Страница:
– Всего на два дня, – напомнила она. – И я буду ждать тебя. Ждать, чтобы встретить как короля.
– Все же… – начал было Брендон.
– Хочешь опоздать на самолет? – Эшли кивнула в сторону пассажиров, которые потянулись на взлетное поле. – Иди! У меня есть чем заняться в твое отсутствие.
– Чем, например?
– Тебя ждет сюрприз, – ответила она. И не солгала. «Это и в самом деле будет сюрприз – когда ты узнаешь, как в действительности обстоят дела», – думала она, глядя вслед Брендону.
Из аэропорта Эшли по автостраде номер 101 направилась в долину Напа. Дорога была хорошо знакома, за последние три года ей не раз приходилось ездить этим путем. Большую часть дня девушка провела, сидя под тем же старым могучим дубом, под которым в течение многих лет обдумывала свои пейзажи. Теперь, правда, глядя на виноградники, она почти не видела их, углубившись в свои мысли. Ее прошлое. Наследие, доставшееся от далеких предков. Все это – такая же неотъемлемая ее часть, как тяга к искусству. Если любовь Брендона так сильна, как ей кажется, он не отвернется от нее и поймет причины, породившие эту ложь.
Именно тут, дома, под старым дубом, Эшли приняла решение, окончательное и бесповоротное: она расскажет Брендону все, как только он вернется из Лос-Анджелеса.
– Вот так обстоит дело, – закончила Эшли. Она стояла перед камином в своей гостиной, одетая в черные слаксы и изумрудно-зеленый свитер с высоким воротом. – Я придумала свою легенду, когда впервые приехала в Сан-Франциско. Считала, что это поможет мне завоевать мир. Меня зовут Абби Гианнини, а не Эшли Гордон. И отец – не владелец самого прекрасного виноградника долины Напа. Он работает на виноградниках, работает на других. Мою семью нельзя назвать даже состоятельной. Знаешь, иногда нам бывало чертовски трудно сводить концы с концами! В те времена мне приходилось варить кости подстреленных на виноградниках кроликов, чтобы грунтовать холсты. Мне ужасно не нравилось делать это, но куда было деваться? Я пойму, если ты рассердишься на меня и захочешь прервать наши отношения. Но уж какая я есть, такая и есть. Оттуда я вышла и не стыжусь этого…
– Хватит! – Брендон поставил стакан, встал и положил руки ей на плечи. – Прежде всего, я вовсе не сержусь. А во-вторых, тебе совершенно нечего стыдиться.
– Не сердишься, что я обманывала тебя?
– Сержусь? Да у меня словно гора с плеч свалилась! – засмеялся он. – Я безумно испугался, когда услышал, что у тебя ко мне важный разговор. Подумал, что ты хочешь положить конец нашим отношениям. Что у тебя есть муж и пара ребятишек, которых ты до поры до времени прятала в укромном месте!
– Муж? Дети? Ты в своем уме? – Эшли покрутила пальцем у виска. – Откуда? Ты столько раз бывал тут и хоть раз видел мужа и детей?
– Конечно, нет!
– Тогда скажи, ради Бога, где я могла столько времени прятать их? – У нее вырвался нервный смешок, и тут же нахлынуло невыразимое чувство облегчения, точно огромная тяжесть внезапно свалилась с плеч.
– Не знаю… Может быть, в каком-то другом доме… – Брендон пожал плечами.
– Ох, ну и фантазия! – Напряженное выражение уходило из ее глаз. – Ты уверен, что не будешь меньше любить меня, узнав правду?
Он нежно поцеловал ее.
– Эшли, я люблю тебя, и мне нет дела до твоей родословной. Но есть кое-что…
– Что? – Настороженность тут же вернулась к ней.
– Мне хотелось бы встретиться с твоими родителями. Готов поспорить, они хлебнули немало тревог с такой дочуркой. – Голос Брендона звучал почти весело. – Думаю, теперь можно заверить их, что ты в хороших руках.
Улыбка озарила лицо Эшли.
– Да уж, я и в самом деле в хороших руках!
Эшли не стала звонить родителям, чтобы предупредить о приезде и о том, что привезет с собой Брендона, – просто не представляла, как в двух словах рассказать об их взаимоотношениях. Они любили друг друга, да. Они были возлюбленными в лучшем смысле этого слова. Но никаких обязательств друг другу не давали, никаких разговоров об официальном закреплении отношений не вели. У Эшли все еще не было уверенности в том, что их судьбы неразделимы. Как отвечать родителям на вопросы, которые неминуемо возникнут?
Но, как выяснилось, беспокоилась она зря. К ее удивлению, отец и Брендон отлично поладили друг с другом.
– Как ты думаешь, он понравился папе? – спросила Эшли мать, когда они на кухне заканчивали приготовления к праздничному обеду, затеянному Лючией в честь их приезда. Сквозь кухонное окно Эшли видела обоих мужчин, мирно беседующих на задней галерее, но не слышала ни слова. – Они там уже так долго…
Лючия Гианнини засмеялась:
– Тебе не о чем беспокоиться, дорогая. Тони понравился твой кавалер. Поверь мне. Я достаточно долго прожила с твоим отцом, чтобы понимать, когда он расположен к человеку, а когда нет. Тони не умеет притворяться.
– А как ты, мама? – спросила Эшли. – Что ты думаешь?
Мать улыбнулась:
– Думаю, ты сделала хороший выбор. – Она помолчала. – Ты любишь его, да?
Эшли тоже невольно улыбнулась:
– Да, мама, люблю. Это так бросается в глаза?
Лючия кивнула.
– У тебя все написано на лице… Вы уже строили… планы на будущее?
Эшли пожала плечами.
– Еще нет. Нам было не до того, – ответила она, осторожно подбирая слова. – Может быть, позже…
Лючия ласково взглянула на дочь.
– Чему быть, Абби, того не миновать.
Эшли крепко обняла мать, смаргивая слезы. Только здесь, дома, она поняла, что на самом деле все это время она беспокоилась вовсе не из-за отношения Брендона к ее признаниям. Просто ее мучала совесть, что, притворяясь тем, кем на самом деле не была, она как бы отказывалась от самой себя. От родителей, от всей своей жизни здесь. Словно стыдилась их… А чего, спрашивается, стыдиться? Мать и отец – прекрасные люди, сильные, с незыблемыми традиционными взглядами. И ее они воспитывали в духе традиционных ценностей. И если Эшли тоже выросла сильным человеком, то в огромной степени благодаря их любви и заботе.
«Никогда больше не буду стыдиться того, кто я и откуда», – решила она.
– О чем это вы с папой так долго разговаривали? – спросила Эшли, когда в сумерках они с Брендоном гуляли по виноградникам. – Никогда бы не подумала, что у вас так много общего.
– Ну, кое-что общее и очень важное для нас обоих определенно существует, – усмехнулся Брендон. – Это ты. Похоже, мы оба любим тебя, хотя, конечно, по-разному.
– Ты так ему и сказал? – удивилась Эшли.
– Ну да. – Брендон рассеянно потрогал виноградную лозу. В угасающем свете дня его голубые глаза искрились. – Он расспрашивал о моих намерениях в отношении тебя, и я сказал ему все как есть.
На лице Эшли возникло сложное выражение удивления и гнева.
– Не могу поверить, что отец выпытывал у тебя такие вещи, а ты отвечал…
– Я все сказал как надо, не волнуйся, – успокоил ее Брендон. – И меня ничуть не удивляют его расспросы. Твой отец – человек весьма старомодный. И мне, если хочешь знать, это нравится. Я был бы только рад, если бы и мой отец придерживался таких взглядов.
– Папа знает, как я отнеслась бы к его расспросам! – сердито воскликнула Эшли, не в силах справиться с раздражением. – Никогда не думала, что он может быть таким… таким бестактным!
Брендон обхватил ее за плечи, посмотрел в глаза.
– Успокойся, – настойчиво произнес он. – Не ругай отца. Если уж на то пошло, я не меньше его виноват, что наш разговор принял столь интимный характер. А может быть, даже и больше.
Эшли недоуменно посмотрела на возлюбленного.
– Не понимаю…
– Как ты могла заметить, дорогая, я сам в каком-то смысле человек старомодный. И не просто так приехал сюда. У меня была особая причина желать встретиться с твоими родителями. – Он смущенно улыбнулся.
Терпение Эшли начало иссякать.
– Хватит мне голову морочить, Брендон, – решительно заявила девушка. – Что за важный предмет обсуждения может быть у тебя с моим отцом?
– Ты, – просто ответил он. – Я просил разрешения жениться на его дочери.
Эшли на мгновение буквально потеряла дар речи.
– Ты… что? – Может быть, она ослышалась?
Приподняв рукой ее подбородок, Брендон нежно поцеловал Эшли.
– Я люблю тебя, дорогая, – мягко сказал он. – И хочу на тебе жениться. Твой отец дал нам свое благословение. Остается только узнать, как к этому относишься ты.
Сначала ее губы лишь беззвучно зашевелились.
– Как ты мог так поступить со мной? – в конце концов пролепетала Эшли.
– Как «так»? – изумленно спросил Брендон.
– Обсуждать это с ним, не поговорив сначала со мной! – Она обхватила его руками за шею и крепко поцеловала.
– Так да или нет? – спросил Брендон, делая вид, что не понимает.
– Да, если ты такой дурак, что до тебя все еще не дошло! – Эшли была совершенно счастлива. – Да!
НЬЮ-ЙОРК
– Все же… – начал было Брендон.
– Хочешь опоздать на самолет? – Эшли кивнула в сторону пассажиров, которые потянулись на взлетное поле. – Иди! У меня есть чем заняться в твое отсутствие.
– Чем, например?
– Тебя ждет сюрприз, – ответила она. И не солгала. «Это и в самом деле будет сюрприз – когда ты узнаешь, как в действительности обстоят дела», – думала она, глядя вслед Брендону.
Из аэропорта Эшли по автостраде номер 101 направилась в долину Напа. Дорога была хорошо знакома, за последние три года ей не раз приходилось ездить этим путем. Большую часть дня девушка провела, сидя под тем же старым могучим дубом, под которым в течение многих лет обдумывала свои пейзажи. Теперь, правда, глядя на виноградники, она почти не видела их, углубившись в свои мысли. Ее прошлое. Наследие, доставшееся от далеких предков. Все это – такая же неотъемлемая ее часть, как тяга к искусству. Если любовь Брендона так сильна, как ей кажется, он не отвернется от нее и поймет причины, породившие эту ложь.
Именно тут, дома, под старым дубом, Эшли приняла решение, окончательное и бесповоротное: она расскажет Брендону все, как только он вернется из Лос-Анджелеса.
– Вот так обстоит дело, – закончила Эшли. Она стояла перед камином в своей гостиной, одетая в черные слаксы и изумрудно-зеленый свитер с высоким воротом. – Я придумала свою легенду, когда впервые приехала в Сан-Франциско. Считала, что это поможет мне завоевать мир. Меня зовут Абби Гианнини, а не Эшли Гордон. И отец – не владелец самого прекрасного виноградника долины Напа. Он работает на виноградниках, работает на других. Мою семью нельзя назвать даже состоятельной. Знаешь, иногда нам бывало чертовски трудно сводить концы с концами! В те времена мне приходилось варить кости подстреленных на виноградниках кроликов, чтобы грунтовать холсты. Мне ужасно не нравилось делать это, но куда было деваться? Я пойму, если ты рассердишься на меня и захочешь прервать наши отношения. Но уж какая я есть, такая и есть. Оттуда я вышла и не стыжусь этого…
– Хватит! – Брендон поставил стакан, встал и положил руки ей на плечи. – Прежде всего, я вовсе не сержусь. А во-вторых, тебе совершенно нечего стыдиться.
– Не сердишься, что я обманывала тебя?
– Сержусь? Да у меня словно гора с плеч свалилась! – засмеялся он. – Я безумно испугался, когда услышал, что у тебя ко мне важный разговор. Подумал, что ты хочешь положить конец нашим отношениям. Что у тебя есть муж и пара ребятишек, которых ты до поры до времени прятала в укромном месте!
– Муж? Дети? Ты в своем уме? – Эшли покрутила пальцем у виска. – Откуда? Ты столько раз бывал тут и хоть раз видел мужа и детей?
– Конечно, нет!
– Тогда скажи, ради Бога, где я могла столько времени прятать их? – У нее вырвался нервный смешок, и тут же нахлынуло невыразимое чувство облегчения, точно огромная тяжесть внезапно свалилась с плеч.
– Не знаю… Может быть, в каком-то другом доме… – Брендон пожал плечами.
– Ох, ну и фантазия! – Напряженное выражение уходило из ее глаз. – Ты уверен, что не будешь меньше любить меня, узнав правду?
Он нежно поцеловал ее.
– Эшли, я люблю тебя, и мне нет дела до твоей родословной. Но есть кое-что…
– Что? – Настороженность тут же вернулась к ней.
– Мне хотелось бы встретиться с твоими родителями. Готов поспорить, они хлебнули немало тревог с такой дочуркой. – Голос Брендона звучал почти весело. – Думаю, теперь можно заверить их, что ты в хороших руках.
Улыбка озарила лицо Эшли.
– Да уж, я и в самом деле в хороших руках!
Эшли не стала звонить родителям, чтобы предупредить о приезде и о том, что привезет с собой Брендона, – просто не представляла, как в двух словах рассказать об их взаимоотношениях. Они любили друг друга, да. Они были возлюбленными в лучшем смысле этого слова. Но никаких обязательств друг другу не давали, никаких разговоров об официальном закреплении отношений не вели. У Эшли все еще не было уверенности в том, что их судьбы неразделимы. Как отвечать родителям на вопросы, которые неминуемо возникнут?
Но, как выяснилось, беспокоилась она зря. К ее удивлению, отец и Брендон отлично поладили друг с другом.
– Как ты думаешь, он понравился папе? – спросила Эшли мать, когда они на кухне заканчивали приготовления к праздничному обеду, затеянному Лючией в честь их приезда. Сквозь кухонное окно Эшли видела обоих мужчин, мирно беседующих на задней галерее, но не слышала ни слова. – Они там уже так долго…
Лючия Гианнини засмеялась:
– Тебе не о чем беспокоиться, дорогая. Тони понравился твой кавалер. Поверь мне. Я достаточно долго прожила с твоим отцом, чтобы понимать, когда он расположен к человеку, а когда нет. Тони не умеет притворяться.
– А как ты, мама? – спросила Эшли. – Что ты думаешь?
Мать улыбнулась:
– Думаю, ты сделала хороший выбор. – Она помолчала. – Ты любишь его, да?
Эшли тоже невольно улыбнулась:
– Да, мама, люблю. Это так бросается в глаза?
Лючия кивнула.
– У тебя все написано на лице… Вы уже строили… планы на будущее?
Эшли пожала плечами.
– Еще нет. Нам было не до того, – ответила она, осторожно подбирая слова. – Может быть, позже…
Лючия ласково взглянула на дочь.
– Чему быть, Абби, того не миновать.
Эшли крепко обняла мать, смаргивая слезы. Только здесь, дома, она поняла, что на самом деле все это время она беспокоилась вовсе не из-за отношения Брендона к ее признаниям. Просто ее мучала совесть, что, притворяясь тем, кем на самом деле не была, она как бы отказывалась от самой себя. От родителей, от всей своей жизни здесь. Словно стыдилась их… А чего, спрашивается, стыдиться? Мать и отец – прекрасные люди, сильные, с незыблемыми традиционными взглядами. И ее они воспитывали в духе традиционных ценностей. И если Эшли тоже выросла сильным человеком, то в огромной степени благодаря их любви и заботе.
«Никогда больше не буду стыдиться того, кто я и откуда», – решила она.
– О чем это вы с папой так долго разговаривали? – спросила Эшли, когда в сумерках они с Брендоном гуляли по виноградникам. – Никогда бы не подумала, что у вас так много общего.
– Ну, кое-что общее и очень важное для нас обоих определенно существует, – усмехнулся Брендон. – Это ты. Похоже, мы оба любим тебя, хотя, конечно, по-разному.
– Ты так ему и сказал? – удивилась Эшли.
– Ну да. – Брендон рассеянно потрогал виноградную лозу. В угасающем свете дня его голубые глаза искрились. – Он расспрашивал о моих намерениях в отношении тебя, и я сказал ему все как есть.
На лице Эшли возникло сложное выражение удивления и гнева.
– Не могу поверить, что отец выпытывал у тебя такие вещи, а ты отвечал…
– Я все сказал как надо, не волнуйся, – успокоил ее Брендон. – И меня ничуть не удивляют его расспросы. Твой отец – человек весьма старомодный. И мне, если хочешь знать, это нравится. Я был бы только рад, если бы и мой отец придерживался таких взглядов.
– Папа знает, как я отнеслась бы к его расспросам! – сердито воскликнула Эшли, не в силах справиться с раздражением. – Никогда не думала, что он может быть таким… таким бестактным!
Брендон обхватил ее за плечи, посмотрел в глаза.
– Успокойся, – настойчиво произнес он. – Не ругай отца. Если уж на то пошло, я не меньше его виноват, что наш разговор принял столь интимный характер. А может быть, даже и больше.
Эшли недоуменно посмотрела на возлюбленного.
– Не понимаю…
– Как ты могла заметить, дорогая, я сам в каком-то смысле человек старомодный. И не просто так приехал сюда. У меня была особая причина желать встретиться с твоими родителями. – Он смущенно улыбнулся.
Терпение Эшли начало иссякать.
– Хватит мне голову морочить, Брендон, – решительно заявила девушка. – Что за важный предмет обсуждения может быть у тебя с моим отцом?
– Ты, – просто ответил он. – Я просил разрешения жениться на его дочери.
Эшли на мгновение буквально потеряла дар речи.
– Ты… что? – Может быть, она ослышалась?
Приподняв рукой ее подбородок, Брендон нежно поцеловал Эшли.
– Я люблю тебя, дорогая, – мягко сказал он. – И хочу на тебе жениться. Твой отец дал нам свое благословение. Остается только узнать, как к этому относишься ты.
Сначала ее губы лишь беззвучно зашевелились.
– Как ты мог так поступить со мной? – в конце концов пролепетала Эшли.
– Как «так»? – изумленно спросил Брендон.
– Обсуждать это с ним, не поговорив сначала со мной! – Она обхватила его руками за шею и крепко поцеловала.
– Так да или нет? – спросил Брендон, делая вид, что не понимает.
– Да, если ты такой дурак, что до тебя все еще не дошло! – Эшли была совершенно счастлива. – Да!
НЬЮ-ЙОРК
декабрь 1979 года
– Должна тебе кое в чем признаться, – сказала Эшли Брендону, когда они ехали в такси из аэропорта Кеннеди. – Одно время мне казалось, что ты вообще не собираешься сообщать родителям о нашей помолвке.
Он удивленно посмотрел на нее.
– С какой стати у меня могло возникнуть желание держать это в секрете от кого бы то ни было?
– Не знаю, – пожав плечами, со вздохом ответила Эшли. – Наверное, у меня возникло такое ощущение, потому что ты явно не торопился сообщить им эту новость. Не позвонил и…
Брендон рассмеялся.
– И ты подумала, что я вообще не хочу рассказывать им?
– Ну, так это выглядело, – смущенно призналась девушка.
Он положил руку ей на плечо.
– Запомни, Эшли: я ни от кого не намерен скрывать ни факт твоего существования в моей жизни, ни своих чувств к тебе. На самом деле, будь у меня такая возможность, я трубил бы об этом на всех перекрестках Манхэттена. Купил бы время на телевидении и…
– Перестань! – Она засмеялась. – Надеюсь, ты не зайдешь так далеко. Все, все, ты меня убедил. Клянусь!
– Ну скажи, как ты вообще могла такое подумать?
Эшли покачала головой.
– Просто мне было непонятно, почему ты ничего не сообщил им. Спорю, что нас и сейчас здесь не было бы, если бы твоя мать не настояла на твоем приезде в Нью-Йорк на Рождество. Ты явно не горишь желанием сообщить им новость.
Брендон придвинулся к ней поближе.
– Это правда, но совсем по другой причине, – сказал он. – Я ведь уже говорил тебе – мы с отцом… Ну, мы во многом по-разному смотрим на вещи. У нас с ним существуют проблемы. И я не хочу втягивать в это тебя. Вот и все.
Лицо Эшли стало серьезным.
– Я ведь собираюсь за тебя замуж, не так ли? И намерена делить с тобой все – и хорошее, и плохое.
Брендон улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
– Ты совершенно права. И как только все эти годы я ухитрялся решать свои проблемы без тебя?
– Понятия не имею, – ответила Эшли, прижимаясь к нему. – Но лучше никогда не пытайся делать это в будущем.
Родители Брендона жили в изящном городском особняке из коричневого камня.
– У них есть дом и на мысе Монток, – сообщил Брендон. Вслед за дворецким Холлистеров, несшим багаж, молодые люди вошли в просторный холл. – Я всегда предпочитал его этому городскому особняку, но матери больше нравится здесь… Нравится быть, так сказать, в гуще событий.
Эшли ничего не ответила. Она оглядывалась по сторонам, пораженная и… восхищенная увиденным. Ей было известно, конечно, что Холлистеры – люди богатые, но о подлинных размерах их состояния до этого момента она представления не имела.
Бьющая в глаза роскошь свидетельствовала о деньгах, и очень немалых. Затаив дыхание, Абби Гианнини тут же принялась сравнивать все увиденное с обстановкой, в которой прошло ее собственное детство. «И все же Брендон не был счастлив здесь, – напомнила она себе. – Он по собственной воле покинул это место и людей, которые живут тут. Не нужно все время сравнивать и разжигать в себе дух соперничества. Совершенно ясно, Брендон и без того волнуется. В конце концов, что у них есть такого, чего мы сами не сможем когда-нибудь приобрести?»
– Брендон, дорогой! – прервал размышления Эшли женский голос. Из другой комнаты, улыбаясь и широко распахнув объятия, появилась модно одетая брюнетка лет сорока с небольшим. – Я боялась, что в последнюю минуту ты позвонишь и скажешь, что не приедешь… Как это происходило на протяжении вот уже двух лет.
– Только не сейчас, мама. Не сейчас. У меня была особая причина приехать. – Он перевел взгляд на Эшли.
Так Эшли – с высоко поднятой головой – впервые в жизни лицом к лицу встретилась с матерью Брендона, Клаудией Холлистер.
Эта женщина, в костюме от Валентино и с огромными бриллиантами в ушах, выглядела исключительно элегантно. Короткие волосы были уложены по последней моде, волосок к волоску. Зеленые глаза заледенели, поймав взгляд Эшли.
– Эшли захотела встретиться с вами. Эшли, это моя мать, Клаудиа Холлистер. Мама, позволь представить тебе Эшли Гордон.
На лице Клаудии промелькнуло выражение узнавания.
– Художница?
Эшли кивнула.
– Если на свете нет второй такой же. – Она очень старалась, чтобы голос звучал как можно естественнее.
– Я видела ваши работы. И, должна признаться, очарована ими, – неожиданно потеплевшим голосом заявила Клаудиа. – Лучше всего вам, по-моему, удаются пейзажи.
– Спасибо. – Эшли было приятно услышать этот комплимент из ее уст. «Может, в конце концов, меня и не съедят за обедом», – подумала она.
– Твой отец должен быть здесь с минуты на минуту, – сказала Клаудиа, снова повернувшись к Брендону. – У него деловая встреча.
– Деловая встреча, – с внезапно возникшей заметной напряженностью в голосе повторил он. – Речь идет все о тех же делах, я полагаю?
Клаудиа посмотрела на сына, потом на Эшли и снова на сына.
– Не думаю, что нам следует обсуждать это в присутствии мисс Гордон, дорогой.
– Пожалуйста, зовите меня Эшли, – быстро сказала девушка. Обсуждать в моем присутствии – что?
Клаудиа кивнула.
– Эшли… Хорошо. В таком случае называйте меня Клаудиа. – Теперь и в ее голосе появилась заметная напряженность. – Уверена, поездка была утомительной. Мейсон покажет вам вашу комнату, Эшли. Если хотите немного освежиться…
– Спасибо, с удовольствием.
Что-то мгновенно изменилось между матерью и сыном, почувствовала Эшли. Брендон рассказывал ей о своих плохих отношениях с отцом, о том, что у них существуют серьезные разногласия. Однако сейчас она отчетливо ощутила, что за всем этим кроется нечто большее. Гораздо большее.
– Мы с Клаудией видели вашу выставку в галерее… Как она называется, дорогая? – Бредли Холлистер явно испытывал неловкость, не в силах вспомнить, где именно он видел картины Эшли. В данный момент этот импозантный мужчина лет под пятьдесят, с редкими волосами цвета перца с солью и сильными, грубоватыми чертами лица, сидел рядом с женой в библиотеке. – В Сан-Франциско, два года назад… Ваше имя тогда только-только начало упоминаться в художественных кругах. Один из друзей Клаудии купил ваш пейзаж, и Клаудиа тут же загорелась желанием тоже заполучить какую-нибудь вашу работу. К несчастью, к тому времени, когда мы попали на выставку, все пейзажи были уже проданы.
– Друзья матери, – сообщил Брендон, доверительно наклонившись к Эшли, – это компания гарпий, которые целыми днями только тем и занимаются, что перемывают косточки всем, не принадлежащим к их кругу. А при случае не прочь вонзить когти и друг в друга.
– Брендон! – Клаудиа Холлистер выглядела шокированной. – Ничего подобного мы не делаем!
– Неужели? – с притворным удивлением спросил Брендон. – В таком случае твои друзья сильно изменились со времени моего отъезда в Сан-Франциско. Сколько я их помню, они всегда обожали кровавые забавы.
– Бывает, мы и впрямь обсуждаем тех, кто в своей жизни пренебрегает определенными нормами…
– …то есть большинство жителей Манхэттена, – закончил Брендон.
Эшли удивленно посмотрела на него. Никогда прежде ей не приходилось видеть, чтобы Брендон держался так холодно, вел себя так… безжалостно. Его родители, казалось, из кожи вон лезли, стараясь проявить любезность по отношению к ней, но ему как будто все время было не по себе. Молодой человек раздражался по всякому пустячному поводу или вообще без него. Что такое могло произойти в семье, от чего каждое произнесенное им слово отдавало такой горечью, удивлялась Эшли. С отцом Брендон вряд ли перекинулся и пятью словами, а напряжение между ним и матерью, казалось, возрастало с каждой минутой.
– Откуда вы, Эшли? – поинтересовалась Клаудиа, стараясь играть роль любезной хозяйки. – Откуда вы родом, я имею в виду?
Эшли улыбнулась.
– Из Калифорнии. Там прошла большая часть моей жизни. Я родом из Санта-Елены… Есть такой городок в долине Напа, неподалеку от Сан-Франциско.
– Винодельческий край, – прокомментировал это сообщение Бредли Холлистер. – Ваша семья имеет отношение к винодельческому бизнесу?
– Да.
– Помнится, я где-то читала, что ваши родители владеют виноградником в долине, – заметила Клаудиа. – И не маленьким, если память мне не изменяет.
Эшли на мгновение заколебалась. Возникло сильнейшее искушение солгать снова, но она тут же одернула себя. Пошли они к черту! Если Клаудиа и компания ее светских стервятников во время своего очередного сборища пожелают разорвать меня на части, пусть потешатся. Я горжусь тем, кто я такая.
– Не совсем так, – после паузы ответила Эшли. – Мой отец не владеет виноградником, он на нем работает. Собирает виноград, когда тот созревает. А если есть необходимость, подрабатывает на винном заводе.
Бредли и Клаудиа Холлистер обменялись быстрыми взглядами, но не произнесли ни слова. Эшли почти слышала их мысли. «Ну все, теперь я для них не существую», – подумала она.
И тут заговорил Брендон:
– Думаю, сейчас самый подходящий момент объяснить вам, зачем я привез сюда Эшли. Мы собираемся пожениться. Она хотела встретиться с вами в надежде… получить благословение.
– А как обстоит дело с тобой, Брендон? – спросил Бредли Холлистер. Теперь он не казался ни любезным, ни тем более смущенным. – Ты тоже хочешь получить наше благословение?
– Неплохо бы, хотя и не обязательно, – ответил Брендон, исподлобья глядя на отца. – Меня это не слишком волнует.
Эшли перевела на него недоуменный взгляд. Сказать, что у Брендона с родителями плохие отношения, все равно что назвать Вторую мировую войну незначительным международным инцидентом! Понятно, почему он не рвался сюда.
Прежде чем прозвучало еще хотя бы слово, в двери возник Мейсон, дворецкий Холлистеров.
– Кушать подано, – чопорным, официальным тоном изрек он.
«Весело, наверно, служить в этом доме», – подумала Эшли.
– М-м-м… Пахнет соблазнительно, – заметил Брендон, когда вслед за четой Холлистеров они направлялись в роскошную столовую для официальных приемов. – Интересно, что это?
Эшли заставила себя улыбнуться и прошептала так тихо, что никто, кроме него, не расслышал сказанного:
– Может быть, жертвенный агнец?
– Бредли, мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы этот брак состоялся, – заявила Клаудиа Холлистер, обсуждая с мужем планы сына. Подумать только, они уже готовы были с распростертыми объятиями принять Эшли в свою семью, и тут вдруг эта глупая девица так вызывающе заявила, из какой среды – совершенно не соответствующей их положению! – она вышла. – Нужно положить конец безумию, овладевшему Брендоном, и немедленно!
Бредли Холлистера все это, похоже, забавляло:
– Пока она не выложила, что ее отец зарабатывает на жизнь сбором винограда, у тебя на языке было столько меда, что любого диабетика можно было бы довести до комы! Довольно внезапная смена настроения, надо заметить.
Клаудиа едва не испепелила его гневным взглядом.
– Что сие словоблудие означает? То, что ты одобряешь этот брак?
– Нет, конечно, нет. – Голос Холлистера звучал спокойно, даже холодно. – Но вряд ли у нас есть возможность существенно повлиять на сына. По-моему, покинув нас и уехав в Сан-Франциско, он совершенно определенно дал понять, что не хочет нашего вмешательства в свою жизнь.
– И ты собираешься сидеть сложа руки и спокойно наблюдать за тем, как он совершает роковую ошибку? – Клаудиа не верила свои ушам.
– Ничего подобного я не говорил. Но в данный момент наш протест лишь подтолкнет Брендона в ее объятия, – ответил Холлистер. – Пожалуй, это худшее, что мы можем сделать.
Клаудиа наклонилась вперед, опираясь ладонями на массивный стол красного дерева. Тяжелые золотые браслеты звякнули, соскользнув с запястьев.
– Что же в таком случае ты предлагаешь?
– Они пробудут здесь несколько дней, Брендон ведь обещал остаться на Рождество, – ответил Холлистер. – Я тем временем позвоню кое-кому на Западное побережье и постараюсь побольше разузнать о мисс Эшли Гордон. А потом подумаем, что это нам даст.
Клаудиа бросила на мужа сердитый взгляд.
– А если твои люди не найдут ничего, что могло бы нам пригодиться? Эта девица производит впечатление даже чересчур искренней. Позволь напомнить тебе, что как раз это качество меньше всего подходит женщине, близкой нашему сыну. Ведь, что ни говори, ты доверяешь ему некоторые секреты своего бизнеса!
– Успокойся, Клаудиа, – уверенно заявил Холлистер. – Ты знаешь хоть одного человека, на которого мне не удалось откопать никакого компромата?
– Нет, – ответила она, не сводя с него пристального взгляда. – Но…
– А если даже мои люди не смогут ничего найти, тогда мы сами что-нибудь состряпаем. – Холлистер помолчал с легкой улыбкой на губах. – И знаешь, мне понятно, почему эта молодая женщина свела с ума Брендона. Выглядит она просто потрясающе. Из-за такой красавицы любой мужчина может голову потерять.
Эшли лежала с открытыми глазами. Сон не шел, хотя от усталости болело все тело. Они с Брендоном были в Нью-Йорке уже три дня. Постепенно у девушки возникло отчетливое ощущение, что Холлистеры готовы на все, лишь бы изгнать ее из жизни сына навсегда. О, внешне они вели себя достаточно любезно. Но глаза… Лед под маской сердечности. От одного взгляда Клаудии Холлистер ее бросало в дрожь. И все же Эшли решила ничего не говорить о своих впечатлениях Брендону. По крайней мере сейчас. Она понимала, что поступила неразумно. Никто не заставлял ее объяснять Холлистерам, каким образом отец зарабатывает себе на жизнь. «Это не их дело, – с обидой думала она. – Я выхожу замуж за Брендона, а не за его семейство. Он принимает меня такой, какая я есть, и только это имеет значение».
Эшли выбралась из постели и подошла к окну. Глядя на полную луну, висящую над силуэтами небоскребов Манхэттена, девушка внезапно пожалела, что просила Брендона устроить встречу с его родителями. «Ему здесь тоже не по себе. Он не хотел сюда ехать и сделал это только ради меня. А теперь нам обоим плохо».
Нет, она не станет ничего говорить Брендону о той ни на мгновение не ослабевающей враждебности, которую ощущала почти физически. При сыне родители были с ней чрезвычайно любезны. Совершенно очевидно – они не хотели, чтобы он догадался об их истинном отношении к намечающемуся браку, не хотели проявлять своего отношения открыто. «Брендон и без того сердит на них, а что будет, если ему рассказать? Вбивая глубже клин между ними, я себе лучше не сделаю. Напротив, может стать даже хуже. Самое главное – выдержать еще несколько дней. Потом мы уедем, и, надеюсь, я не скоро увижусь с ними.
Если повезет».
– Какого черта тебе от меня нужно? – сердито сверкая глазами, проворчал Брендон. Они были одни в библиотеке. Бредли Холлистер заявил, что им нужно поговорить с глазу на глаз, при закрытых дверях.
– Говори потише, сын, чтобы она тебя не услышала, – вместо ответа попросил Холлистер. – Чтобы никто тебя не услышал.
– Пусть хоть весь свет слышит! – взорвался Брендон. – Ты опять за старое, папа, правильно я понимаю? В свое время ты уже пытался повлиять на меня, прибегая к своим низкопробным фокусам. Забыл, что из этого вышло? Или просто не в состоянии не лезть в чужие дела?
– Мы с твоей матерью беспокоимся прежде всего о тебе… – начал было Холлистер.
– Не сомневаюсь! Ты уже не раз доказывал это, не правда ли? Все, что ты делаешь, продиктовано исключительно заботой обо мне. Твоя маленькая империя… Она ведь создавалась для меня, верно?
– Да, я всегда надеялся, что в один прекрасный день ты все возьмешь в свои руки…
– Вот это истинно отцовская забота! Вот это я понимаю! – От возмущения глаза Брендона сверкали. – Сначала ты попросту шпионил за мной… Ради моего блага, конечно. А теперь лезешь в мою личную жизнь!
– Эта женщина просто шлюха, сын…
– Не смей называть меня сыном! – Брендон яростно затряс головой. – Тебя волнует одно – чтобы я не женился на Эшли или на ком-нибудь еще, кто может узнать правду о тебе и твоих деловых интересах и окажется достаточно честен, чтобы положить конец махинациям. Можешь не беспокоиться. У меня нет ни малейшего желания рассказывать ей о твоих делишках. Я бы сквозь землю от стыда провалился, если бы мне пришлось это сделать. Так же как если бы мне пришлось рассказать Эшли о том, чем ты занимаешься сейчас.
– Но не станешь же ты отрицать, что она была… м-м-м… достаточно неразборчива в связях… – начал было Холлистер.
Он удивленно посмотрел на нее.
– С какой стати у меня могло возникнуть желание держать это в секрете от кого бы то ни было?
– Не знаю, – пожав плечами, со вздохом ответила Эшли. – Наверное, у меня возникло такое ощущение, потому что ты явно не торопился сообщить им эту новость. Не позвонил и…
Брендон рассмеялся.
– И ты подумала, что я вообще не хочу рассказывать им?
– Ну, так это выглядело, – смущенно призналась девушка.
Он положил руку ей на плечо.
– Запомни, Эшли: я ни от кого не намерен скрывать ни факт твоего существования в моей жизни, ни своих чувств к тебе. На самом деле, будь у меня такая возможность, я трубил бы об этом на всех перекрестках Манхэттена. Купил бы время на телевидении и…
– Перестань! – Она засмеялась. – Надеюсь, ты не зайдешь так далеко. Все, все, ты меня убедил. Клянусь!
– Ну скажи, как ты вообще могла такое подумать?
Эшли покачала головой.
– Просто мне было непонятно, почему ты ничего не сообщил им. Спорю, что нас и сейчас здесь не было бы, если бы твоя мать не настояла на твоем приезде в Нью-Йорк на Рождество. Ты явно не горишь желанием сообщить им новость.
Брендон придвинулся к ней поближе.
– Это правда, но совсем по другой причине, – сказал он. – Я ведь уже говорил тебе – мы с отцом… Ну, мы во многом по-разному смотрим на вещи. У нас с ним существуют проблемы. И я не хочу втягивать в это тебя. Вот и все.
Лицо Эшли стало серьезным.
– Я ведь собираюсь за тебя замуж, не так ли? И намерена делить с тобой все – и хорошее, и плохое.
Брендон улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
– Ты совершенно права. И как только все эти годы я ухитрялся решать свои проблемы без тебя?
– Понятия не имею, – ответила Эшли, прижимаясь к нему. – Но лучше никогда не пытайся делать это в будущем.
Родители Брендона жили в изящном городском особняке из коричневого камня.
– У них есть дом и на мысе Монток, – сообщил Брендон. Вслед за дворецким Холлистеров, несшим багаж, молодые люди вошли в просторный холл. – Я всегда предпочитал его этому городскому особняку, но матери больше нравится здесь… Нравится быть, так сказать, в гуще событий.
Эшли ничего не ответила. Она оглядывалась по сторонам, пораженная и… восхищенная увиденным. Ей было известно, конечно, что Холлистеры – люди богатые, но о подлинных размерах их состояния до этого момента она представления не имела.
Бьющая в глаза роскошь свидетельствовала о деньгах, и очень немалых. Затаив дыхание, Абби Гианнини тут же принялась сравнивать все увиденное с обстановкой, в которой прошло ее собственное детство. «И все же Брендон не был счастлив здесь, – напомнила она себе. – Он по собственной воле покинул это место и людей, которые живут тут. Не нужно все время сравнивать и разжигать в себе дух соперничества. Совершенно ясно, Брендон и без того волнуется. В конце концов, что у них есть такого, чего мы сами не сможем когда-нибудь приобрести?»
– Брендон, дорогой! – прервал размышления Эшли женский голос. Из другой комнаты, улыбаясь и широко распахнув объятия, появилась модно одетая брюнетка лет сорока с небольшим. – Я боялась, что в последнюю минуту ты позвонишь и скажешь, что не приедешь… Как это происходило на протяжении вот уже двух лет.
– Только не сейчас, мама. Не сейчас. У меня была особая причина приехать. – Он перевел взгляд на Эшли.
Так Эшли – с высоко поднятой головой – впервые в жизни лицом к лицу встретилась с матерью Брендона, Клаудией Холлистер.
Эта женщина, в костюме от Валентино и с огромными бриллиантами в ушах, выглядела исключительно элегантно. Короткие волосы были уложены по последней моде, волосок к волоску. Зеленые глаза заледенели, поймав взгляд Эшли.
– Эшли захотела встретиться с вами. Эшли, это моя мать, Клаудиа Холлистер. Мама, позволь представить тебе Эшли Гордон.
На лице Клаудии промелькнуло выражение узнавания.
– Художница?
Эшли кивнула.
– Если на свете нет второй такой же. – Она очень старалась, чтобы голос звучал как можно естественнее.
– Я видела ваши работы. И, должна признаться, очарована ими, – неожиданно потеплевшим голосом заявила Клаудиа. – Лучше всего вам, по-моему, удаются пейзажи.
– Спасибо. – Эшли было приятно услышать этот комплимент из ее уст. «Может, в конце концов, меня и не съедят за обедом», – подумала она.
– Твой отец должен быть здесь с минуты на минуту, – сказала Клаудиа, снова повернувшись к Брендону. – У него деловая встреча.
– Деловая встреча, – с внезапно возникшей заметной напряженностью в голосе повторил он. – Речь идет все о тех же делах, я полагаю?
Клаудиа посмотрела на сына, потом на Эшли и снова на сына.
– Не думаю, что нам следует обсуждать это в присутствии мисс Гордон, дорогой.
– Пожалуйста, зовите меня Эшли, – быстро сказала девушка. Обсуждать в моем присутствии – что?
Клаудиа кивнула.
– Эшли… Хорошо. В таком случае называйте меня Клаудиа. – Теперь и в ее голосе появилась заметная напряженность. – Уверена, поездка была утомительной. Мейсон покажет вам вашу комнату, Эшли. Если хотите немного освежиться…
– Спасибо, с удовольствием.
Что-то мгновенно изменилось между матерью и сыном, почувствовала Эшли. Брендон рассказывал ей о своих плохих отношениях с отцом, о том, что у них существуют серьезные разногласия. Однако сейчас она отчетливо ощутила, что за всем этим кроется нечто большее. Гораздо большее.
– Мы с Клаудией видели вашу выставку в галерее… Как она называется, дорогая? – Бредли Холлистер явно испытывал неловкость, не в силах вспомнить, где именно он видел картины Эшли. В данный момент этот импозантный мужчина лет под пятьдесят, с редкими волосами цвета перца с солью и сильными, грубоватыми чертами лица, сидел рядом с женой в библиотеке. – В Сан-Франциско, два года назад… Ваше имя тогда только-только начало упоминаться в художественных кругах. Один из друзей Клаудии купил ваш пейзаж, и Клаудиа тут же загорелась желанием тоже заполучить какую-нибудь вашу работу. К несчастью, к тому времени, когда мы попали на выставку, все пейзажи были уже проданы.
– Друзья матери, – сообщил Брендон, доверительно наклонившись к Эшли, – это компания гарпий, которые целыми днями только тем и занимаются, что перемывают косточки всем, не принадлежащим к их кругу. А при случае не прочь вонзить когти и друг в друга.
– Брендон! – Клаудиа Холлистер выглядела шокированной. – Ничего подобного мы не делаем!
– Неужели? – с притворным удивлением спросил Брендон. – В таком случае твои друзья сильно изменились со времени моего отъезда в Сан-Франциско. Сколько я их помню, они всегда обожали кровавые забавы.
– Бывает, мы и впрямь обсуждаем тех, кто в своей жизни пренебрегает определенными нормами…
– …то есть большинство жителей Манхэттена, – закончил Брендон.
Эшли удивленно посмотрела на него. Никогда прежде ей не приходилось видеть, чтобы Брендон держался так холодно, вел себя так… безжалостно. Его родители, казалось, из кожи вон лезли, стараясь проявить любезность по отношению к ней, но ему как будто все время было не по себе. Молодой человек раздражался по всякому пустячному поводу или вообще без него. Что такое могло произойти в семье, от чего каждое произнесенное им слово отдавало такой горечью, удивлялась Эшли. С отцом Брендон вряд ли перекинулся и пятью словами, а напряжение между ним и матерью, казалось, возрастало с каждой минутой.
– Откуда вы, Эшли? – поинтересовалась Клаудиа, стараясь играть роль любезной хозяйки. – Откуда вы родом, я имею в виду?
Эшли улыбнулась.
– Из Калифорнии. Там прошла большая часть моей жизни. Я родом из Санта-Елены… Есть такой городок в долине Напа, неподалеку от Сан-Франциско.
– Винодельческий край, – прокомментировал это сообщение Бредли Холлистер. – Ваша семья имеет отношение к винодельческому бизнесу?
– Да.
– Помнится, я где-то читала, что ваши родители владеют виноградником в долине, – заметила Клаудиа. – И не маленьким, если память мне не изменяет.
Эшли на мгновение заколебалась. Возникло сильнейшее искушение солгать снова, но она тут же одернула себя. Пошли они к черту! Если Клаудиа и компания ее светских стервятников во время своего очередного сборища пожелают разорвать меня на части, пусть потешатся. Я горжусь тем, кто я такая.
– Не совсем так, – после паузы ответила Эшли. – Мой отец не владеет виноградником, он на нем работает. Собирает виноград, когда тот созревает. А если есть необходимость, подрабатывает на винном заводе.
Бредли и Клаудиа Холлистер обменялись быстрыми взглядами, но не произнесли ни слова. Эшли почти слышала их мысли. «Ну все, теперь я для них не существую», – подумала она.
И тут заговорил Брендон:
– Думаю, сейчас самый подходящий момент объяснить вам, зачем я привез сюда Эшли. Мы собираемся пожениться. Она хотела встретиться с вами в надежде… получить благословение.
– А как обстоит дело с тобой, Брендон? – спросил Бредли Холлистер. Теперь он не казался ни любезным, ни тем более смущенным. – Ты тоже хочешь получить наше благословение?
– Неплохо бы, хотя и не обязательно, – ответил Брендон, исподлобья глядя на отца. – Меня это не слишком волнует.
Эшли перевела на него недоуменный взгляд. Сказать, что у Брендона с родителями плохие отношения, все равно что назвать Вторую мировую войну незначительным международным инцидентом! Понятно, почему он не рвался сюда.
Прежде чем прозвучало еще хотя бы слово, в двери возник Мейсон, дворецкий Холлистеров.
– Кушать подано, – чопорным, официальным тоном изрек он.
«Весело, наверно, служить в этом доме», – подумала Эшли.
– М-м-м… Пахнет соблазнительно, – заметил Брендон, когда вслед за четой Холлистеров они направлялись в роскошную столовую для официальных приемов. – Интересно, что это?
Эшли заставила себя улыбнуться и прошептала так тихо, что никто, кроме него, не расслышал сказанного:
– Может быть, жертвенный агнец?
– Бредли, мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы этот брак состоялся, – заявила Клаудиа Холлистер, обсуждая с мужем планы сына. Подумать только, они уже готовы были с распростертыми объятиями принять Эшли в свою семью, и тут вдруг эта глупая девица так вызывающе заявила, из какой среды – совершенно не соответствующей их положению! – она вышла. – Нужно положить конец безумию, овладевшему Брендоном, и немедленно!
Бредли Холлистера все это, похоже, забавляло:
– Пока она не выложила, что ее отец зарабатывает на жизнь сбором винограда, у тебя на языке было столько меда, что любого диабетика можно было бы довести до комы! Довольно внезапная смена настроения, надо заметить.
Клаудиа едва не испепелила его гневным взглядом.
– Что сие словоблудие означает? То, что ты одобряешь этот брак?
– Нет, конечно, нет. – Голос Холлистера звучал спокойно, даже холодно. – Но вряд ли у нас есть возможность существенно повлиять на сына. По-моему, покинув нас и уехав в Сан-Франциско, он совершенно определенно дал понять, что не хочет нашего вмешательства в свою жизнь.
– И ты собираешься сидеть сложа руки и спокойно наблюдать за тем, как он совершает роковую ошибку? – Клаудиа не верила свои ушам.
– Ничего подобного я не говорил. Но в данный момент наш протест лишь подтолкнет Брендона в ее объятия, – ответил Холлистер. – Пожалуй, это худшее, что мы можем сделать.
Клаудиа наклонилась вперед, опираясь ладонями на массивный стол красного дерева. Тяжелые золотые браслеты звякнули, соскользнув с запястьев.
– Что же в таком случае ты предлагаешь?
– Они пробудут здесь несколько дней, Брендон ведь обещал остаться на Рождество, – ответил Холлистер. – Я тем временем позвоню кое-кому на Западное побережье и постараюсь побольше разузнать о мисс Эшли Гордон. А потом подумаем, что это нам даст.
Клаудиа бросила на мужа сердитый взгляд.
– А если твои люди не найдут ничего, что могло бы нам пригодиться? Эта девица производит впечатление даже чересчур искренней. Позволь напомнить тебе, что как раз это качество меньше всего подходит женщине, близкой нашему сыну. Ведь, что ни говори, ты доверяешь ему некоторые секреты своего бизнеса!
– Успокойся, Клаудиа, – уверенно заявил Холлистер. – Ты знаешь хоть одного человека, на которого мне не удалось откопать никакого компромата?
– Нет, – ответила она, не сводя с него пристального взгляда. – Но…
– А если даже мои люди не смогут ничего найти, тогда мы сами что-нибудь состряпаем. – Холлистер помолчал с легкой улыбкой на губах. – И знаешь, мне понятно, почему эта молодая женщина свела с ума Брендона. Выглядит она просто потрясающе. Из-за такой красавицы любой мужчина может голову потерять.
Эшли лежала с открытыми глазами. Сон не шел, хотя от усталости болело все тело. Они с Брендоном были в Нью-Йорке уже три дня. Постепенно у девушки возникло отчетливое ощущение, что Холлистеры готовы на все, лишь бы изгнать ее из жизни сына навсегда. О, внешне они вели себя достаточно любезно. Но глаза… Лед под маской сердечности. От одного взгляда Клаудии Холлистер ее бросало в дрожь. И все же Эшли решила ничего не говорить о своих впечатлениях Брендону. По крайней мере сейчас. Она понимала, что поступила неразумно. Никто не заставлял ее объяснять Холлистерам, каким образом отец зарабатывает себе на жизнь. «Это не их дело, – с обидой думала она. – Я выхожу замуж за Брендона, а не за его семейство. Он принимает меня такой, какая я есть, и только это имеет значение».
Эшли выбралась из постели и подошла к окну. Глядя на полную луну, висящую над силуэтами небоскребов Манхэттена, девушка внезапно пожалела, что просила Брендона устроить встречу с его родителями. «Ему здесь тоже не по себе. Он не хотел сюда ехать и сделал это только ради меня. А теперь нам обоим плохо».
Нет, она не станет ничего говорить Брендону о той ни на мгновение не ослабевающей враждебности, которую ощущала почти физически. При сыне родители были с ней чрезвычайно любезны. Совершенно очевидно – они не хотели, чтобы он догадался об их истинном отношении к намечающемуся браку, не хотели проявлять своего отношения открыто. «Брендон и без того сердит на них, а что будет, если ему рассказать? Вбивая глубже клин между ними, я себе лучше не сделаю. Напротив, может стать даже хуже. Самое главное – выдержать еще несколько дней. Потом мы уедем, и, надеюсь, я не скоро увижусь с ними.
Если повезет».
– Какого черта тебе от меня нужно? – сердито сверкая глазами, проворчал Брендон. Они были одни в библиотеке. Бредли Холлистер заявил, что им нужно поговорить с глазу на глаз, при закрытых дверях.
– Говори потише, сын, чтобы она тебя не услышала, – вместо ответа попросил Холлистер. – Чтобы никто тебя не услышал.
– Пусть хоть весь свет слышит! – взорвался Брендон. – Ты опять за старое, папа, правильно я понимаю? В свое время ты уже пытался повлиять на меня, прибегая к своим низкопробным фокусам. Забыл, что из этого вышло? Или просто не в состоянии не лезть в чужие дела?
– Мы с твоей матерью беспокоимся прежде всего о тебе… – начал было Холлистер.
– Не сомневаюсь! Ты уже не раз доказывал это, не правда ли? Все, что ты делаешь, продиктовано исключительно заботой обо мне. Твоя маленькая империя… Она ведь создавалась для меня, верно?
– Да, я всегда надеялся, что в один прекрасный день ты все возьмешь в свои руки…
– Вот это истинно отцовская забота! Вот это я понимаю! – От возмущения глаза Брендона сверкали. – Сначала ты попросту шпионил за мной… Ради моего блага, конечно. А теперь лезешь в мою личную жизнь!
– Эта женщина просто шлюха, сын…
– Не смей называть меня сыном! – Брендон яростно затряс головой. – Тебя волнует одно – чтобы я не женился на Эшли или на ком-нибудь еще, кто может узнать правду о тебе и твоих деловых интересах и окажется достаточно честен, чтобы положить конец махинациям. Можешь не беспокоиться. У меня нет ни малейшего желания рассказывать ей о твоих делишках. Я бы сквозь землю от стыда провалился, если бы мне пришлось это сделать. Так же как если бы мне пришлось рассказать Эшли о том, чем ты занимаешься сейчас.
– Но не станешь же ты отрицать, что она была… м-м-м… достаточно неразборчива в связях… – начал было Холлистер.