Страница:
– Ибн Яд, – зашептал он, – не нужно больше искать. Гурия нашлась. Она здесь, рядом.
Ибн Яд поспешил к тому месту и притаился за деревом, наблюдая за Блейком и Гвинальдой.
Когда же убежал конь и Блейк взялся за карабин, Ибд Яд понял, что дольше прятаться ни к чему, и подозвал Фахда.
– Многие неверные говорят на языке, которому ты выучился среди солдат севера, – сказал шейх. – Поговори с ним. Скажи, что мы друзья и что сбились с пути.
Когда Фахд увидел принцессу Гвинальду, глаза его хищно сузились, и его охватила дрожь, словно от приступа малярии. Фахд никогда в жизни не встречал столь прекрасной женщины и никогда не думал, что гурия может быть столь обворожительна.
– Не стреляй, – крикнул он из куста. – Мы друзья. Мы заблудились.
– Вы – это кто? – спросил Блейк, удивившись тому, что в долине Сеполькро звучит французская речь.
– Мы несчастные люди из пустыни, – ответил Фахд. – Мы сбились с дороги. Выведи нас отсюда, и аллах благословит тебя.
– Выходите, я укажу вам дорогу, – сказал Блейк. – Если вы действительно друзья, то не должны бояться меня. У меня самого бед предостаточно.
Фахд и Ибн Яд вышли из укрытия. При их виде Гвинальда вскрикнула и вцепилась в руку Блейка.
– Сарацины! – лихорадочно шепнула она.
– Думаю, так оно и есть, – тихо сказал Блейк. – Но ты не волнуйся, они не тронут тебя.
– Не тронут? Но ведь я из города крестоносцев.
– Эти люди слыхом не слыхивали о крестоносцах.
– Не нравится мне, как они глядят на меня, – прошептала Гвинальда.
– Мне тоже. Как бы они чего не замыслили.
С широкими улыбками на лицах арабы обступили Блейка с девушкой. Через Фахда Ибн Яд еще раз заверил Блейка в дружеских намерениях и выразил радость от встречи с людьми, которые согласны указать ему дорогу из долины. Затем он стал задавать многочисленные вопросы о городе Ниммре, а тем временем его люди все теснее сжимали кольцо вокруг Блейка.
Неожиданно шейх убрал улыбку. По его сигналу четыре дюжих бедуина набросились на американца, повалили на землю, вырвали из рук оружие, а двое других схватили принцессу.
Через несколько секунд Блейк лежал уже связанный. Арабы стали совещаться. Кто-то посоветовал перерезать ему горло, однако Ибн Яд воспротивился, мотивируя свое несогласие тем, что они находятся в долине, где у пленника полно друзей, и на тот случай, если кто-либо из бедуинов попадет в руки врага, будет лучше иметь Блейка живым.
Блейк перемежал угрозы мольбами и посулами, но все его старания добиться освобождения Гвинальды пропали даром. Фахд лишь злорадно хохотал и плевал ему под ноги.
Судя по всему, бедуины были настроены воинственно, ибо один из них подошел к Блейку с острым кинжалом в руке и устремил взгляд на Ибн Яда в ожидании приказа.
Увидев это, Гвинальда вырвалась и кинулась к Блейку, загородив его своим телом, словно щитом.
– Не убивай его! – закричала она. – Возьми мою жизнь, если ты жаждешь христианской крови, но только пощади его!
– Они не понимают тебя, Гвинальда, – сказал Блейк. – Возможно, меня и убьют, но это не имеет значения. Ты должна вырваться из их рук.
– О, они не имеют права убивать тебя! Они не посмеют! Сможешь ли ты когда-нибудь простить мне те жестокие слова? Я говорила их нарочно, чтобы сделать тебе больно. Когда Малуд рассказал, что ты обо мне говорил, я была вне себя от обиды, хотела отомстить. Прощаешь?
– Простить? Да благословит тебя всевышний! Я прощу тебя даже если ты убила бы человека! Но что тебе сказал Малуд?
– Так, пустое. А те твои слова я давно простила. Повтори лучше, что ты сказал, когда я прикалывала ленту к твоей кольчуге, и тогда мы будем квиты.
– Что сказал Малуд? – допытывался Блейк.
– Якобы ты хвалился, что завоюешь меня, а потом растопчешь мою любовь, – прошептала она.
– Мерзавец! Неужели ты поверила ему, Гвинальда?
– Повтори то, о чем я прошу, и тогда я буду точно знать, что он солгал, – настаивала принцесса.
– Я люблю тебя, Гвинальда! – громко сказал Блейк. Арабы рывком подняли Гвинальду на ноги и оттащили в сторону. Среди бедуинов продолжались споры об участи Блейка.
– Ради аллаха! – воскликнул наконец шейх. – Бросим неверного здесь, и, если он подохнет, никто не скажет, что его убили бедуины.
Затем он продолжал:
– Абд-Эль-Азиз! Возьмешь людей и отправишься через долину во второй город. Вперед! Я немного провожу тебя, и мы поговорим с глазу на глаз, без этого неверного, который, возможно, понимает по-нашему больше, чем того бы хотелось.
Бедуины стали уходить на юг. В порыве отчаяния Гвинальда попыталась вырваться из рук похитителей, но безуспешно. С болью в сердце Блейк проводил взглядом девушку, бьющуюся в руках арабов. До последнего момента он видел ее родное лицо, обращенное к нему, и когда негодяи исчезли среди деревьев, из мрака ночи до него долетели три слова, которые значили для него больше, чем все слова в мире вместе взятые:
– Я люблю тебя!
Отойдя от Блейка на достаточное расстояние, бедуины остановились.
– Здесь я покину тебя, Абд-Эль-Азиз, – сказал Ибн Яд. – Иди разведай, много ли в городе сокровищ и, если они надежно охраняются, ничего не предпринимай, а возвращайся в лагерь по ту сторону гор, где мы оставили женщин и детей. Если же окажется, что мы сменили место стоянки, то оставим опознавательные знаки, по ним и найдешь нас. Я же постараюсь как можно скорее выбраться из долины с добытыми сокровищами и с женщиной, которая представляет не меньшую ценность. Иди, Абд-Эль-Азиз, и да хранит тебя аллах!
Ибн Яд повернулся и пошел на север. Выбраться из долины тем же путем, каким пришел, шейх не осмеливался, поскольку промелькнувшая вдали в облаке пыли большая группа всадников наверняка уже вернулась в разграбленный город. Поэтому он решил попытаться перейти крутые горы западнее города Сеполькро, обогнув замок и его защитников по широкой дуге.
Когда вдали затихли шаги бедуинов, Блейк завертелся, пытаясь освободиться от пут, но ремни из верблюжьей кожи не поддавались.
Обессилев, Блейк затих. Как безмолвен и мрачен, этот темный Лес Леопардов!
Блейк прислушался, ожидая в любую секунду услышать мягкую поступь подкрадывающейся к нему большой кошки.
На небе из-за далеких гор поднялся круглый красный диск луны, которая с высоты видела Гвинальду, как видела и его.
Блейк прошептал луне послание для принцессы.
Американец был впервые влюблен, и, вспоминая три заветных слова, что Гвинальда крикнула ему, когда ее насильно уводили, он забывал о путах и леопардах.
Но что это? Среди неясных ночных теней Блейку почудилось некое движение. Да, там явно кто-то был. Секундой позже он услышал мягкие, крадущиеся шаги и шорох листьев. Похоже, леопард!
Блейк затаился. Боковым зрением он вдруг различил на соседнем дереве смутные контуры живого существа. Неужели еще один?
Слабый свет луны проник меж деревьев, осветив пространство, где лежал Блейк, в радиусе десяти метров. На освещенный участок вышел большой леопард с горящими глазами, и Блейка прошиб озноб. Как зачарованный глядел американец на грозно рычащего зверя. Хищник прижался к земле и стал подбираться к человеку со спины, словно желая продлить жестокую пытку. Длинный гибкий хвост нещадно хлестал по воздуху.
Он увидел большие обнаженные клыки и распластавшегося на земле зверя с напряженными мускулами. Зверь готовился к прыжку.
Беззащитный, охваченный ужасом Блейк не мог отвести взгляда от омерзительной оскаленной морды.
Он увидел прыжок, проделанный с легкостью и грацией домашней кошки, но дальше началось непонятное. Сначала он заметил какой-то предмет в воздухе, затем леопард на мгновение замер в высшей точке своего полета и вместо того, чтобы спускаться вниз, взмыл высоко вверх, схваченный за горло крепкой петлей.
В ветвях дерева Блейк различил неясную фигуру. Шита-леопард болтался на веревке, сдавленно шипя от бешенства и рассекая воздух страшными когтями. Сильная рука подтянула зверя к ветке, и лезвие кинжала пронзило его сердце.
Когда тело Шиты обмякло и перестало биться в судорогах, сильная рука отпустила веревку, и мертвое тело хищника упало рядом с Блейком. Потом фигура белого человека, почти обнаженного, но дружески улыбающегося, легко спрыгнула на землю.
У Блейка вырвалось восклицание радостного удивления.
– Тарзан из племени обезьян?!
– Блейк?! – спросил человек-обезьяна. Затем он добавил:
– Наконец-то! Я едва поспел!
Тарзан разрезал путы, связывавшие американца.
– Ты искал меня? – спросил Блейк.
– С тех пор, как я узнал, что ты отбился от своего сафари.
– Черт побери, ты действительно молодец!
– Кто бросил тебя здесь связанным и в таком положении?
– Шайка арабов.
Нечто похожее на рычание сорвалось с губ человека-обезьяны.
– Неужели этот старый негодяй Ибн Яд здесь? – недоверчиво спросил он.
– Они похитили девушку, которая была со мной, – сказал Блейк. – Я хочу попросить тебя помочь освободить ее.
– В какую сторону они ушли?
– Туда.
– Когда?
– Примерно час назад.
– Тебе лучше снять доспехи, – посоветовал Тарзан. – Нести это на себе – сплошное мучение. Я уже попробовал.
С помощью человека-обезьяны Блейк освободился от кольчуги, потом они вместе двинулись по тропе, протоптанной арабами. Они добрались до того места, где Ибн Яд повернул на север. Они не знали, по какой из двух троп им идти, потому что следы Гвинальды исчезли окончательно.
Они спрашивали себя, что случилось?
Они не могли знать, что в этом месте Ибн Яд имел намерение свернуть с дороги, ведущей в Ниммр. Он шел к Ниммру до тех пор, пока не приблизился к нему, но потом решительно отказался последовать за похитителями, когда узнал, что они отдаляются от города.
Свежий ветерок, который дул с востока, не позволил чуткому обонянию Тарзана определить, в каком направлении и какой группой была уведена Гвинальда.
– Мне кажется более правильным предположить, что твоя принцесса с теми, кто отправился на север, потому что я знаю, что там должен находиться лагерь Ибн Яда. Он вошел в долину не с юга, я уверен, потому что сам вошел оттуда, а сэр Бертрам уверял меня, что есть только два прохода – тот, которым прошел я, и второй над городом Сеполькро. Ибн Яд, без сомнения, хочет увести девушку из долины как можно скорее. То ли он намеревался требовать за нее выкуп, то ли собирается отвезти на север и продать. Группа, направившаяся на юг, к Ниммру, может быть послана за выкупом со своими людьми. Но маловероятно, что она с ними. Во всяком случае, это только предположение. Я полагаю, что нам надо разделиться. Ты пойдешь по тропе на север, которая может привести тебя к принцессе, а я пойду на юг вдогонку за группой. Я передвигаюсь быстрее тебя и вернусь за вами, не теряя времени. Жди меня. Если ты увидишь девушку, не пытайся отбить ее, ты безоружен, и бедуины запросто перережут тебе горло. Им это все равно, что выпить чашку кофе. А теперь до свидания и желаю удачи!
Тарзан из племени обезьян быстро исчез, двигаясь по следам группы, которая направилась к Ниммру, а Блейк двинулся на север, чтобы проделать печальное путешествие по Лесу Леопардов.
Ибн Яд поспешил к тому месту и притаился за деревом, наблюдая за Блейком и Гвинальдой.
Когда же убежал конь и Блейк взялся за карабин, Ибд Яд понял, что дольше прятаться ни к чему, и подозвал Фахда.
– Многие неверные говорят на языке, которому ты выучился среди солдат севера, – сказал шейх. – Поговори с ним. Скажи, что мы друзья и что сбились с пути.
Когда Фахд увидел принцессу Гвинальду, глаза его хищно сузились, и его охватила дрожь, словно от приступа малярии. Фахд никогда в жизни не встречал столь прекрасной женщины и никогда не думал, что гурия может быть столь обворожительна.
– Не стреляй, – крикнул он из куста. – Мы друзья. Мы заблудились.
– Вы – это кто? – спросил Блейк, удивившись тому, что в долине Сеполькро звучит французская речь.
– Мы несчастные люди из пустыни, – ответил Фахд. – Мы сбились с дороги. Выведи нас отсюда, и аллах благословит тебя.
– Выходите, я укажу вам дорогу, – сказал Блейк. – Если вы действительно друзья, то не должны бояться меня. У меня самого бед предостаточно.
Фахд и Ибн Яд вышли из укрытия. При их виде Гвинальда вскрикнула и вцепилась в руку Блейка.
– Сарацины! – лихорадочно шепнула она.
– Думаю, так оно и есть, – тихо сказал Блейк. – Но ты не волнуйся, они не тронут тебя.
– Не тронут? Но ведь я из города крестоносцев.
– Эти люди слыхом не слыхивали о крестоносцах.
– Не нравится мне, как они глядят на меня, – прошептала Гвинальда.
– Мне тоже. Как бы они чего не замыслили.
С широкими улыбками на лицах арабы обступили Блейка с девушкой. Через Фахда Ибн Яд еще раз заверил Блейка в дружеских намерениях и выразил радость от встречи с людьми, которые согласны указать ему дорогу из долины. Затем он стал задавать многочисленные вопросы о городе Ниммре, а тем временем его люди все теснее сжимали кольцо вокруг Блейка.
Неожиданно шейх убрал улыбку. По его сигналу четыре дюжих бедуина набросились на американца, повалили на землю, вырвали из рук оружие, а двое других схватили принцессу.
Через несколько секунд Блейк лежал уже связанный. Арабы стали совещаться. Кто-то посоветовал перерезать ему горло, однако Ибн Яд воспротивился, мотивируя свое несогласие тем, что они находятся в долине, где у пленника полно друзей, и на тот случай, если кто-либо из бедуинов попадет в руки врага, будет лучше иметь Блейка живым.
Блейк перемежал угрозы мольбами и посулами, но все его старания добиться освобождения Гвинальды пропали даром. Фахд лишь злорадно хохотал и плевал ему под ноги.
Судя по всему, бедуины были настроены воинственно, ибо один из них подошел к Блейку с острым кинжалом в руке и устремил взгляд на Ибн Яда в ожидании приказа.
Увидев это, Гвинальда вырвалась и кинулась к Блейку, загородив его своим телом, словно щитом.
– Не убивай его! – закричала она. – Возьми мою жизнь, если ты жаждешь христианской крови, но только пощади его!
– Они не понимают тебя, Гвинальда, – сказал Блейк. – Возможно, меня и убьют, но это не имеет значения. Ты должна вырваться из их рук.
– О, они не имеют права убивать тебя! Они не посмеют! Сможешь ли ты когда-нибудь простить мне те жестокие слова? Я говорила их нарочно, чтобы сделать тебе больно. Когда Малуд рассказал, что ты обо мне говорил, я была вне себя от обиды, хотела отомстить. Прощаешь?
– Простить? Да благословит тебя всевышний! Я прощу тебя даже если ты убила бы человека! Но что тебе сказал Малуд?
– Так, пустое. А те твои слова я давно простила. Повтори лучше, что ты сказал, когда я прикалывала ленту к твоей кольчуге, и тогда мы будем квиты.
– Что сказал Малуд? – допытывался Блейк.
– Якобы ты хвалился, что завоюешь меня, а потом растопчешь мою любовь, – прошептала она.
– Мерзавец! Неужели ты поверила ему, Гвинальда?
– Повтори то, о чем я прошу, и тогда я буду точно знать, что он солгал, – настаивала принцесса.
– Я люблю тебя, Гвинальда! – громко сказал Блейк. Арабы рывком подняли Гвинальду на ноги и оттащили в сторону. Среди бедуинов продолжались споры об участи Блейка.
– Ради аллаха! – воскликнул наконец шейх. – Бросим неверного здесь, и, если он подохнет, никто не скажет, что его убили бедуины.
Затем он продолжал:
– Абд-Эль-Азиз! Возьмешь людей и отправишься через долину во второй город. Вперед! Я немного провожу тебя, и мы поговорим с глазу на глаз, без этого неверного, который, возможно, понимает по-нашему больше, чем того бы хотелось.
Бедуины стали уходить на юг. В порыве отчаяния Гвинальда попыталась вырваться из рук похитителей, но безуспешно. С болью в сердце Блейк проводил взглядом девушку, бьющуюся в руках арабов. До последнего момента он видел ее родное лицо, обращенное к нему, и когда негодяи исчезли среди деревьев, из мрака ночи до него долетели три слова, которые значили для него больше, чем все слова в мире вместе взятые:
– Я люблю тебя!
Отойдя от Блейка на достаточное расстояние, бедуины остановились.
– Здесь я покину тебя, Абд-Эль-Азиз, – сказал Ибн Яд. – Иди разведай, много ли в городе сокровищ и, если они надежно охраняются, ничего не предпринимай, а возвращайся в лагерь по ту сторону гор, где мы оставили женщин и детей. Если же окажется, что мы сменили место стоянки, то оставим опознавательные знаки, по ним и найдешь нас. Я же постараюсь как можно скорее выбраться из долины с добытыми сокровищами и с женщиной, которая представляет не меньшую ценность. Иди, Абд-Эль-Азиз, и да хранит тебя аллах!
Ибн Яд повернулся и пошел на север. Выбраться из долины тем же путем, каким пришел, шейх не осмеливался, поскольку промелькнувшая вдали в облаке пыли большая группа всадников наверняка уже вернулась в разграбленный город. Поэтому он решил попытаться перейти крутые горы западнее города Сеполькро, обогнув замок и его защитников по широкой дуге.
Когда вдали затихли шаги бедуинов, Блейк завертелся, пытаясь освободиться от пут, но ремни из верблюжьей кожи не поддавались.
Обессилев, Блейк затих. Как безмолвен и мрачен, этот темный Лес Леопардов!
Блейк прислушался, ожидая в любую секунду услышать мягкую поступь подкрадывающейся к нему большой кошки.
На небе из-за далеких гор поднялся круглый красный диск луны, которая с высоты видела Гвинальду, как видела и его.
Блейк прошептал луне послание для принцессы.
Американец был впервые влюблен, и, вспоминая три заветных слова, что Гвинальда крикнула ему, когда ее насильно уводили, он забывал о путах и леопардах.
Но что это? Среди неясных ночных теней Блейку почудилось некое движение. Да, там явно кто-то был. Секундой позже он услышал мягкие, крадущиеся шаги и шорох листьев. Похоже, леопард!
Блейк затаился. Боковым зрением он вдруг различил на соседнем дереве смутные контуры живого существа. Неужели еще один?
Слабый свет луны проник меж деревьев, осветив пространство, где лежал Блейк, в радиусе десяти метров. На освещенный участок вышел большой леопард с горящими глазами, и Блейка прошиб озноб. Как зачарованный глядел американец на грозно рычащего зверя. Хищник прижался к земле и стал подбираться к человеку со спины, словно желая продлить жестокую пытку. Длинный гибкий хвост нещадно хлестал по воздуху.
Он увидел большие обнаженные клыки и распластавшегося на земле зверя с напряженными мускулами. Зверь готовился к прыжку.
Беззащитный, охваченный ужасом Блейк не мог отвести взгляда от омерзительной оскаленной морды.
Он увидел прыжок, проделанный с легкостью и грацией домашней кошки, но дальше началось непонятное. Сначала он заметил какой-то предмет в воздухе, затем леопард на мгновение замер в высшей точке своего полета и вместо того, чтобы спускаться вниз, взмыл высоко вверх, схваченный за горло крепкой петлей.
В ветвях дерева Блейк различил неясную фигуру. Шита-леопард болтался на веревке, сдавленно шипя от бешенства и рассекая воздух страшными когтями. Сильная рука подтянула зверя к ветке, и лезвие кинжала пронзило его сердце.
Когда тело Шиты обмякло и перестало биться в судорогах, сильная рука отпустила веревку, и мертвое тело хищника упало рядом с Блейком. Потом фигура белого человека, почти обнаженного, но дружески улыбающегося, легко спрыгнула на землю.
У Блейка вырвалось восклицание радостного удивления.
– Тарзан из племени обезьян?!
– Блейк?! – спросил человек-обезьяна. Затем он добавил:
– Наконец-то! Я едва поспел!
Тарзан разрезал путы, связывавшие американца.
– Ты искал меня? – спросил Блейк.
– С тех пор, как я узнал, что ты отбился от своего сафари.
– Черт побери, ты действительно молодец!
– Кто бросил тебя здесь связанным и в таком положении?
– Шайка арабов.
Нечто похожее на рычание сорвалось с губ человека-обезьяны.
– Неужели этот старый негодяй Ибн Яд здесь? – недоверчиво спросил он.
– Они похитили девушку, которая была со мной, – сказал Блейк. – Я хочу попросить тебя помочь освободить ее.
– В какую сторону они ушли?
– Туда.
– Когда?
– Примерно час назад.
– Тебе лучше снять доспехи, – посоветовал Тарзан. – Нести это на себе – сплошное мучение. Я уже попробовал.
С помощью человека-обезьяны Блейк освободился от кольчуги, потом они вместе двинулись по тропе, протоптанной арабами. Они добрались до того места, где Ибн Яд повернул на север. Они не знали, по какой из двух троп им идти, потому что следы Гвинальды исчезли окончательно.
Они спрашивали себя, что случилось?
Они не могли знать, что в этом месте Ибн Яд имел намерение свернуть с дороги, ведущей в Ниммр. Он шел к Ниммру до тех пор, пока не приблизился к нему, но потом решительно отказался последовать за похитителями, когда узнал, что они отдаляются от города.
Свежий ветерок, который дул с востока, не позволил чуткому обонянию Тарзана определить, в каком направлении и какой группой была уведена Гвинальда.
– Мне кажется более правильным предположить, что твоя принцесса с теми, кто отправился на север, потому что я знаю, что там должен находиться лагерь Ибн Яда. Он вошел в долину не с юга, я уверен, потому что сам вошел оттуда, а сэр Бертрам уверял меня, что есть только два прохода – тот, которым прошел я, и второй над городом Сеполькро. Ибн Яд, без сомнения, хочет увести девушку из долины как можно скорее. То ли он намеревался требовать за нее выкуп, то ли собирается отвезти на север и продать. Группа, направившаяся на юг, к Ниммру, может быть послана за выкупом со своими людьми. Но маловероятно, что она с ними. Во всяком случае, это только предположение. Я полагаю, что нам надо разделиться. Ты пойдешь по тропе на север, которая может привести тебя к принцессе, а я пойду на юг вдогонку за группой. Я передвигаюсь быстрее тебя и вернусь за вами, не теряя времени. Жди меня. Если ты увидишь девушку, не пытайся отбить ее, ты безоружен, и бедуины запросто перережут тебе горло. Им это все равно, что выпить чашку кофе. А теперь до свидания и желаю удачи!
Тарзан из племени обезьян быстро исчез, двигаясь по следам группы, которая направилась к Ниммру, а Блейк двинулся на север, чтобы проделать печальное путешествие по Лесу Леопардов.
XX. КАПЛЯ КРОВИ ЗА КАЖДУЮ ДРАГОЦЕННОСТЬ
Всю ночь Ибн Яд и его люди шли на север.
Гвинальда изо всех сил старалась протянуть время, отказываясь идти, но все же они быстро продвигались вперед, подстегиваемые желанием как можно скорее уйти с добычей из долины прежде, чем их обнаружат и убьют воины, вернувшиеся в замок и в город, который они ограбили, практически не встретив сопротивления.
Жадность и страх придавали им силы, и зарю они встретили у подножия изрезанных гор, которые Ибн Яд решил преодолеть. Это было лучше, чем идти на штурм сторожевого замка, охранявшего дорогу, по которой можно было легко выйти из долины.
Люди были изнурены, когда добрались, наконец, до прохода в горах, защищенного караульной заставой. Стражники спохватились слишком поздно: лишь тогда, когда последний человек из отряда Ибн Яда скрылся в проходе. За горами находился лагерь бедуинов.
Стражники бросились в погоню, и так близко подошли к ним сзади, что рыцарь, командовавший охранниками, заметил Гвинальду и узнал ее, но ружейный огонь заставил воинов Богуна отступить. Храбрый рыцарь опустил свою пику и в одиночку вновь бросился в атаку. Пуля попала в лошадь, и та упала, придавив своим телом смельчака.
Примерно в полдень Ибн Яд со своими измученными людьми вошел в лагерь. Хотя они валились с ног от усталости, он дал на отдых всего лишь час, так как шейх Эль-Гуада постоянно боялся потерять сокровища и женщину до того, как они достигнут пределов своей засушливой родины.
Тяжелый груз сокровищ был разделен на несколько частей и доверен самым надежным людям, охрана пленницы была поручена Фахду, чей злобный взгляд вызывал в принцессе ужас и отвращение.
Стимбол, который втайне смеялся над безумными рассказами о сокровищах и прекрасной женщине, которую арабы мечтали найти в каком-то затерянном мифическом городе, потерял дар речи, когда увидел добычу арабов, и сначала решил, что это галлюцинации, вспыхнувшие в его воспаленном мозгу.
Обессилевший Стимбол, шатаясь, шел по тропе, держась по возможности ближе к Фахду, ибо знал, что этот бессовестный негодяй – его последняя надежда на спасение. Но сейчас у Фахда на уме было другое. Он влюбился в белую девушку, и эта страсть граничила с безумием. Фахд понимал, что с помощью богатства, обещанного ему Стимболом, можно будет добиться этой прекрасной гурии, в противном случае бедный бедуин продаст ее. Он строил планы, как завладеть Гвинальдой или Стимболом, или обоими вместе, но всякий раз в его сознании возникала мрачная фигура алчного шейха, способного разрушить все его замыслы.
У подножия гор Сеполькро Ибн Яд повернул на восток, чтобы не пересекать вновь страну Батандо. За восточной кромкой гор он еще раз повернул на юг, а затем на запад, оказавшись на северной границе территории, принадлежавшей Тарзану. Хотя араб знал, что человек-обезьяна мертв, он все же опасался мести его людей.
Ибн Яд разбил лагерь поздно вечером.
Ужин готовился в спешке. Свет костра и свет ламп в палатке шейха был тусклым и дрожащим, но все же не таким слабым, чтобы помешать Атейе увидеть, как Фахд бросил что-то в чашку, приготовленную для Ибн Яда.
Когда шейх протянул руку за чашкой, Атейя подскочила к столу и ударом руки сбросила ее на пол.
Прежде чем она смогла объяснить свой поступок или обвинить Фахда в готовившемся злодеянии, преступник понял, что его коварство обнаружено. Он вскочил на ноги, схватил ружье и бросился на женскую половину, где под присмотром Хирфы и Атейи находилась Гвинальда.
Он сжал запястье девушки и потащил ее к своей палатке. Тем временем в мукааде Ибн Яда царил переполох. Шейх потребовал у Атейи объяснений. Никто не обратил внимания на бегство Фахда, и никто не погнался за ним на женскую половину.
– Он подбросил тебе в пищу «симм», – воскликнула Атейя. – Я видела это собственными глазами, а когда он понял, что разоблачен, он сбежал!
– О, Аллах! – вскричал Ибн Яд. – Этот сын шакала хотел отравить меня! Схватите его и приведите ко мне!
– Он увел с собой девушку! – крикнула Хирфа. Бедуины вскочили и бросились следом за Фахдом. Он остановился и, вскинув ружье, выстрелил. Преследователи замешкались и отступили. Добежав до палатки, Фахд схватил Стимбола, который лежал на грязной циновке, и приказал ему встать.
– Быстрее! – зашипел он на ухо американцу. – Ибн Яд приказал убить тебя. Иди скорее за мной, и я спасу тебя!
Когда бедуины, сохраняя все меры предосторожности, приблизились к палатке, Фахд, тащивший Гвинальду и сопровождаемый Стимболом, яростно продирался сквозь джунгли в западном направлении…
Справа от него виднелись серые башни и стены сторожевой заставы, прямо перед ним лежала тропа, ведущая туда, куда он так стремился дойти, а вокруг в кустах прятались вооруженные люди Богуна из Сеполькро. Но Блейк не мог знать и не догадывался, что глаза караульных давно наблюдают за его медленным восхождением.
Обессиленный долгим подъемом, после часа изнурительного напряжения, голодный и безоружный Блейк был не способен ни оказать сопротивления, ни спастись бегством, когда дюжина вооруженных людей выскочила из близлежащих кустов и заключила его в стальной круг. Так сэр Джеймс из Ниммра был взят в плен, и его под конвоем повели к королю Богуну.
Его допросили, и, когда Блейк понял, что перед ним тот самый черный рыцарь, который сорвал его план похищения принцессы Гвинальды, он задрожал от ярости.
Он сказал Блейку, что тот умрет, как только Богун придумает способ казни, соответствующий его вине, а пока приказал заковать американца в цепи. Стражники провели его в подвал замка, где при слабом свете пламени кузнец замкнул вокруг его лодыжки тяжелое железное кольцо, а затем приковал пленника цепью к сырой каменной стене.
При слабом свете огня Блейк увидел двух других пленников, обнаженных и исхудавших, прикованных к стене таким же образом, а в дальнем углу виднелся скелет, на костях которого ржавели ножные кандалы и обрывки цепи. Стражники и кузнец молча удалились, унося с собой факел, и Джеймс Блейк остался в темноте, охваченный отчаянием.
Для поддержания сил ему требовалась пища и отдых. В лесу леопардов он подстерег Хорту, дикого кабана, убил его и быстро насытился. После этого человек-обезьяна нашел высоко на дереве развилку, где его не могли потревожить свирепые леопарды Ниммра, удобно устроился там и решил поспать несколько часов до тех пор, пока солнце не опустится над лагерем Ибн Яда.
Он потерял следы Блейка, но следы девушки виднелись отчетливо, и, поскольку ее спасение было для него сейчас самым важным делом, он настойчиво двигался по тропе Ибн Яда. Через некоторое время он сбился с пути, потому что необычные следы, оставленные маленькими сандалиями, скроенными по средневековой моде, вдруг исчезли, растворившись среди отпечатков ног бедуинов и их женщин.
Тарзан потратил немало времени в поисках исчезнувших следов, и только потом пришел к выводу, что скорее всего Гвинальде дали пару сандалий Атейи, так как ее собственные были слишком легки и изящны для быстрого продвижения по дремучим джунглям. Поэтому-то и было так трудно различить два ряда параллельно идущих следов: обе девушки обладали примерно одинаковым телосложением и легкой поступью.
Тарзан двинулся по следу бедуинов и вскоре достиг места, где стоял их лагерь и где Фахд похитил Гвинальду. От лагеря в сторону запада ушли три человека, а основная масса арабов двинулась на восток.
В то время, как Тарзан шел по следам Ибн Яда, сотня могучих вазири направлялась к озеру, минуя округлые скалы, по древней тропе бедуинов.
С ними был Зейд, который настойчиво просил сопровождать отряд вазири. Помощник командира согласился взять его с собой.
Тарзан настиг арабов, когда они уже направлялись на юг, двигаясь по восточной оконечности гор Сеполькро. Он увидел мешки, которые они тащили на себе, и заметил, с каким вниманием следит за поклажей Ибн Яд. Со свойственной ему проницательностью Тарзан сразу понял, что коварный шейх действительно нашел сокровища, которые искал. Но он не обнаружил никаких следов присутствия в отряде принцессы и Стимбола. Тарзан пришел в ярость. Он злился и на воров-бедуинов, посмевших вторгнуться в его страну, и на себя самого за свою доверчивость, в результате которой был подло обманут. У Тарзана были свои способы мстить врагам, а также зловещее и страшное чувство юмора. Когда люди совершали преступление, он испытывал удовольствие, растягивая наказание, усугубляющее их страдания. В этом он был безжалостен и беспощаден.
Он был уверен, что арабы считают его умершим, и не хотел, чтобы они узнали правду сейчас. Человек-обезьяна решил, что они должны почувствовать тяжесть его гнева, окрашенного в мистические тона.
Бесшумно пробираясь по верхушкам деревьев, Тарзан двигался параллельно маршруту арабов. Он часто хорошо видел их, но никто не замечал его присутствия и не предполагал, что жестокие глаза следят за каждым их движением.
Сокровища несли пять человек, и Тарзан тщательно наблюдал за ними и за шейхом Ибн Ядом. Тропа была широкой, и шейх постоянно шел рядом с кем-нибудь из носильщиков.
В джунглях было тихо. Даже арабы, среди которых было немало любителей поболтать, шли молча, потому что очень устали; днем было жарко, а они не привыкли к грузам, которые вынуждены были нести с тех пор, как Батандо забрал рабов.
Внезапно раздался тонкий свист стрелы, и она вонзилась в шею бедуина, который шел рядом с Ибн Ядом. Араб с криком упал навзничь, а остальные по приказу шейха схватились за оружие и приготовились к отражению атаки. Но как ни всматривались они в окружающие джунгли, ни малейших признаков противника они не могли обнаружить. Медленно тянулись томительные минуты ожидания. Тишина нарушалась лишь жужжанием насекомых и птичьими криками, но стоило им отправиться в путь, бросив на тропе тело убитого товарища, как откуда-то сверху до них донесся глухой голос, напоминающий траурное стенание.
– Капля крови за каждую драгоценность!
Голос принадлежал тому, кто очень хорошо знал суеверную природу жителей пустыни и мог напугать их до беспамятства.
Теперь это была толпа потрясенных людей, которая торопливо продолжала свой путь, боясь вымолвить лишнее слово и стараясь не останавливаться до захода солнца. Сильное беспокойство охватило всех, и они стремились побыстрее миновать этот мрачный лес, в котором поселился злой дух. Однако и к вечеру лес не кончился, и им пришлось разбивать лагерь.
Свет костра и сытный ужин сняли нервное напряжение, и вскоре в лагере Ибн Яда вновь послышались песни и взрывы смеха.
Даже старый шейх успокоился в мукааде, глядя на пять мешков, набитых сокровищами. Он развязал один из них и при свете фонаря принялся перебирать их содержимое.
Его верные люди сидели рядом и пили кофе маленькими глотками.
Вдруг что-то тяжелое упало на землю перед входом и закатилось внутрь шатра. Это была отрезанная голова их товарища, чей труп они оставили на тропе. Потухшие глаза зловеще уставились на сидевших арабов. Всех объял суеверный ужас. Они замерли на своих местах, не смея оторвать взглядов от зловещего предмета. В этот миг из темноты джунглей донесся тот же глухой голос.
– Капля крови за каждую драгоценность! Ибн Яд задрожал как в приступе лихорадки. Все люди лагеря сгрудились у палатки шейха.
Каждый одной рукой сжимал ружье, а другой отыскивал свой амулет, потому что у всех были талисманы от злых духов, и этой ночью оставалось надеяться только на них.
Хирфа стояла около мукаада, пристально вглядываясь в отрезанную голову, а уставшая за день Атейя свернулась калачиком на циновке в женской хижине и решила поспать. Она не видела, как поднялся задний полог палатки и не заметила фигуру, осторожно вошедшую внутрь.
Было темно, и вдруг Атейя услышала шепот.
– Я друг Зейда. Я не сделаю тебе ничего плохого. Скажи мне правду, и я не трону тебя. Где женщина, которую Ибн Яд увел из долины?
Тот, кто удерживал ее, убрал руку и наклонился к ее губам. Атейя дрожала, как лист. Она никогда еще не видела демонов. Ей не удалось разглядеть наклонившуюся над ней фигуру, но она точно знала, что это один из злых духов джунглей.
– Отвечай! – прошептал голос. – Если хочешь спасти Зейда, говори правду!
– Фахд похитил женщину вчера ночью. – Атейя тяжело дышала. – Я не знаю, куда он ушел.
Молча, как и появилось, кошмарное видение исчезло. Девушка была поражена ужасом. Когда через некоторое время вернулась Хирфа, она увидела, что девушка лежит без сознания.
Гвинальда изо всех сил старалась протянуть время, отказываясь идти, но все же они быстро продвигались вперед, подстегиваемые желанием как можно скорее уйти с добычей из долины прежде, чем их обнаружат и убьют воины, вернувшиеся в замок и в город, который они ограбили, практически не встретив сопротивления.
Жадность и страх придавали им силы, и зарю они встретили у подножия изрезанных гор, которые Ибн Яд решил преодолеть. Это было лучше, чем идти на штурм сторожевого замка, охранявшего дорогу, по которой можно было легко выйти из долины.
Люди были изнурены, когда добрались, наконец, до прохода в горах, защищенного караульной заставой. Стражники спохватились слишком поздно: лишь тогда, когда последний человек из отряда Ибн Яда скрылся в проходе. За горами находился лагерь бедуинов.
Стражники бросились в погоню, и так близко подошли к ним сзади, что рыцарь, командовавший охранниками, заметил Гвинальду и узнал ее, но ружейный огонь заставил воинов Богуна отступить. Храбрый рыцарь опустил свою пику и в одиночку вновь бросился в атаку. Пуля попала в лошадь, и та упала, придавив своим телом смельчака.
Примерно в полдень Ибн Яд со своими измученными людьми вошел в лагерь. Хотя они валились с ног от усталости, он дал на отдых всего лишь час, так как шейх Эль-Гуада постоянно боялся потерять сокровища и женщину до того, как они достигнут пределов своей засушливой родины.
Тяжелый груз сокровищ был разделен на несколько частей и доверен самым надежным людям, охрана пленницы была поручена Фахду, чей злобный взгляд вызывал в принцессе ужас и отвращение.
Стимбол, который втайне смеялся над безумными рассказами о сокровищах и прекрасной женщине, которую арабы мечтали найти в каком-то затерянном мифическом городе, потерял дар речи, когда увидел добычу арабов, и сначала решил, что это галлюцинации, вспыхнувшие в его воспаленном мозгу.
Обессилевший Стимбол, шатаясь, шел по тропе, держась по возможности ближе к Фахду, ибо знал, что этот бессовестный негодяй – его последняя надежда на спасение. Но сейчас у Фахда на уме было другое. Он влюбился в белую девушку, и эта страсть граничила с безумием. Фахд понимал, что с помощью богатства, обещанного ему Стимболом, можно будет добиться этой прекрасной гурии, в противном случае бедный бедуин продаст ее. Он строил планы, как завладеть Гвинальдой или Стимболом, или обоими вместе, но всякий раз в его сознании возникала мрачная фигура алчного шейха, способного разрушить все его замыслы.
У подножия гор Сеполькро Ибн Яд повернул на восток, чтобы не пересекать вновь страну Батандо. За восточной кромкой гор он еще раз повернул на юг, а затем на запад, оказавшись на северной границе территории, принадлежавшей Тарзану. Хотя араб знал, что человек-обезьяна мертв, он все же опасался мести его людей.
Ибн Яд разбил лагерь поздно вечером.
Ужин готовился в спешке. Свет костра и свет ламп в палатке шейха был тусклым и дрожащим, но все же не таким слабым, чтобы помешать Атейе увидеть, как Фахд бросил что-то в чашку, приготовленную для Ибн Яда.
Когда шейх протянул руку за чашкой, Атейя подскочила к столу и ударом руки сбросила ее на пол.
Прежде чем она смогла объяснить свой поступок или обвинить Фахда в готовившемся злодеянии, преступник понял, что его коварство обнаружено. Он вскочил на ноги, схватил ружье и бросился на женскую половину, где под присмотром Хирфы и Атейи находилась Гвинальда.
Он сжал запястье девушки и потащил ее к своей палатке. Тем временем в мукааде Ибн Яда царил переполох. Шейх потребовал у Атейи объяснений. Никто не обратил внимания на бегство Фахда, и никто не погнался за ним на женскую половину.
– Он подбросил тебе в пищу «симм», – воскликнула Атейя. – Я видела это собственными глазами, а когда он понял, что разоблачен, он сбежал!
– О, Аллах! – вскричал Ибн Яд. – Этот сын шакала хотел отравить меня! Схватите его и приведите ко мне!
– Он увел с собой девушку! – крикнула Хирфа. Бедуины вскочили и бросились следом за Фахдом. Он остановился и, вскинув ружье, выстрелил. Преследователи замешкались и отступили. Добежав до палатки, Фахд схватил Стимбола, который лежал на грязной циновке, и приказал ему встать.
– Быстрее! – зашипел он на ухо американцу. – Ибн Яд приказал убить тебя. Иди скорее за мной, и я спасу тебя!
Когда бедуины, сохраняя все меры предосторожности, приблизились к палатке, Фахд, тащивший Гвинальду и сопровождаемый Стимболом, яростно продирался сквозь джунгли в западном направлении…
* * *
Наступал вечер. Джеймс Блейк, двигаясь по следу Ибн Яда, с большим трудом начал взбираться на последний откос. Теперь он шел по тропе, ведущей к перевалу, за которым начинался внешний мир.Справа от него виднелись серые башни и стены сторожевой заставы, прямо перед ним лежала тропа, ведущая туда, куда он так стремился дойти, а вокруг в кустах прятались вооруженные люди Богуна из Сеполькро. Но Блейк не мог знать и не догадывался, что глаза караульных давно наблюдают за его медленным восхождением.
Обессиленный долгим подъемом, после часа изнурительного напряжения, голодный и безоружный Блейк был не способен ни оказать сопротивления, ни спастись бегством, когда дюжина вооруженных людей выскочила из близлежащих кустов и заключила его в стальной круг. Так сэр Джеймс из Ниммра был взят в плен, и его под конвоем повели к королю Богуну.
Его допросили, и, когда Блейк понял, что перед ним тот самый черный рыцарь, который сорвал его план похищения принцессы Гвинальды, он задрожал от ярости.
Он сказал Блейку, что тот умрет, как только Богун придумает способ казни, соответствующий его вине, а пока приказал заковать американца в цепи. Стражники провели его в подвал замка, где при слабом свете пламени кузнец замкнул вокруг его лодыжки тяжелое железное кольцо, а затем приковал пленника цепью к сырой каменной стене.
При слабом свете огня Блейк увидел двух других пленников, обнаженных и исхудавших, прикованных к стене таким же образом, а в дальнем углу виднелся скелет, на костях которого ржавели ножные кандалы и обрывки цепи. Стражники и кузнец молча удалились, унося с собой факел, и Джеймс Блейк остался в темноте, охваченный отчаянием.
* * *
В долине Тарзан нагнал группу бедуинов под предводительством Абд-Эль-Азиза. Убедившись, что девушки с ними нет, он, не теряя времени понапрасну, повернул назад, спешно направившись на север, чтобы вновь пуститься в погоню по следам другого отряда.Для поддержания сил ему требовалась пища и отдых. В лесу леопардов он подстерег Хорту, дикого кабана, убил его и быстро насытился. После этого человек-обезьяна нашел высоко на дереве развилку, где его не могли потревожить свирепые леопарды Ниммра, удобно устроился там и решил поспать несколько часов до тех пор, пока солнце не опустится над лагерем Ибн Яда.
Он потерял следы Блейка, но следы девушки виднелись отчетливо, и, поскольку ее спасение было для него сейчас самым важным делом, он настойчиво двигался по тропе Ибн Яда. Через некоторое время он сбился с пути, потому что необычные следы, оставленные маленькими сандалиями, скроенными по средневековой моде, вдруг исчезли, растворившись среди отпечатков ног бедуинов и их женщин.
Тарзан потратил немало времени в поисках исчезнувших следов, и только потом пришел к выводу, что скорее всего Гвинальде дали пару сандалий Атейи, так как ее собственные были слишком легки и изящны для быстрого продвижения по дремучим джунглям. Поэтому-то и было так трудно различить два ряда параллельно идущих следов: обе девушки обладали примерно одинаковым телосложением и легкой поступью.
Тарзан двинулся по следу бедуинов и вскоре достиг места, где стоял их лагерь и где Фахд похитил Гвинальду. От лагеря в сторону запада ушли три человека, а основная масса арабов двинулась на восток.
В то время, как Тарзан шел по следам Ибн Яда, сотня могучих вазири направлялась к озеру, минуя округлые скалы, по древней тропе бедуинов.
С ними был Зейд, который настойчиво просил сопровождать отряд вазири. Помощник командира согласился взять его с собой.
Тарзан настиг арабов, когда они уже направлялись на юг, двигаясь по восточной оконечности гор Сеполькро. Он увидел мешки, которые они тащили на себе, и заметил, с каким вниманием следит за поклажей Ибн Яд. Со свойственной ему проницательностью Тарзан сразу понял, что коварный шейх действительно нашел сокровища, которые искал. Но он не обнаружил никаких следов присутствия в отряде принцессы и Стимбола. Тарзан пришел в ярость. Он злился и на воров-бедуинов, посмевших вторгнуться в его страну, и на себя самого за свою доверчивость, в результате которой был подло обманут. У Тарзана были свои способы мстить врагам, а также зловещее и страшное чувство юмора. Когда люди совершали преступление, он испытывал удовольствие, растягивая наказание, усугубляющее их страдания. В этом он был безжалостен и беспощаден.
Он был уверен, что арабы считают его умершим, и не хотел, чтобы они узнали правду сейчас. Человек-обезьяна решил, что они должны почувствовать тяжесть его гнева, окрашенного в мистические тона.
Бесшумно пробираясь по верхушкам деревьев, Тарзан двигался параллельно маршруту арабов. Он часто хорошо видел их, но никто не замечал его присутствия и не предполагал, что жестокие глаза следят за каждым их движением.
Сокровища несли пять человек, и Тарзан тщательно наблюдал за ними и за шейхом Ибн Ядом. Тропа была широкой, и шейх постоянно шел рядом с кем-нибудь из носильщиков.
В джунглях было тихо. Даже арабы, среди которых было немало любителей поболтать, шли молча, потому что очень устали; днем было жарко, а они не привыкли к грузам, которые вынуждены были нести с тех пор, как Батандо забрал рабов.
Внезапно раздался тонкий свист стрелы, и она вонзилась в шею бедуина, который шел рядом с Ибн Ядом. Араб с криком упал навзничь, а остальные по приказу шейха схватились за оружие и приготовились к отражению атаки. Но как ни всматривались они в окружающие джунгли, ни малейших признаков противника они не могли обнаружить. Медленно тянулись томительные минуты ожидания. Тишина нарушалась лишь жужжанием насекомых и птичьими криками, но стоило им отправиться в путь, бросив на тропе тело убитого товарища, как откуда-то сверху до них донесся глухой голос, напоминающий траурное стенание.
– Капля крови за каждую драгоценность!
Голос принадлежал тому, кто очень хорошо знал суеверную природу жителей пустыни и мог напугать их до беспамятства.
Теперь это была толпа потрясенных людей, которая торопливо продолжала свой путь, боясь вымолвить лишнее слово и стараясь не останавливаться до захода солнца. Сильное беспокойство охватило всех, и они стремились побыстрее миновать этот мрачный лес, в котором поселился злой дух. Однако и к вечеру лес не кончился, и им пришлось разбивать лагерь.
Свет костра и сытный ужин сняли нервное напряжение, и вскоре в лагере Ибн Яда вновь послышались песни и взрывы смеха.
Даже старый шейх успокоился в мукааде, глядя на пять мешков, набитых сокровищами. Он развязал один из них и при свете фонаря принялся перебирать их содержимое.
Его верные люди сидели рядом и пили кофе маленькими глотками.
Вдруг что-то тяжелое упало на землю перед входом и закатилось внутрь шатра. Это была отрезанная голова их товарища, чей труп они оставили на тропе. Потухшие глаза зловеще уставились на сидевших арабов. Всех объял суеверный ужас. Они замерли на своих местах, не смея оторвать взглядов от зловещего предмета. В этот миг из темноты джунглей донесся тот же глухой голос.
– Капля крови за каждую драгоценность! Ибн Яд задрожал как в приступе лихорадки. Все люди лагеря сгрудились у палатки шейха.
Каждый одной рукой сжимал ружье, а другой отыскивал свой амулет, потому что у всех были талисманы от злых духов, и этой ночью оставалось надеяться только на них.
Хирфа стояла около мукаада, пристально вглядываясь в отрезанную голову, а уставшая за день Атейя свернулась калачиком на циновке в женской хижине и решила поспать. Она не видела, как поднялся задний полог палатки и не заметила фигуру, осторожно вошедшую внутрь.
Было темно, и вдруг Атейя услышала шепот.
– Я друг Зейда. Я не сделаю тебе ничего плохого. Скажи мне правду, и я не трону тебя. Где женщина, которую Ибн Яд увел из долины?
Тот, кто удерживал ее, убрал руку и наклонился к ее губам. Атейя дрожала, как лист. Она никогда еще не видела демонов. Ей не удалось разглядеть наклонившуюся над ней фигуру, но она точно знала, что это один из злых духов джунглей.
– Отвечай! – прошептал голос. – Если хочешь спасти Зейда, говори правду!
– Фахд похитил женщину вчера ночью. – Атейя тяжело дышала. – Я не знаю, куда он ушел.
Молча, как и появилось, кошмарное видение исчезло. Девушка была поражена ужасом. Когда через некоторое время вернулась Хирфа, она увидела, что девушка лежит без сознания.
XXI. СУПРУГА ДЛЯ МАНГАНИ
Блейк свернулся клубком на каменном полу камеры в абсолютной темноте. После того, как тюремщики ушли, он попытался заговорить с товарищами по несчастью, но откликнулся лишь один. По его невнятному бормотанию американец понял, что бедняга лишился рассудка в этой гнусной темнице, не выдержав ужаса заключения. Привыкший к свободе, свету, движению Блейк впал в отчаяние, его мучил вопрос: через сколько времени он начнет бормотать точно так же.
В полной темноте и абсолютной тишине время отсутствовало, так как его нечем было измерять. Блейк не знал, как долго находится он в душной камере, измученный и обессиленный. Он впадал в забытье, но тянулось ли оно несколько часов или несколько минут, – представить не мог.
Впрочем, какое это имело значение?
Секунда, день или год не играли никакой роли в этом мрачном месте. Только две вещи оставались важными для Джеймса Блейка сейчас: свобода или смерть, и он знал, что скоро с благодарностью встретит последнюю.
Звук шагов нарушил тишину подземелья.
В полной темноте и абсолютной тишине время отсутствовало, так как его нечем было измерять. Блейк не знал, как долго находится он в душной камере, измученный и обессиленный. Он впадал в забытье, но тянулось ли оно несколько часов или несколько минут, – представить не мог.
Впрочем, какое это имело значение?
Секунда, день или год не играли никакой роли в этом мрачном месте. Только две вещи оставались важными для Джеймса Блейка сейчас: свобода или смерть, и он знал, что скоро с благодарностью встретит последнюю.
Звук шагов нарушил тишину подземелья.