– Привилегию суда! – громко произнес наконец Роджер.
Сэр Чарльз устремил на него тусклый взгляд судейского крючкотвора. Но на этот раз слово было услышано.
– Я уже подходил к этому пункту, – недовольно произнес сэр Чарльз. – В нашем деле Клубу вряд ли удастся получить привилегию общественного обвинителя. Что касается частной привилегии, то в этом случае мы не можем знать, в какой степени мы будем допущены к процессу. Мы даже не вправе заявлять, что все утверждения, которые мы здесь выдвигаем, носят сугубо частный характер, потому что на самом деле не вполне понятен наш статус: частное ли мы юридическое лицо, представленное некоей общественной группой, или некая общественная группа, представляющая совокупность частных лиц. Конечно, можно считать и так и так, – увлеченно продолжал сэр Чарльз, – или, что то же самое, является ли наш Клуб собранием частного или общественного типа. Вопрос, конечно, очень спорный, – сэр Чарльз сбросил с носа пенсне, выражая свое бессилие перед неразрешенным вопросом. – Но мне хотелось бы рискнуть выдвинуть мнение, – решительно произнес он, – что передача нашего дела на рассмотрение суда должна быть подкреплена привилегией ввиду того, что мы действуем не с целью animus injurandi, а исходим из высших соображений не только правового порядка, но и морального и общественного долга, и потому должны быть наделены правом высказывать veritas convicii, так как, будучи исполнены bona fide, руководствуемся не столько своими, сколько общественными интересами. Однако должен прибавить, – сэр Чарльз как будто сам испугался собственной решительности, – что еще нельзя с точностью предвидеть, как пойдут события, а потому было бы разумнее не называть никаких имен, однако давая при этом недвусмысленно понять намеком, полунамеком и прочей недоговоренностью, кого именно мы имеем в виду.
– Но все-таки, – вмешался президент, преодолев овладевшее им утомление, – считаете ли вы, что нам может быть дана привилегия выступать, упоминая любое имя?
Пенсне сэра Чарльза символически описало полный круг в воздухе.
– Я думаю, – проговорил сэр Чарльз с необычайной важностью, на которую он имел право, потому что, будь его мнение произнесено в зале суда, а не здесь, оно бы обошлось Клубу в очень круглую сумму, – я думаю, – сказал сэр Чарльз, – рискнуть можно.
– Решено! – с облегчением произнес президент.
Глава 6
Глава 7
Сэр Чарльз устремил на него тусклый взгляд судейского крючкотвора. Но на этот раз слово было услышано.
– Я уже подходил к этому пункту, – недовольно произнес сэр Чарльз. – В нашем деле Клубу вряд ли удастся получить привилегию общественного обвинителя. Что касается частной привилегии, то в этом случае мы не можем знать, в какой степени мы будем допущены к процессу. Мы даже не вправе заявлять, что все утверждения, которые мы здесь выдвигаем, носят сугубо частный характер, потому что на самом деле не вполне понятен наш статус: частное ли мы юридическое лицо, представленное некоей общественной группой, или некая общественная группа, представляющая совокупность частных лиц. Конечно, можно считать и так и так, – увлеченно продолжал сэр Чарльз, – или, что то же самое, является ли наш Клуб собранием частного или общественного типа. Вопрос, конечно, очень спорный, – сэр Чарльз сбросил с носа пенсне, выражая свое бессилие перед неразрешенным вопросом. – Но мне хотелось бы рискнуть выдвинуть мнение, – решительно произнес он, – что передача нашего дела на рассмотрение суда должна быть подкреплена привилегией ввиду того, что мы действуем не с целью animus injurandi, а исходим из высших соображений не только правового порядка, но и морального и общественного долга, и потому должны быть наделены правом высказывать veritas convicii, так как, будучи исполнены bona fide, руководствуемся не столько своими, сколько общественными интересами. Однако должен прибавить, – сэр Чарльз как будто сам испугался собственной решительности, – что еще нельзя с точностью предвидеть, как пойдут события, а потому было бы разумнее не называть никаких имен, однако давая при этом недвусмысленно понять намеком, полунамеком и прочей недоговоренностью, кого именно мы имеем в виду.
– Но все-таки, – вмешался президент, преодолев овладевшее им утомление, – считаете ли вы, что нам может быть дана привилегия выступать, упоминая любое имя?
Пенсне сэра Чарльза символически описало полный круг в воздухе.
– Я думаю, – проговорил сэр Чарльз с необычайной важностью, на которую он имел право, потому что, будь его мнение произнесено в зале суда, а не здесь, оно бы обошлось Клубу в очень круглую сумму, – я думаю, – сказал сэр Чарльз, – рискнуть можно.
– Решено! – с облегчением произнес президент.
Глава 6
– Смею утверждать, – снова заговорил сэр Чарльз, – многие из вас наверняка уже сделали свое заключение о личности убийцы. Наше дело с такой поразительной очевидностью вызывает в памяти одно из классических дел об убийстве, что параллель эта не может остаться незамеченной. Я, конечно, имею в виду дело Мари Лафарж.
– А! – проронил Роджер удивленно.
Что до него, то никакого сходства он не заметил. Он смущенно поерзал в кресле. Как же он не подумал? Параллель очевидна.
– В том деле, – продолжал сэр Чарльз, – мы имели жену, которой было предъявлено обвинение в том, что она послала своему мужу некий отравленный предмет. Было ли это пирожное или коробка конфет – значения не имеет, возможно, не стоит столь…
– Но ведь никто, у кого есть голова на плечах, до сих пор не верит, что виновна была Мари Лафарж, – с необычной для нее горячностью перебила его Алисия Дэммерс. – Было же доказано, что пирожное послал прораб, или как там еще, его звали Дэнис, если не ошибаюсь. У него были более веские мотивы для убийства, чем у Мари Лафарж.
Чарльз бросил на нее суровый взгляд:
– Мне кажется, я сказал «было предъявлено обвинение». Я имел в виду только факт и вовсе не собирался высказывать свое мнение по существу этого дела.
– Простите, – прознесла Алисия Дэммерс без тени смущения.
– Я всего лишь заметил сходство – не более. А теперь вернемся к нашему спору и начнем с того места, на котором остановились. Вспомним вопрос, который был мне задан, – сэр Чарльз не пожелал переходить на личности. Вопрос относительно того, что леди Пеннфазер могла иметь сообщницей человека верного, готового принять часть вины на себя. У меня такая мысль тоже возникала, но я отмел это сомнение. Все было задумано и выполнено ею одной, – он умолк, ожидая вопросов.
– Как же это могло случиться, сэр Чарльз? – решил помочь ему Роджер. – Она все это время находилась на юге Франции. Это установлено полицией. У нее неоспоримое алиби.
Сэр Чарльз одарил его лучезарной улыбкой:
– У нее было неоспоримое алиби, но я его разрушил. Вот что случилось на самом деле. За три дня до того, как был отправлен пакет, леди Пеннфазер для виду уехала в Авиньон. В конце недели она вернулась в Ментону. В регистрационной книге отеля в Авиньоне есть ее подпись, счет ею оплачен, тут все в порядке. Но вот что странно: установлено, что она не взяла с собой в Авиньон служанку, в высшей степени привлекательную молодую женщину с хорошими манерами, потому что счет оплачен за проживание одного человека. Но служанки не было и в Ментоне. Что, она в воздухе растворилась? – негодуя, обратился сэр Чарльз к присутствующим.
– Ну и ну! – отозвался мистер Читтервик, слушавший сэра Чарльза с огромным вниманием. – Сообразительная дама.
– Весьма сообразительная, – с готовностью согласился сэр Чарльз, безусловно считавший, что столь порочная дама не может не быть сообразительной. – Служанка играла в отеле роль своей госпожи, а госпожа в это время вернулась в Англию. Мне удалось это точно установить. Мой агент, получив от меня телеграмму с инструкциями, показал хозяину отеля в Авиньоне фотографию леди Пеннфазер и спросил, жила ли у него в отеле эта дама. Хозяин заверил, что нет, эта дама никогда в его отеле не останавливалась. Тогда мой агент показал фотографию служанки (ему удалось ее сфотографировать без ее ведома). Хозяин тут же ее узнал и сказал, что это леди Пеннфазер. Еще одна моя догадка с большой точностью подтвердилась.
Сэр Чарльз удовлетворенно откинулся в кресле и широким жестом смахнул с носа пенсне, исполненный гордости от сознания собственной проницательности.
– Так что, у леди Пеннфазер все же была сообщница? – проговорил мистер Брэдли, изображая взрослого, обсуждающего сказку «Три медвежонка» с четырехлетним ребенком.
– Но не причастная к самому умыслу, – отрезал сэр Чарльз. – Мой агент деликатно осведомился у служанки и выяснил, что ее госпожа должна была по срочному делу выехать в Англию. Но первые полгода она уже прожила в Англии, и если бы стало известно, что она хоть ненадолго туда возвращалась, ей бы пришлось платить налог за вторую половину года, а это составило бы приличную сумму. Она сообразила, как ей избежать лишних денежных расходов, а служанке пообещала щедрое вознаграждение. Предложение, разумеется, было принято. Очень, очень сообразительная дама, – он с улыбкой окинул взглядом членов Клуба, ожидая их одобрения.
– Какая же вы умница, сэр Чарльз, – промурлыкала Алисия Дэммерс, чтобы поддержать его.
– К сожалению, у меня нет точных данных, что леди Пеннфазер действительно побывала в нашей стране, – сказал сэр Чарльз. – И с точки зрения следствия дело не может быть закончено без оных. Однако их может восполнить полиция. В остальном я заявляю, что дело мною закрыто. Мне чрезвычайно неприятно утверждать это, но выбора у меня нет. Леди Пеннфазер – убийца миссис Бендикс.
Сэр Чарльз умолк, и воцарилась тишина. Все погрузились в глубокую задумчивость. Вопросов была тьма, но никто не решался задать их первым. Роджер, не мигая, уставился перед собой, будто провожая тоскливым взглядом уходящую от него добычу. Сомневаться в том, что сэр Чарльз раскрыл преступление, не приходилось.
Мистер Эмброуз Читтервик наконец отважился нарушить тишину:
– Мы поздравляем вас, сэр Чарльз. Вы нашли блестящее решение, просто поразительное. Меня смущает только мотив. Ради чего леди Пеннфазер должна желать смерти своему мужу, если она с ним разводится? Или она, быть может, боится, что ее ходатайство о расторжении брака не будет удовлетворено?
– Совсем напротив, – ласково произнес сэр Чарльз. – Именно то обстоятельство, что ей известно, что ходатайство будет удовлетворено, и заставило ее желать его смерти.
– Я… я не понимаю, – сконфуженно заикаясь, проговорил мистер Читтервик.
Сэр Чарльз помолчал, наслаждаясь общим замешательством. И затем милостиво позволил себе снять напряжение. Как опытный оратор он прекрасно чувствовал аудиторию.
– В самом начале я заметил, что располагал некоторыми сведениями, которые помогли мне прийти к заключению по этому делу. Теперь я хотел бы этими сведениями поделиться с вами. До вас дошли слухи о помолвке сэра Юстаса с моей дочерью. Я не нарушу тайну, если скажу, что несколько недель тому назад сэр Юстас пришел ко мне и официально попросил моего разрешения на их помолвку, после того как его брак будет расторгнут. Нет нужды излагать вам все подробности, о которых шла речь во время нашей беседы. К делу имеет отношение лишь то, что сэр Юстас категорически заявил, что его жена крайне противилась их разводу и согласилась на него только тогда, когда сэр Юстас написал завещание, по которому все имущество сэра Юстаса после его смерти переходило ей, включая поместье в Уорчестершире. Леди Пеннфазер сама имеет небольшой годовой доход, но сэр Юстас, не желая ущемлять ее имущественных прав как бывшей жены, пошел на это. Однако поместье заложено, и то, что он получает за аренду, почти полностью пожирают проценты по закладной. С учетом прочих расходов ей досталось бы в общем-то не так уж много. Следует учесть, что при заключении брачного соглашения с леди Пеннфазер жизнь сэра Юстаса была застрахована на приличную сумму, причем в страховом полисе был оговорен и заклад имения. Со смертью сэра Юстаса закладная аннулируется. И посему сэру Юстасу почти нечего было предложить моей дочери, как он сам откровенно признался. Не только я, но и вы, – продолжал свои рассуждения сэр Чарльз, – не можете не отметить во всем этом весьма важное обстоятельство. По завещанию после смерти мужа леди Пеннфазер, которую нельзя отнести к людям состоятельным, могла бы стать довольно богатой. Но тут вдруг до нее доходяг слухи о возможности нового брака сэра Юстаса по завершении бракоразводного процесса. И вполне вероятно, что завещание будет изменено в пользу новой жены, – не так ли? О характере леди Пеннфазер достаточно хорошо свидетельствует то обстоятельство, что она пошла на согласие Дать развод только после того, как вынудила сэра Юстаса подписать завещание в свою пользу. Очевидно, мы имеем Дело с хищницей, жадной до денег. Для таких убийство – логичный шаг, на который их толкает жажда денег. А в Данном случае ей оставалось только убийство. На него была вся надежда. Я не думаю, – заключил сэр Чарльз, – Что мне следует развивать эту мысль дальше. – Снова пенсне взвилось в воздух.
– Необычайно убедительно, – вздохнул Роджер. – и вы собираетесь доложить свою версию полиции, сэр Чарльз?
– Я полагаю, что, не совершив этого, я выкажу тем самым непростительное небрежение своим гражданским долгом, – сэр Чарльз был высокопарен. Он был явно доволен собою и не мог этого скрыть.
– Хм! – Судя по всему, мистер Брэдли отнюдь не разделял самодовольства сэра Чарльза. – Куда же в вашей версии делись шоколадки? По-вашему, она их здесь изготовила или привезла с собой?
– Разве это так существенно? – отмахнулся сэр Чарльз.
– Я бы счел существенным увязать ее действия по крайней мере с ядом.
– С нитробензолом? Можно увязать ее действия с покупкой шоколадных конфет. Это для нее сложности не представляло. И то, что в качестве яда она выбрала нитробензол, можно отнести к ее уже установленной сообразительности.
– Понятно, – мистер Брэдли разгладил усики и вызывающе взглянул на сэра Чарльза. – Если хорошенько подумать, то вы вовсе не доказали виновность леди Пеннфазер в этом деле. Вы доказали только вероятность мотива и возможность преступления.
У мистера Брэдли неожиданно оказалась союзница, которая приняла его сторону.
– Именно так! – воскликнула миссис Филдер-Флемминг. – Как раз это я и хотела сказать. Если вы вашу версию сообщите полиции, сэр Чарльз, вам, я думаю, спасибо не скажут. Мистер Брэдли прав, вы совсем не доказали, что леди Пеннфазер виновата или что-то в подобном роде. Я уверена, вы заблуждаетесь, и очень сильно.
Сэр Чарльз был так ошарашен, что на мгновение лишился дара речи. Он так и сидел, широко округлив глаза.
– Заблуждаюсь? – единственное, что он выдавил из себя. Очевидно, возможность собственной ошибки никогда не приходила ему в голову.
– Наверное, лучше сказать – вы не правы, – сухо поправила себя миссис Филдер-Флемминг.
– Но, мадам, – впервые в жизни сэр Чарльз не находил слов. – Почему? Почему я не прав? – слабо сопротивлялся он.
– Потому что я в этом уверена, – отрезала миссис Филдер-Флемминг, не утруждая себя объяснениями.
Пока Роджер наблюдал эту сцену, совершалась медленная перемена и в нем. Прежде он находился под гипнотическим воздействием сэра Чарльза и, поддавшись напору его доводов и его самоуверенности, вынужден был принять его версию. Теперь его мнение изменилось на прямо противоположное. Теперь он полностью отрицал версию сэра Чарльза. Пропади все пропадом, но у этого парня, у Брэдли, голова все же покрепче. Он действительно прав. В версии сэра Чарльза были такие прорехи, что, будь он защитником леди Пеннфазер, наверняка бы заметил, что в каждую из них может проехать карета, запряженная шестеркой лошадей.
– Конечно, – в задумчивости вымолвил он. – Ничего нет необычного в том, что до своего отъезда за границу леди Пеннфазер имела постоянный счет в фирме «Мейсон и сыновья». Так же как совершенно обычная вещь для такой фирмы, как «Мейсон», вместе с копией счета об оплате присылать благодарственное письмецо. Как сказал сам сэр Чарльз, это делают многие старые, уважающие себя фирмы. И тот факт, что бланк, на котором было напечатано письмо, уже однажды использовали для подобной цели, ничего необычного в себе не содержит. Это очевидно, и кто бы ни был убийцей, он обязательно постарался бы заполучить этот фирменный бланк. Так что положительные ответы на три вопроса, из которых исходил сэр Чарльз, по-моему, не более чем случайное совпадение.
Сэр Чарльз повернулся к новоявленному противнику как разъяренный бык.
– Да, но вероятность случайного совпадения была крайне ничтожна, просто мизерна! – взревел он. – И если это действительно совпадение, то самое невероятное за всю мою практику.
– Ах, сэр Чарльз, вы во власти предубеждений, – мягко проговорил мистер Брэдли. – И все ужасно преувеличиваете. Вы выставляете один шанс против миллиона. А по моим прикидкам, тут скорее один против шести. Раскладки и комбинации, сами понимаете.
– К черту ваши раскладки, сэр! – в бешенстве зарычал сэр Чарльз. – И ваши комбинации туда же!
– Господин президент, – обратился Брэдли к Роджеру, – где записано в правилах нашего Клуба, что один из его членов может в оскорбительном тоне пройтись по поводу нижнего белья другого члена Клуба? Кроме того, сэр Чарльз, – он повернулся к противнику, – я не тот, в чьих правилах ходить в подобном тряпье, и я даже в раннем детстве в нем не ходил.
Только президентское кресло и положение, к которому оно обязывало, помешало Роджеру присоединиться к смешкам, пробежавшим вокруг стола. Чтобы ссора не разбросала Клуб, он решил остудить страсти.
– Брэдли, по-моему, вы уклонились от темы. Сэр Чарльз, я отнюдь не намерен разрушать вашу версию и, кроме того, не могу не оценить блестящую манеру, в которой вы ее изложили. Но если она заслуживает права на существование, то должна устоять под натиском любых аргументов, выдвинутых против нее. Только и всего. И я в самом деле считаю, что вы придаете слишком большое значение ответам на ваши три вопроса. Что бы вы хотели об этом сказать, мисс Дэммерс?
– Я согласна, – твердо произнесла мисс Дэммерс. – То, как сэр Чарльз настаивает на особой важности своих трех вопросов, напоминает мне известный трюк авторов детективных романов. Насколько я помню, он сказал, что если три его вопроса получат положительные ответы, то это будет означать, что виновность подозреваемой окончательно доказана, как если бы сам сэр Чарльз видел собственными глазами, как она впрыскивает яд в шоколад. Его доводы покоятся на весьма шатких основаниях, поскольку убедительность положительных ответов весьма мизерна, а ведь сомнительны сами шансы получить такие ответы. Иными словами, он навязал свое решение, не подкрепленное ни доказательствами, ни солидной аргументацией.
– Вы считаете, авторы детективов как раз этим и занимаются – навязывают свое решение? – поинтересовался Брэдли с кроткой улыбкой.
– Несомненно, мистер Брэдли. Я часто замечала это и в ваших книгах. Вы так навязчиво подаете свою мысль, что читателю ничего не остается, как принять ее, не оспаривая. «В этом пузырьке, – говорит сыщик, – красная жидкость, а в этом – синяя. Если обе жидкости окажутся чернилами, то из этого мы заключаем, что они были приобретены для того, чтобы заполнить пустые чернильницы в библиотеке. И это заключение единственно подлинное, как если бы мы прочли мысли убитого преступником человека». А между тем красные чернила могла купить служанка, чтобы покрасить свитер, а синие купил секретарь для своей авторучки; да мало ли других объяснений. Но они просто-напросто отметаются. Разве не так?
– Абсолютно так, – согласился Брэдли, ничуть не смущаясь. – А зачем тратить время на несущественные мелочи? Главное – дать понять читателю, в каком направлении думать, и он послушно пойдет за тобой. Вы правильно усвоили технику. Почему бы теперь самой не попробовать? За это хорошо платят, между прочим.
– Может быть, когда-нибудь и попробую. По крайней мере, должна вам сказать, у вас сыщики хоть работают, а не бездельничают в ожидании того, что объявится кто-то и укажет им, кто совершил убийство, как делают другие так называемые сыщики в так называемых детективных романах, которые мне тоже приходилось читать.
– Весьма польщен, – сказал мистер Брэдли. – Значит, вы все-таки читаете детективные романы?
– Разумеется, – довольно резко ответила мисс Дэммерс. – А почему бы и нет?
И она отвернулась от мистера Брэдли так же внезапно, как парировала его вызов.
– А как же быть с письмом, сэр Чарльз? Шрифт, например. Вам не кажется он важным в расследовании? – повернулась она к адвокату.
– Это деталь, которой бы надо заняться; я ведь, в сущности, лишь наметил основные направления, – сходство сэра Чарльза с быком уже исчезло. – Полагаю, полиция завершит проработку деталей.
– Думаю, им будет трудновато найти связь Полин Пеннфазер с пишущей машинкой, – заметила миссис Филдер-Флемминг не без ехидства.
Оппоненты сэра Чарльза, судя по всему, укрепляли свои позиции.
– Но позвольте, а как же мотив? – настаивал он сокрушенно. – Вы должны признать, что мотивация неоспорима.
– Вы не знакомы с Полин, сэр Чарльз? – спросила мисс Дэммерс.
– Не знаком.
– Оно и видно, – обронила мисс Дэммерс.
– Вы не согласны с версией сэра Чарльза, мисс Дэммерс? – осмелился спросить мистер Читтервик.
– Не согласна, – убежденно ответила мисс Дэммерс.
– Могу ли я спросить, по какой причине? – снова собрался с духом мистер Читтервик.
– Конечно можете. И то, что я скажу, решит все окончательно. Увы, сэр Чарльз, но это так. Когда произошло убийство, я была в Париже, и примерно в то время, когда пакет был опущен в почтовый ящик, я беседовала с Полип Пеннфазер в фойе Гранд-опера.
– Что?!– изумленно воскликнул сэр Чарльз, услышав своими ушами, как рухнули остатки его блестящей версии.
– Мне кажется, я должна принести извинения за то, что не сообщила об этом раньше, – произнесла мисс Дэммерс с невозмутимым спокойствием, – но мне было интересно, какую версию вы можете выстроить против Полин. И я искренне вас поздравляю. Это было великолепно сделано, если иметь в виду индуктивный подход. И если бы я с самого начала не знала, что исключительно все зиждется на заблуждении, вы бы легко смогли меня убедить.
– Но почему, почему она действовала тайно и зачем надо было подставлять вместо себя служанку, если ее путешествие было совершено с невинной целью? – с трудом проговорил сэр Чарльз, а в это время в голове его мелькали мысли о частных самолетах и за сколько времени они могут перенести человека с Плас-Опера на Трафалгар-сквер.
– Я же не сказала, что это было невинное путешествие, – тон мисс Дэммерс был совершенно беспечен. – Не один сэр Юстас ждет не дождется развода, чтобы снова вступить в брак. И Полин тоже времени зря не теряет. И правильно делает. В конце концов, она уже не первой молодости. И не забывайте, что существует такая странная инстанция, как королевский судья по бракоразводным делам. Неужели непонятно?
Президент поспешно объявил заседание закрытым. Ему не хотелось, чтобы один из членов Клуба скончался от апоплексического удара тут же, у него на руках.
– А! – проронил Роджер удивленно.
Что до него, то никакого сходства он не заметил. Он смущенно поерзал в кресле. Как же он не подумал? Параллель очевидна.
– В том деле, – продолжал сэр Чарльз, – мы имели жену, которой было предъявлено обвинение в том, что она послала своему мужу некий отравленный предмет. Было ли это пирожное или коробка конфет – значения не имеет, возможно, не стоит столь…
– Но ведь никто, у кого есть голова на плечах, до сих пор не верит, что виновна была Мари Лафарж, – с необычной для нее горячностью перебила его Алисия Дэммерс. – Было же доказано, что пирожное послал прораб, или как там еще, его звали Дэнис, если не ошибаюсь. У него были более веские мотивы для убийства, чем у Мари Лафарж.
Чарльз бросил на нее суровый взгляд:
– Мне кажется, я сказал «было предъявлено обвинение». Я имел в виду только факт и вовсе не собирался высказывать свое мнение по существу этого дела.
– Простите, – прознесла Алисия Дэммерс без тени смущения.
– Я всего лишь заметил сходство – не более. А теперь вернемся к нашему спору и начнем с того места, на котором остановились. Вспомним вопрос, который был мне задан, – сэр Чарльз не пожелал переходить на личности. Вопрос относительно того, что леди Пеннфазер могла иметь сообщницей человека верного, готового принять часть вины на себя. У меня такая мысль тоже возникала, но я отмел это сомнение. Все было задумано и выполнено ею одной, – он умолк, ожидая вопросов.
– Как же это могло случиться, сэр Чарльз? – решил помочь ему Роджер. – Она все это время находилась на юге Франции. Это установлено полицией. У нее неоспоримое алиби.
Сэр Чарльз одарил его лучезарной улыбкой:
– У нее было неоспоримое алиби, но я его разрушил. Вот что случилось на самом деле. За три дня до того, как был отправлен пакет, леди Пеннфазер для виду уехала в Авиньон. В конце недели она вернулась в Ментону. В регистрационной книге отеля в Авиньоне есть ее подпись, счет ею оплачен, тут все в порядке. Но вот что странно: установлено, что она не взяла с собой в Авиньон служанку, в высшей степени привлекательную молодую женщину с хорошими манерами, потому что счет оплачен за проживание одного человека. Но служанки не было и в Ментоне. Что, она в воздухе растворилась? – негодуя, обратился сэр Чарльз к присутствующим.
– Ну и ну! – отозвался мистер Читтервик, слушавший сэра Чарльза с огромным вниманием. – Сообразительная дама.
– Весьма сообразительная, – с готовностью согласился сэр Чарльз, безусловно считавший, что столь порочная дама не может не быть сообразительной. – Служанка играла в отеле роль своей госпожи, а госпожа в это время вернулась в Англию. Мне удалось это точно установить. Мой агент, получив от меня телеграмму с инструкциями, показал хозяину отеля в Авиньоне фотографию леди Пеннфазер и спросил, жила ли у него в отеле эта дама. Хозяин заверил, что нет, эта дама никогда в его отеле не останавливалась. Тогда мой агент показал фотографию служанки (ему удалось ее сфотографировать без ее ведома). Хозяин тут же ее узнал и сказал, что это леди Пеннфазер. Еще одна моя догадка с большой точностью подтвердилась.
Сэр Чарльз удовлетворенно откинулся в кресле и широким жестом смахнул с носа пенсне, исполненный гордости от сознания собственной проницательности.
– Так что, у леди Пеннфазер все же была сообщница? – проговорил мистер Брэдли, изображая взрослого, обсуждающего сказку «Три медвежонка» с четырехлетним ребенком.
– Но не причастная к самому умыслу, – отрезал сэр Чарльз. – Мой агент деликатно осведомился у служанки и выяснил, что ее госпожа должна была по срочному делу выехать в Англию. Но первые полгода она уже прожила в Англии, и если бы стало известно, что она хоть ненадолго туда возвращалась, ей бы пришлось платить налог за вторую половину года, а это составило бы приличную сумму. Она сообразила, как ей избежать лишних денежных расходов, а служанке пообещала щедрое вознаграждение. Предложение, разумеется, было принято. Очень, очень сообразительная дама, – он с улыбкой окинул взглядом членов Клуба, ожидая их одобрения.
– Какая же вы умница, сэр Чарльз, – промурлыкала Алисия Дэммерс, чтобы поддержать его.
– К сожалению, у меня нет точных данных, что леди Пеннфазер действительно побывала в нашей стране, – сказал сэр Чарльз. – И с точки зрения следствия дело не может быть закончено без оных. Однако их может восполнить полиция. В остальном я заявляю, что дело мною закрыто. Мне чрезвычайно неприятно утверждать это, но выбора у меня нет. Леди Пеннфазер – убийца миссис Бендикс.
Сэр Чарльз умолк, и воцарилась тишина. Все погрузились в глубокую задумчивость. Вопросов была тьма, но никто не решался задать их первым. Роджер, не мигая, уставился перед собой, будто провожая тоскливым взглядом уходящую от него добычу. Сомневаться в том, что сэр Чарльз раскрыл преступление, не приходилось.
Мистер Эмброуз Читтервик наконец отважился нарушить тишину:
– Мы поздравляем вас, сэр Чарльз. Вы нашли блестящее решение, просто поразительное. Меня смущает только мотив. Ради чего леди Пеннфазер должна желать смерти своему мужу, если она с ним разводится? Или она, быть может, боится, что ее ходатайство о расторжении брака не будет удовлетворено?
– Совсем напротив, – ласково произнес сэр Чарльз. – Именно то обстоятельство, что ей известно, что ходатайство будет удовлетворено, и заставило ее желать его смерти.
– Я… я не понимаю, – сконфуженно заикаясь, проговорил мистер Читтервик.
Сэр Чарльз помолчал, наслаждаясь общим замешательством. И затем милостиво позволил себе снять напряжение. Как опытный оратор он прекрасно чувствовал аудиторию.
– В самом начале я заметил, что располагал некоторыми сведениями, которые помогли мне прийти к заключению по этому делу. Теперь я хотел бы этими сведениями поделиться с вами. До вас дошли слухи о помолвке сэра Юстаса с моей дочерью. Я не нарушу тайну, если скажу, что несколько недель тому назад сэр Юстас пришел ко мне и официально попросил моего разрешения на их помолвку, после того как его брак будет расторгнут. Нет нужды излагать вам все подробности, о которых шла речь во время нашей беседы. К делу имеет отношение лишь то, что сэр Юстас категорически заявил, что его жена крайне противилась их разводу и согласилась на него только тогда, когда сэр Юстас написал завещание, по которому все имущество сэра Юстаса после его смерти переходило ей, включая поместье в Уорчестершире. Леди Пеннфазер сама имеет небольшой годовой доход, но сэр Юстас, не желая ущемлять ее имущественных прав как бывшей жены, пошел на это. Однако поместье заложено, и то, что он получает за аренду, почти полностью пожирают проценты по закладной. С учетом прочих расходов ей досталось бы в общем-то не так уж много. Следует учесть, что при заключении брачного соглашения с леди Пеннфазер жизнь сэра Юстаса была застрахована на приличную сумму, причем в страховом полисе был оговорен и заклад имения. Со смертью сэра Юстаса закладная аннулируется. И посему сэру Юстасу почти нечего было предложить моей дочери, как он сам откровенно признался. Не только я, но и вы, – продолжал свои рассуждения сэр Чарльз, – не можете не отметить во всем этом весьма важное обстоятельство. По завещанию после смерти мужа леди Пеннфазер, которую нельзя отнести к людям состоятельным, могла бы стать довольно богатой. Но тут вдруг до нее доходяг слухи о возможности нового брака сэра Юстаса по завершении бракоразводного процесса. И вполне вероятно, что завещание будет изменено в пользу новой жены, – не так ли? О характере леди Пеннфазер достаточно хорошо свидетельствует то обстоятельство, что она пошла на согласие Дать развод только после того, как вынудила сэра Юстаса подписать завещание в свою пользу. Очевидно, мы имеем Дело с хищницей, жадной до денег. Для таких убийство – логичный шаг, на который их толкает жажда денег. А в Данном случае ей оставалось только убийство. На него была вся надежда. Я не думаю, – заключил сэр Чарльз, – Что мне следует развивать эту мысль дальше. – Снова пенсне взвилось в воздух.
– Необычайно убедительно, – вздохнул Роджер. – и вы собираетесь доложить свою версию полиции, сэр Чарльз?
– Я полагаю, что, не совершив этого, я выкажу тем самым непростительное небрежение своим гражданским долгом, – сэр Чарльз был высокопарен. Он был явно доволен собою и не мог этого скрыть.
– Хм! – Судя по всему, мистер Брэдли отнюдь не разделял самодовольства сэра Чарльза. – Куда же в вашей версии делись шоколадки? По-вашему, она их здесь изготовила или привезла с собой?
– Разве это так существенно? – отмахнулся сэр Чарльз.
– Я бы счел существенным увязать ее действия по крайней мере с ядом.
– С нитробензолом? Можно увязать ее действия с покупкой шоколадных конфет. Это для нее сложности не представляло. И то, что в качестве яда она выбрала нитробензол, можно отнести к ее уже установленной сообразительности.
– Понятно, – мистер Брэдли разгладил усики и вызывающе взглянул на сэра Чарльза. – Если хорошенько подумать, то вы вовсе не доказали виновность леди Пеннфазер в этом деле. Вы доказали только вероятность мотива и возможность преступления.
У мистера Брэдли неожиданно оказалась союзница, которая приняла его сторону.
– Именно так! – воскликнула миссис Филдер-Флемминг. – Как раз это я и хотела сказать. Если вы вашу версию сообщите полиции, сэр Чарльз, вам, я думаю, спасибо не скажут. Мистер Брэдли прав, вы совсем не доказали, что леди Пеннфазер виновата или что-то в подобном роде. Я уверена, вы заблуждаетесь, и очень сильно.
Сэр Чарльз был так ошарашен, что на мгновение лишился дара речи. Он так и сидел, широко округлив глаза.
– Заблуждаюсь? – единственное, что он выдавил из себя. Очевидно, возможность собственной ошибки никогда не приходила ему в голову.
– Наверное, лучше сказать – вы не правы, – сухо поправила себя миссис Филдер-Флемминг.
– Но, мадам, – впервые в жизни сэр Чарльз не находил слов. – Почему? Почему я не прав? – слабо сопротивлялся он.
– Потому что я в этом уверена, – отрезала миссис Филдер-Флемминг, не утруждая себя объяснениями.
Пока Роджер наблюдал эту сцену, совершалась медленная перемена и в нем. Прежде он находился под гипнотическим воздействием сэра Чарльза и, поддавшись напору его доводов и его самоуверенности, вынужден был принять его версию. Теперь его мнение изменилось на прямо противоположное. Теперь он полностью отрицал версию сэра Чарльза. Пропади все пропадом, но у этого парня, у Брэдли, голова все же покрепче. Он действительно прав. В версии сэра Чарльза были такие прорехи, что, будь он защитником леди Пеннфазер, наверняка бы заметил, что в каждую из них может проехать карета, запряженная шестеркой лошадей.
– Конечно, – в задумчивости вымолвил он. – Ничего нет необычного в том, что до своего отъезда за границу леди Пеннфазер имела постоянный счет в фирме «Мейсон и сыновья». Так же как совершенно обычная вещь для такой фирмы, как «Мейсон», вместе с копией счета об оплате присылать благодарственное письмецо. Как сказал сам сэр Чарльз, это делают многие старые, уважающие себя фирмы. И тот факт, что бланк, на котором было напечатано письмо, уже однажды использовали для подобной цели, ничего необычного в себе не содержит. Это очевидно, и кто бы ни был убийцей, он обязательно постарался бы заполучить этот фирменный бланк. Так что положительные ответы на три вопроса, из которых исходил сэр Чарльз, по-моему, не более чем случайное совпадение.
Сэр Чарльз повернулся к новоявленному противнику как разъяренный бык.
– Да, но вероятность случайного совпадения была крайне ничтожна, просто мизерна! – взревел он. – И если это действительно совпадение, то самое невероятное за всю мою практику.
– Ах, сэр Чарльз, вы во власти предубеждений, – мягко проговорил мистер Брэдли. – И все ужасно преувеличиваете. Вы выставляете один шанс против миллиона. А по моим прикидкам, тут скорее один против шести. Раскладки и комбинации, сами понимаете.
– К черту ваши раскладки, сэр! – в бешенстве зарычал сэр Чарльз. – И ваши комбинации туда же!
– Господин президент, – обратился Брэдли к Роджеру, – где записано в правилах нашего Клуба, что один из его членов может в оскорбительном тоне пройтись по поводу нижнего белья другого члена Клуба? Кроме того, сэр Чарльз, – он повернулся к противнику, – я не тот, в чьих правилах ходить в подобном тряпье, и я даже в раннем детстве в нем не ходил.
Только президентское кресло и положение, к которому оно обязывало, помешало Роджеру присоединиться к смешкам, пробежавшим вокруг стола. Чтобы ссора не разбросала Клуб, он решил остудить страсти.
– Брэдли, по-моему, вы уклонились от темы. Сэр Чарльз, я отнюдь не намерен разрушать вашу версию и, кроме того, не могу не оценить блестящую манеру, в которой вы ее изложили. Но если она заслуживает права на существование, то должна устоять под натиском любых аргументов, выдвинутых против нее. Только и всего. И я в самом деле считаю, что вы придаете слишком большое значение ответам на ваши три вопроса. Что бы вы хотели об этом сказать, мисс Дэммерс?
– Я согласна, – твердо произнесла мисс Дэммерс. – То, как сэр Чарльз настаивает на особой важности своих трех вопросов, напоминает мне известный трюк авторов детективных романов. Насколько я помню, он сказал, что если три его вопроса получат положительные ответы, то это будет означать, что виновность подозреваемой окончательно доказана, как если бы сам сэр Чарльз видел собственными глазами, как она впрыскивает яд в шоколад. Его доводы покоятся на весьма шатких основаниях, поскольку убедительность положительных ответов весьма мизерна, а ведь сомнительны сами шансы получить такие ответы. Иными словами, он навязал свое решение, не подкрепленное ни доказательствами, ни солидной аргументацией.
– Вы считаете, авторы детективов как раз этим и занимаются – навязывают свое решение? – поинтересовался Брэдли с кроткой улыбкой.
– Несомненно, мистер Брэдли. Я часто замечала это и в ваших книгах. Вы так навязчиво подаете свою мысль, что читателю ничего не остается, как принять ее, не оспаривая. «В этом пузырьке, – говорит сыщик, – красная жидкость, а в этом – синяя. Если обе жидкости окажутся чернилами, то из этого мы заключаем, что они были приобретены для того, чтобы заполнить пустые чернильницы в библиотеке. И это заключение единственно подлинное, как если бы мы прочли мысли убитого преступником человека». А между тем красные чернила могла купить служанка, чтобы покрасить свитер, а синие купил секретарь для своей авторучки; да мало ли других объяснений. Но они просто-напросто отметаются. Разве не так?
– Абсолютно так, – согласился Брэдли, ничуть не смущаясь. – А зачем тратить время на несущественные мелочи? Главное – дать понять читателю, в каком направлении думать, и он послушно пойдет за тобой. Вы правильно усвоили технику. Почему бы теперь самой не попробовать? За это хорошо платят, между прочим.
– Может быть, когда-нибудь и попробую. По крайней мере, должна вам сказать, у вас сыщики хоть работают, а не бездельничают в ожидании того, что объявится кто-то и укажет им, кто совершил убийство, как делают другие так называемые сыщики в так называемых детективных романах, которые мне тоже приходилось читать.
– Весьма польщен, – сказал мистер Брэдли. – Значит, вы все-таки читаете детективные романы?
– Разумеется, – довольно резко ответила мисс Дэммерс. – А почему бы и нет?
И она отвернулась от мистера Брэдли так же внезапно, как парировала его вызов.
– А как же быть с письмом, сэр Чарльз? Шрифт, например. Вам не кажется он важным в расследовании? – повернулась она к адвокату.
– Это деталь, которой бы надо заняться; я ведь, в сущности, лишь наметил основные направления, – сходство сэра Чарльза с быком уже исчезло. – Полагаю, полиция завершит проработку деталей.
– Думаю, им будет трудновато найти связь Полин Пеннфазер с пишущей машинкой, – заметила миссис Филдер-Флемминг не без ехидства.
Оппоненты сэра Чарльза, судя по всему, укрепляли свои позиции.
– Но позвольте, а как же мотив? – настаивал он сокрушенно. – Вы должны признать, что мотивация неоспорима.
– Вы не знакомы с Полин, сэр Чарльз? – спросила мисс Дэммерс.
– Не знаком.
– Оно и видно, – обронила мисс Дэммерс.
– Вы не согласны с версией сэра Чарльза, мисс Дэммерс? – осмелился спросить мистер Читтервик.
– Не согласна, – убежденно ответила мисс Дэммерс.
– Могу ли я спросить, по какой причине? – снова собрался с духом мистер Читтервик.
– Конечно можете. И то, что я скажу, решит все окончательно. Увы, сэр Чарльз, но это так. Когда произошло убийство, я была в Париже, и примерно в то время, когда пакет был опущен в почтовый ящик, я беседовала с Полип Пеннфазер в фойе Гранд-опера.
– Что?!– изумленно воскликнул сэр Чарльз, услышав своими ушами, как рухнули остатки его блестящей версии.
– Мне кажется, я должна принести извинения за то, что не сообщила об этом раньше, – произнесла мисс Дэммерс с невозмутимым спокойствием, – но мне было интересно, какую версию вы можете выстроить против Полин. И я искренне вас поздравляю. Это было великолепно сделано, если иметь в виду индуктивный подход. И если бы я с самого начала не знала, что исключительно все зиждется на заблуждении, вы бы легко смогли меня убедить.
– Но почему, почему она действовала тайно и зачем надо было подставлять вместо себя служанку, если ее путешествие было совершено с невинной целью? – с трудом проговорил сэр Чарльз, а в это время в голове его мелькали мысли о частных самолетах и за сколько времени они могут перенести человека с Плас-Опера на Трафалгар-сквер.
– Я же не сказала, что это было невинное путешествие, – тон мисс Дэммерс был совершенно беспечен. – Не один сэр Юстас ждет не дождется развода, чтобы снова вступить в брак. И Полин тоже времени зря не теряет. И правильно делает. В конце концов, она уже не первой молодости. И не забывайте, что существует такая странная инстанция, как королевский судья по бракоразводным делам. Неужели непонятно?
Президент поспешно объявил заседание закрытым. Ему не хотелось, чтобы один из членов Клуба скончался от апоплексического удара тут же, у него на руках.
Глава 7
Миссис Филдер-Флемминг нервничала, ужасно нервничала.
Без всякого смысла она лихорадочно перелистывала странички своего блокнота, и, пока Роджер произносил вступительное слово, предваряя ее доклад, она вся извелась от нетерпения. Правда, она уже успела шепнуть на ухо Алисии Дэммерс, что она думает по делу об убийстве миссис Бендикс, уверяя ее, что это единственно верный и окончательный вывод. Голова ее просто разламывалась от фактов, добытых ею, и можно было подумать, что само небо послало ей случай наконец-то всех сразить наповал. Но, увы как свидетельствовал ее вид, по каким-то причинам не сможет она, не пожелает этим случаем воспользоваться Она трепетала от волнения, сотрясавшего все ее существо до самой его глубины, и если бы члены Клуба не знали миссис Филдер-Флемминг преотлично, они могли бы подумать, что все так и есть на самом деле.
– Вы готовы, миссис Филдер-Флемминг? – Роджер с удивлением наблюдал ее слишком откровенное возбуждение.
Миссис Филдер-Флемминг покрепче усадила на голове свою шляпку, которая совсем ее не украшала, потерла носик (не знавший пудры и потому от прикосновений зардевшийся еще невинней) и обвела робким взором общество, расположившееся вокруг стола. Роджер все с тем же изумлением смотрел на нее. Миссис Филдер-Флемминг совершенно очевидно выступать было страшно. Что-то неведомое заставляло ее не желать того, что надвигалось, более того, это неведомое довлело над важностью задачи, стоявшей перед миссис Филдер-Флемминг. Она нервно откашлялась.
– Мне предстоит очень трудное дело, – тихим голосом приступила она, – я почти не спала всю прошедшую ночь. Невозможно себе представить, как это все отвратительно для такой женщины, как я, – она замолчала и кончиком языка облизала губы.
– Ну пожалуйста, миссис Филдер-Флемминг, мы вас просим. – Роджер чувствовал, что должен ее подбодрить. – Мы все волнуемся перед выступлением. Я слышал, однажды на своей премьере вы произнесли прекрасную речь.
Миссис Филдер-Флемминг взглянула на него с недоумением. Видимо, его слова ничуть не прибавили ей спокойствия.
– Я не об этом, мистер Шерингэм, – произнесла она не без резкости. – Я говорю о том бремени фактов, которые попали ко мне в руки, и о тяжком долге, который мне надлежит здесь выполнить.
– Вы хотите сказать, что распутали это дельце? – осведомился мистер Брэдли весьма непочтительно.
Миссис Филдер-Флемминг окинула его мрачным взглядом.
– К моему бесконечному сожалению, – произнесла она Низким, тревожащим голосом, – мне это удалось.
Миссис Филдер-Флемминг, казалось, наконец овладела собой. Она заглянула в свои записи и уже куда уверенней снова заговорила:
– Криминалистика всегда привлекала меня как профессионального драматурга. Мой интерес к ней связан с неисчерпаемым опытом человеческой драмы. Неотвратимость убийства, обреченная на гибель жертва, подсознательно знающая это, но тщетно сопротивляющаяся своей злой судьбе, жребием избранный убийца, сначала бессознательно, а затем осознанно и бесповоротно стремящийся к начертанной злым роком развязке, силы потаенные, возможно неведомые ни жертве, ни убийце, упрямо ведущие их к осуществлению трагической развязки, не говоря о чудовищности совершаемого… я всегда ощущала, что любое самое простое или самое страшное убийство замешено на глубочайшей человеческой драме, с которой не идет в сравнение ни одна даже самая сложная ситуация, возникающая порой в жизни людей. Вспомните пьесы Ибсена: нагромождение неизбежно противоборствующих обстоятельств, которое мы назовем судьбой; тут есть нечто и от Эдгара Уоллеса – в катарсисе, через который приводит он нас, взирающих на драму жизни, к очищению в финале. И потому совершенно естественно, что я буду рассматривать наше дело в какой-то степени под углом зрения моей профессии (тем более что тут я столкнулась с драматическим поворотом, какой даже трудно было б измыслить). Призвание мое сказалось также и в том, как я подошла к решению стоявшей передо мной задачи. Как бы то ни было, я поступила именно так, и никак иначе. Результат более чем оправдал мои самые страшные ожидания. Я рассматривала дело в свете одной из древнейших драматических ситуаций, и вскоре оно открылось передо мной со всей своей неприглядной очевидностью. Я имею в виду ситуацию, которая у джентльменов, именующих себя театральными критиками, неизменно носит название «вечного трагического треугольника». Конечно, я должна была начать с одного из участников треугольника, с сэра Юстаса Пеннфазера. Из двух других участников один должен был быть женщиной, другой – мужчиной или тоже женщиной. И тут я обратилась к очень старому и очень мудрому афоризму chercher la femme, и… – голос миссис Филдер-Флемминг зазвучал торжественно, – я ее нашла.
Без всякого смысла она лихорадочно перелистывала странички своего блокнота, и, пока Роджер произносил вступительное слово, предваряя ее доклад, она вся извелась от нетерпения. Правда, она уже успела шепнуть на ухо Алисии Дэммерс, что она думает по делу об убийстве миссис Бендикс, уверяя ее, что это единственно верный и окончательный вывод. Голова ее просто разламывалась от фактов, добытых ею, и можно было подумать, что само небо послало ей случай наконец-то всех сразить наповал. Но, увы как свидетельствовал ее вид, по каким-то причинам не сможет она, не пожелает этим случаем воспользоваться Она трепетала от волнения, сотрясавшего все ее существо до самой его глубины, и если бы члены Клуба не знали миссис Филдер-Флемминг преотлично, они могли бы подумать, что все так и есть на самом деле.
– Вы готовы, миссис Филдер-Флемминг? – Роджер с удивлением наблюдал ее слишком откровенное возбуждение.
Миссис Филдер-Флемминг покрепче усадила на голове свою шляпку, которая совсем ее не украшала, потерла носик (не знавший пудры и потому от прикосновений зардевшийся еще невинней) и обвела робким взором общество, расположившееся вокруг стола. Роджер все с тем же изумлением смотрел на нее. Миссис Филдер-Флемминг совершенно очевидно выступать было страшно. Что-то неведомое заставляло ее не желать того, что надвигалось, более того, это неведомое довлело над важностью задачи, стоявшей перед миссис Филдер-Флемминг. Она нервно откашлялась.
– Мне предстоит очень трудное дело, – тихим голосом приступила она, – я почти не спала всю прошедшую ночь. Невозможно себе представить, как это все отвратительно для такой женщины, как я, – она замолчала и кончиком языка облизала губы.
– Ну пожалуйста, миссис Филдер-Флемминг, мы вас просим. – Роджер чувствовал, что должен ее подбодрить. – Мы все волнуемся перед выступлением. Я слышал, однажды на своей премьере вы произнесли прекрасную речь.
Миссис Филдер-Флемминг взглянула на него с недоумением. Видимо, его слова ничуть не прибавили ей спокойствия.
– Я не об этом, мистер Шерингэм, – произнесла она не без резкости. – Я говорю о том бремени фактов, которые попали ко мне в руки, и о тяжком долге, который мне надлежит здесь выполнить.
– Вы хотите сказать, что распутали это дельце? – осведомился мистер Брэдли весьма непочтительно.
Миссис Филдер-Флемминг окинула его мрачным взглядом.
– К моему бесконечному сожалению, – произнесла она Низким, тревожащим голосом, – мне это удалось.
Миссис Филдер-Флемминг, казалось, наконец овладела собой. Она заглянула в свои записи и уже куда уверенней снова заговорила:
– Криминалистика всегда привлекала меня как профессионального драматурга. Мой интерес к ней связан с неисчерпаемым опытом человеческой драмы. Неотвратимость убийства, обреченная на гибель жертва, подсознательно знающая это, но тщетно сопротивляющаяся своей злой судьбе, жребием избранный убийца, сначала бессознательно, а затем осознанно и бесповоротно стремящийся к начертанной злым роком развязке, силы потаенные, возможно неведомые ни жертве, ни убийце, упрямо ведущие их к осуществлению трагической развязки, не говоря о чудовищности совершаемого… я всегда ощущала, что любое самое простое или самое страшное убийство замешено на глубочайшей человеческой драме, с которой не идет в сравнение ни одна даже самая сложная ситуация, возникающая порой в жизни людей. Вспомните пьесы Ибсена: нагромождение неизбежно противоборствующих обстоятельств, которое мы назовем судьбой; тут есть нечто и от Эдгара Уоллеса – в катарсисе, через который приводит он нас, взирающих на драму жизни, к очищению в финале. И потому совершенно естественно, что я буду рассматривать наше дело в какой-то степени под углом зрения моей профессии (тем более что тут я столкнулась с драматическим поворотом, какой даже трудно было б измыслить). Призвание мое сказалось также и в том, как я подошла к решению стоявшей передо мной задачи. Как бы то ни было, я поступила именно так, и никак иначе. Результат более чем оправдал мои самые страшные ожидания. Я рассматривала дело в свете одной из древнейших драматических ситуаций, и вскоре оно открылось передо мной со всей своей неприглядной очевидностью. Я имею в виду ситуацию, которая у джентльменов, именующих себя театральными критиками, неизменно носит название «вечного трагического треугольника». Конечно, я должна была начать с одного из участников треугольника, с сэра Юстаса Пеннфазера. Из двух других участников один должен был быть женщиной, другой – мужчиной или тоже женщиной. И тут я обратилась к очень старому и очень мудрому афоризму chercher la femme, и… – голос миссис Филдер-Флемминг зазвучал торжественно, – я ее нашла.