Страница:
–Ну, ладно, дядя, проходи, а то мне недосуг тебя слушать, – произнес полицейский и самодовольно хмыкнул.
Лумис двинулся вперед, только через несколько шагов обернулся, выражая лицом само восхищение. Офицер теперь не смотрел на него – был занят, он наклонился над Магриитой и со всего размаху влепил пощечину по окровавленной щеке. Лумис пошел дальше, уже не оглядываясь. Сзади что-то заревело. Он скосил глаза: из-за поворота вырулил шестиколесный бронетранспортер и, визжа тормозами, остановился. Лумис ускорил шаги. Она знала, крутилось в мозгу, знала, что сейчас придет машина и что он не успеет, а если и успеет, то все равно их возьмут через один-два квартала, и тогда в лапы «патриотов» попадут сразу оба. Сзади слышалась какая-то бессвязная речь и возня, и вдруг голос, от которого все похолодело внутри, крикнул:
– Зачем ты отпустил этого парня? Ну-ка, давай его сюда!
И сразу две пары ног застучали по стекломильметолу. Он продолжал идти не оглядываясь. Кто-то схватил его за руку.
Можно было ударить и сбить с ног, затем бежать, не оборачиваясь, в течение времени, которое необходимо маленькой иголочке, чтобы пролететь тридцать метров. Но он не ударил только поинтересовался:
–Что угодно «вашей безопасности»?
–Иди, иди! – нервно проговорил молодой загорелый парень с нашивкой «патриотической полиции» и для порядка подтолкнул его прикладом.
И он молча пошел, тупо уставясь вперед, и перед глазами у него стояло лицо Магрииты, на котором была выражена ужасная тоска и боль, и он знал, что очень скоро у него будет такое же лицо. И когда его подвели к чьему-то мощному покатому затылку, все окружающее стало казаться совершенно нелепым и не имеющим к нему никакого отношения сном. Он слышал их грубую ругань и как кто-то спросил:
–Бас-капитан, грузить ее в машину?
И как почему-то знакомый голос приказал:
–Нет, Маклаин, допросить здесь. Если ее дружки где-то поблизости, то, пока мы будем кататься, они успеют улизнуть, – и затем дружеским тоном добавил: – Да, лейтенант, как же ты ее распознал?
Начальник патруля раскатисто захохотал и весело ответил:
–Да вот, давеча, выходим мы из блей-бара. Ну, глядь, бабенка идет – ничего бабенка. Обгоняем мы ее, она на нас нуль внимания. В лицо я ей глянул – да так и обмер... Не может, думаю, быть таких похожих людей. Забери меня луна Мятая, если не так. Узнал я ее, стерву. – Он снова дико заржал, обнажив два ряда ровных здоровых зубов. – Это еще в цикл Обезьяньей стадии Эрр случилось. Был тогда налет «мангустов» на Перомст – «Санаторий для умных», специальную тюрьму, знаете, капитан?
Мощный затылок кивнул.
–Вот же дерьмо, – на заднем фоне снова повторил давешний полицейский.
–Так вот, я и говорю, была она там. Хотели они тогда своих дружков, от ума излечиваемых, освободить. Но мы не лыком шиты. Выбили мы их тогда из тюрьмы, эти скоты только первую ограду преодолели. Сколько мы их тогда взяли... Но не всех. Смылась она тогда, ну ничего, теперь попрыгает.
На Лумиса не обращали никакого внимания, как будто он был пустым местом: наверное, так и было. И только загорелый полицейский все еще держал его за руку. Ну, вот и все, разумеется, он будет молчать, но это уже не имеет значения. Сейчас они вытряхнут содержимое его карманов и найдут жетон от номера, копию того, который имелся у Магрииты, и все станет ясным, так же, как его дальнейшая судьба. И будет «камера Гринсэтера», из которой никто не выходил, «лошадка Бликс-Крис-Ру», с которой никто не вставал, и много других веселеньких вещиц, и будет счастливый хохот вот таких вот лейтенантов, и напоследок, в конце этого неминуемого туннеля, «резервуар Toy-Пена», превосходно превращающий человеческий материал в тонкую пленку биомассы.
Покатый затылок впереди повернулся, и тот же знакомый голос воскликнул:
–Вот так сюрприз! Лумис Диностарио!
У него все оборвалось внутри, но внешне он остался совершенно невозмутимым. Он молча взглянул в широкое грубоватое лицо и узнал...
–Здравствуй, Бэк, – выговорил он одним дыханием, когда огромные лапищи уже тискали его в объятиях.
В других обстоятельствах он наверняка обрадовался бы этой встрече.
–Ну, как живешь? Сколько мы не виделись? – Вопросы сыпались один за другим, но они не требовали ответа. – Не могу поверить. Да ты ничуть не изменился. Бог милостив, раз мы встретились. Двенадцать циклов, с ума сойти! – Бэк, наконец, отпустил Лумиса.
Тот только и выдавил из себя:
А ты теперь в «патриотической полиции»?
Да, уже третий цикл. Воюю с врагами Империи, как говорится.
Вот как. – Лумис сразу забыл, что хотел спросить, потому что сзади послышался хлесткий удар – пытали Магрииту.
Пауза затягивалась.
–Ну, а ты где? – снова осведомился Бэк, бывший сослуживец по кличке Точило.
–Фирма «Эйрафт-Инджиран», – ляпнул Лумис первое, что пришло на ум, и поспешил перевести разговор на другую тему: – Воюешь, значит?
Он переборол себя, повернулся и глянул на Магрииту.
–И это твои враги? – сказал он с презрением – так было задумано.
–Да они только на вид овечки, а зубы такие... – произнес капитан не совсем дружелюбно. – Капуцины с брашами им в подметки не годятся. Тех можно понять, они чужаки, и им нужна стратегическая территория, а эти, – он мотнул подбородком в сторону Магрииты, – лезут в самую душу. Дай им волю, они сотрут в порошок всех нас, а кого оставят, превратят в покорных им скотов. А сколько в них самоуверенности, одни названия чего стоят: «потрясатели основ», «обратимцы». -Бэк даже плюнул, чтобы показать, как это глупо звучит. – Работка не сахар, но если бы не мы? Как говорится: «Если не я, то кто же?» Да ты и сам знаешь. А вот ты, наверное, давно забыл наше старое ремесло? Или все-таки посматриваешь иногда на медальки? Пыль протираешь? Признайся? – Он жизнерадостно уставился на Лумиса.
–С тобой мне, конечно, не сравниться, – заявил Лумис, чувствуя, что уже наметил окончательный план, – у тебя все же постоянная практика, но кое-что я еще помню.
Он быстро повернулся и с наслаждением ударил коленом ниже пояса ничего не ожидающего парня, все еще держащего его за руку, и, когда тот, скрутившись калачиком, рухнул на тротуар, оружие было уже в руках Лумиса. Краем глаза он заметил застывшее во взгляде Бэка удивление и смотревший на него сквозь прицельную планку глаз второго сопровождающего и услышал, как клацнула ручка кистевого игломета, входя в ладонь Бэка.
–Мельчает народ, – тоскливо сообщил он, отдавая оружие Бэку и никак не реагируя на вдвинувшийся обратно в рукав желтой форменной рубахи миниатюрный игломет и на то, как тяжело перевел дух бас-капитан спецполиции. – Это что -допрос? – спросил Лумис, оборачиваясь, с таким удивлением, как будто только что это увидел. – Милосердие только вредит нашему делу.
Он вплотную подошел к Магриите, не глядя на совершенно сбитого с толку лейтенанта, удивленно лупающего глазами.
–Ты же помнишь, Бэк, как это делали мы? – Он сделал ударение на последнем слове и глазами строгого преподавателя глянул на младшего офицера «стражи безопасности».
Тот снова часто заморгал и ничего не ответил. – Эй, мразь! – гаркнул Лумис на не подающую признаков жизни Магрииту. – Она что, откинулась? – справился он у держащих ее за руки полицейских.
Правый сплюнул, тряхнул женщину за плечо и хрипло ответил:
–Не должна. Вот же дерьмо.
Они уже почти повиновались, он явно производил впечатление своей наглостью и панибратством с большими шишками.
–Угу, – неопределенно промычал Лумис и шлепнул ее по щеке раскрытой ладонью не слишком больно, но эффектно.
Она открыла слезящиеся глаза и что-то прошептала, но он не расслышал. Можно было убить ее одним, точно рассчитанным ударом, но тогда бы он сам оказался на ее месте, и поэтому он только оскалился и заорал:
–Ну, гадюка, ты будешь говорить?!
Она не подыграла ему, не затрясла головой и не плюнула в него, может, просто не поняла, и это было к лучшему, потому что он держатся на пределе, он мог сорвать весь спектакль с на ходу разрабатываемым сценарием. Она все еще смотрела на него своими красивыми поблекшими глазами, когда он ударил ее в живот. Ее разбитые губы скривились в страшной гримасе, и он, чувствуя, что все окружающее тускнеет и расплывается, ляскнул прямо по окровавленной щеке увесистую пощечину. Ему хотелось обнять ее и крикнуть: "Магриита, девочка, это все для тебя, чтобы тебе не было во сто крат больнее, чтобы тебе не пришлось беззубым ртом шептать бессмысленные проклятия и корчиться в «постели новобрачных» под дрессированным шигримиарским леопардом!" Но он не проронил ни слова, а только с каменным лицом продолжал избивать ее, и, прежде чем Бэк выкрикнул: «Прекрати, Лумис, черт тебя дери вместе с Мятой луной! Что ты делаешь?» – он уже нанес тщательно взвешенный удар.
–Вот так, ребята, – подвел итог Лумис, хлопая кого-то по плечу, и отошел в сторону, потому что знал: у него в глазах блестели слезы. А в мозгу почему-то вертелась глупая песенка, которую он недавно слышал в блей-баре, когда они были там вдвоем и откуда-то издалека доносились голоса.
–Жива?
Жива, бас-капитан, – ответил удивленный голос. – Вот же дерьмо, – и опять последовал смачный плевок.
Слава богу Эрр, – проговорил Бэк и, подойдя к Лумису положил ему руку на плечо. – Что это ты? Все-таки время меняет людей. Я уж по глупости подумал, что ты ее того, – он сделал выразительный жест, словно отправляя рукой нечто невидимое в небесную высь. (Жест этот пришел из древних неизвестной давности времен, когда мудрые кочевники рассудили, что души всех нехороших людей после грешной жизни отправляются на вечную каторгу-искупление, в сторону Мятой луны.) – Какой-то ты странный. Извини, я сейчас занят, а то зашли бы в кристаллотеку. У нас в курортном городе удовольствия с электронаркотиками не запрещены или, в крайнем случае, бары всегда открыты. Сегодня вечером, я думаю, быстро освобожусь: с этой, я надеюсь, большой канители не предвидится, – добавил он. – Тряхнем стариной. Ты как?
– Идет, – кивнул Лумис.
– Где тебя искать? – обрадованно спросил Бэк. – Посидим, поболтаем, вспомним былое.
– Отель «Бриллиантовая корона»... – Он чуть не болтнул лишнее.
– О, – присвистнул Бэк, – недурно.
– Но лучше я сам найду тебя, – присовокупил Лумис, глядя в сторону. – Где это?
Бэк назвал код своего рабочего видеофона:
– Так договорились?
– Разумеется.
Он пошел по переулку, ничего не видя перед собой, потому что голубой туман застилал глаза и потому что он знал: Магриита будет умирать еще некоторое время, но, когда они довезут ее до тюрьмы, она уже будет холодным трупом. И зря бас-капитан надеется раскрутить сегодня новое дельце, и освободится он гораздо раньше, чем хотел, если, конечно, убедительно объяснит причину досрочного укокошивания арестованной, а нет, так появятся у него дополнительные проблемы. Лумис обогнул спиралогрит и, зная, что его не могли больше видеть с бронетранспортера, молча прислонился горячим лбом к холодному полированному пластику, но глаза его уже были сухими.
ИСТОРИЧЕСКИЙ СРЕЗ ПО ЖИВОМУ
Лумис двинулся вперед, только через несколько шагов обернулся, выражая лицом само восхищение. Офицер теперь не смотрел на него – был занят, он наклонился над Магриитой и со всего размаху влепил пощечину по окровавленной щеке. Лумис пошел дальше, уже не оглядываясь. Сзади что-то заревело. Он скосил глаза: из-за поворота вырулил шестиколесный бронетранспортер и, визжа тормозами, остановился. Лумис ускорил шаги. Она знала, крутилось в мозгу, знала, что сейчас придет машина и что он не успеет, а если и успеет, то все равно их возьмут через один-два квартала, и тогда в лапы «патриотов» попадут сразу оба. Сзади слышалась какая-то бессвязная речь и возня, и вдруг голос, от которого все похолодело внутри, крикнул:
– Зачем ты отпустил этого парня? Ну-ка, давай его сюда!
И сразу две пары ног застучали по стекломильметолу. Он продолжал идти не оглядываясь. Кто-то схватил его за руку.
Можно было ударить и сбить с ног, затем бежать, не оборачиваясь, в течение времени, которое необходимо маленькой иголочке, чтобы пролететь тридцать метров. Но он не ударил только поинтересовался:
–Что угодно «вашей безопасности»?
–Иди, иди! – нервно проговорил молодой загорелый парень с нашивкой «патриотической полиции» и для порядка подтолкнул его прикладом.
И он молча пошел, тупо уставясь вперед, и перед глазами у него стояло лицо Магрииты, на котором была выражена ужасная тоска и боль, и он знал, что очень скоро у него будет такое же лицо. И когда его подвели к чьему-то мощному покатому затылку, все окружающее стало казаться совершенно нелепым и не имеющим к нему никакого отношения сном. Он слышал их грубую ругань и как кто-то спросил:
–Бас-капитан, грузить ее в машину?
И как почему-то знакомый голос приказал:
–Нет, Маклаин, допросить здесь. Если ее дружки где-то поблизости, то, пока мы будем кататься, они успеют улизнуть, – и затем дружеским тоном добавил: – Да, лейтенант, как же ты ее распознал?
Начальник патруля раскатисто захохотал и весело ответил:
–Да вот, давеча, выходим мы из блей-бара. Ну, глядь, бабенка идет – ничего бабенка. Обгоняем мы ее, она на нас нуль внимания. В лицо я ей глянул – да так и обмер... Не может, думаю, быть таких похожих людей. Забери меня луна Мятая, если не так. Узнал я ее, стерву. – Он снова дико заржал, обнажив два ряда ровных здоровых зубов. – Это еще в цикл Обезьяньей стадии Эрр случилось. Был тогда налет «мангустов» на Перомст – «Санаторий для умных», специальную тюрьму, знаете, капитан?
Мощный затылок кивнул.
–Вот же дерьмо, – на заднем фоне снова повторил давешний полицейский.
–Так вот, я и говорю, была она там. Хотели они тогда своих дружков, от ума излечиваемых, освободить. Но мы не лыком шиты. Выбили мы их тогда из тюрьмы, эти скоты только первую ограду преодолели. Сколько мы их тогда взяли... Но не всех. Смылась она тогда, ну ничего, теперь попрыгает.
На Лумиса не обращали никакого внимания, как будто он был пустым местом: наверное, так и было. И только загорелый полицейский все еще держал его за руку. Ну, вот и все, разумеется, он будет молчать, но это уже не имеет значения. Сейчас они вытряхнут содержимое его карманов и найдут жетон от номера, копию того, который имелся у Магрииты, и все станет ясным, так же, как его дальнейшая судьба. И будет «камера Гринсэтера», из которой никто не выходил, «лошадка Бликс-Крис-Ру», с которой никто не вставал, и много других веселеньких вещиц, и будет счастливый хохот вот таких вот лейтенантов, и напоследок, в конце этого неминуемого туннеля, «резервуар Toy-Пена», превосходно превращающий человеческий материал в тонкую пленку биомассы.
Покатый затылок впереди повернулся, и тот же знакомый голос воскликнул:
–Вот так сюрприз! Лумис Диностарио!
У него все оборвалось внутри, но внешне он остался совершенно невозмутимым. Он молча взглянул в широкое грубоватое лицо и узнал...
–Здравствуй, Бэк, – выговорил он одним дыханием, когда огромные лапищи уже тискали его в объятиях.
В других обстоятельствах он наверняка обрадовался бы этой встрече.
–Ну, как живешь? Сколько мы не виделись? – Вопросы сыпались один за другим, но они не требовали ответа. – Не могу поверить. Да ты ничуть не изменился. Бог милостив, раз мы встретились. Двенадцать циклов, с ума сойти! – Бэк, наконец, отпустил Лумиса.
Тот только и выдавил из себя:
А ты теперь в «патриотической полиции»?
Да, уже третий цикл. Воюю с врагами Империи, как говорится.
Вот как. – Лумис сразу забыл, что хотел спросить, потому что сзади послышался хлесткий удар – пытали Магрииту.
Пауза затягивалась.
–Ну, а ты где? – снова осведомился Бэк, бывший сослуживец по кличке Точило.
–Фирма «Эйрафт-Инджиран», – ляпнул Лумис первое, что пришло на ум, и поспешил перевести разговор на другую тему: – Воюешь, значит?
Он переборол себя, повернулся и глянул на Магрииту.
–И это твои враги? – сказал он с презрением – так было задумано.
–Да они только на вид овечки, а зубы такие... – произнес капитан не совсем дружелюбно. – Капуцины с брашами им в подметки не годятся. Тех можно понять, они чужаки, и им нужна стратегическая территория, а эти, – он мотнул подбородком в сторону Магрииты, – лезут в самую душу. Дай им волю, они сотрут в порошок всех нас, а кого оставят, превратят в покорных им скотов. А сколько в них самоуверенности, одни названия чего стоят: «потрясатели основ», «обратимцы». -Бэк даже плюнул, чтобы показать, как это глупо звучит. – Работка не сахар, но если бы не мы? Как говорится: «Если не я, то кто же?» Да ты и сам знаешь. А вот ты, наверное, давно забыл наше старое ремесло? Или все-таки посматриваешь иногда на медальки? Пыль протираешь? Признайся? – Он жизнерадостно уставился на Лумиса.
–С тобой мне, конечно, не сравниться, – заявил Лумис, чувствуя, что уже наметил окончательный план, – у тебя все же постоянная практика, но кое-что я еще помню.
Он быстро повернулся и с наслаждением ударил коленом ниже пояса ничего не ожидающего парня, все еще держащего его за руку, и, когда тот, скрутившись калачиком, рухнул на тротуар, оружие было уже в руках Лумиса. Краем глаза он заметил застывшее во взгляде Бэка удивление и смотревший на него сквозь прицельную планку глаз второго сопровождающего и услышал, как клацнула ручка кистевого игломета, входя в ладонь Бэка.
–Мельчает народ, – тоскливо сообщил он, отдавая оружие Бэку и никак не реагируя на вдвинувшийся обратно в рукав желтой форменной рубахи миниатюрный игломет и на то, как тяжело перевел дух бас-капитан спецполиции. – Это что -допрос? – спросил Лумис, оборачиваясь, с таким удивлением, как будто только что это увидел. – Милосердие только вредит нашему делу.
Он вплотную подошел к Магриите, не глядя на совершенно сбитого с толку лейтенанта, удивленно лупающего глазами.
–Ты же помнишь, Бэк, как это делали мы? – Он сделал ударение на последнем слове и глазами строгого преподавателя глянул на младшего офицера «стражи безопасности».
Тот снова часто заморгал и ничего не ответил. – Эй, мразь! – гаркнул Лумис на не подающую признаков жизни Магрииту. – Она что, откинулась? – справился он у держащих ее за руки полицейских.
Правый сплюнул, тряхнул женщину за плечо и хрипло ответил:
–Не должна. Вот же дерьмо.
Они уже почти повиновались, он явно производил впечатление своей наглостью и панибратством с большими шишками.
–Угу, – неопределенно промычал Лумис и шлепнул ее по щеке раскрытой ладонью не слишком больно, но эффектно.
Она открыла слезящиеся глаза и что-то прошептала, но он не расслышал. Можно было убить ее одним, точно рассчитанным ударом, но тогда бы он сам оказался на ее месте, и поэтому он только оскалился и заорал:
–Ну, гадюка, ты будешь говорить?!
Она не подыграла ему, не затрясла головой и не плюнула в него, может, просто не поняла, и это было к лучшему, потому что он держатся на пределе, он мог сорвать весь спектакль с на ходу разрабатываемым сценарием. Она все еще смотрела на него своими красивыми поблекшими глазами, когда он ударил ее в живот. Ее разбитые губы скривились в страшной гримасе, и он, чувствуя, что все окружающее тускнеет и расплывается, ляскнул прямо по окровавленной щеке увесистую пощечину. Ему хотелось обнять ее и крикнуть: "Магриита, девочка, это все для тебя, чтобы тебе не было во сто крат больнее, чтобы тебе не пришлось беззубым ртом шептать бессмысленные проклятия и корчиться в «постели новобрачных» под дрессированным шигримиарским леопардом!" Но он не проронил ни слова, а только с каменным лицом продолжал избивать ее, и, прежде чем Бэк выкрикнул: «Прекрати, Лумис, черт тебя дери вместе с Мятой луной! Что ты делаешь?» – он уже нанес тщательно взвешенный удар.
–Вот так, ребята, – подвел итог Лумис, хлопая кого-то по плечу, и отошел в сторону, потому что знал: у него в глазах блестели слезы. А в мозгу почему-то вертелась глупая песенка, которую он недавно слышал в блей-баре, когда они были там вдвоем и откуда-то издалека доносились голоса.
–Жива?
Жива, бас-капитан, – ответил удивленный голос. – Вот же дерьмо, – и опять последовал смачный плевок.
Слава богу Эрр, – проговорил Бэк и, подойдя к Лумису положил ему руку на плечо. – Что это ты? Все-таки время меняет людей. Я уж по глупости подумал, что ты ее того, – он сделал выразительный жест, словно отправляя рукой нечто невидимое в небесную высь. (Жест этот пришел из древних неизвестной давности времен, когда мудрые кочевники рассудили, что души всех нехороших людей после грешной жизни отправляются на вечную каторгу-искупление, в сторону Мятой луны.) – Какой-то ты странный. Извини, я сейчас занят, а то зашли бы в кристаллотеку. У нас в курортном городе удовольствия с электронаркотиками не запрещены или, в крайнем случае, бары всегда открыты. Сегодня вечером, я думаю, быстро освобожусь: с этой, я надеюсь, большой канители не предвидится, – добавил он. – Тряхнем стариной. Ты как?
– Идет, – кивнул Лумис.
– Где тебя искать? – обрадованно спросил Бэк. – Посидим, поболтаем, вспомним былое.
– Отель «Бриллиантовая корона»... – Он чуть не болтнул лишнее.
– О, – присвистнул Бэк, – недурно.
– Но лучше я сам найду тебя, – присовокупил Лумис, глядя в сторону. – Где это?
Бэк назвал код своего рабочего видеофона:
– Так договорились?
– Разумеется.
Он пошел по переулку, ничего не видя перед собой, потому что голубой туман застилал глаза и потому что он знал: Магриита будет умирать еще некоторое время, но, когда они довезут ее до тюрьмы, она уже будет холодным трупом. И зря бас-капитан надеется раскрутить сегодня новое дельце, и освободится он гораздо раньше, чем хотел, если, конечно, убедительно объяснит причину досрочного укокошивания арестованной, а нет, так появятся у него дополнительные проблемы. Лумис обогнул спиралогрит и, зная, что его не могли больше видеть с бронетранспортера, молча прислонился горячим лбом к холодному полированному пластику, но глаза его уже были сухими.
ИСТОРИЧЕСКИЙ СРЕЗ ПО ЖИВОМУ
Двенадцать циклов в прошлое
Малиновое солнце стремительно падало к горизонту. Они сегодня были довольны, довольны как никогда, наконец-то Чистюля оставил их в покое. Хотя, честно говоря, с чего бы это быть довольными? Разве лишь с того, что живы и никому до них нет никакого дела, и весь этот сумасшедший, тоталитарный кавардак где-то далеко и временами кажется, что его нет вообще. Они даже успели облениться за эти дни, по крайней мере, раньше они бы вряд ли позволили себе вот так, спокойно, лежать на драных соломенных подстилках и ничегошеньки не делать. Вот только Бобр портил умильную картину бестолкового наблюдения заката своим постоянным хождением из угла в угол, цель которого, особенно вкупе с бесконечными причитаниями, была, безусловно, одна: испортить идиллию сегодняшнего вечера.
–Это же надо, – заявил он уже по пятнадцатому или двадцать пятому разу, – крапс-виски – неслыханное дело. Эти вшивые капы даже не докумекали до такой простой штуки. А вокруг сплошной сушняк крапорбена.
Бобр обвел всех тоскливо-скучающим взглядом. Он явно ждал возражений – возражений не было. Но просто так Бобр, конечно, отступить не мог, может, он встал не с той ноги, а может, просто переспал (за долгие годы военных баталий он привык спать не более двух часов кряду), и ему очень хотелось переброситься с кем-нибудь парой соленых словечек.
Лумис механически отслеживал зрачками фигуру Бобра, озаренную малиновым нимбом заходящего солнца. Посасывая пыльную соломинку, выковырянную из подстилки, Лумис лениво ждал новых тщетных попыток Бобра завязать разговор. В комнате их было шестеро: Бобр, Лумис, Точило-Бэк, малютка Таракан, Бельмо и Крэпстон – ровно половина команды. Всем было скучно, и говорить было не о чем, особенно с Бобром, все популярные темы разговоров: о женщинах, попойках и поножовщинах – были исчерпаны до дна.
– Нет, как все-таки эти капы обходятся без крапс-виски, а? – еще раз спросил Бобр.
– А по-моему, крапс годится только слабым бабам, – внезапно отозвался Бельмо. – Лично я не уважаю его абсолютно. – Бельмо обвел комнату своим единственным глазом с видом явного превосходства, этим он показал, что ему наплевать на мнение штурм-капрала по кличке Бобр.
Принижения своего Я Бобр обычно не прощал, и, хотя, наконец-то, выдалась возможность поругаться, он был не очень доволен, связываться с Бельмом было опасно. Поэтому он не осыпал его с налету грязными выражениями, а смолчал.
–Лично я предпочитаю мирандольский соус, и ничто другое! – заявил Бельмо и снова обвел всех зрячим глазом.
–От этой слизи мозги выкручиваются шиворот-навыворот и так и остаются, – ответил Бобр, – а вот крапс-виски действительно можно насладиться, правда, Таракан?
Бобр переменил тактику, выбрав другую жертву. Таракан не любил беседы о выпивке, и все это прекрасно знали. Его подкалывали этим, но он не мог ничего с собой поделать, он ненавидел алкоголь лютой ненавистью по вполне понятной причине: что-то в его желудке было устроено не так, как у всех остальных, его тошнило даже от разговоров о шнапсе. Таракан очень мучился своей неполноценностью.
–Однако это ты зря, – очень спокойно промолвил Бельмо, – крапс-виски – это помои и, как я сказал, годны только для тупого бабского организма.
Он опять отсканировал всех взглядом, уперся им в Лумиса и оскалился. Лумис не уважал Бельмо, потому что тот постоянно цеплялся к нему, похоже, завидовал его внешности и молодости, поскольку не имел ни того, ни другого. Он уставился на Лумиса своим правым немигающим глазом без век и ресниц. левый глаз отсутствовал вовсе, на его месте была какая-то большая, вся в трещинах бородавка величиной с монету, а вокруг нее громоздились несколько коротких, с четверть пальца, выростов самой неопределенной формы. Лумиса всегда подмывало спросить, как Бельмо лишился глаза. Но он этого не делал, не сделает и теперь. Он отвернулся, ему было наплевать на этот дурацкий спор, ткнулся лицом в солому, вдохнул запах раздавленного клопа и попытался задремать.
–Крапс-виски – величайшее достижение цивилизации, -выдал Бобр давно задуманный им аргумент, по его мнению, очень веский и стоящий.
Лумису было искренне жаль Таракана, желудок которого уже, наверное, начинал возмущаться. Спор достигал своего апогея и с обеих сторон уже слышались отборные словечки, когда внезапно раздался стук за стеной. Посыпалась доисторически старая штукатурка, и ослабленный кирпичной кладкой рык парашют-мастера Босли проревел:
– Эй, говоруны! Двести сорок тарантулов вам в глотку, дадите мне вздремнуть или как?
Все были рады неожиданной развязке.
Расчет брашей на быстрое поражение эйрарбаков на море и полное признание своего лидерства не оправдался: атомные субмарины адмирала Рея порядком спутали им карты, обе стороны были втянуты в войну на истощение ресурсов. А такая война не устраивала Империю, которую и без того затянуло в пропасть глубочайшего кризиса. Сделать войну более скоротечной могло только одно средство – атомное оружие. Увеличение жертвоприношения в сотни и тысячи раз не слишком волновало имперских генералов. Ответная мера брашей была не менее жестокой. Когда слепяще-яркие сияния и грибообразные черные столбы, видимые сквозь завесу смертельно ядовитых газов, вошли в привычку, начальники штабов и министры удивились, как на фоне таких грандиозных катаклизмов население, сидящее в убежищах и порядком поредевшее, все еще продолжает волновать проблема питания.
В это время на Берег Лунного Ожерелья высадились танковые легионы брашей. Подпалив «урановые свечки» над последними береговыми крепостями-дотами, они взяли в кольцо стотысячную группировку маршала Гоше и, обойдя вторую долговременную полосу обороны по насквозь высохшим Болотам Малярийной Проказы, вышли к Умброфену, центру переработки плутония. Все почувствовали приближение конца, конца этой войны.* * *
Их подняли среди ночи, раньше обычного. Когда они, полусонные, выстроились перед домом, темнота была – хоть глаз выколи, но Босли почему-то запретил зажигать фонари. Небо имелось, но, как всегда, без звезд. Однако, когда глаза адаптировались к ночному мраку, Лумис сумел различить короткий одношереножный строй и еще кого-то, стоящего поодаль. Этот кто-то был Бобр, он скомандовал «Смирно!», после чего из темноты выползло что-то невразумительное о двух ногах. Что-то оказалось Чистюлей в костюме полной радиационной защиты. Без всякой паузы он заорал, как душевнобольной, дабы они тоже напялили на себя пластиромеровые мешки, после чего обозвал Бобра кретином и недотепой. Его голос доносился глухо, ослабленный противогазом, но тем не менее Лумис расслышал в нем нервозность. За этим что-то крылось, потому как эйч-капитан Чистюля был всегда подчеркнуто спокоен. Все, положив на землю оружие, боезапас и вещь-ранцы, стали напяливать на себя «защиту». Когда Лумис привычно быстро защелкивал последние плечевые кнопки, он услышал, как Крэпстон спросил проходящего мимо Ключника:
–Что случилось, Олистер?
– Что-что. Ноги надо делать, и поскорее, иначе крышка всем. На берег выползла «Свиноматка» брашей!
Ключник сегодня дежурил по связи – ему можно было верить Лумис почувствовал, как мысли в черепе вышли из-под контроля и поскакали куда-то, обгоняя друг дружку. Ему стало жарко.
В остаток этой ночи работы им хватило. На заброшенном угольном каньоне, вырытом еще в период, когда это топливо было в моде, имперские парашютисты зарыли свой старенький бронетранспортер, предварительно сняв с него пулемет и выгрузив все необходимое. По умозаключениям Чистюли, в принципе имеющим смысл, двигаться на нем дальше было опасней, чем идти пешком: двадцатимиллиметровая сталь все равно не спасала от бомбы с лазерной подсветкой, а одиннадцать человеческих фигурок, закутанных в маскхалаты цвета выгоревшей степи, может быть, и смогли бы безнаказанно выбраться из сферы возможной деятельности «Свиноматки». В предутренних сумерках они еще протопали десять миль, прежде чем Чистюля распорядился сделать привал, поскольку решил осуществлять передвижение только ночью. Здесь им повезло: в пятидесяти метрах на юго-запад Бобр обнаружил брошенную нору муравья-путакмата. В сущности, это были пять нор, сходящихся к единому центру. В одну из них можно было входить, лишь чуть-чуть нагибаясь. Похоже, гигантское травоядное насекомое, использовав все накопленные в брюхе запасы влаги, уползло в сторону гористой возвышенности Кип, около которой еще не совсем высохли недавно глубоководные озера.
Глядя на отполированные стены пещеры, Лумис думал о том, сколько же циклов жило в ней это чудовище, прячась от солнца и людей здесь, на десятиметровой глубине, лишь по ночам выползая в освещенную лунами степь, чтобы рвать своими громадными пятилоктевыми лапами сочные молодые побеги, запихивать их в свои мешкообразный вырост под брюхом и снова, скрываясь в глубине, перетирать зеленые стебли своими наждачными челюстями.
Все, кроме Босли и Бобра, которых Чистюля собрал на совещание, укладывались спать. Лумис спать не хотел, он вымотался именно до той степени усталости, когда тяга ко сну только-только пересилена и организм бодрствует чисто по инерции, отказываясь дремать наотрез. Положив голову на ранец с ручными гранатами, он молча слушал ворчание товарищей, дорисовывая воображением плохо видимые в полумраке выражения лиц. Чистюля установил в углу электрический фонарь и теперь что-то отмечал в развернутой на полу топографической карте.
–Какого дьявола мы тащим с собой этот чертов треножник? – жаловался Таракану Точило-Бэк. – Нет, я спрашиваю, зачем?
–Действительно, – шепотом согласился Таракан, он понимал, помещение слишком мало, чтобы его не услышал Чистюля, но вовсе игнорировать вопрос Бэка он не мог, они были товарищами и почти друзьями.
–Я еще могу понять, зачем нужен «будильник», но «Бетта-кью»... Скажи, Таракан, на фига она нам, эта странность?
«Это он заметил точно», – подумал Лумис, «Бетта-кью-105» была действительно странной штукой, да и весила она солидно: недаром Точило жаловался, протащив ее десять миль на своем загривке. Толку от нее не было никакого, и они так и не смогли придумать ей хоть какое-то назначение. Странность ее была многогранной: прежде всего у «Бетта-кью» было три ноги, три шарнирные опоры, сгибающиеся во всех возможных плоскостях. «Бетта-кью» выглядела как творение абстракциониста, на ней размещались ряды одноцветных клавиш, куча кнопок самых различных форм и размеров, несколько торчащих в стороны антенн и проводов, но более всего на ней было пломб, печатей и различных предупреждающих надписей. «Бетта-кью» им вручили перед самым отправлением. Штаб-майор, заставивший Чистюлю сделать десяток росписей в кипе канцелярских книг, помеченных знаком «уж. секретно» предупредил, что эта штука поможет им в выполнении задания и что специалист по ее эксплуатации встретит их на месте его забросят морем. Целую неделю «Б-к» была темой дискуссий наряду с по-прежнему живо интересующей всех тематикой женско-мужского общения. Выдвигались самые различные гипотезы по поводу ее предназначения. Они рождались спонтанно, на привалах и во время перекуров. Некоторые, а может быть, и все, иногда, после особо оживленных споров, верили, что «Бетта-кью» поможет поставить ненавистных брашей на колени. Даже Чистюля украдкой прислушивался к этим разговорам, похоже, он мучился загадкой в гордом одиночестве. Постепенно волнения несколько улеглись, они разгорелись, но ненадолго, после того как Бельмо просто так нажал одну из клавиш на корпусе «105». С машиной что-то случилось. На вид ока выглядела вполне пристойно, так же, как раньше, но, когда ее ставили на ноги, она падала. Как бы ее ни размещали, казалось бы, самым устойчивым образом, она все равно валилась, и, кроме того, при этом что-то в таинственных внутренностях «Б-к» начинало весьма подозрительно тикать, квакать и подмигивать. Вначале это всех взволновало и даже напугало, некоторые не докурили сигарету по этому поводу, но со временем привыкли и успокоились. «Бетта-кью» осталась непонятной, но обыденной вещью.
Малиновое солнце стремительно падало к горизонту. Они сегодня были довольны, довольны как никогда, наконец-то Чистюля оставил их в покое. Хотя, честно говоря, с чего бы это быть довольными? Разве лишь с того, что живы и никому до них нет никакого дела, и весь этот сумасшедший, тоталитарный кавардак где-то далеко и временами кажется, что его нет вообще. Они даже успели облениться за эти дни, по крайней мере, раньше они бы вряд ли позволили себе вот так, спокойно, лежать на драных соломенных подстилках и ничегошеньки не делать. Вот только Бобр портил умильную картину бестолкового наблюдения заката своим постоянным хождением из угла в угол, цель которого, особенно вкупе с бесконечными причитаниями, была, безусловно, одна: испортить идиллию сегодняшнего вечера.
–Это же надо, – заявил он уже по пятнадцатому или двадцать пятому разу, – крапс-виски – неслыханное дело. Эти вшивые капы даже не докумекали до такой простой штуки. А вокруг сплошной сушняк крапорбена.
Бобр обвел всех тоскливо-скучающим взглядом. Он явно ждал возражений – возражений не было. Но просто так Бобр, конечно, отступить не мог, может, он встал не с той ноги, а может, просто переспал (за долгие годы военных баталий он привык спать не более двух часов кряду), и ему очень хотелось переброситься с кем-нибудь парой соленых словечек.
Лумис механически отслеживал зрачками фигуру Бобра, озаренную малиновым нимбом заходящего солнца. Посасывая пыльную соломинку, выковырянную из подстилки, Лумис лениво ждал новых тщетных попыток Бобра завязать разговор. В комнате их было шестеро: Бобр, Лумис, Точило-Бэк, малютка Таракан, Бельмо и Крэпстон – ровно половина команды. Всем было скучно, и говорить было не о чем, особенно с Бобром, все популярные темы разговоров: о женщинах, попойках и поножовщинах – были исчерпаны до дна.
– Нет, как все-таки эти капы обходятся без крапс-виски, а? – еще раз спросил Бобр.
– А по-моему, крапс годится только слабым бабам, – внезапно отозвался Бельмо. – Лично я не уважаю его абсолютно. – Бельмо обвел комнату своим единственным глазом с видом явного превосходства, этим он показал, что ему наплевать на мнение штурм-капрала по кличке Бобр.
Принижения своего Я Бобр обычно не прощал, и, хотя, наконец-то, выдалась возможность поругаться, он был не очень доволен, связываться с Бельмом было опасно. Поэтому он не осыпал его с налету грязными выражениями, а смолчал.
–Лично я предпочитаю мирандольский соус, и ничто другое! – заявил Бельмо и снова обвел всех зрячим глазом.
–От этой слизи мозги выкручиваются шиворот-навыворот и так и остаются, – ответил Бобр, – а вот крапс-виски действительно можно насладиться, правда, Таракан?
Бобр переменил тактику, выбрав другую жертву. Таракан не любил беседы о выпивке, и все это прекрасно знали. Его подкалывали этим, но он не мог ничего с собой поделать, он ненавидел алкоголь лютой ненавистью по вполне понятной причине: что-то в его желудке было устроено не так, как у всех остальных, его тошнило даже от разговоров о шнапсе. Таракан очень мучился своей неполноценностью.
–Однако это ты зря, – очень спокойно промолвил Бельмо, – крапс-виски – это помои и, как я сказал, годны только для тупого бабского организма.
Он опять отсканировал всех взглядом, уперся им в Лумиса и оскалился. Лумис не уважал Бельмо, потому что тот постоянно цеплялся к нему, похоже, завидовал его внешности и молодости, поскольку не имел ни того, ни другого. Он уставился на Лумиса своим правым немигающим глазом без век и ресниц. левый глаз отсутствовал вовсе, на его месте была какая-то большая, вся в трещинах бородавка величиной с монету, а вокруг нее громоздились несколько коротких, с четверть пальца, выростов самой неопределенной формы. Лумиса всегда подмывало спросить, как Бельмо лишился глаза. Но он этого не делал, не сделает и теперь. Он отвернулся, ему было наплевать на этот дурацкий спор, ткнулся лицом в солому, вдохнул запах раздавленного клопа и попытался задремать.
–Крапс-виски – величайшее достижение цивилизации, -выдал Бобр давно задуманный им аргумент, по его мнению, очень веский и стоящий.
Лумису было искренне жаль Таракана, желудок которого уже, наверное, начинал возмущаться. Спор достигал своего апогея и с обеих сторон уже слышались отборные словечки, когда внезапно раздался стук за стеной. Посыпалась доисторически старая штукатурка, и ослабленный кирпичной кладкой рык парашют-мастера Босли проревел:
– Эй, говоруны! Двести сорок тарантулов вам в глотку, дадите мне вздремнуть или как?
Все были рады неожиданной развязке.
* * *
Тогда, двенадцать циклов назад, был кризис, кризис во всех отношениях. Солнце Фиоль, достигнув апогея, вплотную приблизилось к красному гиганту Эрр, главной звезде системы. Такое противостояние не случалось более двух тысячелетий. Чудовищная жара выжгла почти всю растительность Северного полушария, а кое-где почва пересохла настолько, что покрылась трещинами трехметровой глубины. Сельское хозяйство перестало существовать как таковое. Крестьяне ушли с земли и нахлынули в города, и без того намертво зажатые в тисках голода. Там они пополнили бесчисленные толпы безработных, бездомных людей, потерявших всякую надежду на что-либо, людей, которым было абсолютно нечего терять. Положение Империи Эйрарбаков стало катастрофическим. В этот момент Федеративный Союз Брашей, ныне называющий себя Республикой, находившийся в более выгодных климатических условиях и давно уже готовый вцепиться в глотку главному конкуренту на мировой арене, направил флот в акваторию эйрарбаков. Бездомные, разорившиеся фермеры спешно пополняли гвардию королевской пехоты и в таком же темпе еще одну не менее многочисленную армию – армию гангстеров. В королевской платили щедро, Масис Семнадцатый не жалел крупперов, их печатали все больше и больше, обесценивались они еще быстрее. Бандиты даже брезговали ими при грабежах, брали только продукты питания и одежду, ее снимали с трупов, которые почему-то редко находили, возможно, потому, что в некоторых районах столицы пользовались спросом консервы из человеческого мяса, ему не с чем было конкурировать.Расчет брашей на быстрое поражение эйрарбаков на море и полное признание своего лидерства не оправдался: атомные субмарины адмирала Рея порядком спутали им карты, обе стороны были втянуты в войну на истощение ресурсов. А такая война не устраивала Империю, которую и без того затянуло в пропасть глубочайшего кризиса. Сделать войну более скоротечной могло только одно средство – атомное оружие. Увеличение жертвоприношения в сотни и тысячи раз не слишком волновало имперских генералов. Ответная мера брашей была не менее жестокой. Когда слепяще-яркие сияния и грибообразные черные столбы, видимые сквозь завесу смертельно ядовитых газов, вошли в привычку, начальники штабов и министры удивились, как на фоне таких грандиозных катаклизмов население, сидящее в убежищах и порядком поредевшее, все еще продолжает волновать проблема питания.
В это время на Берег Лунного Ожерелья высадились танковые легионы брашей. Подпалив «урановые свечки» над последними береговыми крепостями-дотами, они взяли в кольцо стотысячную группировку маршала Гоше и, обойдя вторую долговременную полосу обороны по насквозь высохшим Болотам Малярийной Проказы, вышли к Умброфену, центру переработки плутония. Все почувствовали приближение конца, конца этой войны.* * *
Их подняли среди ночи, раньше обычного. Когда они, полусонные, выстроились перед домом, темнота была – хоть глаз выколи, но Босли почему-то запретил зажигать фонари. Небо имелось, но, как всегда, без звезд. Однако, когда глаза адаптировались к ночному мраку, Лумис сумел различить короткий одношереножный строй и еще кого-то, стоящего поодаль. Этот кто-то был Бобр, он скомандовал «Смирно!», после чего из темноты выползло что-то невразумительное о двух ногах. Что-то оказалось Чистюлей в костюме полной радиационной защиты. Без всякой паузы он заорал, как душевнобольной, дабы они тоже напялили на себя пластиромеровые мешки, после чего обозвал Бобра кретином и недотепой. Его голос доносился глухо, ослабленный противогазом, но тем не менее Лумис расслышал в нем нервозность. За этим что-то крылось, потому как эйч-капитан Чистюля был всегда подчеркнуто спокоен. Все, положив на землю оружие, боезапас и вещь-ранцы, стали напяливать на себя «защиту». Когда Лумис привычно быстро защелкивал последние плечевые кнопки, он услышал, как Крэпстон спросил проходящего мимо Ключника:
–Что случилось, Олистер?
– Что-что. Ноги надо делать, и поскорее, иначе крышка всем. На берег выползла «Свиноматка» брашей!
Ключник сегодня дежурил по связи – ему можно было верить Лумис почувствовал, как мысли в черепе вышли из-под контроля и поскакали куда-то, обгоняя друг дружку. Ему стало жарко.
* * *
«Свиноматка», кошмарное порождение милитаризма, выползла на берег в двухстах километрах от имперских парашютистов. Выключив воздушную подушку, этот сверхтанк весом более миллиона тонн, имеющий четыреста метров в длину и двести в ширину, врылся в грунт почти на двадцать метров, его локаторы оплели электромагнитной сеткой всю Голубую Долину, вплоть до Скалистой Гряды, орудия главной боевой башни тридцатиметровой длины и калибром два с половиной метра развернулись в сторону моря. Опасности с берега браши не чувствовали. Да и что могло им угрожать под толстенной многослойной броней с электронным распределением нагрузки. Похожую на приплюснутое куриное яйцо «Свиноматку» могло поразить только прямое попадание атомной бомбы. Но на случай воздушного нападения она тут же выплюнула в небо два дежурных истребителя. В недрах «Свиноматки» мирно дремали восемьсот «Поросят» – танков марки «Циклоп» и столько же «Кабанчиков» – броневиков для пехоты, их не выпустили «прогуляться», они были нужны для других целей и в другом месте: на Берегу Лунного Ожерелья ждали подкрепления. Здесь «Свиноматка» оказалась случайно: громадный грузовоз, транспортировавший ее по океану, повредила подводная лодка эйрарбаков. Он был вынужден срочно освободиться от гигантского веса, достигнув ближайшего берега. По казусу судьбы это оказалась Голубая Долина. Отсеченная от материка труднопроходимой Скалистой Грядой, покинутая войсками Империи, она была идеальным местом, в котором можно отсидеться. Если бы браши знали о спецгруппе эйч-капитана Чистюли, и особенно ее снаряжении, они бы нашли ее в течение пары часов, подняв в небо все патрульные дирижабли. Одного снаряда главного калибра, начиненного напалмом было бы достаточно, чтобы сжечь группу вместе с квадратным километром земной поверхности.* * *
Ясное дело, в связи с таким глобальным изменением ситуации ранее полученное смехотворно простое задание: взорвать к чертям собачьим свою же имперскую приливную электростанцию, в своей же колонии находящуюся, начисто отметалось. Это чудо альтернативной энергетики, уже половину цикла никому не нужное, в связи с уничтожением питаемого им завода по производству тяжелой воды, Верховное Командование Стратегических Наступательных Операций (ВКСНО) сочло достойной целью для группы Чистюли и «будильника» – маленького ядерного фугаса. Теперь нужно было делать совсем другое – уносить ноги. Веником обух не перешибешь.В остаток этой ночи работы им хватило. На заброшенном угольном каньоне, вырытом еще в период, когда это топливо было в моде, имперские парашютисты зарыли свой старенький бронетранспортер, предварительно сняв с него пулемет и выгрузив все необходимое. По умозаключениям Чистюли, в принципе имеющим смысл, двигаться на нем дальше было опасней, чем идти пешком: двадцатимиллиметровая сталь все равно не спасала от бомбы с лазерной подсветкой, а одиннадцать человеческих фигурок, закутанных в маскхалаты цвета выгоревшей степи, может быть, и смогли бы безнаказанно выбраться из сферы возможной деятельности «Свиноматки». В предутренних сумерках они еще протопали десять миль, прежде чем Чистюля распорядился сделать привал, поскольку решил осуществлять передвижение только ночью. Здесь им повезло: в пятидесяти метрах на юго-запад Бобр обнаружил брошенную нору муравья-путакмата. В сущности, это были пять нор, сходящихся к единому центру. В одну из них можно было входить, лишь чуть-чуть нагибаясь. Похоже, гигантское травоядное насекомое, использовав все накопленные в брюхе запасы влаги, уползло в сторону гористой возвышенности Кип, около которой еще не совсем высохли недавно глубоководные озера.
Глядя на отполированные стены пещеры, Лумис думал о том, сколько же циклов жило в ней это чудовище, прячась от солнца и людей здесь, на десятиметровой глубине, лишь по ночам выползая в освещенную лунами степь, чтобы рвать своими громадными пятилоктевыми лапами сочные молодые побеги, запихивать их в свои мешкообразный вырост под брюхом и снова, скрываясь в глубине, перетирать зеленые стебли своими наждачными челюстями.
Все, кроме Босли и Бобра, которых Чистюля собрал на совещание, укладывались спать. Лумис спать не хотел, он вымотался именно до той степени усталости, когда тяга ко сну только-только пересилена и организм бодрствует чисто по инерции, отказываясь дремать наотрез. Положив голову на ранец с ручными гранатами, он молча слушал ворчание товарищей, дорисовывая воображением плохо видимые в полумраке выражения лиц. Чистюля установил в углу электрический фонарь и теперь что-то отмечал в развернутой на полу топографической карте.
–Какого дьявола мы тащим с собой этот чертов треножник? – жаловался Таракану Точило-Бэк. – Нет, я спрашиваю, зачем?
–Действительно, – шепотом согласился Таракан, он понимал, помещение слишком мало, чтобы его не услышал Чистюля, но вовсе игнорировать вопрос Бэка он не мог, они были товарищами и почти друзьями.
–Я еще могу понять, зачем нужен «будильник», но «Бетта-кью»... Скажи, Таракан, на фига она нам, эта странность?
«Это он заметил точно», – подумал Лумис, «Бетта-кью-105» была действительно странной штукой, да и весила она солидно: недаром Точило жаловался, протащив ее десять миль на своем загривке. Толку от нее не было никакого, и они так и не смогли придумать ей хоть какое-то назначение. Странность ее была многогранной: прежде всего у «Бетта-кью» было три ноги, три шарнирные опоры, сгибающиеся во всех возможных плоскостях. «Бетта-кью» выглядела как творение абстракциониста, на ней размещались ряды одноцветных клавиш, куча кнопок самых различных форм и размеров, несколько торчащих в стороны антенн и проводов, но более всего на ней было пломб, печатей и различных предупреждающих надписей. «Бетта-кью» им вручили перед самым отправлением. Штаб-майор, заставивший Чистюлю сделать десяток росписей в кипе канцелярских книг, помеченных знаком «уж. секретно» предупредил, что эта штука поможет им в выполнении задания и что специалист по ее эксплуатации встретит их на месте его забросят морем. Целую неделю «Б-к» была темой дискуссий наряду с по-прежнему живо интересующей всех тематикой женско-мужского общения. Выдвигались самые различные гипотезы по поводу ее предназначения. Они рождались спонтанно, на привалах и во время перекуров. Некоторые, а может быть, и все, иногда, после особо оживленных споров, верили, что «Бетта-кью» поможет поставить ненавистных брашей на колени. Даже Чистюля украдкой прислушивался к этим разговорам, похоже, он мучился загадкой в гордом одиночестве. Постепенно волнения несколько улеглись, они разгорелись, но ненадолго, после того как Бельмо просто так нажал одну из клавиш на корпусе «105». С машиной что-то случилось. На вид ока выглядела вполне пристойно, так же, как раньше, но, когда ее ставили на ноги, она падала. Как бы ее ни размещали, казалось бы, самым устойчивым образом, она все равно валилась, и, кроме того, при этом что-то в таинственных внутренностях «Б-к» начинало весьма подозрительно тикать, квакать и подмигивать. Вначале это всех взволновало и даже напугало, некоторые не докурили сигарету по этому поводу, но со временем привыкли и успокоились. «Бетта-кью» осталась непонятной, но обыденной вещью.