Маленькая ручка нетерпеливо дернула Висенте за брюки. Недовольно нахмурившись, он взглянул вниз, на требовательно взирающую на него дочь, о существовании которой уже успел забыть.
   — Перрейра до мозга костей… не терпит, когда ее игнорируют, — со вздохом констатировал Висенте, отступая от Дженетт и беря Карен на руки. — К сожалению, она понятия не имеет, что такое такт.
   Вмешательство дочери застало Дженетт врасплох, лицо ее залила краска стыда. Всего лишь один поцелуй — и она совершенно потерял л голову. Он может подумать, что ей не терпится заняться с ним любовью… или заподозрить ее и лицемерии. Как можно быть такой наивной и чувствительной? Висенте ведь как-то сказал, что имеет обыкновение пользоваться слабостями людей, и это прозвучало как предупреждение…
   — Время купания, — объявила Дженетт и направилась вверх по лестнице, предлагая ему последовать за ней.
   Пока она наполняла ванну и готовила для Карен чистую пижамку, Висенте ощущал себя третьим лишним.
   — Купание ребенка кажется таким обычным делом, — заметил он. — Но, должен признаться, что чувствую себя здесь ненужным.
   — Попробуй заняться этим семь дней в неделю и гарантирую: скоро ты станешь тут своим, — улыбнулась она.
   — И как часто мне будет позволено здесь появляться в течение недели?
   Подняв на него изумленный взгляд, Дженетт с болью в сердце увидела на его губах хорошо знакомую саркастическую усмешку.
   — Хоть каждый вечер, если у тебя будет на то желание. Я не собираюсь препятствовать вашему с Карен общению… Знаю, что ты многое упустил, и хочу исправить положение.
   — Ты очень любезна.
   Интересно, подумал Висенте, не является ли это ловким маневром, должным подтолкнуть его к возобновлению их прежних отношений?
   — Что касается моего прежнего поведения, то оно вовсе не было намеренным. Клянусь!.. Просто мне было трудно, очень трудно расстаться с Карен даже на несколько часов, — торопливо призналась Дженетт. — К тому же я не понимала, насколько несправедлива была по отношению к тебе, и поняла это лишь в последние дни.
   — Что я буду должен сделать взамен, для того чтобы все и дальше продолжалось в таком же духе?
   — Ничего! Ровным счетом ничего! — горячо заявила она, обиженная цинизмом и подозрительностью, прозвучавшими в его вопросе.
   Наклонившись над ванной, Висенте удержал сопротивляющуюся попыткам раздеть ее Карен.
   Удивленная его готовностью помочь даже в такой мелочи, Дженетт предупредила:
   — Она тебя намочит.
   Висенте снял пиджак, ослабил узел шелкового галстука и, сняв золотые запонки, засучил рукава.
   — Ничего страшного.
   Глядя на умение и заботу, с которой он измерил температуру воды, прежде чем бережно погрузить в нее Карен, Дженетт невольно воскликнула:
   — Вижу, что тебе это не в новинку!
   — Конечно. Пару раз я помогал одному моему приятелю, когда жена оставляла его один на один с новорожденным сыном, — признался Висенте.
   — Никогда не думала, что тебя интересуют дети, — изумленно произнесла молодая женщина.
   — До того как родилась Карен, так оно и было, — сухо ответил он, искоса взглянув на нее. — Временами, когда у меня не было возможности увидеться с дочерью, я навещал семью этого самого приятеля.
   Сердце ее невольно сжалось. Передав Карен пластмассовую уточку, она выпрямилась.
   — Может, мне уйти? — Дженетт показалось, что в ее присутствии больше нет никакой необходимости и она может лишь вызвать его раздражение.
   — Зачем? — удивился Висенте. — Карен уже забыла о недавней безобразной сцене. Стоит ли рисковать ее спокойствием еще раз?
   — Возможно, ты прав…
   Совместными усилиями завернув выкупанную и отчаянно брыкающуюся дочь в махровую простыню, они обменялись взглядами над ее головой.
   — Видит бог, если бы я знал, насколько мне понравится быть отцом, ты оказалась бы беременной еще до свадьбы! — сказал Висенте.
   — Правда?
   Дженетт покраснела, подумав, что, если бы муж сказал нечто подобное раньше, они никогда бы не расстались. Однако решила промолчать, настолько трогательна была его нескрываемая любовь к дочери.
   — Но ты вырастила прекрасного ребенка, — признал он.
   Эта похвала была столь неожиданной, что заставила ее покраснеть сильнее. Растерявшись, она даже не сразу расслышала звон дверного колокольчика.
   — Пойду открою, — с досадой сказала Джанет. — Я ненадолго.
   По пути вниз все ее мысли были исключительно о Висенте. Его отношение к ней, и поведение явно изменились к лучшему. Не доказывает ли это, что она поступила правильно, решившись на переезд? Ее откровенность и прямота были вознаграждены, Висенте улыбается ей, отпускает комплименты. У них нет больше поводов для раздоров, разве это не прекрасно!
   Со счастливой улыбкой на лице Дженетт открыла входную дверь дома…
   На пороге стоял Десмонд Сандерленд! Среднего роста, с заметно поредевшими темными волосами и в очках в металлической оправе, он имел весьма ученый вид, что, собственно, соответствовало истине.
   — Десмонд?.. Как это неожиданно!
   — Проезд на поезде обошелся мне в немалую сумму, — несколько раздраженно сообщил он. — Кроме того, пришлось всю дорогу стоять.
   — Это очень грустно слышать, — посочувствовала она, одновременно перехватывая на лету бросившегося откуда-то сверху на незваного гостя Робина.
   К несчастью, ее коллега был не большим любителем домашней живности, будь то хомячок или рыбки в аквариуме, и котенок мгновенно уловил это. Закрыв зло шипящего Робина в кухне, Дженетт провела гостя в гостиную.
   — Ты получил мое письмо'? — спросила она.
   Десмонд два дня пробыл в Вене, на научной конференции, что доставило ей немало хлопот. Не желая доверять новость о своем переезде телефону, Дженетт оставила записку в его рабочей почтовой ячейке.
   — Разумеется. Иначе откуда бы мне знать, где тебя искать? Я отправился в путь сразу, как только прочитал его. Тебе не кажется, что ты несколько поторопилась? — поинтересовался он, осуждающе качая головой.
   Дженетт никогда не нравилась его манера обращаться с ней как с не слишком умным ребенком. Но Десмонд разговаривал так почти со всеми.
   — Думаю, что в сложившихся обстоятельствах у меня просто не было выбора.
   — Жаль, что, прежде чем согласиться на переезд, ты не посоветовалась со мной, — посетовал Десмонд. — Твое желание наладить более цивилизованные отношения с отцом Карен и предоставить ему возможность нести большую ответственность за дочь похвально. Однако ты обязана подумать и о собственном будущем.
   — Совместить и то, и другое невозможно… Во всяком случае, в том, что касается Карен и Висенте, дело обстоит гораздо сложнее, — неохотно ответила она.
   Хотя ее письмо было настолько честным, насколько этого заслуживала их дружба, она не рискнула откровенничать по поводу настоящего состояния отношений с мужем.
   — Не сомневаюсь. Признание этой глупой француженки в газете должно было разбередить старые раны. Но тебе не следует забывать, что ты находишься практически в разводе, — менторским тоном напомнил Десмонд.
   Его слова заставили Дженетт побледнеть.
   — Я буду разведена, когда получу развод!
   — Вижу, что ты по-прежнему никак не можешь освободиться от влияния Висенте Перрейры. — Недовольно поджав губы, Десмонд не сводил глаз с ее недоуменного лица. — Я не глупец и не ревнивец, а человек прагматичный. Как раз перед тем, как все это случилось, наши отношения достигли новой стадии. Я собирался просить тебя выйти за меня замуж только после развода. Однако недавние события заставляют меня поторопиться.
   Дженетт, совершенно не подозревающая о подобных намерениях коллеги, посмотрела на него с еще большим недоумением.
   — Десмонд… я даже не знаю, что сказать. У меня и в мыслях не было…
   — Нет-нет, сейчас не время давать мне ответ, — заявил он слегка недовольно. — Важно, чтобы ты имела в виду это на будущее. Я питаю к тебе огромное уважение и симпатию и, хотя почти ничего не понимаю в детях, сделаю все возможное, чтобы стать хорошим отчимом для твоей дочери.
   Дженетт почувствовала комок в горле и, тронутая до глубины души, поразилась, как можно быть настолько слепой, чтобы не заметить его отношения к себе.
   — И как давно ты в меня влюблен? — сочувственно спросила она.
   — Господи боже мой! Нет, до этого я не дошел. — Подобное предположение заставило Десмонда рассмеяться. — Надеюсь, что у меня хватает здравого смысла.
   Дженетт теперь уже совершенно ничего не понимала.
   — Зачем ты тогда собираешься на мне жениться?
   — Я нахожу твое общество приятным. Ты не слишком требовательна. У тебя замечательный ум, — начал перечислять он, впервые немного оживившись. — Матери ты тоже понравилась. Разумеется, она никоим образом не помешала бы мне сделать тебе предложение, но это вызвало бы ненужные осложнения.
   Комок в горле как-то сам собой рассосался. Разумеется, он ее не любит. Ее не любит никто, кроме Карен… и Робина. О чем она только думала, задавая этот глупый вопрос? Десмонд человек науки, а не страсти. Да, он не слишком одарен эмоционально, у него плохо с чувством юмора, зато ему нельзя отказать в искренности. Весьма возможно, что на свой суховатый, прозаический манер Десмонд привязан к ней сильнее, чем Висенте.
   — Я рада, что понравилась твоей матери, — неуверенно пробормотала она.
   — У нее превосходный вкус. — Он взглянул на часы. — Боюсь, что не могу оставаться дольше: обещал одному другу зайти, когда буду в городе. Я тебе позвоню. К тому времени, думаю, ты сможешь дать взвешенный ответ на мое предложение.
   Десмонд вежливо открыл перед ней дверь в холл. Интересно, подумала Дженетт, следует ли поблагодарить его за предложение? Было как-то неудобно оставлять его словно бы незамеченным. Но вместо этого у нее неожиданно вырвались совсем другие слова:
   — Кстати, знаешь, Висенте сейчас здесь. Он наверху, с дочерью.
   — Кажется, уже нет, — сухо ответил Десмонд, несколько запоздало обращая ее внимание на спускающегося по лестнице мужа.
   — А где Карен? — с беспокойством спросила Дженетт.
   Висенте снял галстук. Однако, даже несмотря на это и на несколько растрепанные волосы, он выглядел, как всегда, спокойным и уверенным в себе.
   — Спит в своей кроватке, — ответил Висенте, внимательно оглядывая визитера, выглядящего не так уж плохо для своих лет, хилой комплекции и образа жизни. — Вы, должно быть, Десмонд, не так ли?
   — Сандерленд… профессор, — сообщил тот, протягивая руку для приветствия.
   — Разве тебе обязательно уходить так скоро? — спросила Дженетт, после чего воцарилось напряженное молчание.
   Десмонд несколько торопливо направился к двери.
   — К несчастью, должен. Я же сказал, что у меня назначена другая встреча, и, боюсь, я уже опаздываю.
   — Что он тут делал? — спросил Висенте, когда дверь за профессором Сандерлендом закрылась.
   Дженетт чувствовала себя на удивление спокойной.
   — Приехал сказать, что хочет на мне жениться.
   — Ха-ха! Не смеши меня, — мгновенно ответил он.
   Взявшаяся неизвестно откуда волна гнева захлестнула Дженетт и выплеснулась наружу.
   — Тебе что, действительно кажется, что не может найтись мужчина, желающий, чтобы я стала его женой?
   — Ну почему же… — снисходительно протянул Висенте. — Некогда я сам им был.

7

   Дженетт вздрогнула, его слова пробудили в ней воспоминания о самых чудесных днях ее жизни… и усугубили грусть по тому, что случилось потом. Прошло уже три года с той поры, как Висенте пригласил ее на свою яхту и в тот момент, когда они проплывали по Гибралтарскому проливу, отделяющему его родную Испанию от Марокко, сделал ей предложение, надев на палец кольцо с изумрудом. Она была тогда так счастлива, что даже заплакала.
   — Готова поспорить, что ты об этом жалеешь, — попыталась пошутить Дженетт.
   — Как я могу, раз у меня есть Карен…
   — Однако когда я была ею беременна, ты об этом жалел!
   — Больше ты меня на эту удочку не поймаешь. Мы оба с тобой сделали неверные предположения, — ответил Висенте.
   — Просто ты не способен признать, что тоже можешь быть неправым, как простой смертный! — огрызнулась она.
   — Давай лучше поговорим о профессоре Сандерленде. Он действительно попросил тебя выйти за него замуж? — спросил Висенте с таким выражением лица, будто нелепее этого не слышал ничего в жизни.
   Дженетт встрепенулась.
   — Не понимаю, что ты находишь в этом странного?
   — А кто сказал, что я нахожу это странным? — В его глазах зажглись золотистые огоньки. — Ты меня неправильно поняла. Просто меня поражает наглость этого Сандерленда и удивляет то, что ты не указала ему на дверь сразу же.
   Она гордо подняла подбородок.
   — Большинство женщин воспринимают предложение выйти замуж как комплимент. Не понимаю, почему ты решил, что я должна была выставить Десмонда за дверь!
   — Тогда ты просто глупа.
   — Я так не думаю… А ты просто грубиян! — Дженетт чувствовала, что, несмотря на нее попытки сохранять спокойствие, голос ее срывается почти на визг. — Десмонд весьма уважаем в академических кругах и всегда был для меня хорошим другом!
   — И по возрасту вполне годится тебе в отцы. Да это веское преимущество передо мной… — протянул Висенте. — Однако для молодой женщины стремление к спокойному существованию в двухместном семейном гробу кажется мне несколько преждевременным.
   Его ядовитые намеки больно жалили нежную душу Дженетт.
   — Твои насмешки над Десмондом вряд ли можно считать уместными.
   — А тебе не кажется странным, что твой профессор при виде меня поспешил ретироваться?
   — Десмонд солидный и уравновешенный человек. Он старается избегать разного рода сцен.
   Висенте неприятно рассмеялся.
   — Так вот как ты это называешь. Лично мне кажется, что его поспешный уход вызван скорее опасением за свою безопасность. Да, ему действительно не хотелось быть участником неприятной сиены, к тому же он боялся меня рассердить.
   Она гордо выпрямилась.
   — У тебя нет никаких основании считать Десмонда трусом.
   Взгляд Винсенте был насмешлив и язвителен.
   — Перестань меня разыгрывать, Дженни. Можешь ли ты после жизни со мной всерьез задумываться о том, чтобы выйти за человека вроде Сандерленда!
   Звук своего уменьшительного имени подействовал на Дженетт как соль на открытую рану. Когда-то оно символизировало привязанность и ласку, теперь же — жестокую память о безвозвратно ушедшем.
   — А почему бы и нет?
   Она не понимала, зачем ей понадобилось рассказывать Висенте о том, что Десмонд сделал ей предложение. Но раз уж так вышло, следовало защищать коллегу до конца. Оскорбительные замечания мужа выводили ее из себя.
   Его худощавое, поразительно красивое лицо приняло суровое выражение.
   — Нет, ты не выйдешь за него замуж! — властно произнес он, по всей видимости отвечая на заданный самому себе вопрос. — Ты заслуживаешь лучшего, чем человек, вызывающий у меня только смех!
   — Чепуха! Ты ошибаешься в Десмонде! — пылко возразила Дженетт, бросая на мужа неприязненный взгляд и вместе с тем удивляясь, почему так на него злится. — Не думаю, чтобы он мог сделать меня более несчастной, чем это удалось тебе!
   — Сильно в этом сомневаюсь. В тебе полно страсти, а он кажется холодным как лед.
   — Когда я перестала быть для тебя в новинку, ты стал еще холоднее. Десмонд же человек постоянный, и вряд ли кто-нибудь сможет отозваться о нем, как о бабнике.
   — Черт побери! Я вовсе не бабник и никогда им не был! — возмутился Висенте, сопровождал свои слова энергичным взмахом руки — Это просто оскорбительно! Я человек известный, стоит кому-нибудь увидеть меня разговаривающим с женщиной, слухи тотчас же приписывают мне близкие отношения с ней. А после того, как мы с тобой поженились, я стал еще более желанной мишенью.
   Не желающая отступать Дженетт недоверчиво покачала головой и язвительно осведомилась хотя прекрасно понимала, что делать этого не следует:
   — Хочешь сказать, что твои отношения с Хилари Флинн — это тоже слухи?
   — Я не обязан отчитываться перед тобой за поступки, совершенные после того, как ты меня бросила, — вполне резонно возразил Висенте.
   Однако это только усугубило ситуацию, вызвав у Дженетт еще больший гнев.
   — А мне кажется, что обязан, потому что, нравится тебе это или нет, но прошедшие с тех пор два года ты оставался моим мужем.
   — Возможно, — раздраженно заметил Висенте. — Но самым нелепым во всей этой ситуации является то, что, не раздумывая бросив меня по несправедливому обвинению в неверности, ты еще возмущаешься моим поведением после этого!
   Как ни велико было негодование Дженетт, приходилось признать то, чего признавать не хотелось: наличие в его жизни других женщин. Все два года их раздельной жизни она старалась не заглядывать в те газеты, которые могли поведать ей о личной жизни мужа. Зачем знать то, что может лишь огорчить? Истории с Николь Сежурн было вполне достаточно.
   — Впрочем, извини, — добавил он. — Я вовсе не хотел тебя обидеть.
   Но было уже поздно. Стены комфортного убежища мнимого неведения, в котором она обитала последнее время, рухнули окончательно. Сколько можно отказываться смотреть фактам в лицо и закрывать глаза на то, как многое изменилось в их отношениях? Узнав о признании Николь Сежурн, Дженетт ринулась в Бирмингем, намереваясь спасти их брак, и вела себя так, будто двухгодичного разрыва не было вовсе.
   А ведь, избавившись от помехи в виде любящей и верной жены, Висенте получил моральное право развлекаться с другими женщинами на манер, в котором она так безапелляционно и несправедливо обвинила его. Он совершенно прав, с горечью признала Дженетт, когда муж высказывал ей эту ужасную правду. Недавно, в своем офисе, он сравнил ее со Спящей красавицей, разбуженной Прекрасным принцем. Морально освободившись от уз брака, Висенте вернулся к привычной жизни холостяка, ухаживал за другими женщинами и спал с ними, тогда как у нее с тех пор не было никого. Платоническая дружба с Десмондом не шла ни в какое сравнение с его связями.
   — Дженни… — прошептал Висенте, понимая, что сейчас в мыслях своих она находится далеко, совсем в другом месте.
   — Я никогда не спала ни с кем, кроме тебя, — встрепенувшись, пробормотала она с невеселым смешком. — Боже мой, каким синим чулком я, должно быть, кажусь тебе!
   — Вряд ли тебя можно назвать синим чулком… Подобная моральная строгость скорее выглядит похвальной, — поспешил заверить Висенте и, подойдя ближе, коснулся ее руки.
   — Даже если сам таких взглядов не придерживаешься? — спросила она резким, неприязненным тоном и, отдернув руку, отошла.
   Висенте решил обойти этот деликатный вопрос стороной.
   — Мне кажется, что ты должна гордиться своими нравственными принципами. Лично я… питаю к ним огромное уважение…
   — Да, думаю, они тебя вполне устраивали. Сбежавшая жена, затевающая интрижки со всеми встречными мужчинами, вряд ли оказалась бы удобной для человека твоего положения. Эти так называемые принципы работали по большей части против меня, не правда ли?
   В глубине души Дженетт понимала, что по-прежнему избегает упоминать о его неверности, потому что не хочет выказывать перед Висенте свою боль. Или, что еще хуже, он мог в очередной раз напомнить о том, что его отношения с другими женщинами Дженетт не касаются, а это в свою очередь явилось бы лишней демонстрацией крушения их брака. Висенте нахмурился.
   — Не понимаю, каким образом?
   — Заведи я отношения с каким-нибудь мужчиной, это могло бы вызвать твой интерес гораздо раньше. Собственно говоря, именно тот факт, что этого не случилось…
   — А как же Десмонд? — возразил он, нагнетая атмосферу разговора еще больше.
   — Я с ним не спала… пока еще, — сообщила она, мысленно прикидывая, хотелось бы ей когда-нибудь разделить постель с профессором.
   Но поскольку эта мысль не возбудила в ней ни малейшего отклика, впереди вырисовывалась грустная перспектива долгого одиночества. Приступ тоски, охвативший ее, был настолько силен, что заставил все же затронуть тему, которой она так долго избегала:
   — А как ты?.. Скажи, со сколькими женщинами переспал ты за это время?
   К своему удивлению, Висенте ощутил нечто вроде паники и даже не очень понял, почему именно. Сама простота и обыденность вопроса делала удар еще сильнее. Он знал, что не хочет отвечать на вопрос, что даже одной женщины было бы слишком много.
   Темные глаза Висенте затуманились, щеки окрасились слабым румянцем. В каком-то, явно извращенном, смысле подобное замешательство даже порадовало Дженетт. Это несколько уравновешивало причиняющую мучительную боль ревность, которую она изо всех сил старалась от него скрыть.
   — Ты собираешься отвечать?
   — Нет! — отрезал Висенте. — Мне не хочется, чтобы ты расстраивалась по этому поводу.
   Сверкнув зелеными глазами, Дженетт выпрямилась во весь свой не слишком представительный рост.
   — Разве я выгляжу расстроенной? — спросила она несколько дрожащим голосом. — Я не настолько чувствительна. Ты собирался выяснить наши отношения, и мне хочется того же.
   — Только не так быстро. Мы можем наломать немало дров при этом.
   — Пугаешь, чтобы сбить с толку, да? Неужели ты думаешь, что меня волнует количество женщин, побывавших в твоей постели? — накинулась на него Дженетт, сорвавшись почти на крик.
   Наступило напряженное молчание. Висенте выглядел совершенно спокойным и невозмутимым. Ожидание его ответа показалось Дженетт слишком мучительным.
   — Сама того не ожидая, я многое поняла в себе, — нарушила она молчание, невольно сжимая руки в кулаки. — Самой большой моей ошибкой было то, что даже после нашего расставания я продолжала считать себя замужней женщиной. И причина того, что я вновь оказалась в твоей постели, возможно, заключается именно в этом.
   Висенте нахмурился.
   — Не уверен, дорогая. Мне кажется, что дело тут совсем не в привычке.
   — А я уверена и собираюсь расстаться с этой проклятой привычкой как можно скорей, — заявила она. — Поэтому, рассказав, как много женщин было в твоей жизни после нашего расставания, ты окажешь мне огромную услугу — Это называется шоковой терапией.
   — Боже мой! — С тревогой на лице, Висенте шагнул вперед и взял ее руки в свои. — Давай прекратим этот разговор. Он бесполезен и не приведет ни к чему хорошему… Ты только напрасно мучаешь себя.
   — Я далеко не так чувствительна, как тебе кажется! — Дженетт вырвала руки, как будто предложенная им поддержка задевала ее гордость.
   — Хорошо… тогда ты мучаешь меня, — откровенно признался Висенте. — Ничто из того, что я сделал, не стоит даже мгновения твоих терзаний.
   — Моя жизнь полна терзаний с того самого момента, как я повстречала тебя, — возразила она со злостью, вызванной ощущением зияющей пустоты внутри. — Целых два года я жила подобно страусу, засунувшему голову в песок, не позволяя себе даже думать о том, что ты делаешь… Скажи, как долго ты ждал, прежде чем нашел другую женщину, занявшую освободившееся место в нашей супружеской постели?
   — Дженни, прошу тебя! — взмолился Висенте, воздев руки.
   — Нет, у меня есть право спрашивать. Я решила, что буду в дальнейшем руководствоваться не чувствами, а голыми, очевидными фактами, — не уступала она.
   — Но ты не привыкла прислушиваться к доводам рассудка… Поэтому мне не хочется причинять тебе боль.
   Лицо Дженетт словно окаменело.
   — Какую боль?.. Откуда ты вообще взял, что по-прежнему способен причинить мне боль? Ты олицетворяешь собой все, что я ненавижу в мужчинах. Бьюсь об заклад, у тебя наверняка целый гарем женщин, и все же ты имеешь наглость утверждать, что ценишь мои старомодные принципы!
   Висенте выглядел необычно бледным.
   — Дженетт…
   — Я требую, чтобы ты немедленно ушел! — прошипела она, чувствуя подступающие к горлу слезы и боясь, что вот-вот сорвется окончательно. — Можешь приходить в любое время, когда тебе захочется повидаться с Карен, но прошу отдать мне ключ, которым ты воспользовался сегодня. Я не желаю оказаться в неловком положении… когда начну принимать здесь своих приятелей.
   — Каких приятелей? О чем ты говоришь? — урезонивающим тоном произнес Висенте. — Ты, должно быть, сошла с ума!
   — Напротив, я наконец-то пришла в чувство. Вместо того чтобы оглядываться назад, как будто ты являешься единственным мужчиной в мире, я собираюсь начать жизнь сначала!
   — Ты вбила себе в голову, что я спал со всеми женщинами подряд…
   Бросив на него яростный, испепеляющий взгляд, Дженетт кинулась в холл и распахнула входную дверь.
   — По моему глубокому убеждению, ложась в постель с другой женщиной, ты перестал быть моим мужем. — Она протянула руку. — Отдай мне ключ!
   Висенте окинул ее скептическим взглядом.
   — Где же та женщина, которая говорила, что хочет вернуться ко мне, чего бы это ей ни стоило?
   — Не смей говорить мне эти слова! — воскликнула Дженетт почти в истерике. Единственное, чего ей сейчас хотелось, — так это поскорее остаться одной.
   — Прекрасно. — Игнорируя ее протянутую руку, он положил ключ на столик у двери. — Только успокойся пожалуйста.