Страница:
Хотя я знала его, я чувствовала себя растерянной, не знала, что и говорить, с чего начать. Но в его серых глазах было такое участие, а улыбка казалась такой искренней, что я улыбнулась в ответ, подошла к столу и села рядом. Дирка оставила нас, и я поведала ему обо всем.
– Это опасно для моего ребенка? – спросила я, окончив свое повествование.
Он молча открыл книгу, пробежал глазами несколько строк. Одна его рука покоилась на медной монете, лежавшей на столе перед ним, вторую руку он опустил на мой растущий живот и прикрыл глаза. Через несколько мгновений он словно очнулся и покачал головой.
– У твоего сына сильная воля. Похоже, с ним все в порядке, – наконец промолвил Ивар.
– Сын, – выдохнула я. – Я причиняю ему вред, когда меняюсь?
– Что вредно для тебя, вредно и для него. Этого достаточно.
– Ты можешь изменить то, что случилось со мной?
– Нет. Но есть другие способы помочь тебе. Пойдем.
Открыв длинный ящик, лежавший у стены, он достал и развернул шерстяной ковер, покрытый рунами. Мы сели на него лицом к лицу, между нами оказалась горящая лампада, наполнявшая комнату запахом молодой весенней травы. Рядом с лампадой он положил глиняную тарелку, выложил на нее маленький серебряный слиток.
Ритуал начался.
Я приготовилась переносить боль и ужасные видения, которые всегда вызывал наш деревенский колдун у тех несчастных, кому приходилось обращаться к нему за помощью. Но руки Ивара бледными тенями двигались в поднимающемся зеленоватом дыму, и я чувствовала, как легче становится на душе, как спадает тяжесть последних недель. Когда обряд подходил к концу, Ивар поднес ладони к серебряному слитку и между ними возникла дуга голубого пламени. Свет становился все ярче, холодным голубым сиянием озаряя комнату. При последнем заклинании Ивар направил на слиток обе руки. Пламя вырвалось из его пальцев. Серебро расплавилось, потекло и приняло форму волчьей головы.
Когда металл остыл, он повесил его на цепочку и застегнул ее у меня на шее.
– Я не изменил твою жизнь – это мне не под силу, но я дал тебе выбор, – произнес он. – Пока ты носишь этот амулет, ты можешь сопротивляться превращению в зверя.
Я не спросила, что случится, если я сниму кулон. Я не собиралась этого делать.
– Андор принес мне деньги. Я могу заплатить тебе, сколько нужно, – сказала я, уверенная, что заклинания обойдутся недешево.
– Это мое заклинание держит ворота Стражей закрытыми от чужаков, детка. Ты думаешь, я не чувствую вины за то, что теперь никто из земель мрака не может войти в эти стены и спасти призванных. Темные души на Полотне не были нужны жадному ремесленнику и его жене, потому вы смогли пройти в ворота и похитить Полотно. После того дня я поменял заклинание, но все же не могу вернуть тебя домой. Потому я должен сделать для тебя все, что в моих силах. Это я в долгу перед тобой. А теперь положи на ковер свой нож.
После заклинания, оказавшегося гораздо короче первого, он вернул мне кинжал. Взяв нож, я почувствовала тепло заклинания.
Я взглянула на нож, зажатый в ладони, – такой тяжелый и красивый, потом на бледное, ласковое лицо Ивара.
– Позволь мне, – прошептала я и поцеловала его руки.
Увидев меня, Маэв сразу же почувствовала произошедшую со мной перемену. Я поняла это по тому, как она взглянула на меня, когда я вернулась, по лукавой улыбке на ее губах, когда она встретилась со мной взглядом. Переодевшись в темный охотничий костюм, она еще раз внимательно посмотрела на меня и ушла.
Мне было все равно. Я в первый раз крепко проспала всю ночь безо всяких кошмарных видений. Ивар освободил меня.
Маэв не вернулась к утру. Ее отсутствие было привычным и не встревожило меня, когда я принялась за работу – открыла ставни свежему утреннему воздуху, положила сухие поленья в печь на вчерашние угли. Потом вскипятила чайник, подогрела бисквиты, намазала их джемом. Я понесла завтрак в спальню, и тут дверь распахнулась. На пороге появился Виктор – один из мужчин, с которыми Маэв иногда встречалась в трактире, – сейчас его лицо было багровым от ярости.
– Где она?! – взревел он. – Она должна была встретиться со мной вечером и не пришла.
Он посмотрел на ее зеркало, на флаконы со снадобьями и духами, на золотое кольцо, оставленное Маэв на столике. Тут весь его гнев пропал, на глаза навернулись слезы, которые так странно было видеть на этом жестком лице.
– Отдай ей это. Скажи, что если не я, то никто! – Он сунул мне в и без того занятые руки коробочку и удалился столь же стремительно, как и ворвался. Чашка накренилась, горячая жидкость плеснулась мне на руку, я разжала пальцы, и чашка со звоном разлетелась по полу. Коробочка тоже упала, раскрылась при ударе. Золотое кольцо покатилось по полу и исчезло за шкафом Маэв. Сначала я достала кольцо, очень удивившись тому, что подарок Виктора оказался мужским кольцом с выгравированным именем другой женщины. Вытерев с пола чай и подметя осколки, я положила кольцо и коробочку в карман. Когда Маэв вернулась, я положила ей на ладонь футляр, потом пошла за чаем для нее, принесла чашку и поставила перед ней, не говоря ни слова.
– Не знаю, что мне делать с этим, – протянула Маэв, глядя на кольцо. – Вернуть ему… или его жене?
– Ты это сделаешь? В моем голосе прозвучали удивление и даже испуг. Она ничего не испугается!
Маэв повернулась ко мне, ее фиолетовые глаза были полны печали:
– Ты думаешь, я могу поступить так жестоко?
– Не знаю. Я ведь совсем не знаю тебя.
– Нет, Лейт. Ты хорошо меня знаешь. Я одинока в этой земле. У меня нет ни друзей, ни семьи. Я живу, как могу, и не позволю никому из мужчин угрожать мне. И ты тоже должна это уметь, если хочешь растить своего ребенка одна.
Она зевнула, потянулась и отправилась вздремнуть, оставив меня размышлять над ее советом.
Я думала, кем я кажусь ей – с длинными коричневыми волосами, тугим узлом стянутыми на затылке, застенчивая и все время как будто извиняющаяся за само свое существование. Я подошла к ее шкафу с платьями, распустила волосы, принялась укладывать их мелкими кольцами, обрамляющими лицо. Потом я нанесла румяна на щеки, подкрасила глаза. Теперь они казались глубже, чем обычно, улыбка приобрела какую-то порочность. Я расстегнула воротник блузки, открыв амулет на груди. Со всем своим могуществом он никак не мог сравниться с изысканными украшениями Маэв. Я подержала ее тяжелое золотое ожерелье, приложила к себе, быстро вернула на место. Тяжелое, дорогое и изящное. Откуда оно у нее?
– Возьми мой голубой платок и подвяжи волосы сзади, – донесся из угла голос Маэв, Я покраснела и подчинилась. Когда я не сумела затянуть узел, она встала с кровати и помогла мне.
В этот момент вновь появился Виктор. Маэв процедила слова приветствия, а я поспешно застегнула блузку и, оставив их наедине, отправилась в трактир за хлебом. Дирка пекла сладкие булочки, и я немного поболтала с ней, очень довольная тем, как она встретила меня.
– Если ты уже поправилась, у Андора найдется работа для тебя. И мы можем сдать тебе комнату в трактире, если ты захочешь покинуть дом этой женщины.
Ее слова точно передали мне все, что она думала о Маэв. Хотя я не хотела так быстро возвращаться домой, пришлось это сделать, – к счастью, Виктор уже уходил, лицо его было довольным, а кольцо вернулось на свое место.
В последующие дни Маэв везло на охоте. Она добыла еще пару дюжин красивых шкур. Закончив выделку меха, она тут же продала шкуры торговцу, направлявшемуся в Нова-Ваасу.
– Теперь у меня хватит денег, чтобы в достатке вдвоем прожить зиму, – радостно сообщила она. – Вечером устроим праздник. На этот раз ты не отвертишься.
Она убрала мне волосы, нанесла грим и повела в трактир. Мужчины из Линде и восточных деревушек не сводили с нас обеих глаз. Я с удивлением обнаружила, что мне нравится задирать их, подначивать, так же как и ей. Когда дело стало принимать серьезный оборот, мне удалось улизнуть.
Было уже почти темно, и дорога оказалась совсем пустынной. Я прошла уже почти половину пути к дому, как услышала, что кто-то догоняет меня. Я бросилась бежать и уже открывала дверь дома, когда кто-то схватил меня сзади.
– Впусти меня, – прошептал мне на ухо один из мужчин, сидевших рядом с нами в трактире. Он был здоровенным, толстым, от него несло элем и потом. Огромные ручищи так сдавили меня, что нельзя было просто вздохнуть. Придет ли кто-нибудь на помощь, если я закричу? Но помощь уже пришла.
– Отпусти ее! – приказала Маэв. Мужчина развернулся к ней.
– Ты! Ступай обратно к своим любовникам, а я уже нашел себе парочку.
Маэв схватила его за руку и оттащила от двери.
– Иди внутрь и запри дверь, – скомандовала она мне, но я отказалась. У меня был нож. Он мне не понадобился. Быстрее, чем я успела сообразить, что происходит, Маэв выхватила свой собственный кинжал, заломила мужчине руку и прижала лезвие к его горлу.
– Только тронь ее, и тебе уже не придется дотрагиваться ни до кого, – отчеканила она и оттолкнула его так, что он полетел на землю. Несостоявшийся любовник неуклюже поднялся, отряхнулся и поплелся обратно в трактир, проклиная нас на чем свет стоит.
– Может, гоблины его сожрут, – сказала Маэв и вошла вслед за мной в дом. Я упала в кресло и залилась слезами.
Маэв встала передо мной на колени, отвела мои ладони от мокрых глаз.
– Я не хотела, чтобы было так, – прошептала я.
– Конечно, не хотела, ну и что с того. Злой всегда набрасывается на слабого. Если ты хочешь увидеть своего ребенка взрослым, ты должна помнить это, тем более что это будет только твой ребенок.
– Как ты можешь знать? Она показала на мой амулет.
– Ничто не сможет остановить превращение. Если бы оно совершилось полностью, ты была бы бесплодна. Помни об этом и живи соответственно.
– Не понимаю.
– Забудешь свою силу, и земля уничтожит тебя и твое дитя. Пользуйся своей силой – и вы будете жить. И жить хорошо.
Она оставила меня. Я заперла дверь, ставни, а потом долго сидела в темноте, размышляя обо всем, что услышала от нее.
Маэв не возвращалась три дня. Я занималась своей обычной работой – прибиралась в доме, пропалывала грядки с травами во дворе, залатывала дыры, оставшиеся в шкурах гоблинов, чтобы Маэв потом было легче делать покрывала.
Виктор тоже пропал. Хотя горожане искали его, делали они это без всякого усердия и, как и ожидалось, ничего не нашли. Он был третьим мужчиной, пропавшим в это лето. И все они были охотниками, привычными к опасностям. Хотя я думала, что Маэв и Виктор ушли вместе, я всячески старалась скрыть ее отсутствие, приходилось даже лгать. Наконец она возвратилась, ввалилась в заднюю калитку. Одежда была измазана в грязи, изорвана, подмышкой она держала большую охапку шкур. Я не спросила ее о Викторе. Маэв охотилась. С ней все в порядке. Больше ничего не случилось.
Я принесла ей еду и просидела рядом весь день. Она рассказывала о своем походе на юг Тепеста и в Марковию.
– Я так привыкла к гоблинам, так хорошо знаю, как они двигаются, как думают. Они для меня слишком легкая добыча, – сказала она. – Но в горах Марковии скрываются совсем другие существа. Они ходят на двух ногах и выглядят почти как люди. Они даже говорят на языке людей, но глаза их загадочны и пусты, как будто жрецы Гхенны похитили их души.
– Околдованные, – предположила я, вспомнив о нашем деревенском колдуне, о людях, чей рассудок был разрушен его заклинаниями.
– Может, и так. И злобные. – Ее руки сложились в кулаки. – На меня никогда так жестоко не нападали. Я убила восьмерых, но потом все же пришлось отступить. Они дважды бросались на меня, но я смогла дойти до границы, и они не последовали за мной в Тепест. Может быть, они не могут пересекать границу. Если так, мне здорово повезло. Стражам приходится нелегко с этими тварями.
Она проверяет меня, поняла я. Она делала это и раньше.
– Ты убила восьмерых? – спросила я вместо ответа.
– Я унаследовала хороший опыт от матери.
– Ты сказала, что я напоминаю тебе мать. Но я же вовсе не охотник, не боец – ты же знаешь.
– Можно сражаться по-разному, Лейт, как ты сама знаешь. Дай мне немного отдохнуть, и тогда вечером я расскажу тебе о своей семье.
Я села у окна и зашивала дыры в шкурах, пока она спала. Когда Маэв проснулась, я приготовила ужин.
После еды она налила вторую чашку чая и начала свой рассказ.
– Отец сильно любил мою маму. Он думал, что она смертная женщина с примесью крови эльфов, но правда оказалась страшнее. Ее заразила колдунья, ведьма, – не так, чтобы мать стала бесплодной, но так, что я оказалась ее единственным ребенком.
– Что за ведьма? – спросила я.
– Самая прекрасная из оборотней, самая очаровательная. Она заражала страшной болезнью лишь женщин, и они превращались не в волков, а в серебряных лис. Часто и в человеческом обличье волосы их оказывались серебряными, а лица заостренными, вытянутыми.
Маэв горестно улыбнулась и продолжала:
– Когда мать вынашивала меня, с ней происходили такие перемены. Как рассказывают, даже в том состоянии, когда я выходила из ее чрева, ее лицо заострилось, а уши оказались там, где они находятся у эльфов. Она осталась жива после родов, но рассудок больше ей не принадлежал. С тех пор она постоянно стремилась найти ту самую женщину, что заразила ее. Она стала относиться к моему отцу не так, как жена относится к мужу. Она считала его тюремщиком. Когда за ней не следили, она убегала, и весь Картакасс искал ведьму, околдовавшую мою мать. Как и ты, она носила амулет, чтобы спастись от перемен. Она отвергла лучшую часть своего естества, и в конце концов этот отказ свел ее с ума.
Ее судьба привела в ярость отца. Он исходил всю страну, пытаясь отыскать ведьму, заразившую маму. Он убивал каждую встреченную им женщину, если у той были серебряные волосы, убивал очень жестоко. Он надеялся, что, убив ту, которая заколдовала мою мать, он сможет освободить жену от проклятия. Он так и не встретил ту женщину, а может быть, и встретил, но, значит, и ее смерть уже не могла ничего изменить.
Маэв поднялась и стала нервно расхаживать по комнате. Я решила не прерывать напряженное молчание, повисшее в комнате. Когда она наконец продолжила, голос ее был полон ненависти и презрения:
– Картаканцы поймали и сожгли его. Они сложили костер вокруг него. Я стояла рядом с моей безумной мамой, старалась зажмурить глаза, заткнуть уши, но все равно слышала его вопли. Брат отца приютил нас. Он полюбил мать столь же самоотверженно и гораздо нежнее, чем отец. Но я презирала дядю – он мог остановить казнь отца, если бы не был таким трусом. Повзрослев, я отомстила, как могла, убийцам отца и покинула Картакасс. И вовсе не хочу возвращаться на родину.
В комнате уже стало темно. Я зажгла масляную лампу на столе, вновь наполнила чашку Маэв, встала у закрытого окна. Слезы стояли у меня на глазах. Ее глаза были абсолютно сухими.
– Ты не вернешься хотя бы для того, чтобы увидеть, что стало с матерью? – спросила я.
– Мать умерла вскоре после моего рождения. Существо, заменившее ее, хотя и сделало из меня то, что я есть сегодня, я никогда не любила. Отец часто рассказывал о том, как красива и умна она была до перемены. Думаю, она могла это вернуть, если бы захотела, но она слишком трусила. Слишком боялась потерять отца. Вместо этого она позволила заточить себя. Позволила сначала отцу, а потом дяде.
– Как ты отомстила?
– Это было очень давно. Тогда мне было двадцать лет. Теперь я вдвое старше. Лучше не вспоминать об этом.
Я думала, что она вдвое моложе, и сказала ей об этом.
– Одна из выгод моего проклятия, если то, что я не старюсь, – это проклятие. Но, к сожалению, у меня не может быть ребенка.
Она задула свечи и распахнула ставни. Потом разделась в тени и вышла на лунный свет, заливавший холодным потоком комнату. Я не сводила с нее глаз – ее черты вдруг стали плавиться, меняться на глазах. Серебряный мех появился на руках и ногах. Уши удлинились, лицо стало совсем другим, но, несомненно, это было по-прежнему ее лицо – лицо Маэв. Я всегда думала, что оборотни уродливы, но она была прекрасна, красивее, чем любое виденное мною раньше создание. Я медленно шагнула вперед, протянула руку и коснулась мягкой шерсти, покрывшей ее все еще человеческое лицо.
– Сними с шеи цепочку, – певуче сказала она, не сводя с меня фиолетовых глаз.
Мои руки тряслись, но я сделала то, о чем она просила, положила серебряного волка на столик у своей кровати. За цепочкой последовали и мои одежды, я ступила в лунный свет, и она взяла меня за руки.
– Меняйся, но не забывай, кто ты есть. Вспомни об этом, прежде чем сделать выбор, – прошептала она и снова стала меняться.
Через мгновение передо мной стояла крупная серебряная лисица – подняв морду, она выжидательно смотрела на меня.
Я сделала, как она просила, подавив крик, когда боль пронзила все мое тело. И через несколько мгновений я ощутила прилив удовольствия от мощи собственного – теперь уже волчьего – тела. Я последовала через распахнутое окно за Маэв – в пахучую ночь. Тени змеились вслед за мной, я мчалась вперед, в первый раз не чувствуя вины, через туманные леса Тепеста.
Глава 6
– Это опасно для моего ребенка? – спросила я, окончив свое повествование.
Он молча открыл книгу, пробежал глазами несколько строк. Одна его рука покоилась на медной монете, лежавшей на столе перед ним, вторую руку он опустил на мой растущий живот и прикрыл глаза. Через несколько мгновений он словно очнулся и покачал головой.
– У твоего сына сильная воля. Похоже, с ним все в порядке, – наконец промолвил Ивар.
– Сын, – выдохнула я. – Я причиняю ему вред, когда меняюсь?
– Что вредно для тебя, вредно и для него. Этого достаточно.
– Ты можешь изменить то, что случилось со мной?
– Нет. Но есть другие способы помочь тебе. Пойдем.
Открыв длинный ящик, лежавший у стены, он достал и развернул шерстяной ковер, покрытый рунами. Мы сели на него лицом к лицу, между нами оказалась горящая лампада, наполнявшая комнату запахом молодой весенней травы. Рядом с лампадой он положил глиняную тарелку, выложил на нее маленький серебряный слиток.
Ритуал начался.
Я приготовилась переносить боль и ужасные видения, которые всегда вызывал наш деревенский колдун у тех несчастных, кому приходилось обращаться к нему за помощью. Но руки Ивара бледными тенями двигались в поднимающемся зеленоватом дыму, и я чувствовала, как легче становится на душе, как спадает тяжесть последних недель. Когда обряд подходил к концу, Ивар поднес ладони к серебряному слитку и между ними возникла дуга голубого пламени. Свет становился все ярче, холодным голубым сиянием озаряя комнату. При последнем заклинании Ивар направил на слиток обе руки. Пламя вырвалось из его пальцев. Серебро расплавилось, потекло и приняло форму волчьей головы.
Когда металл остыл, он повесил его на цепочку и застегнул ее у меня на шее.
– Я не изменил твою жизнь – это мне не под силу, но я дал тебе выбор, – произнес он. – Пока ты носишь этот амулет, ты можешь сопротивляться превращению в зверя.
Я не спросила, что случится, если я сниму кулон. Я не собиралась этого делать.
– Андор принес мне деньги. Я могу заплатить тебе, сколько нужно, – сказала я, уверенная, что заклинания обойдутся недешево.
– Это мое заклинание держит ворота Стражей закрытыми от чужаков, детка. Ты думаешь, я не чувствую вины за то, что теперь никто из земель мрака не может войти в эти стены и спасти призванных. Темные души на Полотне не были нужны жадному ремесленнику и его жене, потому вы смогли пройти в ворота и похитить Полотно. После того дня я поменял заклинание, но все же не могу вернуть тебя домой. Потому я должен сделать для тебя все, что в моих силах. Это я в долгу перед тобой. А теперь положи на ковер свой нож.
После заклинания, оказавшегося гораздо короче первого, он вернул мне кинжал. Взяв нож, я почувствовала тепло заклинания.
Я взглянула на нож, зажатый в ладони, – такой тяжелый и красивый, потом на бледное, ласковое лицо Ивара.
– Позволь мне, – прошептала я и поцеловала его руки.
* * *
Увидев меня, Маэв сразу же почувствовала произошедшую со мной перемену. Я поняла это по тому, как она взглянула на меня, когда я вернулась, по лукавой улыбке на ее губах, когда она встретилась со мной взглядом. Переодевшись в темный охотничий костюм, она еще раз внимательно посмотрела на меня и ушла.
Мне было все равно. Я в первый раз крепко проспала всю ночь безо всяких кошмарных видений. Ивар освободил меня.
Маэв не вернулась к утру. Ее отсутствие было привычным и не встревожило меня, когда я принялась за работу – открыла ставни свежему утреннему воздуху, положила сухие поленья в печь на вчерашние угли. Потом вскипятила чайник, подогрела бисквиты, намазала их джемом. Я понесла завтрак в спальню, и тут дверь распахнулась. На пороге появился Виктор – один из мужчин, с которыми Маэв иногда встречалась в трактире, – сейчас его лицо было багровым от ярости.
– Где она?! – взревел он. – Она должна была встретиться со мной вечером и не пришла.
Он посмотрел на ее зеркало, на флаконы со снадобьями и духами, на золотое кольцо, оставленное Маэв на столике. Тут весь его гнев пропал, на глаза навернулись слезы, которые так странно было видеть на этом жестком лице.
– Отдай ей это. Скажи, что если не я, то никто! – Он сунул мне в и без того занятые руки коробочку и удалился столь же стремительно, как и ворвался. Чашка накренилась, горячая жидкость плеснулась мне на руку, я разжала пальцы, и чашка со звоном разлетелась по полу. Коробочка тоже упала, раскрылась при ударе. Золотое кольцо покатилось по полу и исчезло за шкафом Маэв. Сначала я достала кольцо, очень удивившись тому, что подарок Виктора оказался мужским кольцом с выгравированным именем другой женщины. Вытерев с пола чай и подметя осколки, я положила кольцо и коробочку в карман. Когда Маэв вернулась, я положила ей на ладонь футляр, потом пошла за чаем для нее, принесла чашку и поставила перед ней, не говоря ни слова.
– Не знаю, что мне делать с этим, – протянула Маэв, глядя на кольцо. – Вернуть ему… или его жене?
– Ты это сделаешь? В моем голосе прозвучали удивление и даже испуг. Она ничего не испугается!
Маэв повернулась ко мне, ее фиолетовые глаза были полны печали:
– Ты думаешь, я могу поступить так жестоко?
– Не знаю. Я ведь совсем не знаю тебя.
– Нет, Лейт. Ты хорошо меня знаешь. Я одинока в этой земле. У меня нет ни друзей, ни семьи. Я живу, как могу, и не позволю никому из мужчин угрожать мне. И ты тоже должна это уметь, если хочешь растить своего ребенка одна.
Она зевнула, потянулась и отправилась вздремнуть, оставив меня размышлять над ее советом.
Я думала, кем я кажусь ей – с длинными коричневыми волосами, тугим узлом стянутыми на затылке, застенчивая и все время как будто извиняющаяся за само свое существование. Я подошла к ее шкафу с платьями, распустила волосы, принялась укладывать их мелкими кольцами, обрамляющими лицо. Потом я нанесла румяна на щеки, подкрасила глаза. Теперь они казались глубже, чем обычно, улыбка приобрела какую-то порочность. Я расстегнула воротник блузки, открыв амулет на груди. Со всем своим могуществом он никак не мог сравниться с изысканными украшениями Маэв. Я подержала ее тяжелое золотое ожерелье, приложила к себе, быстро вернула на место. Тяжелое, дорогое и изящное. Откуда оно у нее?
– Возьми мой голубой платок и подвяжи волосы сзади, – донесся из угла голос Маэв, Я покраснела и подчинилась. Когда я не сумела затянуть узел, она встала с кровати и помогла мне.
В этот момент вновь появился Виктор. Маэв процедила слова приветствия, а я поспешно застегнула блузку и, оставив их наедине, отправилась в трактир за хлебом. Дирка пекла сладкие булочки, и я немного поболтала с ней, очень довольная тем, как она встретила меня.
– Если ты уже поправилась, у Андора найдется работа для тебя. И мы можем сдать тебе комнату в трактире, если ты захочешь покинуть дом этой женщины.
Ее слова точно передали мне все, что она думала о Маэв. Хотя я не хотела так быстро возвращаться домой, пришлось это сделать, – к счастью, Виктор уже уходил, лицо его было довольным, а кольцо вернулось на свое место.
* * *
В последующие дни Маэв везло на охоте. Она добыла еще пару дюжин красивых шкур. Закончив выделку меха, она тут же продала шкуры торговцу, направлявшемуся в Нова-Ваасу.
– Теперь у меня хватит денег, чтобы в достатке вдвоем прожить зиму, – радостно сообщила она. – Вечером устроим праздник. На этот раз ты не отвертишься.
Она убрала мне волосы, нанесла грим и повела в трактир. Мужчины из Линде и восточных деревушек не сводили с нас обеих глаз. Я с удивлением обнаружила, что мне нравится задирать их, подначивать, так же как и ей. Когда дело стало принимать серьезный оборот, мне удалось улизнуть.
Было уже почти темно, и дорога оказалась совсем пустынной. Я прошла уже почти половину пути к дому, как услышала, что кто-то догоняет меня. Я бросилась бежать и уже открывала дверь дома, когда кто-то схватил меня сзади.
– Впусти меня, – прошептал мне на ухо один из мужчин, сидевших рядом с нами в трактире. Он был здоровенным, толстым, от него несло элем и потом. Огромные ручищи так сдавили меня, что нельзя было просто вздохнуть. Придет ли кто-нибудь на помощь, если я закричу? Но помощь уже пришла.
– Отпусти ее! – приказала Маэв. Мужчина развернулся к ней.
– Ты! Ступай обратно к своим любовникам, а я уже нашел себе парочку.
Маэв схватила его за руку и оттащила от двери.
– Иди внутрь и запри дверь, – скомандовала она мне, но я отказалась. У меня был нож. Он мне не понадобился. Быстрее, чем я успела сообразить, что происходит, Маэв выхватила свой собственный кинжал, заломила мужчине руку и прижала лезвие к его горлу.
– Только тронь ее, и тебе уже не придется дотрагиваться ни до кого, – отчеканила она и оттолкнула его так, что он полетел на землю. Несостоявшийся любовник неуклюже поднялся, отряхнулся и поплелся обратно в трактир, проклиная нас на чем свет стоит.
– Может, гоблины его сожрут, – сказала Маэв и вошла вслед за мной в дом. Я упала в кресло и залилась слезами.
Маэв встала передо мной на колени, отвела мои ладони от мокрых глаз.
– Я не хотела, чтобы было так, – прошептала я.
– Конечно, не хотела, ну и что с того. Злой всегда набрасывается на слабого. Если ты хочешь увидеть своего ребенка взрослым, ты должна помнить это, тем более что это будет только твой ребенок.
– Как ты можешь знать? Она показала на мой амулет.
– Ничто не сможет остановить превращение. Если бы оно совершилось полностью, ты была бы бесплодна. Помни об этом и живи соответственно.
– Не понимаю.
– Забудешь свою силу, и земля уничтожит тебя и твое дитя. Пользуйся своей силой – и вы будете жить. И жить хорошо.
Она оставила меня. Я заперла дверь, ставни, а потом долго сидела в темноте, размышляя обо всем, что услышала от нее.
* * *
Маэв не возвращалась три дня. Я занималась своей обычной работой – прибиралась в доме, пропалывала грядки с травами во дворе, залатывала дыры, оставшиеся в шкурах гоблинов, чтобы Маэв потом было легче делать покрывала.
Виктор тоже пропал. Хотя горожане искали его, делали они это без всякого усердия и, как и ожидалось, ничего не нашли. Он был третьим мужчиной, пропавшим в это лето. И все они были охотниками, привычными к опасностям. Хотя я думала, что Маэв и Виктор ушли вместе, я всячески старалась скрыть ее отсутствие, приходилось даже лгать. Наконец она возвратилась, ввалилась в заднюю калитку. Одежда была измазана в грязи, изорвана, подмышкой она держала большую охапку шкур. Я не спросила ее о Викторе. Маэв охотилась. С ней все в порядке. Больше ничего не случилось.
Я принесла ей еду и просидела рядом весь день. Она рассказывала о своем походе на юг Тепеста и в Марковию.
– Я так привыкла к гоблинам, так хорошо знаю, как они двигаются, как думают. Они для меня слишком легкая добыча, – сказала она. – Но в горах Марковии скрываются совсем другие существа. Они ходят на двух ногах и выглядят почти как люди. Они даже говорят на языке людей, но глаза их загадочны и пусты, как будто жрецы Гхенны похитили их души.
– Околдованные, – предположила я, вспомнив о нашем деревенском колдуне, о людях, чей рассудок был разрушен его заклинаниями.
– Может, и так. И злобные. – Ее руки сложились в кулаки. – На меня никогда так жестоко не нападали. Я убила восьмерых, но потом все же пришлось отступить. Они дважды бросались на меня, но я смогла дойти до границы, и они не последовали за мной в Тепест. Может быть, они не могут пересекать границу. Если так, мне здорово повезло. Стражам приходится нелегко с этими тварями.
Она проверяет меня, поняла я. Она делала это и раньше.
– Ты убила восьмерых? – спросила я вместо ответа.
– Я унаследовала хороший опыт от матери.
– Ты сказала, что я напоминаю тебе мать. Но я же вовсе не охотник, не боец – ты же знаешь.
– Можно сражаться по-разному, Лейт, как ты сама знаешь. Дай мне немного отдохнуть, и тогда вечером я расскажу тебе о своей семье.
Я села у окна и зашивала дыры в шкурах, пока она спала. Когда Маэв проснулась, я приготовила ужин.
После еды она налила вторую чашку чая и начала свой рассказ.
– Отец сильно любил мою маму. Он думал, что она смертная женщина с примесью крови эльфов, но правда оказалась страшнее. Ее заразила колдунья, ведьма, – не так, чтобы мать стала бесплодной, но так, что я оказалась ее единственным ребенком.
– Что за ведьма? – спросила я.
– Самая прекрасная из оборотней, самая очаровательная. Она заражала страшной болезнью лишь женщин, и они превращались не в волков, а в серебряных лис. Часто и в человеческом обличье волосы их оказывались серебряными, а лица заостренными, вытянутыми.
Маэв горестно улыбнулась и продолжала:
– Когда мать вынашивала меня, с ней происходили такие перемены. Как рассказывают, даже в том состоянии, когда я выходила из ее чрева, ее лицо заострилось, а уши оказались там, где они находятся у эльфов. Она осталась жива после родов, но рассудок больше ей не принадлежал. С тех пор она постоянно стремилась найти ту самую женщину, что заразила ее. Она стала относиться к моему отцу не так, как жена относится к мужу. Она считала его тюремщиком. Когда за ней не следили, она убегала, и весь Картакасс искал ведьму, околдовавшую мою мать. Как и ты, она носила амулет, чтобы спастись от перемен. Она отвергла лучшую часть своего естества, и в конце концов этот отказ свел ее с ума.
Ее судьба привела в ярость отца. Он исходил всю страну, пытаясь отыскать ведьму, заразившую маму. Он убивал каждую встреченную им женщину, если у той были серебряные волосы, убивал очень жестоко. Он надеялся, что, убив ту, которая заколдовала мою мать, он сможет освободить жену от проклятия. Он так и не встретил ту женщину, а может быть, и встретил, но, значит, и ее смерть уже не могла ничего изменить.
Маэв поднялась и стала нервно расхаживать по комнате. Я решила не прерывать напряженное молчание, повисшее в комнате. Когда она наконец продолжила, голос ее был полон ненависти и презрения:
– Картаканцы поймали и сожгли его. Они сложили костер вокруг него. Я стояла рядом с моей безумной мамой, старалась зажмурить глаза, заткнуть уши, но все равно слышала его вопли. Брат отца приютил нас. Он полюбил мать столь же самоотверженно и гораздо нежнее, чем отец. Но я презирала дядю – он мог остановить казнь отца, если бы не был таким трусом. Повзрослев, я отомстила, как могла, убийцам отца и покинула Картакасс. И вовсе не хочу возвращаться на родину.
В комнате уже стало темно. Я зажгла масляную лампу на столе, вновь наполнила чашку Маэв, встала у закрытого окна. Слезы стояли у меня на глазах. Ее глаза были абсолютно сухими.
– Ты не вернешься хотя бы для того, чтобы увидеть, что стало с матерью? – спросила я.
– Мать умерла вскоре после моего рождения. Существо, заменившее ее, хотя и сделало из меня то, что я есть сегодня, я никогда не любила. Отец часто рассказывал о том, как красива и умна она была до перемены. Думаю, она могла это вернуть, если бы захотела, но она слишком трусила. Слишком боялась потерять отца. Вместо этого она позволила заточить себя. Позволила сначала отцу, а потом дяде.
– Как ты отомстила?
– Это было очень давно. Тогда мне было двадцать лет. Теперь я вдвое старше. Лучше не вспоминать об этом.
Я думала, что она вдвое моложе, и сказала ей об этом.
– Одна из выгод моего проклятия, если то, что я не старюсь, – это проклятие. Но, к сожалению, у меня не может быть ребенка.
Она задула свечи и распахнула ставни. Потом разделась в тени и вышла на лунный свет, заливавший холодным потоком комнату. Я не сводила с нее глаз – ее черты вдруг стали плавиться, меняться на глазах. Серебряный мех появился на руках и ногах. Уши удлинились, лицо стало совсем другим, но, несомненно, это было по-прежнему ее лицо – лицо Маэв. Я всегда думала, что оборотни уродливы, но она была прекрасна, красивее, чем любое виденное мною раньше создание. Я медленно шагнула вперед, протянула руку и коснулась мягкой шерсти, покрывшей ее все еще человеческое лицо.
– Сними с шеи цепочку, – певуче сказала она, не сводя с меня фиолетовых глаз.
Мои руки тряслись, но я сделала то, о чем она просила, положила серебряного волка на столик у своей кровати. За цепочкой последовали и мои одежды, я ступила в лунный свет, и она взяла меня за руки.
– Меняйся, но не забывай, кто ты есть. Вспомни об этом, прежде чем сделать выбор, – прошептала она и снова стала меняться.
Через мгновение передо мной стояла крупная серебряная лисица – подняв морду, она выжидательно смотрела на меня.
Я сделала, как она просила, подавив крик, когда боль пронзила все мое тело. И через несколько мгновений я ощутила прилив удовольствия от мощи собственного – теперь уже волчьего – тела. Я последовала через распахнутое окно за Маэв – в пахучую ночь. Тени змеились вслед за мной, я мчалась вперед, в первый раз не чувствуя вины, через туманные леса Тепеста.
Глава 6
Я надела амулет, как только кончилась ночь, и вновь сняла его, когда село солнце. Это стало моим ритуалом, и одни сумерки следовали за другими. Я и Маэв охотились на оленей и гоблинов в густых лесах Тепеста, забирались в заснеженные горы, окружавшие озеро Кронов, и возвращались домой до того, как ночь пронзал первый луч рассвета.
Мы стали забираться все дальше, уходили за южную границу Тепеста. Однажды ночью мы добрались до горы, на которой Стражи хранили свое Полотно. Я хотела повернуть назад, но Маэв забралась на самую высокую вершину и долго смотрела на крепость. На следующее утро она принялась расспрашивать меня о монастыре. Я сказала, что мало помню обо всем этом, утаив от нее мрачные тайны замка. – лучше не говорить с ней об этом.
– Легенды говорят, что стены защищены и никто не может войти туда, – ответила она, отлично поняв – я тем самым признала, что побывала в замке.
– Полотно там, так? Оттуда вы его и украли, да?
Я не стала отвечать. По-моему, в этом не было необходимости.
– Я пойду туда, – заявила она.
– Оно защищено. Ты не сможешь войти.
Она перестала расхаживать по комнате, на лице ее отразилась целая буря чувств, которые я не могла полностью понять.
– Ответь мне на один вопрос. Это там тебя заразили?
– Нет. Когда я шла в крепость, на меня набросился волк.
Она на это ничего не сказала, лишь посмотрела на мои обнаженные руки. Шрамы отчетливо показывали, что мне пришлось пережить. Она перевела взгляд на мое лицо, как будто ища ответа.
– Мы живем хорошо, Маэв, – сказала я. – Ты хочешь, чтобы все это кончилось?
Она приблизилась ко мне, подняла мой подбородок, заставила смотреть прямо в глаза.
– Завтра ночью – полнолуние. Ты пойдешь со мной в крепость, войдешь в ворота и возвратишь Полотно. Я приказываю тебе, дитя мое, и ты сделаешь все, о чем я попрошу.
Меня поразило, с какой готовностью я хотела подчиниться, но все же воля моя не была полностью подавлена. Я любила ее как сестру, и этого было достаточно, чтобы не дать ей погибнуть. Я сказала ей об этом, а потом спросила, что она собирается делать, если завладеет Полотном.
Вопрос был вполне естественным. Но она ответила не сразу. Когда наконец она заговорила, ее гнев свидетельствовал, что это правда.
– Рассказать тебе, как обращалась со мной семья отца после его смерти – после того, как его сожгли? Они избивали меня за малейшую оплошность, как будто это я была повинна в участи родителей. Хотя они знали, что я не могу выходить замуж и рожать детей из-за своего проклятия, они силой отдали меня мужчине, которого я почти не знала. Он был столь же жестоким, как и они. Да, я отомщу им всем. Я выпущу существа с Полотна, околдую их так же, как жителей этого городка. Я поведу их на Картакасс и прикажу уничтожить моих врагов.
– Ты не можешь заходить так далеко. Полотно сначала уничтожит тебя саму. У него есть сила для этого.
– Завтра идем в крепость.
– Ты пойдешь одна.
Она уставилась на меня, но мой взгляд был таким же сильным и неумолимым, как и ее собственный. Я думала, что этот безмолвный поединок характеров продолжится, но непонятно почему она просто пожала плечами и ушла. В последующие ночи мы охотились в горах на востоке, не пересекая границы. Она больше не заговаривала о Полотне, даже не упоминала о крепости.
Дитя, росшее во мне, делало мое тело все более неловким. И все же я продолжала охотиться с Маэв до того дня, как ребенок впервые зашевелился во чреве. Это спокойное, уверенное напоминание о жизни, существующей внутри меня, вызвало ощущение вины и неожиданный всплеск материнских инстинктов. Я надела амулет и, хотя Маэв умоляла меня присоединиться к ней, отказалась снимать его. Мой ребенок был важнее моих ночных развлечений, важнее Маэв, даже важнее моей собственной жизни.
Маэв стала охотиться в одиночку. Ее не было по несколько дней, я же проводила время, сидя в тени сада, тяжелея и становясь все более благодушной. Когда Маэв была дома, она спала, как кошка на солнышке. Я ходила на цыпочках, стараясь не тревожить ее, иногда отправляясь в трактир, чтобы пообедать и поболтать с Андором и Диркой. Я была одинока, но не хотела признаваться Маэв в этом. Теперь, став частью ее мира, я понимала все ее желания и не могла отказать ей в них.
Однажды, когда Маэв какое-то время не было, к нашему дому пришел лудильщик. Его звали Фиан. У него были такие же иссиня-черные волосы, как у Маэв, такие же фиолетовые глаза. Я спросила, не картаканец ли он.
– Картаканец и цыган в придачу, – ответил он. – И гоним повсюду.
Я дала ему работу. Занимаясь своим делом, он поведал мне о Картакассе. К тому времени, как были запаяны два чайника, уже зашло солнце. У него не было денег на ночлег в трактире, и, боясь, что его могут растерзать гоблины, я предложила ему провести эту ночь в нашем саду. Вполне естественным казалось, что я разделила с ним ужин, а потом выпила его вино. Оно было таким сладким, таким густым, полным ароматов. Проснувшись, я обнаружила, что он лежит рядом. Потом я лежала на кровати, он готовил завтрак. Принеся еду, он налил мне еще один стакан своего чудесного напитка.
Возвратившись, Маэв тут же стала принюхиваться, втягивать носом воздух в комнате.
– Здесь кто-то был? – спросила она. Я кивнула.
– Кто?
Я рассказала ей. Когда я сказала, как его звали, она заволновалась, встревожилась, проверила свои драгоценности, а потом предположила, что его подослали из Картакасса, чтобы шпионить за ней.
– Неужели я так уродлива, что никто не захочет меня просто так? – спросила я, обидевшись на такие слова.
– Нет. Ты даже не представляешь, какой красавицей ты стала. А этот Фиан, похоже, из тех, кто может охмурить любую без всякого вина. Как ты думаешь, что ты могла рассказать ему в те часы, что не можешь вспомнить сейчас? – В последних словах явно слышался гнев. Она сдержалась и продолжила уже мягче: – У меня есть могущественные враги в Картакассе. Я постоянно настороже. Я не могу расслабляться, пока они не уничтожены. Я надеялась… ладно, спрошу твоего лудильщика, если он появится снова.
Зимним вечером – я была уже на шестом месяце беременности, – из сумерек вновь появился Фиан. Я возвращалась из трактира и вдруг увидела его высокую фигуру у нашей двери. Я прибавила шагу и тут увидела, что Маэв втащила его внутрь, как паук затягивает муху в свою паутину. Вопросы у нее будут не из приятных, решила я. Лучше, пожалуй, мне и не знать, что он ответит ей. Я отправилась на центральную площадь, уселась на каменную скамью напротив трактира. На холмах перекликались пастухи, звон колокольчиков легким эхом разносился по долине – скоро стада должны были возвращаться с пастбищ.
Какое мирное место, но для Маэв нет покоя даже здесь. Я старалась не вспоминать о Фиане. Через некоторое время я решила возвращаться домой. Уже совсем близко подойдя к нашему домику, я услышала, как Маэв выкрикивает мое имя, – я бросилась в комнату, на секунду задержалась на пороге, почувствовав, что внутри идет схватка, – голос Маэв был испуганным.
Шкаф был перевернут, одно из резных кресел разломано. Маэв, зажатая сильными руками Фиана, пыталась совершить перемену, но всякий раз он повторял какие-то заклинания и ей не удавалось обернуться зверем. Она слабела. Я не знала, чего добивается Фиан, но была на ее стороне. Скользнув к кровати, я вытащила из-под матраса нож. Стараясь не касаться Маэв серебряным лезвием, я глубоко воткнула лезвие в плечо Фиана.
Он взвыл от боли. Его хватка ослабла, и Маэв удалось вырваться. Подхватив с пола собственный кинжал, Маэв бросилась на мужчину.
Он отступил в дальний угол комнаты. В этот момент Маэв бросила оружие на пол и стремглав бросилась в распахнутую дверь. В отчаянии, уже не боясь, что кто-нибудь может увидеть ее, она на ходу срывала одежду, мчалась вперед, на бегу превратилась в лису и скрылась среди деревьев. Повернувшись, я увидела, что Фиан вытягивается и его тело превращается в огромного серого волка. Выпрыгнув в окно, он помчался вслед за ней. На полу осталась кровь, но, похоже, я ранила его не сильно.
Маэв не смогла убежать от него, не смогла защититься без моей помощи, когда он схватил ее. Я сорвала амулет и через мгновение, зажав деревянную рукоятку серебряного кинжала между зубами, помчалась – уже на четырех лапах – вслед за ними.
Мы стали забираться все дальше, уходили за южную границу Тепеста. Однажды ночью мы добрались до горы, на которой Стражи хранили свое Полотно. Я хотела повернуть назад, но Маэв забралась на самую высокую вершину и долго смотрела на крепость. На следующее утро она принялась расспрашивать меня о монастыре. Я сказала, что мало помню обо всем этом, утаив от нее мрачные тайны замка. – лучше не говорить с ней об этом.
– Легенды говорят, что стены защищены и никто не может войти туда, – ответила она, отлично поняв – я тем самым признала, что побывала в замке.
– Полотно там, так? Оттуда вы его и украли, да?
Я не стала отвечать. По-моему, в этом не было необходимости.
– Я пойду туда, – заявила она.
– Оно защищено. Ты не сможешь войти.
Она перестала расхаживать по комнате, на лице ее отразилась целая буря чувств, которые я не могла полностью понять.
– Ответь мне на один вопрос. Это там тебя заразили?
– Нет. Когда я шла в крепость, на меня набросился волк.
Она на это ничего не сказала, лишь посмотрела на мои обнаженные руки. Шрамы отчетливо показывали, что мне пришлось пережить. Она перевела взгляд на мое лицо, как будто ища ответа.
– Мы живем хорошо, Маэв, – сказала я. – Ты хочешь, чтобы все это кончилось?
Она приблизилась ко мне, подняла мой подбородок, заставила смотреть прямо в глаза.
– Завтра ночью – полнолуние. Ты пойдешь со мной в крепость, войдешь в ворота и возвратишь Полотно. Я приказываю тебе, дитя мое, и ты сделаешь все, о чем я попрошу.
Меня поразило, с какой готовностью я хотела подчиниться, но все же воля моя не была полностью подавлена. Я любила ее как сестру, и этого было достаточно, чтобы не дать ей погибнуть. Я сказала ей об этом, а потом спросила, что она собирается делать, если завладеет Полотном.
Вопрос был вполне естественным. Но она ответила не сразу. Когда наконец она заговорила, ее гнев свидетельствовал, что это правда.
– Рассказать тебе, как обращалась со мной семья отца после его смерти – после того, как его сожгли? Они избивали меня за малейшую оплошность, как будто это я была повинна в участи родителей. Хотя они знали, что я не могу выходить замуж и рожать детей из-за своего проклятия, они силой отдали меня мужчине, которого я почти не знала. Он был столь же жестоким, как и они. Да, я отомщу им всем. Я выпущу существа с Полотна, околдую их так же, как жителей этого городка. Я поведу их на Картакасс и прикажу уничтожить моих врагов.
– Ты не можешь заходить так далеко. Полотно сначала уничтожит тебя саму. У него есть сила для этого.
– Завтра идем в крепость.
– Ты пойдешь одна.
Она уставилась на меня, но мой взгляд был таким же сильным и неумолимым, как и ее собственный. Я думала, что этот безмолвный поединок характеров продолжится, но непонятно почему она просто пожала плечами и ушла. В последующие ночи мы охотились в горах на востоке, не пересекая границы. Она больше не заговаривала о Полотне, даже не упоминала о крепости.
Дитя, росшее во мне, делало мое тело все более неловким. И все же я продолжала охотиться с Маэв до того дня, как ребенок впервые зашевелился во чреве. Это спокойное, уверенное напоминание о жизни, существующей внутри меня, вызвало ощущение вины и неожиданный всплеск материнских инстинктов. Я надела амулет и, хотя Маэв умоляла меня присоединиться к ней, отказалась снимать его. Мой ребенок был важнее моих ночных развлечений, важнее Маэв, даже важнее моей собственной жизни.
* * *
Маэв стала охотиться в одиночку. Ее не было по несколько дней, я же проводила время, сидя в тени сада, тяжелея и становясь все более благодушной. Когда Маэв была дома, она спала, как кошка на солнышке. Я ходила на цыпочках, стараясь не тревожить ее, иногда отправляясь в трактир, чтобы пообедать и поболтать с Андором и Диркой. Я была одинока, но не хотела признаваться Маэв в этом. Теперь, став частью ее мира, я понимала все ее желания и не могла отказать ей в них.
Однажды, когда Маэв какое-то время не было, к нашему дому пришел лудильщик. Его звали Фиан. У него были такие же иссиня-черные волосы, как у Маэв, такие же фиолетовые глаза. Я спросила, не картаканец ли он.
– Картаканец и цыган в придачу, – ответил он. – И гоним повсюду.
Я дала ему работу. Занимаясь своим делом, он поведал мне о Картакассе. К тому времени, как были запаяны два чайника, уже зашло солнце. У него не было денег на ночлег в трактире, и, боясь, что его могут растерзать гоблины, я предложила ему провести эту ночь в нашем саду. Вполне естественным казалось, что я разделила с ним ужин, а потом выпила его вино. Оно было таким сладким, таким густым, полным ароматов. Проснувшись, я обнаружила, что он лежит рядом. Потом я лежала на кровати, он готовил завтрак. Принеся еду, он налил мне еще один стакан своего чудесного напитка.
Возвратившись, Маэв тут же стала принюхиваться, втягивать носом воздух в комнате.
– Здесь кто-то был? – спросила она. Я кивнула.
– Кто?
Я рассказала ей. Когда я сказала, как его звали, она заволновалась, встревожилась, проверила свои драгоценности, а потом предположила, что его подослали из Картакасса, чтобы шпионить за ней.
– Неужели я так уродлива, что никто не захочет меня просто так? – спросила я, обидевшись на такие слова.
– Нет. Ты даже не представляешь, какой красавицей ты стала. А этот Фиан, похоже, из тех, кто может охмурить любую без всякого вина. Как ты думаешь, что ты могла рассказать ему в те часы, что не можешь вспомнить сейчас? – В последних словах явно слышался гнев. Она сдержалась и продолжила уже мягче: – У меня есть могущественные враги в Картакассе. Я постоянно настороже. Я не могу расслабляться, пока они не уничтожены. Я надеялась… ладно, спрошу твоего лудильщика, если он появится снова.
Зимним вечером – я была уже на шестом месяце беременности, – из сумерек вновь появился Фиан. Я возвращалась из трактира и вдруг увидела его высокую фигуру у нашей двери. Я прибавила шагу и тут увидела, что Маэв втащила его внутрь, как паук затягивает муху в свою паутину. Вопросы у нее будут не из приятных, решила я. Лучше, пожалуй, мне и не знать, что он ответит ей. Я отправилась на центральную площадь, уселась на каменную скамью напротив трактира. На холмах перекликались пастухи, звон колокольчиков легким эхом разносился по долине – скоро стада должны были возвращаться с пастбищ.
Какое мирное место, но для Маэв нет покоя даже здесь. Я старалась не вспоминать о Фиане. Через некоторое время я решила возвращаться домой. Уже совсем близко подойдя к нашему домику, я услышала, как Маэв выкрикивает мое имя, – я бросилась в комнату, на секунду задержалась на пороге, почувствовав, что внутри идет схватка, – голос Маэв был испуганным.
Шкаф был перевернут, одно из резных кресел разломано. Маэв, зажатая сильными руками Фиана, пыталась совершить перемену, но всякий раз он повторял какие-то заклинания и ей не удавалось обернуться зверем. Она слабела. Я не знала, чего добивается Фиан, но была на ее стороне. Скользнув к кровати, я вытащила из-под матраса нож. Стараясь не касаться Маэв серебряным лезвием, я глубоко воткнула лезвие в плечо Фиана.
Он взвыл от боли. Его хватка ослабла, и Маэв удалось вырваться. Подхватив с пола собственный кинжал, Маэв бросилась на мужчину.
Он отступил в дальний угол комнаты. В этот момент Маэв бросила оружие на пол и стремглав бросилась в распахнутую дверь. В отчаянии, уже не боясь, что кто-нибудь может увидеть ее, она на ходу срывала одежду, мчалась вперед, на бегу превратилась в лису и скрылась среди деревьев. Повернувшись, я увидела, что Фиан вытягивается и его тело превращается в огромного серого волка. Выпрыгнув в окно, он помчался вслед за ней. На полу осталась кровь, но, похоже, я ранила его не сильно.
Маэв не смогла убежать от него, не смогла защититься без моей помощи, когда он схватил ее. Я сорвала амулет и через мгновение, зажав деревянную рукоятку серебряного кинжала между зубами, помчалась – уже на четырех лапах – вслед за ними.