«Польское государство, правители которого всегда проявляли так много заносчивости и бахвальства, при первом же серьезном военном столкновении разлетелось, как старая сгнившая телега… Стремительным натиском части Красной Армии разгромили польские войска, выполнив в короткие сроки свой долг перед Родиной… Договор о дружбе и границе между СССР и Германией как нельзя лучше отвечает интересам народов двух крупнейших государств Европы… Европейская война, в которой Англия и Франция выступают как ее усердные зачинщики и продолжатели, еще не разгорелась в бушующее пожарище, но англо-французские агрессоры, не проявляя воли к миру, все делают для усиления войны, для распространения ее на другие страны…» – вторил Молотову нарком обороны Ворошилов.
«Большевикам впору намечать свою делегацию на наш партийный съезд», – записывал в дневник Альфред Розенберг. Немцы переводили речи Молотова на французский язык и с самолетов разбрасывали над Францией.
Новое экономическое соглашение подтвердило готовность Москвы продолжать многостороннее сотрудничество в деле «установления мира». Приступив к разработке планов сокрушения Франции, немцы попросили ускорить и значительно увеличить объемы поставок стратегического сырья, производимого и закупаемого для германской промышленности Советским Союзом. Причем герр Шнурре в тезисах к переговорам подчеркивал: «Независимо от договора от 19 августа 1939 г. Советский Союз должен поставить нам сырье стоимостью в Х миллионов марок. Германские компенсации за это сырье не последуют немедленно, но должны будут принять форму программ по поставкам и капиталовложениям, растянутым на период около пяти лет… Поставки сырья, требуемого нами, ввиду неудовлетворительной ситуации со снабжением в России, могут быть выполнены лишь за счет собственного потребления русских… В этом смысле переговоры будут проверкой того, готов ли Сталин делать далеко идущие практические выводы из нового политического курса».
Сталин был готов, он вообще был на многое готов, лишь бы не затухал пожар в Европе. 9 октября «Правда» сообщила, что в ходе беседы господина Шнурре с товарищем Молотовым было установлено согласие о том, что экономическая программа «будет осуществляться обеими странами ускоренным порядком и в широком масштабе. При этом, в частности, состоялось соглашение о том, что СССР незамедлительно приступит к снабжению Германии сырьем, а Германия – к выполнению поставок для СССР».
Созданное в Париже 30 сентября 1939 года польское эмигрантское правительство Рачковского – Сикорского не признало территориальных изменений, произведенных в Польше, но Сталину на их мнение было глубоко плевать. «Правда» на новость отреагировала фельетоном.
Лондон и Париж, не желая преумножать число врагов и рассматривая действия СССР как меньшее зло по сравнению с германской оккупацией всей польской территории, на действия Красной Армии отреагировали спокойно, квалифицировав их как упреждающие по отношению к Германии. В выступлении по радио 1 октября лидер оппозиции Черчилль разъяснял возмущенной английской общественности: «Россия проводит холодную политику собственных интересов. Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии. Во всяком случае, эта линия существует, и, следовательно, создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не посмеет напасть». Коварным англосаксам ни к чему было объединение Германии и СССР перед лицом общего противника. Наоборот, между ними следовало вбить клин, перетянуть пока еще «нейтрального» Сталина в «демократический лагерь». О том и речь: «Учитывая соображения собственной безопасности, Россия не может быть заинтересована в том, чтобы Германия обосновалась на берегах Черного моря или чтобы она оккупировала Балканские страны и покорила славянские народы Юго-Восточной Европы. Это противоречило бы исторически сложившимся интересам России».
Тем временем оба режима, не обращая внимания на провокацию сэра Уинстона, «в порядке дружественного обоюдного согласия» принялись осваивать приобретенные территории. Германия одну часть Польши объявила чисто немецкими землями, другую – генерал-губернаторством Германской империи.
Политбюро ЦК ВКП(б) 1 октября приняло программу советизации западных областей, которая стала неукоснительно осуществляться. Избранные 22 октября Народные собрания Западной Украины и Западной Белоруссии, «выражая непреклонную волю и желания народов», 27–29 октября единогласно провозгласили на «освобожденных» территориях Советскую власть.
«Польское государство было тюрьмой народов, – говорилось в Декларации собравшегося в Белостоке Народного собрания Западной Белоруссии, – правительство проводило гнусную политику насильственного ополячивания. Белорусы, украинцы и другие народы не польской национальности были лишены права на развитие своей культуры и даже на родной язык. Национальные белорусские, украинские и еврейские школы были разгромлены. Таковы были порядки и условия жизни трудящихся Западной Белоруссии в бывшей польской державе. Народы великого Союза Советских Социалистических Республик протянули нам руку братской помощи и навсегда освободили трудящихся Западной Белоруссии из-под ярма политического, социального и национального гнета. Впервые народы Западной Белоруссии получили право распоряжаться своей судьбой…
Пример Советского Союза и опыт нашей жизни в панской Польше убеждают нас в том, что только Советская власть может избавить народы Западной Белоруссии от эксплуатации, нищеты, голода и бесправия. Только Советская власть обеспечит нам политическое, хозяйственное и культурное процветание, обеспечит свободу национального развития всех народов Западной Белоруссии».
Учитывая конкретные обстоятельства, трудно себе представить другой результат. Численность войск в составе Белорусского и Украинского фронтов в октябре достигла более 2,4 миллиона человек, то есть на пять жителей приходился один «человек с ружьем». Командиры, политработники и бойцы-агитаторы, наряду с местными и заезжими коммунистами, принимали самое активное участие в избирательной кампании по выдвижению кандидатов в депутаты: «Они несли в массы слова правды о первом в мире социалистическом государстве, о жизни трудящихся СССР, помогали выдвигать в Народное собрание лучших сынов и дочерей народа». В Западной Украине одна только 6-я армия отправила в народ 3000 агитаторов. В дополнение к ним прибыл «десант» из СССР, к примеру, в Западную Белоруссию Минск прислал 4000 пропагандистов, 250 лекторов и 12 автоагитколонн. Кампания продолжалась две недели, протекала бурно и красочно – с листовками, плакатами, собраниями, музыкой, песнями и буфетами. Право выдвижения имели Временные управления, Крестьянские комитеты, собрания Рабочей Гвардии и коллективы трудящихся. Как сообщал из Львова доктор Эдмунд Парнес: «Выборные комиссии были укомплектованы самими коммунистами, предвыборными собраниями руководили коммунисты, ораторы были назначены сверху, точно так же были сверху продиктованы предложения и резолюции». Все выступающие призывали голосовать за бедняков, простых людей, упирая на ленинский тезис о кухарке, управляющей государством. Альтернативных кандидатур не было, ответственными товарищами выдвигался один кандидат – и «за него и голосовали».
Голосовали вполне добровольно и, как правило, «за». Если были допущены к избирательным урнам. Здесь следует уточнить: кто голосовал и за что голосовали, поскольку численность избирателей и общая численность населения несколько отличались друг от друга. Не попали в состав «электората» арестованные, находящиеся в бегах, лишенные права голоса политические, государственные, общественные деятели, лидеры и активисты всех прочих партий и движений, крупные чиновники, военные, полицейские, стражники, осадники, лесники, «помещики и капиталисты» и весь прочий «враждебный пролетариату класс».
Вот картинка на одном из избирательных участков Бреста: «В день выборов капитан был очень озабочен. Он сказал, что проголосовать должны все 100 %. Люди приходили, брали билетик с напечатанными именами кандидатов и, не читая, бросали в урну. Некоторые, чтобы показать свою лояльность, даже не заходили в будку, косо поглядывая на нескольких командиров, которые сидели за столом. Когда пришло время закрыть участок и подсчитать голоса, оказалось, что некоторое количество людей не приняло участия в голосовании. Тогда наш капитан схватил горсть избирательных бюллетеней и, бросив их в урну, приказал сделать пересчет. Оказалось, что билетиков было больше, чем избирателей. Капитан был доволен. В своем докладе он сообщил, что все кандидаты и все решения приняты избирателями на 99,99 %».
При таком «административном ресурсе» можно было присоединить западные территории хоть к Союзу, хоть к Рейху, хоть к Марсу. Например, к моменту выборов около полумиллиона белорусов, поляков, евреев, литовцев, проживавших в Вильно и Виленской области, узнали, что они граждане «фашистской» Литвы, и – никаких возражений. Так товарищ Сталин решил, без всяких депутатов и референдумов.
По официальным советским источникам, в выборах в Народное собрание Западной Украины участвовало 4 433 тысячи человек, или 92,83 % избирателей, за избрание кандидатов было подано 90,93 % голосов. Не явилось или голосовало «против» более 700 тысяч человек. Если соотнести эти ни к какой точке отсчета не привязанные цифры, имеющие цель лишь выпятить пресловутые 90 %, с демографическими данными, то получается, что к выборам было допущено 4 775 тысяч человек, а «за» проголосовало чуть больше 4 миллионов при общей численности населения Западной Украины 9,4 миллиона человек.
Таким образом, подавляющую массу выборщиков составляли «трудящиеся», причем, как показывает национальный состав депутатов, в основном белорусы и украинцы, из «угнетенных» попавшие в «титульные нации». Народное собрание Западной Украины было на 92,4 % «укомплектовано» украинцами, на 4,1 % евреями и на 3 % поляками; в Западной Белоруссии 67,1 % – белорусы, 13,7 % – поляки, 7,8 % – евреи, 5,7 % – украинцы. При том, что, повторюсь, поляки – это треть населения западных областей. Впрочем, польская общественность, которую вытягивали на предвыборные собрания, безропотно голосовала за выдвижение предложенных кандидатур, отчасти из охватившей ее социальной апатии, отчасти из нежелания «раздражать большевиков», хотя в некоторые урны при голосовании «враги народа опускали контрреволюционные листовки».
С другой стороны, действия новой власти на первом этапе, казалось, подтверждали правильность сделанного выбора. «Это было время преимущественно военной администрации, – писал Парнес. – Главенствовала толерантность – административная и политическая. Органы управления функционировали согласно давней польской организации и при помощи польских чиновников, главное, чтобы руководящие посты были заняты назначенными местными или приехавшими с Киевщины коммунистами. Среди местных преобладали украинцы. Функции полиции исполняла рабочая милиция. Школы не трогали, признавая все языки равноправными (польский, украинский, еврейский и русский). Проводилась национализация банков, фабрик, магазинов, их хозяев, как правило, арестовывали. В этот период властные функции в городе осуществляли рабочие и местные коммунисты под руководством коммунистов, прибывших из СССР». А с нетерпением ожидавшийся крестьянством раздел помещичьих земель? А сам факт внезапного перехода от лишений военного времени к мирной жизни?
В короткий период Временного управления, длившийся до середины ноября 1939 года, Москва всячески заигрывала с местным населением и демонстрировала привлекательность жизни в Советской стране, где нет эксплуататоров, где фабрики – рабочим, а земля – крестьянам, где счастливое детство и бесплатное образование, где под сенью «драгоценного сталинского закона» процветают одиннадцать братских республик:
Поэтому депутаты Народных собраний без всяких сомнений и буржуазных проволочек, вроде плебисцита, обратились к Москве с просьбой о включении бывшей Малой Польши в состав Советского Союза и воссоединении Западной Украины и Западной Белоруссии с УССР и БССР.
1–2 ноября Верховный Совет СССР просьбы удовлетворил. В течение двух последующих лет население западных областей учили жить в «братской семье».
УКРЕПЛЕНИЕ СЕВЕРО-ЗАПАДНЫХ ГРАНИЦ
Прибалтика под дулом пистолета
«Большевикам впору намечать свою делегацию на наш партийный съезд», – записывал в дневник Альфред Розенберг. Немцы переводили речи Молотова на французский язык и с самолетов разбрасывали над Францией.
Новое экономическое соглашение подтвердило готовность Москвы продолжать многостороннее сотрудничество в деле «установления мира». Приступив к разработке планов сокрушения Франции, немцы попросили ускорить и значительно увеличить объемы поставок стратегического сырья, производимого и закупаемого для германской промышленности Советским Союзом. Причем герр Шнурре в тезисах к переговорам подчеркивал: «Независимо от договора от 19 августа 1939 г. Советский Союз должен поставить нам сырье стоимостью в Х миллионов марок. Германские компенсации за это сырье не последуют немедленно, но должны будут принять форму программ по поставкам и капиталовложениям, растянутым на период около пяти лет… Поставки сырья, требуемого нами, ввиду неудовлетворительной ситуации со снабжением в России, могут быть выполнены лишь за счет собственного потребления русских… В этом смысле переговоры будут проверкой того, готов ли Сталин делать далеко идущие практические выводы из нового политического курса».
Сталин был готов, он вообще был на многое готов, лишь бы не затухал пожар в Европе. 9 октября «Правда» сообщила, что в ходе беседы господина Шнурре с товарищем Молотовым было установлено согласие о том, что экономическая программа «будет осуществляться обеими странами ускоренным порядком и в широком масштабе. При этом, в частности, состоялось соглашение о том, что СССР незамедлительно приступит к снабжению Германии сырьем, а Германия – к выполнению поставок для СССР».
Созданное в Париже 30 сентября 1939 года польское эмигрантское правительство Рачковского – Сикорского не признало территориальных изменений, произведенных в Польше, но Сталину на их мнение было глубоко плевать. «Правда» на новость отреагировала фельетоном.
Лондон и Париж, не желая преумножать число врагов и рассматривая действия СССР как меньшее зло по сравнению с германской оккупацией всей польской территории, на действия Красной Армии отреагировали спокойно, квалифицировав их как упреждающие по отношению к Германии. В выступлении по радио 1 октября лидер оппозиции Черчилль разъяснял возмущенной английской общественности: «Россия проводит холодную политику собственных интересов. Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии. Во всяком случае, эта линия существует, и, следовательно, создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не посмеет напасть». Коварным англосаксам ни к чему было объединение Германии и СССР перед лицом общего противника. Наоборот, между ними следовало вбить клин, перетянуть пока еще «нейтрального» Сталина в «демократический лагерь». О том и речь: «Учитывая соображения собственной безопасности, Россия не может быть заинтересована в том, чтобы Германия обосновалась на берегах Черного моря или чтобы она оккупировала Балканские страны и покорила славянские народы Юго-Восточной Европы. Это противоречило бы исторически сложившимся интересам России».
Тем временем оба режима, не обращая внимания на провокацию сэра Уинстона, «в порядке дружественного обоюдного согласия» принялись осваивать приобретенные территории. Германия одну часть Польши объявила чисто немецкими землями, другую – генерал-губернаторством Германской империи.
Политбюро ЦК ВКП(б) 1 октября приняло программу советизации западных областей, которая стала неукоснительно осуществляться. Избранные 22 октября Народные собрания Западной Украины и Западной Белоруссии, «выражая непреклонную волю и желания народов», 27–29 октября единогласно провозгласили на «освобожденных» территориях Советскую власть.
«Польское государство было тюрьмой народов, – говорилось в Декларации собравшегося в Белостоке Народного собрания Западной Белоруссии, – правительство проводило гнусную политику насильственного ополячивания. Белорусы, украинцы и другие народы не польской национальности были лишены права на развитие своей культуры и даже на родной язык. Национальные белорусские, украинские и еврейские школы были разгромлены. Таковы были порядки и условия жизни трудящихся Западной Белоруссии в бывшей польской державе. Народы великого Союза Советских Социалистических Республик протянули нам руку братской помощи и навсегда освободили трудящихся Западной Белоруссии из-под ярма политического, социального и национального гнета. Впервые народы Западной Белоруссии получили право распоряжаться своей судьбой…
Пример Советского Союза и опыт нашей жизни в панской Польше убеждают нас в том, что только Советская власть может избавить народы Западной Белоруссии от эксплуатации, нищеты, голода и бесправия. Только Советская власть обеспечит нам политическое, хозяйственное и культурное процветание, обеспечит свободу национального развития всех народов Западной Белоруссии».
Учитывая конкретные обстоятельства, трудно себе представить другой результат. Численность войск в составе Белорусского и Украинского фронтов в октябре достигла более 2,4 миллиона человек, то есть на пять жителей приходился один «человек с ружьем». Командиры, политработники и бойцы-агитаторы, наряду с местными и заезжими коммунистами, принимали самое активное участие в избирательной кампании по выдвижению кандидатов в депутаты: «Они несли в массы слова правды о первом в мире социалистическом государстве, о жизни трудящихся СССР, помогали выдвигать в Народное собрание лучших сынов и дочерей народа». В Западной Украине одна только 6-я армия отправила в народ 3000 агитаторов. В дополнение к ним прибыл «десант» из СССР, к примеру, в Западную Белоруссию Минск прислал 4000 пропагандистов, 250 лекторов и 12 автоагитколонн. Кампания продолжалась две недели, протекала бурно и красочно – с листовками, плакатами, собраниями, музыкой, песнями и буфетами. Право выдвижения имели Временные управления, Крестьянские комитеты, собрания Рабочей Гвардии и коллективы трудящихся. Как сообщал из Львова доктор Эдмунд Парнес: «Выборные комиссии были укомплектованы самими коммунистами, предвыборными собраниями руководили коммунисты, ораторы были назначены сверху, точно так же были сверху продиктованы предложения и резолюции». Все выступающие призывали голосовать за бедняков, простых людей, упирая на ленинский тезис о кухарке, управляющей государством. Альтернативных кандидатур не было, ответственными товарищами выдвигался один кандидат – и «за него и голосовали».
Голосовали вполне добровольно и, как правило, «за». Если были допущены к избирательным урнам. Здесь следует уточнить: кто голосовал и за что голосовали, поскольку численность избирателей и общая численность населения несколько отличались друг от друга. Не попали в состав «электората» арестованные, находящиеся в бегах, лишенные права голоса политические, государственные, общественные деятели, лидеры и активисты всех прочих партий и движений, крупные чиновники, военные, полицейские, стражники, осадники, лесники, «помещики и капиталисты» и весь прочий «враждебный пролетариату класс».
Вот картинка на одном из избирательных участков Бреста: «В день выборов капитан был очень озабочен. Он сказал, что проголосовать должны все 100 %. Люди приходили, брали билетик с напечатанными именами кандидатов и, не читая, бросали в урну. Некоторые, чтобы показать свою лояльность, даже не заходили в будку, косо поглядывая на нескольких командиров, которые сидели за столом. Когда пришло время закрыть участок и подсчитать голоса, оказалось, что некоторое количество людей не приняло участия в голосовании. Тогда наш капитан схватил горсть избирательных бюллетеней и, бросив их в урну, приказал сделать пересчет. Оказалось, что билетиков было больше, чем избирателей. Капитан был доволен. В своем докладе он сообщил, что все кандидаты и все решения приняты избирателями на 99,99 %».
При таком «административном ресурсе» можно было присоединить западные территории хоть к Союзу, хоть к Рейху, хоть к Марсу. Например, к моменту выборов около полумиллиона белорусов, поляков, евреев, литовцев, проживавших в Вильно и Виленской области, узнали, что они граждане «фашистской» Литвы, и – никаких возражений. Так товарищ Сталин решил, без всяких депутатов и референдумов.
По официальным советским источникам, в выборах в Народное собрание Западной Украины участвовало 4 433 тысячи человек, или 92,83 % избирателей, за избрание кандидатов было подано 90,93 % голосов. Не явилось или голосовало «против» более 700 тысяч человек. Если соотнести эти ни к какой точке отсчета не привязанные цифры, имеющие цель лишь выпятить пресловутые 90 %, с демографическими данными, то получается, что к выборам было допущено 4 775 тысяч человек, а «за» проголосовало чуть больше 4 миллионов при общей численности населения Западной Украины 9,4 миллиона человек.
Таким образом, подавляющую массу выборщиков составляли «трудящиеся», причем, как показывает национальный состав депутатов, в основном белорусы и украинцы, из «угнетенных» попавшие в «титульные нации». Народное собрание Западной Украины было на 92,4 % «укомплектовано» украинцами, на 4,1 % евреями и на 3 % поляками; в Западной Белоруссии 67,1 % – белорусы, 13,7 % – поляки, 7,8 % – евреи, 5,7 % – украинцы. При том, что, повторюсь, поляки – это треть населения западных областей. Впрочем, польская общественность, которую вытягивали на предвыборные собрания, безропотно голосовала за выдвижение предложенных кандидатур, отчасти из охватившей ее социальной апатии, отчасти из нежелания «раздражать большевиков», хотя в некоторые урны при голосовании «враги народа опускали контрреволюционные листовки».
С другой стороны, действия новой власти на первом этапе, казалось, подтверждали правильность сделанного выбора. «Это было время преимущественно военной администрации, – писал Парнес. – Главенствовала толерантность – административная и политическая. Органы управления функционировали согласно давней польской организации и при помощи польских чиновников, главное, чтобы руководящие посты были заняты назначенными местными или приехавшими с Киевщины коммунистами. Среди местных преобладали украинцы. Функции полиции исполняла рабочая милиция. Школы не трогали, признавая все языки равноправными (польский, украинский, еврейский и русский). Проводилась национализация банков, фабрик, магазинов, их хозяев, как правило, арестовывали. В этот период властные функции в городе осуществляли рабочие и местные коммунисты под руководством коммунистов, прибывших из СССР». А с нетерпением ожидавшийся крестьянством раздел помещичьих земель? А сам факт внезапного перехода от лишений военного времени к мирной жизни?
В короткий период Временного управления, длившийся до середины ноября 1939 года, Москва всячески заигрывала с местным населением и демонстрировала привлекательность жизни в Советской стране, где нет эксплуататоров, где фабрики – рабочим, а земля – крестьянам, где счастливое детство и бесплатное образование, где под сенью «драгоценного сталинского закона» процветают одиннадцать братских республик:
(Очень хотелось западникам взглянуть хоть одним глазком на этот рай, да туда до поры до времени никого не пускали, кроме тщательно отобранных товарищей.)
Бледны и бессильны слова у певцов.
Пред нами одиннадцать стран-близнецов.
И счастлив и радостен каждый близнец:
Их мать – Конституция, Сталин – отец.
Их Сталин лелеет, растит и ведет,
Великое братство народов цветет.
Поэтому депутаты Народных собраний без всяких сомнений и буржуазных проволочек, вроде плебисцита, обратились к Москве с просьбой о включении бывшей Малой Польши в состав Советского Союза и воссоединении Западной Украины и Западной Белоруссии с УССР и БССР.
1–2 ноября Верховный Совет СССР просьбы удовлетворил. В течение двух последующих лет население западных областей учили жить в «братской семье».
УКРЕПЛЕНИЕ СЕВЕРО-ЗАПАДНЫХ ГРАНИЦ
Независимые прибалтийские государства возникли в результате развала Российской империи, поражения Германии и бурных событий Гражданской войны.
Первые ростки как советской, так и национальной власти были задушены кайзеровской армией, полностью оккупировавшей Прибалтику к началу весны 1918 года. Согласно сепаратному Брест-Литовскому договору, подписанному большевиками 3 марта, Россия выходила из Первой мировой войны, отдавая взамен свои территории, в частности, Литва, Латвия, Эстония отпадали от России.
В.И. Ленин угрозой своей отставки заставил партию (и народы бывшей империи) оплатить приход к власти. Главным для него в тот период были не патриотические лозунги, а шанс эту власть, при поддержке тех же немцев, удержать и выиграть время: «Если ты не сумеешь приспособиться, не расположен идти ползком на брюхе, в грязи, тогда ты не революционер, а болтун». Пока Ильич занимался советизацией отведенной ему резервации и налаживал «красный террор», в Берлине обдумывали планы создания Балтийского герцогства. Однако, несмотря на ликвидацию Восточного фронта, большевистскую помощь солдатами и хлебом, Германская империя рухнула.
13 ноября 1918 года ВЦИК Республики Советов торжественно заявил, что условия Брестского мира «лишились силы и значения», и призвал народы «самим решить свою судьбу». Центральное бюро большевистских организаций оккупированных областей тут же выпустило воззвание: «Мы не можем допустить организацию контрреволюционных элементов и захват власти… Восстаньте все, как один! Немедленно приступайте к организации Советов рабочих депутатов!» Вслед за уходящими немецкими войсками части Рабоче-Крестьянской Красной Армии двинулись на запад. Однако, как оказалось, там уже успели образоваться собственные национальные правительства.
Еще 11 декабря 1917 года в Каунасе литовская тариба провозгласила восстановление Литовского государства, а 11 ноября 1918 года Вольдемарас сформировал первое литовское правительство.
24 февраля 1918 года эстонский парламент манифестом объявил Эстонию независимой демократической республикой. 11 ноября того же года к власти пришло Временное правительство во главе с лидером Союза аграриев Пятсом.
17 ноября 1918 года в Латвии было провозглашено независимое Латышское государство и создано Временное правительство под началом председателя Крестьянского союза Ульманиса.
Большевиков это не смутило. Правительства были буржуазные, значит, неправильные. В середине ноября Ревельский ревком призвал народ выступить против «самозваного правительства Пятса» и попросил трудящихся РСФСР оказать эстонцам помощь войсками Красной Армии. В ответ на эту просьбу, точнее, даже раньше, советское правительство сосредоточило у эстонской границы 7-ю армию и доставленные со всех фронтов «красные» эстонские и латышские части и без промедления двинуло их в наступление. 25 ноября 1918 года латышские стрелки взяли Псков, к утру 29 ноября – Нарву. Уже в полдень того же дня в здании Нарвской ратуши местные и пришлые большевики провозгласили Советскую Социалистическую Республику – Эстляндскую трудовую коммуну во главе с товарищем Анвельтом, которую Ленин признал 7 декабря. К началу января 1919 года красные войска заняли большую часть Эстонии, не дойдя всего 30 километров до Ревеля (Таллина), и своими штыками обеспечивали развернувшиеся «социалистические преобразования». Однако 9 января «белоэсты» при поддержке немецких войск, финских и русских добровольческих формирований перешли в контрнаступление и уже через десять дней вошли в Нарву. Правительство Коммуны перебралось в Псков, затем в Лугу. Надежды на реванш оно не теряло и 18 февраля с одобрения ЦК РКП(б) приступило к формированию Эстляндской Красной Армии. В марте – апреле последовала еще одна попытка вторгнуться в Эстонию, но и она закончилась неудачей. Москва, отвлеченная борьбой с Колчаком, помочь дополнительными силами не имела возможности. Более того, в мае перешла в наступление сформированная на территории Эстонии армия генерала Н.Н. Юденича. 25 мая она отбила Псков, к середине июня белые были под стенами Петрограда. Эстляндскую Красную Армию пришлось расформировать. Осенью добили Юденича. 31 октября 1919 года красные войска вернули Лугу, 7 ноября – Гдов. 2 февраля 1920 года Москва заключила с Таллином мирный договор, согласно которому Советская Республика «добровольно и на вечные времена» отказывалась от «всяких суверенных прав, кои принадлежали России в отношении к эстонскому народу и земле».
В Латвии процесс протекал аналогичным образом. 17 декабря 1918 года латвийские социал-демократы образовали Временное правительство в составе девяти человек, немедленно «низложившее» правительство Пятса и провозгласившее в Латвии Советскую власть. Москва выдала свое «признание» через пять дней. Красные латышские стрелки вторглись на родную землю. 3 января 1919 года пала Рига, к концу января была захвачена большая часть страны. Дальнейшее – понятно. В течение пяти месяцев длился красный террор и революционные преобразования. В начале лета «контрреволюционные силы» при содействии Антанты и немецких добровольцев отбили Ригу и вышибли «борцов за правое дело». Мир с «буржуазной» Латвией был подписан 11 августа 1920 года.
В Литве некоторое время царило двоевластие: в Ковно находилось национальное буржуазное правительство, в Вильнюсе заседало Временное рабоче-крестьянское правительство Мичкявичуса – Капсукаса, провозглашенное 16 декабря 1918 года. В феврале 1919 года Советская Литва по совету Москвы была объединена с Советской Белоруссией в единое государство Литбел. Гражданской войны не получилось, поскольку у двух литовских государств имелся общий противник – возрождающаяся Польша с ее стремлением раскинуть крылья белого орла «от можа до можа». В течение весны и лета 1919 года легионы Пилсудского захватили Вильно, Минск, Слуцк, Борисов. Гибрид Литвы и Белоруссии был ликвидирован. 12 июля 1920 года в Москве был подписан мирный договор между Советской Россией и Литвой. В ходе наступления войск Тухачевского Красная Армия отбила Вильно и 8 августа передала его Литве. Через неделю последовал польский контрудар под Варшавой, советский Западный фронт развалился. Понеся огромные потери, Красная Армия оставила территорию Польши и Западную Беларусь. Несмотря на вердикт, вынесенный западными державами об оставлении Вильно в составе Литвы, в ноябре поляки захватили город и включили его в состав Речи Посполитой. 18 марта 1921 года РСФСР и Польша подписали Рижский мирный договор, отсекший Литву от России.
В течение межвоенного двадцатилетия Эстония, Латвия и Литва, играя роль буферных государств между «цивилизованной» Европой и «Совдепией», являлись объектами борьбы великих держав за влияние в регионе. Влияние почивавших на лаврах победителей Англии и Франции со временем утрачивалось, германское – росло. В силу стратегической важности региона, советское руководство также стремилось усилить свое влияние в Прибалтике, используя дипломатические средства, коммунистическую пропаганду и подрывные методы. Так, в ноябре 1924 года была предпринята попытка организовать «пролетарскую революцию» в соседней Эстонии. Тогда боевые группы, сформированные из местных коммунистов и прибывших нелегально агентов Коминтерна и советской разведки, захватили в Таллине несколько правительственных и военных объектов. Целью восстания провозглашалось свержение «кровавого фашистского режима» и прихода к власти «правительства рабочих и крестьян». Однако выступление было подавлено через шесть часов после начала, рабочий класс коммунистов не поддержал. События, конечно, не улучшили отношения Запада к СССР. На антисоветской волне к 1934 году в Эстонии, Латвии и Литве были установлены авторитарные режимы.
К концу 30-х годов основными соперниками в борьбе за влияние в Прибалтике стали Германия и Советский Союз, с которыми «лимитрофы» оказались связаны системой экономических соглашений и договоров о ненападении.
Советский Союз рассматривал Эстонию и Латвию как сферу своих национальных интересов, о чем было недвусмысленно заявлено в нотах от 28 марта 1939 года: «О нетерпимости СССР к любым попыткам поставить политику Латвии (Эстонии) под контроль третьей державы». Эту же позицию советские представители отстаивали на московских переговорах с Англией и Францией весной – летом 1939 года. В ходе обсуждения вопросов о гарантиях прибалтийским странам советское руководство убедилось: западные демократии не пойдут на удовлетворение советских требований в отношении Прибалтики. В том числе и поэтому Москва вступила в переговоры с Берлином, признавшим советские интересы в Латвии, Эстонии и Финляндии.
Пакт Молотова – Риббентропа предопределил судьбу стран Прибалтики и положил конец их недолгой независимости.
Первые ростки как советской, так и национальной власти были задушены кайзеровской армией, полностью оккупировавшей Прибалтику к началу весны 1918 года. Согласно сепаратному Брест-Литовскому договору, подписанному большевиками 3 марта, Россия выходила из Первой мировой войны, отдавая взамен свои территории, в частности, Литва, Латвия, Эстония отпадали от России.
В.И. Ленин угрозой своей отставки заставил партию (и народы бывшей империи) оплатить приход к власти. Главным для него в тот период были не патриотические лозунги, а шанс эту власть, при поддержке тех же немцев, удержать и выиграть время: «Если ты не сумеешь приспособиться, не расположен идти ползком на брюхе, в грязи, тогда ты не революционер, а болтун». Пока Ильич занимался советизацией отведенной ему резервации и налаживал «красный террор», в Берлине обдумывали планы создания Балтийского герцогства. Однако, несмотря на ликвидацию Восточного фронта, большевистскую помощь солдатами и хлебом, Германская империя рухнула.
13 ноября 1918 года ВЦИК Республики Советов торжественно заявил, что условия Брестского мира «лишились силы и значения», и призвал народы «самим решить свою судьбу». Центральное бюро большевистских организаций оккупированных областей тут же выпустило воззвание: «Мы не можем допустить организацию контрреволюционных элементов и захват власти… Восстаньте все, как один! Немедленно приступайте к организации Советов рабочих депутатов!» Вслед за уходящими немецкими войсками части Рабоче-Крестьянской Красной Армии двинулись на запад. Однако, как оказалось, там уже успели образоваться собственные национальные правительства.
Еще 11 декабря 1917 года в Каунасе литовская тариба провозгласила восстановление Литовского государства, а 11 ноября 1918 года Вольдемарас сформировал первое литовское правительство.
24 февраля 1918 года эстонский парламент манифестом объявил Эстонию независимой демократической республикой. 11 ноября того же года к власти пришло Временное правительство во главе с лидером Союза аграриев Пятсом.
17 ноября 1918 года в Латвии было провозглашено независимое Латышское государство и создано Временное правительство под началом председателя Крестьянского союза Ульманиса.
Большевиков это не смутило. Правительства были буржуазные, значит, неправильные. В середине ноября Ревельский ревком призвал народ выступить против «самозваного правительства Пятса» и попросил трудящихся РСФСР оказать эстонцам помощь войсками Красной Армии. В ответ на эту просьбу, точнее, даже раньше, советское правительство сосредоточило у эстонской границы 7-ю армию и доставленные со всех фронтов «красные» эстонские и латышские части и без промедления двинуло их в наступление. 25 ноября 1918 года латышские стрелки взяли Псков, к утру 29 ноября – Нарву. Уже в полдень того же дня в здании Нарвской ратуши местные и пришлые большевики провозгласили Советскую Социалистическую Республику – Эстляндскую трудовую коммуну во главе с товарищем Анвельтом, которую Ленин признал 7 декабря. К началу января 1919 года красные войска заняли большую часть Эстонии, не дойдя всего 30 километров до Ревеля (Таллина), и своими штыками обеспечивали развернувшиеся «социалистические преобразования». Однако 9 января «белоэсты» при поддержке немецких войск, финских и русских добровольческих формирований перешли в контрнаступление и уже через десять дней вошли в Нарву. Правительство Коммуны перебралось в Псков, затем в Лугу. Надежды на реванш оно не теряло и 18 февраля с одобрения ЦК РКП(б) приступило к формированию Эстляндской Красной Армии. В марте – апреле последовала еще одна попытка вторгнуться в Эстонию, но и она закончилась неудачей. Москва, отвлеченная борьбой с Колчаком, помочь дополнительными силами не имела возможности. Более того, в мае перешла в наступление сформированная на территории Эстонии армия генерала Н.Н. Юденича. 25 мая она отбила Псков, к середине июня белые были под стенами Петрограда. Эстляндскую Красную Армию пришлось расформировать. Осенью добили Юденича. 31 октября 1919 года красные войска вернули Лугу, 7 ноября – Гдов. 2 февраля 1920 года Москва заключила с Таллином мирный договор, согласно которому Советская Республика «добровольно и на вечные времена» отказывалась от «всяких суверенных прав, кои принадлежали России в отношении к эстонскому народу и земле».
В Латвии процесс протекал аналогичным образом. 17 декабря 1918 года латвийские социал-демократы образовали Временное правительство в составе девяти человек, немедленно «низложившее» правительство Пятса и провозгласившее в Латвии Советскую власть. Москва выдала свое «признание» через пять дней. Красные латышские стрелки вторглись на родную землю. 3 января 1919 года пала Рига, к концу января была захвачена большая часть страны. Дальнейшее – понятно. В течение пяти месяцев длился красный террор и революционные преобразования. В начале лета «контрреволюционные силы» при содействии Антанты и немецких добровольцев отбили Ригу и вышибли «борцов за правое дело». Мир с «буржуазной» Латвией был подписан 11 августа 1920 года.
В Литве некоторое время царило двоевластие: в Ковно находилось национальное буржуазное правительство, в Вильнюсе заседало Временное рабоче-крестьянское правительство Мичкявичуса – Капсукаса, провозглашенное 16 декабря 1918 года. В феврале 1919 года Советская Литва по совету Москвы была объединена с Советской Белоруссией в единое государство Литбел. Гражданской войны не получилось, поскольку у двух литовских государств имелся общий противник – возрождающаяся Польша с ее стремлением раскинуть крылья белого орла «от можа до можа». В течение весны и лета 1919 года легионы Пилсудского захватили Вильно, Минск, Слуцк, Борисов. Гибрид Литвы и Белоруссии был ликвидирован. 12 июля 1920 года в Москве был подписан мирный договор между Советской Россией и Литвой. В ходе наступления войск Тухачевского Красная Армия отбила Вильно и 8 августа передала его Литве. Через неделю последовал польский контрудар под Варшавой, советский Западный фронт развалился. Понеся огромные потери, Красная Армия оставила территорию Польши и Западную Беларусь. Несмотря на вердикт, вынесенный западными державами об оставлении Вильно в составе Литвы, в ноябре поляки захватили город и включили его в состав Речи Посполитой. 18 марта 1921 года РСФСР и Польша подписали Рижский мирный договор, отсекший Литву от России.
В течение межвоенного двадцатилетия Эстония, Латвия и Литва, играя роль буферных государств между «цивилизованной» Европой и «Совдепией», являлись объектами борьбы великих держав за влияние в регионе. Влияние почивавших на лаврах победителей Англии и Франции со временем утрачивалось, германское – росло. В силу стратегической важности региона, советское руководство также стремилось усилить свое влияние в Прибалтике, используя дипломатические средства, коммунистическую пропаганду и подрывные методы. Так, в ноябре 1924 года была предпринята попытка организовать «пролетарскую революцию» в соседней Эстонии. Тогда боевые группы, сформированные из местных коммунистов и прибывших нелегально агентов Коминтерна и советской разведки, захватили в Таллине несколько правительственных и военных объектов. Целью восстания провозглашалось свержение «кровавого фашистского режима» и прихода к власти «правительства рабочих и крестьян». Однако выступление было подавлено через шесть часов после начала, рабочий класс коммунистов не поддержал. События, конечно, не улучшили отношения Запада к СССР. На антисоветской волне к 1934 году в Эстонии, Латвии и Литве были установлены авторитарные режимы.
К концу 30-х годов основными соперниками в борьбе за влияние в Прибалтике стали Германия и Советский Союз, с которыми «лимитрофы» оказались связаны системой экономических соглашений и договоров о ненападении.
Советский Союз рассматривал Эстонию и Латвию как сферу своих национальных интересов, о чем было недвусмысленно заявлено в нотах от 28 марта 1939 года: «О нетерпимости СССР к любым попыткам поставить политику Латвии (Эстонии) под контроль третьей державы». Эту же позицию советские представители отстаивали на московских переговорах с Англией и Францией весной – летом 1939 года. В ходе обсуждения вопросов о гарантиях прибалтийским странам советское руководство убедилось: западные демократии не пойдут на удовлетворение советских требований в отношении Прибалтики. В том числе и поэтому Москва вступила в переговоры с Берлином, признавшим советские интересы в Латвии, Эстонии и Финляндии.
Пакт Молотова – Риббентропа предопределил судьбу стран Прибалтики и положил конец их недолгой независимости.
Прибалтика под дулом пистолета
Несмотря на то что советская и германская стороны обязались хранить «в строгом секрете» статьи дополнительного протокола к пакту о ненападении, слухи о состоявшемся в Москве разделе Восточной Европы возникли почти сразу, вызвав понятное беспокойство у руководства прибалтийских стран. Все они обратились за разъяснениями в представительства Германии и СССР. Сталинские и гитлеровские дипломаты дружно отрицали наличие каких-либо тайных договоренностей «на счет Прибалтийских республик».
В частности, германский посланник в Эстонии Х. Фровейн в беседе с министром иностранных дел Карлом Сельтером, состоявшейся 28 августа, сообщил: «Слухи о том, что будто бы при заключении пакта о ненападении между правительствами Германии и Советской России велись в какой-либо форме переговоры или заключались сделки в ущерб или за счет Эстонии и других государств Балтийского моря, не имеют никакой основы. Договор Германии и Советской России никоим образом не затрагивает и не наносит ущерба интересам Эстонии». Более того, именно пакт Молотова – Риббентропа «способствует устранению возможностей конфликта между прибалтийскими странами и их соседями», превращая Балтийское море в «регион мира». Красные полпреды, в свою очередь, ссылались «на выступления руководства и печати Советского Союза, на мирные традиции нашей внешней политики, на постоянное стремление Советского Союза помочь малым странам сохранить свое самостоятельное и независимое существование». Через два дня после немца Сельтера, с целью его правильной «ориентации», посетил советский полпред К.Н. Никитин, с возмущением заявивший, что «утверждения эстонских газет о красном империализме СССР и о том, что СССР желает оккупировать Эстонию, оказались вздорной, ничем не оправдываемой клеветой на СССР», и посоветовал министру приструнить ретивых газетчиков, «в ложном духе ориентирующих народные массы» и порочащих «мирное значение пакта и мирные намерения» Советского Союза.
Оценивая сложившуюся ситуацию, политические деятели сходились во мнении, что в силу непримиримости противоречий между большевистским и национал-социалистским режимами «заклятые друзья» скорее всего не заинтересованы в создании общей границы, а значит, странам Прибалтики предстоит играть роль некоего буфера между Германией и СССР. Как сообщал 5 сентября госсекретарю временный поверенный в делах США У. Леонард, «Министерство иностранных дел и начальник Генерального штаба Эстонии считают необоснованными слухи о секретном германо-советском соглашении, предусматривающем оккупацию Эстонии; они не верят, что нынешние перемещения советских войск на западной границе указывают на это». В обществе наблюдались самые противоречивые настроения: часть правящих и состоятельных кругов ориентировалась на сближение с Германией и даже на союз с ней, часть – симпатизировала Англии и Франции. Существовали группы, настроенные в пользу тесного сотрудничества с СССР. Но также несомненно, что основная масса населения, не возражая против того, чтобы заручиться поддержкой сильного союзника, желала бы сохранить и нейтралитет, и независимость собственной страны.
В частности, германский посланник в Эстонии Х. Фровейн в беседе с министром иностранных дел Карлом Сельтером, состоявшейся 28 августа, сообщил: «Слухи о том, что будто бы при заключении пакта о ненападении между правительствами Германии и Советской России велись в какой-либо форме переговоры или заключались сделки в ущерб или за счет Эстонии и других государств Балтийского моря, не имеют никакой основы. Договор Германии и Советской России никоим образом не затрагивает и не наносит ущерба интересам Эстонии». Более того, именно пакт Молотова – Риббентропа «способствует устранению возможностей конфликта между прибалтийскими странами и их соседями», превращая Балтийское море в «регион мира». Красные полпреды, в свою очередь, ссылались «на выступления руководства и печати Советского Союза, на мирные традиции нашей внешней политики, на постоянное стремление Советского Союза помочь малым странам сохранить свое самостоятельное и независимое существование». Через два дня после немца Сельтера, с целью его правильной «ориентации», посетил советский полпред К.Н. Никитин, с возмущением заявивший, что «утверждения эстонских газет о красном империализме СССР и о том, что СССР желает оккупировать Эстонию, оказались вздорной, ничем не оправдываемой клеветой на СССР», и посоветовал министру приструнить ретивых газетчиков, «в ложном духе ориентирующих народные массы» и порочащих «мирное значение пакта и мирные намерения» Советского Союза.
Оценивая сложившуюся ситуацию, политические деятели сходились во мнении, что в силу непримиримости противоречий между большевистским и национал-социалистским режимами «заклятые друзья» скорее всего не заинтересованы в создании общей границы, а значит, странам Прибалтики предстоит играть роль некоего буфера между Германией и СССР. Как сообщал 5 сентября госсекретарю временный поверенный в делах США У. Леонард, «Министерство иностранных дел и начальник Генерального штаба Эстонии считают необоснованными слухи о секретном германо-советском соглашении, предусматривающем оккупацию Эстонии; они не верят, что нынешние перемещения советских войск на западной границе указывают на это». В обществе наблюдались самые противоречивые настроения: часть правящих и состоятельных кругов ориентировалась на сближение с Германией и даже на союз с ней, часть – симпатизировала Англии и Франции. Существовали группы, настроенные в пользу тесного сотрудничества с СССР. Но также несомненно, что основная масса населения, не возражая против того, чтобы заручиться поддержкой сильного союзника, желала бы сохранить и нейтралитет, и независимость собственной страны.