– Туземцы наверняка глядят сейчас на нас и потешаются! – вырвалось как-то у раздраженного шейха.
   – Они смелые воины, – напомнил ему Толлог, – а мы проникли в глубь их владений. Если их разозлить, то они нападут на нас, и тогда нам несдобровать.
   – Мы – бедуины! – высокомерно возразил Ибн Яд. – У нас карабины. Что нам их копья и примитивные стрелы? К тому же мы постараемся избежать схватки. Прежде всего попытаемся завоевать их доверие. Прикинемся друзьями, задурим им головы, и они непременно выдадут нам тайну сокровищ.
   Шейх обратился к могучему негру.
   – Фекхуан! Ты говорил, что отчетливо помнишь свое детство, которое провел в отцовском доме, и что не раз слышал местные предания о Ниммре. Поэтому ступай и разыщи своих людей. Подружись с ними и скажи, что великий шейх Ибн Яд идет как друг с подарками для вождя. Пусти слух, что он хочет посетить город Ниммр и щедро вознаградит того, кто вызовется провести его туда.
   – Как прикажешь, – ответил Фекхуан, затрепетав при мысли о долгожданной свободе. – Когда я должен идти?
   – Вечером соберешься, а пойдешь на рассвете, – распорядился шейх.
   Итак, утром следующего дня раб-галла Фекхуан покинул лагерь Ибн Яда, шейха клана Эль-Гуад, и отправился на поиски деревни своих соплеменников.
   Около полудня он вышел на дорогу, имевшую вид проселочной, и медленно двинулся по ней на запад, размышляя о том, как рассеять подозрения местных жителей, вызванное его внезапным появлением. Впрочем, он прекрасно знал, что шансов добраться туда у него почти не было.
   Вдруг откуда ни возьмись перед ним возникли трое могучих воинов галла. Фекхуан с улыбкой развел руки, показывая, что не имеет враждебных намерений.
   – Что ты делаешь в стране галла? – спросил воин.
   – Ищу дом своего отца, – ответил Фекхуан.
   – Дом твоего отца? Как бы не так! – сердито сказал воин. – Ты разбойник и грабитель.
   – Нет, – сказал Фекхуан. – Я из галла.
   – Если бы ты был галла, то говорил бы на нашем языке без ошибок.
   – Это оттого, что меня похитили ребенком, и я прожил среди бедуинов, общаясь только на их языке.
   – Как тебя зовут?
   – Бедуины называют Фекхуаном, но мое настоящее имя Улала.
   – Как, по-твоему, он говорит правду? – обратился негр к своему товарищу. – В детстве у меня был брат, которого звали Улала.
   – А где он сейчас? – спросил другой воин.
   – Не знаю. Может, его сожрал Симба, или же похитили люди пустыни. Кто знает.
   – Допустим, он не лжет, – сказал другой воин. – Может, он и есть твой брат? Спроси у него, как зовут его отца.
   Тот спросил.
   – Налини, – ответил Фекхуан. При этом имени воины галла вздрогнули от изумления. Затем первый воин снова обратился к Фекхуану.
   – А брат у тебя был? – спросил он.
   – Да, – ответил Фекхуан.
   – Как его имя?
   – Табо, – ответил Фекхуан, не колеблясь ни секунды.
   Воин подскочил к Фекхуану с радостными криками.
   – Улала! Брат! Я – Табо! Помнишь меня, Улала?
   – Табо! – воскликнул Фекхуан. – Нет, ни за что не узнал бы тебя. Когда меня похитили, ты был младенцем, а сейчас здоровенный воин. Что с отцом и матерью? Они живы?
   – Живы. У них все хорошо, Улала, – ответил Табо. – Сегодня они в деревне вождя. Там большое собрание, поскольку в наших краях объявились люди пустыни. Ты пришел с ними?
   – Да, я их раб, – ответил Фекхуан. – О них-то я и собирался поговорить с вождем.
   Оживленно беседуя, Улала и Табо направились к деревне, а двое воинов побежали вперед сообщить родителям Улалы, что их без вести пропавший сын наконец-то вернулся.
   На краю деревни Фекхуана встречала большая толпа. В первом ряду стояли отец и мать. После приветствий и после того, как каждый из присутствующих собственноручно потрогал воскресшего, Табо повел Фекхуана к вождю Батандо.
   – Зачем явились люди пустыни? – спросил вождь. – За новыми рабами?
   – Люди пустыни всегда найдут себе рабов, но Ибн Яд пришел не за ними, а за сокровищем.
   – Э? За каким сокровищем?
   – Шейх прослышал о городе сокровищ Ниммр, – ответил Фекхуан. – Он ищет дорогу туда и прислал меня за проводником, чтобы тот провел его в город. Он посулил подарки и богатое вознаграждение, если отыщет сокровище Ниммра.
   – Он не обманет? – спросил Батандо.
   – Обещаниям жителей пустыни верить не следует.
   – А он не станет искать богатства и рабов на земле галла, если не найдет сокровищ Ниммра? – спросил Батандо. – А то мы живо спровадим его назад.
   И Батандо лукаво сощурил глаза.



X. СЭР ДЖЕЙМС


   По пути в деревню, где человек-обезьяна собирался нанять проводника для бедуина, у путников было достаточно времени поговорить о многих вещах. Доверившись Тарзану, Зейд решил открыться ему до конца.
   – Всемогущий шейх джунглей, – начал Зейд. – Атейю, девушку, которую я люблю, домогается Фахд. Она находится в постоянной опасности. У меня пока не хватает духа вернуться в лагерь Ибн Яда, но позже, когда его гнев поутихнет, я собираюсь предстать перед ним и убедить в своей невиновности.
   – А до тех пор? – спросил Тарзан. – Что думаешь делать?
   – Мне хотелось бы остаться в деревне и дождаться Ибн Яда, который будет идти этим маршрутом в Эль-Гуад. Это единственный шанс еще раз повидаться с Атейей.
   – Ты прав, – проговорил Тарзан. – Можешь оставаться в деревне в течение шести месяцев.
   – Да благословит тебя аллах! – воскликнул Зейд.
   Придя в деревню, Тарзан попросил вождя приютить Зейда до появления Ибн Яда.
   Затем человек-обезьяна покинул деревню и направился на север, так как беспокоился о белом человеке, попавшем к арабам. Тарзану не верилось, что это мог быть Стимбол, ибо он спровадил пожилого американца на восточное побережье, а шейх шел в ином направлении. Вероятнее всего, речь шла о молодом Блейке. Так или иначе, человек-обезьяна не мог допустить, чтобы белый оставался в плену у бедуинов.
   Поскольку же, со слов Зейда, пленника без выкупа не отпустят, то Тарзан не особенно спешил. Он повстречал обезьян племени То-ята и провел с ними на охоте два дня. Потом побродил по джунглям, встретил Нуму, разлегшегося на только что задранной им добыче, и подразнил его, затем покачался на хоботе слона Тантора. На третий или четвертый день Тарзан повстречал большую стаю чрезвычайно взволнованных обезьян, которые при виде человека-обезьяны принялись пронзительно верещать.
   – Привет, ману! – крикнул он. – Я Тарзан из племени обезьян. Что стряслось?
   – Гомангани с гремящими палками! – выкрикнула обезьянка.
   – Где? – спросил Тарзан.
   – Там! – крикнули они хором, указывая на северо-восток.
   – В скольких днях пути?
   – Близко, – ответили обезьяны.
   – Тармангани тоже с ними?
   – Нет, одни гомангани. Своими палками они убивают маленьких ману и едят, гадкие гомангани!
   – Тарзан поговорит с ними, – пообещал человек-обезьяна.
   – Они убьют Тарзана своими гремящими палками и съедят, – предостерегла его старая обезьяна.
   Тарзан усмехнулся и, перепрыгивая с ветки на ветку, исчез среди деревьев, следуя в указанном ману направлении. Вскоре он почуял запах негров и, двинувшись по их следу, через некоторое время услышал человеческие голоса.
   Стараясь не производить шума, Тарзан проследовал вперед по верхушкам деревьев, пока не оказался на краю лагеря. Он сразу узнал экспедицию Блейка и спрыгнул на землю на глазах у потрясенных туземцев.
   – Где ваш начальник? – спросил Тарзан. Подошел здоровенный негр.
   – Я начальник.
   – Хозяин где?
   – Ушел. Много дней тому назад.
   – Куда?
   – Никто не знает. Он отправился на охоту с провожатым. Началась сильная гроза, и ни один из них не вернулся. Мы искали, но не нашли. С тех пор ждем их здесь, как договаривались. Провизии осталось только до следующей луны. Мы решили вернуться домой.
   – Вы все правильно сделали, – одобрил их действия Тарзан. – А люди пустыни вам случайно не встречались?
   – Нет, – ответил глава. – Зато мы видели вторую половину экспедиции.
   – Где?
   Негр махнул рукой.
   – Можете возвращаться домой, – сказал Тарзан. – Но прежде пусть один из вас отправится домой к Тарзану со следующим посланием: «Тарзан ждет сто вазири на севере, в стране галла».
   – Будет сделано, великий бвана, – сказал вожак.
* * *
   В замке короля Гобреда Джеймсу Хантеру Блейку разъяснили его обязанности в качестве рыцаря Ниммра. Взяв американца под свое покровительство, сэр Ричард принялся посвящать его в местные обычаи и правила этикета.
   Государь Гобред с самого начала определил полное невежество Блейка в элементарнейших рыцарских правилах и отнесся к нему с явным скептицизмом, а сэр Ма-луд – с откровенной враждебностью. Однако поскольку сэр Ричард пользовался всеобщей симпатией, ему всегда удавалось настоять на своем, как и в случае с Блейком. Кроме того, следует отметить, что и сама принцесса Гвинальда оказала благоприятное воздействие на своего отца, который считал ее величайшим из всех своих сокровищ. Захватывающая, полная приключений история прибытия красивого рыцаря-чужестранца в затерянный город Ниммр не могла не всколыхнуть в душе девушки интереса и любопытства к Блейку.
   Пока готовилась одежда для американца, сэр Ричард предоставил в распоряжение Блейка собственный гардероб, но уже спустя неделю сэр Джеймс оделся во все новое, получил собственное оружие и обзавелся конем, как и подобает рыцарю Ниммра. Когда же он предложил сэру Ричарду деньги в оплату за услуги, то оказалось, что деньги в Ниммре не в ходу. Монеты, привезенные предками рыцарей более семи веков тому назад, практически не использовались по назначению – оплата основывалась на взаимных услугах.
   Рыцари служили королю, а король содержал их. Они охраняли трудовой люд и ремесленников, а в обмен за это получали то, в чем нуждались. Нередко драгоценности и драгоценные металлы шли в обмен на имущество или налоги, но в принципе любая сделка основывалась на обмене, ибо отсутствовала мера стоимости.
   Плодородная долина давала обильную пищу для всех горожан. Рабы обрабатывали землю, свободный люд занимался ремеслами, оружейным делом и скотоводством. Рыцари защищали Ниммр от врагов, состязались на турнирах и выезжали на охоту в долину и окружающие горы.
   Прошло несколько дней, и Блейк почувствовал, что неплохо усваивает рыцарские навыки, чем был обязан умелому руководству со стороны сэра Ричарда.
   В студенчестве Блейк слыл искусным фехтовальщиком, но сейчас у него возникли немалые трудности в обращении с мечом и щитом, поскольку рыцари Ниммра пользовались мечом лишь для нанесения рубящего удара, к колющему же прибегали лишь в самом конце поединка. А щит и вовсе только мешал ему. Поэтому Блейк решил воспользоваться своим мастерством фехтовальщика, а именно: неумение обращаться с щитом он постарается компенсировать нанесением колющих ударов, от которых рыцари просто-напросто не умели защищаться.
   Копье давалось Блейку гораздо легче, ибо искусство владения этим видом оружия в немалой степени зависело от умения ездить верхом. Блейк же был прекрасным наездником, о чем свидетельствовала его репутация непревзойденного игрока в поло.
   Рыцари Ниммра совершенствовали свое мастерство на большой площадке между внешней и внутренней стенами города. Там, перед деревянной трибуной, происходили еженедельные рыцарские турниры, а крупные состязания проводились на поле за городской стеной.
   На утренних тренировках присутствовало много дам и рыцарей. Эти часы придавали смысл их жизни, будоражили кровь и расцвечивали красками монотонность бытия. Люди расхаживали взад-вперед, перебрасываясь шутками, заключали между собой пари, и тому, кого выбивали из седла, приходилось несладко. Недаром рыцари боялись насмешек пуще самой смерти.
   На официальных турнирах, проводившихся каждую неделю, публика вела себя сдержанно и достойно, но во время тренировок шутки отпускались весьма и весьма соленые.
   Блейк тоже упражнялся на глазах у публики, а так как представлял собой диковинку, то собирал большое число зрителей, вызывая, в зависимости от успехов, то бурю аплодисментов, то град насмешек. Аплодисменты доставались ему от друзей сэра Ричарда, а насмешки – от сторонников сэра Малуда.
   Частенько появлялся здесь и сам король Гобред, Гвинальда же не пропускала ни единой тренировки.
   Обучение юношей, которые состояли оруженосцами при рыцарях и которым еще лишь предстояло посвящение в блистательное рыцарское сословие, происходило в самые ранние утренние часы. Блейк же участвовал в тренировочных состязаниях совместно с рыцарями, в ходе которых проявил незаурядные способности в верховой езде, и ему аплодировал даже сам король Гобред.
   – Невероятно! – вырвалось однажды у Гобреда. – Всадник и лошадь словно единое целое.
   – Он лишь чудом избежал падения, – скривился сэр Малуд.
   – Возможно, – произнес король, – и все-таки в седле он хорош.
   – Это пока он без копья и шита, – заявил Малуд. – А с щитом он чрезвычайно неуклюж. Видимо, больше привык иметь дело с разделочной доской.
   Реплика Малуда вызвала всеобщий смех, однако принцесса Гвинальда даже не улыбнулась, что не прошло незамеченным для Малуда, который часто поглядывал на нее.
   – И ты продолжаешь верить, что этот мужлан станет рыцарем, принцесса Гвинальда? – спросил он.
   – Разве я что-нибудь сказала?
   – Но ты не рассмеялась, – упрекнул ее Малуд.
   – Он – чужестранец, его родина далеко, поэтому высмеивать его невежливо и не по-рыцарски, – ответила она. – Вот почему я не засмеялась.
   Появившись после тренировки в саду, Блейк оказался в свите Малуда и тут же включился в общий разговор. Малуда и его друзей он никогда не сторонился, а их издевки и саркастические выпады сносил с равнодушным видом. Сам Малуд приписывал подобное поведение американца его тупоумию и невежеству, тогда как манеры Блейка вызывали восхищение у большой части рыцарей, считавших, что Малуд бесится из-за сознания собственной неполноценности.
   Большинство обитателей мрачного замка в Ниммре относилось к новоприбывшему с симпатией. Чужестранец привнес в их существование ощущение свежести и новизны, столь непривычное для Ниммра с его устоявшимся за семь с половиной веков укладом жизни. От него они почерпнули новые слова, выражения и идеи, воспринятые многими с энтузиазмом. Если бы не откровенная враждебность влиятельного сэра Малуда, то Блейка приняли бы с распростертыми объятиями. Отношение Малуда к пришельцу было мгновенно подхвачено его угодливой свитой, которая смеялась, когда смеялся Малуд, и хмурилась, когда это делал он – известно ведь, что первые на свете подхалимы появились именно при королевском дворе.
   При виде принцессы Гвинальды Блейк выступил вперед и низко поклонился.
   – Сегодня ты прекрасно проявил себя, – ласково сказала принцесса. – Твоя верховая езда доставила мне огромное удовольствие.
   – А еще лучше, если мы увидели бы его с блюдом мяса, – со злобой процедил Малуд и, услышав взрыв смеха, продолжил: – Разве нет? Дайте ему разделочную доску и нож для жаркого, и он почувствует себя в своей тарелке.
   – Что касается сервировки еды, то, кажется, сэра Малуда это волнует гораздо больше, нежели дела, достойные рыцаря, – парировал Блейк. – Кстати, знает ли кто-нибудь из вас, что нужно для того, чтобы правильно разделать свинью?
   – Нет, славный рыцарь, – ответила Гвинальда, – не знаем. Может, скажете сами?
   – Вот именно. Кому же еще знать об этом, если не ему! – хохотнул сэр Малуд.
   – Верно заметил, старина, я действительно это знаю.
   – И что же нужно для разделки свиной туши? – спросил Малуд, оглядываясь по сторонам и подмигивая присутствующим.
   – Во-первых, разделочная доска, во-вторых, острый нож, и, в-третьих, вы сами, сэр Малуд, – ответил Блейк.
   Прошло несколько секунд, прежде чем оскорбительный намек дошел до сознания толпы. Первой весело рассмеялась принцесса Гвинальда, за ней остальные, а кое-кому даже пришлось объяснять смысл прозвучавшей колкости.
   Рассмеялись однако не все, в частности, сам Малуд. Как только он уловил смысл сказанного, то сначала побагровел, затем сделался мертвенно-бледным, ибо самолюбивый сэр Малуд не выносил ничьих насмешек.
   – Что?! – вскричал он. – Оскорблять Малуда? Да как ты смеешь? Ты, плебей! Только твоей кровью я смогу смыть обиду!
   – Можете сделать это пивом, старина! – произнес Блейк. – Хоть залейтесь!
   – Не понимаю я твоих глупых слов, – рассвирепел Малуд, – но знай, что если завтра ты не встретишься со мной в честном поединке, то я заставлю тебя бегать по всей долине Святых Могил, подгоняя ударами палки.
   – Превосходно! – резко сказал Блейк. – Завтра утром в южной части долины.
   – Оружие на твое усмотрение, милорд, – бросил Малуд.
   – Не называйте меня милордом, мне это не нравится, – невозмутимо сказал посерьезневший Блейк. – А заодно выслушайте, что я вам скажу, хотя вряд ли это придется вам по душе, Малуд. Вы – единственный во всем Ниммре, кто отнесся ко мне с неприязнью и не дает мне возможности показать, чего я стою. Напрасно вы считаете себя великим рыцарем, для этого вы слишком неумны, трусливы и неблагородны. По меркам моей страны, вам никогда не стать тем, кого мы называем истинным джентльменом. У вас всего-то и есть что лошади да вооруженные люди, без которых вы не пользовались бы благосклонностью принцессы, а без ее покровительства не имели бы друзей. Вы не обладаете ни одним из качеств сэра Ричарда, поистине великого и благородного рыцаря, являющегося воплощением всех рыцарских добродетелей. Вы даже меня боитесь и совершенно справедливо – завтра в долине я задам вам жару, так и знайте! Я выбираю щит и меч.
   Толпа, видя гнев Малуда, потихоньку отошла от Блейка, и, закончив свою речь, он увидел, что остался в одиночестве. Тут к американцу, отделившись от свиты Малуда, подошла улыбающаяся Гвинальда.
   – Сэр Джеймс, ты погорячился. – И принцесса залилась веселым смехом. – Пойдем погуляем в саду, благородный рыцарь.
   Девушка взяла Блейка за руку и увела от людей.
   – Ты удивительная! – только и нашелся сказать Блейк.
   – Неужели ты и вправду так считаешь? – спросила она. – Я привыкла к тому, что мужчины лицемерят со мной. Правду чаще говорят рабам, нежели королям.
   – Надеюсь, мое поведение красноречивее любых слов, – взволнованно произнес Блейк.
   Девушка непроизвольно положила свою ладонь на его РУКУ.
   – Я увела тебя, сэр Джеймс, чтобы поговорить наедине, – сообщила Гвинальда.
   – Мне не обязательно знать мотивы твоего поступка, достаточно того, что их знаешь ты, – с улыбкой проговорил Блейк.
   – Ты чужой среди нас и многого не знаешь. В рыцарском искусстве ты неопытен, кое-кто даже сомневается в том, что ты рыцарь. И все же ты человек отважный либо же очень простодушный – ведь ты сам выбрал оружие в поединке с сэром Малудом: щит и меч, тогда как он прекрасно ими владеет, а ты нет. Мне кажется, ты идешь на верную смерть, поэтому и решила поговорить с глазу на глаз.
   – Что ты мне посоветуешь? – спросил американец.
   – Ты достаточно хорошо владеешь копьем, – сказала девушка. – Еще не поздно выбрать другое оружие. Прошу тебя, сделай это.
   – Ты за меня беспокоишься? – спросил Блейк. – Ну скажи, для этого много слов не надо.
   Девушка на мгновение потупилась, затем гордо вскинула голову. Глаза ее засверкали.
   – Я дочь короля Ниммра, – заявила она, – и беспокоюсь за всех его подданных, включая самых бедных.
   «В следующий раз будешь поосторожнее, сэр Джеймс», – подумал Блейк, но ничего не сказал и лишь улыбнулся в ответ.
   Гвинальда гневно топнула ногой.
   – У тебя нахальная улыбка, милорд! – сказала она с негодованием. – Мне это не нравится. Кроме того, ты слишком дерзок с дочерью короля.
   – Я только спросил, боишься ли ты, что меня убьют. Вот и все.
   – А я ответила. И это вызвало у тебя улыбку?
   – Я улыбнулся потому, что прочел ответ в твоих глазах прежде, чем его произнесли твои губы, и понял, что глаза твои сказали правду.
   Принцесса снова возмущенно топнула ногой.
   – Невоспитанный хам! – воскликнула она, вздернула подбородок, отвернулась и пошла прочь.



XI. ЗАВТРА ТЫ УМРЕШЬ!


   Вечером того же дня деревня вождя Батандо вовсю праздновала возвращение Улалы.
   По случаю торжества были забиты козы и зарезано множество кур, праздничный стол ломился от фруктов и хлеба из маниоки, рекой лилось пиво. До самого утра играла музыка. Люди веселились и танцевали до упаду, и лишь в полдень следующего дня Фекхуану удалось наконец поговорить о важных делах с вождем Батандо.
   Старый вождь лежал в тени перед своей хижиной, страдая от последствий ночной оргии.
   – Мне нужно поговорить с тобой о людях пустыни, – начал Фекхуан.
   Батандо буркнул что-то вроде того, что у него раскалывается голова.
   – Вчера ты сказал, что поведешь их к входу в запретную долину, – продолжал Фекхуан. – Выходит, ты не намерен с ними бороться?
   – Если приведем их к входу в долину, то уже не будет нужды бороться с ними, – ответил, морщась, Батандо.
   – Ты говоришь загадками, – сказал Фекхуан.
   – Послушай, Улала, – начал старый вождь. – В детстве тебя похитили и разлучили с родиной. В том возрасте ты многого не знал, а если что и знал, то забыл. В запретную долину попасть не трудно. Всем галла известно, что туда ведут два пути. Первый – через горы на севере, второй – через туннель в скале на юге. Больше ходов нет, их знает любой галла, как знает и то, что из запретной долины нет выхода.
   – Что за нелепица, Батандо! – воскликнул Фекхуан. – Если есть два входа, то, значит, существует и два выхода.
   – Как раз выхода-то и нет, – стоял на своем вождь. – Так оно было на памяти многих поколений. Те, кто попадал в запретную долину, назад уже не возвращался.
   – Что за люди живут в долине? – спросил Фекхуан.
   – Этого не знает никто. Видеть их никому не доводилось. Одни говорят, что долину населяют духи умерших, другие утверждают, что там обитают леопарды, но толком никто не знает. Так что, Улала, ступай и доложи главарю людей пустыни, что мы проведем его к входу в долину. Скажешь ему, что мы придем через три дня. Тем временем я созову воинов из всех селений, потому что не доверяю людям пустыни. Поведем их по нашей земле. Объясни это их главарю, а также скажи, что взамен он должен будет освободить всех имеющихся у него рабов галла прежде, чем войдет в долину.
   – Ибн Яд не пойдет на это, – возразил Фекхуан.
   – Пойдет и на большее, как только увидит вокруг себя воинов галла, – изрек Батандо.
   Вернувшись к арабам, Фекхуан передал им условия Батандо.
   Сперва Ибн Яд не захотел отпустить рабов, но когда Фекхуан разъяснил ему, что Батандо проведет его в долину только при этом условии, то выразил согласие.
   Про себя же шейх подумал, что как-нибудь исхитрится не сдержать своего обещания.
   Между тем как Ибн Яд маялся в ожидании, а Батандо собирал воинов, Тарзан из племени обезьян вышел на след бедуинов.
* * *
   За грубым столом на простых скамейках друг против друга сидели двое. Помещение освещалось тусклой масляной лампой с хлопковым фитилем, отбрасывающей причудливые тени на шероховатые каменные стены и выложенный плитами пол.
   Проникавший через узкое незастекленное окно ночной воздух колебал пламя лампы.
   Перед мужчинами на столе лежала шахматная доска с вырезанными из дерева фигурами.
   – Твой ход, Ричард, – произнес игрок. – Опять ты отвлекся. В чем дело?
   – Думаю о завтрашнем дне, Джеймс, и сердце мое сжимается от тревоги.
   – Поясни, – попросил Блейк.
   – Конечно, Малуд – не самый опасный дуэлянт Ниммра, однако…
   И сэр Ричард пресекся.
   – Однако я – самый неопытный, – со смехом закончил Блейк.
   Сэр Ричард поднял глаза и улыбнулся.
   – Ты склонен шутить даже перед лицом смерти, – сказал он. – Вы все такие в той необыкновенной стране, о которой ты так часто рассказываешь?
   – Тебе ходить, Ричард, – снова напомнил Блейк.
   – Только не держи меч за щитом, Джеймс, – предостерег Ричард. – Не спускай с противника глаз, пока не решишь, куда ударить. И не забывай про щит. Им ты всегда сможешь парировать удар, потому что Малуд несколько медлителен, а взгляд его всегда выдает, куда именно он ударит мечом. Я это хорошо знаю, поскольку не раз бился с ним.
   – И остался в живых.
   – О, мы только немного упражнялись, но завтра будет иначе. Малуд намерен драться до победного конца и кровью смыть нанесенную тобой обиду.
   – Он собирается убить меня из-за такой мелочи? – спросил Блейк. – Ну и обидчив же он!
   – Если бы только из-за этого, то он довольствовался бы малой кровью. Дело совсем в другом.
   – В другом? Но ведь я с ним разговаривал всего несколько раз.
   – Он ревнует.
   – Ревнует?
   – Он хочет жениться на принцессе Гвинальде, а ты не сводишь с нее глаз.
   – Глупости! – воскликнул Блейк, но тут же покраснел.
   – Вовсе нет. И не один он это заметил, – продолжал Ричард.
   – Ты спятил, – резко запротестовал Блейк.
   – Все мужчины поглядывают на принцессу. Еще бы, такая красавица. Но…
   – И Малуд собрался всех их убить? – поинтересовался американец.