с изображениями волков и орлов, на полках лежат конфеты, чипсы, соленые крендельки и печенье. Клэр снимает со стойки неброский дешевый рюкзак, вешает его на сгиб локтя и складывает туда покупки: атлас дорог, ибупрофен, тампоны, упаковку ручек, тетрадку с мячом на обложке, две футболки с изображением волков, скотч, пачку вяленого мяса, несколько зерновых батончиков, бутылку кока-колы. И газету. Первая полоса пестреет сообщениями о терактах.
Девушка вымученно улыбается продавщице и старается не морщиться от боли, когда поднимает рюкзак. Хриплым голосом поблагодарив кассиршу, расплачивается. На покупки ушла почти треть денег.
От стоянки до города около полумили. Да и какой это город – так, всего лишь небольшая кучка домишек в окружении деревьев. Больше вокруг ничего нет – сплошные поля, засаженные кукурузой и соевыми бобами. В таких краях только собаки рыщут, так папа всегда говорит. Говорил. Больше уже так не скажет. Он вообще никогда больше ничего не скажет. И мама тоже. Мертвые не разговаривают. Клэр точно знает: родителей она больше не увидит.