– Думаю, что я затронул почти все условия вашей таблицы. Теперь, что касается пунктуальной натуры нашего подозреваемого. Это умозаключение было выведено вами из кого факта, что убийца впрыснул в каждую шоколадку равную дозу нитробензола, я же пришел к тому, что Бендикс впрыскивал равные дозы для того, чтобы, съев две или три шоколадки проглотить совершенно определенное количество нитробензола, способное вызвать предполагаемые симптомы отравления, не опасного, однако, для жизни. Определить для самого себя несмертельную дозу яда с тем, чтобы вызвать лишь легкое отравление, – это шедевр мысли. Естественно, мужчина не способен съесть столько шоколада, сколько женщина. Он, без сомнения, сильно преувеличил симптомы своей болезни, но эффект был изумительный. Обратите внимание на то, что о разговоре Бендикса с женой, когда они, находясь у себя дома в гостиной, ели шоколад, мы знаем только с его слов. И исключительно с его слов нам известно, что между супругами было заключено пари. Допустим, что многое из того, о чем они беседовали, имело место. Бендикс достаточно творческая натура, чтобы суметь вплести вымысел в канву подлинных событий, и притом сделать это мастерски. И конечно он не мог уйти из гостиной, пока сам не удостоверился, что жена съела не менее шести шоколадок (он мог, в конце концов, сам уговорить ее их съесть). Этого количества, по его расчету, абсолютно хватило бы для летального исхода. В этом все значение точной дозировки нитробензола – в каждой из шоколадок по шесть долей.
– Выходит, – подытожил мистер Брэдли, – что наш милый Бендикс великий человек.
– Выходит, что так, – с большим достоинством согласился Роджер.
– И у вас ни малейших сомнений, что он убийца? – полюбопытствовала мисс Дэммерс.
– Ни малейших, – Роджер был озадачен.
– М-м-м… – произнесла мисс Дэммерс.
– А разве у вас они есть?
– М-м-м… – опять протянула мисс Дэммерс.
Разговор оборвался.
– Ладно, – прервал молчание мистер Брэдли. – Пора сказать Шерингэму, что он заблуждается, и очень сильно.
Миссис Филдер-Флемминг едва сдерживала волнение.
– Боюсь, что он-то как раз и прав, – тихо проговорила она.
Но мистер Брэдли не отступал:
– Пару добрых прорех в вашей версии я заметил. Вы, Шерингэм, слишком большое значение придаете мотиву преступления. Вы сильно его раздуваете, разве не так? Кто это в наше время станет травить ядом опостылевшую жену? Скорее всего, он бросит ее, и все дела. И потом, мне трудно поверить: а) в то, что Бендиксу так не терпелось спустить ее деньги в сточную яму своего незадачливого бизнеса и он взял да и убил ее; б) что она была настолько скупа, что не дала бы ему денег, окажись он действительно в безвыходном положении.
– Вы так и не вникли в характер и того и другого, – сказал Роджер. – Оба они были упрямы, как дьяволы. Она первая сообразила, что его бизнес – сточная яма. Я могу вам представить список убийств в метр длиной, совершенных по мотивам менее основательным, чем в деле Бендикса.
– Хорошо, допускаю, мотив проходит. Но вспомните, у миссис Бендикс был назначен как раз в день ее смерти с кем-то обед, который был неожиданно отменен. Разве Бендикс не знал об этом? А раз он знал об обеде, то зачем надо было выбирать день, когда она должна была обедать вне дома? Тогда и десерт с шоколадом не состоялся бы.
– И я хотела спросить о том же, – сказала миссис Дэммерс.
Роджер был озадачен.
– Думаю, это совсем несущественно. А почему он должен был отдать жене шоколад за обедом, а не за ужином?
– По двум причинам, – быстро отреагировал Брэдли. – Потому что, во-первых, он торопился, естественно, как можно быстрее осуществить задуманное, а во-вторых, поскольку его жена была единственной, кто мог опровергнуть миф о пари, он, очевидно, торопился заткнуть ей рот, едва подвернется случай.
– Вы со мной шутите, Брэдли, – улыбнулся Роджер, – но я не попадусь. Просто отвечу, что знал он или не знал, что она обедает с кем-то, – это значения не имеет. Они часто обедали порознь где-то вне дома, каждый со своими приятелями, и я не думаю, что у них было заведено заранее друг друга об этом уведомлять.
– Хм! – произнес мистер Брэдли и потер подбородок. Бедный мистер Читтервик приподнял свою посрамленную голову:
– Ваша версия в самом деле строится исключительно на пари, так, мистер Шерингэм?
– И на соображениях чисто психологического характера, которые проистекают из легенды о пари. Но, пожалуй, вы правы. Версия строится полностью на пари.
– Значит, если кто-то докажет, что пари и вправду имело место, то Ваша версия окажется несостоятельной, это так?
– А разве, – заметно встревожился Роджер, у вас есть оказательство в пользу того, что пари было все-таки заключено?
– Ни боже мои… – смутился мистер Читтервик. – Ничего подобного. Мне вдруг пришло в голову, что если бы кому-то понадобилось оспаривать вашу версию, как предложил нам Брэдли, то ему следовало бы начать с пари.
– Вы имеете в виду нашу пикировку по поводу обеда с кем-то вне дома и тому подобные пустяки? – добродушно осведомился мистер Брэдли. – Все это так, конечно, но в данном случае я, как говорится, испытывал версию на прочность и вовсе не пытался ее опровергнуть. Почему? Да потому, что я считаю, что версия Шерингэма верна. Мое мнение – тайна отравленных шоколадок раскрыта до конца.
– Благодарю вас, Брэдли, – сказал мистер Шерингэм.
– Трижды ура нашему президенту-сыщику! – вдохновенно воскликнул мистер Брэдли. – Слава его навсегда теперь связана с именем Грэхема Рейнарда Бендикса. Недурная охота получилась у нас! Гип-гип-ура!
– И вы полагаете, мистер Шерингэм, что окончательно доказали, что Бендикс купил пишущую машинку и листал альбом образцов в типографии Вэбстера? – У мисс Дэммерс мысль работала совсем в ином направлении, чем у мистера Брэдли.
– Да, полагаю, мисс Дэммерс. – В голосе Роджера сквозила гордость.
– Как называется тот магазин подержанных пишущих машинок?
– Пожалуйста, – Роджер вырвал из блокнота листок и написал название и адрес магазина.
– А вы можете описать внешность девушки в типографии Вэбстера, которая опознала Бендикса на фотографии?
Роджер взглянул на нее в некотором смущении и встретил ее обычный холодновато-невозмутимый взгляд. Ему еще больше стало не по себе. Он постарался описать девушку как можно подробнее, насколько позволяла память. Мисс Дэммерс сдержанно его поблагодарила.
– Итак, каковы наши дальнейшие шаги? – засуетился мистер Брэдли, который, похоже, взял на себя роль спикера при президенте. – Наверное, пошлем в Скотленд-Ярд делегацию в составе Шерингэма и меня для того, чтобы сообщить им, что это неприятное дело теперь позади?
– Вы считаете, что здесь все согласны с версией мистера Шерингэма?
– Несомненно.
– А разве у нас не полагается в подобных случаях голосовать? – ледяным тоном осведомилась мисс Дэммерс.
– «Принято единогласно», – привычно провозгласил мистер Брэдли. – Ну что же, будем придерживаться порядка. В таком случае Шерингэм ставит на голосование следующие пункты: а) собрание принимает версию Шерингэма и считает тайну отравленных шоколадок раскрытой, б) собрание делегирует мистера Шерингэма и мистера Брэдли в Скотленд-Ярд для серьезного разговора с полицией. Я подсчитываю голоса. Кто «за»? Миссис Филдер-Флемминг?
Миссис Филдер-Флемминг одобрила предложение мистера Брэдли, постаравшись, однако, не проявлять свое неприятие его манер.
– Безусловно, я считаю, что мистер Шерингэм свою версию доказал, – произнесла она сухо.
– Сэр Чарльз?
– Согласен, – мрачно буркнул сэр Чарльз, который тоже был задет развязной манерой мистера Брэдли.
– Читтервик?
– И я согласен.
Померещилось ли Роджеру или так было на самом деле, только мистер Читтервик, прежде чем ответить, будто поколебался, словно ему мешала какая-то мысль, а он не мог пока найти слов для нее. Все-таки Роджер решил, что эго ему померещилось.
– А мисс Дэммерс? – повернулся к ней мистер Брэдли. За ней был последний голос.
Мисс Дэммерс обвела всех спокойным взглядом.
– Я совсем не согласна. То есть я считаю, что трактовка дела в изложении мистера Шерингэма была очень интересна и достойна его звания. Но, с другой стороны, я думаю, он ошибается. Надеюсь, завтра мне удастся доказать вам, что преступление совершил совсем другой человек, и я его назову.
Члены Клуба в изумлении разглядывали ее, не в силах скрыть восхищения.
Роджеру почудилось, что ему изменяет слух, да и язык что-то совсем перестал повиноваться. Он не мог выдавить из себя ни звука.
Мистер Брэдли первый пришел в себя.
– Принято, но не единогласно. Господин президент, надо считать прецедентом. Все знают, что означает, когда резолюция не принята единогласно?
Поскольку президент не мог прийти в себя, мисс Дэммерс взяла на себя его функции.
– Я полагаю, заседание закончено, – сказала она.
С тем и разошлись.
Глава 15
– Выходит, – подытожил мистер Брэдли, – что наш милый Бендикс великий человек.
– Выходит, что так, – с большим достоинством согласился Роджер.
– И у вас ни малейших сомнений, что он убийца? – полюбопытствовала мисс Дэммерс.
– Ни малейших, – Роджер был озадачен.
– М-м-м… – произнесла мисс Дэммерс.
– А разве у вас они есть?
– М-м-м… – опять протянула мисс Дэммерс.
Разговор оборвался.
– Ладно, – прервал молчание мистер Брэдли. – Пора сказать Шерингэму, что он заблуждается, и очень сильно.
Миссис Филдер-Флемминг едва сдерживала волнение.
– Боюсь, что он-то как раз и прав, – тихо проговорила она.
Но мистер Брэдли не отступал:
– Пару добрых прорех в вашей версии я заметил. Вы, Шерингэм, слишком большое значение придаете мотиву преступления. Вы сильно его раздуваете, разве не так? Кто это в наше время станет травить ядом опостылевшую жену? Скорее всего, он бросит ее, и все дела. И потом, мне трудно поверить: а) в то, что Бендиксу так не терпелось спустить ее деньги в сточную яму своего незадачливого бизнеса и он взял да и убил ее; б) что она была настолько скупа, что не дала бы ему денег, окажись он действительно в безвыходном положении.
– Вы так и не вникли в характер и того и другого, – сказал Роджер. – Оба они были упрямы, как дьяволы. Она первая сообразила, что его бизнес – сточная яма. Я могу вам представить список убийств в метр длиной, совершенных по мотивам менее основательным, чем в деле Бендикса.
– Хорошо, допускаю, мотив проходит. Но вспомните, у миссис Бендикс был назначен как раз в день ее смерти с кем-то обед, который был неожиданно отменен. Разве Бендикс не знал об этом? А раз он знал об обеде, то зачем надо было выбирать день, когда она должна была обедать вне дома? Тогда и десерт с шоколадом не состоялся бы.
– И я хотела спросить о том же, – сказала миссис Дэммерс.
Роджер был озадачен.
– Думаю, это совсем несущественно. А почему он должен был отдать жене шоколад за обедом, а не за ужином?
– По двум причинам, – быстро отреагировал Брэдли. – Потому что, во-первых, он торопился, естественно, как можно быстрее осуществить задуманное, а во-вторых, поскольку его жена была единственной, кто мог опровергнуть миф о пари, он, очевидно, торопился заткнуть ей рот, едва подвернется случай.
– Вы со мной шутите, Брэдли, – улыбнулся Роджер, – но я не попадусь. Просто отвечу, что знал он или не знал, что она обедает с кем-то, – это значения не имеет. Они часто обедали порознь где-то вне дома, каждый со своими приятелями, и я не думаю, что у них было заведено заранее друг друга об этом уведомлять.
– Хм! – произнес мистер Брэдли и потер подбородок. Бедный мистер Читтервик приподнял свою посрамленную голову:
– Ваша версия в самом деле строится исключительно на пари, так, мистер Шерингэм?
– И на соображениях чисто психологического характера, которые проистекают из легенды о пари. Но, пожалуй, вы правы. Версия строится полностью на пари.
– Значит, если кто-то докажет, что пари и вправду имело место, то Ваша версия окажется несостоятельной, это так?
– А разве, – заметно встревожился Роджер, у вас есть оказательство в пользу того, что пари было все-таки заключено?
– Ни боже мои… – смутился мистер Читтервик. – Ничего подобного. Мне вдруг пришло в голову, что если бы кому-то понадобилось оспаривать вашу версию, как предложил нам Брэдли, то ему следовало бы начать с пари.
– Вы имеете в виду нашу пикировку по поводу обеда с кем-то вне дома и тому подобные пустяки? – добродушно осведомился мистер Брэдли. – Все это так, конечно, но в данном случае я, как говорится, испытывал версию на прочность и вовсе не пытался ее опровергнуть. Почему? Да потому, что я считаю, что версия Шерингэма верна. Мое мнение – тайна отравленных шоколадок раскрыта до конца.
– Благодарю вас, Брэдли, – сказал мистер Шерингэм.
– Трижды ура нашему президенту-сыщику! – вдохновенно воскликнул мистер Брэдли. – Слава его навсегда теперь связана с именем Грэхема Рейнарда Бендикса. Недурная охота получилась у нас! Гип-гип-ура!
– И вы полагаете, мистер Шерингэм, что окончательно доказали, что Бендикс купил пишущую машинку и листал альбом образцов в типографии Вэбстера? – У мисс Дэммерс мысль работала совсем в ином направлении, чем у мистера Брэдли.
– Да, полагаю, мисс Дэммерс. – В голосе Роджера сквозила гордость.
– Как называется тот магазин подержанных пишущих машинок?
– Пожалуйста, – Роджер вырвал из блокнота листок и написал название и адрес магазина.
– А вы можете описать внешность девушки в типографии Вэбстера, которая опознала Бендикса на фотографии?
Роджер взглянул на нее в некотором смущении и встретил ее обычный холодновато-невозмутимый взгляд. Ему еще больше стало не по себе. Он постарался описать девушку как можно подробнее, насколько позволяла память. Мисс Дэммерс сдержанно его поблагодарила.
– Итак, каковы наши дальнейшие шаги? – засуетился мистер Брэдли, который, похоже, взял на себя роль спикера при президенте. – Наверное, пошлем в Скотленд-Ярд делегацию в составе Шерингэма и меня для того, чтобы сообщить им, что это неприятное дело теперь позади?
– Вы считаете, что здесь все согласны с версией мистера Шерингэма?
– Несомненно.
– А разве у нас не полагается в подобных случаях голосовать? – ледяным тоном осведомилась мисс Дэммерс.
– «Принято единогласно», – привычно провозгласил мистер Брэдли. – Ну что же, будем придерживаться порядка. В таком случае Шерингэм ставит на голосование следующие пункты: а) собрание принимает версию Шерингэма и считает тайну отравленных шоколадок раскрытой, б) собрание делегирует мистера Шерингэма и мистера Брэдли в Скотленд-Ярд для серьезного разговора с полицией. Я подсчитываю голоса. Кто «за»? Миссис Филдер-Флемминг?
Миссис Филдер-Флемминг одобрила предложение мистера Брэдли, постаравшись, однако, не проявлять свое неприятие его манер.
– Безусловно, я считаю, что мистер Шерингэм свою версию доказал, – произнесла она сухо.
– Сэр Чарльз?
– Согласен, – мрачно буркнул сэр Чарльз, который тоже был задет развязной манерой мистера Брэдли.
– Читтервик?
– И я согласен.
Померещилось ли Роджеру или так было на самом деле, только мистер Читтервик, прежде чем ответить, будто поколебался, словно ему мешала какая-то мысль, а он не мог пока найти слов для нее. Все-таки Роджер решил, что эго ему померещилось.
– А мисс Дэммерс? – повернулся к ней мистер Брэдли. За ней был последний голос.
Мисс Дэммерс обвела всех спокойным взглядом.
– Я совсем не согласна. То есть я считаю, что трактовка дела в изложении мистера Шерингэма была очень интересна и достойна его звания. Но, с другой стороны, я думаю, он ошибается. Надеюсь, завтра мне удастся доказать вам, что преступление совершил совсем другой человек, и я его назову.
Члены Клуба в изумлении разглядывали ее, не в силах скрыть восхищения.
Роджеру почудилось, что ему изменяет слух, да и язык что-то совсем перестал повиноваться. Он не мог выдавить из себя ни звука.
Мистер Брэдли первый пришел в себя.
– Принято, но не единогласно. Господин президент, надо считать прецедентом. Все знают, что означает, когда резолюция не принята единогласно?
Поскольку президент не мог прийти в себя, мисс Дэммерс взяла на себя его функции.
– Я полагаю, заседание закончено, – сказала она.
С тем и разошлись.
Глава 15
Назавтра Роджер появился на заседании Клуба еще более возбужденный, чем накануне. В глубине души он не мог поверить, что мисс Дэммерс в состоянии разрушить или хотя бы серьезно поколебать его версию против Бендикса. Но что бы она ни сказала, это несомненно будет интересно и ее критические замечания, разумеется, тоже.
Алисия Дэммерс была типичным воплощением своей эпохи.
Появись она на свет лет пятьдесят тому назад, неизвестно, какая судьба была бы ей уготована. И уж конечно, надежду преуспеть на литературном поприще ей пришлось бы оставить навсегда. Потому что очень уж она была не похожа на писательницу, какими они были в те времена. Тогда женщина-писатель была существом чудным, по понятиям простых людей. Она носила нитяные перчатки, держалась скованно и притом была одержима страстным, если не сказать истерическим, желанием быть любимой, чему, увы, сильно препятствовала внешность бедняжки. Что же касается мисс Дэммерс, то ее перчатки, не говоря уже о туалетах, были от самых известных фирм, а хлопок давно не касался ее кожи – с тех пор как ей исполнилось лет десять; скованность она объясняла тайными изъянами, которые хотят скрыть; и если ей дано было переживать любовные увлечения, то она умела прекрасно это скрывать. Страсть и плотские желания, как казалось окружающим, были ей чужды, однако она признавала их как занятное свойство, присущее существам низшего разбора.
Вернемся, однако, к женщинам-писательницам. Гусеница-писательница в нитяных перчатках в процессе эволюции на следующей стадии превращалась в пишущую даму-куколку, немного смахивающую на повариху из хорошего Дома на каникулах; в этой стадии окукливания пребывала как раз миссис Филдер-Флемминг. Потом из подобных куколок вылуплялись бабочки нескольких разновидностей умненькие, бесстрастные бабочки, среди которых было много прехорошеньких и печальных, чьи портреты в последнее время очень охотно помещают иллюстрированные еженедельники. Это бабочки с ясным челом, пересеченным легкой морщинкой, вызванной напряженной работой аналитической мысли. Есть бабочки ироничные, есть циничные бабочки; есть даже бабочки – хирурги и анатомы, проводящие время в воображаемых анатомических театрах (по правде говоря, частенько излишне в этом усердствуя); это бабочки, лишенные плотских вожделений, грациозно порхающие с одного ярко окрашенного психологического комплекса на другой. Бывают бабочки, лишенные чувства юмора. Эти бабочки очень утомительны, и пыльца, которую они собирают, всегда грязновато-серого цвета.
А вот глядя на мисс Дэммерс, на классический овал ее лица и миловидные черты, на ее большие серые глаза, скользя взглядом – и с удовольствием – по ее высокой, прекрасной фигуре, статность которой она умела подчеркнуть, одеваясь с большим изяществом, так вот: глядя на все это, человек непосвященный ни за что бы не угадал в ней даму-сочинительницу. И это отсутствие эволюционных признаков в сочетании с умением писать хорошие книги и было, по мнению мисс Дэммерс, как раз то, к чему современные писательницы, если мыслили они в духе времени, должны стремиться.
Интересно, что никто не решался спросить у нее, как ей удавалось в своих книгах исследовать чувства других людей, если сама она их не испытывала. Ответ был ясен, поэтому, собственно, никто ее и не спрашивал. Ничто человеческое ей не было чуждо, она могла и умела чувствовать. И между прочим, с большим успехом.
На другой день – точнее, вечер, в пять минут десятого – мисс Дэммерс начала свою речь:
– Вчера мы заслушали виртуозное обоснование необычайно интересной версии нашего дела. Методы, которыми пользовался в своем расследовании мистер Шерингэм, должны служить для нас всех в какой-то степени моделью. Он начал с дедуктивного метода и был верен ему до конца, что вывело его на след убийцы. В доказательство же он использовал индуктивный метод. Таким образом, ему удалось продемонстрировать продуктивность и того и другого метода. Со свойственной ему тонкостью мистер Шерингэм совместил индукцию с дедукцией, и не будем упрекав его за то, что эта великолепная работа целиком базировалась на ошибке, а следовательно, и не могла привести к верному решению. Что же делать, просто не повезло.
Роджер слушал, удивленно улыбаясь, еще не веря, что его версия лопнула.
– Версия, предложенная мистером Шерингэмом, – продолжала мисс Дэммерс своим красивым мелодичным голосом, – должна была показаться некоторым из вас крайне новаторской и неожиданной, однако для меня ничего в ней неожиданного не было, хотя и было вполне увлекательно. Дело в том, что мы оба исходим из одной и той же посылки а именно, что объект преступления не был случаен.
Роджер насторожился.
– Мистер Читтервик обратил ваше внимание на то, что версия мистера Шерингэма строилась исключительно на пари между мистером Бендиксом и миссис Бендикс. Основываясь на этих показаниях мистера Бендикса, мистер Шерингэм дедуктивным методом выводит умозаключение психологического характера, что пари как такового не было. Это заключение имело бы смысл, если бы не было ошибочным. Мистер Шерингэм слишком снисходителен в интерпретации женской психологии. Что же касается меня, то я тоже начала с пари. Но поскольку я значительно лучше знаю женщин, чем он, дедуктивное рассуждение привело меня совсем к другому выводу, а именно, что миссис Бендикс была не столь безупречна, когда старалась выглядеть таковой.
– И у меня, конечно, эта мысль мелькала, – попытался возразить Роджер, – но я вынужден был от нее отказаться из соображений чисто логического порядка. Вся жизнь миссис Бендикс говорит о том, что она была порядочной, честной женщиной. За ней нет ничего, что говорило бы об обратном. А если, кроме свидетельства самого Бендикса о пари, у нас нет никаких ему подтверждений…
– А вот как раз и есть, – сразила его мисс Дэммерс. – Сегодня я провела большую часть дня, пытаясь прояснить это обстоятельство. Я понимала, что не смогу разбить вашу версию, если не добуду веских доказательств, что пари и в самом деле было заключено. Я не хочу затягивать вашей агонии, мистер Шерингэм, и скажу сразу, что у меня есть неопровержимое доказательство, что пари действительно было.
– Есть доказательство? – Роджер был в полной растерянности.
– Определенно. Между прочим, этот момент вы могли бы и сами прояснить, учитывая, какое важное место это занимает в вашей версии, – ласково пожурила его мисс Дэммерс. – Итак, у меня есть два свидетеля. Горничная при которой миссис Бендикс обронила фразу в том духе, что ужасное расстройство желудка, которое так сейчас ее мучает, должно быть, наказание за то пари, которое она выиграла. Это она произнесла в своей спальне, куда поднялась, чтобы лечь в постель, уже чувствуя дурноту. Вторая свидетельница – моя подруга, которая знает Бендиксов. Она видела Бендиксов в театре, в их ложе. Во время второго антракта миссис Бендикс осталась в ложе одна, и моя подруга зашла в ней поболтать. Миссис Бендикс заметила ненароком, что они с мужем заключили пари, кто в пьесе окажется убийцей, и назвала одного из персонажей, в котором предполагала злодея. Но – что окончательно подтверждает сложившееся у меня мнение о ней – миссис Бендикс не сказала моей подруге, что видела пьесу раньше.
– О! – произнес Роджер, совершенно поверженный.
Мисс Дэммерс старалась обходиться с ним как можно ласковей.
– Понимаете, мистер Шерингэм, из такого факта, как пари, можно было извлечь два вывода, всего два, и вы по несчастной случайности предпочли ложный вывод.
– Но откуда ж вам стало известно, что миссис Бендикс видела пьесу раньше? – уже в третий раз собрался с силами Роджер. – Я сам всего два дня назад об этом узнал, и то по чистой случайности.
– Так я знала это с самого начала, – небрежно бросила мисс Дэммерс. – Ведь вы узнали об этом от миссис Веррекер-ле-Межерер. Я с ней не знакома, но знаю людей, которые с ней общаются. Вчера, когда вы говорили о чудесном случае, пославшем вам столь ценные сведения, я просто не хотела вас перебивать. А то бы я сразу сказала вам, что все, что достигает слуха миссис Веррекер-ле-Межерер, немедленно становится известным ее друзьям, и это был вовсе не счастливый случай, а самое обычное дело.
– Понятно, – сказал Роджер и сник в третий раз, уже насовсем. Но как ни подавлен он был, в голове у него всплыла одна подробность, которую миссис Веррекер-ле-Межерер все-таки ухитрилась не донести до своих друзей, и, поймав озорной взгляд сэра Чарльза, Роджер понял, что тот угадал его мысль и с ней согласился. Оказывается, в психологических выкладках мисс Дэммерс тоже случались огрехи.
– И потому, – продолжала наставительным тоном мисс Дэммерс, – мы снова возвращаем мистеру Бендиксу старую роль второй жертвы, снимая с него обвинение в злодействе, – она сделала маленькую паузу.
– Но не возвращаем сэру Юстасу роли предполагаемой жертвы, как было задумано в первоначальном варианте нашей пьесы, – уточнил Брэдли.
Мисс Дэммерс оставила его реплику без ответа.
– Впрочем, я надеюсь, что мистер Шерингэм сочтет мою версию для себя интересной, так же как я вчера по достоинству оценила его версию. И хотя мы с ним расходимся по некоторым основным пунктам, кое в чем наши выводы удивительным образом совпадают. Одно из таких совпадений – наше общее убеждение в том, что убитая стала жертвой преступления не по ошибке.
– Что-что, Алисия? – воскликнула миссис Филдер-Флемминг. – И ты тоже считаешь, что с самого начала преступление было направлено против миссис Бендикс?
– Я в этом не сомневаюсь. Но чтобы окончательно это доказать, мне придется разбить еще один вывод мистера Шерингэма. Вы особо подчеркнули, мистер Шерингэм, что мистер Бендикс явился в клуб в необычно раннее для него время – в половине одиннадцатого утра и что сам этот факт говорит о многом. Это абсолютно справедливо. Но, к сожалению, вы совершенно неправильно истолковали этот факт. Его раннее появление совсем необязательно говорит о его преступных намерениях, как вы предполагаете. Вы не учли (честно говоря, по-моему, этого никто не учел), что если миссис Бендикс была предполагаемой жертвой, а мистер Бендикс не был ее убийцей, то, возможно, его появление в клубе было подстроено истинным убийцей. Во всяком случае, на месте мистера Шерингэма я бы нашла время попросить на этот счет объяснений у самого мистера Бендикса. Но он этого не сделал, а я сделала.
– И вы спросили у него самого, как случилось, что он пришел в клуб в то утро в половине одиннадцатого? – с благоговением в голосе поинтересовался мистер Читтервик. Вот как надо вести расследование по-настоящему, и никак иначе. Судя по всему, робость мистера Читтервика была большой помехой в его следовательской деятельности.
– Конечно, – живо отозвалась мисс Дэммерс. – Я ему позвонила и задала этот вопрос. И сразу поняла, что даже полиция не удосужилась спросить его об этом. И хотя он ответил почти так, как я и ожидала услышать, было ясно, что он не понимает, как много зависит от его ответа. Он сказал, что зашел в клуб, потому что ему должны были туда позвонить. Почему должны были звонить в клуб, а не домой спросите вы. Я и спросила. Ответ сводился к тому, что иногда звонить домой неуместно. Должна признаться, что я так вытаскивала из него ответ на вопрос, что он, не понимая, насколько для меня важен этот ответ, наверняка счел меня дурно воспитанной. Но другого выхода у меня не было, и в конце концов он признался, что накануне ему в офис позвонила мисс Вера Делорм – у нее эпизодическая роль в спектакле «Пятки вверх!» в театре Ридженси. До этого они встречались от силы два раза и был не против встретиться вновь. Она спросила, нет ли у него завтра утром серьезных дел, и он ответил, что нет. Тогда она спросила, не хочет ли он пригласить ее пообедать в какой-нибудь укромный ресторанчик. Он ответил, что с радостью. Но пока она точно не знала, будет ли сама свободна. Она позвонит ему в «Радугу» завтра утром между половиной одиннадцатого и одиннадцатью.
Пятеро слушателей хмурились и хранили молчание.
– Ну и что тут такого? Я не понимаю, – решилась нарушить молчание миссис Филдер-Флемминг.
– Не понимаете? – произнесла мисс Дэммерс. – А что, если мисс Делорм категорически отрицает, что она звонила мистеру Бендиксу?
Лица чуть просветлели.
– Разумеется, это было первое, что надлежало проверить, – заметила мисс Дэммерс с холодком в голосе.
Мистер Читтервик вздохнул. Ничего не скажешь, тут расследование велось по-настоящему.
– Значит, у вашего убийцы был сообщник, мисс Дэммерс? – высказал свое предположение сэр Чарльз.
– Даже два. И оба не подозревали об этом.
– Ах да. Вы имеете в виду Бендикса. Ну а дама, которая ему звонила?
– Ну-ка, ну-ка, – храня непроницаемость, мисс Дэммерс оглядела внимавших слушателей. – Неужели не ясно?
Судя по реакции, никому ничего не было ясно.
– По крайней мере, вам должно быть ясно, почему звонили от имени мисс Делорм: мистер Бендикс еще недостаточно хорошо ее знал и наверняка не узнал бы ее голос по телефону. А кто говорил от ее имени?.. Ну же, думайте, думайте в самом-то деле! – Мисс Дэммерс и от других ждала такой же проницательности, какая была свойственна ей.
– Миссис Бендикс! – взвизгнула миссис Филдер-Флемминг, чутьем уловив возможность новоявленного треугольника.
– Ну естественно, миссис Бендикс, которую кто-то старательно оповещал о мелких интрижках ее супруга.
– Этот «кто-то», несомненно, и был убийцей, – кивнула миссис Филдер-Флемминг. – Благородный друг миссис Бендикс. Во всяком случае, – немного смутившись, поправилась она, вспомнив, что благородные друзья не убивают, – во всяком случае, она его за такого держала. Ей-богу, Алисия, чем дальше, тем интересней.
Мисс Дэммерс позволила себе мимолетную ироническую усмешку.
– Да, это очень интимное, тихое дельце – я говорю об убийстве. Кстати сказать, мистер Брэдли, совершенно закрытое. Однако я сильно забегаю вперед. Сначала мне предстоит полностью разрушить версию мистера Шерингэма, а затем уже перейти к изложению своей.
Роджер застонал еле слышно и возвел очи к потолку. Тяжелый белый потолок вернул его мысли к мисс Дэммерс, и он снова опустил глаза.
– Мистер Шерингэм, честное слово, вы излишне доверчивы к человеческой природе, – не щадила его мисс Дэммерс, – вы верите всему, что вам говорят. У вас не возникает и мысли о том, что это надо проверить. Я уверена в том, что, если бы кто-нибудь пришел к вам домой и заявил, что видел, как персидский шах собственной рукой впрыскивал яд в шоколадки, вы поверили бы беспрекословно.
– Вы считаете, мне лгали? – простонал бедняга Роджер.
– Я так считаю и могу это доказать. Когда вы нам вчера сообщили, что продавец подержанных пишущих машинок опознал мистера Бендикса и подтвердил, что именно он приобрел «гамильтон» номер четыре в их магазине, я была просто поражена. Получив от вас адрес, я решила сегодня же утром съездить туда и, конечно, уличила его во лжи. Он с улыбкой признался, что солгал вам. Он подумал тогда, что вы ищете «гамильтон» номер четыре в хорошем состоянии, а у него как раз такая была, и в очень приличном состоянии. И ничего дурного он не видел в том, что соврет, подтвердив, что ваш друг именно у них купил такую же машинку, тем более что та, которую он вам предлагал, была не хуже любой другой, которую вы могли купить в другом магазине. И если эта маленькая хитрость поможет вам быстрее прийти к решению купить их «гамильтон», что ж тут дурного в конце концов?..– без улыбки заключила мисс Дэммерс. – Да будь у вас с собой десяток фотографий, он бы с радостью всучил вам десяток машинок.
– Понятно, – сказал Роджер и с грустью вспомнил симпатичного продавца, который помог ему решиться купить ненужную машинку, а заодно избавиться от целых восьми фунтов.
– А теперь о девушке из типографии Вэбстера, – неумолимо продолжала мисс Дэммерс. – И она тоже быстро согласилась, что, возможно, по ошибке признала в человеке на фотографии друга джентльмена, который недавно интересовался образцами гербовой бумаги. Но, честное слово, этот милый джентльмен так расспрашивал, что ей было неловко его разочаровывать – что-то в подобном духе. И чего тут такого, если она ему так и сказала, – мисс Дэммерс ужасно смешно изобразила девушку из типографии Вэбстера.
Но Роджера это совсем не рассмешило.
Алисия Дэммерс была типичным воплощением своей эпохи.
Появись она на свет лет пятьдесят тому назад, неизвестно, какая судьба была бы ей уготована. И уж конечно, надежду преуспеть на литературном поприще ей пришлось бы оставить навсегда. Потому что очень уж она была не похожа на писательницу, какими они были в те времена. Тогда женщина-писатель была существом чудным, по понятиям простых людей. Она носила нитяные перчатки, держалась скованно и притом была одержима страстным, если не сказать истерическим, желанием быть любимой, чему, увы, сильно препятствовала внешность бедняжки. Что же касается мисс Дэммерс, то ее перчатки, не говоря уже о туалетах, были от самых известных фирм, а хлопок давно не касался ее кожи – с тех пор как ей исполнилось лет десять; скованность она объясняла тайными изъянами, которые хотят скрыть; и если ей дано было переживать любовные увлечения, то она умела прекрасно это скрывать. Страсть и плотские желания, как казалось окружающим, были ей чужды, однако она признавала их как занятное свойство, присущее существам низшего разбора.
Вернемся, однако, к женщинам-писательницам. Гусеница-писательница в нитяных перчатках в процессе эволюции на следующей стадии превращалась в пишущую даму-куколку, немного смахивающую на повариху из хорошего Дома на каникулах; в этой стадии окукливания пребывала как раз миссис Филдер-Флемминг. Потом из подобных куколок вылуплялись бабочки нескольких разновидностей умненькие, бесстрастные бабочки, среди которых было много прехорошеньких и печальных, чьи портреты в последнее время очень охотно помещают иллюстрированные еженедельники. Это бабочки с ясным челом, пересеченным легкой морщинкой, вызванной напряженной работой аналитической мысли. Есть бабочки ироничные, есть циничные бабочки; есть даже бабочки – хирурги и анатомы, проводящие время в воображаемых анатомических театрах (по правде говоря, частенько излишне в этом усердствуя); это бабочки, лишенные плотских вожделений, грациозно порхающие с одного ярко окрашенного психологического комплекса на другой. Бывают бабочки, лишенные чувства юмора. Эти бабочки очень утомительны, и пыльца, которую они собирают, всегда грязновато-серого цвета.
А вот глядя на мисс Дэммерс, на классический овал ее лица и миловидные черты, на ее большие серые глаза, скользя взглядом – и с удовольствием – по ее высокой, прекрасной фигуре, статность которой она умела подчеркнуть, одеваясь с большим изяществом, так вот: глядя на все это, человек непосвященный ни за что бы не угадал в ней даму-сочинительницу. И это отсутствие эволюционных признаков в сочетании с умением писать хорошие книги и было, по мнению мисс Дэммерс, как раз то, к чему современные писательницы, если мыслили они в духе времени, должны стремиться.
Интересно, что никто не решался спросить у нее, как ей удавалось в своих книгах исследовать чувства других людей, если сама она их не испытывала. Ответ был ясен, поэтому, собственно, никто ее и не спрашивал. Ничто человеческое ей не было чуждо, она могла и умела чувствовать. И между прочим, с большим успехом.
На другой день – точнее, вечер, в пять минут десятого – мисс Дэммерс начала свою речь:
– Вчера мы заслушали виртуозное обоснование необычайно интересной версии нашего дела. Методы, которыми пользовался в своем расследовании мистер Шерингэм, должны служить для нас всех в какой-то степени моделью. Он начал с дедуктивного метода и был верен ему до конца, что вывело его на след убийцы. В доказательство же он использовал индуктивный метод. Таким образом, ему удалось продемонстрировать продуктивность и того и другого метода. Со свойственной ему тонкостью мистер Шерингэм совместил индукцию с дедукцией, и не будем упрекав его за то, что эта великолепная работа целиком базировалась на ошибке, а следовательно, и не могла привести к верному решению. Что же делать, просто не повезло.
Роджер слушал, удивленно улыбаясь, еще не веря, что его версия лопнула.
– Версия, предложенная мистером Шерингэмом, – продолжала мисс Дэммерс своим красивым мелодичным голосом, – должна была показаться некоторым из вас крайне новаторской и неожиданной, однако для меня ничего в ней неожиданного не было, хотя и было вполне увлекательно. Дело в том, что мы оба исходим из одной и той же посылки а именно, что объект преступления не был случаен.
Роджер насторожился.
– Мистер Читтервик обратил ваше внимание на то, что версия мистера Шерингэма строилась исключительно на пари между мистером Бендиксом и миссис Бендикс. Основываясь на этих показаниях мистера Бендикса, мистер Шерингэм дедуктивным методом выводит умозаключение психологического характера, что пари как такового не было. Это заключение имело бы смысл, если бы не было ошибочным. Мистер Шерингэм слишком снисходителен в интерпретации женской психологии. Что же касается меня, то я тоже начала с пари. Но поскольку я значительно лучше знаю женщин, чем он, дедуктивное рассуждение привело меня совсем к другому выводу, а именно, что миссис Бендикс была не столь безупречна, когда старалась выглядеть таковой.
– И у меня, конечно, эта мысль мелькала, – попытался возразить Роджер, – но я вынужден был от нее отказаться из соображений чисто логического порядка. Вся жизнь миссис Бендикс говорит о том, что она была порядочной, честной женщиной. За ней нет ничего, что говорило бы об обратном. А если, кроме свидетельства самого Бендикса о пари, у нас нет никаких ему подтверждений…
– А вот как раз и есть, – сразила его мисс Дэммерс. – Сегодня я провела большую часть дня, пытаясь прояснить это обстоятельство. Я понимала, что не смогу разбить вашу версию, если не добуду веских доказательств, что пари и в самом деле было заключено. Я не хочу затягивать вашей агонии, мистер Шерингэм, и скажу сразу, что у меня есть неопровержимое доказательство, что пари действительно было.
– Есть доказательство? – Роджер был в полной растерянности.
– Определенно. Между прочим, этот момент вы могли бы и сами прояснить, учитывая, какое важное место это занимает в вашей версии, – ласково пожурила его мисс Дэммерс. – Итак, у меня есть два свидетеля. Горничная при которой миссис Бендикс обронила фразу в том духе, что ужасное расстройство желудка, которое так сейчас ее мучает, должно быть, наказание за то пари, которое она выиграла. Это она произнесла в своей спальне, куда поднялась, чтобы лечь в постель, уже чувствуя дурноту. Вторая свидетельница – моя подруга, которая знает Бендиксов. Она видела Бендиксов в театре, в их ложе. Во время второго антракта миссис Бендикс осталась в ложе одна, и моя подруга зашла в ней поболтать. Миссис Бендикс заметила ненароком, что они с мужем заключили пари, кто в пьесе окажется убийцей, и назвала одного из персонажей, в котором предполагала злодея. Но – что окончательно подтверждает сложившееся у меня мнение о ней – миссис Бендикс не сказала моей подруге, что видела пьесу раньше.
– О! – произнес Роджер, совершенно поверженный.
Мисс Дэммерс старалась обходиться с ним как можно ласковей.
– Понимаете, мистер Шерингэм, из такого факта, как пари, можно было извлечь два вывода, всего два, и вы по несчастной случайности предпочли ложный вывод.
– Но откуда ж вам стало известно, что миссис Бендикс видела пьесу раньше? – уже в третий раз собрался с силами Роджер. – Я сам всего два дня назад об этом узнал, и то по чистой случайности.
– Так я знала это с самого начала, – небрежно бросила мисс Дэммерс. – Ведь вы узнали об этом от миссис Веррекер-ле-Межерер. Я с ней не знакома, но знаю людей, которые с ней общаются. Вчера, когда вы говорили о чудесном случае, пославшем вам столь ценные сведения, я просто не хотела вас перебивать. А то бы я сразу сказала вам, что все, что достигает слуха миссис Веррекер-ле-Межерер, немедленно становится известным ее друзьям, и это был вовсе не счастливый случай, а самое обычное дело.
– Понятно, – сказал Роджер и сник в третий раз, уже насовсем. Но как ни подавлен он был, в голове у него всплыла одна подробность, которую миссис Веррекер-ле-Межерер все-таки ухитрилась не донести до своих друзей, и, поймав озорной взгляд сэра Чарльза, Роджер понял, что тот угадал его мысль и с ней согласился. Оказывается, в психологических выкладках мисс Дэммерс тоже случались огрехи.
– И потому, – продолжала наставительным тоном мисс Дэммерс, – мы снова возвращаем мистеру Бендиксу старую роль второй жертвы, снимая с него обвинение в злодействе, – она сделала маленькую паузу.
– Но не возвращаем сэру Юстасу роли предполагаемой жертвы, как было задумано в первоначальном варианте нашей пьесы, – уточнил Брэдли.
Мисс Дэммерс оставила его реплику без ответа.
– Впрочем, я надеюсь, что мистер Шерингэм сочтет мою версию для себя интересной, так же как я вчера по достоинству оценила его версию. И хотя мы с ним расходимся по некоторым основным пунктам, кое в чем наши выводы удивительным образом совпадают. Одно из таких совпадений – наше общее убеждение в том, что убитая стала жертвой преступления не по ошибке.
– Что-что, Алисия? – воскликнула миссис Филдер-Флемминг. – И ты тоже считаешь, что с самого начала преступление было направлено против миссис Бендикс?
– Я в этом не сомневаюсь. Но чтобы окончательно это доказать, мне придется разбить еще один вывод мистера Шерингэма. Вы особо подчеркнули, мистер Шерингэм, что мистер Бендикс явился в клуб в необычно раннее для него время – в половине одиннадцатого утра и что сам этот факт говорит о многом. Это абсолютно справедливо. Но, к сожалению, вы совершенно неправильно истолковали этот факт. Его раннее появление совсем необязательно говорит о его преступных намерениях, как вы предполагаете. Вы не учли (честно говоря, по-моему, этого никто не учел), что если миссис Бендикс была предполагаемой жертвой, а мистер Бендикс не был ее убийцей, то, возможно, его появление в клубе было подстроено истинным убийцей. Во всяком случае, на месте мистера Шерингэма я бы нашла время попросить на этот счет объяснений у самого мистера Бендикса. Но он этого не сделал, а я сделала.
– И вы спросили у него самого, как случилось, что он пришел в клуб в то утро в половине одиннадцатого? – с благоговением в голосе поинтересовался мистер Читтервик. Вот как надо вести расследование по-настоящему, и никак иначе. Судя по всему, робость мистера Читтервика была большой помехой в его следовательской деятельности.
– Конечно, – живо отозвалась мисс Дэммерс. – Я ему позвонила и задала этот вопрос. И сразу поняла, что даже полиция не удосужилась спросить его об этом. И хотя он ответил почти так, как я и ожидала услышать, было ясно, что он не понимает, как много зависит от его ответа. Он сказал, что зашел в клуб, потому что ему должны были туда позвонить. Почему должны были звонить в клуб, а не домой спросите вы. Я и спросила. Ответ сводился к тому, что иногда звонить домой неуместно. Должна признаться, что я так вытаскивала из него ответ на вопрос, что он, не понимая, насколько для меня важен этот ответ, наверняка счел меня дурно воспитанной. Но другого выхода у меня не было, и в конце концов он признался, что накануне ему в офис позвонила мисс Вера Делорм – у нее эпизодическая роль в спектакле «Пятки вверх!» в театре Ридженси. До этого они встречались от силы два раза и был не против встретиться вновь. Она спросила, нет ли у него завтра утром серьезных дел, и он ответил, что нет. Тогда она спросила, не хочет ли он пригласить ее пообедать в какой-нибудь укромный ресторанчик. Он ответил, что с радостью. Но пока она точно не знала, будет ли сама свободна. Она позвонит ему в «Радугу» завтра утром между половиной одиннадцатого и одиннадцатью.
Пятеро слушателей хмурились и хранили молчание.
– Ну и что тут такого? Я не понимаю, – решилась нарушить молчание миссис Филдер-Флемминг.
– Не понимаете? – произнесла мисс Дэммерс. – А что, если мисс Делорм категорически отрицает, что она звонила мистеру Бендиксу?
Лица чуть просветлели.
– Разумеется, это было первое, что надлежало проверить, – заметила мисс Дэммерс с холодком в голосе.
Мистер Читтервик вздохнул. Ничего не скажешь, тут расследование велось по-настоящему.
– Значит, у вашего убийцы был сообщник, мисс Дэммерс? – высказал свое предположение сэр Чарльз.
– Даже два. И оба не подозревали об этом.
– Ах да. Вы имеете в виду Бендикса. Ну а дама, которая ему звонила?
– Ну-ка, ну-ка, – храня непроницаемость, мисс Дэммерс оглядела внимавших слушателей. – Неужели не ясно?
Судя по реакции, никому ничего не было ясно.
– По крайней мере, вам должно быть ясно, почему звонили от имени мисс Делорм: мистер Бендикс еще недостаточно хорошо ее знал и наверняка не узнал бы ее голос по телефону. А кто говорил от ее имени?.. Ну же, думайте, думайте в самом-то деле! – Мисс Дэммерс и от других ждала такой же проницательности, какая была свойственна ей.
– Миссис Бендикс! – взвизгнула миссис Филдер-Флемминг, чутьем уловив возможность новоявленного треугольника.
– Ну естественно, миссис Бендикс, которую кто-то старательно оповещал о мелких интрижках ее супруга.
– Этот «кто-то», несомненно, и был убийцей, – кивнула миссис Филдер-Флемминг. – Благородный друг миссис Бендикс. Во всяком случае, – немного смутившись, поправилась она, вспомнив, что благородные друзья не убивают, – во всяком случае, она его за такого держала. Ей-богу, Алисия, чем дальше, тем интересней.
Мисс Дэммерс позволила себе мимолетную ироническую усмешку.
– Да, это очень интимное, тихое дельце – я говорю об убийстве. Кстати сказать, мистер Брэдли, совершенно закрытое. Однако я сильно забегаю вперед. Сначала мне предстоит полностью разрушить версию мистера Шерингэма, а затем уже перейти к изложению своей.
Роджер застонал еле слышно и возвел очи к потолку. Тяжелый белый потолок вернул его мысли к мисс Дэммерс, и он снова опустил глаза.
– Мистер Шерингэм, честное слово, вы излишне доверчивы к человеческой природе, – не щадила его мисс Дэммерс, – вы верите всему, что вам говорят. У вас не возникает и мысли о том, что это надо проверить. Я уверена в том, что, если бы кто-нибудь пришел к вам домой и заявил, что видел, как персидский шах собственной рукой впрыскивал яд в шоколадки, вы поверили бы беспрекословно.
– Вы считаете, мне лгали? – простонал бедняга Роджер.
– Я так считаю и могу это доказать. Когда вы нам вчера сообщили, что продавец подержанных пишущих машинок опознал мистера Бендикса и подтвердил, что именно он приобрел «гамильтон» номер четыре в их магазине, я была просто поражена. Получив от вас адрес, я решила сегодня же утром съездить туда и, конечно, уличила его во лжи. Он с улыбкой признался, что солгал вам. Он подумал тогда, что вы ищете «гамильтон» номер четыре в хорошем состоянии, а у него как раз такая была, и в очень приличном состоянии. И ничего дурного он не видел в том, что соврет, подтвердив, что ваш друг именно у них купил такую же машинку, тем более что та, которую он вам предлагал, была не хуже любой другой, которую вы могли купить в другом магазине. И если эта маленькая хитрость поможет вам быстрее прийти к решению купить их «гамильтон», что ж тут дурного в конце концов?..– без улыбки заключила мисс Дэммерс. – Да будь у вас с собой десяток фотографий, он бы с радостью всучил вам десяток машинок.
– Понятно, – сказал Роджер и с грустью вспомнил симпатичного продавца, который помог ему решиться купить ненужную машинку, а заодно избавиться от целых восьми фунтов.
– А теперь о девушке из типографии Вэбстера, – неумолимо продолжала мисс Дэммерс. – И она тоже быстро согласилась, что, возможно, по ошибке признала в человеке на фотографии друга джентльмена, который недавно интересовался образцами гербовой бумаги. Но, честное слово, этот милый джентльмен так расспрашивал, что ей было неловко его разочаровывать – что-то в подобном духе. И чего тут такого, если она ему так и сказала, – мисс Дэммерс ужасно смешно изобразила девушку из типографии Вэбстера.
Но Роджера это совсем не рассмешило.