Она вновь медленно покачала головой.
   – У меня никого нет. Я не пом... – Внезапно осекшись, она вскинула голову. – Теперь я живу в Париже и собираюсь замуж за Жана-Луи.
   – Это мне известно. – Кейн пристально смотрел на нее, что-то соображая. – Ты живешь с ним?
   – Отнюдь. У меня своя комната в Латинском квартале, – ответила она с холодным достоинством.
   Его плечи как будто слегка обмякли.
   – Ты ходила в школу здесь, в Париже?
   – О да! – живо закивала Анжелика, ухватившись за подсказку. – Я училась именно здесь. – Что это за школа? В каком районе?
   – Это были разные школы. – Она начала нервно расхаживать по комнате.
   – Их названия?
   – Не помню, – отрезала Анжелика, резко оборачиваясь и направляясь к дверям. – И посторонитесь, сэр! Меня ждут гости.
   Но Кейн не двинулся с места.
   – Ты не могла забыть такие вещи.
   – Повторяю, я не помню! – гневно воскликнула девушка и вновь с гримасой боли поднесла руку к голове.
   – Ладно, оставим это. Расскажи мне о своей работе.
   На этот раз последовал уверенный и четкий ответ: – Я работаю в «Ла Куполь».
   – Что это за место?
   – Большой ресторан с танцевальным залом на Монпарнасе.
   Его лицо вытянулось.
   – Ты танцуешь с клиентами?
   – Нет, я обычная официантка. Там мы и познакомились с Жаном-Луи.
   – Понятно. У тебя большой стаж?
   – Скоро будет год.
   – А до этого где ты работала?
   – До этого я только искала работу, – ответила она уже с меньшей уверенностью.
   – Как долго?
   – Я... я не могу сказать точно. Несколько недель. После того, как... – Она проглотила конец фразы.
   – Что-что? Продолжай же!
   – После больницы, – медленно вымолвила Анжелика, отчаянно массируя пальцами виски.
   – Так ты была больна? – Голос Майлза больше походил на шепот. – Боже мой...
   – Да. Мне сказали, что я попала в автокатастрофу.
   – Кто сказал?
   – Врачи в клинике.
   – А сама ты...
   – Нет. Нет. Я не помню. – Внезапно выпрямившись, она раздраженно бросила: – Итак, теперь вам известно все, что вы хотели узнать. Может, наконец оставите меня в покое? Хватит с меня испорченного по вашей милости вечера!
   – Еще минуту, пожалуйста. – Он извлек из кармана мятую газетную вырезку. – Важно, чтобы ты прочла вот это.
   Анжелика с неохотой приняла из его рук клочок бумаги и, едва взглянув, равнодушно вернула обратно.
   – Здесь написано по-английски.
   На этот раз Кейн воздержался от комментариев. – Что ж, придется перевести, – улыбнулся он. – Этo сообщение о нашей помолвке. В заметке говорится, что этот брак скрепит узами родства деловое партнерство, связывающее наши семьи на протяжении уже более двух столетий. «Компания Кейна и Шандо до сих пор управлялась Майлзом Кейном, прямым наследником одного из отцов-основателей». – Покосившись на Анжелику, англичанин обнаружил, что с таким же успехом он мог бы пытаться заинтересовать буддийскую статую. Нимало не смутившись, он тем не менее продолжал: – Итак, половина акций предприятия по-прежнему в собственности семьи Шандо, хотя с момента смерти Джорджа Шандо право наследования стало передаваться по женской линии. Дочь покойного вскоре вышла замуж за некоего француза, но брак оказался неудачным и все акции перешли в собственность внучки Джорджа мисс Патриции Шандо. – Аккуратно сложив вырезку, Кейн выразительно посмотрел на девушку, но та стояла с безучастным видом.
   – К чему мне знать об этом? – поморщилась она. – И вообще, странный способ объявлять о помолвке. У вас в Англии светская хроника вся такая?
   – Это напечатано не в сплетнях, а в колонке финансовых новостей.
   – Так значит, вас связывало с невестой чисто деловое соглашение! – Рассмеявшись, она почти с жалостью взглянула на своего мучителя. – Ну, это я понять могу. Здесь, во Франции, толстосумы тоже любят устраивать подобные браки. – В глазах Анжелики явственно читалось прене6режение. – Неудивительно, что вы так рьяно пытаетесь вернуть ее, что готовы даже прицепиться к другой девушке. Потерять половину акций никому не захочется, – добавила она с нескрываемой издевкой.
   – Ты действительно так думаешь? – спросил Кейн, пристально глядя на нее.
   – Какое вам дело до того, что я думаю? И прекратите обращаться ко мне на ты!
   – Полноте! Ты для меня очень много значишь, Пат, – возразил Кейн с какой-то особенной теплотой в голосе.
   – Как это может быть, если вы никогда меня прежде не видели? – прыснула Анжелика.
   – Не в этом ли причина твоего бегства? – гнул он свое. – По-твоему, брак с тобой открывал мне путь к полному контролю над компанией? Ты не могла бы заблуждаться сильнее, чем сейчас, Патриция. Потому что мое сердце целиком принадлежит тебе.
   Медленно подняв глаза, Анжелика встретилась с ним взглядом и не удержалась от ехидной улыбки.
   – Всегда считала англичан беспросветными занудами – и теперь могу объяснить, почему.
   – Не пытайся обидеть меня, Пат, – помолчав, сказал он.
   – Перестаньте меня так называть, – снова помрачнела она. – Вы теряете время, упорствуя в своей ошибке. Повторяю: я не та, которую вы ищете.
   – Все еще выясняем отношения? – послышался раздраженный голос. На пороге стоял Жан-Луи.
   – Как у вас с английским, мсье Лене? – задал Кейн встречный вопрос и, получив в ответ утвердительный кивок, вручил жениху злополучный квадратик газетного текста.
   – Вы утверждаете, что эта женщина и есть Анжелика? – пробежав глазами заметку, изумленно спросил художник.
   – Я в этом абсолютно уверен.
   – Если все так, как он говорит, солнышко, то ты превращаешься в богатую невесту. Послушайте, эта... Патриция Шандо действительно наследница миллионов? – Он покосился на вырезку.
   – Именно так.
   Некоторое время все трое молча изучали друг друга, пока наконец Жан-Луи не опомнился. – Это в самом деле возможно, Анжелика? – Нонсенс! Я...
   – Я попросил ее рассказать о себе, – перебил Кейн, не обращая внимания на протестующий жест девушки. – Но, чем конкретнее были вопросы, тем больше она терялась и путалась. Наконец мне удалось выяснить, что всему виной несчастный случай, после которого события прошлого почти полностью стерлись из ее памяти.
   – Это верно, – живо согласился француз. Анжелика никогда не рассказывала мне о своем детстве, о семье. И я не встречал кого-либо, кто бы знал ее до нашей встречи. – Подойдя к невесте, он многозначительно произнес: – Если ты действительно та самая женщина, о которой идет речь, то должна немедленно заявить о своих правах на наследство, моя прелесть.
   – О чем ты говоришь? – В ее зеленых глазах блеснули льдинки..
   – Возможно, ты права, и этот парень действительно ошибается, но что, если... – Жан-Луи развел руками.
   – Никаких «если», – оборвала его Анжелика.
   – Я хотел бы поговорить с моей невестой наедине, – помрачнев, обратился художник к Кейну.
   – Как вам будет угодно. – После минутного колебания кивнул англичанин.
   Он вышел, и Жан-Луи взял Анжелику за руку.
   – Я дал согласие немедленно начать писать портрет американки. Завтра мы отправляемся в Шато де Гран Мот недалеко от Монпелье, где она собирается пожить у своих приятелей, и мне придется работать там. На это уйдет не меньше трех недель, и взять тебя с собой я не могу.
   – И что же?
   – Детка, я допускаю, что этот парень порет чепуху и ты никогда не была в Англии. Но ты постоянно уходила от моих вопросов о твоем детстве, о жизни до приезда в Париж. Все, что я узнал о тебе – это то, что ты попала в аварию. Стало быть, ты вполне можешь оказаться этой девушкой. – Подумав немного, он добавил: – Кейн, похоже, не сомневается в этом, но, даже если ты – не она, почему бы не попытать счастья? Оно же само идет нам в руки!
   – Мне не нужны деньги. Все, чего я хочу, это быть твоей женой и моделью.
   – Ты останешься и той и другой. Но преимущества богатства очевидны. Подумай, мы сможем вернуть ссуду, взятую у галереи! Я буду выставляться, где мне вздумается. Посвящу себя свободному творчеству, вместо того, чтобы постоянно зависеть от заказов. Наконец я...
   – Получишь возможность постоянно щеголять в костюмах от Армани, посещать приемы и пить шампанское круглые сутки, – смерив его ледяным взглядом, ядовито закончила Анжелика. – Особняк на Таити, квартира в Нью-Йорке... Путешествия, визиты и море общения с богатыми людьми, которыми ты так восхищаешься.
   – А что в этом предосудительного?! – воскликнул слегка уязвленный художник. – Большому таланту нужна питательная среда. Тебе должно быть приятно, что это ты создашь мне все условия для подлинно творческой работы.
   – Приятно? – саркастически усмехнулась она. Знать, что ты в любой момент сможешь отложить кисть в сторону, чтобы насладиться женским вниманием?
   – А, вот ты и попалась, моя ненаглядная! – Жан-Луи, рассмеявшись, нежно привлек ее к себе.
   – Ты просто ревнуешь. По-твоему, стоит нам разбогатеть, и я начну бегать за юбками! Но ты же знаешь, что с того самого момента, как мы встретились, я не взглянул ни на кого другого. Это была настоящая любовь с первого взгляда. Отныне я твой покорный раб, я – пол под каблучками твоих туфелек. – Чувственные поцелуи сыпались на ее шею, уголки рта, глаза. – Ты же знаешь, что я готов отдать за тебя жизнь. Как я могу смотреть на другую женщину, будучи ослеплен твоей красотой? Каждый миг в разлуке с тобой превращается в вечность. Я просто ненавижу эту американку за то, что она вынуждает меня уехать, но бессилен что-либо изменить, – выдохнул он, с сожалением отпуская ее. – Будь у нас свои деньги, я не отходил бы от тебя ни на шаг!
   Анжелика внимала его изощренным комплиментам, невольно сравнивая их со спокойным «мое сердце целиком принадлежит тебе» англичанина. Эти двое мужчин такие разные ... Один холодно-сдержанный, привыкший к строгому самоконтролю, другой же – яркий, необузданный, не стесняющийся открыто проявлять чувства и пользоваться мужским обаянием, чтобы склонить ее действовать в своих интересах.
   Она слегка оттолкнула Жана-Луи и назидательно сказала, не сводя глаз с его вдохновенной физиономии:
   – Чтобы добиться звания великого художника, нужно много трудиться.
   – А разве я не вкалывал как проклятый последние десять лет? – запальчиво воскликнул ее суженый.
   – Да, и, в конце концов, получил известность. Зачем тебе плоды чужого везения? Все, чего ты хочешь, вполне в твоей власти, будет, чем гордиться потом.
   – Но мне понадобится не меньше пяти лет, чтобы завоевать независимость, – заявил Жан-Луи, начиная сердиться. – А если ты сумеешь получить деньги этой женщины, я получу свободу уже сейчас. Неужели ты так эгоистична, что можешь лишить меня этой возможности, а мир – права любоваться плодами моего выкупленного у нужды таланта?
   – Я была счастлива и без этого, – с горечью сказала Анжелика.
   – Деньги еще никому не помешали.
   – Ошибаешься, они несут одни неприятности. Я против, Жан-Луи!
   Но золотой мираж будущего уже застилал ему глаза, заслоняя окружающую реальность.
   – Если ты любишь меня, – с жаром сказал художник, – то отправишься с Кейном в Англию и попробуешь добыть эти деньги для нас.
   – Погоди, я не понимаю. Ты хочешь, чтобы я получила наследство, которое принадлежит другому человеку?
   – А почему бы и нет? – Художник сделал легкомысленный жест. – Если он так хочет подарить тебе это счастье, то почему бы просто не протянуть руку?
   – Ты такой же, как все, Жан-Луи, – пристально глядя на него, с отвращением выдавила девушка. – Мне казалось, что ты вылеплен из другого теста, но я ошиблась. Я верила в цельность твоей натуры, по крайней мере, в том, что касается искусства, но у тебя нет даже этого.
   – Хватит нотаций, детка. – Он нетерпеливо щелкнул пальцами. – Разве я хочу получить это богатство не для того, чтобы полностью посвятить себя работе? Неужели ты совсем слепая?
   Девушка еще внимательнее вгляделась в глаза своего жениха. Жан-Луи отвел взгляд первым, и, резко повернувшись на каблуках, направился к двери.
   – Кейн! – позвал он, и англичанин вновь появился в кабинете.
   – Слушаю вас.
   – Мы все обсудили. Анжелика сказала мне, что не помнит ничего из событий, предшествовавших несчастному случаю, поэтому вполне может оказаться той женщиной, которую вы ищете.
   Кейн какое-то время по очереди рассматривал их, после чего сказал:
   – Я хотел бы, чтобы она вернулась со мной в Англию.
   – Прекрасно, она едет.
   – Это и твое решение? – серьезно спросил Кейн, глядя на Анжелику в упор. Поколебавшись, она кивнула. – Может статься, что, вспомнив свою прежнюю жизнь, ты пожелаешь к ней вернуться, – осторожно заметил англичанин.
   – Вернуться к роли вашей невесты, вы это имеете в виду? – Ее глаза холодно блеснули.
   – Как только все дела будут улажены, Анжелика вернется ко мне, – расхохотался Жан-Луи, с вызывающей самоуверенностью обняв девушку за плечи, легонько ткнулся носом в ее обнаженную шею. Она едва заметно поежилась, но не двинулась с места.
   Лицо Кейна оставалось невозмутимым.
   – Отлично, только не говорите потом, что о такой возможности не было речи, если она все-таки решит остаться. Обещайте, что в этом случае вы не станете посягать на свободу Патриции, – потребовал он.
   – Патриция может поступать, как ей вздумается, – высокомерно улыбнулся художник, – но, уверяю вас, Анжелика будет верна мне.
   Итак, перчатка была брошена. Кейн принял вызов, не моргнув глазом.
   – Так где ты живешь? – обратился он к девушке и, услышав адрес, заявил: – Я заеду за тобой завтра в десять утра. Постарайся не проспать. – И, отвесив короткий поклон, он быстро вышел из комнаты.
   Схватив Анжелику в охапку, Жан-Луи едва не задушил ее в объятиях.
   – Золотце мое, нам светит богатство! – пропел он, кружа ее по кабинету. – И ждет сказочная ночь, а?
   Собравшись с силами, она двинула его коленкой в пах и уже от дверей бросила:
   – Если ты воображаешь, что я после всего этого лягу с тобой в постель, то у тебя точно не все дома!
 
   Длинный автомобиль с британскими номерами затормозил у ее дверей точно в десять часов утра, почти перекрыв движение на узкой улочке. Когда Майлз Кейн позвонил, Анжелика постаралась протянуть время, втайне надеясь, что бдительный дорожный патруль в голубых фуражках успеет поймать нарушителя, но, когда звонок раздался в третий раз, ей ничего не оставалось, как открыть.
   Неласково взглянув на хозяйку, он воздержался, однако, от замечаний по поводу ее медлительности, ограничившись лаконичным:
   – Ты готова? – Анжелика нехотя кивнула.
   – У тебя только этот чемодан?
   – А зачем брать больше? Я не собираюсь уезжать надолго, – сухо возразила она.
   Шофера, на которого она втайне рассчитывала, в машине не оказалось. Открыв переднюю дверцу, Кейн предложил девушке снять пальто.
   – Как вам угодно.
   Она высвободилась из длинного – по щиколотку – одеяния и осталась в вязаной безрукавке, туго обтягивавшей грудь, и короткой юбке, открывающей длинные загорелые ноги.
   Кейн быстро окинул взглядом ее фигуру, и, хотя выражение его лица не изменилось, Анжелика явственно ощутила неодобрение. Кокетливо подмигнув ему, она демонстративно закинула ногу на ногу, отчего юбка задралась еще выше. Он поджал губы, захлопнул дверцу и перешел на свою сторону автомобиля, так и не сказав ни слова.
   – Какие же вы, англичане, чопорные! Не нравятся мои ноги? – рассмеялась Анжелика.
   – Ты никогда так не одевалась, – с показным равнодушием заметил он.
   – Еще не поздно, – поддразнила девушка. Если мой облик и манеры до такой степени не устраивают вас, самое время выкинуть из головы всю эту бредовую затею. Забудьте обо мне. А вашу беглянку поищите где-нибудь в других краях.
   Потемневшее лицо Кейна было единственным свидетельством того, что ее насмешка попала в цель, ибо ответ его прозвучал совершенно буднично:
   – Да нет, напротив. Я убежден, что ты как раз та женщина, которая мне нужна. И теперь, когда я нашел тебя, у меня нет ни малейшего желания идти на попятную.
   Брезгливо поморщившись, Анжелика отвернулась и зевнула.
   – Не выспалась? – тут же отреагировал он.
   – А вы как думаете? – Она покосилась на него. – Ведь вчера вечером мне пришлось пережить прощание с Жаном-Луи. На мне словно воду возили.
   И опять игра желваков на челюстях Кейна, к вящему удовольствию его спутницы, выдала охватившую его ярость.
   Впрочем, «парижских улиц ад» требовал предельного внимания от каждого водителя, поэтому они больше не произнесли ни слова до тех пор, пока не заняли места в поезде, с огромной скоростью пересекавшем Францию в направлении Туннеля, за которым ждала их Англия.
   – Ты говорила, что попала в аварию, – напомнил Кейн девушке. – Что это было?
   – Я ничего об этом не помню. – На ее лицо словно легла тень. – Знаю только то, о чем мне рассказали. – Поколебавшись, она медленно начала: – Судя по всему, я ехала на автобусе, следовавшем из Лизье в Руан во время сильного шторма. Шедший впереди огромный контейнеровоз внезапно занесло, и произошло столкновение. Большинство пассажиров чудом выбралось из вдребезги разбитого автобуса, который тут же загорелся. Двоих спасти не удалось.
   – Ты очень пострадала?
   – Нет. Только рассадила плечо и набила здоровенную шишку на голове.
   – Как им удалось узнать твое имя?
   – В моем кармане нашли клочок бумаги. Там было написано: «Анжелика Касте, место рождения – Лизье». И дата рождения.
   – И это все?
   – Несколько кое-как нацарапанных цифр и слов, которые мне решительно ничего не говорили.
   – Эта бумага сохранилась?
   – Наверное. Где-то должна быть.
   – А с собой ты ее не захватила?
   – Нет, с какой стати?
   – Ты в состоянии вспомнить хоть что-нибудь из того, что было до катастрофы? – подавшись вперед и испытующе глядя на нее, спросил Кейн.
   – Иногда по ночам мне снятся места, которые я воспринимаю как знакомые, но наутро... Она сдула с ладони воображаемую пушинку. – ...Никаких подробностей!
   – А люди?
   – Увы, – фыркнула Анжелика, смешно наморщив нос, – вас в моих снах не бывало никогда.
   – Да, тебе палец в рот не клади. – На невозмутимом лице Кейна появилось подобие улыбки. – В ближайшие дни нам придется довольно тесно общаться. Я понимаю, что тебе все это не по душе, но, коль уж решение принято – не могли бы мы, по крайней мере, соблюдать элементарные приличия по отношению друг к другу?
   – Приличия? Мне жаловаться не на что.
   – Ну, а я могу просить тебя о том же?
   криво усмехнулся он.
   – Меня?!
   – Для начала ты могла бы обращаться ко мне по имени.
   – Как скажете, мсье Кейн.
   – Меня зовут Майлз, – напомнил он.
   – Ну и имечко...
   – Я и сам не в восторге, но мама бы очень расстроилась, если бы мне вздумалось сменить его. – У вас есть мать?
   – Как и у большинства людей.
   – У нормальных людей. – Ее лицо помрачнело. – Прости, пожалуйста. – Кейн мягко накрыл ладонью ее запястье. – Но мне бы очень хотелось услышать что-нибудь о твоей семье, Пат.
   Итак, для него она по-прежнему близкий человек, его девушка! К тому же потерявшая память.
   – Вы по-прежнему намерены называть меня именно так?
   – Это ведь твое имя.
   Анжелику вдруг охватила злость.
   – И после этого вы ждете, чтобы я миндальничала с человеком, который перевернул мою жизнь вверх дном, превратил в скандал мою помолвку и разлучил с женихом?!
   – Хватит, – резко перебил Майлз. – Я только возвращаю тебе прошлое, которого ты нечаянно лишилась. И даже если ты, в конце концов, откажешься от этого варианта, никто не смеет лишать тебя права выбора!
   Захваченная врасплох этой тирадой, она вглядывалась в его лицо, пока вдруг не сообразила, что от волнения англичанин перешел на родной язык.
   В ту же самую секунду Майлз понял, что происходит, и широко раскрыл глаза.
   – Ты же все понимаешь, да? Ты понимаешь?!
   Патриция долго не отвечала, глядя куда-то сквозь него.
   – Как вы догадались, где меня искать? – спросила она на чистейшем английском.
   – Портрет! Я купил журнал с репродукциями картин и наткнулся на него. В сопроводительной статье упоминалось о приеме по случаю вашей помолвки с Жаном-Луи. Разве меня могли обмануть твои глаза? – Выдохнул он, откинувшись назад и жадно вглядываясь в ее черты.

3

   – Зачем ты лгала мне? – Майлз был чернее тучи. – Не хотелось с вами никуда возвращаться, разве не ясно? – Патриция беспечно пожала плечами.
   – Стало быть, ты все это время знала, кто ты есть на самом деле! И эта амнезия – только удобная ширма, жалкая уловка? Бог мой, Патриция, если ты...
   – Нет! – яростно оборвала она его. – Женщины, о которой вы говорите, для меня не существует. Но, едва я увидела фотографии – те, что вы показывали вчера вечером, как поняла, что вы говорите правду, что между нами... была связь. Себя ведь не узнать довольно трудно, правда? – Ее лицо потемнело. – Но я очень... боялась. Мне не хотелось открывать для себя прошлое. – Их взгляды встретились. – А вы? Почему я должна испытывать к вам интерес? – Отвернувшись, она развела руками. – Вот и пришлось делать вид, что я не понимаю ни слова по-английски. Глядишь, вы бы и убрались восвояси – кто не ошибается!
   – От меня не так-то легко избавиться.
   – Я никогда не согласилась бы на эту поездку в Англию, если бы не Жан-Луи.
   – Если бы не его жадность.
   – Что вы знаете о бедности, господин Фунт Стерлингов? – Патриция метнула на него гневный взгляд. – Вы же купались в деньгах всю жизнь!
   – Откуда такие сведения? – спросил он, подозрительно прищурившись.
   – Да вы же сами просветили меня на этот счет, зачитывая свою газету, – невесело рассмеялась она. – Я узнала, что моя и ваша семьи на паях владеют крупной компанией. Потом вы сообщили, что я очень богата, а стало быть, дело процветает. Так что вы знаете о нужде и голоде? О том, что талантливые художники вынуждены валяться в ногах у богатых заказчиков?
   – Да, мне не приходилось бедствовать. Но я никогда не стал бы заставлять женщину действовать против ее воли с исключительно меркантильной целью.
   – Разве? – Патриция иронически подняла брови. – А как поступаете вы сами? Используете меня ничуть не хуже, чем мой жених.
   – Каким же образом? – Майлз опустил веки, гася беспокойные огоньки в глазах.
   – Вы утверждаете, что собирались жениться на мне. Если бы свадьба состоялась, вам достались бы все акции компании.
   – Наша помолвка не была финансовым соглашением, – отчеканил он, глядя ей прямо в глаза и, не встретив ни искры доверия, добавил: – В любом случае разве этот вопрос не снят с повестки дня? Ведь все деньги могут достаться теперь Жану-Луи.
   – А что, если я действительно отдам их ему? – воинственно заявила Патриция.
   – Это твои деньги, и тебе решать, как поступить с ними, – снисходительно усмехнулся Майлз.
   Поезд загрохотал по туннелю, уходящему под дно Ла-Манша, и путешественники замолчали, приспосабливаясь к переходу от яркого дня к искусственному освещению и гнетущей тьме за окном. Так и моя жизнь, еще сутки назад простая и ясная, теперь тонула во мраке забвения и тайны, подумалось Патриции.
   – Не хочешь ли узнать историю своей семьи? – предложил Майлз, словно угадав ее мысли.
   – Честно говоря, не испытываю никакого желания, – вздохнула она. – Но я вижу, что вы все равно не отвяжетесь, так что валяйте.
   – Как я уже упоминал вчера вечером, ты дочь англичанки и француза. У тебя двойное гражданство. Вероятно, после исчезновения ты пользовалась французским паспортом. По настоянию отца в доме говорили на двух языках, и ты в совершенстве владеешь тем и другим. Однако после развода твоя мать вышла замуж вторично, и тебя отправили жить к бабушке. Та занялась твоим образованием и...
   – Почему? – перебила Патриция. – Почему я не осталась с матерью или отцом?
   Майлз на мгновение задумался.
   – У каждого из них сложилась новая жизнь, новое окружение. И бабушка рассудила, что в этой ситуации ее опекунство будет для тебя чем-то вроде общего знаменателя, – пояснил он, как бы оправдываясь.
   – И моих родителей это устроило? Неужели я так мало значила для них?
   Майлз ожидал услышать горечь в ее словах, но не уловил ничего, кроме любопытства.
   – Не все так просто. Твоя мать вышла замуж за аргентинца и уехала в Южную Америку. Отец вернулся на родину. Они оба хотели остаться с тобой. Но твоя бабушка обладает исключительно сильным характером, и заставить ее изменить решение почти невозможно.
   – Но они могли отстоять меня? Если бы хотели по-настоящему?
   – Повторяю, это было нелегко.
   Несколько секунд девушка безмолвно смотрела на него, затем уголки ее рта медленно поползли вверх.
   – Жизнь вообще сложная штука... Но я перебила вас.
   – У твоей бабушки дом в Ланкашире, – продолжал Кейн, – и до окончания школы ты жила с ней там. Потом она взяла тебя с собой в путешествие по Индии и другим странам Азии, которое продлилось почти год. Вернувшись в Англию, она обосновалась вместе с тобой в Лондоне, где, собственно, и начались наши с тобой отношения.
   – Разве мы не были знакомы раньше? – удивилась Патриция.
   – Да, мы часто виделись еще до развода твоих родителей. Но ты тогда была еще девочкой.
   – Сколько же вам лет? – В ее картинно округлившихся глазах запрыгали смешинки.
   – Тридцать два.
   – А мне?
   – Двадцать один. Меньше чем через месяц тебе исполнится двадцать два.
   – И когда же наше знакомство переросло в столь страстную связь?