Страница:
— Понимаю, — задумчиво протянул Джанфранко. — Тот, другой, слишком сильно ранил тебя. Я готов убить его, но еще больше мне хочется помочь тебе забыть причиненную им боль… Ты все еще любишь его, Санди?
— Крейга Перкина? — вздрогнула она. — Нет-нет. Человек, которого я любила и думала, что и он любит меня, на самом деле никогда не существовал. Крейг был вроде тебя. Считал меня подходящей партией и жаждал завладеть моими деньгами. Но в отличие от тебя он хотя бы не пытался меня обольстить.
— Вы даже не были любовниками? — быстро переспросил Джанфранко.
— Мы с тобой тоже не любовники, — парировала она. — Мы просто переспали.
Но с Крейгом я не спала. Думаю, что одной из причин, по которой я «упала» в твои объятия, была просто моя сексуальная неудовлетворенность, — безжалостно продолжила она. И, передернув плечами, задумчиво добавила:
— Может, мне и впрямь следует сделать твоему родственнику небольшой заказ. В конце концов ты… отлично справился.
Санди понимала: ее поведение переходит все мыслимые границы, но какая-то неумолимая сила подстрекала ее на дурацкие выходки. Инстинкт самозащиты предупреждал, что нужно использовать любую возможность, чтобы удержать Джанфранко на расстоянии, не дать ему преодолеть разделившую их пропасть.
— Боже мой, не могу поверить, что ты действительно это сказала! — с неожиданной яростью произнес он.
— Повторить? — язвительно предложила Санди.
— Так ты не любишь меня?
— Нет. Я не люблю тебя, — отважно солгала она.
Наступила долгая, мертвая тишина. Наконец Джанфранко тусклым голосом произнес:
— Понимаю.
Не глядя на Санди, он принялся одеваться и, закончив, сухо сказал:
— В таком случае, наверное, мне лучше отвезти тебя обратно в отель.
— Да, неплохая идея, — согласилась она.
— На что любуешься?
Джанфранко даже не шелохнулся, когда мать приподнялась на цыпочки и поверх плеча сына взглянула на фотографию, от которой он не отводил глаз.
Лицо миссис Грассо опечалилось, по нему пробежала тень — она узнала, кто изображен на снимке.
— Никак не можешь забыть ее.
Слова эти прозвучали не вопросом, а утверждением. И Джанфранко просто кивнул в ответ, убирая фотографию Санди обратно в нагрудный карман.
— Бедняга, как мне жаль тебя, — сочувственно произнесла миссис Грассо.
— А уж мне-то как жаль, — отозвался он.
Мать Джанфранко прекрасно знала все перипетии встречи своего сына с Александрой Маккеллерс в Венеции и дальнейшего развития событий — тот сам рассказал ей все. Месяц спустя после возвращения в Лондон он возглавить кафедру современной экономики в Оксфорде. Должность эта была весьма престижной, и миссис Грассо считала, что никто не заслуживает подобных почестей больше, чем ее любимый единственный сын.
Но скоро ей стало ясно: сам он вовсе не испытывает особого счастья. В ответ на расспросы встревоженной матери Джанфранко нехотя поведал, что по уши влюбился в женщину, которая не отвечает ему взаимностью. Последнее утверждение, естественно, вызвало у миссис Грассо инстинктивный протест. Да может ли найтись такая дура, которая не полюбит ее замечательного — второго такого и не сыщешь — сына?!
При других обстоятельствах подобная реакция, пожалуй, изрядно позабавила бы Джанфранко. Его мать никогда нельзя было назвать чрезмерно опекающей.
Напротив, именно она научила сына ценить свою независимость так, как они с отцом ценили свою. Любить кого-то, всегда твердила она, — значит признавать за любимым человеком право самому выбирать, как жить.
Впрочем, одну подробность Джанфранко утаил-таки от матери. Он не сказал, что они с Санди стали любовниками, а точнее, как цинично выразилась его партнерша, занимались «просто сексом». Это было слишком личное, чтобы обсуждать с кем-то, пусть даже с самым близким человеком. Правда же заключалась в том, что, если даже Санди всего лишь занималась с ним «просто сексом», он-то со всей определенностью любил ее. Любил и вкладывал все сердце, всю душу в каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждую ласку, что дарил ей.
Как теперь, так и тогда Джанфранко никак не мог поверить, что Санди всерьез выдвинула против него столь дикие обвинения. На следующий день после того, как оставил Санди в отеле, Джанфранко примчался снова, горя желанием увидеться с ней. Но узнал, что она уже выписалась и уехала, не оставив никакого адреса.
Отнюдь не сразу Джанфранко нашел в себе силы вернуться домой и смириться со случившимся. Он уже потерял счет часам, когда ему приходилось бороться с искушением усесться в машину, добраться до Хитроу, а оттуда долететь до Дублина и направиться прямиком в Нейс. Там найти беглянку, увидеться с ней, потребовать объяснений… молить предоставить ему второй шанс.
Однако гордость и самоуважение всякий раз удерживали его. Если Санди не любит его, у него нет никаких прав преследовать ее. Но почему же тогда она отвечала ему со столь пылкой страстью?
— Знаешь, дочка Аннабел Патридж вернулась из Парижа. Вот уж хорошенькая стала, просто красавица. Я ее видела, когда заезжала к ним в гости. Помнишь, как она бывало на тебя заглядывалась?
Джанфранко покачал головой.
— Отличная попытка, мам, но, боюсь, не сработает. Разорванную артерию лейкопластырем не заклеишь.
— Почему бы тебе тогда не съездить к этой девушке. Поговорить еще раз…
— неожиданно посоветовала миссис Грассо.
Джанфранко снова отрицательно мотнул головой.
— Это бессмысленно.
Не мог же он сказать матери, что подобный поступок, во всяком случае в его глазах, был бы равносилен тому, чтобы навязываться Санди. А кроме того, вряд ли у него хватило бы мужества снова увидеть в ее глазах то же выражение, что стояло в них в тот вечер. Джанфранко до сих пор просыпался по ночам от кошмара. Упасть с высот, которых они оба, как он свято верил, достигли, в ту бездну, в которую Санди отправила его простым «я не люблю тебя»… Нет, это слишком тяжело, второй раз на такое добровольно не пойдешь.
— Что ж, тебе лучше знать, — вздохнула миссис Грассо. И добавила, желая сменить тему:
— Ах да, чуть не забыла, звонила Эугения и поздравляла тебя с новой должностью в университете.
Джанфранко равнодушно кивнул.
— Передай ей мою благодарность. И что еще она рассказывала? — из вежливости поинтересовался он.
— Так, много всего разного. Жалела, что вы мало общались. Да, знаешь, она сообщила, что недавно накрыли шайку преступников, которые ограбили музей стекла в Мурано и использовали украденные предметы как приманку для доверчивых иностранцев. Показывали им подлинники и обещали прислать точно такие же — за наличные, разумеется. А потом отправляли самое что ни на есть завалящее барахло. Вся эта история привлекла ее внимание потому, что ей казалось, что кто-то хотел проникнуть и на виллу в Виченце. Уж не с этой ли целью?.. Ради всего святого, куда ты?
Плавное повествование миссис Грассо оборвалось встревоженным возгласом Джанфранко внезапно сорвался с места и заспешил к двери.
— Джанфранко!
Но сын уже не слышал ее.
Торопливо выводя мощный «ягуар» из гаража и включая зажигание, Джанфранко старался переварить услышанное. Почти машинально вырулил на улицу и прибавил газу. А что, если Санди попалась на трюк, который только что описала ему мать?
Джанфранко жил в пятнадцати минутах езды от родителей. И вскоре уже свернул на подъездную аллею, ведущую к небольшому уютному особнячку.
— Какая красота! — воскликнула мать, впервые приехав к нему в гости. — Но для холостяка слишком уж просторно.
Она с надеждой покосилась на сына, но тот помотал головой и пояснил:
— Я, знаешь ли, и сам люблю комфорт и простор…
Предстоящая поездка не потребовала долгих сборов и не заняла много времени, поскольку ему удалось поспеть в аэропорт к нужному рейсу. И вот уже во взятом напрокат автомобиле Джанфранко направлялся в Нейс.
Казалось, будто он уже не раз совершал это путешествие. Собственно, так оно и было. Только до сих пор он проделывал его мысленно.
Машина, плавно урча, пожирала милю за милей. А Джанфранко тем временем пытался убедить себя, что в поступке его нет и в помине ничего личного, эгоистического. Это обязанность, почти святой долг человека взрослого и ответственного… и любящего.
Бледная как смерть Санди повесила трубку. Все утро пришлось провести в телефонных звонках, и вот теперь ответ, только что полученный из торгового совета, подтвердил то, чего она уже начала не на шутку опасаться. Фабрики… ее фабрики просто не существовало.
Бессильно опустившись на пол склада, молодая женщина закрыла лицо руками.
Боже, что теперь делать? И так уже плохо, что она потратила столько сил и времени понапрасну, переживая все, что произошло в Венеции между ней и Джанфранко… Век бы этого не вспоминать: возвращение в тоскливом молчании назад в отель и принятое ею решение поскорее переехать куда-нибудь в другое место. Так, на всякий случай — вдруг Джанфранко не смирится с ее словами… или вдруг сама она проявит слабость…
В тот-то период душевного разлада она и ездила с торговцем в так называемый офис. Странный это был визит: какая-то окраина, кругом заброшенность, повсюду пыль и грязь. А потом вдруг на удивление странный интерьер, с выгоревшими обоями на стенах, зато кучей современной конторской техники, а главное — с контрастирующей со всем прочим выставкой умопомрачительной посуды в запертых стеллажах.
Санди даже зажмурилась, вспоминая, что едва не отказалась от заказа вообще, когда узнала, какую крупную партию товара придется взять.
— Нет-нет, для меня это слишком много, — возражала она. — Я не могу позволить себе такие расходы.
В конце концов сошлись на том, что она разделит заказ на четыре партии.
Но Санди все равно потребовалось вернуться в новый отель и позвонить в Нейс, чтобы убедить управляющего банком увеличить ей кредит.
— Нет, на такое мы никак не можем пойти, — поначалу отказался тот. — Ваш бизнес этого не оправдывает. У вас ведь нет никакого обеспечения.
Санди ухватилась за соломинку.
— Ну, некоторое обеспечение у меня, пожалуй, все же есть, — поспешно заверила она.
У нее имелись кое-какие акции, подаренные дедушкой на совершеннолетие, и страховой полис — залог будущей пенсии. В конце концов после долгих уговоров управляющий все же согласился одолжить ей денег под залог всего имущества.
Из Венеции Санди вернулась домой победительницей, сияя от гордости, что сумела сделать столь выгодный заказ и не нарушить установленных самой себе правил. Но триумф оказался недолговечен, а как выяснилось чуть позже, и вовсе призрачен. Под ним таилась невидимая на первый взгляд бездонная пропасть боли и утраты, которых Санди храбро, но безнадежно пыталась не замечать.
— …просто вожделение, секс — только и всего, — заявила она Джанфранко.
О, как же она солгала… и не только ему, себе самой. Слезы, увлажнявшие ее щеки по утрам, когда Санди просыпалась после долгих и жадных снов о нем и только о нем, открыли ей правду.
— Я полюбил тебя с первого взгляда, — сказал он ей, но она знала, что это неправда.
— Я не люблю тебя, — ответила она, и вот это уж точно было вопиющей ложью.
И как ее угораздило так глупо влюбиться после стольких попыток устоять, сберечь свое сердце? Непостижимо! Впрочем, на протяжении всех тех недель, что прошли после ее возвращения домой, Санди была слишком поглощена стараниями держать свои чувства под контролем, слишком истощена и обессилена страхом и болью, чтобы разбираться в причинах и следствиях. Она твердо знала, что произошло, — сознания свершившейся катастрофы и горьких-горьких сожалений было вполне достаточно. Ах, лучше бы она никуда не ездила!
Единственное, что утешало и поддерживало ее, — это мысли о стекле, драгоценном прекрасном стекле. И вот теперь все это оказалось такой же никчемной фальшивкой, как любовь Джанфранко.
Неожиданно раздавшийся телефонный звонок заставил Санди вздрогнуть. После поездки ей дважды звонили из Венеции. В первый раз — из отеля, сообщили, что она забыла там шарф. Во второй раз звонивший повесил трубку, стоило ей сказать «алло»…
— Санди, это Максин, — прервал ее горестные раздумья знакомый голос. — Ну как, распаковалась? Можно зайти?
Санди запаниковала.
— Нет. Еще нет…
— Что-то не так?
Ох уж эта Максин. Санди прикусила губу. Подруга слишком умна, ловит все на лету, с ней отговорками не отделаешься.
— Ну да… — неохотно призналась она. — Заказ не тот, что…
— Тебе прислали не тот заказ? — догадалась Максин, не дав Санди даже договорить. — Немедленно звони на фирму. Настаивай, чтобы исправили ошибку, причем за их счет. А не согласятся, пригрози подать в суд. Надеюсь, у вас оговорено в контракте, что они обязаны поставить товар к рождественской распродаже? Ты уже говорила, что они несколько раз затягивали с доставкой.
— Максин, прости, я сейчас очень занята, — солгала Санди, не в силах продолжать разговор.
Господи, и что же теперь делать? Как объяснить Мэйбл, что из-за ее, Санди, глупости им того и гляди придется закрыть магазин? Потому что зачем держать его открытым, если продавать-то и нечего? Из чего платить аренду, если денег нет? Ей ведь уже пришло письмо из банка с напоминанием, что надо не позднее Рождества погасить превышение кредита.
А теперь ей ни за что это не удастся. Правда, Санди знала, что муж Мэйбл, Оливер, очень богат, он наверняка согласился бы им помочь. Однако гордость не позволяла ей просить его о помощи. Кроме того, Оливер — настоящий бизнесмен. Санди не питала иллюзий по поводу того, какое мнение он составит насчет ее деловых качеств, если только узнает о происшедшем.
Ну неужели она никогда не научится избегать ошибок? Никогда не выйдет из роли бестолковой неумехи?
Последняя неудача окончательно добила бедняжку. Она так и сидела на полу, бессильно свесив голову на грудь. Плакать Санди не могла — уже переступила ту черту, за которой горе еще может излиться слезами, а слезы — принести облегчение. Кроме того, после возвращения из Венеции она столько плакала, что, похоже, слез не осталось вовсе.
Только теперь, опустившись в бездну маленького личного ада, Санди смогла откровенно признаться, хотя бы себе самой, как же отчаянно, безумно, безоглядно влюблена она в Джанфранко Грассо. Как же скучает по нему, как тоскует…
Джанфранко без труда нашел нужный магазин. Собственно, задача и впрямь оказалась не из сложных — салон Александры Маккеллерс и Мэйбл Далтри хорошо знали. Припарковав машину у тротуара, он подошел к элегантному трехэтажному зданию и несколько минут помедлил, разглядывая со вкусом оформленную витрину. За прилавком никого видно не было, хотя на двери и висела табличка «Открыто». Чуть поколебавшись, Джанфранко толкнул дверь. Раздалось мелодичное позвякивание колокольчика.
— Я сейчас. Подождите минуточку, — с напускной бодростью отозвалась Санди из-за полуоткрытой двери склада.
Санди здесь… Здесь! Закрыв за собой дверь, он чуть не бегом бросился на голос.
Она только-только успела подняться на ноги, как оказалась лицом к лицу… с Джанфранко Грассо. При этом зрелище от лица ее отхлынула кровь, а голова так закружилась, что Санди испугалась, как бы не упасть в обморок.
— Джанфранко, ты… Что ты тут делаешь? — еле слышно прошептала она, глядя на него огромными потрясенными глазами.
Едва он услышал голос любимой, не говоря уж о том, как увидел ее, на него накатила такая отчаянная жажда, что пришлось засунуть руки в карманы и крепко-накрепко сжать кулаки. Иначе он не сдержал бы порыва схватить Санди, крепко прижать к груди…
Санди же, заметив, как старательно Джанфранко избегает встречаться с ней взглядом, озирая царящий кругом беспорядок, нагромождение вскрытых коробок, сразу поняла, зачем он явился. И от жестокости, неприкрытой, намеренной жестокости его поступка у нее перехватило дыхание.
Наконец взгляд Джанфранко наткнулся на уже распакованные грубые, кустарные подделки и лишь тогда наконец первый раз поднялся к ее лицу. В глазах его застыла безошибочно распознаваемая смесь жалости и отвращения.
Санди немедленно ощетинилась, инстинктивно приготовившись защищаться. Да, она не ошиблась: Джанфранко здесь только для того, чтобы поиздеваться над ней, побольнее уколоть язвительным «я так и знал». В эту минуту до Санди совершенно не доходило, до чего же нелогичны подобные предположения и догадки. Эмоции окончательно взяли верх над разумом, волнение мешало думать здраво.
— Ну что, так ты и думал? Так и предполагал? — перешла она в наступление.
— Примчался посмеяться надо мной, позлорадничать?
— Санди, ты ошибаешься…
— Ну да, разумеется, — с горечью согласилась она. — Я ведь всегда ошибаюсь. Во всем… Я ошибалась насчет Крейга. Думала, он меня любит.
Ошибалась насчет тебя. Думала… думала, тебе хватит порядочности хотя бы…
— Не в силах продолжать, она остановилась, сглотнула и еле слышно прибавила:
— И со стеклом я тоже ошиблась.
Кое-как справившись с приливом жалости к себе самой, Санди гордо вздернула подбородок. Изобразив на лице подобие презрительной улыбки, она вызывающе продолжила:
— Ну давай же говори: «Я же тебя предупреждал». По крайней мере, я не совершаю два раза одну и ту же ошибку…
К горлу, мешая говорить, подступили слезы, и Санди нечеловеческим усилием воли загнала их назад.
Джанфранко хватило одного взгляда на полураспакованные коробки, чтобы понять: все его самые худшие опасения подтвердились. Товар, который она получила, оказался совершенно негодным. Распродать его не было ни малейшего шанса.
У него сжималось сердце от жалости к обманутой жертве, когда он мысленно сравнивал эти подделки с тонкой, первоклассной работой, прекрасными и изящными бокалами, бережно воспроизводящими традиции и чистоту старинных образцов. Да, копии, но красивые, дорогие копии. Джанфранко вспомнилось благоговейное восхищение, в котором его мать возвратилась после первого визита в Венецию.
— Знаешь, они продают свои изделия по всему миру. Япония, Америка, Скандинавия. До чего же красивые, Джанфранко, но дорогие… Смотри, что мне подарили, — восторженно добавила она, открывая коробку с дюжиной бокалов для вина…
— А ты застрахована против… подобного риска? — осторожно спросил Джанфранко, уже заранее зная ответ.
Как он и предполагал, Санди молча замотала головой.
— Знаешь, итальянские власти арестовали преступников, которые промышляли подобными делами. Их будут судить… возможно, даже выплатят какую-нибудь компенсацию таким… таким, как ты, — произнес он.
— Джанфранко, не обращайся со мной точно с малым дитем. Ну какая уж тут компенсация. Сама виновата: не надо быть дурой. А даже если вдруг выплатят какую-то компенсацию, все равно будет поздно, — обреченно закончила она.
— О чем это ты? — насторожился Джанфранко.
— Да так… ни о чем, — мгновенно спохватилась Санди, но увидела, что он ей не поверил.
— Эй, дорогая, ты здесь?
Услышав голос Максин, Санди вздрогнула и застыла.
— Я решила, лучше мне зайти. Что-то по телефону голос у тебя был какой-то несчастный. Если возникли проблемы с венецианским стеклом… Ой!
Максин оборвала монолог на полуслове, зайдя в кладовую и обнаружив, что Санди не одна. А в следующую секунду она уже заметила стекло. На лице домовладелицы отразился ужас.
— Что, ради всего святого… — начала она, но снова не договорила.
Джанфранко действовал быстро. В голове его молниеносно созрело решение возможно, опрометчивое и не слишком-то мудрое, но он просто не мог видеть затравленного выражения в любимых глазах.
— Да, вы совершенно правы, мисс Маккеллерс, — точно продолжая начатый разговор, произнес он, ровно столько же удивив Санди, сколько и Максин. Товар непременно будет заменен.
— Да уж, будьте любезны, — подхватила Максин, резко разворачиваясь к молодому человеку. — И до рождественской распродажи, пожалуйста.
— Максин… — беспомощно пролепетала Санди, понимая, что должна рассказать подруге правду: Джанфранко не только ни в коей мере не отвечает за ее заказ, но и никак не может исправить ошибку, виновата в которой лишь она сама. Ни к рождественской распродаже, ни после — никогда.
Однако больше всего ей хотелось одного — закрыть глаза и перенестись во времени куда-нибудь в прошлое, еще до поездки в Венецию, до встречи с Джанфранко, до знакомства с Крейгом… до начала всех ее злоключений.
— С вашего разрешения, — вежливо, но твердо заявил Джанфранко, обращаясь к Максин, — но нам с мисс Маккеллерс нужно кое-что обсудить наедине.
— Санди? — вопросительно повернулась та к подруге.
Той оставалось лишь кивнуть.
— Да, все в порядке… Я справлюсь… — заверила она, прекрасно понимая, о чем сейчас думает Максин.
Едва дверь закрылась и они с Джанфранко остались одни, Санди устало повернулась к нему.
— Ну и с какой стати ты сказал, что товар будет заменен? Ты же прекрасно знаешь, что это не так…
Голос ее дрогнул и сорвался.
— Санди! Санди, ради Бога, не надо! — взмолился Джанфранко, страдая от ее боли, точно от своей собственной, и умирая от желания сделать что угодно, лишь бы любимая не страдала. — Послушай, нельзя ли куда-нибудь пойти, где мы могли бы поговорить в более… приятной обстановке?
— Я не хочу ни о чем с тобой разговаривать. Что ты мне можешь сказать? горько отозвалась Санди. — Ты уже получил то, за чем приехал — порадовался моим неприятностям. Ну и будь доволен.
Джанфранко покачал головой.
— Ты все неправильно поняла. Я приехал вовсе не за этим. Если не хочешь никуда отсюда уходить, то…
— Нет, только не тут. — Санди с дрожью оглядела груду ящиков. Внезапно она поняла, что не может больше ни минуты оставаться в одном помещении с ними, немыми свидетелями ее глупости.
— Я живу здесь, наверху. Пошли…
— Давай сначала закроем магазин, — ласково предложил Джанфранко.
Санди вспыхнула. Кому, как не ей, надо было в первую очередь подумать именно об этом? Куда делось ее чувство ответственности? Пока она предавалась самобичеванию, Джанфранко как раз успел вернуться.
— Я повесил табличку «Закрыто» и запер входную дверь, — сообщил он.
Санди молча повернулась и отправилась к двери на лестницу. Джанфранко безмолвно последовал за ней.
Оказавшись в гостиной, она заняла оборонительную позицию за спинкой кресла и жестом предложила нежданному гостю занять второе, в противоположном конце комнаты.
— Санди, честное слово, я прилетел вовсе не для того, чтобы злорадствовать или смеяться над тобой. — Не обращая внимания на предложенное кресло, Джанфранко шагнул вперед.
— Тогда для чего же? — недоуменно воскликнула Санди.
Теперь он стоял близко, слишком близко. Разделявшее их кресло казалось преградой столь незначительной, что тело Санди реагировало на присутствие Джанфранко так остро, словно их вовсе ничто не разделяло. Не говоря уж о том, какой эмоциональной встряской стала для нее эта неожиданная встреча.
Не надо было даже закрывать глаза, чтобы представить его обнаженным, вновь почувствовать его запах, прикосновение его рук… Нет, даже больше…
Санди, несчастная жертва собственного пылкого воображения, с трудом подавила невольный мечтательный вздох.
— Чтобы… чтобы предупредить тебя: вдруг ты еще не успела заплатить за стекло, — нашелся Джанфранко.
В конце концов, отчасти так оно и было. Именно эта причина побудила его перейти к действию, хотя истоки желания увидеться с Санди уходили в сферы куда более личные и сложные.
— А как… Откуда ты вообще узнал про… про заказ?
Язык у нее заплетался, мысли путались. От близости любимого голова шла кругом. Совсем рядом — руку протяни. И тогда… тогда… Санди в отчаянии облизнула вмиг пересохшие губы.
Джанфранко с трудом отвел взгляд. Только этого не хватало! Если она продолжит в том же роде, он просто не выдержит, уступит всепоглощающему желанию заключить Санди в объятия. Не ей одной было трудно сконцентрироваться на словах.
— Ну… мне рассказала моя мать. Изделия, которые тебе показывали, были украдены из Музея стекла на острове Мурано. С их помощью злоумышленники соблазняли ничего не подозревающих покупателей сделать большой заказ. Ясное дело, те думали, что получат такой же хороший товар, как видели. А видели они, собственно говоря, настоящую старинную работу…
— Так это не только со мной? В смысле, я не одна такая?..
— Не одна? Нет, ты попала в большую компанию, — заверил ее Джанфранко.
«Не одна такая дура» имела в виду Санди. Наверняка в глубине души Джанфранко ее именно такой и считает. Теперь, когда с глаз незадачливой предпринимательницы спала пелена, она не понимала, как могла хоть на миг принять оригиналы за копии, пусть и превосходной работы. Должно быть, ей слишком хотелось поверить, что так оно и есть..
— А ты… ты уже насовсем вернулся в Англию?
— Ну да. Годовой отпуск закончился, так что теперь я заведую кафедрой в Оксфорде, читаю лекции по современной экономике.
Если в начале знакомства Санди еще могла сомневаться в том, что он университетский преподаватель, то теперь, слушая, как он спокойно, без малейшей аффектации рассуждает о своей карьере, она знала — Джанфранко не лжет. Из них двоих обманщиком оказался не он. Она сама, причем добровольно, даже охотно, обманывала себя. Обманывала во всем: и каковы ее истинные чувства, и почему она их испытывает.
— Крейга Перкина? — вздрогнула она. — Нет-нет. Человек, которого я любила и думала, что и он любит меня, на самом деле никогда не существовал. Крейг был вроде тебя. Считал меня подходящей партией и жаждал завладеть моими деньгами. Но в отличие от тебя он хотя бы не пытался меня обольстить.
— Вы даже не были любовниками? — быстро переспросил Джанфранко.
— Мы с тобой тоже не любовники, — парировала она. — Мы просто переспали.
Но с Крейгом я не спала. Думаю, что одной из причин, по которой я «упала» в твои объятия, была просто моя сексуальная неудовлетворенность, — безжалостно продолжила она. И, передернув плечами, задумчиво добавила:
— Может, мне и впрямь следует сделать твоему родственнику небольшой заказ. В конце концов ты… отлично справился.
Санди понимала: ее поведение переходит все мыслимые границы, но какая-то неумолимая сила подстрекала ее на дурацкие выходки. Инстинкт самозащиты предупреждал, что нужно использовать любую возможность, чтобы удержать Джанфранко на расстоянии, не дать ему преодолеть разделившую их пропасть.
— Боже мой, не могу поверить, что ты действительно это сказала! — с неожиданной яростью произнес он.
— Повторить? — язвительно предложила Санди.
— Так ты не любишь меня?
— Нет. Я не люблю тебя, — отважно солгала она.
Наступила долгая, мертвая тишина. Наконец Джанфранко тусклым голосом произнес:
— Понимаю.
Не глядя на Санди, он принялся одеваться и, закончив, сухо сказал:
— В таком случае, наверное, мне лучше отвезти тебя обратно в отель.
— Да, неплохая идея, — согласилась она.
— На что любуешься?
Джанфранко даже не шелохнулся, когда мать приподнялась на цыпочки и поверх плеча сына взглянула на фотографию, от которой он не отводил глаз.
Лицо миссис Грассо опечалилось, по нему пробежала тень — она узнала, кто изображен на снимке.
— Никак не можешь забыть ее.
Слова эти прозвучали не вопросом, а утверждением. И Джанфранко просто кивнул в ответ, убирая фотографию Санди обратно в нагрудный карман.
— Бедняга, как мне жаль тебя, — сочувственно произнесла миссис Грассо.
— А уж мне-то как жаль, — отозвался он.
Мать Джанфранко прекрасно знала все перипетии встречи своего сына с Александрой Маккеллерс в Венеции и дальнейшего развития событий — тот сам рассказал ей все. Месяц спустя после возвращения в Лондон он возглавить кафедру современной экономики в Оксфорде. Должность эта была весьма престижной, и миссис Грассо считала, что никто не заслуживает подобных почестей больше, чем ее любимый единственный сын.
Но скоро ей стало ясно: сам он вовсе не испытывает особого счастья. В ответ на расспросы встревоженной матери Джанфранко нехотя поведал, что по уши влюбился в женщину, которая не отвечает ему взаимностью. Последнее утверждение, естественно, вызвало у миссис Грассо инстинктивный протест. Да может ли найтись такая дура, которая не полюбит ее замечательного — второго такого и не сыщешь — сына?!
При других обстоятельствах подобная реакция, пожалуй, изрядно позабавила бы Джанфранко. Его мать никогда нельзя было назвать чрезмерно опекающей.
Напротив, именно она научила сына ценить свою независимость так, как они с отцом ценили свою. Любить кого-то, всегда твердила она, — значит признавать за любимым человеком право самому выбирать, как жить.
Впрочем, одну подробность Джанфранко утаил-таки от матери. Он не сказал, что они с Санди стали любовниками, а точнее, как цинично выразилась его партнерша, занимались «просто сексом». Это было слишком личное, чтобы обсуждать с кем-то, пусть даже с самым близким человеком. Правда же заключалась в том, что, если даже Санди всего лишь занималась с ним «просто сексом», он-то со всей определенностью любил ее. Любил и вкладывал все сердце, всю душу в каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждую ласку, что дарил ей.
Как теперь, так и тогда Джанфранко никак не мог поверить, что Санди всерьез выдвинула против него столь дикие обвинения. На следующий день после того, как оставил Санди в отеле, Джанфранко примчался снова, горя желанием увидеться с ней. Но узнал, что она уже выписалась и уехала, не оставив никакого адреса.
Отнюдь не сразу Джанфранко нашел в себе силы вернуться домой и смириться со случившимся. Он уже потерял счет часам, когда ему приходилось бороться с искушением усесться в машину, добраться до Хитроу, а оттуда долететь до Дублина и направиться прямиком в Нейс. Там найти беглянку, увидеться с ней, потребовать объяснений… молить предоставить ему второй шанс.
Однако гордость и самоуважение всякий раз удерживали его. Если Санди не любит его, у него нет никаких прав преследовать ее. Но почему же тогда она отвечала ему со столь пылкой страстью?
— Знаешь, дочка Аннабел Патридж вернулась из Парижа. Вот уж хорошенькая стала, просто красавица. Я ее видела, когда заезжала к ним в гости. Помнишь, как она бывало на тебя заглядывалась?
Джанфранко покачал головой.
— Отличная попытка, мам, но, боюсь, не сработает. Разорванную артерию лейкопластырем не заклеишь.
— Почему бы тебе тогда не съездить к этой девушке. Поговорить еще раз…
— неожиданно посоветовала миссис Грассо.
Джанфранко снова отрицательно мотнул головой.
— Это бессмысленно.
Не мог же он сказать матери, что подобный поступок, во всяком случае в его глазах, был бы равносилен тому, чтобы навязываться Санди. А кроме того, вряд ли у него хватило бы мужества снова увидеть в ее глазах то же выражение, что стояло в них в тот вечер. Джанфранко до сих пор просыпался по ночам от кошмара. Упасть с высот, которых они оба, как он свято верил, достигли, в ту бездну, в которую Санди отправила его простым «я не люблю тебя»… Нет, это слишком тяжело, второй раз на такое добровольно не пойдешь.
— Что ж, тебе лучше знать, — вздохнула миссис Грассо. И добавила, желая сменить тему:
— Ах да, чуть не забыла, звонила Эугения и поздравляла тебя с новой должностью в университете.
Джанфранко равнодушно кивнул.
— Передай ей мою благодарность. И что еще она рассказывала? — из вежливости поинтересовался он.
— Так, много всего разного. Жалела, что вы мало общались. Да, знаешь, она сообщила, что недавно накрыли шайку преступников, которые ограбили музей стекла в Мурано и использовали украденные предметы как приманку для доверчивых иностранцев. Показывали им подлинники и обещали прислать точно такие же — за наличные, разумеется. А потом отправляли самое что ни на есть завалящее барахло. Вся эта история привлекла ее внимание потому, что ей казалось, что кто-то хотел проникнуть и на виллу в Виченце. Уж не с этой ли целью?.. Ради всего святого, куда ты?
Плавное повествование миссис Грассо оборвалось встревоженным возгласом Джанфранко внезапно сорвался с места и заспешил к двери.
— Джанфранко!
Но сын уже не слышал ее.
Торопливо выводя мощный «ягуар» из гаража и включая зажигание, Джанфранко старался переварить услышанное. Почти машинально вырулил на улицу и прибавил газу. А что, если Санди попалась на трюк, который только что описала ему мать?
Джанфранко жил в пятнадцати минутах езды от родителей. И вскоре уже свернул на подъездную аллею, ведущую к небольшому уютному особнячку.
— Какая красота! — воскликнула мать, впервые приехав к нему в гости. — Но для холостяка слишком уж просторно.
Она с надеждой покосилась на сына, но тот помотал головой и пояснил:
— Я, знаешь ли, и сам люблю комфорт и простор…
Предстоящая поездка не потребовала долгих сборов и не заняла много времени, поскольку ему удалось поспеть в аэропорт к нужному рейсу. И вот уже во взятом напрокат автомобиле Джанфранко направлялся в Нейс.
Казалось, будто он уже не раз совершал это путешествие. Собственно, так оно и было. Только до сих пор он проделывал его мысленно.
Машина, плавно урча, пожирала милю за милей. А Джанфранко тем временем пытался убедить себя, что в поступке его нет и в помине ничего личного, эгоистического. Это обязанность, почти святой долг человека взрослого и ответственного… и любящего.
Бледная как смерть Санди повесила трубку. Все утро пришлось провести в телефонных звонках, и вот теперь ответ, только что полученный из торгового совета, подтвердил то, чего она уже начала не на шутку опасаться. Фабрики… ее фабрики просто не существовало.
Бессильно опустившись на пол склада, молодая женщина закрыла лицо руками.
Боже, что теперь делать? И так уже плохо, что она потратила столько сил и времени понапрасну, переживая все, что произошло в Венеции между ней и Джанфранко… Век бы этого не вспоминать: возвращение в тоскливом молчании назад в отель и принятое ею решение поскорее переехать куда-нибудь в другое место. Так, на всякий случай — вдруг Джанфранко не смирится с ее словами… или вдруг сама она проявит слабость…
В тот-то период душевного разлада она и ездила с торговцем в так называемый офис. Странный это был визит: какая-то окраина, кругом заброшенность, повсюду пыль и грязь. А потом вдруг на удивление странный интерьер, с выгоревшими обоями на стенах, зато кучей современной конторской техники, а главное — с контрастирующей со всем прочим выставкой умопомрачительной посуды в запертых стеллажах.
Санди даже зажмурилась, вспоминая, что едва не отказалась от заказа вообще, когда узнала, какую крупную партию товара придется взять.
— Нет-нет, для меня это слишком много, — возражала она. — Я не могу позволить себе такие расходы.
В конце концов сошлись на том, что она разделит заказ на четыре партии.
Но Санди все равно потребовалось вернуться в новый отель и позвонить в Нейс, чтобы убедить управляющего банком увеличить ей кредит.
— Нет, на такое мы никак не можем пойти, — поначалу отказался тот. — Ваш бизнес этого не оправдывает. У вас ведь нет никакого обеспечения.
Санди ухватилась за соломинку.
— Ну, некоторое обеспечение у меня, пожалуй, все же есть, — поспешно заверила она.
У нее имелись кое-какие акции, подаренные дедушкой на совершеннолетие, и страховой полис — залог будущей пенсии. В конце концов после долгих уговоров управляющий все же согласился одолжить ей денег под залог всего имущества.
Из Венеции Санди вернулась домой победительницей, сияя от гордости, что сумела сделать столь выгодный заказ и не нарушить установленных самой себе правил. Но триумф оказался недолговечен, а как выяснилось чуть позже, и вовсе призрачен. Под ним таилась невидимая на первый взгляд бездонная пропасть боли и утраты, которых Санди храбро, но безнадежно пыталась не замечать.
— …просто вожделение, секс — только и всего, — заявила она Джанфранко.
О, как же она солгала… и не только ему, себе самой. Слезы, увлажнявшие ее щеки по утрам, когда Санди просыпалась после долгих и жадных снов о нем и только о нем, открыли ей правду.
— Я полюбил тебя с первого взгляда, — сказал он ей, но она знала, что это неправда.
— Я не люблю тебя, — ответила она, и вот это уж точно было вопиющей ложью.
И как ее угораздило так глупо влюбиться после стольких попыток устоять, сберечь свое сердце? Непостижимо! Впрочем, на протяжении всех тех недель, что прошли после ее возвращения домой, Санди была слишком поглощена стараниями держать свои чувства под контролем, слишком истощена и обессилена страхом и болью, чтобы разбираться в причинах и следствиях. Она твердо знала, что произошло, — сознания свершившейся катастрофы и горьких-горьких сожалений было вполне достаточно. Ах, лучше бы она никуда не ездила!
Единственное, что утешало и поддерживало ее, — это мысли о стекле, драгоценном прекрасном стекле. И вот теперь все это оказалось такой же никчемной фальшивкой, как любовь Джанфранко.
Неожиданно раздавшийся телефонный звонок заставил Санди вздрогнуть. После поездки ей дважды звонили из Венеции. В первый раз — из отеля, сообщили, что она забыла там шарф. Во второй раз звонивший повесил трубку, стоило ей сказать «алло»…
— Санди, это Максин, — прервал ее горестные раздумья знакомый голос. — Ну как, распаковалась? Можно зайти?
Санди запаниковала.
— Нет. Еще нет…
— Что-то не так?
Ох уж эта Максин. Санди прикусила губу. Подруга слишком умна, ловит все на лету, с ней отговорками не отделаешься.
— Ну да… — неохотно призналась она. — Заказ не тот, что…
— Тебе прислали не тот заказ? — догадалась Максин, не дав Санди даже договорить. — Немедленно звони на фирму. Настаивай, чтобы исправили ошибку, причем за их счет. А не согласятся, пригрози подать в суд. Надеюсь, у вас оговорено в контракте, что они обязаны поставить товар к рождественской распродаже? Ты уже говорила, что они несколько раз затягивали с доставкой.
— Максин, прости, я сейчас очень занята, — солгала Санди, не в силах продолжать разговор.
Господи, и что же теперь делать? Как объяснить Мэйбл, что из-за ее, Санди, глупости им того и гляди придется закрыть магазин? Потому что зачем держать его открытым, если продавать-то и нечего? Из чего платить аренду, если денег нет? Ей ведь уже пришло письмо из банка с напоминанием, что надо не позднее Рождества погасить превышение кредита.
А теперь ей ни за что это не удастся. Правда, Санди знала, что муж Мэйбл, Оливер, очень богат, он наверняка согласился бы им помочь. Однако гордость не позволяла ей просить его о помощи. Кроме того, Оливер — настоящий бизнесмен. Санди не питала иллюзий по поводу того, какое мнение он составит насчет ее деловых качеств, если только узнает о происшедшем.
Ну неужели она никогда не научится избегать ошибок? Никогда не выйдет из роли бестолковой неумехи?
Последняя неудача окончательно добила бедняжку. Она так и сидела на полу, бессильно свесив голову на грудь. Плакать Санди не могла — уже переступила ту черту, за которой горе еще может излиться слезами, а слезы — принести облегчение. Кроме того, после возвращения из Венеции она столько плакала, что, похоже, слез не осталось вовсе.
Только теперь, опустившись в бездну маленького личного ада, Санди смогла откровенно признаться, хотя бы себе самой, как же отчаянно, безумно, безоглядно влюблена она в Джанфранко Грассо. Как же скучает по нему, как тоскует…
Джанфранко без труда нашел нужный магазин. Собственно, задача и впрямь оказалась не из сложных — салон Александры Маккеллерс и Мэйбл Далтри хорошо знали. Припарковав машину у тротуара, он подошел к элегантному трехэтажному зданию и несколько минут помедлил, разглядывая со вкусом оформленную витрину. За прилавком никого видно не было, хотя на двери и висела табличка «Открыто». Чуть поколебавшись, Джанфранко толкнул дверь. Раздалось мелодичное позвякивание колокольчика.
— Я сейчас. Подождите минуточку, — с напускной бодростью отозвалась Санди из-за полуоткрытой двери склада.
Санди здесь… Здесь! Закрыв за собой дверь, он чуть не бегом бросился на голос.
Она только-только успела подняться на ноги, как оказалась лицом к лицу… с Джанфранко Грассо. При этом зрелище от лица ее отхлынула кровь, а голова так закружилась, что Санди испугалась, как бы не упасть в обморок.
— Джанфранко, ты… Что ты тут делаешь? — еле слышно прошептала она, глядя на него огромными потрясенными глазами.
Едва он услышал голос любимой, не говоря уж о том, как увидел ее, на него накатила такая отчаянная жажда, что пришлось засунуть руки в карманы и крепко-накрепко сжать кулаки. Иначе он не сдержал бы порыва схватить Санди, крепко прижать к груди…
Санди же, заметив, как старательно Джанфранко избегает встречаться с ней взглядом, озирая царящий кругом беспорядок, нагромождение вскрытых коробок, сразу поняла, зачем он явился. И от жестокости, неприкрытой, намеренной жестокости его поступка у нее перехватило дыхание.
Наконец взгляд Джанфранко наткнулся на уже распакованные грубые, кустарные подделки и лишь тогда наконец первый раз поднялся к ее лицу. В глазах его застыла безошибочно распознаваемая смесь жалости и отвращения.
Санди немедленно ощетинилась, инстинктивно приготовившись защищаться. Да, она не ошиблась: Джанфранко здесь только для того, чтобы поиздеваться над ней, побольнее уколоть язвительным «я так и знал». В эту минуту до Санди совершенно не доходило, до чего же нелогичны подобные предположения и догадки. Эмоции окончательно взяли верх над разумом, волнение мешало думать здраво.
— Ну что, так ты и думал? Так и предполагал? — перешла она в наступление.
— Примчался посмеяться надо мной, позлорадничать?
— Санди, ты ошибаешься…
— Ну да, разумеется, — с горечью согласилась она. — Я ведь всегда ошибаюсь. Во всем… Я ошибалась насчет Крейга. Думала, он меня любит.
Ошибалась насчет тебя. Думала… думала, тебе хватит порядочности хотя бы…
— Не в силах продолжать, она остановилась, сглотнула и еле слышно прибавила:
— И со стеклом я тоже ошиблась.
Кое-как справившись с приливом жалости к себе самой, Санди гордо вздернула подбородок. Изобразив на лице подобие презрительной улыбки, она вызывающе продолжила:
— Ну давай же говори: «Я же тебя предупреждал». По крайней мере, я не совершаю два раза одну и ту же ошибку…
К горлу, мешая говорить, подступили слезы, и Санди нечеловеческим усилием воли загнала их назад.
Джанфранко хватило одного взгляда на полураспакованные коробки, чтобы понять: все его самые худшие опасения подтвердились. Товар, который она получила, оказался совершенно негодным. Распродать его не было ни малейшего шанса.
У него сжималось сердце от жалости к обманутой жертве, когда он мысленно сравнивал эти подделки с тонкой, первоклассной работой, прекрасными и изящными бокалами, бережно воспроизводящими традиции и чистоту старинных образцов. Да, копии, но красивые, дорогие копии. Джанфранко вспомнилось благоговейное восхищение, в котором его мать возвратилась после первого визита в Венецию.
— Знаешь, они продают свои изделия по всему миру. Япония, Америка, Скандинавия. До чего же красивые, Джанфранко, но дорогие… Смотри, что мне подарили, — восторженно добавила она, открывая коробку с дюжиной бокалов для вина…
— А ты застрахована против… подобного риска? — осторожно спросил Джанфранко, уже заранее зная ответ.
Как он и предполагал, Санди молча замотала головой.
— Знаешь, итальянские власти арестовали преступников, которые промышляли подобными делами. Их будут судить… возможно, даже выплатят какую-нибудь компенсацию таким… таким, как ты, — произнес он.
— Джанфранко, не обращайся со мной точно с малым дитем. Ну какая уж тут компенсация. Сама виновата: не надо быть дурой. А даже если вдруг выплатят какую-то компенсацию, все равно будет поздно, — обреченно закончила она.
— О чем это ты? — насторожился Джанфранко.
— Да так… ни о чем, — мгновенно спохватилась Санди, но увидела, что он ей не поверил.
— Эй, дорогая, ты здесь?
Услышав голос Максин, Санди вздрогнула и застыла.
— Я решила, лучше мне зайти. Что-то по телефону голос у тебя был какой-то несчастный. Если возникли проблемы с венецианским стеклом… Ой!
Максин оборвала монолог на полуслове, зайдя в кладовую и обнаружив, что Санди не одна. А в следующую секунду она уже заметила стекло. На лице домовладелицы отразился ужас.
— Что, ради всего святого… — начала она, но снова не договорила.
Джанфранко действовал быстро. В голове его молниеносно созрело решение возможно, опрометчивое и не слишком-то мудрое, но он просто не мог видеть затравленного выражения в любимых глазах.
— Да, вы совершенно правы, мисс Маккеллерс, — точно продолжая начатый разговор, произнес он, ровно столько же удивив Санди, сколько и Максин. Товар непременно будет заменен.
— Да уж, будьте любезны, — подхватила Максин, резко разворачиваясь к молодому человеку. — И до рождественской распродажи, пожалуйста.
— Максин… — беспомощно пролепетала Санди, понимая, что должна рассказать подруге правду: Джанфранко не только ни в коей мере не отвечает за ее заказ, но и никак не может исправить ошибку, виновата в которой лишь она сама. Ни к рождественской распродаже, ни после — никогда.
Однако больше всего ей хотелось одного — закрыть глаза и перенестись во времени куда-нибудь в прошлое, еще до поездки в Венецию, до встречи с Джанфранко, до знакомства с Крейгом… до начала всех ее злоключений.
— С вашего разрешения, — вежливо, но твердо заявил Джанфранко, обращаясь к Максин, — но нам с мисс Маккеллерс нужно кое-что обсудить наедине.
— Санди? — вопросительно повернулась та к подруге.
Той оставалось лишь кивнуть.
— Да, все в порядке… Я справлюсь… — заверила она, прекрасно понимая, о чем сейчас думает Максин.
Едва дверь закрылась и они с Джанфранко остались одни, Санди устало повернулась к нему.
— Ну и с какой стати ты сказал, что товар будет заменен? Ты же прекрасно знаешь, что это не так…
Голос ее дрогнул и сорвался.
— Санди! Санди, ради Бога, не надо! — взмолился Джанфранко, страдая от ее боли, точно от своей собственной, и умирая от желания сделать что угодно, лишь бы любимая не страдала. — Послушай, нельзя ли куда-нибудь пойти, где мы могли бы поговорить в более… приятной обстановке?
— Я не хочу ни о чем с тобой разговаривать. Что ты мне можешь сказать? горько отозвалась Санди. — Ты уже получил то, за чем приехал — порадовался моим неприятностям. Ну и будь доволен.
Джанфранко покачал головой.
— Ты все неправильно поняла. Я приехал вовсе не за этим. Если не хочешь никуда отсюда уходить, то…
— Нет, только не тут. — Санди с дрожью оглядела груду ящиков. Внезапно она поняла, что не может больше ни минуты оставаться в одном помещении с ними, немыми свидетелями ее глупости.
— Я живу здесь, наверху. Пошли…
— Давай сначала закроем магазин, — ласково предложил Джанфранко.
Санди вспыхнула. Кому, как не ей, надо было в первую очередь подумать именно об этом? Куда делось ее чувство ответственности? Пока она предавалась самобичеванию, Джанфранко как раз успел вернуться.
— Я повесил табличку «Закрыто» и запер входную дверь, — сообщил он.
Санди молча повернулась и отправилась к двери на лестницу. Джанфранко безмолвно последовал за ней.
Оказавшись в гостиной, она заняла оборонительную позицию за спинкой кресла и жестом предложила нежданному гостю занять второе, в противоположном конце комнаты.
— Санди, честное слово, я прилетел вовсе не для того, чтобы злорадствовать или смеяться над тобой. — Не обращая внимания на предложенное кресло, Джанфранко шагнул вперед.
— Тогда для чего же? — недоуменно воскликнула Санди.
Теперь он стоял близко, слишком близко. Разделявшее их кресло казалось преградой столь незначительной, что тело Санди реагировало на присутствие Джанфранко так остро, словно их вовсе ничто не разделяло. Не говоря уж о том, какой эмоциональной встряской стала для нее эта неожиданная встреча.
Не надо было даже закрывать глаза, чтобы представить его обнаженным, вновь почувствовать его запах, прикосновение его рук… Нет, даже больше…
Санди, несчастная жертва собственного пылкого воображения, с трудом подавила невольный мечтательный вздох.
— Чтобы… чтобы предупредить тебя: вдруг ты еще не успела заплатить за стекло, — нашелся Джанфранко.
В конце концов, отчасти так оно и было. Именно эта причина побудила его перейти к действию, хотя истоки желания увидеться с Санди уходили в сферы куда более личные и сложные.
— А как… Откуда ты вообще узнал про… про заказ?
Язык у нее заплетался, мысли путались. От близости любимого голова шла кругом. Совсем рядом — руку протяни. И тогда… тогда… Санди в отчаянии облизнула вмиг пересохшие губы.
Джанфранко с трудом отвел взгляд. Только этого не хватало! Если она продолжит в том же роде, он просто не выдержит, уступит всепоглощающему желанию заключить Санди в объятия. Не ей одной было трудно сконцентрироваться на словах.
— Ну… мне рассказала моя мать. Изделия, которые тебе показывали, были украдены из Музея стекла на острове Мурано. С их помощью злоумышленники соблазняли ничего не подозревающих покупателей сделать большой заказ. Ясное дело, те думали, что получат такой же хороший товар, как видели. А видели они, собственно говоря, настоящую старинную работу…
— Так это не только со мной? В смысле, я не одна такая?..
— Не одна? Нет, ты попала в большую компанию, — заверил ее Джанфранко.
«Не одна такая дура» имела в виду Санди. Наверняка в глубине души Джанфранко ее именно такой и считает. Теперь, когда с глаз незадачливой предпринимательницы спала пелена, она не понимала, как могла хоть на миг принять оригиналы за копии, пусть и превосходной работы. Должно быть, ей слишком хотелось поверить, что так оно и есть..
— А ты… ты уже насовсем вернулся в Англию?
— Ну да. Годовой отпуск закончился, так что теперь я заведую кафедрой в Оксфорде, читаю лекции по современной экономике.
Если в начале знакомства Санди еще могла сомневаться в том, что он университетский преподаватель, то теперь, слушая, как он спокойно, без малейшей аффектации рассуждает о своей карьере, она знала — Джанфранко не лжет. Из них двоих обманщиком оказался не он. Она сама, причем добровольно, даже охотно, обманывала себя. Обманывала во всем: и каковы ее истинные чувства, и почему она их испытывает.