Страница:
– Я здесь, сэр, – с хорошо знакомым британским акцентом ответил Генри Гаррисон, появляясь в дверях. – Что случилось, сэр?
– Черт возьми, ты еще спрашиваешь! – завопил Коллин. – Ренуар… Сезанн… Моне… Ничего нет! Проклятие! Все картины исчезли!
Гаррисон удивленно посмотрел на него.
– Конечно, сэр, их нет. – Голос управляющего тем не менее звучал уверенно и спокойно.
– Куда, к чертям, они подевались? – Коллин просто трясся от злости.
– Боюсь, я не совсем понимаю… – Гаррисон явно пришел в недоумение.
Коллин с такой силой вцепился в перила лестницы, что у него побелели костяшки пальцев.
– Ты не понимаешь?! Нет, это я не понимаю! Хотелось бы знать, куда подевались картины! Если ты не возражаешь, конечно.
Гаррисон покачал головой, все еще пребывая в состоянии полной растерянности.
– Вы сами продали их, сэр, – произнес он наконец. – Спустя шесть месяцев после вашего отъезда пришли люди и забрали их.
Коллин смотрел на него, не веря своим ушам. Кто-то умудрился выкрасть картины прямо из-под носа дворецкого!
Но как?
НЬЮ-ЙОРК
– Черт возьми, ты еще спрашиваешь! – завопил Коллин. – Ренуар… Сезанн… Моне… Ничего нет! Проклятие! Все картины исчезли!
Гаррисон удивленно посмотрел на него.
– Конечно, сэр, их нет. – Голос управляющего тем не менее звучал уверенно и спокойно.
– Куда, к чертям, они подевались? – Коллин просто трясся от злости.
– Боюсь, я не совсем понимаю… – Гаррисон явно пришел в недоумение.
Коллин с такой силой вцепился в перила лестницы, что у него побелели костяшки пальцев.
– Ты не понимаешь?! Нет, это я не понимаю! Хотелось бы знать, куда подевались картины! Если ты не возражаешь, конечно.
Гаррисон покачал головой, все еще пребывая в состоянии полной растерянности.
– Вы сами продали их, сэр, – произнес он наконец. – Спустя шесть месяцев после вашего отъезда пришли люди и забрали их.
Коллин смотрел на него, не веря своим ушам. Кто-то умудрился выкрасть картины прямо из-под носа дворецкого!
Но как?
НЬЮ-ЙОРК
сентябрь 1979 года
Антон Деврис, следователь по особым поручениям страховой компании, выдавшей Девереллу страховой полис на его художественную коллекцию, внимательно изучал бумаги, лежащие перед ним на письменном столе. Три недели назад он лично ездил в поместье Морской Утес и своими глазами убедился, что все правда – действительно исчезли картины общей стоимостью в несколько миллионов долларов. Когда следователь прибыл на место, Коллин Деверелл сообщил ему, что, кроме этих баснословно дорогих картин, из сейфа также похищены все украшения, принадлежавшие его покойной матери. По словам Деверелла, последние два с половиной года он провел в Европе, а вернувшись, выяснил, что все ценности были похищены прямо на глазах у его служащих.
Однако, поговорив с каждым из этих служащих, Деврис начал подозревать, что молодой человек просто превосходный лжец. Все – от главного управляющего, работавшего на семью больше двадцати лет, до служанок и сторожей, – буквально все были совершенно уверены в том, что картины и драгоценности не украдены, а проданы. По словам Генри Гаррисона, люди, явившиеся, чтобы забрать и то, и другое, предъявили документ о продаже, подписанный самим Коллином Девереллом.
– Вы уверены, что это была именно его подпись? – спросил Деврис. Он знал, что подделка подписи – один из самых распространенных и наглых способов кражи.
– Я… В тот момент… – Гаррисон, естественно, нервничал. – Я не сомневался. Мне казалось, я узнаю его подпись при любых обстоятельствах, но…
– Мистер Деверелл был просто сам не свой от горя, когда умерли его родители, – вставила одна из служанок. – Вот почему он уехал, знаете ли. Мне кажется, ему были в тягость все эти воспоминания.
Сам не свой от горя… До такой степени, что два с половиной года носа сюда не показывал!
Деврис поднялся и подошел к окну своего кабинета, с высоты пятидесятого этажа невидящим взором глядя на поток машин на Мэдисон-авеню. Служанка сказала, что Коллин Деверелл уехал, потому что все в доме напоминало ему об умерших родителях. Картины и драгоценности, которые, по его собственным словам, были страстью матери, тоже наверняка напоминали о ней. Может, он не смог этого вынести? Под влиянием порыва продал их, а теперь сожалеет о содеянном и хочет все вернуть? Но… Только глупец мог додуматься до такого. А Коллин Деверелл – кто угодно, только не глупец.
Коллин Деверелл не нуждался в деньгах. В 1976 году он продал свой пай в «Интерконтинентал ойл» брату-близнецу и стал мультимиллионером. Правда, о его страсти к игре и рискованным предприятиям ходили легенды. Может быть, молодому Девереллу пришлосьпродать картины? А теперь ему грозят новые неприятности, и он пытается спастись от них, заявляя, что ценности украдены?
Нет, вряд ли. Деврис тщательно проверил всех служащих поместья Деверелла и пришел к выводу, что никто из них в преступление вовлечен не был. Другое дело – сам Коллин Деверелл. Что-то тут настораживало. Деврис проверил и его. По крайней мере в отношении двух с половиной последних лет Деверелл не соврал. Он действительно находился там, где утверждал. Правдой оказалось и то, что во время путешествия было потрачено очень много денег и еще больше проиграно. Однако нищета ему пока ни в коей мере не грозила. Коллин Деверелл по-прежнему оставался очень и очень богатым человеком.
Итак, деньги мотивом быть не могли. Коллин настойчиво повторял: ни за что на свете по доброй воле он не расстался бы ни с картинами, ни с драгоценностями, принадлежавшими матери. И все же по всем признакам эта сделка произошла с его согласия. Антон Деврис решил до малейших деталей выяснить, как именно и что происходило в поместье Деверелла в отсутствие хозяина. Одних догадок и сомнений мало; утверждать, что картины и драгоценности проданы и сделал это Коллин Деверелл, можно было только на основании неопровержимых доказательств.
В двери возникла секретарша.
– Мистер Деврис, вас хочет видеть Коллин Деверелл, – доложила она.
Следователь на мгновение заколебался, потом кивнул.
– Пригласите.
Спустя мгновение вошел Коллин Деверелл – высокий, загорелый, до неприличия красивый, в светло-серых слаксах и белой шелковой рубашке, застегнутой лишь на нижние пуговицы, так что виднелся висевший на шее явно очень дорогой золотой медальон. Через плечо переброшена темно-синяя спортивная куртка. Он вошел молча, без улыбки и сразу же приступил к делу.
– Я пришел выяснить, как идут дела с розыском украденных у меня картин. – Деверелл опустился в кресло, по-видимому, не считая нужным тратить время на любезности.
Деврис некоторое время пристально разглядывал его. Самому Деврису было сорок пять лет. Среднего роста, слегка полноватый, с большими залысинами и в мешковатой одежде. Прежде ему даже в голову не приходило задумываться о своем внешнем виде. Однако, мысленно сравнивая себя с Коллином Девереллом, он вынужден был признать, правда, только перед самим собой, что кое в чем судьба его обделила.
– Расследование еще не закончено, – ответил Деврис, тщательно подбирая слова.
– Вы ведь понимаете – чем дольше все это тянется, тем меньше у нас шансов найти пропажу, – отреагировал Коллин, не считая нужным скрывать недовольство.
У нас.Деврис кивнул.
– Теперь уже торопиться особенно некуда. Картины… исчезли почти два года назад. Спустя столько времени выяснить, куда именно они были отправлены, практически невозможно. Скорее всего в Швейцарию.
– Почему в Швейцарию? – спросил Коллин.
– Потому, мистер Деверелл, что законы Швейцарии основаны на доверии к покупателю и призваны защищать его интересы, – объяснил Деврис.
– Что это означает на общедоступном языке?
– А вот что, – после паузы медленно заговорил Деврис. – Допустим, покупатель заявляет, будто в результате честной сделки купил произведение искусства. В этом случае правительство позволяет ему оставить его у себя, даже если выясняется, что оно было украдено. Должен заметить, что существует хорошо разработанная схема мошенничества в этой сфере. – Следователь присел на край стола. – Человек покупает ценную картину и оформляет на нее крупный страховой полис. Потом он или она организует кражу, чтобы получить деньги по полису. И продает картину частному лицу, чаще всего в Швейцарию. Таким образом первоначальный владелец срывает двойной куш.
Коллин пристально посмотрел на него.
– Вы считаете, что я организовал кражу своих собственных картин, – ровным голосом сказал молодой человек.
– Пока у меня нет оснований для каких-либо заключений, – ответил Деврис. – Предпочитаю подождать до конца расследования.
– А тем временем мои картины и драгоценности могут оказаться где угодно, – заключил Коллин.
– Делается все возможное, уверяю вас.
– Вижу. – Коллин встал, в его глазах полыхала ярость. – Покорно благодарю!
Он круто развернулся и вылетел из кабинета. Деврис молча глядел ему вслед.
И снова задался вопросом: виновен ли Коллин Деверелл?
Коллин все еще клокотал от ярости, когда немного позже мчался на машине по скоростной трассе Лонг-Айленда в Морской Утес, превышая дозволенную скорость по крайней мере на двадцать миль, и думал о разговоре со следователем. У него просто в голове не укладывалось, что этот человек способен всерьез заподозрить его в краже собственного имущества с одной-единственной целью – получить вшивый страховой полис!.. Проклятие, он не нуждается в деньгах, а картины значат для него все. Не важно, как это выглядело со стороны, но неужели следователь считает его подобным тупицей? Кто еще стал бы таким образом проворачивать это дело, зная, что в доме полно слуг? Неужели Деврис не понимает? Если бы Коллин и в самом деле решил организовать кражу, то уж постарался бы, чтобы у персонала поместья даже мысли не возникло о его причастности к ней. Так скверно мог действовать только полный идиот!
Внезапно его раздумья прервал вой полицейской сирены. В зеркало заднего обзора был виден автомобиль дорожного патруля. Коллин сбросил скорость, «феррари» замер у обочины. Патрульный остановился сзади, вылез из машины и направился к нему.
– Вы знаете, что на двадцать миль превысили допустимую скорость?
Коллин кивнул:
– Виноват.
– Ваше водительское удостоверение, пожалуйста.
Коллин достал бумажник, вынул права и подал патрульному. Офицер некоторое время разглядывал документ, а потом снова перевел взгляд на Коллина.
Тот усмехнулся.
– Когда фотографируешься на права, всегда черт знает как выходишь, верно? – спросил он, пытаясь разрядить обстановку.
Патрульный не стал с этим спорить.
– Это ведь не первый случай, когда вас задерживают за превышение скорости, мистер Деверелл? – спросил он, снова заглянув в права.
– Боюсь, что нет, – вынужден был согласиться Коллин. – Но первый случай за последние несколько лет. Я уезжал из страны…
– Придется вас оштрафовать, – прервал его офицер.
– Понимаю. – Коллин взял права и убрал их в бумажник.
Пятнадцать минут спустя он снова был на пути к дому, продолжая ломать голову над сложившейся ситуацией. Неужели тот, кто заварил эту кашу, надеется, что все сойдет ему с рук? Тут, без сомнения, замешан дилетант; профи проявил бы больше осторожности, действовал бы точнее, так, чтобы не осталось никаких концов. Неужели следователю это не ясно?
На эту же тему продолжал размышлять и Деврис. Как только Коллин покинул кабинет, куда ворвался столь неожиданно, следователь снова погрузился в раздумья. Что-то тут не так, думал он, снова и снова просматривая отчеты. По всем данным, большую часть состояния молодого Деверелла составляли именно картины и драгоценности. Это наводило на мысль, что он, возможно, и впрямь рассчитывал получить страховку. Однако Деврис не раз беседовал с ним, и Деверелл никогда не заговаривал ни о полисе, ни вообще о деньгах. Его волновало одно – как найти пропавшие вещи. Конечно, это мог быть, так сказать, фасад. Деврису уже случалось видеть якобы безутешных владельцев, которые только и мечтали о возвращении украденных у них произведений искусства. А потом выяснялось, что они сами и организовали кражу.
И еще вот что интересно. Коллин Деверелл выглядел не просто расстроенным. Молодого человека буквально трясло, как будто украденные вещи имели для него своего рода символическое значение. Если, несмотря на это, он все же лгал, то, безусловно, был исключительно хорошим актером.
Девриса заинтересовала история семейства Деверелл. То, как Квентин Деверелл уже в двадцать три года сумел сколотить состояние в нефтяном бизнесе, как неустанно трудился и боролся, прокладывая путь к вершине, и как в конце концов превратил «Интерконтинентал ойл» в один из гигантов индустрии. Не лишена была интереса история и самих братьев Деверелл, Коллина и Джастина, близнецов, настолько похожих внешне, что, увидев их поодиночке, никто не мог с уверенностью сказать, кто именно перед ним. Любопытно, какими разными людьми они оказались и насколько были далеки для братьев. В особенности для близнецов, между которыми обычно существует очень тесная связь.
Деврис не раз беседовал с Коллином, но никогда не слышал от него ни слова о брате. И все же Деврису удалось выяснить, что и картины, и драгоценности, и даже само поместье на Лонг-Айленд стали собственностью Коллина по соглашению с Джастином, взамен на что тот получил полный контроль над компанией. Все это Деврис выяснил в ходе своего расследования.
Полученные сведения бесконечно удивили его. Почему Коллин Деверелл по доброй воле пошел на этот явно неравноценный обмен? Доля Коллина в компании исчислялась миллиардами. Сохрани он ее, с годами его состояние возросло бы до фантастических размеров. Ценность же картин и драгоценностей, хотя и немалая, не шла ни в какое сравнение с паем в «Интерконтинентал ойл». Что стояло за этим по меньшей мере странным поступком?
Деврис выяснил и еще одну интересную вещь. Согласно завещанию Квентина Деверелла, внезапно погибшего три года назад, «Интерконтинентал ойл» должен был возглавить, заняв место отца, Коллин, а не Джастин. Вместо этого Коллин, не долго думая, распрощался с компанией. Почему? – снова и снова спрашивал себя Деврис.
Он потянулся к телефону на краю стола, где, как всегда, царил безукоризненный порядок, и набрал номер.
– Говорит Деврис, – произнес следователь. – Мне необходима следующая информация…
Коллин стоял перед камином в библиотеке, глядя на портрет матери, такой элегантной и прекрасной в своем платье от Диора. Такой царственной. Художник запечатлел ее на полотне в возрасте двадцати восьми лет – молодая королева, восходящая на трон. А Коллин помнил мать такой, какой она была в жизни, – сердечной, заботливой и нежной женщиной, для которой дети всегда стояли на первом месте. Странно, что ему не составляло труда слить воедино оба образа – величественной дамы в роскошных туалетах и драгоценностях и женщины в спортивных брюках и свитере, играющей с ним на лужайке поместья, жизнерадостной и чуточку бесшабашной. Как она радовалась его пустяковым детским рисункам! А ведь глядя на них, трудно было даже догадаться, что именно там изображено. Считая, что личная свобода превыше всего, мать пресекала все попытки подавления их с братом индивидуальности. Защищала своих детей, точно львица детенышей. И Коллин любил ее с такой силой, с какой никогда не испытывал этого чувства по отношению ни к кому другому.
Отец, Квентин Деверелл, – совсем другое дело. Сторонник дисциплины в семье. Строгий, несгибаемый, он, без сомнения, тоже горячо любил сыновей. Самые ранние воспоминания об отце вызывали в сознании Коллина образ огромного – так ему тогда казалось – мужчины, который сажает его на плечи и носит по холмам поместья. Учит скакать верхом и обращаться с оружием. Обещает позаботиться о том, чтобы его жизнь сложилась как можно лучше. И это, с грустью думал Коллин, единственное обещание, которое отец не сумел сдержать.
Коллин снял со стены церемониальную саблю и взвесил в руке, поворачивая то так, то эдак. Вручая ее своему талантливому ученику, Жан-Мишель предрекал, что на предстоящих Олимпийских играх тот непременно получит золото. И надо же! Это произошло как раз в тот день, когда отец явился в Ниццу и увез сына домой, потребовав не тратить время на глупости и продолжить учебу.
Вот тогда-то Коллин в полной мере осознал, что ему нечего рассчитывать на поддержку отца, реши он связать свое будущее с фехтованием. Именно в тот день его мечты превратились в прах. Коллин, конечно, простил отца. Однако жаль, что он так никогда и не узнает, кем мог бы стать.
Его взгляд упал на пятно на стене, где прежде висела любимая картина отца кисти Пьеро делла Франческа. Попадись ему вор, укравший ее и другие картины, Коллин, наверное, мог бы задушить его собственными руками.
Разговор со следователем выбил из колеи, заставил почти полностью потерять над собой контроль, вызвав взрыв неуправляемой ярости. Однако успокоившись, Коллин понял, что такого больше допускать нельзя. «Поосторожнее с Деврисом, – предостерег он себя. – Этот человек должен быть на твоей стороне, без него не обойтись. Не разжигай его антипатию, не давай пищу для подозрений».
Конечно, мысль о необходимости прибегать к помощи Девриса не слишком радовала Коллина, и все же другого пути не было.
Прошло три месяца. Антон Деврис все еще продолжал расследовать дело о краже в поместье Деверелла. И хотя он теперь верил Коллину, появилось новое доказательство, свидетельствующее не в пользу последнего. Деврис обладал прекрасно развитым инстинктом, который в прошлом не раз выручал его, а сейчас подсказывал, что не Коллин Деверелл организовал кражу картин и драгоценностей.
Однако факты – упрямая вещь, а они указывали на то, что здесь имело место мошенничество с целью вытянуть деньги из страховой компании. Той самой компании, которая привлекала Девриса именно в подобных случаях. Его наниматели не удовлетворятся теоретическими рассуждениями о том, что Деверелл тут ни при чем; им нужны веские доказательства. Принимая решение, они будут руководствоваться собранной им информацией. И, в частности, заключением экспертов-графологов, изучивших документ о продаже и удостоверивших, что на нем стоит подлинная подпись Коллина Деверелла.
Узнав об этом, Деврис долго и тяжко раздумывал, прежде чем сообщить новость самому Коллину. Он всегда считал себя основательным человеком и гордился этим, так же как и своей способностью проникать в глубь любой ситуации, искать и находить самое крошечное звено в цепи доказательств, без которого невозможно разрешить проблему. Но на этот раз следователь чувствовал, что упускает нечто важное, то единственное, что могло бы помочь докопаться до истины. И чему он пока даже не мог дать названия.
Деврис снова и снова обдумывал все свои шаги, предпринятые с того момента, как его привлекли к расследованию. Он, конечно, много раз беседовал с Коллином Девереллом и вытянул из того все, что возможно. Неоднократно разговаривал с прислугой в поместье и пришел к выводу, что эти люди чисты. С каждым беседа велась по отдельности, но никаких расхождений в их показаниях не обнаружилось. Служащие чистосердечно описывали то, чему стали свидетелями, и явно не врали. Детальнейшим образом изучив окружение Коллина Деверелла и вообще все с ним связанное, Деврис составил о нем совершенно определенное мнение. И пришел к выводу, что это человек необыкновенно умный, смелый, открытый, немного игрок в душе, но уж никак не вор. И не мошенник.
Возникло у следователя желание побеседовать и с Джастином Девереллом. Однако, когда он позвонил в первый раз, в секретариате «Интерконтинентал ойл» ему сообщили, что мистер Деверелл уехал по делам в Сингапур и вернется не раньше чем через три недели. В следующий раз глава компании находился в Хьюстоне – еще одна деловая поездка. В третий раз отдыхал на Виргинских островах. Похоже было, что Джастин Деверелл избегает следователя. Почему, хотел бы знать Деврис. Однако, вникнув поподробнее в деятельность второго из близнецов-Девереллов, он пришел к выводу, что тот тоже чист.
Складывалось впечатление, что Джастин Деверелл живет только ради «Интерконтинентал ойл». Если у него и имелась какая-то личная жизнь, о ней никто ничего не знал. Он бывал либо в офисе компании, либо у себя дома в Башне Трампа и крайне редко показывался на публике. Отпуск брал раз в год, но всегда путешествовал и вообще проводил свободное время один.
Интересно, подумал Деврис. И Коллин, и Джастин по натуре одиночки, но каждый на свой собственный лад. Два человека, неотличимые внешне, однако абсолютно разные по характеру и стилю жизни. И оба в момент кражи находились за пределами Нью-Йорка.
Деврис отдал на экспертизу образец почерка Джастина Деверелла. Результат оказался почти сверхъестественным. Подписи у братьев были неотличимы, как и лица.
Зайдя в тупик, Деврис принял решение обсудить ситуацию со своим непосредственным начальником.
– У меня сложилось совершенно однозначное мнение, Фрэнк, – заявил он. – Коллин Деверелл тут ни при чем. Мне кажется, он не отдал бы эти картины, даже если на карту была бы поставлена его жизнь. Для него, несомненно, важнее те чувства или, если угодно, сантименты, которые связаны с этими вещами, чем их ценность, выраженная в долларах и центах.
– Ты подозреваешь второго близнеца? – спросил начальник.
Деврис покачал головой:
– Просто не знаю, что и думать. Какой, к чертям, резон главе такого гиганта, как «Интерконтинентал ойл», красть картины и драгоценности, которые он сам же отдал брату в обмен на право полностью контролировать компанию? В этом нет ни малейшего смысла.
– Все, что связано с братьями Деверелл, кажется не имеющим смысла, – задумчиво сказал Фрэнк Говард, снова просматривая доклад Девриса. – С одной стороны, Коллин, совершенно очевидно, бунтарский элемент семьи. Он блестящий спортсмен, умница, питающий очень мало или, точнее говоря, вообще не питающий никакого интереса к семейному бизнесу. С юных лет то и дело влипал во всякие истории, не слишком считаясь с законом, о чем ты сам пишешь в докладе. Неоднократные штрафы за превышение скорости, увлечение нелегальными играми и прочее. С другой стороны, Джастин тоже достаточно необычный человек, который, если не считать работы, ведет настолько уединенный образ жизни, что это даже трудно представить. Совсем немного друзей и ни одного серьезного романа. Ни одного!Безграничная преданность компании. Можно сказать, одержимость ею. Тебе не кажется это немного странным?
– Мне все, связанное с этой историей, кажется странным, – пробормотал Деврис, устало потирая глаза.
– Эксперты-графологи подтверждают вину Коллина Деверелла, но ты по-прежнему веришь его объяснениям.
Деврис кивнул.
– Вряд ли можно так хорошо играть. Что бы там ни говорили эксперты.
– И что мы скажем нашим клиентам?
– Что у нас нет доказательств, – без колебаний ответил Деврис. – Что слуги убеждены, будто Деверелл сам продал картины, но неопровержимых доказательств нет. Думаю, нужно порекомендовать им выплатить страховку, хотя очень сомнительно, чтобы Деверелл остался этим доволен.
– Минуточку, Антон… Ты рассказал Девереллу о результатах экспертизы? – спросил Говард.
Деврис покачал головой.
– Нет еще, но непременно расскажу. И очень скоро.
– Если у экспертов нет никаких сомнений, тогда почему вы все еще мне верите?
Разговор происходил в библиотеке. Коллин стоял, прислонившись к книжному шкафу, и пристально глядел на следователя.
– А что, есть убедительные основания не верить? – спросил Деврис.
– Нет, – с прежней настороженностью ответил Коллин. – Тут вы правы. Я не продал бы эти картины ни за какие деньги. Но вряд ли вам понятно почему. А раз так, то с какой стати вы верите мне, а не этим так называемым доказательствам моего мошенничества? Не думаю, чтобы такой подход сильно обрадовал вашего клиента.
Следователь проигнорировал дерзость, прозвучавшую в этих словах. Может, и он повел бы себя точно так же, окажись в подобной ситуации. Деврис протянул Коллину заключение экспертизы.
– Пусть оно останется у вас, – сказал он. – Иначе страховая компания будет иметь основания предъявить вам обвинение в мошенничестве. И скорее всего выиграет дело.
Некоторое время Коллин молча изучал бумагу, потом снова посмотрел на Девриса.
– Не понимаю, почему вы не подошьете ее к делу? Ради чего так поступаете? – по-прежнему подозрительно спросил он.
Позиция Коллина раздражала Девриса, но одновременно окончательно убеждала в том, что тот говорил правду.
– Не люблю, когда совершаются ошибки, мистер Деверелл, – после затянувшегося молчания ответил следователь. – Не хочу прикладывать руки к тому, чтобы невинного человека засадили в тюрьму. Полагаю, вас провели. И не верю в вашу теорию о том, что тут действовал дилетант.
– Да? – с холодком спросил Коллин. – А какая, позвольте узнать, у вас на этот счет теория?
– Убежден, что тот или, возможно, те, кто стоит за всем этим, совершенно точно знали, что делали. Может быть, кому-то очень хотелось упрятать вас в тюрьму за кражу собственного имущества. Кто бы это мог быть, а? У вас нет никаких догадок на этот счет?
Коллин снова опустил взгляд на бумагу, которую держал в руке. Догадка у него была, точно, но он не собирался делиться своими соображениями ни с Деврисом, ни с кем-либо еще.
Он был намерен сам или подтвердить или опровергнуть свою версию.
Коллин долгое время никак не хотел верить в то, что, возможно, в краже замешан брат. Даже когда у него возникли первые подозрения, а произошло это после рассказа Генри Гаррисона о документе на продажу, который тот видел собственными глазами, он сознательно гнал от себя подобные мысли. Джастин мог быть кем угодно, только не вором. И даже после заключительного разговора со следователем страховой компании Коллин продолжал надеяться, что ошибается, и не отправился к Джастину тут же выяснять отношения.
Вместо этого он стал изучать, что именно и как делал брат, став главой «Интерконтинентал ойл». Когда почти три года назад Коллин покидал Нью-Йорк, ходили упорные слухи, будто компания испытывает серьезные трудности. Смерть Квентина Деверелла поколебала фундамент, на котором было возведено здание «Интерконтинентал ойл». Может быть, неприятности оказались гораздо серьезнее, чем предполагал Коллин?
Однако, поговорив с каждым из этих служащих, Деврис начал подозревать, что молодой человек просто превосходный лжец. Все – от главного управляющего, работавшего на семью больше двадцати лет, до служанок и сторожей, – буквально все были совершенно уверены в том, что картины и драгоценности не украдены, а проданы. По словам Генри Гаррисона, люди, явившиеся, чтобы забрать и то, и другое, предъявили документ о продаже, подписанный самим Коллином Девереллом.
– Вы уверены, что это была именно его подпись? – спросил Деврис. Он знал, что подделка подписи – один из самых распространенных и наглых способов кражи.
– Я… В тот момент… – Гаррисон, естественно, нервничал. – Я не сомневался. Мне казалось, я узнаю его подпись при любых обстоятельствах, но…
– Мистер Деверелл был просто сам не свой от горя, когда умерли его родители, – вставила одна из служанок. – Вот почему он уехал, знаете ли. Мне кажется, ему были в тягость все эти воспоминания.
Сам не свой от горя… До такой степени, что два с половиной года носа сюда не показывал!
Деврис поднялся и подошел к окну своего кабинета, с высоты пятидесятого этажа невидящим взором глядя на поток машин на Мэдисон-авеню. Служанка сказала, что Коллин Деверелл уехал, потому что все в доме напоминало ему об умерших родителях. Картины и драгоценности, которые, по его собственным словам, были страстью матери, тоже наверняка напоминали о ней. Может, он не смог этого вынести? Под влиянием порыва продал их, а теперь сожалеет о содеянном и хочет все вернуть? Но… Только глупец мог додуматься до такого. А Коллин Деверелл – кто угодно, только не глупец.
Коллин Деверелл не нуждался в деньгах. В 1976 году он продал свой пай в «Интерконтинентал ойл» брату-близнецу и стал мультимиллионером. Правда, о его страсти к игре и рискованным предприятиям ходили легенды. Может быть, молодому Девереллу пришлосьпродать картины? А теперь ему грозят новые неприятности, и он пытается спастись от них, заявляя, что ценности украдены?
Нет, вряд ли. Деврис тщательно проверил всех служащих поместья Деверелла и пришел к выводу, что никто из них в преступление вовлечен не был. Другое дело – сам Коллин Деверелл. Что-то тут настораживало. Деврис проверил и его. По крайней мере в отношении двух с половиной последних лет Деверелл не соврал. Он действительно находился там, где утверждал. Правдой оказалось и то, что во время путешествия было потрачено очень много денег и еще больше проиграно. Однако нищета ему пока ни в коей мере не грозила. Коллин Деверелл по-прежнему оставался очень и очень богатым человеком.
Итак, деньги мотивом быть не могли. Коллин настойчиво повторял: ни за что на свете по доброй воле он не расстался бы ни с картинами, ни с драгоценностями, принадлежавшими матери. И все же по всем признакам эта сделка произошла с его согласия. Антон Деврис решил до малейших деталей выяснить, как именно и что происходило в поместье Деверелла в отсутствие хозяина. Одних догадок и сомнений мало; утверждать, что картины и драгоценности проданы и сделал это Коллин Деверелл, можно было только на основании неопровержимых доказательств.
В двери возникла секретарша.
– Мистер Деврис, вас хочет видеть Коллин Деверелл, – доложила она.
Следователь на мгновение заколебался, потом кивнул.
– Пригласите.
Спустя мгновение вошел Коллин Деверелл – высокий, загорелый, до неприличия красивый, в светло-серых слаксах и белой шелковой рубашке, застегнутой лишь на нижние пуговицы, так что виднелся висевший на шее явно очень дорогой золотой медальон. Через плечо переброшена темно-синяя спортивная куртка. Он вошел молча, без улыбки и сразу же приступил к делу.
– Я пришел выяснить, как идут дела с розыском украденных у меня картин. – Деверелл опустился в кресло, по-видимому, не считая нужным тратить время на любезности.
Деврис некоторое время пристально разглядывал его. Самому Деврису было сорок пять лет. Среднего роста, слегка полноватый, с большими залысинами и в мешковатой одежде. Прежде ему даже в голову не приходило задумываться о своем внешнем виде. Однако, мысленно сравнивая себя с Коллином Девереллом, он вынужден был признать, правда, только перед самим собой, что кое в чем судьба его обделила.
– Расследование еще не закончено, – ответил Деврис, тщательно подбирая слова.
– Вы ведь понимаете – чем дольше все это тянется, тем меньше у нас шансов найти пропажу, – отреагировал Коллин, не считая нужным скрывать недовольство.
У нас.Деврис кивнул.
– Теперь уже торопиться особенно некуда. Картины… исчезли почти два года назад. Спустя столько времени выяснить, куда именно они были отправлены, практически невозможно. Скорее всего в Швейцарию.
– Почему в Швейцарию? – спросил Коллин.
– Потому, мистер Деверелл, что законы Швейцарии основаны на доверии к покупателю и призваны защищать его интересы, – объяснил Деврис.
– Что это означает на общедоступном языке?
– А вот что, – после паузы медленно заговорил Деврис. – Допустим, покупатель заявляет, будто в результате честной сделки купил произведение искусства. В этом случае правительство позволяет ему оставить его у себя, даже если выясняется, что оно было украдено. Должен заметить, что существует хорошо разработанная схема мошенничества в этой сфере. – Следователь присел на край стола. – Человек покупает ценную картину и оформляет на нее крупный страховой полис. Потом он или она организует кражу, чтобы получить деньги по полису. И продает картину частному лицу, чаще всего в Швейцарию. Таким образом первоначальный владелец срывает двойной куш.
Коллин пристально посмотрел на него.
– Вы считаете, что я организовал кражу своих собственных картин, – ровным голосом сказал молодой человек.
– Пока у меня нет оснований для каких-либо заключений, – ответил Деврис. – Предпочитаю подождать до конца расследования.
– А тем временем мои картины и драгоценности могут оказаться где угодно, – заключил Коллин.
– Делается все возможное, уверяю вас.
– Вижу. – Коллин встал, в его глазах полыхала ярость. – Покорно благодарю!
Он круто развернулся и вылетел из кабинета. Деврис молча глядел ему вслед.
И снова задался вопросом: виновен ли Коллин Деверелл?
Коллин все еще клокотал от ярости, когда немного позже мчался на машине по скоростной трассе Лонг-Айленда в Морской Утес, превышая дозволенную скорость по крайней мере на двадцать миль, и думал о разговоре со следователем. У него просто в голове не укладывалось, что этот человек способен всерьез заподозрить его в краже собственного имущества с одной-единственной целью – получить вшивый страховой полис!.. Проклятие, он не нуждается в деньгах, а картины значат для него все. Не важно, как это выглядело со стороны, но неужели следователь считает его подобным тупицей? Кто еще стал бы таким образом проворачивать это дело, зная, что в доме полно слуг? Неужели Деврис не понимает? Если бы Коллин и в самом деле решил организовать кражу, то уж постарался бы, чтобы у персонала поместья даже мысли не возникло о его причастности к ней. Так скверно мог действовать только полный идиот!
Внезапно его раздумья прервал вой полицейской сирены. В зеркало заднего обзора был виден автомобиль дорожного патруля. Коллин сбросил скорость, «феррари» замер у обочины. Патрульный остановился сзади, вылез из машины и направился к нему.
– Вы знаете, что на двадцать миль превысили допустимую скорость?
Коллин кивнул:
– Виноват.
– Ваше водительское удостоверение, пожалуйста.
Коллин достал бумажник, вынул права и подал патрульному. Офицер некоторое время разглядывал документ, а потом снова перевел взгляд на Коллина.
Тот усмехнулся.
– Когда фотографируешься на права, всегда черт знает как выходишь, верно? – спросил он, пытаясь разрядить обстановку.
Патрульный не стал с этим спорить.
– Это ведь не первый случай, когда вас задерживают за превышение скорости, мистер Деверелл? – спросил он, снова заглянув в права.
– Боюсь, что нет, – вынужден был согласиться Коллин. – Но первый случай за последние несколько лет. Я уезжал из страны…
– Придется вас оштрафовать, – прервал его офицер.
– Понимаю. – Коллин взял права и убрал их в бумажник.
Пятнадцать минут спустя он снова был на пути к дому, продолжая ломать голову над сложившейся ситуацией. Неужели тот, кто заварил эту кашу, надеется, что все сойдет ему с рук? Тут, без сомнения, замешан дилетант; профи проявил бы больше осторожности, действовал бы точнее, так, чтобы не осталось никаких концов. Неужели следователю это не ясно?
На эту же тему продолжал размышлять и Деврис. Как только Коллин покинул кабинет, куда ворвался столь неожиданно, следователь снова погрузился в раздумья. Что-то тут не так, думал он, снова и снова просматривая отчеты. По всем данным, большую часть состояния молодого Деверелла составляли именно картины и драгоценности. Это наводило на мысль, что он, возможно, и впрямь рассчитывал получить страховку. Однако Деврис не раз беседовал с ним, и Деверелл никогда не заговаривал ни о полисе, ни вообще о деньгах. Его волновало одно – как найти пропавшие вещи. Конечно, это мог быть, так сказать, фасад. Деврису уже случалось видеть якобы безутешных владельцев, которые только и мечтали о возвращении украденных у них произведений искусства. А потом выяснялось, что они сами и организовали кражу.
И еще вот что интересно. Коллин Деверелл выглядел не просто расстроенным. Молодого человека буквально трясло, как будто украденные вещи имели для него своего рода символическое значение. Если, несмотря на это, он все же лгал, то, безусловно, был исключительно хорошим актером.
Девриса заинтересовала история семейства Деверелл. То, как Квентин Деверелл уже в двадцать три года сумел сколотить состояние в нефтяном бизнесе, как неустанно трудился и боролся, прокладывая путь к вершине, и как в конце концов превратил «Интерконтинентал ойл» в один из гигантов индустрии. Не лишена была интереса история и самих братьев Деверелл, Коллина и Джастина, близнецов, настолько похожих внешне, что, увидев их поодиночке, никто не мог с уверенностью сказать, кто именно перед ним. Любопытно, какими разными людьми они оказались и насколько были далеки для братьев. В особенности для близнецов, между которыми обычно существует очень тесная связь.
Деврис не раз беседовал с Коллином, но никогда не слышал от него ни слова о брате. И все же Деврису удалось выяснить, что и картины, и драгоценности, и даже само поместье на Лонг-Айленд стали собственностью Коллина по соглашению с Джастином, взамен на что тот получил полный контроль над компанией. Все это Деврис выяснил в ходе своего расследования.
Полученные сведения бесконечно удивили его. Почему Коллин Деверелл по доброй воле пошел на этот явно неравноценный обмен? Доля Коллина в компании исчислялась миллиардами. Сохрани он ее, с годами его состояние возросло бы до фантастических размеров. Ценность же картин и драгоценностей, хотя и немалая, не шла ни в какое сравнение с паем в «Интерконтинентал ойл». Что стояло за этим по меньшей мере странным поступком?
Деврис выяснил и еще одну интересную вещь. Согласно завещанию Квентина Деверелла, внезапно погибшего три года назад, «Интерконтинентал ойл» должен был возглавить, заняв место отца, Коллин, а не Джастин. Вместо этого Коллин, не долго думая, распрощался с компанией. Почему? – снова и снова спрашивал себя Деврис.
Он потянулся к телефону на краю стола, где, как всегда, царил безукоризненный порядок, и набрал номер.
– Говорит Деврис, – произнес следователь. – Мне необходима следующая информация…
Коллин стоял перед камином в библиотеке, глядя на портрет матери, такой элегантной и прекрасной в своем платье от Диора. Такой царственной. Художник запечатлел ее на полотне в возрасте двадцати восьми лет – молодая королева, восходящая на трон. А Коллин помнил мать такой, какой она была в жизни, – сердечной, заботливой и нежной женщиной, для которой дети всегда стояли на первом месте. Странно, что ему не составляло труда слить воедино оба образа – величественной дамы в роскошных туалетах и драгоценностях и женщины в спортивных брюках и свитере, играющей с ним на лужайке поместья, жизнерадостной и чуточку бесшабашной. Как она радовалась его пустяковым детским рисункам! А ведь глядя на них, трудно было даже догадаться, что именно там изображено. Считая, что личная свобода превыше всего, мать пресекала все попытки подавления их с братом индивидуальности. Защищала своих детей, точно львица детенышей. И Коллин любил ее с такой силой, с какой никогда не испытывал этого чувства по отношению ни к кому другому.
Отец, Квентин Деверелл, – совсем другое дело. Сторонник дисциплины в семье. Строгий, несгибаемый, он, без сомнения, тоже горячо любил сыновей. Самые ранние воспоминания об отце вызывали в сознании Коллина образ огромного – так ему тогда казалось – мужчины, который сажает его на плечи и носит по холмам поместья. Учит скакать верхом и обращаться с оружием. Обещает позаботиться о том, чтобы его жизнь сложилась как можно лучше. И это, с грустью думал Коллин, единственное обещание, которое отец не сумел сдержать.
Коллин снял со стены церемониальную саблю и взвесил в руке, поворачивая то так, то эдак. Вручая ее своему талантливому ученику, Жан-Мишель предрекал, что на предстоящих Олимпийских играх тот непременно получит золото. И надо же! Это произошло как раз в тот день, когда отец явился в Ниццу и увез сына домой, потребовав не тратить время на глупости и продолжить учебу.
Вот тогда-то Коллин в полной мере осознал, что ему нечего рассчитывать на поддержку отца, реши он связать свое будущее с фехтованием. Именно в тот день его мечты превратились в прах. Коллин, конечно, простил отца. Однако жаль, что он так никогда и не узнает, кем мог бы стать.
Его взгляд упал на пятно на стене, где прежде висела любимая картина отца кисти Пьеро делла Франческа. Попадись ему вор, укравший ее и другие картины, Коллин, наверное, мог бы задушить его собственными руками.
Разговор со следователем выбил из колеи, заставил почти полностью потерять над собой контроль, вызвав взрыв неуправляемой ярости. Однако успокоившись, Коллин понял, что такого больше допускать нельзя. «Поосторожнее с Деврисом, – предостерег он себя. – Этот человек должен быть на твоей стороне, без него не обойтись. Не разжигай его антипатию, не давай пищу для подозрений».
Конечно, мысль о необходимости прибегать к помощи Девриса не слишком радовала Коллина, и все же другого пути не было.
Прошло три месяца. Антон Деврис все еще продолжал расследовать дело о краже в поместье Деверелла. И хотя он теперь верил Коллину, появилось новое доказательство, свидетельствующее не в пользу последнего. Деврис обладал прекрасно развитым инстинктом, который в прошлом не раз выручал его, а сейчас подсказывал, что не Коллин Деверелл организовал кражу картин и драгоценностей.
Однако факты – упрямая вещь, а они указывали на то, что здесь имело место мошенничество с целью вытянуть деньги из страховой компании. Той самой компании, которая привлекала Девриса именно в подобных случаях. Его наниматели не удовлетворятся теоретическими рассуждениями о том, что Деверелл тут ни при чем; им нужны веские доказательства. Принимая решение, они будут руководствоваться собранной им информацией. И, в частности, заключением экспертов-графологов, изучивших документ о продаже и удостоверивших, что на нем стоит подлинная подпись Коллина Деверелла.
Узнав об этом, Деврис долго и тяжко раздумывал, прежде чем сообщить новость самому Коллину. Он всегда считал себя основательным человеком и гордился этим, так же как и своей способностью проникать в глубь любой ситуации, искать и находить самое крошечное звено в цепи доказательств, без которого невозможно разрешить проблему. Но на этот раз следователь чувствовал, что упускает нечто важное, то единственное, что могло бы помочь докопаться до истины. И чему он пока даже не мог дать названия.
Деврис снова и снова обдумывал все свои шаги, предпринятые с того момента, как его привлекли к расследованию. Он, конечно, много раз беседовал с Коллином Девереллом и вытянул из того все, что возможно. Неоднократно разговаривал с прислугой в поместье и пришел к выводу, что эти люди чисты. С каждым беседа велась по отдельности, но никаких расхождений в их показаниях не обнаружилось. Служащие чистосердечно описывали то, чему стали свидетелями, и явно не врали. Детальнейшим образом изучив окружение Коллина Деверелла и вообще все с ним связанное, Деврис составил о нем совершенно определенное мнение. И пришел к выводу, что это человек необыкновенно умный, смелый, открытый, немного игрок в душе, но уж никак не вор. И не мошенник.
Возникло у следователя желание побеседовать и с Джастином Девереллом. Однако, когда он позвонил в первый раз, в секретариате «Интерконтинентал ойл» ему сообщили, что мистер Деверелл уехал по делам в Сингапур и вернется не раньше чем через три недели. В следующий раз глава компании находился в Хьюстоне – еще одна деловая поездка. В третий раз отдыхал на Виргинских островах. Похоже было, что Джастин Деверелл избегает следователя. Почему, хотел бы знать Деврис. Однако, вникнув поподробнее в деятельность второго из близнецов-Девереллов, он пришел к выводу, что тот тоже чист.
Складывалось впечатление, что Джастин Деверелл живет только ради «Интерконтинентал ойл». Если у него и имелась какая-то личная жизнь, о ней никто ничего не знал. Он бывал либо в офисе компании, либо у себя дома в Башне Трампа и крайне редко показывался на публике. Отпуск брал раз в год, но всегда путешествовал и вообще проводил свободное время один.
Интересно, подумал Деврис. И Коллин, и Джастин по натуре одиночки, но каждый на свой собственный лад. Два человека, неотличимые внешне, однако абсолютно разные по характеру и стилю жизни. И оба в момент кражи находились за пределами Нью-Йорка.
Деврис отдал на экспертизу образец почерка Джастина Деверелла. Результат оказался почти сверхъестественным. Подписи у братьев были неотличимы, как и лица.
Зайдя в тупик, Деврис принял решение обсудить ситуацию со своим непосредственным начальником.
– У меня сложилось совершенно однозначное мнение, Фрэнк, – заявил он. – Коллин Деверелл тут ни при чем. Мне кажется, он не отдал бы эти картины, даже если на карту была бы поставлена его жизнь. Для него, несомненно, важнее те чувства или, если угодно, сантименты, которые связаны с этими вещами, чем их ценность, выраженная в долларах и центах.
– Ты подозреваешь второго близнеца? – спросил начальник.
Деврис покачал головой:
– Просто не знаю, что и думать. Какой, к чертям, резон главе такого гиганта, как «Интерконтинентал ойл», красть картины и драгоценности, которые он сам же отдал брату в обмен на право полностью контролировать компанию? В этом нет ни малейшего смысла.
– Все, что связано с братьями Деверелл, кажется не имеющим смысла, – задумчиво сказал Фрэнк Говард, снова просматривая доклад Девриса. – С одной стороны, Коллин, совершенно очевидно, бунтарский элемент семьи. Он блестящий спортсмен, умница, питающий очень мало или, точнее говоря, вообще не питающий никакого интереса к семейному бизнесу. С юных лет то и дело влипал во всякие истории, не слишком считаясь с законом, о чем ты сам пишешь в докладе. Неоднократные штрафы за превышение скорости, увлечение нелегальными играми и прочее. С другой стороны, Джастин тоже достаточно необычный человек, который, если не считать работы, ведет настолько уединенный образ жизни, что это даже трудно представить. Совсем немного друзей и ни одного серьезного романа. Ни одного!Безграничная преданность компании. Можно сказать, одержимость ею. Тебе не кажется это немного странным?
– Мне все, связанное с этой историей, кажется странным, – пробормотал Деврис, устало потирая глаза.
– Эксперты-графологи подтверждают вину Коллина Деверелла, но ты по-прежнему веришь его объяснениям.
Деврис кивнул.
– Вряд ли можно так хорошо играть. Что бы там ни говорили эксперты.
– И что мы скажем нашим клиентам?
– Что у нас нет доказательств, – без колебаний ответил Деврис. – Что слуги убеждены, будто Деверелл сам продал картины, но неопровержимых доказательств нет. Думаю, нужно порекомендовать им выплатить страховку, хотя очень сомнительно, чтобы Деверелл остался этим доволен.
– Минуточку, Антон… Ты рассказал Девереллу о результатах экспертизы? – спросил Говард.
Деврис покачал головой.
– Нет еще, но непременно расскажу. И очень скоро.
– Если у экспертов нет никаких сомнений, тогда почему вы все еще мне верите?
Разговор происходил в библиотеке. Коллин стоял, прислонившись к книжному шкафу, и пристально глядел на следователя.
– А что, есть убедительные основания не верить? – спросил Деврис.
– Нет, – с прежней настороженностью ответил Коллин. – Тут вы правы. Я не продал бы эти картины ни за какие деньги. Но вряд ли вам понятно почему. А раз так, то с какой стати вы верите мне, а не этим так называемым доказательствам моего мошенничества? Не думаю, чтобы такой подход сильно обрадовал вашего клиента.
Следователь проигнорировал дерзость, прозвучавшую в этих словах. Может, и он повел бы себя точно так же, окажись в подобной ситуации. Деврис протянул Коллину заключение экспертизы.
– Пусть оно останется у вас, – сказал он. – Иначе страховая компания будет иметь основания предъявить вам обвинение в мошенничестве. И скорее всего выиграет дело.
Некоторое время Коллин молча изучал бумагу, потом снова посмотрел на Девриса.
– Не понимаю, почему вы не подошьете ее к делу? Ради чего так поступаете? – по-прежнему подозрительно спросил он.
Позиция Коллина раздражала Девриса, но одновременно окончательно убеждала в том, что тот говорил правду.
– Не люблю, когда совершаются ошибки, мистер Деверелл, – после затянувшегося молчания ответил следователь. – Не хочу прикладывать руки к тому, чтобы невинного человека засадили в тюрьму. Полагаю, вас провели. И не верю в вашу теорию о том, что тут действовал дилетант.
– Да? – с холодком спросил Коллин. – А какая, позвольте узнать, у вас на этот счет теория?
– Убежден, что тот или, возможно, те, кто стоит за всем этим, совершенно точно знали, что делали. Может быть, кому-то очень хотелось упрятать вас в тюрьму за кражу собственного имущества. Кто бы это мог быть, а? У вас нет никаких догадок на этот счет?
Коллин снова опустил взгляд на бумагу, которую держал в руке. Догадка у него была, точно, но он не собирался делиться своими соображениями ни с Деврисом, ни с кем-либо еще.
Он был намерен сам или подтвердить или опровергнуть свою версию.
Коллин долгое время никак не хотел верить в то, что, возможно, в краже замешан брат. Даже когда у него возникли первые подозрения, а произошло это после рассказа Генри Гаррисона о документе на продажу, который тот видел собственными глазами, он сознательно гнал от себя подобные мысли. Джастин мог быть кем угодно, только не вором. И даже после заключительного разговора со следователем страховой компании Коллин продолжал надеяться, что ошибается, и не отправился к Джастину тут же выяснять отношения.
Вместо этого он стал изучать, что именно и как делал брат, став главой «Интерконтинентал ойл». Когда почти три года назад Коллин покидал Нью-Йорк, ходили упорные слухи, будто компания испытывает серьезные трудности. Смерть Квентина Деверелла поколебала фундамент, на котором было возведено здание «Интерконтинентал ойл». Может быть, неприятности оказались гораздо серьезнее, чем предполагал Коллин?