Немного отступив, Висенте сбросил халат. Лицо его покраснело от возбуждения. Он часто и неровно дышал.
   Дженетт закрыла глаза.
   — Нет, смотри на меня! — потребовал он. — Я хочу видеть тебя, видеть по-настоящему… обнаженной…
   Окинув взглядом распростертое перед ним стройное тело, Висенте не смог сдержать невольный возглас.
   — Боже мой! — В этом возгласе звучали самые неподдельные восхищение и благоговейный восторг. — Ты еще прекраснее, чем представлялась мне в мечтах!
   Опустившись на колени, он, быстро протянув руку, остановил Дженетт, внезапно ощутившую себя будто выставленной напоказ и попытавшуюся прикрыть ладонями обнаженную грудь.
   — Не надо! — настойчиво повторил он.
   Крепко сжав сильными пальцами запястья Дженетт, Висенте завел ей руки за голову, и на губах его появилась чувственная улыбка.
   — Никогда не закрывайся от меня, дорогая, — приказал он. — Не пытайся спрятать красоту своего тела. Я твой муж и как таковой имею право видеть любую часть твоего великолепного тела…
   Взгляд его горел торжеством и довольством.
   — Даже более чем видеть…
   Свободной рукой Висенте по-инквизиторски медленно провел кончиками пальцев по ее лбу и ниже, по мягкой округлости щеки.
   Я могу касаться тебя здесь… и здесь… — Рука-искусительница приласкала плечо и небольшую, но прекрасной формы грудь. — И здесь…
   Висенте! — воскликнула Дженетт, вздрогнув от прокатившейся по всему телу волны острого, почти на грани боли, удовольствия, когда загорелый палец очертил круг около чувствительного соска.
   Тебе это нравится, дорогая? — Его полный триумфа голос напоминал довольное мурлыканье тигра. — А что, если я попробую сделать так?
   На этот раз его горячая ладонь соскользнула с груди и сосок немедленно подвергся нежной ласке влажных горячих губ. Дженетт ничего не оставалось, кроме как откинуть голову назад и, не стесняясь, громко стонать, пока его язык следовал по той же дорожке, что и палец перед этим, а зубы дразнили нежную кожу, приводя молодую женщину в экстаз и лишая последних остатков самоконтроля.
   — Прекрасно, — пробормотал Висенте, подняв темноволосую голову и посмотрев на раскрасневшееся лицо Дженетт — А как насчет вот этого?
   Висенте захватил губами верх груди и начал осторожно посасывать, пока Дженетт не выгнулась ему навстречу в молчаливой просьбе новых, еще более изощренных ласк. Он тихо рассмеялся, и теплое его дыхание, коснувшись чувствительной кожи, вызвало дрожь в ее теле.
   — Тебе нравится, дорогая? — спросил Висенте, когда Дженетт, не выдержав интенсивности чувственных ощущений, что-то протестующее пробормотала. — Не об этом ли ты мечтала долгими одинокими ночами? Хотела ли ты, чтобы я ласкал тебя здесь? А может быть, здесь?..
   И вновь его дразнящие пальцы коснулись кожи Дженетт, рисуя эротические узоры на ее грудях, теперь покрасневших от возбуждения. Вяло и безвольно, она все-таки пыталась сопротивляться. Однако, поняв, куда именно направляется рука Висенте, вновь замерла в оцепенении.
   Не в силах пошевелиться, Дженетт с замиранием сердца ожидала, что будет дальше. Не отрывая от нее взгляда, ловя малейшую ответную реакцию ее тела, он продвигался все ниже и ниже.
   Несколько раз Висенте, делая вид, что передумал, начинал движение в обратном направлении, вызывая у нее возгласы протеста. Затем, заметив, что она прикусила губу, пытаясь заглушить эти звуки разочарования, он, приняв окончательное решение, накрыл ладонью пушистый холмик, средоточие ее женского естества.
   Так вот чего ты хотела, — пробормотал Висенте, делая вид, что удивлен этим открытием. — Почему же ты этого не сказала? Надо было только попросить…
   Висенте!
   Голова Дженетт не находила покоя на подушке. Скрыть то, что она сейчас испытывает, то, какой эффект производят на нее его действия, не представлялось невозможным. Она была полностью захвачена обуревающим ее желанием, целиком подпала под его влияние и, самое плохое, ей было абсолютно все равно, как это выглядит в его глазах.
   Все с той же торжествующей улыбкой Висенте вновь наклонился и поцеловал ее, подняв такую бурю эмоций в ее душе, что Дженетт даже зажмурилась в напрасной попытке обрести над собой хотя бы подобие контроля.
   — Я с самого начала знал, что ты моя. Моя и только моя! Знал, что стоит мне коснуться тебя, поцеловать, как ты уже не сможешь уйти ни к кому другому. Не сможешь даже подумать ни о ком другом, — раздался его голос, полный жестокого удовлетворения.
   — Жизнь без тебя нельзя назвать жизнью, — пробормотала все еще находящаяся в плену эмоций Дженетт.
   Молодая женщина пыталась удержаться от слез, что было нелегко, учитывая блаженство, которое она испытывала.
   — Тебе так кажется, дорогая. — Потянувшись с грацией дикого зверя, Висенте поцеловал ее в лоб.
   Положив ладонь на мускулистую грудь мужа, она заглянула ему в глаза.
   ― Я все еще люблю тебя.
   ― Польщен. — Он немного развел большой и указательный пальцы. — Любишь меня настолько? Или настолько? — Висенте раздвинул пальцы чуть шире.
   На ее губах появилась смущенная улыбка. Она все еще полагала, что он шутит.
   О, по крайней мере, во весь размах рук.
   Но я не просил любви… Мне нужен был от тебя только секс.
   Дженетт смутилась.
   Мне не нравится, когда ты так говоришь.
   Если ты меня любишь, то простишь мне эти слова, — возразил он.
   Опасный блеск его глаз заставил ее промолчать, что-то было явно не так, Она отдала ему свое тело и предложила любовь, однако, воспользовавшись одним, Висенте, похоже, пренебрег другим. «Мне нужен был от тебя только секс». Неужели это серьезно? От испытанного унижения ее затрясло.
   И тут стоящий на столике возле кровати телефон громко зазвонил. Чуть отстранив Дженетт, Висенте поднял, трубку.
   — Да, я Висенте Перрейра. В чем дело?
   Его серьезный, даже озабоченный тон заставил ее испуганно замереть.
   — В какой больнице?.. А ее состояние?.. Как это все произошло?
   Несмотря на загар, заметно было, что Винсенте побледнел.
   — Спасибо, — произнес наконец он, выслушав ответ. — Я буду в больнице так быстро, как только смогу.
   Швырнув трубку, Висенте бросил на Дженетт полный ледяной ярости взгляд.
   — Это из полиции. Час назад они доставили Карен в больницу, всю в царапинах и синяках. Ее нашли на улице в полном одиночестве!
   Дженетт не поверила своим ушам.
   — Что ты говоришь?!
   — Твоя сестра пыталась забрать ее, но оказалась не в том состоянии, чтобы ей можно было доверить ребенка. По всей видимости, она взяла девочку на какую-то вечеринку и та ушла оттуда никем не замеченная, — процедил Висенте сквозь стиснутые зубы.
   — О боже, не может быть! — Охваченная беспокойством за здоровье дочери Дженетт все же никак не могла поверить в возможность такого поворота событий. — В больнице? Карен в больнице? Как она себя чувствует?
   Теперь в суровом взгляде Висенте читалось еще и безграничное презрение.
   — Как ты только могла оставить мою дочь под присмотром этой эгоистичной стервы?
   — Пожалуйста, скажи мне, что с Карен… С ней… с ней все в порядке? — Дженетт интересовало только это.
   — Черт бы тебя побрал! Что значит «в порядке»? Она вся в царапинах и синяках и испугана до смерти. Ее могли похитить, убить, сделать что угодно! Слава Богу, Он оказался настолько милосерден, что сохранил мне дочь! — в ярости закричал на нее Висенте, торопливо одеваясь, — Кое-кому придется за это ответить!
   О, если он угрожает ей, то пусть делает что хочет. Лишь бы с Карен, с ее драгоценной малышкой все обошлось!..

5

   Сидя на заднем сиденье лимузина рядом с Висенте, Дженетт неотвязно думала только об одном: как такое могло произойти? Она была вне себя от тревоги за дочь — муж не пожелала рассказать ей толком, что ему сообщили из больницы. Но и того, что стало Джанет известно, вполне хватало, чтобы она холодела от ужаса.
   Но откуда ей было знать, что Элизабет окажется настолько безответственной? Да, сестра не осталась дома присматривать за малышкой, как обещала, а отправилась в гости, потащив с собой Карен. Но даже в такой ситуации все могло обойтись без проблем. Масса молодых родителей берут своих малышей в шумные компании, и, как правило, с ними ничего страшного не происходит…
   — Почему ты не обеспечила должного ухода за Карен? — спросил Висенте, прервав ее размышления.
   Дженетт, которой не терпелось поскорее увидеть дочь, успокоить и приласкать, попыталась собраться с мыслями.
   — Можешь винить в этом Николь Сежурн и ту газетную статью.
   — Я виню тебя! — бросил он.
   Дженетт нервно стиснула руки.
   — Мария, няня Карен, работает на меня только часть дня и свободна по вечерам. Раньше одна из моих студенток подрабатывала приходящей няней, но теперь она уже окончила учебу. Мое обращение к Элизабет было вынужденным. Уложить Карен должна была Мария. К тому же я не собиралась задерживаться надолго… Но, если честно, мне и в голову не приходило, что я подвергаю малышку риску. Я доверяла сестре…
   — Черт побери! Как ты можешь доверять Элизабет? — В темных глазах Висенте словно сверкнула молния. — Она слишком испорчена и эгоистична, чтобы пожертвовать своими личными интересами ради ребенка. Разве можно было на нее рассчитывать?
   — Я даже на секунду не могла предположить, что Элизабет способна причинить Карен зло, — откровенно призналась Дженетт. — Теперь очевидно что это было ошибкой. Не думаю чтобы я когда-нибудь простила себе…
   — Я-то уж точно не прощу тебе этого никогда! — грубо оборвал ее Висенте.
   Она чувствовала себя совершенно сбитой с толку. Мучительно больно было думать о Карен, страдающей без ее любящей заботы. Не меньшие мучения приносили мысли о своей вине и предательском поведении сестры. Однако самым болезненным было воспоминание о том, что всего лишь час назад Висенте занимался с ней любовью, а затем отверг ее любовь в самой грубой и унизительной форме.
   На какое-то мгновение ей, по своей наивности, даже показалось, что они стоят на пороге новых отношений. Но в следующий момент все ее надежды потерпели крушение.
   Почему никогда ранее она не замечала, насколько жестоким может быть Висенте? Почему предпочитала не обращать внимания на неприятные стороны его характера или извинять их? Сам он на компромиссы никогда не шел, никогда не признавал собственных ошибок, а теперь отказывает ей в прощении и сочувствии.
   — Когда-то я простила тебе гораздо большее, — произнесла Дженетт дрожащим голосом.
   Висенте бросил на нее вызывающий взгляд.
   — Я не совершил ничего, что требовало бы прощения.
   Это заявление послужило последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Зеленые глаза Дженетт яростно засверкали.
   — Неужели? Теперь ты, может быть, и любишь Карен. Но когда я забеременела, ты повел себя как юнец, которого заставили жениться насильно!
   Это гневное заявление застало Висенте врасплох. Он не мог понять, каким образом только что кажущаяся тихой и кроткой женщина могла прийти в такую ярость.
   — Послушай…
   Не смей это отрицать! — прошипела она, как загнанная в угол кошка.
   Однако Висенте быстро пришел в себя.
   — Я вовсе не собираюсь отрицать, что был расстроен тем, что ты решила забеременеть, несмотря на принимаемые мной меры предосторожности…
   — Это не было моим решением!
   Висенте не обратил на ее возражение ровным счетом никакого внимания.
   — Мы поженились совсем недавно, и мне хотелось подождать несколько лет, пока, наша семья окрепнет. Ты прекрасно об этом знала. Когда же решила проигнорировать мое желание…
   — Перестань сейчас же! — воскликнула Дженетт, подняв руки в протестующем жесте. — Ты не хочешь меня слушать! Если бы мне пришла в голову мысль, что ты подозревал меня в том, что я забеременела намеренно, то… Стой, а почему же ты ничего не сказал мне тогда?
   — Ну, что тебе ответить… — пробормотал он усмехнувшись. — Наверное, не захотел выглядеть юнцом, которого заставили насильно жениться.
   Дженетт покраснела, но не от смущения, а от досады.
   — Тебе до сих пор кажется, что ты можешь быть умным за мой счет. Что ж, не люблю выяснять отношения, однако должна сказать в свою защиту…
   — Да-да, не терплю неопределенности! — ставил Висенте.
   Руки ее сжались в кулаки.
   — Но прежде скажи: почему ты вообще решил, что я зачала ребенка вопреки твоему желанию?
   — Я много работал, тебе это не нравилось, поэтому мне показалось, что ты надеялась использовать ребенка как средство покрепче привязать меня к дому, — Висенте вгляделся в ее лицо, пытаясь отыскать на нем виноватое выражение. — Ты поставила меня перед фактом, и я был вне себя от ярости, но делать было нечего, Честь требовала, чтобы я признал, что ты носишь моего ребенка, и я, как говорится, сделал хорошую мину при плохой игре.
   — Поэтому стал работать еще больше, почти перестал со мной разговаривать и: даже переселился на яхту, желая помешать мне видеться с тобой чаще, — резюмировала Дженетт. — Честь потребовала от тебя слишком больших жертв!
   Висенте еле заметно нахмурился.
   Я не согласен…
   Ты можешь не соглашаться с чем угодно! — пылко воскликнула Дженетт. — Но поверь, я не лгу. Более того, беременность стала неожиданностью для меня самой!
   По сумрачному выражению его лица нельзя было определить, как он отнесся к ее словам. Поэтому Дженетт добавила, старясь убедить его:
   — Я даже никогда не пренебрегала противозачаточными таблетками. Почему ты не подумал, что бывают случаи, хотя и редкие, когда таблетки не срабатывают?
   Висенте пожал плечами.
   Это даже не приходило мне в голову.
   А ведь мой врач как раз предположил, что это был именно тот редкий случай. Но когда я пыталась объясниться по этому поводу с тобой, ты выходил из комнаты или: начинал разговаривать по телефону.
   Ты же знаешь, я не большой любитель женской болтовни, — заявил он холодно.
   Что ж, теперь тебе известно, что я тебя не обманывала, — подытожила Дженетт. — Я забеременела только потому, что подвели таблетки. И сейчас я просто в шоке от того, что ты заподозрил меня в нечестной игре…
   В этот момент лимузин остановился перед ярко освещенным зданием больницы, что заставило молодую женщину мгновенно забыть о споре. Поспешно открыв дверцу, она выскочила из машины, торопясь поскорее заключить обожаемую дочь в объятия.
   Вместе с Висенте они подошли к регистрационной стойке и назвали себя. Тотчас же перед ними появился пожилой человек, представившийся полицейским. Слепая и глухая ко всему, кроме своего желания поскорее увидеть Карен, Дженетт рванулась было по коридору, но Висенте ее остановил.
   Они узнали, что Карен, видимо перевозбудившись в незнакомой шумной обстановке, не смогла уснуть и решила спуститься вниз. Но, заблудившись в чужом доме, вместо того чтобы оказаться в гостиной, где громко звучала музыка и весело смеялись взрослые люди, она добралась до входной двери и очутилась на улице. Проезжавшая мимо женщина увидела растерянную маленькую девочку, когда та, заметив на другой стороне улицы рыжую кошку, побежала к «кисе». Женщина выскочила из машины и остановила Карен прежде, чем та успела выскочить на проезжую часть. Не имея понятия, откуда мог взяться ночью на улице ребенок, женщина вызвала представителей власти.
   Когда Элизабет обнаружила пропажу Карен, полицейские, обходившие все дома, расположенные поблизости, как раз позвонили в двери, Но, увидев подвыпившую молодую женщину, отказались отдать ей перепуганную племянницу, у которого текла кровь из царапины, полученной, по всей видимости, в результате падения с лестницы. Малышку решили отвезти в больницу, а потом, выяснив, кто родители девочки, позвонили Висенте.
   Дженетт попросила сообщить ей имя и адрес добросердечной женщины, не бросившей Карен на улице и спасшей ее, возможно, от худшей участи. А затем, горя желанием поскорее обнять Карен, направилась к ее палате. Но тут на пути ее встала Элизабет.
   — Ты, наверное, винишь меня во всем этом кошмаре?
   Учитывая обстоятельства, подобный вопрос был не слишком уместен, однако, заметив покрасневшие от слез глаза сестры, Дженетт смягчилась. К тому же, как ей стало известно, Элизабет уже получила строгое предупреждение от полиции за нахождение в пьяном состоянии во время ухода за ребенком.
   — Мне очень жаль, что ты не сдержала слова и не осталась с Карен дома, как обещала.
   — Я надеялась, что ты не узнаешь о вечеринке. Если бы не эта неприятность, у тебя не было бы повода для волнения. Ну что страшного в том, что я взяла Карен с собой! — тут же принялась оправдываться Элизабет. — Она здорово повеселилась, а потом я уложила ее спать. Откуда мне было знать что ей взбредет в голову отправиться путешествовать. Раньше она так никогда не де…
   Элизабет замолчала, поняв, что сболтнула лишнего.
   — Значит, это уже не первый раз? — встревожено уставилась на сестру Дженетт. — Я, конечно, понимаю твое желание повеселиться и не виню…
   — Зато я тебя виню, Элизабет, — раздался ледяной голос Висенте, стоящего сзади. — Однако не время обсуждать это дальше. Сейчас важнее всего Карен.
   — Сегодня я переночую у друзей, — — с вызовом произнесла Элизабет и, вскинув голову удалилась, прежде чем Дженетт успела что-нибудь сказать.
   Карен по настоянию Висенте отвели отдельную палату, где они ее и нашли. Вопреки всем стараниям медсестры, забившаяся в угол кроватки девочка рыдала что было сил. Но, услышав голос матери, тут же приподнялась, раскрыла полные надежды огромные темные глаза. Нос ее был слегка поцарапан, на лбу красовался багровый синяк, а на пухлой щечке алела ссадина.
   Сама вся в слезах, Дженетт схватила ребенка и прижала к себе так крепко, будто решила никогда больше не выпускать из рук.
   Подняв наконец покрытую темными вьющимися волосами головку с плеча матери, Карем бросила удивленный взгляд на стоящего рядом; мужчину.
   — Папа?..
   Впервые в жизни Дженетт видела, как дочь протягивает руки к Висенте. Однако, сделав кажущийся очевидным выбор, Карен тут же передумала и, вновь испуганно прильнув к матери, заплакала.
   — Она, никогда не видела нас вместе, это сбивает ее с толку, особенно в теперешнем состоянии, — мрачно прокомментировал Висенте.
   Дженетт почувствовала угрызения совести. Не привыкшая видеть родителей вместе Карен расстроилась. Но чья в этом вина? Этот вопрос болезненно ранил ее и без этого страдающую душу. Их союз разорвала она, именно она виновна в том, что Карен растет, видя отца лишь время от времени, как случайного знакомого.
   Закусив губу до крови, Дженетт почувствовала, что не может сдержать вновь подступающих слез. Клянусь отныне всеми силами способствовать тому, чтобы предоставить Висенте возможность наверстать упущенное время! Его нежелание пойти навстречу моей попытке наладить хотя бы подобие прежних отношений не должно отражаться на дочери, сказала она себе. Нельзя больше позволять, чтобы моя оскорбленная гордость мешала их с Карен общению.
   — Забирай поскорее ее домой, — сухо посоветовал Висенте.
   Очутившись в лимузине, Карен, все еще готовая расплакаться в любой момент, изо всех силенок вцепился в рукав пиджака Висенте. Было видно, что ее клонит ко сну, однако она, отчаянно противясь этому, постоянно переводила взгляд с отца на мать, словно до сих пор не веря в их присутствие.
   — Она сильно напугана. Карен понадобится время, чтобы прийти в норму, — нарушил молчание Висенте.
   Присутствие дочери заставило его смягчить тон, однако взгляд темных глаз был тверд как сталь.
   Остро ощущающая свою вину Дженетт сделала вид, что не расслышала. Возразить ей было нечего. То, что их крошка дочь узнала, что окружающий ее ранее удобный и безопасный мирок способен таить в себе опасность, а всегда готовой приласкать матери может не оказаться рядом, произошло только по ее недосмотру.
 
   Увидев крохотный, утопающий в цветах домик Дженетт, Висенте не сказал ни слова. Нагнув голову, он шагнул в дверь… и тут на него сверху кто-то прыгнул и вцепился в ткань пиджака острыми коготками.
   Выругавшись сквозь зубы, Висенте схватил котенка и швырнул на ковер. Тот, ловко приземлившись на четыре лапы, выгнул спинку дугой и угрожающе зашипел.
   — О боже, тебе не надо было входить первым! — воскликнула огорченная Дженетт. — Робин просто хотел с тобой поиграть.
   — Робин! Мой Робин! — Сразу забыв обо всех своих неприятностях, Карен вырвалась из рук матери и бросилась к котенку.
   Висенте, настроение которого было отнюдь не улучшилось, скептически наблюдал за возней дочери и кошкой.
   — Он меня чуть не оцарапал, — заявил он недовольным тоном.
   — Неужели? Наверное, это от страха — ответила Дженетт. — Робин еще очень маленький и постороннему человеку трудно понять, когда он играет, а когда сердится.
   — Постороннему человеку, — повторил Висенте, и Дженетт смущенно пробормотала:
   — Прости, я не хотела сказать ничего плохого в твой адрес. Просто случайно оговорилась.
   В этот момент Робин перевернулся на спинку и всеми четырьмя лапами стал ловить руку играющей с ним Карен. Он скалил маленькую пасть с острыми зубками и розовым язычком, но было ясно, что ни за что не прочинит девочке вреда.
   — Робину пришлось пережить тяжелые времена, — объяснила Дженетт, наблюдая за ним. — Мы с Карен увидели его на улице, грязного и голодного, и не смогли пройти мимо. Теперь он отъелся, стал пушистым, но так и не научился доверять людям. Он любит только меня и Карен.
   Сказав это, Дженетт подхватила Карен на руки и понесла наверх. Робин, прыгая через ступеньку, последовал за ними. Замыкал шествие Висенте. Все, что он видел вокруг, не радовало глаз. Это было нищенское жилище, предназначенное для людей, не страдающих клаустрофобией.
   Чтобы стать свидетелем того, как Дженетт укладывает дочь в кроватку, стоящую рядом с ее кроватью, Висенте прошлось остаться в коридоре. Лицо его помрачнело. Как получилось, что Карен оказалась лишена удобств и игрушек, на которые имеет полное право?
   Пригладив спутанные волосы никак не успокаивающейся малышки, Дженетт оглянулась на Висенте.
   — Ей не хочется, чтобы ты уходил. Думаю, Карен будет спокойнее, если она увидит, что ты все еще здесь.
   — Я останусь до тех пор, пока она не уснет, — пообещал он.
   Взгляд огромных сонных глаз ребенка остановился на Висенте, и мысли Дженетт приняли другое направление. Видеть отца и дочь вместе было несколько странно и непривычно для нее. К ее удивлению. Привязанность Карен к Висенте была намного сильнее, чем можно было бы предположить. С другой стороны, наивно было бы ожидать, что, как мать, она автоматически имеет право претендовать на львиную долю любви дочери. Вот и сейчас Карен приглашающим жестом просунула руку между прутьями кроватки, и Висенте, рассмеявшись, шагнул наконец в комнату.
   Присев на край кровати Дженетт, он наклонился и взял дочь за руку. Счастливо улыбнувшись, Карен наконец закрыла глаза. Дженетт почувствовала, что вот-вот расплачется: впервые перед ней предстал нежный и заботливый Висенте. Присутствие отца успокоило малышку, почувствовавшую себя в полной безопасности. Наступило долгое молчание. Наконец Висенте отпустил расслабившуюся руку Карен, осторожно положив ее на матрас. У растроганной Дженетт перехватило дыхание.
   — Пойдем вниз, — пробормотала он. — Уже поздно, но мне надо кое-что тебе сказать.
   В гостиной Дженетт обернулась к нему, нервно сжимая руки.
   — Я знаю, что ты во всем винишь меня и это совершенно справедливо.
   — Мне нравится, что ты экономишь мое время, избавляя от необходимости самому тратить силы на критику, — язвительно заметил Висенте. — просто удивительно, с какой готовностью ты суешь голову в петлю.
   Щеки ее вспыхнули.
   — Я считаю, что за свои ошибки нужно отвечать.
   Взгляд его остался по-прежнему холодным.
   — Это достойно похвалы и весьма подходит к случаю, поскольку то, что я собираюсь сейчас сказать вряд ли тебе понравится.
   Вид у Висенте был весьма неприветливый, а ведь всего несколько часов назад они лежали обнявшись в одной постели.
   — Я хочу, чтобы ты переехала в Бирменгем.
   Дженетт похолодела. На миг наступило мертвое, оглушающее молчание.
   — Я хочу получить наконец возможность стать настоящим отцом моей дочери. — Голос Висенте звучал твердо и ясно, видно было его намерение довести до нее каждое слово. — Однако разделяющее нас расстояние не позволяет мне этого. Мне нужно видеть Карен тогда, когда я этого захочу, и намного чаще, чем сейчас, а не по определенным датам. Кроме того, пора отказаться от посредничества адвокатов. Думаю, мы с тобой договоримся между собой на гораздо более неформальном и дружеском уровне.
   Застигнутая врасплох Дженетт пыталась понять, что имеет в виду Висенте. Хочет, что бы она вернулась к нему? Нет, этого делать не стоит, предупредил ее внутренний голос, сколь бы соблазнительным ни казалось предложение. Да и вряд ли Висенте подразумевает примирение. Он говорит о Карен и о своем желании нормализовать отношения с ней… Однако намерение отказаться от посредничества адвокатов и упоминание о более неформальном и дружеском общении, несомненно, требовало особого внимания.
   — Конечно… Но переехать… — неуверенно пробормотала Дженетт, пытаясь выиграть время, чтобы понять, к чему он клонит.