Берристер Инга. Ключ к счастью

   Элис собралась с мыслями и произнесла:
   — Не знаю, чья уж Холли подруга на самом деле — вашего кузена или ваша, но я вам вот что скажу: ей будет гораздо лучше жить без вас, и это очевидно! Если мужчина позволяет себе подобные выходки, кто он после этого? Как женщина должна чувствовать себя рядом с таким человеком? Одежда эта совсем новая и…
   — Да, согласен, одежда новая, кузен сам выбирал ее и оплачивал. Он страшный ревнивец, так что даже не всегда позволял ей ее надевать, опасаясь, что в ней Холли начнет нравиться другим мужчинам.
   — И поэтому выгреб все из ее шкафа и продал? Что ж, неплохо! Это наводит лишь на одну мысль — чем скорее она вас бросит, тем будет лучше!
   Тон Элис не оставлял сомнений насчет ее отношения к человеку, способному подобным образом поступать с женщиной, к тому, кто опускается до столь нелепой ревности или до мелочной мести.
   — Мне вас жаль, конечно, только пусть это останется вашей проблемой. Что бы вам ни пришлось объяснять Холли, я-то здесь совсем ни при чем! Расскажите ей честно, куда вы дели ее вещи. А мое дело — сторона, я их купила для себя.
   — Не беспокойтесь, — сказал Уорбертон, и глаза его сузились, — я дам вам за них такие деньги, что вы сможете купить себе гораздо больше вещей. А то, что принадлежит Холли, я намерен получить обратно. — И на его лице застыла неприятная циничная ухмылка.
   Эляс же явно не собиралась сдаваться:
   — Эта прекрасная модная одежда принадлежит мне, я ее купила сравнительно недорого, да еще в сезон, да еще под праздники…
   — я вас понял, — ответил он. — У меня нет намерения с вами торговаться. Как вы считаете, какова могла быть настоящая цена тех нарядов, что вы купили?
   — Настоящая цена? — Элис нахмурилась. Ей-то откуда знать, она что, каждый день покупает себе роскошные костюмы? — Не знаю, — ответила она, — думаю, что цены на такие вещи колеблются между несколькими сотнями долларов.
   — Значит, сотни долларов?
   Глаза Уорбертона были холодны и неподвижны, на губах блуждала зловещая усмешка. Элис стало не по себе, вдоль спины пробежал неприятный холодок.
   — Скажите, мисс, а не сойтись ли нам, например, на пяти тысячах долларов? Верните мне вещи, а я вам выпишу чек на пять тысяч долларов.
   Элис, не верила своим ушам.
   — Да вы с ума сошли! — запротестовала она. — С какой стати вы собираетесь выкидывать такие безумные деньги? Вы же можете на них купить ей полный гардероб!
   — Да будет вам! — резко прервал ее Уорбертон. — Не нужно тратить слова понапрасну, вы прекрасно понимаете, сколько времени уйдет, займись я даже покупками немедленно. К тому же если бы я еще в точности знал и помнил, что конкретно надо купить!.. Поэтому прошу вас, не глупите, я вам предлагаю достаточно выгодные условия обмена, соглашайтесь! И вообще, вам совсем не идет ваша фальшивая праведность.
   Нет, смотрите, каков подлец! «Фальшивая праведность»— и как только у него язык повернулся сказать такое! До Элис, наконец, дошло, что он ей приписывает, и лицо ее запылало от гнева.
   — Убирайтесь отсюда немедленно, слышите?! — с дрожью в голосе потребовала она. — Иначе я немедленно звоню в полицию. По какому праву вы здесь, в моем доме, говорите мне такие гадости? — Элис явно не хватало слов, чтобы выразить свое негодование, отвращение, ненависть. — Вот уж теперь можете не сомневаться, я не уступлю вам ни единой тряпки, ни за какие пусть самые заманчивые деньги! Будь это хоть десять, хоть двадцать, хоть сто тысяч долларов! Так вам и надо, пусть ваша любимая Холли покинет вас! При этом вы окажете ей громадную услугу, дав понять, кто вы есть на самом деле! Пусть она увидит, с каким типом связалась! На ее месте я бы… я бы…
   — Ну-ну! И что бы вы на ее месте? — поддразнивал он Элис. И уже не понятно было, злится он иди веселится. Однако во взоре его застыло затаенное бешенство, на виске напряженно билась жилка.
   — Я бы, — ответила Элис, — прежде всего далеко не сразу позволила вам делать мне подобные подарки. — С чувством, произнеся эту фразу, Элис добавила, что она бы еще…
   — Ну, и что бы вы еще? — Его голос упал до вкрадчивого шепота, такого опасного, мягкого.
   Взглядом же он буквально раздевал ее. И этот чувственный, хищный взор невольно ожег ее.
   Вот это вызов! Элис не ожидала от себя, точнее от своего тела, такого предательства. Ральф Уорбертон прекрасно понимал, что делал, взглядом срывая с нее одежды и оставляя ее в пусть воображаемой, но все-таки наготе.
   — Ну, так говорите же, что бы вы сделали на ее месте? Ходили бы голая?
   И Элис не нашлась что ответить. Она была рассержена и одновременно сражена его мужским обаянием, сражена наповал, чтобы решиться сказать хоть что-нибудь.
   — Как бы то ни было, — продолжал Уорбертон, — верите вы или нет, я стараюсь для кузена, а не для себя. Но, тем не менее, вы одеты сейчас в то, что, можно сказать, выбирал и покупал я сам.
   О, этот его голос, такой мягкий, такой опасный! И снова его взор заскользил по ее телу, только медленнее и еще более откровенно, с явным вызовом, призывом. Казалось, это вовсе не взгляд, а прикосновение. Элис удивлялась самой себе, своей восприимчивости к его животному магнетизму. Она оказалась абсолютно беспомощна перед ним.
   Наконец овладев собой и собравшись с силами, Элис сделала попытку вырваться на свободу. Она отступила на шаг, увеличивая дистанцию между ними, и, отведя глаза от его всепроникающего взора, произнесла довольно резко:
   — Прошу вас немедленно уйти! Если вы этого не сделаете, я вынуждена буду…
   — Ax да, чуть не забыл, — обратиться в полицию! Чудесно! Убедить вас я не сумел. Обещаю вам, что, если представится случай, обязательно вспомню о вашем содействии и, видит Бог, я останусь в долгу. — Снова Элис почувствовала неприятный холодок, пробежавший по спине. Хотя, — продолжал он, — я могу понять, почему вам так не хочется расставаться с вашим, а точнее, вовсе не вашим сокровищем. Костюм на вас и правда смотрится великолепно.
   Уорбертон повернулся было к выходу, как вдруг, совершенно неожиданно, поднял руку и бесцеремонно провел указательным пальцем вдоль ее ворота, где в широком вырезе угадывалась грудь.
   — А в этом месте костюм сидит на вас плотнее, чем на Холли. Ее размер 34 В, а ваш, надо думать, 34 С, поэтому на вас он выглядит лучше. И вообще, наверное, гораздо интереснее надевать его на голое тело, как сделали это вы…
   Элис опять не нашла нужных слов, она вообще не нашла никаких слов. Гневные выкрики замерли у нее на губах, но они бы ничего и не исправили. Что сказано — то сказано, что услышано-то услышано, и никуда от этого не деться.
   Ральф Уорбертон удалился, более спокойный, чем пришел. Элис же осталось лишь удивляться, с чего это вдруг ее невозмутимое до сих пор тело выдало такую предательски сильную реакцию на одно лишь прикосновение Уорбертона. Даже не глядя в зеркало, она точно знала, что под тонкой кремовой тканью костюма четко прорисовались ее соски, чего не было, пока Ральф к ней не притронулся! Ее чувства пришли в полное смятение.
   Прошел час, но Элис все еще никак не могла прийти в себя. В конце концов, убеждала она себя, все это глупо, как, впрочем, глупа и вся история с чужой одеждой от начала до конца. с Противно только, что он заставил ее так переволноваться. Элис закрыла дверь на цепочку и, что бы успокоиться, заварила себе крепкого кофе.
   По идее, следовало бы сейчас позвонить в магазин и выяснить, что там у них происходит на самом деле и по какому праву Ральфу Уорбертону дали телефон ее подруги. Да и подруга тоже хороша! Тут же сообщила этому типу ее адрес.
   Если придется вернуть покупки, она, безусловно, это сделает. Пожалуй, другого выхода не придумаешь. Однако, как смел этот подлец оговаривать ее! Сам заварил кашу, пусть сам ее и расхлебывает! Успокоиться все никак не удавалось, вот и кофе она пролила прямо на руку — немудрено, ведь так дрожали ее пальцы! Что странного она ему сказала? Совсем даже ничего, и незачем было обвинять ее в нечуткости! Любая другая на ее месте реагировала бы точно так же. Конечно, можно пожалеть эту неизвестную Холли: как все-таки неприятно, даже ужасно, когда любимый мужчина вот так продает твою одежду! Но для Холли было бы еще хуже увидеть, как ее мужчина заигрывает с другой-с ней, Элис, да еще и прикасается… В общем, пусть бедняжка не жалеет ни о чем и держится от него подальше.
   В то же время Элис не оставляли и другие мысли, более сокровенные. Ральф Уорбертон притронулся к ней, как будто знал наверняка, как она это воспримет. Недаром в его всезнающих серых глазах мелькнуло выражение триумфа и сознание того, что Элис знает об этом. Нахал явно заметил ее возбуждение. Элис почувствовала, что уже ненавидит Уорбертона. Холли без него обойдется, и нечего было даже думать улаживать их ссору. Не вернула одежду — ну и ладно, он виноват, ему и отвечать! В конце концов, на ее счастье, он не из тех мерзавцев, что вынашивают планы мелкой мести. По крайней мере, ей так показалось.

2

   Элис стояла у окна гостевой спальни в большом доме Стриклендов.
   Из окна открывался зимний пейзаж — провинциальный городок, засыпанный снегом. Они с Роджером приехали только сегодня, хотя их ждали накануне вечером. А опоздали из-за аварии — машина Роджера сильно пострадала, когда они выезжали со стоянки. Пришлось воспользоваться малолитражкой Элис, к досаде Роджера, — он терпеть не мог дешевые автомобили. Тем не менее, после одиннадцати они уже были на месте. Миссис Стрикленд, обожавшая сына, заключила его в объятия. Элис ждал более сдержанный прием — мамаша одарила ее ледяной улыбкой и подставила прохладную гладкую щеку для поцелуя.
   Первые ее слова после «здравствуйте» были:
   — С ужином мы вас не дождались, откладывать его было больше нельзя. Папа очень следит за тем, чтобы за стол все садились вовремя! Роджер, сынок, ты же сам все это знаешь!
   — Это Элис виновата, — ответил Роджер, и хотя это было неправдой, он с раздражением обрушился на девушку:— Я же говорил тебе, что надо покупать приличную машину, а не черт — те что! Мамочка, извини нас, нам по пути пришлось, ко всему прочему, еще и заправляться.
   Элис, стиснув зубы, улыбнулась. Да, Роджер для матери — свет в окне! Тем не менее, такого предательства по отношению к себе она никак не ожидала. Ладно, решила Элис, посмотрим, что будет дальше. Роджера торжественно препроводили в кабинет к отцу, а саму Элис с ходу взяла в оборот мамаша. Миссис Стрикленд стала расспрашивать девушку о ее семье, образовании и воспитании. Далее последовали прозрачные намеки, что это еще большой вопрос — годится ли Элис в жены ее драгоценному сыну или нет… И все это было преподнесено без тени смущения.
   Да, с самого начала все пошло не самым лучшим образом. А она так хотела встретить Рождество среди близких ей людей, в какой-нибудь глуши, в живописном месте, там, где выпадает много-много снега!
   Здесь была относительная глушь, лежал снег, но не было главного — близких людей, которые встретили бы ее не то что с любовью, об этом она уже и не мечтала, а хотя бы с элементарным радушием! И Роджер вел себя как-то странно.
   Казалось, что, пока они собирались и ехали, ОН находился на волоске от нервного срыва. И дело было вовсе не в том, что пострадал его драгоценный автомобиль…
   Элис пребывала в недоумении: все выглядело более чем подозрительно, начиная с покупки подарков для его родных. Чего только Роджер не сказал ей! При этом — договорился до того, что очень, очень сомневается, способна ли Элис вообще кому-нибудь из его родных прийтись по душе! Поэтому он неоднократно очень подробно принимался инструктировать девушку, как и что делать, что говорить, что надевать на себя. И кошмар этот длился целую неделю! В один из таких «замечательных» дней невзначай забрела на огонек Джулия. Роджер как раз толковал о том, что брючный костюм на семейном празднике, даже если он и от известного кутюрье, — вещь просто недопустимая. Особенно на обеде у его родных, Когда он ненадолго вышел, подруга незамедлительно дала волю своим эмоциям.
   — Моя дорогая, я что-то не поняла, о чем он. В каком веке родились его родители?
   Элис смутилась, попыталась сменить тему, но чуткая Джулия ушла от нее сама, видя, как расстроена подруга. Тему сменили, но новая оказалась ничем не лучше прежней:
   — Расскажи, чем кончилась история с магазином? Нашел тебя тот мужчина с приятным голосом — как его?.. Ах да! Ральф Уорбертон!
   И тут Элис поведала Джулии историю встречи и знакомства с Уорбертоном. Поведала и о своих сомнениях — как поступить дальше?
   Джулия настояла на том, чтобы позвонить магазин. Автоответчик бодрым голосом сообщил, что хозяйка вынуждена временно закрыть магазин из-за болезни родственника, причем на неопределенный срок. Джулию такой исход не смутил.
   — По-моему, ты сделала прекрасные покупки, а этой Холли совсем не помешает узнать, что за крыса ее дружок! Надо же, додумался-продал ее одежду! А я-то думала, что это не он, а его кузен! Ты все правильно сделала и не вздумай ничего им возвращать!
   — Ну все! — ответила Элис. — Довольно с меня разговоров на эту тему! Но знаешь, меня ужасно удивило, когда он предложил мне непомерные деньги за вещи, а я ведь так резко с ним обошлась!
   — Что?! Ты — резко? Ой, батюшки, Элис, не смеши меня. Ты способна на резкость! Хотела бы я это видеть!
   — О чем это вы тут, девочки? — с подозрением спросил вошедший Роджер.
   — Да так, шепчемся о своем, — поспешила ответить Элис. Ее лицо начало медленно заливаться краской при воспоминании о незнакомце и его наглом прикосновении. Давно надо было все это забыть! Конечно, во всем виновата Джулия — она подлила масло в огонь, расспрашивая об Уорбертоне…
   Девушка с тоской посмотрела на часы. Миссис Стрикленд накануне вечером объявила, что в их доме принято выходить к завтраку в восемь часов. И добавила: «Ровно!», явно намекая на то, что у некоторых особ жизнь течет в ином ритме и где уж им рано встать и составить компанию прочим обитателям дома. Но миссис Стрикленд ошибалась — обычно Элис просыпалась очень рано.
   Элис, сколько себя помнила, всегда любила последнюю неделю перед Рождеством, полную радостных забот, связанных с подготовкой праздника и покупкой подарков. Ее родители соблюдали Рождество свято, куда бы ни забрасывала их судьба. Обязательно ставилась и наряжалась елка. Все семейство Лэнгнер приобретало подарка друг для друга, обязательно готовился праздничный стол. Родители Элис, образ жизни которых мог кое-кому показаться нарушением всяческих традиций и норм, очень дорожили этим семейным праздником, так согревавшим их почти цыганский быт.
   Но в доме у Роджера, где, казалось бы, все было так традиционно и старомодно, ее ожидания не оправдались. В семье Стриклендов Элис не увидела ни малейшего признака предрождественской суеты. Сама миссис Стрикленд относилась к этому празднику вообще без всякого трепета, как будто наступал обычный будничный день. Элис попыталась поделиться с ней своими чувствами, рассказать, какое удовольствие доставила ей беготня по магазинам в поисках подарков, а в ответ услышала:
   — Да ну, к чему это — только деньги улетят впустую, безо всякого толка!
   И Элис вспомнила своего отца, который обожал, когда ему что-нибудь дарили. Особой слабостью его были головоломки и всякие игрушечные чудеса или наборы для фокусников. С родителями Элис уже обменялась праздничными дарами. Они прислали ей чудесные сувениры из Японии, девушка взяла их с собой в поездку. В ее воображении возникла высокая с чудесным запахом нарядная елка, под которой каждого ждет подарок. Свои подарки Элис собиралась положить туда же.
   Увы! Оказывается, мамаша Стрикленд елок не любит. В доме камины, елку ставить опасно, а, кроме того, от нее такая грязь. Всюду иголки…
   Где теперь ее мечты о первом Рождестве вместе с Роджером? А как она мечтала, что через много лет, когда у нее подрастут дети, она расскажет им, как некогда с их отцом ходила в лес выбирать елку на их первый совместно проведенный праздник…
   — Ты уж слишком романтическая натура, дорогая! — говорил Роджер. — Практицизма в тебе нет. От елки в доме сплошной беспорядок, в этом я полностью согласен с мамой.
   Слова Роджера не шли у нее из головы. А в чем, собственно, он не согласен со своей мамочкой. Миссис Стрикленд явно отказывала Элис в своей благосклонности, а Роджер, вместо того чтобы стать внимательнее, как-то поддержать свою избранницу, тут же ушел в тень, оставив девушку наедине с ее тягостными раздумьями.
   Не прошли еще и сутки, как Элис находилась в семье Роджера, а ей уже хотелось уехать, причем немедленно!
   Элис еще раз взглянула на часы с чувством полной безнадежности: без десяти восемь. Пора спускаться в столовую. Внизу миссис Стрикленд критически оглядела ее:
   — Как? Вы носите светлую шерсть? Это же так непрактично!
   Элис мысленно сосчитала до десяти, сделала глубокий вдох и вымученно улыбнулась. Надо было что-то сказать в ответ, и она сказала:
   — Да, немного непрактично, вы правы, но зато красиво.
   — А вот я никогда не ношу ни белого, ни кремового. Тем более что при моем, да и вашем, цвете лица, я считаю, эти оттенки просто убивают! Гораздо практичнее и красивее синее или бирюзовое, — говорила та, которая теоретически могла стать ее свекровью.
   Элис уже около получаса провела в столовой, когда речь зашла о приготовлении рождественского ужина. Она предложила свою помощь, но от нее вежливо отказались. Нечего сказать, произвела впечатление! А сколько наставлений она выслушала от Роджера накануне этой поездки, сколько было возни с нарядами! Как жаль, что рядом нет Джулии! Поездка выходит довольно унылой, и единственный человек, у кого хватило бы чувства юмора украсить ее, была Джулия. Уж она-то точно нашла бы, над чем тут можно посмеяться! Сейчас здесь только Роджер, но как с ним повеселишься? Похоже, он унаследовал от мамочки еще и чувство юмора, а точнее, его полное отсутствие, с горечью думала Элис.
   Итак, хорошему настроению конец! Надо как-то это скрыть. В принципе, почти нормально, что мать Роджера сторонится ее, ведь она беспокоится за сына, за его судьбу — он у нее единственный… Правда, что-то подсказывало Элис, что дело вовсе не в этом. Роджеру уже тридцать один год, он собрался жениться и, по идее, сам должен был бы вести себя иначе. А Роджер, безусловно, во всем повинуется матери и заведомо согласен с ней! И напрасно девушка пыталась побороть терзавшие ее сомнения, уговаривала себя, что не так все плохо, что Джина Стрикленд, хоть и не сразу, но все-таки примет ее. Допустила же она, чтобы они вместе появились в ее доме, на людях, значит, должна понимать, что это не случайный союз… Однако подобные размышления не успокаивали. Элис ясно ощущала какую-то враждебность со стороны миссис Стрикленд.
   В гостиной тонко прозвонили часы. Скоро в доме начнут собираться гости. Роджер ей рассказывал как-то, что их семья уже много лет живет в этом городке, что у них много родни. И сегодня к ужину соберутся почти все. Придут еще несколько друзей. Так что нынче вечером Элис будет на виду у местного общества. А она в брючном костюме, вызвавшем неодобрение Роджера. Юбка, на ней в этот вечер должна быть только юбка! В доме его родителей брюки — это почти неприлично! Элис представила себе, какую насмешку вызвал бы этот унизительный монолог у Ральфа Уорбертона. Ральф… что такое, почему этот неприятный субъект никак не идет у нее из головы? Мысли ее прервал голос Роджера:
   — Где ты? Пойдем, сейчас уже начнут подъезжать гости, мама требует, чтобы мы встречали их в холле. Ага, я вижу, ты и не подумала переодеться, а я тебя, между прочим, просил!
   — Ты считаешь, что мой костюм для праздника не годится? И между прочим, в вашем доме такой безумный холод, что в юбке я просто замерзну!
   — А мама считает, что такая температура полезна для здоровья!
   По тому, как заученно он ответил, можно было догадаться, что Элис далеко не первая, кто заговорил о невозможном холоде в их доме.
   Снаружи послышался звук подъехавшей машины, затем еще одной, потом прибыли сразу несколько. Захлопали дверцы, послышались веселые громкие голоса.
   — Замечательно! — воскликнул Роджер. — Гости прибывают вовремя, мамочка будет довольна!
   Элис уже тихо кипела.
   — Да успокойся ты, не дергайся, будет твоя мамочка довольна. — И голос ее прозвучал как-то мстительно.
   Первой прибыла тетушка Роджера, младшая сестра Джины Стрикленд, более приятная, более человечная, что ли, ее копия. Она поприветствовала Элис ласково и тепло. Тетушкины дети— трое подростков — нервно переглянулись, готовясь предстать пред суровые очи миссис Стрикленд.
   Гостей становилось все больше, через минуту в холле стало не протолкнуться. Обязанностью Роджера было отворять двери.
   И тут-то Боже!-повернувшись с дежурной улыбкой навстречу очередному гостю, Элис едва нe упала в обморок. В дверях стоял не кто иной, как Ральф Уорбертон. Он — то, зачем сюда явился? Не затем же, чтобы терзать ее со злосчастной одеждой?! Неужто он ее выследил и вскоре последует продолжение безумной истории с несчастной Холли? О, что тут начнется! Каким презрением обольет ее Джина Стрикленд, узнай она, что за сцена разыгралась на днях между Элис и Ральфом. Не хватало еще, чтобы он устроил нечто подобное в этом доме!
   А Роджер уже звал ее, чтобы представить новому гостю.
   — Элис, это наш сосед. Ральф Уорбертон.
   — А мы с Элис уже знакомы, — мило улыбаясь, произнес Уорбертон.
   Элис растерялась, не зная, как себя вести. Неплохой сюрприз: Уорбертон — сосед Стриклендов! Что еще он выкинет, этот негодяй с вкрадчивым голосом и странной, на что — то намекающей интонацией, что он расскажет Роджеру, как объяснит факт их знакомства? И Роджер уже и сам насторожился:
   — Знакомы?! Элис, объясни мне, пожалуйста, откуда вы знаете друг друга?
   И тут Уорбертон подлил масла в огонь:
   — Роджер, не сомневаюсь, Элис расскажет тебе, как мы познакомились.
   Девушка что-то промямлила, желая сгладить неловкость, а лицо Роджера между тем буквально окаменело. И вот уже она со слезами в глазах и прикушенной губой смотрит на Уорбертона, слушая, как он высказывается по поводу ее одежды.
   — Какой красивый костюм! Надо же, как он вам идет! Я, увидев вас впервые, так сразу и по. думал, что одежда эта выбрана и куплена неспроста. — И так далее, и в этом же роде!..
   У Элис заалели щеки, она краснела все больше и больше, видя, как поджимаются губы Роджера и он жмурится недовольно, словно кот. Приблизительно та же гримаса исказила лицо Джины Стрикленд, которая издалека почуяла неладное. Она все слышала, подумала Элис. Наверняка услышала!
   Неожиданно явился отец Роджера и увел беспокойного гостя, который, уже уходя, бросил ей через плечо вкрадчивым шепотом:
   — Мы еще увидимся, дорогая!.. — И улыбка его при этом не предвещала ничего хорошего.
   Роджер набросился на Элис сразу же, как Уорбертон оказался далеко.
   — Элис, что все это значит? Откуда ты, черт возьми, его знаешь?
   — Да не знаю я его, успокойся! Пойми, это все случайность, — слабо защищалась девушка.
   — О чем ты, дорогая, неужели считаешь меня дураком? Ты решила, что я в это поверю? Он вслух нахваливает твои новые наряды, да еще делает какие — то намеки!..
   — Роджер, ну пожалуйста, уймись, разве сейчас время выяснять отношения? Погоди, я все тебе объясню!
   Однако Роджер не унимался и долго еще терзал Элис вопросами, а когда понял, что та отвечать сейчас просто не в состоянии, начал сам, в перерывах между встречами новых гостей, шепотом рассказывать ей подробности из жизни Уорбертона.
   — Ральф — наш сосед, вернее, бывший сосед, так как он не живет сейчас в Кингстоне… Лет пять назад он переехал в дом своего деда, недалеко от города. Сделал капитальный ремонт: ведь Уорбертон-далеко не бедный человек. И дом его теперь — роскошная вилла… Он частенько приезжает в Кингстон, но живет, в основном, в доме деда. У него какая — то фирма в Нью-Йорке, какие-то консультации по вопросам финансов… Его кузен Дуглас является совладельцем фирмы. — О чужом благосостоянии Роджер рассказывал как-то с завистью и взахлеб. — У этой фирмы есть много филиалов. В Нью-Йорке же в основном действует его кузен. А его девушка, как там ее. Келли, что ли…
   — Холли, — машинально поправила Элис. Роджер тут же взбесился, но она уже не слушала его: выходит, Ральф не лгал, есть и кузен, есть и девушка кузена. Одно нехорошо: что-то уж больно он обрадовался их неожиданной встрече. Похоже, предвкушает какую-то месть, осталось выяснить, в какую форму она выльется. Ведь он может рассказать, что одежда куплена в комиссионке… Боже! Как отреагируют на это Стрикленды! Об этом было страшно даже подумать.
   А Роджер все бубнил и бубнил, пока не понял, что Элис не слушает его. Она глаз не спускала с Ральфа. Судя по тому, как перед Уорбертоном суетилась Джина, как почтительно приветствовали его остальные гости, было ясно — он действительно важная птица.
   Роджер все не отставал: то взахлеб рассказывал, как богата семья Уорбертонов, то прерывал рассказ подозрительно провокационными возгласами:
   — Да что я говорю, тебе, оказывается, самой все лучше меня известно…
   А Элис устало долбила в ответ одно и то же:
   — Не знаю я, не знаю, ничего не знаю…
   Наконец их прервали, а роль избавительницы исполнила, как ни странно, мамаша.