Беразинский Дмитрий. Задолго до Истмата

   Он за руку попрощался с Ромодановским и, приложив ладонь к козырьку, лихо двинул по направлению к собственному экипажу, мурлыча поднос строчки из «Охоты на волков» Владимира Высоцкого:
 
   Волк не может нарушить традиций.
   Видно, в детстве, слепые щенки,
   Мы, волчата, сосали волчицу
   И всосали: нельзя за флажки!
 
   – Федор, трогай! – крикнул он кучеру, усаживаясь на мягкое сиденье. – На волков охотиться – это вам не перепелов из рогатки стрелять! Выю порвать можно!
   Карета мчалась по вечерней Москве, а из полураскрытого окошка доносилось негромкое пение генерала:
 
   И мне поют перепела,
   Что ты опять перепила,
   И, упившись до изумленья, умерла!

Глава 11. Земля. 2004
Внебрачный сын Отчизны – бастард вселенского масштаба

   Чиновник раздраженно посмотрел на полковника Степанова.
   – Тебе, полковник, какие шлюхи нашептали проверить этот транспорт? От кого был получен приказ о досмотре борта 714? Тебя же расстрелять за это мало, чистоплюй ты этакий!
   Дело было в конце апреля на одном из пограничных аэродромов Карелии. Позавчера Степанову верный человек сообщил о том, что через подконтрольный ему аэродром собираются отправить партию оружия, предназначенного для тех воинов, что воюют втихаря, прикрывая банальные библейские места сурами из Корана. Степанов долго размышлял, а затем сделал единственный, как ему показалось, правильный вывод. Три года назад он провел некоторое время в Чечне и насмотрелся там на всю жизнь. И если трупы по ночам ему не снились, то чувство жесточайшей несправедливости и собственного бессилия заставляло до сих пор просыпаться по ночам и по несколько часов лежать без сна, сжимая кулаки в какой-то животной ярости.
   Поразмыслив, он решил твердо одно: если уж он не в состоянии прекратить этот позор на Кавказе, то безобразия на подконтрольной территории не допустит. Любой ценой. Благо в свои тридцать семь он холост, одинок и озлоблен на весь белый свет. «Мастер реванша» – называли его в штабе Северного округа, и называли не за красивые глаза, а за злопамятность и хватку. Степанов не прощал никаких обид, буде обидчик честь по чести не принес извинений, непрофессионализма в любой области, а также лжи и особенно – хамства.
   Всего этого мог и не знать чинуша, прибывший из Москвы и размахивающий бумажкой от замдиректора ФСБ. Напрасно непосредственный начальник Степанова генерал-майор Федькин подавал «высокому» гостю отчаянные знаки, призывающие того утихомирить свой темперамент и перейти от неуставного выяснения взаимоотношений на плацу перед всем батальоном охраны к конструктивному разговору в кабинете начальника аэродрома. Не прошло и полминуты, а Федькин уже понял, что добром дело не кончится. Позорить командира перед подчиненными запрещает Устав внутренней службы, но штатскому чиновнику было плевать на все уставы. По мере того как тот входил во вкус своей обвинительно-угрожающей речи, на плацу все замирало: перестали без толку болтаться позади дворники из числа солдатиков карантина, вылизывая территорию после зимы; офицеры-прапорщики, построенные в единую линию перед своими подразделениями, перестали жевать жвачку и сморкаться в кулаки; даже прилетевшие недавно грачи перестали орать на высоких тополях.
   – Молчать! – проревел полковник Степанов, раздувшийся от гнева, точно кобра перед мгновением атаки.
   Подавившись очередным матюгом, чиновник смолк. Нечасто ему затыкали рот на периферии. Полковник повернул багровое лицо к генералу и глянул на него так, что тот понял однозначно – быть Третьей мировой. Сегодня. После обеда.
   – Господин генерал! – подчеркивая слово «господин», своим зычным голосом вопросил Степанов. – По какому праву вычесанное из самой Москвы чмо осмеливается оскорблять командира воинской части в присутствии его подчиненных?
   Пока генерал двигал своей тяжелой челюстью и одновременно пытался придумать такой вариант ответа, что бы устроил обоих оппонентов, гость из Москвы опомнился от контратаки.
   – В моей власти тебя, полковник, сделать снова лейтенантом! – почему-то сбившись на фальцет, с пафосом воскликнул он.
   – Ну все, п...ец! – негромко сказал Федькин.
   – Смирно! – гаркнул полковник, отчего на тополях спряталась в почки едва проклюнувшаяся молодая зелень. – Как стоишь, падла, перед боевым офицером! Смирно, сказал!
   Полковник рванул портупею и выхватил оттуда тяжелый ПММ. Быстро передернув затвор, он шагнул к чиновнику и приставил холодное дуло к его лбу. Тот вытянулся в струнку помимо желания.
   – Кузьмич! – тоскливо произнес Федькин. – Тебе это надо?
   Василий Кузьмич Степанов убрал дуло пистолета от рожи эфэсбэшника и, глядя сквозь генерала, четко сформулировал:
   – Оскорбление командира части при исполнении служебных обязанностей лицом непонятного уровня ответственности, звания и половой принадлежности! – Произнеся последнее определение, он смачно сплюнул под ноги франтоватому чиновнику. – Род Степановых насчитывает восемь поколений офицеров старшего и высшего звена! Моему деду в лицо подобную гнусность не осмеливались сказать даже энкавэдэшники, а это многое значило! Предлагаю дуэль!
   – Что? – охрипшим басом выдавил генерал. – Какая дуэль, Кузьмич? На дворе двадцать первый век, а ты себя Дантесом вообразил! Ну, пристрелишь ты этого Пушкина, а что мне с тобой делать прикажешь?
   – Готов ответить по всей строгости закона! – процедил полковник. – А поскольку я – лицо оскорбленное, сиречь зачинщик – он, то имею право выбора оружия и условий поединка. Мое условие: пистолеты, пятьдесят метров, прямо сейчас на плацу! Пусть ищет секунданта!
   Степанов еще раз сплюнул под ноги эфэсбэшнику и отошел к своим офицерам, которые сбились в кучку и о чем-то переговаривались.
   – О чем спор? – спросил он, подходя.
   – Сперва хотели вам «неотложку» вызвать, а теперь ставки делают – три к одному! – неодобрительно ответил начальник штаба. – Балбесы, одно слово!
   – Маловато! – ответил Василий Кузьмич. – Михалыч, будешь моим секундантом?
   Подполковник Иващенко сумрачно глянул на своего начальника. Переубедить того было невозможно – это знал весь округ.
   – Тяжелый ты человек, командир! – вздохнул он. – Тяжелый, но надежный. Как ротный миномет. Буду.
   Полковник молча пожал руку своему заместителю и кликнул заместителя по вооружению. Приказав тому принести точно такой ПММ, он продолжил разговор с Иващенко:
   – Слушай, ты прикажи ребятам отойти от места дуэли шагов на сто – больше эта дура ошибиться не должна. Пускай глядят, как мужики должны отвечать на оскорбление.
   – Так что, Кузьмич, дуэль в воспитательных целях?
   – Пуля – дура, и ты – дурак! – беззлобно ответил полковник. – Когда хотя бы один из десяти оскорбленных врежет своему начальнику под яйца, вот тогда у нас будет демократия. Тогда, а не когда газеты имеют право писать всякую хренотень! И если хотя бы десять человек из присутствующих сегодня когда-нибудь вспомнят меня и проделают нечто подобное, я буду знать, что жил не зря.
   В то же самое время между генералом Федькиным и Кириллом Смирновым, эфэсбэшником из Москвы, тоже происходил неприятный разговор.
   – Тебя где так разговаривать с людьми учили? – хрипел сорвавший голос Федькин. – Вроде в столице живешь, а такой болван! Ты хоть стрелять умеешь?
   Эфэсбэшник тоже разволновался, но он никак не мог поверить в реальность происходящего. Казалось бредом, чтобы вот так в наше время оскорбленный офицер мог потребовать дуэли. Он нервно сглотнул и визгливо поинтересовался у генерала:
   – Почему вы не прекратите эту комедию, Николай Петрович? – Смирнов похлопал себя по карманам в поисках сигарет. – Это же черт знает что такое. Какие-то дуэли, офицерская честь и прочие глупости...
   – Э, Кирилл, да ты впрямь идиот! – раздраженно фыркнул Федькин. – Рассуждаешь о понятиях, о которых не имеешь ни малейшего представления! Честь офицера – это последнее, что осталось у людей, которых на каждом шагу предает своя собственная страна и равнодушно смотрит, как они бесятся с голоду. И ты, дурак, эту честь сегодня смешал с говном!
   – Что вы заладили – дурак, идиот? – закричал эфэсбэш-ник. – Сказали бы лучше, что мне делать?
   – Что делать, что делать... раньше надо было думать! – рассердился окончательно Федькин. – Если будешь вести себя как мужик на дуэли, то, возможно, полковник и не пристрелит тебя. Наш Кузьмич шибко мужество уважает.
   Выкурив сигарету одной-единственной затяжкой, Смирнов нервно расстегнул кожаную куртку и потянул за узел модного галстука.
   – Вы, генерал, вообще соображаете, что делаете? – спросил он. – Вы знаете, что произойдет в случае моей смерти? Вас раздавят, как букашку!
   Федькин неожиданно успокоился.
   – Полковник у себя дома. Власти у меня никакой. Так что... готовьтесь к поединку. Вон вам и оружие несут, кстати...
   И генерал, подобно Понтию Пилату, умыл руки.
   Странной и нереальной казалась эта дуэль. Посреди бетонированного плаца на расстоянии пятидесяти метров друг от друга стояли два человека. Метрах в десяти от каждого из них замерли секунданты: начальник штаба подполковник Иващенко и генерал Федькин. За пределами плаца чернели шеренги солдат, глазеющих на невиданное действо. Стиляга полковник даже дал фору эфэсбэшнику – позволил стрелять тому первым. Можно было бы разыграть и другим образом – на момент расхождения с сигналом, по которому начинать дуэль, но Степанов выбрал именно такой порядок.
   – Если Бог жив, то его милостью прикончу мерзавца, даже выстрелив вторым. С пятидесяти метров попасть в меня не так и легко...
   Над плацем застыла тишина. Конечно, если бы можно было перенести дуэль, то скорее всего она бы не состоялась. Время остудило бы даже такую горячую голову, как у полковника Степанова, а уж у генерала нашлось бы множество причин для прекращения этой служебной анархии. Не говоря уже о том, что Смирнов вполне мог вызвать по мобильнику подкрепление.
   Нынче, пока кровь еще не успела остыть, даже Федькин смотрел на это с неким неземным фатализмом. Кирилл, сам того не желая, оскорбил честь мундира, который с гордостью носил и генерал. Он докурил сигарету и на правах старшего подал команду:
   – Начинайте!
   Эфэсбэшник долго целился в ненавистное лицо Степанова, как бы позабыв основные правила стрельбы. В грудь попасть было куда проще – если не мгновенная смерть, то тяжелое ранение обеспечено. В случае чего остался бы жив для трибунала и полковник, и самому Кириллу было бы не в пример легче оправдаться. Но он прицелился в лицо...
   Пистолет ПММ – модернизированный пистолет Макарова – от прототипа – пистолета ПМ – внешне отличается увеличенной пластиковой рукояткой более удобной формы. Но главным отличием является использование нового, усиленного (высокоимпульсного) патрона 9x18 ПМ-М. Если его старший брат был беззастенчиво содран с «Вальтера», то ПММ по мощности патрона и его поражающему действию вплотную приблизился к пресловутому «парабеллуму».
   Именно пуля из такого патрона обожгла щеку командира части. «Пижонство! – подумал Василий Кузьмич. – Пора кончать с этим благородством! Пару сантиметров – и несправедливость восторжествовала бы в очередной раз». Он навскидку выстрелил и попал эфэсбэшнику в правый глаз.
   – Финита ля комедия! – громко сообщил присутствующим. – Или что говорил в таких случаях Фантомас, не помню...
   Федькин бросился к лежащему телу и перевернул его на спину. Мертвый Смирнов глянул на него пустой глазницей. Череп был цел – пуля осталась внутри. Генерал вскочил на ноги и бросился к Степанову.
   – Кузьмич, твою мать! Ты что, не мог ему ливер прострелить?
   – Зато шкура осталась цела, – философски заметил Степанов, – а глаз можно и искусственный вставить – сейчас такие глаза из стекла и фарфора делают...
   – Ты меня, как марионетку, за яйца не дергай! – взвился генерал. – Я думал, что ты ему руку прострелишь или ногу! Что теперь делать?
   – Скажешь, что я промахнулся, – равнодушно произнес Степанов, – и вообще делай как знаешь.
   Он понюхал дуло пистолета, из которого только что уложил своего обидчика, прошел в штаб мимо застывших по стойке «смирно» военнослужащих своей части. Солдат и офицеров. Пацанов и мужиков. Отдал честь своим «орлам» и как бы прощальным взглядом окинул замерший строй. Молча кивнул и пошел дальше. К командирам подразделений подошел начальник штаба.
   – Фельдшер здесь? Идите поработайте коронером.
   – Что же теперь? – спросил командир первой роты. – Арестуют Батю?
   Подполковник Иващенко не ответил на вопрос капитана. Испытующе посмотрел на изваяния шеренг и сипло кашлянул, прочищая горло.
   – Сынки! – обратился он к солдатам. – Вы видели, как офицер должен стоять за свою честь. Вы запомните этот момент на всю свою жизнь, в течение которой многие попадут в подобное положение. Кто-то стерпит, а кто-то отомстит, проявив характер. Решать за вас не будет никто – только вы сами... сами!
   Подполковник помолчал минуту, а затем приказал офицерам увести людей с плаца. Молча закурил, постоял, глядя в окно командирского кабинета, через открытую форточку которого вот-вот должен был донестись характерный звук, сообщивший об обретении окончательной свободы полковником Степановым. Прошло полчаса, сорок минут, час... Начальник штаба чертыхнулся и поспешил к входным дверям, затем, задыхаясь от волнения и тревоги, поднялся на второй этаж. Вот она – дверь командирского кабинета, единственная дверь в штабе, обтянутая кожей и звукоуплотнителем. Батя любит работать в тишине.
   Он постучал костяшками по перетянутой коже, ободрал о корд фаланги. Никакой реакции, тишина. Рванув на себя дверь, вломился в кабинет – никого. На командирском столе лежат забытые перчатки, да дымится в пепельнице окурок сигареты... полная фигня! Компьютер на столе вспыхивал огоньками-звездочками.
   – Посыльный! – заорал начальник штаба.
   Вбежал молодой солдат, полугодичник из второй роты.
   – Боец, командир заходил к себе? Где он?
   Солдатик растерянно посмотрел на пустой кабинет и пожал плечами.
   – Никак нет! – произнес он, растягивая слова. – Он зашел при мне и не выходил. Товарищ полковник, а кто стрелял на плацу?
   – Разговорчики! – одернул зарвавшегося бойца Иващенко. – Ты что, Абдулла?
   Пожимая плечами, он вышел из штаба и направился к генералу – доложить обстановку.
 
   За пятнадцать минут до этого сидящий в кресле Степанов закурил сигарету «Кэмэл» и достал из пистолета обойму, в которой осталось всего одиннадцать патронов. Высыпав из обоймы их все, внимательно рассмотрел, как бы пытаясь угадать, какой достанется ему. Подержав жменю смертоносных пилюль в руках, принялся ловко снаряжать магазин.
   – По-моему, вы несколько торопитесь! – прозвучал незнакомый голос. Полковник поднял голову – напротив него в кресле сидел еще сравнительно молодой человек в генеральском мундире. Хотя тот же Шойгу в сорок лет блистал в парламенте с двумя звездами на каждом погоне. У этого звезда всего одна, но видно, что получил он ее не в бойскаутах, а за дело.
   Не ответив, принялся заканчивать свою работу. Незнакомый генерал с интересом наблюдал за ним. Граф Волков (а это был он) испытывал известную робость. Не каждый день в роли генерала приходится заговаривать зубы «взаправдашним» полковникам. На старушке Земле он выше чина сержанта не поднялся, а все нынешние звания получил, воюя и творя в иных мирах. Степанов на одном дыхании вставил снаряженный магазин в рукоятку и ладошкой вогнал до упора.
   – А вы что, можете предложить альтернативный вариант? – со спокойствием самурая спросил он, закуривая последнюю в жизни сигарету.
   – Могу! – кивнул генерал. – Только необходимо ваше моментальное согласие. Времени на раздумья у вас, видите ли, нет вообще. Гарантировать могу лишь одно: вам не придется совершать никаких действий, идущих вразрез с вашими понятиями об офицерской чести.
   Степанов затянулся во всю мощь своих легких, так что половина сигареты превратилась в пепел.
   – Согласен! – просто сказал он. – Я думаю, что докончить начатое у меня еще будет шанс?
   – Безусловно! – подтвердил Волков. – Только вот будет ли у вас желание...
   Он встал и далеко отодвинул кресло. Компьютер на командирском столе показывал заставку «Сквозь Вселенную».
   – Ну что, полетели? – мягко спросил он.
   Не докурив сигарету, Степанов проследовал за неизвестным визитером в санузел. Там мерцал синевой уже знакомый нам портал. Генерал сделал приглашающее движение рукой.
   – Туда? – удивился полковник.
   – Да. Сквозь Вселенную! – подтвердил генерал и первым шагнул в портал.
   – Черт побери! – воскликнул Степанов, когда остался один. – Лучше уж туда, чем лоб дырявить!
   Он достал из кителя фляжку с коньяком и быстрым глотком опустошил ее. Затем облизал губы и щукой прыгнул следом...
   – Твою мать! – выругался граф Волков, когда ему в живот ударилось тело полковника и сшибло с ног. Они оба покатились под ноги Софье Алексеевне и едва не повалили ее.
   – Господа! – воскликнула она, отпрыгивая с недостойной царицы поспешностью. – Что вы себе позволяете!
   – Извините, государыня, – пропыхтел Андрей Константинович, принимая вертикальное положение. Премьер-министр помог подняться Степанову. – Господин полковник, кто же прыгает в портал вперед головой?
   – А вы, господин генерал, мне инструкции не оставили! – огрызнулся Василий Кузьмич. – Простите, сударыня!
   – Государыня! – поправил Ростислав.
   – Как? – не понял полковник. – Куда это меня занесло?
   – Софья Алексеевна Романова! – отрекомендовалась царица с саркастической усмешкой. – Самодержица Великия, Малыя и Белыя. Документ показать?
   Полковник поднял фуражку, упавшую с головы во время отчаянного прыжка, и водрузил ее на место. Правда, перед этим потрогал вспотевший лоб.
   – Хлебнул двести грамм перед стартом! – пожаловался он. – А эффект – как от графина. Вас не затруднит повторить мне то, что вы сказали ранее... или хотя бы ущипнуть?
   Софья рассмеялась своим низким грудным смехом, от которого ее монолитная грудь заколыхалась с максимальной амплитудой, приведшей полковника Степанова в восторг. Заметив реакцию Василия Кузьмича, Ростислав резко сказал:
   – Можем и ущипнуть. Плоскогубцами. Но это обычно не помогает.
   Полковник усилием воли отвел глаза от царственного бюста (пока еще не выкормившего ни одного наследника) и столь же цепким взглядом окинул окружающую обстановку.
   – Получается, я в прошлое попал? Так?
   – Подтверждаю, – бесстрастным голосом отозвался граф Волков.
   – Не держите меня за лоха! – свирепо оскалился Степанов. – Там на столе ноутбук лежит! Или он на микросхемах системы Микеланджело? Мраморно-гипсовый сплав с вкраплениями ясеня...
   – Хорош ерничать, господин полковник! – приказал Ростислав. – Мы вас не для этого вытаскивали. Ноутбук земной, как и некоторые другие вещи. Вы в звездах разбираетесь, в смысле астрономии?
   Степанов угрюмо кивнул.
   – С Коперником мне не сравниться, но Большую Медведицу от Волопаса отличу.
   – Так вот, – продолжал премьер-министр, – сейчас на Гее два часа ночи. Пройдемте во двор, и если найдете на небе хоть одно знакомое созвездие, можете считать меня коммунистом. Прошу вас!
   На улице бушевал май. Над головами носились хрущи и пахло сиренью. Где-то ревел печальным голосом сверчок – с той стороны тянуло влагой и запахом тины.
   – Пруд, – пояснил Каманин, поднимая руку, нацеленную в небо, – извольте полюбопытствовать, господин полковник!
   – Господа все в Париже! – ответил Степанов цитатой из Булгакова. – Е... ный по голове, да что же это такое! Да е… ный твой в рот!
   Полную восхищения речь полковника Софья Алексеевна прослушала с явным удовольствием, но генерал Волков счел необходимым напомнить о приличиях.
   – Прошу прощения! – смутился Василий Кузьмич. – Лишен был женского общества долгое время.
   Затем немного подумал и уточнил:
   – Приличного общества.
   Слуги с фонарями проводили их обратно во дворец, в столовую, где по распоряжению царицы был накрыт стол для очень позднего ужина. В тяжелых канделябрах горели стеариновые свечи с добавлением восточных и южных курений: сандала, коричного дерева, драцены, пеларгонии и сундри. Легкий аромат курений окутывал сидящий квартет и вызывал чувство релакса у прилично переволновавшегося сегодня полковника Степанова. Тело расслабилось в удобном кресле, мышцы его бездействовали, а ему так было лень пошевелить хоть мизинцем!
   – Вы не голодны, господин полковник? – мягко спросила Софья Алексеевна, увидев, что гость почти ничего не ест.
   Слово «господин» мягко ласкало слух и вместе с ароматом курений создавало иллюзию небытия, в котором Василий Кузьмич находился уже довольно продолжительное время. Все-таки привычка отвечать на любой вопрос начальства вывела его из состояния расслабленности.
   – Прошу прощения! – улыбнулся едва ли не в первый раз за этот год (земной, конечно) полковник. – Никак не могу поверить в то, что я здесь. И мне не грозит ни смерть, ни трибунал, ничего... и голода практически не чувствую.
   – Ну, голода вы можете не чувствовать, – еще раз улыбнулась царица, – а вот чашу вина испить придется. От царской чаши не принято отказываться.
   Она лично наполнила кубок граммов на пятьсот токайским шипучим вином и передала ему. Бережно приняв из рук царицы кубок, Василий Кузьмич поднялся и стоя выцедил прохладный напиток.
   – Отличное шампанское! – прокомментировал он, прикончив чашу.
   Государыня хмыкнула. Граф Волков поднял брови.
   – Софья Алексеевна! – укоризненно сказал он. – Помните, я вас просвещал, что русский офицер знает только три спиртных напитка: шампанское, водку и спирт? Кстати, господин полковник, это венгерское вино. Токай. Слыхали?
   – Слыхать слыхал, а вот пробовать впервые довелось! Царица легко засмеялась.
   – Прошу прощения, господа, но в винах вы абсолютно не разбираетесь! Хотя в ваших лавках этого добра полно. Сама видела! Как же так?
   Ростислав завел целую речь на тему культуры потребления спиртных напитков, особенно налегая на тот факт, что в России двадцатого века к спиртному относились исключительно как к лекарству. А так как все лекарства делаются на спирту, то чем ближе формула панацеи к исходному C2H5ОH, тем оно действеннее. К тому же качественная сторона вопроса учитывалась крайне редко, а количественная – при каждом принятии. Так что бытовое пьянство – следствие отсутствия культуры распития. А поскольку у людей военных само понятие культуры – область несколько туманная, то нет ничего удивительного в том, что этот контингент классифицирует напитки по одной-единственной шкале. По крепости, измеряющейся в градусах на погонный литр.
   – Ты сам-то понял, что сказал? – спросила царица у своего фаворита, когда тот закончил свой спич. – То, что у вас все хлебное вино предпочитают, я и так знаю. Одно лишь мне не понять: отчего за три сотни лет так и не смогла моя страна сладить с пьянством?
   – Оттого, что не так все просто! – буркнул Ростислав. – Оттого что производство и продажа водки являются самыми доходными статьями бюджета государства. Оттого что пьяницами управлять легче – они сильно не протестуют. Оттого что в среднерусской полосе после революции оставили одних алкашей, а остальных переселили. С таким генофондом попробуй поработай!
   Внезапно вмешался Степанов, которому токайское с непривычки зашумело в голове.
   – Извиняюсь, ваше величество, я сам с новгородской земли. Вы видели когда-нибудь деревню алкоголиков? Ох, прошу прощения, что-то я опять не то ляпнул! Я в прошлом году видел, когда в отпуск на могилу матери заезжал. Стоят хатки без огородов, сажают только пшеницу – гонят самогон. Целый день сидят на лавках, пьют эту гарь, играют в карты. От мала до велика. Изба покосилась – подпорку. Не помогает – вторую. Ни одного замка на хате не видел – брать нечего. А ваш братец собственноручно людей спаивал, я в книжке читал. Такую вот чашу наполнял водкой и заставлял выпивать полную! Зачем ему это было нужно?
   – Лукавый нашептывал! – фыркнула Софья. – У него их три штуки на правом плече сидело, и все шептали, шептали! Ума у него как у курицы было, так и с того спрыгнул! И страну за собой тянул, подлец!
   – Тянул, да недотянул! – сказал Степанов. – Если вы на троне, а нынче семьсот второй год, то... то...
   – Суть Василь Кузьмич схватил верно, – зевнул, прикрывая рот ладонью, Ростислав, – а о цели вашего пребывания мы проинформируем вас завтра. Вы не против? Вкратце скажу, что мы во всей этой истории выступаем в качестве работодателей. Страна испытывает нехватку в кадрах, а вы нам показались весьма перспективным и свежим решением.
   Степанов дожевал кусок говядины и запил его глотком венгерского.
   – Да уж. Билет в один конец. Не думал, что когда-нибудь окажусь в шкуре Саймона Трегарта[^4].
   – Он, кстати, тоже был полковником, – напомнил Волков, – так что все полковники – в группе риска. Но у нас здесь отнюдь не колдовской мир, а самый что ни на есть обычный.
   – Скажете тоже! – вдруг вмешалась царица. – А кого Ромодановский на кострах в молодости сжигал? Я сама двух ведьм знаю! Одна у сестриц моих живет, ворожит им. А другая в монастыре у нас была, чудеса творила. Говорила, что по божьей воле, но в глазах искры так и прыгали! А кто такой этот ваш Трегарт? Наемник знаменитый?