Но, как часто бывает, вмешался случай. Две неожиданные встречи в тот же день, и притом на протяжении одного часа, в корне изменили его отношение к делу, академический интерес отодвинулся на задний план, уступив место сугубо личному интересу.
Первая встреча произошла на Бонд-стрит.
Когда он вышел из магазина в новой шляпе, сидевшей у него на голове безукоризненно, он увидел, как сквозь толпу к нему пробивается миссис Веррекер-ле-Межерер. Миссис Веррекер-ле-Межерер была маленькая, изящная, великолепно одетая, богатая, сравнительно еще молодая вдова, и она обожала Роджера. Роджер был не лишен самомнения, и тем не менее он не мог понять, что было тому причиной, но всякий раз, когда он уделял ей хоть каплю внимания, она готова была служить ему как собачонка (конечно, это метафора, он никогда подобного не допустил бы): глядела ему в глаза снизу вверх своими огромными влажными карими глазами и прямо таяла от восторга. И все время болтала. А Роджер, который сам любил поговорить, терпеть не мог болтовни.
Он попытался скрыться на другой стороне улицы, но машины шли сплошным потоком, и ему ничего не оставалось, как сдаться. Изобразив на лице приветливую улыбку, которая скрывала его совсем не любезные мысли, он дотронулся до своей новой отличной шляпы, слегка подпортив ее безупречный наклон.
Миссис Веррекер-ле-Межерер с радостью в него вцепилась.
– О, мистер Шерингэм! Вы-то как раз мне и нужны! Мистер Шерингэм, пожалуйста, скажите… Конечно под большим секретом… Вы действительно взялись расследовать ужасное убийство бедной Джоан Бендикс? Нет-нет, не говорите, что это не так.
Роджер хотел сказать, что он только надеется его распутать, но она не дала ему произнести ни слова.
– Ведь это правда, да? Ах, как это ужасно! Вы должны, обязательно должны узнать, кто послал шоколадки сэру Юстасу Пеннфазеру. Будет просто возмутительно, если вы не узнаете.
Роджер, как положено при светском общении, попытался, продолжая деланно улыбаться, вставить хоть слово, но бесполезно.
– Я была в ужасе, когда услышала об этом. В кошмарном ужасе, – миссис Веррекер-ле-Межерер изобразила кошмарный ужас на лице. – Понимаете, мы с Джоан были очень близкими подругами. Почти как родные. Мы же учились вместе в школе. Вы что-то хотели сказать, мистер Шерингэм?
Пока она тараторила, Роджер позволил себе недоверчиво хмыкнуть, и ее вопрос застал его врасплох. Он замотал головой, отрицая.
– И что совсем ужасно, просто чудовищно, что Джоан сама накликала на себя беду. Ну, разве это не кошмар?
Роджер насторожился и уже решил не смываться.
– Что вы сказали? – удалось ввернуть ему. Он просто не верил своим ушам.
– Кажется, это называют трагической иронией судьбы, – упивалась своей болтовней миссис Веррекер-ле-Межерер. – Конечно все ужасно трагично, но ирония тоже какая-то трагическая, я даже не представляла, что ирония такая бывает. Вы, конечно, знаете, что все случилось из-за пари, которое они заключили с мужем, и что он проспорил ей коробку шоколада, а если бы этого не было, сэр Юстас сам бы съел эти конфеты и отправился бы на тот свет, а он, все говорят, такая личность, что туда ему и дорога. Знаете, мистер Шерингэм, – миссис Веррекер-ле-Межерер перешла на шепот и опасливо, как конспиратор, огляделась По сторонам, – я никогда никому этого не говорила говорю только вам, потому что знаю, вы это оцените. Вы ведь тоже понимаете, что такое ирония, правда?
– Обожаю иронию, – автоматически ответил Роджер. – Дальше?
– Так вот: Джоан его обманула!
– Что вы имеете в виду? – спросил Роджер, не понимая.
Миссис Веррекер-ле-Межерер видела, что сообщила нечто сенсационное, и не могла скрыть своего удовольствия.
– Ну как же, она вообще не должна была заключать пари. За то и была так страшно наказана. Ужасное наказание, что и говорить, но весь кошмар заключается в том, что она сама навлекла на себя беду, да, в каком-то смысле это действительно так. Я в жутком отчаянии из-за всего этого. Мне даже страшно гасить свет, когда я ложусь спать. Сразу передо мной в темноте Джоан! Просто жуть! – И действительно, в какой-то момент на лице миссис Веррекер-ле-Межерер промелькнуло настоящее чувство – по лицу ее пробежала тень усталости.
– А почему миссис Бендикс не должна была заключать пари? – терпеливо допытывался Роджер.
– Как почему? Потому что она уже видела эту пьесу! Еще в первую неделю премьеры мы с ней вместе ходили ее смотреть. Она знала, кто окажется убийцей.
– О боже! – воскликнул Роджер, и миссис Веррекер-ле-Межерер дождалась наконец впечатления, на которое рассчитывала. – Опять Кара Судьбы? И никого из нас не минует!
– Что-то лирическое, да? – щебетала миссис Веррекер-ле-Межерер, которой эти слова мало что говорили. – Да, наверное, что-то в этом духе. Хотя, мне кажется, наказание слишком уж жестокое для такой мелкой провинности. Господи, да если каждая женщина, слукавив в споре, будет за это жизнью расплачиваться, кто из нас на белом свете останется? – с наивной откровенностью взмолилась миссис Веррекер-ле-Межерер.
– Н-да! – осторожно прореагировал Роджер.
Миссис Веррекер-ле-Межерер быстро поглядела по сторонам и облизнула губы. Роджеру казалось, она болтает на этот раз не так, как обычно, ради того лишь, чтобы болтать. А наоборот, болтает, чтобы не проговориться, а что бы не проговориться, надо болтать без остановки. И какая-то у нее есть на то скрытая причина. Казалось, она гораздо глубже восприняла смерть подруги, но не хотела это обнаруживать и заглушала все болтовней. Не без удивления Роджер отметил, что при всей любви к покойной подруге, что, возможно, было и правдой, миссис Веррекер-ле-Межерер, говоря о ней добрые слова, невольно то и дело будто намекала, что за ее подругой была какая-го вина, и, казалось, для нее самой это служило неким утешением при мысли о смерти, постигшей ее подругу.
– Уж кто-кто, но только не Джоан Бендикс! Вот что я никак не могу пережить, мистер Шерингэм. Кто бы мог подумать, что Джоан способна на такое! Джоан всегда была такая славная. Может быть, немножко прижимистая в смысле денег, с этим сталкиваться не очень приятно, особенно зная, как она богата, но это все пустяки. Конечно это была шутка, она просто разыгрывала мужа. Я вообще привыкла думать, что Джоан очень серьезная, если вы понимаете, в каком смысле я говорю.
– Вполне понимаю, – сказал Роджер, которому, как большинству людей, был доступен обыкновенный английский.
– Ну, то есть я имею в виду, что обычно люди не распространяются про честь, и совесть, и про добропорядочность, это как-то само собой разумеется. А Джоан все время про это говорила. Она всегда говорила, что это бесчестно, а то непорядочно, вот и заплатила за свою непорядочность, бедняжка. Разве нет? Я думаю, все это лишний раз подтверждает старую пословицу.
– Какую пословицу? – спросил Роджер, почти уже завороженный ее болтовней.
– Тихие воды глубоки. Джоан была слишком глубокой натурой, вот в чем дело, – миссис Веррекер-ле-Межерер вздохнула. В ее глазах душевная глубина была, очевидно, большим общественным злом. – Нет, я не хочу сказать ничего дурного, особенно теперь, когда ее, бедняжки, уже нет на этом свете, но я думаю, что психология очень интересная штука, вы согласны со мной, мистер Шерингэм?
– Совершенно удивительная, – хмуро подтвердил Роджер. – Однако мне пора…
– А что об этом думает сам сэр Юстас Пеннфазер, этот ужасный человек? – В голосе миссис Веррекер-ле-Межерер послышались угрожающие нотки. – В конце концов, он тоже должен нести ответственность за смерть Джоан.
– Конечно, однако… – Роджер не питал особой любви к сэру Юстасу Пеннфазеру, но он чувствовал себя обязанным возразить, поскольку сэра Юстаса обвиняли в том, к чему он не был причастен, – мне кажется, вы не правы, этого нельзя утверждать, миссис Веррекер-ле-Межерер.
– Нет можно, и я это утверждаю, – бестрепетно заявила миссис Веррекер-ле-Межерер. – Вы когда-нибудь его видели? Говорят, он чудовище. Бегает за женщинами, меняет их без конца, надоест – бах! – бросает. Это правда?
– Не могу ничего сказать, – холодно произнес Роджер. – Я его совершенно не знаю.
– Ха, а теперь только и разговоров о том, за кем он последнее время волочится, – надменно промолвила миссис Веррекер-ле-Межерер, порозовев несколько гуще, чем предписывал цвет ее нежных румян. – Мне уже человек десять сказали. За женой Брайса, вот за кем. Ну, знаете, за женой того нефтяного короля или бензинового, точно не знаю, на чем он разбогател.
– Никогда не слышал о ней, – соврал Роджер.
– Роман начался неделю назад, мне сказали, – трещала миссис Веррекер-ле-Межерер, собирательница свежеиспеченных сплетен. – Сэру Юстасу, как я полагаю, надо было утешиться, что ему не досталась Дора Уайлдмен. Слава богу, у сэра Чарльза хватило ума вмешаться и запретить их брак. Он ведь запретил его, да? Я слышала об этом на днях. Ужасный тип этот сэр Юстас! Неужели до него не доходит, что он фактически виновен в смерти бедной Джоан, и эго должно было отрезвить его, наконец. Нет, не доходит. Между прочим, мне кажется, он…
– Вы бывали в театрах последнее время? – громко спросил Роджер.
Миссис Веррекер-ле-Межерер широко раскрыла глаза, не понимая его вопроса.
– В театрах? Да, я думаю, я видела весь репертуар этого сезона. А что?
– Так, спросил ради интереса. Новое ревю в «Павильоне» видели? Недурно, по-моему. Простите, но мне пора…
– О, не говорите! – Миссис Веррекер-ле-Межерер слегка передернуло. – Я была на спектакле в «Павильоне» за день до ее смерти.
«Неужели она ни на минуту не может отвлечься от этой темы?» – подумал Роджер.
– Леди Кэвелстоук пригласила меня к себе в ложу, у Нее собралась там компания.
– В самом деле? – рассеянно спросил Роджер, размышляя, как бы обойти эту дамочку ловким маневром, как в регби, и нырнуть при первой же возможности в поток машин. Но ему не хотелось показаться невежей.
– Замечательный спектакль, – бормотал он, подвигаясь к обочине. – Мне особенно понравился скетч «Вечный треугольник».
– «Вечный треугольник»? – переспросила миссис Веррекер-ле-Межерер, припоминая, видела она его или нет.
– С него начинали…
– Ах, может быть, и не видела. Я чуть-чуть опоздала, на несколько минут. Но что делать? – с чувством произнесла она. – Я всегда и везде опаздываю.
Роджер отметил про себя, что «чуть-чуть» являлось в данном случае эвфемизмом, что вообще было характерно для миссис Веррекер-ле-Межерер, когда она говорила о себе. «Вечный треугольник» по программе шел спустя добрых полчаса после начала представления.
– А! – Тут Роджер увидел приближающийся автобус. – К сожалению, должен проститься, миссис Веррекер-ле-Межерер. У меня встреча с одним человеком, нам надо кое о чем переговорить. Он из Скотленд-Ярда! – выразительным шепотом закончил он.
– О! Так вы действительно занимаетесь расследованием ужасной смерти Джоан, мистер Шерингэм? Ну скажите, умоляю! Я никому ни звука!
Роджер с загадочным видом огляделся и сделал серьезное лицо.
– Да! – Он приложил палец к губам. – Никому ни слова, миссис Веррекер-ле-Межерер.
Однако Роджер, к своему неудовольствию, заметил, что особого впечатления его признание не произвело. По лицу миссис Веррекер-ле-Межсрер можно было прочесть, что она догадывалась о тщетности его попыток и вполне сочувствовала ему как человеку, взявшемуся за непосильное дело.
Но автобус был уже тут, и, воспользовавшись тем, что он притормозил, Роджер наскоро попрощался и легко вспрыгнул на ступеньки. Всем своим видом показывая, что он должен оставаться незамеченным, Роджер, словно крадучись, прошел в глубь автобуса. Все это время он чувствовал на своей спине влюбленный взгляд карих глаз миссис Веррекер-ле-Межерер. Затем он с нарочитым вниманием оглядел пассажиров и опустился на сиденье рядом с человечком в котелке, совершенно безобидной наружности. Человечек, скромный клерк в отделе каменных плит для памятников у Тути, посмотрел на него с неудовольствием, и понятно, кругом было полно свободных мест.
Автобус въехал на Пикадилли, и Роджер вышел на остановке около клуба «Радуга». Он в очередной раз договорился пообедать с одним из членов клуба. Последние десять дней он занимался тем, что приглашал знакомых и малознакомых ему членов клуба на обед в разные рестораны с надеждой получить ответное приглашение отобедать в клубе «Радуга». До сих пор все его усилия, включая обеды в клубе, не приносили никаких плодов, да и на этот раз он не рассчитывал на удачу.
И совсем не потому, что очередной член клуба не был склонен беседовать о нашумевшей трагедии. Наоборот, выяснилось, что они с мистером Бендиксом вместе учились и даже были закадычными друзьями, совсем как миссис Веррекер-ле-Межерер с миссис Бендикс. Этот член клуба даже утверждал, что имеет более непосредственное отношение к делу, нежели остальные его соклубники, и, пожалуй, даже еще более непосредственное, чем сам сэр Юстас. Таков был член клуба, гостеприимно потчевавший Роджера.
Пока они разговаривали, в ресторане появился человек, не известный Роджеру. Стоило ему приблизиться к их столику, как сотрапезник Роджера внезапно смолк. Незнакомец холодно ему кивнул и проследовал дальше.
Собеседник Роджера, оторопев, будто пред ним предстало привидение, проводил его глазами и, наклонившись, зашептал Роджеру через столик:
– Легок на помине! Это же Бендикс! Впервые вижу его здесь, с тех пор как с ним произошла вся эта история. Бедняга! Он совершенно убит, поверьте, просто раздавлен. Я в жизни не встречал человека более преданного своей жене, чем он. Их брак был притчей во языцех. Вы обратили внимание, как ужасно он выглядит?
Все это говорилось таким выразительным шепотом (все-таки этому типу был присущ такт), что, повернись в этот момент Бендикс в их сторону, он бы безошибочно понял, о чем шла речь.
Роджер кивнул. Он обратил внимание на Бендикса еще раньше, едва тот возник на пороге ресторана, и лицо Бендикса его поразило. Но в ту минуту он еще не знал, кто это. Это было лицо сильно исхудавшего человека и очень бледное, с горькими складками у рта, – лицо человека, вдруг состарившегося от горя.
«Пропади все пропадом, – подумал он, пораженный видом Бендикса. – Должен же кто-то ему помочь. Если убийца вскоре не отыщется, не знаю, до чего этот человек доведет себя».
Но вслух он произнес совсем другое; фраза вырвалась у него непроизвольно и прозвучала довольно бестактно:
– К вам на грудь он не бросился. А вы говорили, что были близки с ним, закадычные друзья.
Собеседник Роджера смутился.
– Видите ли, приходится учитывать момент… Да и не скажешь, что мы были совсем уж закадычными друзьями. Он года на два, на три старше меня, и учились мы на разных факультетах. Он проходил курс современных наук, а я штудировал классику.
– Понятно, – мрачно отреагировал Роджер, подумав, что дружба их выражалась, скорее всего, в том, что Бендикс время от времени награждал того пинками и зуботычинами.
Тема была оставлена.
До конца обеда Роджер был рассеян. В голове его билась и не могла найти выхода какая-то смутная мысль. У него было странное ощущение, что совсем недавно, может быть, в течение прошедшего часа, где-то и каким-то образом он узнал нечто очень важное, но не смог уловить сути.
И только спустя полчаса, когда, надевая пальто, он отвлекся от мучительных соображений, что именно он упустил, его внезапно осенила долгожданная, безумная догадка. Он даже застыл на месте – одна рука в рукаве, а другая, минуя рукав, повисла в воздухе.
– О боже! – вырвалось у него.
– Что-нибудь не так, старина? – поинтересовался гостеприимный член клуба, совсем разомлевший от выпитого портвейна.
– Благодарю, все в порядке, – быстро проговорил Роджер, возвращаясь на землю.
Он вышел на улицу и подозвал такси.
Возможно, впервые за всю свою жизнь миссис Веррекер-ле-Межерер подсказала кому-то ценную мысль.
Оставшуюся часть дня Роджер провел в больших хлопотах.
Глава 10
Первая встреча произошла на Бонд-стрит.
Когда он вышел из магазина в новой шляпе, сидевшей у него на голове безукоризненно, он увидел, как сквозь толпу к нему пробивается миссис Веррекер-ле-Межерер. Миссис Веррекер-ле-Межерер была маленькая, изящная, великолепно одетая, богатая, сравнительно еще молодая вдова, и она обожала Роджера. Роджер был не лишен самомнения, и тем не менее он не мог понять, что было тому причиной, но всякий раз, когда он уделял ей хоть каплю внимания, она готова была служить ему как собачонка (конечно, это метафора, он никогда подобного не допустил бы): глядела ему в глаза снизу вверх своими огромными влажными карими глазами и прямо таяла от восторга. И все время болтала. А Роджер, который сам любил поговорить, терпеть не мог болтовни.
Он попытался скрыться на другой стороне улицы, но машины шли сплошным потоком, и ему ничего не оставалось, как сдаться. Изобразив на лице приветливую улыбку, которая скрывала его совсем не любезные мысли, он дотронулся до своей новой отличной шляпы, слегка подпортив ее безупречный наклон.
Миссис Веррекер-ле-Межерер с радостью в него вцепилась.
– О, мистер Шерингэм! Вы-то как раз мне и нужны! Мистер Шерингэм, пожалуйста, скажите… Конечно под большим секретом… Вы действительно взялись расследовать ужасное убийство бедной Джоан Бендикс? Нет-нет, не говорите, что это не так.
Роджер хотел сказать, что он только надеется его распутать, но она не дала ему произнести ни слова.
– Ведь это правда, да? Ах, как это ужасно! Вы должны, обязательно должны узнать, кто послал шоколадки сэру Юстасу Пеннфазеру. Будет просто возмутительно, если вы не узнаете.
Роджер, как положено при светском общении, попытался, продолжая деланно улыбаться, вставить хоть слово, но бесполезно.
– Я была в ужасе, когда услышала об этом. В кошмарном ужасе, – миссис Веррекер-ле-Межерер изобразила кошмарный ужас на лице. – Понимаете, мы с Джоан были очень близкими подругами. Почти как родные. Мы же учились вместе в школе. Вы что-то хотели сказать, мистер Шерингэм?
Пока она тараторила, Роджер позволил себе недоверчиво хмыкнуть, и ее вопрос застал его врасплох. Он замотал головой, отрицая.
– И что совсем ужасно, просто чудовищно, что Джоан сама накликала на себя беду. Ну, разве это не кошмар?
Роджер насторожился и уже решил не смываться.
– Что вы сказали? – удалось ввернуть ему. Он просто не верил своим ушам.
– Кажется, это называют трагической иронией судьбы, – упивалась своей болтовней миссис Веррекер-ле-Межерер. – Конечно все ужасно трагично, но ирония тоже какая-то трагическая, я даже не представляла, что ирония такая бывает. Вы, конечно, знаете, что все случилось из-за пари, которое они заключили с мужем, и что он проспорил ей коробку шоколада, а если бы этого не было, сэр Юстас сам бы съел эти конфеты и отправился бы на тот свет, а он, все говорят, такая личность, что туда ему и дорога. Знаете, мистер Шерингэм, – миссис Веррекер-ле-Межерер перешла на шепот и опасливо, как конспиратор, огляделась По сторонам, – я никогда никому этого не говорила говорю только вам, потому что знаю, вы это оцените. Вы ведь тоже понимаете, что такое ирония, правда?
– Обожаю иронию, – автоматически ответил Роджер. – Дальше?
– Так вот: Джоан его обманула!
– Что вы имеете в виду? – спросил Роджер, не понимая.
Миссис Веррекер-ле-Межерер видела, что сообщила нечто сенсационное, и не могла скрыть своего удовольствия.
– Ну как же, она вообще не должна была заключать пари. За то и была так страшно наказана. Ужасное наказание, что и говорить, но весь кошмар заключается в том, что она сама навлекла на себя беду, да, в каком-то смысле это действительно так. Я в жутком отчаянии из-за всего этого. Мне даже страшно гасить свет, когда я ложусь спать. Сразу передо мной в темноте Джоан! Просто жуть! – И действительно, в какой-то момент на лице миссис Веррекер-ле-Межерер промелькнуло настоящее чувство – по лицу ее пробежала тень усталости.
– А почему миссис Бендикс не должна была заключать пари? – терпеливо допытывался Роджер.
– Как почему? Потому что она уже видела эту пьесу! Еще в первую неделю премьеры мы с ней вместе ходили ее смотреть. Она знала, кто окажется убийцей.
– О боже! – воскликнул Роджер, и миссис Веррекер-ле-Межерер дождалась наконец впечатления, на которое рассчитывала. – Опять Кара Судьбы? И никого из нас не минует!
– Что-то лирическое, да? – щебетала миссис Веррекер-ле-Межерер, которой эти слова мало что говорили. – Да, наверное, что-то в этом духе. Хотя, мне кажется, наказание слишком уж жестокое для такой мелкой провинности. Господи, да если каждая женщина, слукавив в споре, будет за это жизнью расплачиваться, кто из нас на белом свете останется? – с наивной откровенностью взмолилась миссис Веррекер-ле-Межерер.
– Н-да! – осторожно прореагировал Роджер.
Миссис Веррекер-ле-Межерер быстро поглядела по сторонам и облизнула губы. Роджеру казалось, она болтает на этот раз не так, как обычно, ради того лишь, чтобы болтать. А наоборот, болтает, чтобы не проговориться, а что бы не проговориться, надо болтать без остановки. И какая-то у нее есть на то скрытая причина. Казалось, она гораздо глубже восприняла смерть подруги, но не хотела это обнаруживать и заглушала все болтовней. Не без удивления Роджер отметил, что при всей любви к покойной подруге, что, возможно, было и правдой, миссис Веррекер-ле-Межерер, говоря о ней добрые слова, невольно то и дело будто намекала, что за ее подругой была какая-го вина, и, казалось, для нее самой это служило неким утешением при мысли о смерти, постигшей ее подругу.
– Уж кто-кто, но только не Джоан Бендикс! Вот что я никак не могу пережить, мистер Шерингэм. Кто бы мог подумать, что Джоан способна на такое! Джоан всегда была такая славная. Может быть, немножко прижимистая в смысле денег, с этим сталкиваться не очень приятно, особенно зная, как она богата, но это все пустяки. Конечно это была шутка, она просто разыгрывала мужа. Я вообще привыкла думать, что Джоан очень серьезная, если вы понимаете, в каком смысле я говорю.
– Вполне понимаю, – сказал Роджер, которому, как большинству людей, был доступен обыкновенный английский.
– Ну, то есть я имею в виду, что обычно люди не распространяются про честь, и совесть, и про добропорядочность, это как-то само собой разумеется. А Джоан все время про это говорила. Она всегда говорила, что это бесчестно, а то непорядочно, вот и заплатила за свою непорядочность, бедняжка. Разве нет? Я думаю, все это лишний раз подтверждает старую пословицу.
– Какую пословицу? – спросил Роджер, почти уже завороженный ее болтовней.
– Тихие воды глубоки. Джоан была слишком глубокой натурой, вот в чем дело, – миссис Веррекер-ле-Межерер вздохнула. В ее глазах душевная глубина была, очевидно, большим общественным злом. – Нет, я не хочу сказать ничего дурного, особенно теперь, когда ее, бедняжки, уже нет на этом свете, но я думаю, что психология очень интересная штука, вы согласны со мной, мистер Шерингэм?
– Совершенно удивительная, – хмуро подтвердил Роджер. – Однако мне пора…
– А что об этом думает сам сэр Юстас Пеннфазер, этот ужасный человек? – В голосе миссис Веррекер-ле-Межерер послышались угрожающие нотки. – В конце концов, он тоже должен нести ответственность за смерть Джоан.
– Конечно, однако… – Роджер не питал особой любви к сэру Юстасу Пеннфазеру, но он чувствовал себя обязанным возразить, поскольку сэра Юстаса обвиняли в том, к чему он не был причастен, – мне кажется, вы не правы, этого нельзя утверждать, миссис Веррекер-ле-Межерер.
– Нет можно, и я это утверждаю, – бестрепетно заявила миссис Веррекер-ле-Межерер. – Вы когда-нибудь его видели? Говорят, он чудовище. Бегает за женщинами, меняет их без конца, надоест – бах! – бросает. Это правда?
– Не могу ничего сказать, – холодно произнес Роджер. – Я его совершенно не знаю.
– Ха, а теперь только и разговоров о том, за кем он последнее время волочится, – надменно промолвила миссис Веррекер-ле-Межерер, порозовев несколько гуще, чем предписывал цвет ее нежных румян. – Мне уже человек десять сказали. За женой Брайса, вот за кем. Ну, знаете, за женой того нефтяного короля или бензинового, точно не знаю, на чем он разбогател.
– Никогда не слышал о ней, – соврал Роджер.
– Роман начался неделю назад, мне сказали, – трещала миссис Веррекер-ле-Межерер, собирательница свежеиспеченных сплетен. – Сэру Юстасу, как я полагаю, надо было утешиться, что ему не досталась Дора Уайлдмен. Слава богу, у сэра Чарльза хватило ума вмешаться и запретить их брак. Он ведь запретил его, да? Я слышала об этом на днях. Ужасный тип этот сэр Юстас! Неужели до него не доходит, что он фактически виновен в смерти бедной Джоан, и эго должно было отрезвить его, наконец. Нет, не доходит. Между прочим, мне кажется, он…
– Вы бывали в театрах последнее время? – громко спросил Роджер.
Миссис Веррекер-ле-Межерер широко раскрыла глаза, не понимая его вопроса.
– В театрах? Да, я думаю, я видела весь репертуар этого сезона. А что?
– Так, спросил ради интереса. Новое ревю в «Павильоне» видели? Недурно, по-моему. Простите, но мне пора…
– О, не говорите! – Миссис Веррекер-ле-Межерер слегка передернуло. – Я была на спектакле в «Павильоне» за день до ее смерти.
«Неужели она ни на минуту не может отвлечься от этой темы?» – подумал Роджер.
– Леди Кэвелстоук пригласила меня к себе в ложу, у Нее собралась там компания.
– В самом деле? – рассеянно спросил Роджер, размышляя, как бы обойти эту дамочку ловким маневром, как в регби, и нырнуть при первой же возможности в поток машин. Но ему не хотелось показаться невежей.
– Замечательный спектакль, – бормотал он, подвигаясь к обочине. – Мне особенно понравился скетч «Вечный треугольник».
– «Вечный треугольник»? – переспросила миссис Веррекер-ле-Межерер, припоминая, видела она его или нет.
– С него начинали…
– Ах, может быть, и не видела. Я чуть-чуть опоздала, на несколько минут. Но что делать? – с чувством произнесла она. – Я всегда и везде опаздываю.
Роджер отметил про себя, что «чуть-чуть» являлось в данном случае эвфемизмом, что вообще было характерно для миссис Веррекер-ле-Межерер, когда она говорила о себе. «Вечный треугольник» по программе шел спустя добрых полчаса после начала представления.
– А! – Тут Роджер увидел приближающийся автобус. – К сожалению, должен проститься, миссис Веррекер-ле-Межерер. У меня встреча с одним человеком, нам надо кое о чем переговорить. Он из Скотленд-Ярда! – выразительным шепотом закончил он.
– О! Так вы действительно занимаетесь расследованием ужасной смерти Джоан, мистер Шерингэм? Ну скажите, умоляю! Я никому ни звука!
Роджер с загадочным видом огляделся и сделал серьезное лицо.
– Да! – Он приложил палец к губам. – Никому ни слова, миссис Веррекер-ле-Межерер.
Однако Роджер, к своему неудовольствию, заметил, что особого впечатления его признание не произвело. По лицу миссис Веррекер-ле-Межсрер можно было прочесть, что она догадывалась о тщетности его попыток и вполне сочувствовала ему как человеку, взявшемуся за непосильное дело.
Но автобус был уже тут, и, воспользовавшись тем, что он притормозил, Роджер наскоро попрощался и легко вспрыгнул на ступеньки. Всем своим видом показывая, что он должен оставаться незамеченным, Роджер, словно крадучись, прошел в глубь автобуса. Все это время он чувствовал на своей спине влюбленный взгляд карих глаз миссис Веррекер-ле-Межерер. Затем он с нарочитым вниманием оглядел пассажиров и опустился на сиденье рядом с человечком в котелке, совершенно безобидной наружности. Человечек, скромный клерк в отделе каменных плит для памятников у Тути, посмотрел на него с неудовольствием, и понятно, кругом было полно свободных мест.
Автобус въехал на Пикадилли, и Роджер вышел на остановке около клуба «Радуга». Он в очередной раз договорился пообедать с одним из членов клуба. Последние десять дней он занимался тем, что приглашал знакомых и малознакомых ему членов клуба на обед в разные рестораны с надеждой получить ответное приглашение отобедать в клубе «Радуга». До сих пор все его усилия, включая обеды в клубе, не приносили никаких плодов, да и на этот раз он не рассчитывал на удачу.
И совсем не потому, что очередной член клуба не был склонен беседовать о нашумевшей трагедии. Наоборот, выяснилось, что они с мистером Бендиксом вместе учились и даже были закадычными друзьями, совсем как миссис Веррекер-ле-Межерер с миссис Бендикс. Этот член клуба даже утверждал, что имеет более непосредственное отношение к делу, нежели остальные его соклубники, и, пожалуй, даже еще более непосредственное, чем сам сэр Юстас. Таков был член клуба, гостеприимно потчевавший Роджера.
Пока они разговаривали, в ресторане появился человек, не известный Роджеру. Стоило ему приблизиться к их столику, как сотрапезник Роджера внезапно смолк. Незнакомец холодно ему кивнул и проследовал дальше.
Собеседник Роджера, оторопев, будто пред ним предстало привидение, проводил его глазами и, наклонившись, зашептал Роджеру через столик:
– Легок на помине! Это же Бендикс! Впервые вижу его здесь, с тех пор как с ним произошла вся эта история. Бедняга! Он совершенно убит, поверьте, просто раздавлен. Я в жизни не встречал человека более преданного своей жене, чем он. Их брак был притчей во языцех. Вы обратили внимание, как ужасно он выглядит?
Все это говорилось таким выразительным шепотом (все-таки этому типу был присущ такт), что, повернись в этот момент Бендикс в их сторону, он бы безошибочно понял, о чем шла речь.
Роджер кивнул. Он обратил внимание на Бендикса еще раньше, едва тот возник на пороге ресторана, и лицо Бендикса его поразило. Но в ту минуту он еще не знал, кто это. Это было лицо сильно исхудавшего человека и очень бледное, с горькими складками у рта, – лицо человека, вдруг состарившегося от горя.
«Пропади все пропадом, – подумал он, пораженный видом Бендикса. – Должен же кто-то ему помочь. Если убийца вскоре не отыщется, не знаю, до чего этот человек доведет себя».
Но вслух он произнес совсем другое; фраза вырвалась у него непроизвольно и прозвучала довольно бестактно:
– К вам на грудь он не бросился. А вы говорили, что были близки с ним, закадычные друзья.
Собеседник Роджера смутился.
– Видите ли, приходится учитывать момент… Да и не скажешь, что мы были совсем уж закадычными друзьями. Он года на два, на три старше меня, и учились мы на разных факультетах. Он проходил курс современных наук, а я штудировал классику.
– Понятно, – мрачно отреагировал Роджер, подумав, что дружба их выражалась, скорее всего, в том, что Бендикс время от времени награждал того пинками и зуботычинами.
Тема была оставлена.
До конца обеда Роджер был рассеян. В голове его билась и не могла найти выхода какая-то смутная мысль. У него было странное ощущение, что совсем недавно, может быть, в течение прошедшего часа, где-то и каким-то образом он узнал нечто очень важное, но не смог уловить сути.
И только спустя полчаса, когда, надевая пальто, он отвлекся от мучительных соображений, что именно он упустил, его внезапно осенила долгожданная, безумная догадка. Он даже застыл на месте – одна рука в рукаве, а другая, минуя рукав, повисла в воздухе.
– О боже! – вырвалось у него.
– Что-нибудь не так, старина? – поинтересовался гостеприимный член клуба, совсем разомлевший от выпитого портвейна.
– Благодарю, все в порядке, – быстро проговорил Роджер, возвращаясь на землю.
Он вышел на улицу и подозвал такси.
Возможно, впервые за всю свою жизнь миссис Веррекер-ле-Межерер подсказала кому-то ценную мысль.
Оставшуюся часть дня Роджер провел в больших хлопотах.
Глава 10
Президент позвонил в колокольчик, предлагая мистеру Брэдли начинать доклад. Мистер Брэдли пригладил усики и собрался с мыслями, чтобы не ударить в грязь лицом. Он начинал свою карьеру продавцом автомобилей (тогда его звали Перси Робинсон), но вскоре обнаружил, что конвейерное производство приносит больший барыш, и поставил на конвейер производство детективных романов. В этом деле ему очень способствовала публика, в доверчивости которой он убедился на основе торгового опыта. Он бойко сбывал свой товар, но иногда забывал, что он не на автомобильных торгах на помосте у Олимпии. Он презирал на свете всех и вся, включая Мортона Харроугейта Брэдли, за которого не дал бы и ломаного гроша. Но уважал Перси Робинсона. Его книжки раскупались десятками тысяч.
– Мне довольно трудно говорить, – начал он в приятной манере истинного джентльмена, которому предстоит беседовать с кучкой болванов. – Я нахожусь под впечатлением прошлых встреч и потому предвижу, что, по сложившейся традиции, и мне надлежит обнаружить убийцу в самом неподходящем для этого персонаже; но миссис Филдер-Флемминг лишила меня такой возможности. Я просто не знаю, где найти более неподходящего кандидата в убийцы, чем сэр Чарльз. Каждому из нас, кому выпало несчастье выступать после миссис Филдер-Флемминг, придется довольствоваться крохами, из которых едва ли можно соорудить версию, подобную той, что предложила миссис Филдер-Флемминг. Я не хочу сказать, что не сделал всего, что было в моих силах. Я изучил дело, приложив к этому все старания, и результат получился более чем удовлетворительный. Но, как я уже заметил, успех последнего оратора наверняка затмит любые попытки, на которые отважутся остальные. Итак, с чего же я начал? Ах да, я начал с отравляющего вещества. Мне показалось это очень существенным. Какое воображение надо иметь, чтобы додуматься, что в шоколадках можно обнаружить нитробензол. Мне приходилось в связи с моей работой знакомиться с практикой применения отравляющих веществ; не знаю случая, чтобы нитробензол использовали в этом качестве с преступными целями. Бывало, что к нему прибегали в Целях самоубийства, были несчастные случаи, происшедшие по неведению, но таких зарегистрировано всего три-четыре, не больше. Меня удивляет, что никому из предшествующих ораторов эта мысль не пришла в голову. Поражает и то, что о ядовитых свойствах нитробензола знают очень немногие. Даже эксперты не всегда в курсе дела. Я говорил с человеком, который изучил курс естественных наук в Кембридже и теперь специализируется в химии, и он понятия не имеет, что нитробензол является ядовитым веществом. Более того, оказалось, что я лучше осведомлен в этом вопросе, чем он. Химик, работающий в коммерческой фирме, вряд ли вспомнит о нитробензоле, если речь пойдет об обычных отравляющих веществах. В их списках ядов нитробензол, естественно, отсутствует, хотя список этот весьма солидный. Существуют и еще кое-какие нюансы. Нитробензол весьма широко используется. Вещество это может быть применено в любых отраслях производства. Нитробензол может служить растворителем универсального типа. Нам известно, что главным образом его применяют в производстве анилиновых красителей. Это важная сфера его применения, но не основная. Он широко применяется в производстве кондитерских изделий и в парфюмерии. Диапазон применения нитробензола обширен, охватить его невозможно, да я и не ставлю перед собой такую задачу. Короче говоря, от шоколадных конфет до автомобильных шин. Но что важнее всего – он чрезвычайно доступен. Не представляет никаких трудностей получить его химическим способом. Любой школьник, соединив бензол с азотной кислотой, в процессе химической реакции может получить нитробензол. Я сам проделывал такой опыт сотни раз. Тут не требуется никакой дорогостоящей аппаратуры, только элементарное знание химии. Собственно, нитробензол может получить кто угодно, даже человек, не имеющий никаких познаний в области химии; для этого требуется только знание самого процесса получения вещества, как такового. Все это можно проделать тайно. Никто даже не догадается. Но все же, как я полагаю, незначительные сведения в этой области надо иметь, хотя бы для того, чтобы задумать подобный опыт. С известной целью, во всяком случае. Итак, имея в виду наше дело в целом, я пришел к заключению, что использование нитробензола является не только единственной характерной для него особенностью, но вдобавок еще и наиболее важной вещественной уликой в деле. И не в том смысле, в каком синильная кислота, например, будучи труднодоступным отравляющим веществом, служит ценной уликой, которая может легко вывести на преступника, а нитробензол как отравляющее вещество, доступное всем и каждому, и привлек преступника, замыслившего убийство. Отнюдь нет, я как раз считаю, что в силу всего этого лицо, которое воспользовалось этим отравляющим средством, можно пре дельно просто выявить из очень ограниченного числа предполагаемых лиц.
Мистер Брэдли сделал паузу, чтобы закурить сигарету. Никто из товарищей по Клубу не проронил ни слова, что говорило об интересе, вызванном его речью. Брэдли, однако, не показал и вида, что он польщен. Внимательно оглядев аудиторию, словно учитель, имеющий дело с классом придурков, он продолжал свою аргументацию.
– Прежде всего предположим, что использовавший нитробензол обладал минимальными познаниями в химии Возможно, тут следует кое-что уточнить. Это могла быть и самая общая осведомленность в химии, а могли быть и узкие конкретные сведения, связанные со специальностью. Речь, допустим, может идти о лаборанте, достаточно увлеченном своей работой, пролиставшем соответствующую литературу, на эту тему в свободное от работы время. Такой персонаж мог бы нам вполне подойти. Или это молодая девушка, работница фабрики, где в производственном процессе используется нитробензол; в таких случаях существуют рабочие инструкции, предостерегающие от неосторожного с ним обращения, поскольку он обладает ядовитыми свойствами. Это уже второй персонаж, который может быть нам интересен. Вообще, по-моему, существуют два типа пользователя вышеуказанного вещества, способных применить его в качестве яда. Первый тип я уже с вами рассмотрел, и, как видите, он может быть двух видов. В данном преступлении, – продолжал мистер Мортон Харроугейт Брэдли, – мы, по всей вероятности, будем иметь дело и с другим типом пользователя. Этот тип значительно превосходит первый по своим интеллектуальным возможностям. В этой категории вместо лаборанта мы имеем химика-любителя, а вместо девушки с фабрики, скажем, женщину-врача, занимающуюся проблемами токсикологии. А теперь отвлечемся вовсе от специалистов-химиков. Возьмем, например, некую даму, в высшей степени смышленую, которую чрезвычайно интересует такая наука, как криминалистика, причем интерес ее в основном сосредоточен на токсикологии как отрасли этой науки. Скажем, такая, как миссис Филдер-Флемминг.
Миссис Филдер-Флемминг вскрикнула от негодования, а на сэра Чарльза неожиданный (но вполне заслуженный) выпад Брэдли против ненавистной мучительницы произвел такое впечатление, что он, не сдержавшись, загоготал (иначе эти звуки, исторгшиеся из его груди, никак не назовешь).
– Все поименованные мною лица, – продолжал с невозмутимым спокойствием мистер Брэдли, – вполне могут быть обладателями Справочника Тэйлора по судебной медицине, хранящегося среди прочих книг в их книжном шкафу; и притом не просто хранящегося, но и довольно часто используемого. Я согласен с вами, миссис Филдер-Флемминг, что методика преступления выдает некоторые познания в криминалистике. Вы приводили в качестве аналога известное дело, которое, несомненно, имеет удивительную параллель с нашим; сэр Чарльз приводил с той же целью другое дело, а я бы хотел напомнить о третьем. Получается смесь из нескольких известных старых дел, и я уверен, что это не случайно. Мысль о познаниях в криминалистике, которыми обладал убийца, осенила меня еще до того, как вы стали ее развивать, выступая с вашими версиями. К этому выводу мне помогло прийти соображение, что, кто бы ни посылал шоколад сэру Юстасу, он непременно должен был владеть экземпляром Справочника Тэйлора. Признаю, что это чистая догадка, но когда я заглянул в собственный экземпляр Справочника, то обнаружил, что статья о нитробензоле помещается на следующей странице после цианистого калия; а это дает большую пищу для размышлений.
Докладчик помолчал.
Мистер Читтервик кивком головы выразил свое согласие с ним и сказал:
– Кажется, я понимаю вас. Вы хотите сказать, что любой человек, который роется в справочнике, где есть все про яды, и ищет среди них какой-то определенный, может попасть в разряд…
– Совершенно точно, – согласился мистер Брэдли.
– Вы строите свою версию главным и преимущественным образом на ядовитом веществе, примененном преступником, – заметил сэр Чарльз вполне добродушно. – Не хотите ли вы нам сказать, что вам удалось установить личность преступника, исключительно исходя из этой единственной предпосылки?
– Нет, сэр Чарльз, вряд ли бы к решился на такое. Я придаю большое значение этому лишь потому, что применение нитробензола, как я уже говорил, бесспорно является характерной особенностью расследуемого нами преступления, каковой факт сам по себе не может решить проблемы. Но вкупе с другими обличающими убийцу уликами, выявленными в процессе расследования, когда сложный путь расследования остается позади, может оказаться решающим фактором для установления личности преступника. Посмотрим на факт использования нитробензола в свете всей истории преступления. Первое, что приходит нам в голову, это то, что преступление – дело рук не только очень неглупого, но и хорошо образованного человека, что сразу исключает первый тип персонажей, которые могли бы употребить нитробензол в качестве отравляющего вещества. Итак, исключаем лаборанта и фабричную девушку. Все наше внимание сосредоточено теперь на очень неглупом, образованном персонаже, интересующемся криминалистикой, обладающем познаниями в области токсикологии, а также, если я не ошибаюсь (что со мной бывает редко), экземпляром Справочника Тэйлора или подобной ему книженцией, которая стоит у нашего персонажа на полке. Вот заключение, которое я, дорогие мои Ватсоны, извлек из того факта, что из всех возможных ядов преступник избрал исключительно нитробензол, – и мистер Брэдли с нескрываемым самодовольством, непонятным для его слушателей, погладил волосяную растительность над верхней губой.
– Мне довольно трудно говорить, – начал он в приятной манере истинного джентльмена, которому предстоит беседовать с кучкой болванов. – Я нахожусь под впечатлением прошлых встреч и потому предвижу, что, по сложившейся традиции, и мне надлежит обнаружить убийцу в самом неподходящем для этого персонаже; но миссис Филдер-Флемминг лишила меня такой возможности. Я просто не знаю, где найти более неподходящего кандидата в убийцы, чем сэр Чарльз. Каждому из нас, кому выпало несчастье выступать после миссис Филдер-Флемминг, придется довольствоваться крохами, из которых едва ли можно соорудить версию, подобную той, что предложила миссис Филдер-Флемминг. Я не хочу сказать, что не сделал всего, что было в моих силах. Я изучил дело, приложив к этому все старания, и результат получился более чем удовлетворительный. Но, как я уже заметил, успех последнего оратора наверняка затмит любые попытки, на которые отважутся остальные. Итак, с чего же я начал? Ах да, я начал с отравляющего вещества. Мне показалось это очень существенным. Какое воображение надо иметь, чтобы додуматься, что в шоколадках можно обнаружить нитробензол. Мне приходилось в связи с моей работой знакомиться с практикой применения отравляющих веществ; не знаю случая, чтобы нитробензол использовали в этом качестве с преступными целями. Бывало, что к нему прибегали в Целях самоубийства, были несчастные случаи, происшедшие по неведению, но таких зарегистрировано всего три-четыре, не больше. Меня удивляет, что никому из предшествующих ораторов эта мысль не пришла в голову. Поражает и то, что о ядовитых свойствах нитробензола знают очень немногие. Даже эксперты не всегда в курсе дела. Я говорил с человеком, который изучил курс естественных наук в Кембридже и теперь специализируется в химии, и он понятия не имеет, что нитробензол является ядовитым веществом. Более того, оказалось, что я лучше осведомлен в этом вопросе, чем он. Химик, работающий в коммерческой фирме, вряд ли вспомнит о нитробензоле, если речь пойдет об обычных отравляющих веществах. В их списках ядов нитробензол, естественно, отсутствует, хотя список этот весьма солидный. Существуют и еще кое-какие нюансы. Нитробензол весьма широко используется. Вещество это может быть применено в любых отраслях производства. Нитробензол может служить растворителем универсального типа. Нам известно, что главным образом его применяют в производстве анилиновых красителей. Это важная сфера его применения, но не основная. Он широко применяется в производстве кондитерских изделий и в парфюмерии. Диапазон применения нитробензола обширен, охватить его невозможно, да я и не ставлю перед собой такую задачу. Короче говоря, от шоколадных конфет до автомобильных шин. Но что важнее всего – он чрезвычайно доступен. Не представляет никаких трудностей получить его химическим способом. Любой школьник, соединив бензол с азотной кислотой, в процессе химической реакции может получить нитробензол. Я сам проделывал такой опыт сотни раз. Тут не требуется никакой дорогостоящей аппаратуры, только элементарное знание химии. Собственно, нитробензол может получить кто угодно, даже человек, не имеющий никаких познаний в области химии; для этого требуется только знание самого процесса получения вещества, как такового. Все это можно проделать тайно. Никто даже не догадается. Но все же, как я полагаю, незначительные сведения в этой области надо иметь, хотя бы для того, чтобы задумать подобный опыт. С известной целью, во всяком случае. Итак, имея в виду наше дело в целом, я пришел к заключению, что использование нитробензола является не только единственной характерной для него особенностью, но вдобавок еще и наиболее важной вещественной уликой в деле. И не в том смысле, в каком синильная кислота, например, будучи труднодоступным отравляющим веществом, служит ценной уликой, которая может легко вывести на преступника, а нитробензол как отравляющее вещество, доступное всем и каждому, и привлек преступника, замыслившего убийство. Отнюдь нет, я как раз считаю, что в силу всего этого лицо, которое воспользовалось этим отравляющим средством, можно пре дельно просто выявить из очень ограниченного числа предполагаемых лиц.
Мистер Брэдли сделал паузу, чтобы закурить сигарету. Никто из товарищей по Клубу не проронил ни слова, что говорило об интересе, вызванном его речью. Брэдли, однако, не показал и вида, что он польщен. Внимательно оглядев аудиторию, словно учитель, имеющий дело с классом придурков, он продолжал свою аргументацию.
– Прежде всего предположим, что использовавший нитробензол обладал минимальными познаниями в химии Возможно, тут следует кое-что уточнить. Это могла быть и самая общая осведомленность в химии, а могли быть и узкие конкретные сведения, связанные со специальностью. Речь, допустим, может идти о лаборанте, достаточно увлеченном своей работой, пролиставшем соответствующую литературу, на эту тему в свободное от работы время. Такой персонаж мог бы нам вполне подойти. Или это молодая девушка, работница фабрики, где в производственном процессе используется нитробензол; в таких случаях существуют рабочие инструкции, предостерегающие от неосторожного с ним обращения, поскольку он обладает ядовитыми свойствами. Это уже второй персонаж, который может быть нам интересен. Вообще, по-моему, существуют два типа пользователя вышеуказанного вещества, способных применить его в качестве яда. Первый тип я уже с вами рассмотрел, и, как видите, он может быть двух видов. В данном преступлении, – продолжал мистер Мортон Харроугейт Брэдли, – мы, по всей вероятности, будем иметь дело и с другим типом пользователя. Этот тип значительно превосходит первый по своим интеллектуальным возможностям. В этой категории вместо лаборанта мы имеем химика-любителя, а вместо девушки с фабрики, скажем, женщину-врача, занимающуюся проблемами токсикологии. А теперь отвлечемся вовсе от специалистов-химиков. Возьмем, например, некую даму, в высшей степени смышленую, которую чрезвычайно интересует такая наука, как криминалистика, причем интерес ее в основном сосредоточен на токсикологии как отрасли этой науки. Скажем, такая, как миссис Филдер-Флемминг.
Миссис Филдер-Флемминг вскрикнула от негодования, а на сэра Чарльза неожиданный (но вполне заслуженный) выпад Брэдли против ненавистной мучительницы произвел такое впечатление, что он, не сдержавшись, загоготал (иначе эти звуки, исторгшиеся из его груди, никак не назовешь).
– Все поименованные мною лица, – продолжал с невозмутимым спокойствием мистер Брэдли, – вполне могут быть обладателями Справочника Тэйлора по судебной медицине, хранящегося среди прочих книг в их книжном шкафу; и притом не просто хранящегося, но и довольно часто используемого. Я согласен с вами, миссис Филдер-Флемминг, что методика преступления выдает некоторые познания в криминалистике. Вы приводили в качестве аналога известное дело, которое, несомненно, имеет удивительную параллель с нашим; сэр Чарльз приводил с той же целью другое дело, а я бы хотел напомнить о третьем. Получается смесь из нескольких известных старых дел, и я уверен, что это не случайно. Мысль о познаниях в криминалистике, которыми обладал убийца, осенила меня еще до того, как вы стали ее развивать, выступая с вашими версиями. К этому выводу мне помогло прийти соображение, что, кто бы ни посылал шоколад сэру Юстасу, он непременно должен был владеть экземпляром Справочника Тэйлора. Признаю, что это чистая догадка, но когда я заглянул в собственный экземпляр Справочника, то обнаружил, что статья о нитробензоле помещается на следующей странице после цианистого калия; а это дает большую пищу для размышлений.
Докладчик помолчал.
Мистер Читтервик кивком головы выразил свое согласие с ним и сказал:
– Кажется, я понимаю вас. Вы хотите сказать, что любой человек, который роется в справочнике, где есть все про яды, и ищет среди них какой-то определенный, может попасть в разряд…
– Совершенно точно, – согласился мистер Брэдли.
– Вы строите свою версию главным и преимущественным образом на ядовитом веществе, примененном преступником, – заметил сэр Чарльз вполне добродушно. – Не хотите ли вы нам сказать, что вам удалось установить личность преступника, исключительно исходя из этой единственной предпосылки?
– Нет, сэр Чарльз, вряд ли бы к решился на такое. Я придаю большое значение этому лишь потому, что применение нитробензола, как я уже говорил, бесспорно является характерной особенностью расследуемого нами преступления, каковой факт сам по себе не может решить проблемы. Но вкупе с другими обличающими убийцу уликами, выявленными в процессе расследования, когда сложный путь расследования остается позади, может оказаться решающим фактором для установления личности преступника. Посмотрим на факт использования нитробензола в свете всей истории преступления. Первое, что приходит нам в голову, это то, что преступление – дело рук не только очень неглупого, но и хорошо образованного человека, что сразу исключает первый тип персонажей, которые могли бы употребить нитробензол в качестве отравляющего вещества. Итак, исключаем лаборанта и фабричную девушку. Все наше внимание сосредоточено теперь на очень неглупом, образованном персонаже, интересующемся криминалистикой, обладающем познаниями в области токсикологии, а также, если я не ошибаюсь (что со мной бывает редко), экземпляром Справочника Тэйлора или подобной ему книженцией, которая стоит у нашего персонажа на полке. Вот заключение, которое я, дорогие мои Ватсоны, извлек из того факта, что из всех возможных ядов преступник избрал исключительно нитробензол, – и мистер Брэдли с нескрываемым самодовольством, непонятным для его слушателей, погладил волосяную растительность над верхней губой.