Страница:
Мост снова стал транспортабельным, и контейнер вдвинулся в пазы на крыше инженерной машины. Браст развернул транспортер на месте, тяжелые гусеницы, подымая тонны донного ила, поползли к темному пологому берегу, ясно различимому даже без инфракрасной техники.
–Черт возьми, Браст, – шмыгнув носом, произнес Пексман, – темно, словно в гробнице, и свет нельзя включать. Может, я хочу взглянуть на свою Магди перед этим погружением в ад.
Браст промолчал. Было слышно, как Пексман снова зашелестел одеждой, доставая носовой платок.
–Проклятый климат, – пробормотал он, словно хотел извиниться, затем смачно высморкался в носовыжималку, утерся платком и блаженно откинулся в кресле.
Красно-желтое пятно впереди приобрело очертания газораспылителя. Браст отвернул в сторону, и гусеницы со скрежетом вынесли мостоукладчик на берег, наполовину погрузившись в борозды, оставленные передними машинами. Танк перевалил через поваленное тысячелетнее дерево, одним своим весом превратив его в прессованные опилки, и погрузился в заросли высоченных папоротников. В перископе заднего вида Браст успел заметить, как из башни газораспылителя ударила шипящая струя воды.
Через некоторое время ничто на берегу не говорило о том, что здесь произошла высадка особого механизированного отряда.
МИРНЫЕ ГОРОДА
ПИРАМИДА ВЛАСТИ
–Черт возьми, Браст, – шмыгнув носом, произнес Пексман, – темно, словно в гробнице, и свет нельзя включать. Может, я хочу взглянуть на свою Магди перед этим погружением в ад.
Браст промолчал. Было слышно, как Пексман снова зашелестел одеждой, доставая носовой платок.
–Проклятый климат, – пробормотал он, словно хотел извиниться, затем смачно высморкался в носовыжималку, утерся платком и блаженно откинулся в кресле.
Красно-желтое пятно впереди приобрело очертания газораспылителя. Браст отвернул в сторону, и гусеницы со скрежетом вынесли мостоукладчик на берег, наполовину погрузившись в борозды, оставленные передними машинами. Танк перевалил через поваленное тысячелетнее дерево, одним своим весом превратив его в прессованные опилки, и погрузился в заросли высоченных папоротников. В перископе заднего вида Браст успел заметить, как из башни газораспылителя ударила шипящая струя воды.
Через некоторое время ничто на берегу не говорило о том, что здесь произошла высадка особого механизированного отряда.
МИРНЫЕ ГОРОДА
Радлиф Toy волновался. Внешне это ничем не выражалось. Для всех окружающих, особенно для соучастников их тайной организации, он представлялся непоколебимым скальным монолитом посреди бушующей вокруг песчаной бури, бушующей много дней, месяцев, а возможно, столетий, бури, желающей сломать, перемолоть его в пыль. Они называли его Стариком, мало кто из них видел Toy лично, но имя его было известно многим и многим. Для тех из них, кто его никогда не встречал, он вообще был легендой. Однако для внешнего, ничего не ведающего о его тайной жизни наблюдателя он являл собой образец примерного потребителя. У него была только одна странность: он жил вместе со своей дочерью, правда, те, кто не знал этого точно, считали ее малолетней любовницей, и для них он становился вообще идеально нормален.
Сегодня он ждал связного. В принципе, он ждал его со вчерашнего вечера, поскольку не смог ночью задремать. До рассвета он ходил из угла в угол, пытаясь заставить себя чем-то заняться. Какими длинными теперь стали ночи, небывало длинными. Обычно или та, или другая звезда сияли в небесах: гигант Эрр, конечно, не создавал ощущения полноценного дня, так, скользкие розовые сумерки, однако все же не тьма. Было особенно обидно не спать эти благостные месяцы, пока оба светила находились в одном ракурсе.
Всю ночь он посматривал на приоткрытый ящик тумбы в углу кабинета. Один раз он даже достал оттуда прибор. К этой заразе – психоменитометру он пристрастился давно. Тогда они были не такими совершенными. Случилось это после тюрьмы, Маленького лагеря смерти Завеса-3 под городом Эльбломг. Его смогли оттуда вытащить, пришлось делать пластическую операцию, маскировать внешность, чтобы снова вписаться в общество обывателей без риска быть возвращенным назад. И сейчас, он знал это доподлинно, у «патриотов» хранилось его незакрытое досье. Именно после того случая Старик навсегда остался лысым. Впрочем, давно привык. Возвращая его к нормальной жизни после месяцев пыток, доктора были вынуждены прибегнуть к электронаркотику – психоменитометру, чтобы восстановить нормальную мозговую активность, ликвидировать кошмары. Потом, со временем это вмешательство требовалось все реже и реже, но наркотик он и есть наркотик, какой бы природы он ни был, – выработалось привыкание. Старик не знал всей природы происходящих в мозгу процессов, но кто их, в принципе, знает? То ли нейроны без периодического стимулирования прекращали общаться между собой, то ли мозг разучился (совершенно позабыл, как это делается) вырабатывать медиаторы – вещества, необходимые для образования новых информационных связей, главным теперь было то, что Радлиф Toy, таково было его теперешнее имя, вынужден был прибегать к психоменитометру вновь и вновь. Подобное подстегивание могло закончиться только одним – полной зависимостью, когда мозг функционирует, лишь когда подключен к прибору, стоит оборвать эту связь, и наступит необратимое помешательство. Это была одна из немногих вещей в жизни, которых боялся несгибаемый Старик.
Ночью он выдержал, не натянул на голову эту дьявольскую сеть. Но уже светало, а ожидаемого посланца с информацией не предвиделось. Возможно, они потеряли еще одного человека, и вполне может быть, сейчас его уже обрабатывает «патриотическая полиция». Радлиф Toy не мог об этом думать. Он открыл ящик.
Мелодичный звон вновь разнесся по просторной комнате и замолк, поглощенный обитыми звукопоглотителем стенами. Загорелся красный плафон на стене. Радлиф Toy заставил себя приподнять веки, он все еще ритмично покачивал головой в такт с некоей слышимой только ему музыкой сфер.
–Маарми, – позвал он дочь, – сделай милость – открой. Но она уже была в комнате, высокая красавица в ниспадающей ниже колен тунике, так похожая на мать, которую Маарми не помнит.
–Прибыл Лумис, папа. А ты опять, я вижу, нацепил на голову эту мерзость? Я когда-нибудь ее уничтожу. Сколько раз я тебя просила держаться. Если тебе плохо, ты что, не мог меня позвать, я сплю чутко. Поговорили бы о чем-нибудь, отвлеклись. – Она неслышно (ступни утонули в рыжей шкуре меразодонта, крупного хищника, вымершего уже при жизни Старика) приблизилась к креслу, похожему на полусферу.
–Все, все, дорогая, – он поднялся, – уже снимаю.
«Ой, молодость, что она может понимать?» – проворчал он про себя. Дочь уже помогала ему стаскивать с черепа провода.
–Маарми, ты же знаешь, мне это необходимо, чтобы восстановить душевное равновесие, иначе я не смогу работать.
–Брось, это нужно, но не в таких дозах. – Она подбросила пучок проводов.
Снова раздался звонок.
–Все, успокойся. Иди, открой наконец, нельзя же держать гостя в прихожей.
Когда Лумис шагнул в комнату, следы наркотического сеанса были тщательно убраны.
–Пусть боги будут благосклонны к хозяину дома! – Гость поднял растопыренную ладонь над головой.
Входи, и да будешь ты счастлив в нем! – хрипло произнес Старик и улыбнулся, обнажив вставные зубы из кости желтого пермалогуса. – Я всегда рад тебе, Лумис, присаживайся.
Лумис опустился на шкуру меразодонта и поставил перед собой полосатый чемоданчик.
–Ты немного запоздал?
– Да, были проблемы. Но, слава Эрр, обошлось. Я принес все данные о бароне.
Старик жестом остановил его.
–Маарми! Приготовь гостю крепкий крапс, ведь он прибыл издалека.
Девушка, наклонив голову, вышла. Люк моментально задвинулся.
Дочь у вас совсем взрослая стала, давно я ее не видел.
Ты прав, Лумис, но можешь не любезничать со мной, я тебе не какой-нибудь имперский чиновник, которому нужно угождать. Я представляю, как ты устал, но давай решим проблемы. Я слушаю.
Я принес все данные о бароне Гуррара, точный график его передвижения по стране, ну и, разумеется, текущую информацию.
–Прекрасно. – Хозяин протянул тонкую костистую руку.
Лумис быстро прислонил указательный и большой пальцы левой руки к двум круглым окошкам на чемодане: саквояж моментально распался напополам. Из одной половины Лумис достал кипу шифрованных хронопластин и передал их Старику.
–Открывается только твоими отпечатками пальцев? -спросил тот, уже впившись глазами в документы.
–Точно. – Лумис прикрыл веки, появилась возможность расслабиться, снять напряжение, пока Старик работает. Он попытался погрузиться в некое состояние, называемое нейтральным парением, нейропаром. Начал мысленно произносить формулу внедрения с временной настройкой выхода: «Мои веки тяжелы, как свинец. Тело теплое и расслабленное. Я хочу спать. Спать. Дыхание ровное и спокойное. Я очнусь через пять минут».
Он осознал себя скользящим в небе, в свободном падении. Волны тихонько приподнимали тело. Нет, у него не было тела. Он ощутил себя духом. Он был, и его не существовало. Он оглянулся, что-то осталось там, позади. Темная тень. Вспышка света. Он ясно увидел незнакомое, но мгновенно опознанное лицо. Пенилась кипящая, льющаяся изо рта кровь. Все вокруг озарилось багровым пламенем. Лицо увеличивалось, катилось на него. Нет! Он успел поднырнуть, умчаться в подвернувшийся к месту водоворот. Он снова парил в небе. Он снова являлся бестелесным духом, несущимся над зеленым морем зарослей. И все это долго, очень долго. Что-то ворвалось в его грезы. Словно тиканье часов. Все, пора. Лумис приоткрыл глаза. Он действительно успел чуточку отдохнуть.
Радлиф Toy держал перед собой последнюю хронопластину, затем он откинулся в кресле и, закрыв глаза, просидел минуту так, Лумис знал о его феноменальной памяти, но всегда продолжал удивляться, наблюдая это наяву.
–Все, – отметил Старик, поднимая веки. – Можешь уничтожать.
Лумис собрал прочитанную пачку пластин, в ней было листов сто, не меньше, и провел поверху маленьким плоским прибором, стирая верхний слой информации. Затем он положил ее обратно в саквояж, теперь внутри были простые деловые бумаги, зато в голове Радлифа Toy уже созревал план устранения господина Гуррара. Начало было положено, механизм включился. Очень скоро в центральных газетах на первой полосе Лумис надеялся прочитать о скоропостижном окончании карьеры одного из рук-шупалец имперской машины подавления и слежки.
В этот момент снова раздался мелодичный звон и замерцал малиновый плафон. Конспираторы насторожились.
–Кто там, Маарми? – Радлиф Toy хотел встать, но подавил порыв.
Он нажал какую-то клавишу в подлокотнике кресла. Когда темная пластиковая штора ушла вверх, они увидели за окном разворачивающийся трехосный электроброневик. Двое солдат в униформе двигались к дому, а значит, около дверей был еще кто-то.
Это «патриотическая полиция»! – крикнула из прихожей Маарми.
Открой внешний люк и задержи их в прихожей! – бросил Старик, вскакивая с кресла с удивительной для его возраста прытью. – Лумис, за мной.
Они влетели в соседнюю комнату.
–Старик, сегодня меня сопровождал «хвост», – абсолютно спокойным голосом сообщил Лумис. – Я убрал его.
Радлиф Toy на мгновение замер и посмотрел на товарища удивленным взглядом.
–Почему ты сразу не предупредил меня? О, Великий Эрр, ты действуешь вначале руками, а потом головой.
– Мне казалось, я проделал все чисто. Я просто не успел подробно доложить.
Радлиф Toy уже открыл камеру товаропровода. Товаропровод был мощный, доступный только людям с большим достатком.
–Я думаю, ты поместишься в контейнере. Полезай. Оставь чемодан, я отправлю его следующим рейсом.
Пока Лумис с трудом втискивался в стальную капсулу, Toy быстро отстучал на клавиатуре код. Когда где-то на спине завинчивалась крышка, Лумис подумал о восьмикратном ускорении без спасительной мягкости газолита.
А на пороге уже велась беседа.
Пусть будут боги благосклонны к хозяину дома, – самоуверенно улыбаясь широким ртом, отчеканил лейтенант «патриотической полиции», оценивающе уставясь на бледную Маарми. – Долго заставляете ждать. И не отвечаете на приветствие. Жители окраин обычно отличались вежливостью, – он снова окинул взором девушку, а позади скалили зубы трое пехотинцев с иглометами на ремнях. – Имею честь, баритон-лейтенант Принт. Так вы пропустите нас в дом, выпить чашечку крапса?
Что вам угодно? – наконец выдавила из себя Маарми. -Вы, наверное, ошиблись адресом?
Радлиф Toy нажал кнопку и услышал приглушенное гудение. В этот момент у Лумиса тошнота подступила к самому горлу, и он погрузился в небытие. Пневмоконтейнер понесся, разгоняясь сжатым воздухом, по заданному заранее маршруту. А Радлиф Toy поблекшим взглядом осмотрел комнату, вложил чемоданчик в следующий контейнер и туда же затолкал брошенные сандалии военного образца. Он отстучал код, нажал кнопку и вновь услышал урчание индивидуальной транспортной артерии. Он осмотрелся, все было в порядке. Он хотел включить кондиционер, чтобы выветрить даже посторонние запахи, но все поплыло перед глазами. Toy, шаркая ногами, возвратился в свой кабинет. Он попробовал добраться до ящичка с лекарствами, но что-то опередило его – кольнуло в груди. Он оперся о кресло. Он явно переволновался – проклятый возраст давал о себе знать. Перехватило дыхание, а в глазах поплыли фиолетовые круги. Багровый загривок меразодонта стремительно понесся на него.
А полиция все еще никак не могла попасть в дом.
–Послушай, крошка, где ты слышала, чтобы наше ведомство ошибалось. Запомни, мы не ошибаемся. И сейчас не ошиблись. Мы никогда не путаем адреса. Пройдемте в дом, малютка. – Офицер потрепал Маарми за порозовевшую щечку.
–Отстаньте, я вам не девица из «веселенького клуба». – Она оттолкнула руку баритон-лейтенанта.
–Это можно трактовать как сопротивление органам правопорядка. Вы в сговоре с мятежниками, детка? – Лейтенант скалился, а кто-то из рядовых уже ржал во всю глотку.
Он повернулся к солдатам:
–Обыскать, перевернуть все вверх дном! Живо, ребята! -Офицер переступил через порог.
Вообще-то подвижный патруль заглянул сюда без всякого дела, но, поскольку полиция в данный момент не была занята, они решили поразвлечься, заодно выполняя давнюю негласную инструкцию по запугиванию семей. Этот архаичный институт воспитания все еще продолжал конкурировать с прогрессивными тенденциями общества.
–Ого, а это что за тип? – Офицер полиции презрительно посмотрел сверху вниз на скорчившегося Радлифа Toy. – Что за цирк? Встать!
Он даже отвел ногу назад, нацелив острый носок сапога в печень.
–Вы что! Не трогайте, это мой отец! – Маарми широко раскрытыми глазами взирала на распростертое на полу тело.
–А я думал, любовник. – Баритон-лейтенант Принт рассмешил себя и рядовых полицейских до слез. – А это, оказывается, отец. Бас-сержант, вы знаете своего отца?
–Никак нет, лейтенант, но подозреваю, что это сам Император.
Все присутствующие, кроме Маарми и лежащего без сознания, закатились хохотом.
–Ну, давай, детка, приведи его в чувство, я должен задать ему несколько вопросов.
Старший полицейский взглядом показал солдатам на соседнюю комнату. Один остался в дверях, на его поясе покачивалась разрядно-ударная булава. А другие уже переворачивали мебель в доме: осуществлялся внеплановый обыск. В жилище вершилось правое «патриотическое» дело.
Несмотря на старания Маарми, Радлиф Toy так и не пришел в сознание. Его уложили на выдвинутую из стены кровать, и Маарми пришлось надеть на его голову психоменитометр.
–Думаю, скоро очнется, – поделилась она надеждой.
–Ничего, мы подождем. Найдем какое-нибудь развлечение. – Принт нахально рассматривал ноги сидящей рядом девушки. – Бас-сержант, ну-ка, принесите сюда чего-нибудь вкусненького.
Офицеру немедля доставили серебряную чашу, рядовые уже ориентировались на кухне, как у себя дома. Причмокивая, он отпил первый глоток.
–Отличный крапс. Это вы приготовили? – Он отхлебнул еще глоток. – Ваш отец любит крапс? Для частого употребления нужно иметь крепкий организм. Неужели он употреблял... употребляет его такими порциями.
–Да, отец любит крапс. А какое это имеет значение? Принт чувствовал ее смятение, и еще он ощущал, что это беспокойство имеет под собой какие-то серьезные основания. Возможно, он ошибался, но что-то здесь было не так. Он решил нажать на девушку, пока не очнулся старик, а потом сверить их показания.
–У вашего отца приличный доход?
Да, он один из главных акционеров «Джейт-Эндис-Грир» – фирмы по заготовке питательных белков.
–Я знаю, знаю, знаменитая ДЭГ... Все это странно, такой влиятельный человек занимается странными делами.
–Какими? – Девушка посмотрела ему в глаза.
–Ну, этими, например: финансирование антивоенных организаций, сочувствующих террористическим группировкам...
–Вы говорите ерунду. – Маарми перевела дыхание. Принт с интересом пронаблюдал, как поднялась и опустилась высокая девичья грудь.
–Вы не смеете клеветать на отца. Вы...
–Успокойтесь, – Принт закрыл ей рот ладонью. – Это только подозрение, и не более. – Его рука быстро заскользила по белой точеной шее, нащупывая бриллиантовую заколку туники.
Маарми резко оттолкнула его руку и, отпрыгнув в сторону, замерла в воинственной позе. Ее золотистые волосы разметались по плечам, и она зло, как загнанный зверь, посмотрела на офицера.
Принт оскалился.
–Нельзя же все принимать всерьез, девочка. Так вот, а как насчет этого приборчика? Разве он не попадает под запрет на хранение специальных медицинских средств?
Он снова приблизился к ней, но Маарми мгновенно отступила к двери. Принт сделал обманное движение правой рукой, другой попытался ухватить ее. Она ловко уклонилась в последний момент. Получив резкий удар по бицепсу, Принт сконфуженно отступил, массируя онемевшую руку. Девушка недвижно стояла напротив, сжав белые красивые руки в маленькие кулаки. Светлый локон прикрыл левый глаз. Она злорадно улыбнулась, слишком натянуто для истинной радости, но бой не был окончен, у баритон-лейтенанта все закипело от ее улыбки, и он снова перешел в наступление. Она, глядя ему в глаза, попятившись, переступила через порог.
–Хек! – Принт резко выбросил левую руку вбок. Когда ее взгляд на мгновение отклонился в сторону, он толкнул ее раскрытой ладонью в живот, и она упала, теряя равновесие, в распахнутый люк, за которым, оскалив зубы, стоял бас-сержант. Волосатая рука схватила ее за талию, а другой он уже заламывал ей руки за голову.
–А девчонка что надо, не правда ли, лейтенант? – Сержант довольно заржал. – Она еще и кусается. Вот ведьма. – Он ударил ее по щеке.
–Вот и все, детка. – Принт приподнял ей подбородок. -Я могу сделать с тобой что угодно. Ты совершила нападение на офицера «патриотической полиции».
Он сомкнул наручники на ее вывернутых за голову запястьях.
–Ну-ка, привяжи ее к этому креслу, – лейтенант пальцем указал на сиденье посреди комнаты.
Сержант молча подтолкнул Маарми, незаметно сдавив пальцами налитую грудь.
–Ты можешь быть свободен, бас-сержант Гарц. Сержант, явно разочарованный, вышел. Беззвучно закрылся люк.
–Все, птенчик. – Лейтенант отцепил от ремня небольшой металлический предмет. – Сейчас я задам тебе несколько вопросов, и ты ответишь на них. Разве нет?
Он огромной ладонью отыскал почти детское плечико. Раздался треск рвущейся материи. Принт снова окинул Маарми жадным взглядом: теперь туника скрывала только одно плечо, а оторванный клок материи лежал на животе. Розовый сосок бесстыдно выглядывал из-под остатков одежды. Принт, угрюмо сопя, размотал толстую проволоку и умело прикрепил кусочком пластыря один из проводов к обнаженному предплечью, другой провод оголенным концом резко воткнул в ровно поднимающуюся девичью грудь. Она тихонько вскрикнула.
–Ты знаешь, что это такое? – Принт воодушевленно посмотрел на ее побледневшее личико. – Это машина для развязывания языков. Вначале сознаешься во всем ты, а потом твой папаша. Поверь моему опыту, я проделывал это много раз. До тех пор, пока...
Его прервал мелодичный звон, под экраном видеофона загорелась лампочка. Принт подошел, нажал кнопку и встал так, чтобы загородить собой вид комнаты. Когда изображение приобрело четкость, на экране возник пожилой мужчина. Он непонимающе воззрился на полицейского, явно забыв заготовленную заранее фразу.
–Что вам угодно? – резко спросил офицер.
–Мне нужен Радлиф. Но я вижу, что не вовремя. Тысяча извинений.
Картина на экране сошлась в точку и погасла. Принт обернулся к креслу: Маарми сидела в подавленном состоянии. Он набрал на панели видеофона номер. Появилось изображение сидящей за столом женщины.
–Чем могу служить? – Она со скукой посмотрела на «патриота».
–Мне необходим код абонента, который только что разговаривал со мной. – Принт любезно улыбнулся и немного подождал. На экране было видно, как женщина работает.
–Классная штука видеофон, – прокомментировал баритон-лейтенант неизвестно для кого, – и дорогая к тому же. Я, наверное, возьму у вас попользоваться.
–Код абонента: четырнадцать тысяч...
Позади пронзительно закричала Маарми. Принт увидел, как удивленно приподнялись брови телефонистки: на секунду лейтенант испугался, все же сегодня он серьезно превышал собственные полномочия. Тут же разъединившись, он бешено посмотрел на девушку.
–Сейчас ты у меня попляшешь, – изрек он поднимая свой прибор.
Раскрутилась рукоятка, и электрические разряды забегали по телу пленницы. Принт спокойно наблюдал за ее судорогами.
–Это только начало, – злобно пояснил офицер.
Он сделал еще несколько поворотов колесика, и Маарми, как безумная, забилась в кресле. Но его снова прервали, не дав спокойно насладиться упоительной процедурой.
–Вас требуют к рации, что-то серьезное, – передали из-за двери.
Лейтенанту опять пришлось выключить свою адскую машинку, весь мир был сегодня против его радостных начинаний. Он вышел вон. Внутри бронетранспортера он протиснулся между сиденьями и в услужливо поданном наушнике испил прелесть неудовольствия штаб-майора Питцера.
–Сколько вас можно ждать, лейтенант? Чем вы там занимаетесь?
–Виноват, господин майор, – скороговоркой ответил Принт, меняясь в лице.
–Немедленно в квадрат шестнадцать – тридцать два. Там какие-то подонки забаррикадировались в помещении банка, и «белые каски» без нас не справляются, никак не выбьют их оттуда. Берите всех солдат.
–Все понял, господин штаб-майор.
Принт вытер пот и облегченно вздохнул. Он высунул голову в люк:
–Эй, Гарц, всех сюда. И развяжите эту стерву.
Через полторы минуты электроброневик, взвыв, тронулся с места.
Маарми и ее отцу, можно сказать, сильно повезло – баритон-лейтенант полиции Принт оказался загруженным в этот день по уши, а далее он сменился с дежурства, а еще далее момент был окончательно упущен, и интересы «патриотов» распылились на другие дела, не имеющие отношения к Радлифу Toy.
Сегодня он ждал связного. В принципе, он ждал его со вчерашнего вечера, поскольку не смог ночью задремать. До рассвета он ходил из угла в угол, пытаясь заставить себя чем-то заняться. Какими длинными теперь стали ночи, небывало длинными. Обычно или та, или другая звезда сияли в небесах: гигант Эрр, конечно, не создавал ощущения полноценного дня, так, скользкие розовые сумерки, однако все же не тьма. Было особенно обидно не спать эти благостные месяцы, пока оба светила находились в одном ракурсе.
Всю ночь он посматривал на приоткрытый ящик тумбы в углу кабинета. Один раз он даже достал оттуда прибор. К этой заразе – психоменитометру он пристрастился давно. Тогда они были не такими совершенными. Случилось это после тюрьмы, Маленького лагеря смерти Завеса-3 под городом Эльбломг. Его смогли оттуда вытащить, пришлось делать пластическую операцию, маскировать внешность, чтобы снова вписаться в общество обывателей без риска быть возвращенным назад. И сейчас, он знал это доподлинно, у «патриотов» хранилось его незакрытое досье. Именно после того случая Старик навсегда остался лысым. Впрочем, давно привык. Возвращая его к нормальной жизни после месяцев пыток, доктора были вынуждены прибегнуть к электронаркотику – психоменитометру, чтобы восстановить нормальную мозговую активность, ликвидировать кошмары. Потом, со временем это вмешательство требовалось все реже и реже, но наркотик он и есть наркотик, какой бы природы он ни был, – выработалось привыкание. Старик не знал всей природы происходящих в мозгу процессов, но кто их, в принципе, знает? То ли нейроны без периодического стимулирования прекращали общаться между собой, то ли мозг разучился (совершенно позабыл, как это делается) вырабатывать медиаторы – вещества, необходимые для образования новых информационных связей, главным теперь было то, что Радлиф Toy, таково было его теперешнее имя, вынужден был прибегать к психоменитометру вновь и вновь. Подобное подстегивание могло закончиться только одним – полной зависимостью, когда мозг функционирует, лишь когда подключен к прибору, стоит оборвать эту связь, и наступит необратимое помешательство. Это была одна из немногих вещей в жизни, которых боялся несгибаемый Старик.
Ночью он выдержал, не натянул на голову эту дьявольскую сеть. Но уже светало, а ожидаемого посланца с информацией не предвиделось. Возможно, они потеряли еще одного человека, и вполне может быть, сейчас его уже обрабатывает «патриотическая полиция». Радлиф Toy не мог об этом думать. Он открыл ящик.
* * *
Когда зазвонил дверной звонок, Радлиф Toy находился в некоем пространстве, доступном только его воображению. Какие-то сложнейшие фигуры переплетались в узлы, и каждая сама по себе и тем более вместе (он знал это) представляла собой умопомрачительно доступную его разуму формулу. Это была стадия эйфории, как бывает у курильщика при первой затяжке после долгого воздержания, только выражена она была много ярче и очень специфически, все-таки происходило прямое воздействие на мозг, без промежуточных этапов – чувств.Мелодичный звон вновь разнесся по просторной комнате и замолк, поглощенный обитыми звукопоглотителем стенами. Загорелся красный плафон на стене. Радлиф Toy заставил себя приподнять веки, он все еще ритмично покачивал головой в такт с некоей слышимой только ему музыкой сфер.
–Маарми, – позвал он дочь, – сделай милость – открой. Но она уже была в комнате, высокая красавица в ниспадающей ниже колен тунике, так похожая на мать, которую Маарми не помнит.
–Прибыл Лумис, папа. А ты опять, я вижу, нацепил на голову эту мерзость? Я когда-нибудь ее уничтожу. Сколько раз я тебя просила держаться. Если тебе плохо, ты что, не мог меня позвать, я сплю чутко. Поговорили бы о чем-нибудь, отвлеклись. – Она неслышно (ступни утонули в рыжей шкуре меразодонта, крупного хищника, вымершего уже при жизни Старика) приблизилась к креслу, похожему на полусферу.
–Все, все, дорогая, – он поднялся, – уже снимаю.
«Ой, молодость, что она может понимать?» – проворчал он про себя. Дочь уже помогала ему стаскивать с черепа провода.
–Маарми, ты же знаешь, мне это необходимо, чтобы восстановить душевное равновесие, иначе я не смогу работать.
–Брось, это нужно, но не в таких дозах. – Она подбросила пучок проводов.
Снова раздался звонок.
–Все, успокойся. Иди, открой наконец, нельзя же держать гостя в прихожей.
Когда Лумис шагнул в комнату, следы наркотического сеанса были тщательно убраны.
–Пусть боги будут благосклонны к хозяину дома! – Гость поднял растопыренную ладонь над головой.
Входи, и да будешь ты счастлив в нем! – хрипло произнес Старик и улыбнулся, обнажив вставные зубы из кости желтого пермалогуса. – Я всегда рад тебе, Лумис, присаживайся.
Лумис опустился на шкуру меразодонта и поставил перед собой полосатый чемоданчик.
–Ты немного запоздал?
– Да, были проблемы. Но, слава Эрр, обошлось. Я принес все данные о бароне.
Старик жестом остановил его.
–Маарми! Приготовь гостю крепкий крапс, ведь он прибыл издалека.
Девушка, наклонив голову, вышла. Люк моментально задвинулся.
Дочь у вас совсем взрослая стала, давно я ее не видел.
Ты прав, Лумис, но можешь не любезничать со мной, я тебе не какой-нибудь имперский чиновник, которому нужно угождать. Я представляю, как ты устал, но давай решим проблемы. Я слушаю.
Я принес все данные о бароне Гуррара, точный график его передвижения по стране, ну и, разумеется, текущую информацию.
–Прекрасно. – Хозяин протянул тонкую костистую руку.
Лумис быстро прислонил указательный и большой пальцы левой руки к двум круглым окошкам на чемодане: саквояж моментально распался напополам. Из одной половины Лумис достал кипу шифрованных хронопластин и передал их Старику.
–Открывается только твоими отпечатками пальцев? -спросил тот, уже впившись глазами в документы.
–Точно. – Лумис прикрыл веки, появилась возможность расслабиться, снять напряжение, пока Старик работает. Он попытался погрузиться в некое состояние, называемое нейтральным парением, нейропаром. Начал мысленно произносить формулу внедрения с временной настройкой выхода: «Мои веки тяжелы, как свинец. Тело теплое и расслабленное. Я хочу спать. Спать. Дыхание ровное и спокойное. Я очнусь через пять минут».
Он осознал себя скользящим в небе, в свободном падении. Волны тихонько приподнимали тело. Нет, у него не было тела. Он ощутил себя духом. Он был, и его не существовало. Он оглянулся, что-то осталось там, позади. Темная тень. Вспышка света. Он ясно увидел незнакомое, но мгновенно опознанное лицо. Пенилась кипящая, льющаяся изо рта кровь. Все вокруг озарилось багровым пламенем. Лицо увеличивалось, катилось на него. Нет! Он успел поднырнуть, умчаться в подвернувшийся к месту водоворот. Он снова парил в небе. Он снова являлся бестелесным духом, несущимся над зеленым морем зарослей. И все это долго, очень долго. Что-то ворвалось в его грезы. Словно тиканье часов. Все, пора. Лумис приоткрыл глаза. Он действительно успел чуточку отдохнуть.
Радлиф Toy держал перед собой последнюю хронопластину, затем он откинулся в кресле и, закрыв глаза, просидел минуту так, Лумис знал о его феноменальной памяти, но всегда продолжал удивляться, наблюдая это наяву.
–Все, – отметил Старик, поднимая веки. – Можешь уничтожать.
Лумис собрал прочитанную пачку пластин, в ней было листов сто, не меньше, и провел поверху маленьким плоским прибором, стирая верхний слой информации. Затем он положил ее обратно в саквояж, теперь внутри были простые деловые бумаги, зато в голове Радлифа Toy уже созревал план устранения господина Гуррара. Начало было положено, механизм включился. Очень скоро в центральных газетах на первой полосе Лумис надеялся прочитать о скоропостижном окончании карьеры одного из рук-шупалец имперской машины подавления и слежки.
В этот момент снова раздался мелодичный звон и замерцал малиновый плафон. Конспираторы насторожились.
–Кто там, Маарми? – Радлиф Toy хотел встать, но подавил порыв.
Он нажал какую-то клавишу в подлокотнике кресла. Когда темная пластиковая штора ушла вверх, они увидели за окном разворачивающийся трехосный электроброневик. Двое солдат в униформе двигались к дому, а значит, около дверей был еще кто-то.
Это «патриотическая полиция»! – крикнула из прихожей Маарми.
Открой внешний люк и задержи их в прихожей! – бросил Старик, вскакивая с кресла с удивительной для его возраста прытью. – Лумис, за мной.
Они влетели в соседнюю комнату.
–Старик, сегодня меня сопровождал «хвост», – абсолютно спокойным голосом сообщил Лумис. – Я убрал его.
Радлиф Toy на мгновение замер и посмотрел на товарища удивленным взглядом.
–Почему ты сразу не предупредил меня? О, Великий Эрр, ты действуешь вначале руками, а потом головой.
– Мне казалось, я проделал все чисто. Я просто не успел подробно доложить.
Радлиф Toy уже открыл камеру товаропровода. Товаропровод был мощный, доступный только людям с большим достатком.
–Я думаю, ты поместишься в контейнере. Полезай. Оставь чемодан, я отправлю его следующим рейсом.
Пока Лумис с трудом втискивался в стальную капсулу, Toy быстро отстучал на клавиатуре код. Когда где-то на спине завинчивалась крышка, Лумис подумал о восьмикратном ускорении без спасительной мягкости газолита.
А на пороге уже велась беседа.
Пусть будут боги благосклонны к хозяину дома, – самоуверенно улыбаясь широким ртом, отчеканил лейтенант «патриотической полиции», оценивающе уставясь на бледную Маарми. – Долго заставляете ждать. И не отвечаете на приветствие. Жители окраин обычно отличались вежливостью, – он снова окинул взором девушку, а позади скалили зубы трое пехотинцев с иглометами на ремнях. – Имею честь, баритон-лейтенант Принт. Так вы пропустите нас в дом, выпить чашечку крапса?
Что вам угодно? – наконец выдавила из себя Маарми. -Вы, наверное, ошиблись адресом?
Радлиф Toy нажал кнопку и услышал приглушенное гудение. В этот момент у Лумиса тошнота подступила к самому горлу, и он погрузился в небытие. Пневмоконтейнер понесся, разгоняясь сжатым воздухом, по заданному заранее маршруту. А Радлиф Toy поблекшим взглядом осмотрел комнату, вложил чемоданчик в следующий контейнер и туда же затолкал брошенные сандалии военного образца. Он отстучал код, нажал кнопку и вновь услышал урчание индивидуальной транспортной артерии. Он осмотрелся, все было в порядке. Он хотел включить кондиционер, чтобы выветрить даже посторонние запахи, но все поплыло перед глазами. Toy, шаркая ногами, возвратился в свой кабинет. Он попробовал добраться до ящичка с лекарствами, но что-то опередило его – кольнуло в груди. Он оперся о кресло. Он явно переволновался – проклятый возраст давал о себе знать. Перехватило дыхание, а в глазах поплыли фиолетовые круги. Багровый загривок меразодонта стремительно понесся на него.
А полиция все еще никак не могла попасть в дом.
–Послушай, крошка, где ты слышала, чтобы наше ведомство ошибалось. Запомни, мы не ошибаемся. И сейчас не ошиблись. Мы никогда не путаем адреса. Пройдемте в дом, малютка. – Офицер потрепал Маарми за порозовевшую щечку.
–Отстаньте, я вам не девица из «веселенького клуба». – Она оттолкнула руку баритон-лейтенанта.
–Это можно трактовать как сопротивление органам правопорядка. Вы в сговоре с мятежниками, детка? – Лейтенант скалился, а кто-то из рядовых уже ржал во всю глотку.
Он повернулся к солдатам:
–Обыскать, перевернуть все вверх дном! Живо, ребята! -Офицер переступил через порог.
Вообще-то подвижный патруль заглянул сюда без всякого дела, но, поскольку полиция в данный момент не была занята, они решили поразвлечься, заодно выполняя давнюю негласную инструкцию по запугиванию семей. Этот архаичный институт воспитания все еще продолжал конкурировать с прогрессивными тенденциями общества.
–Ого, а это что за тип? – Офицер полиции презрительно посмотрел сверху вниз на скорчившегося Радлифа Toy. – Что за цирк? Встать!
Он даже отвел ногу назад, нацелив острый носок сапога в печень.
–Вы что! Не трогайте, это мой отец! – Маарми широко раскрытыми глазами взирала на распростертое на полу тело.
–А я думал, любовник. – Баритон-лейтенант Принт рассмешил себя и рядовых полицейских до слез. – А это, оказывается, отец. Бас-сержант, вы знаете своего отца?
–Никак нет, лейтенант, но подозреваю, что это сам Император.
Все присутствующие, кроме Маарми и лежащего без сознания, закатились хохотом.
–Ну, давай, детка, приведи его в чувство, я должен задать ему несколько вопросов.
Старший полицейский взглядом показал солдатам на соседнюю комнату. Один остался в дверях, на его поясе покачивалась разрядно-ударная булава. А другие уже переворачивали мебель в доме: осуществлялся внеплановый обыск. В жилище вершилось правое «патриотическое» дело.
Несмотря на старания Маарми, Радлиф Toy так и не пришел в сознание. Его уложили на выдвинутую из стены кровать, и Маарми пришлось надеть на его голову психоменитометр.
–Думаю, скоро очнется, – поделилась она надеждой.
–Ничего, мы подождем. Найдем какое-нибудь развлечение. – Принт нахально рассматривал ноги сидящей рядом девушки. – Бас-сержант, ну-ка, принесите сюда чего-нибудь вкусненького.
Офицеру немедля доставили серебряную чашу, рядовые уже ориентировались на кухне, как у себя дома. Причмокивая, он отпил первый глоток.
–Отличный крапс. Это вы приготовили? – Он отхлебнул еще глоток. – Ваш отец любит крапс? Для частого употребления нужно иметь крепкий организм. Неужели он употреблял... употребляет его такими порциями.
–Да, отец любит крапс. А какое это имеет значение? Принт чувствовал ее смятение, и еще он ощущал, что это беспокойство имеет под собой какие-то серьезные основания. Возможно, он ошибался, но что-то здесь было не так. Он решил нажать на девушку, пока не очнулся старик, а потом сверить их показания.
–У вашего отца приличный доход?
Да, он один из главных акционеров «Джейт-Эндис-Грир» – фирмы по заготовке питательных белков.
–Я знаю, знаю, знаменитая ДЭГ... Все это странно, такой влиятельный человек занимается странными делами.
–Какими? – Девушка посмотрела ему в глаза.
–Ну, этими, например: финансирование антивоенных организаций, сочувствующих террористическим группировкам...
–Вы говорите ерунду. – Маарми перевела дыхание. Принт с интересом пронаблюдал, как поднялась и опустилась высокая девичья грудь.
–Вы не смеете клеветать на отца. Вы...
–Успокойтесь, – Принт закрыл ей рот ладонью. – Это только подозрение, и не более. – Его рука быстро заскользила по белой точеной шее, нащупывая бриллиантовую заколку туники.
Маарми резко оттолкнула его руку и, отпрыгнув в сторону, замерла в воинственной позе. Ее золотистые волосы разметались по плечам, и она зло, как загнанный зверь, посмотрела на офицера.
Принт оскалился.
–Нельзя же все принимать всерьез, девочка. Так вот, а как насчет этого приборчика? Разве он не попадает под запрет на хранение специальных медицинских средств?
Он снова приблизился к ней, но Маарми мгновенно отступила к двери. Принт сделал обманное движение правой рукой, другой попытался ухватить ее. Она ловко уклонилась в последний момент. Получив резкий удар по бицепсу, Принт сконфуженно отступил, массируя онемевшую руку. Девушка недвижно стояла напротив, сжав белые красивые руки в маленькие кулаки. Светлый локон прикрыл левый глаз. Она злорадно улыбнулась, слишком натянуто для истинной радости, но бой не был окончен, у баритон-лейтенанта все закипело от ее улыбки, и он снова перешел в наступление. Она, глядя ему в глаза, попятившись, переступила через порог.
–Хек! – Принт резко выбросил левую руку вбок. Когда ее взгляд на мгновение отклонился в сторону, он толкнул ее раскрытой ладонью в живот, и она упала, теряя равновесие, в распахнутый люк, за которым, оскалив зубы, стоял бас-сержант. Волосатая рука схватила ее за талию, а другой он уже заламывал ей руки за голову.
–А девчонка что надо, не правда ли, лейтенант? – Сержант довольно заржал. – Она еще и кусается. Вот ведьма. – Он ударил ее по щеке.
–Вот и все, детка. – Принт приподнял ей подбородок. -Я могу сделать с тобой что угодно. Ты совершила нападение на офицера «патриотической полиции».
Он сомкнул наручники на ее вывернутых за голову запястьях.
–Ну-ка, привяжи ее к этому креслу, – лейтенант пальцем указал на сиденье посреди комнаты.
Сержант молча подтолкнул Маарми, незаметно сдавив пальцами налитую грудь.
–Ты можешь быть свободен, бас-сержант Гарц. Сержант, явно разочарованный, вышел. Беззвучно закрылся люк.
–Все, птенчик. – Лейтенант отцепил от ремня небольшой металлический предмет. – Сейчас я задам тебе несколько вопросов, и ты ответишь на них. Разве нет?
Он огромной ладонью отыскал почти детское плечико. Раздался треск рвущейся материи. Принт снова окинул Маарми жадным взглядом: теперь туника скрывала только одно плечо, а оторванный клок материи лежал на животе. Розовый сосок бесстыдно выглядывал из-под остатков одежды. Принт, угрюмо сопя, размотал толстую проволоку и умело прикрепил кусочком пластыря один из проводов к обнаженному предплечью, другой провод оголенным концом резко воткнул в ровно поднимающуюся девичью грудь. Она тихонько вскрикнула.
–Ты знаешь, что это такое? – Принт воодушевленно посмотрел на ее побледневшее личико. – Это машина для развязывания языков. Вначале сознаешься во всем ты, а потом твой папаша. Поверь моему опыту, я проделывал это много раз. До тех пор, пока...
Его прервал мелодичный звон, под экраном видеофона загорелась лампочка. Принт подошел, нажал кнопку и встал так, чтобы загородить собой вид комнаты. Когда изображение приобрело четкость, на экране возник пожилой мужчина. Он непонимающе воззрился на полицейского, явно забыв заготовленную заранее фразу.
–Что вам угодно? – резко спросил офицер.
–Мне нужен Радлиф. Но я вижу, что не вовремя. Тысяча извинений.
Картина на экране сошлась в точку и погасла. Принт обернулся к креслу: Маарми сидела в подавленном состоянии. Он набрал на панели видеофона номер. Появилось изображение сидящей за столом женщины.
–Чем могу служить? – Она со скукой посмотрела на «патриота».
–Мне необходим код абонента, который только что разговаривал со мной. – Принт любезно улыбнулся и немного подождал. На экране было видно, как женщина работает.
–Классная штука видеофон, – прокомментировал баритон-лейтенант неизвестно для кого, – и дорогая к тому же. Я, наверное, возьму у вас попользоваться.
–Код абонента: четырнадцать тысяч...
Позади пронзительно закричала Маарми. Принт увидел, как удивленно приподнялись брови телефонистки: на секунду лейтенант испугался, все же сегодня он серьезно превышал собственные полномочия. Тут же разъединившись, он бешено посмотрел на девушку.
–Сейчас ты у меня попляшешь, – изрек он поднимая свой прибор.
Раскрутилась рукоятка, и электрические разряды забегали по телу пленницы. Принт спокойно наблюдал за ее судорогами.
–Это только начало, – злобно пояснил офицер.
Он сделал еще несколько поворотов колесика, и Маарми, как безумная, забилась в кресле. Но его снова прервали, не дав спокойно насладиться упоительной процедурой.
–Вас требуют к рации, что-то серьезное, – передали из-за двери.
Лейтенанту опять пришлось выключить свою адскую машинку, весь мир был сегодня против его радостных начинаний. Он вышел вон. Внутри бронетранспортера он протиснулся между сиденьями и в услужливо поданном наушнике испил прелесть неудовольствия штаб-майора Питцера.
–Сколько вас можно ждать, лейтенант? Чем вы там занимаетесь?
–Виноват, господин майор, – скороговоркой ответил Принт, меняясь в лице.
–Немедленно в квадрат шестнадцать – тридцать два. Там какие-то подонки забаррикадировались в помещении банка, и «белые каски» без нас не справляются, никак не выбьют их оттуда. Берите всех солдат.
–Все понял, господин штаб-майор.
Принт вытер пот и облегченно вздохнул. Он высунул голову в люк:
–Эй, Гарц, всех сюда. И развяжите эту стерву.
Через полторы минуты электроброневик, взвыв, тронулся с места.
Маарми и ее отцу, можно сказать, сильно повезло – баритон-лейтенант полиции Принт оказался загруженным в этот день по уши, а далее он сменился с дежурства, а еще далее момент был окончательно упущен, и интересы «патриотов» распылились на другие дела, не имеющие отношения к Радлифу Toy.
ПИРАМИДА ВЛАСТИ
Вершина
Нынешний владыка Империи Эйрарбаков, самой большой по площади и самой многонаселенной страны планеты, занимающей почти целиком наибольший материк, оказался у власти скорее в результате стечения обстоятельств, чем благодаря происхождению: отпрысков предшествующего императора Масиса Семнадцатого в державе имелось достаточно много, слишком любвеобильным властелином был этот самый Масис. Сын малоприметной фрейлины, император Грапуприс воспитывался все свое отрочество кое-как и где-то на задворках метрополии. Судьба не наградила его никакими выдающимися способностями, был он не болезненным, но и здоровьем не блистал, образование получил, но было это скорее одно название, вернее титул, чем суть. Пока после загадочной смерти Масиса шла тайная борьба за престол, в которой, как известно, все средства хороши, и смерть, с избирательностью гурмана, выдергивала в свои объятия самых чистокровных и наделенных честолюбием отпрысков древнего рода, проявляя в этом промысле изрядную изобретательность, будущий повелитель совсем не готовил себя к служению родине, рос он подобно траве, и в голове его был такой же дремучий бурьян. Однако проносились циклы: власть в гигантском колониальном монстре временно захватывали различные коалиции, не достигая в этой борьбе значительного преимущества над соперниками; очередных властителей косили несчастные случаи в виде ядов, бомб, импичментов и скандальных разоблачений. Страна содрогалась от всех этих внутренних распрей; под шумок от нее смогли преспокойно отвалиться несколько небольших колоний, а излюбленные расовые враги – браши – сумели взять под контроль, насколько это было возможно, экваториальный материк. И вот после очередного правительственного кризиса ни одна из группировок не смогла представить ни единого достойного кандидата на трон. Тут и вспомнили о Грапуприсе. Был он настолько малоизвестен и производил впечатление такого дебила, что сразу расположил к себе великое множество доселе непримиримых врагов. Его стали обхаживать, задаривать подарками, причем каждый старался обратить будущего императора в свою веру. Первый раз попав в столицу, был он поначалу несколько ошарашен, но в силу природной тугодумности как-то быстро перестал удивляться и ходить, открывши рот, а видя всеобщее раболепие и восхищение его персоной, решил, что сие восхищение имеет под собой реальное основание. Грапуприс понял, что является человеком выдающимся – просто солнцем, снизошедшим к смертным, не зря же его разыскивали по всей метрополии, и стал смотреть на все почести, как на вещи само собой разумеющиеся, а на поклоны подданных как на естественное состояние человеческой фигуры. Из советов, тут и там ему подаваемых, и нашептываний министров, друг другу противоречащих, вовсе у него в голове все перемешалось. Он сделал вывод, что собрались вокруг него люди малограмотные и недалекие, а поскольку воспылал он задачами грандиозными, всегосударственными, глобально-перестроечными, решил Грапуприс их помаленьку из дворца удалить: подарками Грапуприс несколько пресытился, а собеседники постоянные были ему в тягость. Друзей у него никогда не было, посему привык он все свои мысли и чувства переваривать в одиночку и в силу этого обладал скрытностью неимоверной, потому как разум его недоразвитый не всегда контролировал процессы мышления. Проносились они как бы на подсознательном уровне и порой рождали таких чудовищ, коих другие, более умные властители никогда бы не сумели охватить дисциплинированными извилинами. Он не прошел школу дворцовой интриги, но в данном случае свежий взгляд на вещи, природная угрюмость и подозрительность, воспитанные в детстве, сыграли свою положительную роль. Стал он создавать коалиции в правительстве, настолько несуразные, что когда об этом узнавали, то зубоскалили почти в открытую и гадали, кто же его на эти мысли натолкнул. Был он лишен предрассудков, любви в своей жизни ни от кого особо не видел, а потому сам этим свойством не обладал, о совести как таковой не ведал, потому как предусматривает она присутствие разума. Все эти стечения свойств души и обстоятельств очень помогали императору в осуществлении целей, кои поначалу были мелки и противоречивы. Что он усвоил отлично, так это то, что здесь ему нравится и нет в мире человека более достойного занять трон. А чтобы и поползновений к этому не было, он решил все-таки себя обезопасить. Сошелся с начальником Дворцовой охраны, стали они неразлучны, как инопланетяне с летающей тарелкой. По его намеку поистребляли по всей Империи и заграницам всех еще сохранившихся наследников обоего пола, а также родственников, косвенно имеющих отношение к этому. Посмеялись министры, не слишком прячась, над мнительностью императорской, да только не долго это происходило. Стали они куда-то исчезать, радуя конкурентов подчиненных теплыми местами, освободившимися досрочно. Так и завертелось колесико, как это часто случается. Когда враждебные группировки спохватились, что новоиспеченный властитель действует не только по их советам, стало поздно: закрутило их колесико, закрутило и скушало.
Нынешний владыка Империи Эйрарбаков, самой большой по площади и самой многонаселенной страны планеты, занимающей почти целиком наибольший материк, оказался у власти скорее в результате стечения обстоятельств, чем благодаря происхождению: отпрысков предшествующего императора Масиса Семнадцатого в державе имелось достаточно много, слишком любвеобильным властелином был этот самый Масис. Сын малоприметной фрейлины, император Грапуприс воспитывался все свое отрочество кое-как и где-то на задворках метрополии. Судьба не наградила его никакими выдающимися способностями, был он не болезненным, но и здоровьем не блистал, образование получил, но было это скорее одно название, вернее титул, чем суть. Пока после загадочной смерти Масиса шла тайная борьба за престол, в которой, как известно, все средства хороши, и смерть, с избирательностью гурмана, выдергивала в свои объятия самых чистокровных и наделенных честолюбием отпрысков древнего рода, проявляя в этом промысле изрядную изобретательность, будущий повелитель совсем не готовил себя к служению родине, рос он подобно траве, и в голове его был такой же дремучий бурьян. Однако проносились циклы: власть в гигантском колониальном монстре временно захватывали различные коалиции, не достигая в этой борьбе значительного преимущества над соперниками; очередных властителей косили несчастные случаи в виде ядов, бомб, импичментов и скандальных разоблачений. Страна содрогалась от всех этих внутренних распрей; под шумок от нее смогли преспокойно отвалиться несколько небольших колоний, а излюбленные расовые враги – браши – сумели взять под контроль, насколько это было возможно, экваториальный материк. И вот после очередного правительственного кризиса ни одна из группировок не смогла представить ни единого достойного кандидата на трон. Тут и вспомнили о Грапуприсе. Был он настолько малоизвестен и производил впечатление такого дебила, что сразу расположил к себе великое множество доселе непримиримых врагов. Его стали обхаживать, задаривать подарками, причем каждый старался обратить будущего императора в свою веру. Первый раз попав в столицу, был он поначалу несколько ошарашен, но в силу природной тугодумности как-то быстро перестал удивляться и ходить, открывши рот, а видя всеобщее раболепие и восхищение его персоной, решил, что сие восхищение имеет под собой реальное основание. Грапуприс понял, что является человеком выдающимся – просто солнцем, снизошедшим к смертным, не зря же его разыскивали по всей метрополии, и стал смотреть на все почести, как на вещи само собой разумеющиеся, а на поклоны подданных как на естественное состояние человеческой фигуры. Из советов, тут и там ему подаваемых, и нашептываний министров, друг другу противоречащих, вовсе у него в голове все перемешалось. Он сделал вывод, что собрались вокруг него люди малограмотные и недалекие, а поскольку воспылал он задачами грандиозными, всегосударственными, глобально-перестроечными, решил Грапуприс их помаленьку из дворца удалить: подарками Грапуприс несколько пресытился, а собеседники постоянные были ему в тягость. Друзей у него никогда не было, посему привык он все свои мысли и чувства переваривать в одиночку и в силу этого обладал скрытностью неимоверной, потому как разум его недоразвитый не всегда контролировал процессы мышления. Проносились они как бы на подсознательном уровне и порой рождали таких чудовищ, коих другие, более умные властители никогда бы не сумели охватить дисциплинированными извилинами. Он не прошел школу дворцовой интриги, но в данном случае свежий взгляд на вещи, природная угрюмость и подозрительность, воспитанные в детстве, сыграли свою положительную роль. Стал он создавать коалиции в правительстве, настолько несуразные, что когда об этом узнавали, то зубоскалили почти в открытую и гадали, кто же его на эти мысли натолкнул. Был он лишен предрассудков, любви в своей жизни ни от кого особо не видел, а потому сам этим свойством не обладал, о совести как таковой не ведал, потому как предусматривает она присутствие разума. Все эти стечения свойств души и обстоятельств очень помогали императору в осуществлении целей, кои поначалу были мелки и противоречивы. Что он усвоил отлично, так это то, что здесь ему нравится и нет в мире человека более достойного занять трон. А чтобы и поползновений к этому не было, он решил все-таки себя обезопасить. Сошелся с начальником Дворцовой охраны, стали они неразлучны, как инопланетяне с летающей тарелкой. По его намеку поистребляли по всей Империи и заграницам всех еще сохранившихся наследников обоего пола, а также родственников, косвенно имеющих отношение к этому. Посмеялись министры, не слишком прячась, над мнительностью императорской, да только не долго это происходило. Стали они куда-то исчезать, радуя конкурентов подчиненных теплыми местами, освободившимися досрочно. Так и завертелось колесико, как это часто случается. Когда враждебные группировки спохватились, что новоиспеченный властитель действует не только по их советам, стало поздно: закрутило их колесико, закрутило и скушало.