II. Стихотворения 1784-1785: Мосгил
31. Эпитафия моему другу и другу моего отца,
Вильяму Муру из Тарболтона.
Лежит здесь честный человек,
Пусть душу Бог хранит во век.
И друг людей, и правды друг,
И зрелый ум, и юный дух.
Едва ль сыскать сердца добрей,
Едва ль сыскать главу мудрей.
Есть мир иной - он с Богом рядом,
А нет - он в этом жил, как надо.
32. Эпитафия известному старосте. *
Сапожник отбыл в мир иной,
Конечно, прямо в ад,
Он там назначен Сатаной
Завхозом, говорят.
33. Шумному спорщику. *
Уснул здесь Джеми навсегда.
О, смерть, навел я справки,
В твоих владеньях никогда
Такой не знали шавки.
34. Эпитафия на Джони Малыша. *
Hic jacet Wee Johnie.
Здесь лежит Малыш Джони. (лат.)
Прочтя, подумать не спеши,
Что здесь схоронен Джон;
Здесь только тело, а души
Он в жизни был лишен.
35. Эпитафия отцу.
Сотри слезу и голову склони:
Здесь покоится любящий супруг,
Здесь завершил свои земные дни
И ласковый отец и верный друг.
Чье сердце и без страха и укора,
Чье сердце чуяло людскую боль,
Гроза врагам, а для друзей - опора,
"Учил добру порок его любой".
36. Эпитафия Р.А. эсквайру.
О, путник, знай, как чтимо и любимо
Среди живущих ныне это имя.
Не нужно слов, кто знал его не мало,
Теплее сердца Смерть не охлаждала.
39. Обращение к Очень Хорошим
или Слишком Праведным.
См. Основные даты жизни Роберта Бернса.
"Мой сын, вот правил всех венец,
Прими их так, как можешь,
Что слишком праведный - глупец,
И слишком мудрый тоже.
В любом отборнейшем зерне
Имеются плевелы.
Нельзя судить людей вполне
За не благое дело".
Соломон - Экклезиаст,ч.VII ст.16
I
О, вы, в ком благости печать,
Ведущие беседы,
Чье дело только подмечать
Сучок в глазу соседа.
Чья жизнь подобна жерновам,
Вращаемым водою,
Без устали, подобно вам,
Шумит сама собою.
II
И, очевидно, что пока
Волнует смертных мало,
Что дверца Мудрости узка,
Вход в Глупость - сквозь порталы.
И я за их беспечный нрав,
Огрехи и ошибки,
В защиту доводы собрав,
Не упрекаю шибко.
III
И ваш расклад, и их расклад
Ни капли не сравнимы.
Но бросьте мимолетный взгляд,
В чем разница меж ними.
По воле случая своей
Вы чистотой гордитесь,
И, что еще всего верней,
Надежнее таитесь.
IV
Когда сердечный перестук
То смолкнет, то забьется,
Галоп извечный нам не вдруг
Замедлить удается.
Легко скользим мы по волнам,
Теченье с ветром в спину.
Когда ж они навстречу нам,
Иную зрим картину.
V
Вот Шут, а вот Болтун сидит,
Довольны целым миром,
Пока их жизнь не превратит
В Пьянчугу с Дебоширом.
Остановитесь подсчитать
Последствия такие,
Что даже боязно сказать,
Чертовски дорогие.
VI
За честь достойных светских дам,
Что в кружевах шикарных,
За непорочность их не дам
Ни пенса в день базарный.
Любимый парень, по словам,
Причина их печали,
Но я шепну на ухо вам,
Что их не искушали.
VII
Вы на мужчин свой бросьте взгляд,
На женщин подивитесь,
Коль что-то сделано не в лад,
Немного отвернитесь.
Не ясен лишь один момент,
Зачем им приключенья?
И, как заметите, в них нет
Ни капли сожаленья.
VIII
Кто создал сердце, только Он,
И может нас проверить,
Струны Он каждой знает тон,
И скрип от каждой двери.
О равновесии - молчать.
Его нам не досталось.
Что было - сможем подсчитать,
Не сможем, что осталось.
41. Тарболтонские девушки.
Вот Пэгги с дальнего холма,
Мы давние соседи.
И лорд отец, она сама
Определенно - леди.
Вот Софи, справная вполне,
И с щедрою судьбой,
Кто не провел ни ночи с ней,
Тот ухажер плохой.
Коль вы успели выпить эля,
То Мизи недурна.
Мрачна, но может в самом деле
Понравиться она.
Когда вам скромность не по нраву,
Ее сестрица Джени
Могла б вам приглянуться, право,
И в этом нет сомнений.
Когда, взойдя на этот холм,
Вам Бэсси повстречается,
Она отвесит вам поклон
И чинно распрощается.
Таких красавиц не найдешь
В обширнейшем владении,
Где властвует король наш Джордж,
И это Бэсси мнение.
44. Когда приеду в Стюарт Кайл.
См. Основные даты жизни Роберта Бернса.
Когда приеду в Стюарт Кайл,
От мыслей нет покоя,
Куда б ни шел и ни скакал,
Любимая со мною.
Когда ж приехал я в Мохлин,
Отвергнув лихо беды,
То сердце было взято в плен
Моей мохлинской леди.
46. Милей, веселей я девчонки не знаю.
Песня.
См. Основные даты жизни Роберта Бернса.
Милей, веселей я девчонки не знаю.
Ее нежный вздох, как цветение мая,
Касания губ упоительны очень.
Она добродушная и боевая,
И в танце кружится, улыбкой сверкая.
Ее глаз сиянье, как вспышки средь ночи,
Ее стройный стан, ее шейка резная,
Ее блеск волос и кайма кружевная,
Ее отточенная белая ножка,
И что-то еще, коль подумать немножко,
Что делает зимние ночи короче!!!
47.Послание Джону Ранкину
с приложением нескольких стихов.
О, грубый, остроумный Ранкин,
Душа любой веселой пьянки,
По мненью многих, за гулянки
И за мечты
К чертям однажды спозаранку
Помчишься ты.
И озорные твои шутки,
Где в развеселой прибаутке
Святоши могут в полминутки
Чертями стать,
Их недостатки и проступки
Как днем видать.
О, лицемеры и паяцы!
Святым одеждам не порваться!
Под рясой черною таятся
Пороки их.
Они как ладана боятся
Острот твоих.
Подумай, грешник нечестивый,
Кому вредишь ты, торопливый,
Без мантии своей красивой
И голубой,
Они язычники, правдиво,
Как мы с тобой.
Прими рифмованной стряпни,
Что я собрал за эти дни.
Коль будет час, тогда черкни
Когда-нибудь
Прислать ту песню для меня
Не позабудь.
Ей богу, сердцу все постыло,
И Муза крылья опустила,
Ты знаешь, что плясать в полсилы
Я не люблю.
Пойду-ка послужу, друг милый,
Я королю.
Недавно я, забавы ради,
Бродил с ружьишком, на ночь глядя,
И куропатку я в засаде
Подстерегал,
И думал, о моей усладе
Никто не знал.
Бедняжка на земле простерта,
Ее подбил я ради спорта,
Не думал я, какого черта,
Что донесут.
Идут дела такого сорта
В церковный суд.
В записке сообщалось кратко,
Что пала жертвой куропатка,
Что я - причина беспорядка.
Не стал я лгать,
И штраф, увы, как мне ни гадко,
Пришлось отдать.
Ружьем, что бьет без промаха,
И дробью с горстью пороха,
Хвостом, куриным потрохом
Клянусь я сам:
Болотной дичи шороха
С лихвой задам.
Пора настала, скоро лето.
Птенцы щебечут уж с рассвета,
А я охотой занят где-то.
Господь, прости!
Меня б в Виргинию за это -
Коров пасти!
Им, право, есть чего стыдиться,
Ведь за крыло подбитой птицы
Монетой звонкой расплатиться
Был должен я,
И никуда уж не годится
Их болтовня.
И это все сведет с ума,
Нет сил для рифмы и письма,
Но нынче дел насущных - тьма,
Лишь будь проворней.
За сим, с почтением весьма,
Слуга покорный.
48. Строчки, адресованные мистеру
Джону Ранкину.
Однажды Смерть, скажи на милость,
Покинуть этот мир стремилась
В такой компании, что страх,
Замаранной в больших грехах:
Сутаны, рясы всех мастей,
И воры всяческих статей,
От тех, кто орденом маячит,
До тех, по ком веревка плачет.
Их видом Смерть пристыжена.
Вздохнув, прошамкала она:
"О, Боже, как это обидно,
За ними дел моих не видно.
Хотя б один презрел обман,
Дабы украсить чертов клан".
Взглянув с Адамова холма,
Его увидела сама.
"Клянусь, вот человек под стать!"
И Ранкин перестал дышать.
49. Строчки,
адресованные вышеупомянутому
Дж. Ранкину на его письмо поэту о том,
что одна местная девушка ждет от него ребенка.
См. Основные даты жизни Роберта Бернса.
Я чту законы, как бывало,
Почти до самых пунктов малых,
Но, к сожаленью, подкачала
Одна статья.
И за нее - пиши пропало,
В ответе я.
Ее нарушил я однажды,
А может трижды или дважды,
Но не испытывал я жажды
Покой нарушить.
А слухи, это знает каждый,
Не надо слушать.
50. Строки, написанные Бернсом
на смертном одре, Джону Ранкину из Эйршира
и отправленные ему сразу же после смерти поэта.
Кто Ранкина воспел, уж неживой.
Зеленый холм хранит его покой.
Увы! Чертовский поворот такой.
56. Торговец Тэм.
Торговец Тэм однажды днем
Смерть встретил на пути своем.
Тэм был польщен такою встречей,
И так же Смертью был замечен.
Мешок он бодро опустил,
Но тут его удар хватил.
Радушью Тэма нет предела,
Смерть с ним расстаться не хотела.
И, стукнув древнею клюкой,
Смерть забрала его домой.
57. Послание Джону Лапрейку,
старому шотландскому барду.
1 апреля 1785 г.
Шиповника набухли почки,
И куропаток крик до ночки,
И зайцы скачут через кочки;
За вдохновенье
И моей вольной Музы строчки
Прошу прощенья.
Раз перед Пасхой вечерком
Мы собрались пред огоньком,
Чтоб потрепаться языком,
Был круг наш тесен,
А в теплом обществе таком
Нельзя без песен.
Из песен всех одна, наверно,
Мне показалась достоверной,
В ней обращался благоверный
К супруге юной;
В душе та песня, несомненно,
Задела струны.
Я слышал повести едва ли,
Чтоб в душу глубже западали,
Я мнил, поэт из дальней дали,
Из далека,
Но этот парень, мне сказали,
Из Мьюркерка.
Он интерес мой возбуждал,
О нем расспрашивать я стал,
Кто знал его, тот утверждал;
Талант от бога,
Таких поэтов мир знавал
Не так уж много.
Он сочинял за кружкой 'эля
Куплеты, полные веселья.
В остротах, бьющих прямо в цели
И в песнях славных,
От Инвернесс до Тивотдейля
Ему нет равных.
Я встал и клятву произнес,
Что плуг бы свой в залог отнес,
Иль сгинул, как бездомный пес,
В канаве жуткой,
Но кружку б я ему поднес,
Чтоб слышать шутки,
Люблю я без сомнения
Досужих строк сплетение,
Они, прошу прощения,
Грубы нередко,
Но укрепляет пение
Грудную клетку.
Я в общем смысле не поэт,
Рифмую песню и куплет,
Претензий на ученость нет,
В чем дело, если
Лишь глянет Муза, я в ответ
Пою ей песни.
И важный критик смотрит косо,
Спесиво задает вопросы:
Не отличая стих от прозы,
Как песню сложишь?
Ты, оппонент мой длинноносый,
Понять не сможешь.
К чему жаргоны вашей школы?
К чему латинские глаголы?
Глупцам, сказать по правде голой,
К чему науки?
Им подошли б гораздо более
Лопаты в руки.
Заучит сборище глупцов
По-гречески с десяток слов,
Что превращает их в ослов,
Заверю вас,
И каждый мыслит, что готов
Влезть на Парнас.
Была бы искра вдохновенья,
И это все мое ученье.
Мой путь тернистый сквозь лишенья,
Сквозь грязь и лужи;
Но моя Муза без сомненья,
Затронет душу.
Аллан всегда весело - шумный,
Или Фергюсон остроумный,
Лапрейк, мой друг благоразумный,
И коль случится,
У них Пегас бы мой безумный
Мог подучиться.
Когда друзей твой полон круг,
Реальных ты найдешь не вдруг,
Когда искать их недосуг,
К чему отписки?
Но если нужен верный друг,
Я первый в списке.
Хвалить себя - куда ни шло,
Но за грехи винить смешно.
Пусть мне с друзьями повезло,
Их лесть прекрасна,
Но добротой моей во зло
Играют часто.
Мой недостаток не в чести,
Люблю девчонок - Бог прости!
На танцы стоит забрести,
Где очень жарко,
Они спешат преподнести,
Что им не жалко.
В Мохлине ярмарка горой,
Когда мы встретимся с тобой,
Заботам там дадим мы бой,
Что б мысли кругом.
Махнемся рифмой меж собой
Тогда друг с другом.
И наши кружки звякнут споро,
Разбавим красным для задора,
Потом добавим к ним ликера,
Взбодрить сердца,
Клянусь, подружимся мы скоро
И до конца,
Нам эгоизм внушает вновь,
Все чувства, что волнуют кровь,
И даже дружба и любовь,
Полны корысти,
Но эти взгляды подлецов
Мне ненавистны.
Но вы, в ком благо по уму,
И чьи сердца растопят тьму,
Кто любит ближних и кому
Могу сказать я:
Придите, вас я обниму,
Друзья и братья!
Мой долгий стих кончать пора,
Уже огрызок от пера,
Коль пару строчек мне с утра
Черкнешь ты вдруг,
Я сразу закричу: Ура!
Слуга и друг.
58. Второе послание Джону Лапрейку.
21 апреля 1785 г.
Мычат телки, вернувшись с луга,
Взопрели лошади от плуга,
Я в час вечернего досуга
Сказать могу:
Перед Лапрейком добрым другом
В большом долгу.
Я сбился с ног пахать весь день,
Зерно кидать на борозде,
Своих коней держа в узде
Часов по десять,
И Муза мне твердит везде:
Мол, не до песен.
У этой девки беспардонной
Всегда на всё свои резоны:
Мол, были мы так утомлёны
Весь месяц тяжко,
И в голове всё время звоны,
Трещит, бедняжка.
От этих отговорок плачу:
Ты постыдись, лямая кляча!
Писать я буду на удачу
Весь вечер к ряду.
Ты, ремесло своё не пряча,
Рифмуй, как надо.
Ужель Лапрейк, король червонный,
В людской колоде не крапленой,
Кто в выраженьях восхищенных
Тебя хвалил,
Не стоит рифмы окрыленной,
Не стоит сил?
Я в миг бумаги разверну,
Перо в чернила обмакну,
Клянусь, что глаз я не сомкну,
До ночи поздней,
И коль на стих не потяну,
Закончу прозой.
Я стал писать во весь опор,
Стихами, прозой всякий вздор,
Пусть то не ставят мне в укор,
Покажет время:
Пегас, дремавший до сих пор,
GПочуял стремя.
Достойный друг, не сожалей
О тяжкой участи своей,
Приди и струны разогрей
Весёлым звуком.
Терпимей будь к Судьбе твоей,
Она - лишь сука.
Презрев её ударов шквал,
Я бороздой своей шагал,
И если бы мне Боже дал
Жить много лет,
То я смеялся б, пел, плясал,
Не зная бед.
Уж кони щиплют травку где-то,
Деревья почками одеты,
А мне - двадцать шестое лето;
К чертям молву!
Ведь не смотря на все наветы,
Я, Роб, живу!
Ужель ты с завистью знаком
К тем джентльменам с сундуком
Или с распухшим кошельком,
Как их живот,
Кто, управляя городком,
Как бог живёт?
Иль к гордой спеси феодала,
Кто в тон одет, чья трость блистала,
Кто мнит, что значит он не мало
Средь идиотов,
Чтоб шапка перед ним слетела,
Когд а идёт он?
Из всех, Господь, даров небесных,
Дай разум мне и слов для песни,
Бродить в Шотландии прелестной
Мне без препоны,
И я купцов и лордов местных
Тогда не трону.
Права страны у нас гласят:
"К богатству, славе - через ад"",
Звать к вечным мукам своих чад,
Умно едва ли,
Но, слава Богу, этих врат
Мы миновали.
Когда-то, на заре времён,
Издал Господь такой закон:
"Быть честным человек рождён",
Кем он ни будь,
Природы план исполнит он,
Не кто-нибудь.
Мандат божественный и чудный!
Ты плод Десятки безрассудной,
Бедняги, хоть одеты скудно,
Сияют очи!
А отпрыски корысти нудной
Темнее ночи.
Хоть здесь они гребут гроши,
Но горсть бесценной их души
От страха воет пусть в тиши
В грядущем теле,
Совой скрывается в глуши
Под веткой ели.
Воскреснут пусть Лапрейк и Бернс,
Чтобы достичь родных небес,
Чтобы воспеть страну чудес
В тончайших сферах,
Пусть дружба их растёт, как лес,
В грядущих эрах.
61. Прелюбодей. Новая песня.
См. Основные даты жизни Роберта Бернса.
Лихих парней всего сильней
Влекут любви услады,
Орлом гляди, коль впереди
Девчонка то, что надо.
Садись кучней, ведь здесь слышней,
Мы разговор затеем.
Начну рассказ, что как-то раз
Я был прелюбодеем.
Пред осуждения стеной
Я шел, поникнув малость,
И Бэтси рядышком со мной,
Отменно нам досталось.
Мой сникший взгляд упал назад,
Собою не владея,
Я этих ног пройти не мог
И стал прелюбодеем.
Лицом уныл, лишенный сил -
Расплата за событья.
Сгущался мрак и через парк
Не мог не проводить я.
Поцеловал - ведь грех сей мал,
А клятвы все щедрей.
Упала Бэтси, я упал,
И я - прелюбодей.
Но для нее словцо мое:
Клянусь, признав законы,
Ее любить и с ней делить
Все до последней кроны.
И мой малыш - мамаши стриж,
Дороже всех людей.
Я им горжусь и не стыжусь,
Что я прелюбодей.
Распутный друг наемных шлюх,
С болезнью, под забором,
Скажу я в лоб, бесчестно что б
Вносить тебя в наш кворум.
Учите дев среди дерев
Стать матерью семейства,
Не за гроши, но для души,
Вот в чем прелюбодейство.
О, вы, носители корон,
Герои и вояки,
Вы, Цезари былых времен,
И Александры всякие:
В лихих боях, отвергнув страх,
Врагов своих развеяв,
Вы так горды вступить в ряды
Больших прелюбодеев.
64. Людской удел - страданья. *
Печальная песня.
I
Промозглый ветер ноября
Срывал листву лесов,
Однажды вечером брел я
Вдоль Эйра берегов.
Вдруг я заметил старичка
С усталою походкой,
С морщинок сетью на висках
И седенькой бородкой.
II
Куда ты, юноша, спешишь ?-
Изрек мудрец почтенный.
К богатству ли стопы стремишь,
К забавам жизни тленной?
Иль на тебе забот печать,
Как и на мне от века,
И бродишь ты, чтоб испытать
Все скорби человека?
Ш
Вот ты под солнцем видишь тут
Луга, равнины, веси,
Где сотен труд дает приют
Надменной барской спеси.
Я солнце зимнее встречал
Уж дважды сорок раз
И с каждым разом подмечал,
Что счастье - не для нас.
IV
Как часто время юных лет
Мы тратим понапрасну!
И щедрой юности расцвет
Транжирим ежечасно!
Над нами страсти держат верх.
Природы прав закон,
Что всякий смертный человек
Для скорби был рожден.
V
Блаженны юные года
И зрелых лет кипенье -
Полезен человек тогда,
Во всем ему везенье.
Но посмотри на склоне лет:
Заботы и стенанья.
Нужда и старость - вот дуэт!
Людской удел - страданья!
VI
И баловней судьбы, видать,
В лачугах маловато,
Но счастья так же не сыскать
Среди хором богатых.
И толпы жалких горемык
В любом конце страны
Постигли жизненный урок,
Что к скорби рождены!
VII
Суровой ниткою невзгод
Ковер судьбы расшит,
Еще сильнее нас гнетет
Раскаянье и стыд.
Кто в небесах лишь видит толк,
Любовью озарен.
Но кто собратьям только волк,
Для тысяч - горе он.
VIII
Вот изнурен мужик трудом,
Он вызывает жалость,
Он просит ближнего о том,
Чтоб заработать малость.
А вот - высокомерный лорд,
Отвергший просьбы эти.
Жена бедняги слезы льет
И причитают дети.
IX
Когда б рабом меня создать
Природа захотела,
Что ж к независимости страсть
В моей душе засела?
А если ж нет, зачем терпеть
Жестокость и упрек?
Зачем же лорду власть иметь,
Коль ближним он далек?
X
Сынок, невзгоде никакой
Не дай тревожить грудь:
Мой личный взгляд на мир людской
Не истина, отнюдь!
Бедняк, задавленный нуждой,
Не знает, как же жить.
И нет надежды никакой
Страданья утолить.
XI
О, Смерть! Подруга бедняка,
Добра и так блаженна!
Мне б ноги протянуть пока
И отдохнуть отменно!
Но для богатых и господ
Страшны твои порывы.
Ты облегченье от забот
Лишь тем, кто еле живы.
Мисс Пэгги Кеннеди.
Прекрасен юной Пэгги цвет,
Как розы ранним утром,
На нежных лепестках рассвет
Играет перламутром.
Ее глаза - сиянья луч,
Потоки золотящий,
Дождя спадающего с туч
На утренние чащи.
Ее уста огнем горят,
И ярче вишен спелых,
И каждый восхищенный взгляд,
Дай волю, так бы съел их.
Ее улыбка - вечерок:
Воркуют голубочки,
Спешат ягнята в закуток
Спастись от темной ночки.
И если б Пэгги бы сама
Была б с судьбою в ссоре,
От доброты ее Зима
Смягчилась бы во взоре.
Не опорочит клевета
Души ее открытой,
И не кривит пусть зависть рта
В ухмылке ядовитой.
Любви и Чести, Правды силы
Пускай хранят от зла,
Тот вдохновенный образ милый,
Что Юность ей дала.
Огонь супружества потом
В груди зардеет светом,
И увенчает отчий дом
Дочерним, пышным цветом.
66. Прощание с Бэллохмайлом.
Леса и рощи опустели,
Цветы увяли на лугах,
Не слышно жаворонка трели,
Природа сникла на глазах.
Мария в сонной роще пела,
Сияя красотой земной,
И эхо гулкое звенело:
Прощай же, Бэллохмайл родной!
Дождетесь вы, цветы, весны,
Вновь ваша расцветет краса;
Вы, птички, после тишины
Вновь огласите небеса.
Мне не кивнет цветок забавный,
Не петь уж птицам надо мной.
Прощай же, Эйра берег славный,
Прощай же, Бэллохмайл родной!
76. Обращение к Дьяволу.
"Князь тьмы, о, властелин земной,
что вел крылатых серафимов в бой"
Мильтон
В какой бы титул ты ни влез-
Черт, Демон, Сатана иль Бес -
Когда идем мы через лес,
Твой слышим глас;
Ты брызжешь серой до небес
Чтоб шпарить нас.
Послушай, Старый Ник с хвостом,
Оставь в покое ты наш дом,
Уверен, мало счастья в том
Тебе, старик,
Что б бить нас, бедолаг, кнутом
И слышать крик.
Огромна власть твоя и слава,
Чтит имя каждая держава,
И хоть твой дом - вон та канава,
Везде ты свой;
И ты не увалень и, право,
Ты не хромой.
То бродишь ты как лев могучий,
И жертву ищет взор твой жгучий;
То мчишь над церковью черной тучей
И рвешь кресты;
А иногда в душе кипучей
Таишься ты.
Бабуся раз сказала мне,
Что ты блуждаешь при луне,
Где замки старые во сне
Шлют ей поклон;
И раздается в тишине
Твой жуткий стон.
Когда же в сумерки бабуся
Молилась: Господи, Иисусе...
То часто с криком, как у гуся,
Скрывался ты
И пробирался, словно труся,
Через кусты.
Раз ночью ветер сильно выл,
И звездный дождь на землю лил;
Тобою я напуган был
У озерка;
Ты как прибрежный куст застыл,
Шурша слегка.
Моя дубина трепетала,
И шевелюра дыбом встала,
Когда в ночи загоготало
Средь тростников;
Ты взмыл, как селезень, устало
И был таков.
Пусть ведьмы, что с тобой галопом
Неслись на клячах с жутким топом
По диким и заросшим тропам
Расскажут сами,
Как вновь сбирались вы всем скопом
Над мертвецами.
Отсюда вьется корень зла;
И плохи фермеров дела:
То урожай сожжен дотла
Нечистой силой,
То вдруг Буренка померла,
То бык стал хилый.
Отсюда хворь, болезнь, недуг,
И слабость прежде сильных рук;
И самый лучший в доме плуг
По чьей-то воле,
Как щепка разлетелся вдруг
Во чистом поле.
Когда весной снега сойдут,
И реки, вздувшись, побегут,
То водяные тут как тут
Средь слуг твоих;
Они бродяг ночных влекут
И топят их.
То огоньков блуждают вспышки,
Для тех, кто знал в питье излишки,
То окаянные мартышки
В глазах блеснут,
Потом в трясине те людишки
Навек уснут.
Когда масон зовет твой дух,
Ты предстаешь, свиреп и сух,
Но только пропоет петух,
Смешно конечно!
Твой гнев развеян в прах и пух -
Мчишь в ад кромешный.
В саду Эдема жили-были
Адам и Ева, что любили,
И до конца любовь испили
В блаженный час
Средь ароматных трав и лилий
В тот первый раз.
Но ты, пролаза, старый пес,
И в райский сад свой сунул нос,
И человеку зло принес;
(Пусть сгинет грех!)
И мир невинности разнес
Ты как орех.
Припомни ты один из дней,
Когда в дыму, среди огней,
С физиономией твоей
Довольно жуткой
Явился ты, разя людей
Своею шуткой.
И как унес ты одного
В тот день из дома своего,
И как потом терзал его
Когтистой лапой,
И докучал, страшней всего
Сварливой бабой.
Но описать, что ты творил
С тех пор, как ангел Михаил
Своим копьем тебя сразил,
До наших дней,
Ни слов не хватит, ни чернил
В стране моей.
Ну вот, Лукавый, ты решил,
Какой-то бардик тут грешил,
И во хмелю разворошил
Твой мрачный дом;
Ты рогом бы его прошил!
А он - пером!
Прощай же, старый Сатана!
Подумай - истина ясна:
Тебе возможность все ж дана,
Чтоб лучше быть,
Чтоб мог я хоть во время сна
Тебя забыть.
77. Шотландское виски.
"Налей вина, пусть пьет до дна,
Кто бед охвачен морем,
Глоток тепла, чтоб кровь текла
У сокрушенных горем.
Пусть вина пьет и пусть поет,
Пусть чашу он наполнит,
И о врагах и о долгах
Уж никогда не вспомнит".
Притчи Соломоновы.
часть 31, т.6,7.
Пускай поэты в споре рьяном
О лозах, винах, Вакхе пьяном,
Шумят; и рифмой и романом
Наш режут слух,
Я воспеваю над стаканом
Шотландский дух.
Напиток старый и отменный!
Течешь ли ты в живот презренный,
Иль темно-бурый, буйный, пенный,
Льешь через край;
Родник твой, Муза, вдохновенный
Воспеть мне дай.
Пшеница шелестит давно,
А у овса усов полно,
И аромат свой льют в окно
Горох, фасоль,
Но Джон Ячменное Зерно -
Хлебов король.
Тебя мы чтим важней всего:
Лепешек мягких волшебство,
И щей бурлящих торжество -
Твои творенья.
Но кровь из сердца твоего -
Вождь вдохновенья.
Желудок сыт - и жизнь бодрее;
Жизнь - дар, повешенный на шею -
Из года в год все тяжелее;
С твоей же смазкой,
Колеса жизни мчат быстрее
С веселой пляской.
Ты просветляешь разум Лира;
Ты кровь бодришь во время пира;
Ты наших душ латаешь дыры;
Ты бьешь ключом;
И ты в отчаянии мира
Блестишь огнем.
Так часто, в серебро одет,
Ты покоряешь высший свет,
Однако служишь много лет
Напитком нашим;
Вкусней тебя приправы нет
К овсяной каше.
С народом вместе ты живешь.
Чем были б ярмарки, кутеж,
И даже сборища святош,
Когда б не ты?
И лезут к паперти из кож,
Разинув рты.
В ту ночь, как уберем зерно,
Над рогом вспенится вино;
А в Новый год течет оно
В ушаты, в кадки;
И в нем броженье лишь одно,
Да сахар сладкий.
Вулкан склонился над мехами,
А пахари - над лемехами.
О чудо! Здесь ты тоже с нами:
Один глоток -
И вновь кузнец схватил руками
Свой молоток.
Пощады нет железу, стали,
Мехи кузнечные устали,
Но кузнецу в том нет печали;
Пылает горн,
От наковальни рвется в дали
Тяжелый звон.
Младенец лишь увидит свет,
Уж кумушки ведут совет,
Подходит имя или нет.
Да, имя славно!
А повитуха древних лет
Храпит исправно.
Когда в суде уж много лет
С соседом ссорится сосед,
То виски - исцелитель бед-
Затушит брань;
Судье награды лучше нет,
Чем эта дань.
И Муза пусть не упрекнет
Тех, кто в стране моей живет,
Кто горло мочит круглый год
За их измену.
Едва ль зимой кто узнает
На виски цену.
Но бренди огненный глоток-
Источник болей и изжог.
Он сокращает жизни срок
В два раза им
И шлет шотландский кошелек
Врагам своим.
Шотландцы, в основном для вас
Веду я долгий свой рассказ,
И вам, беднягам, мой наказ,
Поверьте мне:
Напиток этот губит нас -
Все зло в вине.
Болезни пусть его морочат,
За дюймом дюйм подагра точит,