Страница:
Ступив под струи душа, он немедленно почувствовал прилив сил. Или его подбодрила прошедшая ночь, страсть, бросившая их в объятия друг друга? Джейм сказала, что любит его. Николасу хотелось верить ей. Сам он не сомневался в своей любви к Джейм. Он был готов жениться на ней сейчас же, в эту минуту — только бы она согласилась. Ведь даже признавшись в любви, она сказала, что не может ничего обещать. Зачем, ну зачем все нужно усложнять? Николас не знал ответа, знал лишь, что вовек не сможет заставить себя расстаться с Джейм.
Она вошла в его кровь и плоть.
— Давай поженимся, — предложил Николас.
— Давай не будем торопить события, — твердым тоном отозвалась Джейм, натягивая башмаки.
Николас надел рубашку.
— Все еще не хочешь терять независимость? — сказал он нарочито беззаботным голосом, застегивая рукава.
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу строить сейчас планы на будущее, — заметила Джейм, отбрасывая с плеч свои длинные волосы.
— До тех пор, пока не найдешь отца, — заключил Николас, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучала горечь.
Джейм кивнула, избегая встречаться с ним глазами.
— А если ты ошибаешься? — спросил Николас, поворачиваясь к ней. — Что, если он все же виноват в чем-то, даже если не предатель? Не придется ли тебе потом кусать локти?
— Нет, не придется, — уверенно возразила Джейм. — Иначе я всю жизнь буду мучиться сомнениями, которые в конце концов сведут меня с ума. Что бы я ни узнала о нем — хорошее или плохое, — я как-нибудь переживу.
— Ты уверена в этом?
— У меня есть шанс, и я его не упущу.
Николас долго смотрел на Джейм изучающим взглядом, понимая, что ему никогда не удастся отговорить ее. Она никогда не оставит своих попыток отыскать правду. И если он хочет, чтобы у них с Джейм было хоть какое-нибудь будущее, он должен смириться, и не просто смириться, а всеми силами помогать ей в поисках.
В противном случае им не поладить.
Девятого января тысяча девятьсот восемьдесят шестого года в греческом городе Глифада террористы взорвали бар, облюбованный американскими солдатами. Узнав об этом из парижских газет, Джейм задумалась, правду ли ей сказал Жюльен Арман. Неужели ее отец действительно занимался антитеррористической деятельностью?
И если так, не мог ли он сейчас находиться в Греции?
Вашингтон, округ Колумбия
— Она выписалась из больницы? — спросил Гарри Уорнер.
— Выписалась и вернулась в Париж, — донесся из трубки ответ. — Она переехала к Кенделлу.
— Это интересно, — задумчиво произнес Уорнер. — Кенделл только что уволился из посольства.
— Умудрившись перед тем породить целую лавину вопросов.
— Тут мы дали промашку, — напряженным тоном отозвался Уорнер. — Как дела у Форрестера?
— Форрестер остался недоволен… Во время последней встречи он сказал, что собирается в длительный отпуск.
— У него не появилось желания встретиться с дочерью Лайнда?
— Если и появилось, он никак его не выразил.
— Хорошо. Держите меня в курсе.
— Ладно. Ты победила.
Джейм подняла голову и посмотрела на Николаев, который входил в спальню.
— Замечательно. И кого же я победила?
— Я решил, что, если врага нельзя сломить, нужно сделать его своим другом.
Джейм улыбнулась.
— О чем ты?
— О том, — устало заговорил он, — что я не в силах перебороть твою решимость рисковать собственной жизнью, лишь бы найти отца.
— Я рада, что ты наконец это осознал, — ответила Джейм, откладывая расческу.
— Позволь мне закончить, — сказал Николас, развязывая галстук и поворачиваясь, чтобы еще раз на нее посмотреть. — Мы сделаем все возможное, чтобы отыскать его.
— Мы? — Джейм бросила на Николаев вопросительный взгляд.
— Ты ведешь опасную игру, Джейм, — продолжал он. — Я не позволю тебе играть в одиночку, если могу помочь.
Джейм заставила себя улыбнуться.
— Ты и до сих пор помогал мне.
Николас вздохнул.
— Отныне я не намерен бороться с неизбежным. — Николас облокотился о стол, скрестив руки на груди. — Я люблю тебя. Если это способно тебя удовлетворить, заставить забыть о прошлом и подумать о будущем — нашем будущем, — то я готов разделить с тобой риск.
Джейм поднялась на ноги, улыбаясь.
— А ведь ты, пожалуй, и вправду стоишь того времени, что я на тебя потратила, — сказала она, протягивая ему руки. — Думаю, сейчас самый удобный момент показать, как я тебе благодарна…
Когда на следующее утро Джейм проснулась, Николае уже ушел. На зеркале в ванной была приклеена записка:
«Решил проверить несколько предположений. Если задержусь, позвоню. Люблю тебя. Николас».
Джейм улыбнулась. Николас сдержал обещание, данное накануне. Сколько людей за двадцать девять лет ее жизни давали обещания лишь для того, чтобы в итоге предать ее! «Наконец-то я не одинока», — подумала Джейм.
Ее мысли были прерваны звонком в дверь. Она бросила взгляд на часы, стоящие на тумбочке у кровати.
Пятнадцать минут одиннадцатого. Должно быть, пришел посыльный, который дважды в неделю приносил вещи из химчистки. Джейм накинула халат и пошла впустить посыльного в квартиру.
— Сегодня вы раньше обычного, — заговорила она, распахнув дверь. — Вы… вы не из химчистки!
Человек, стоявший на пороге, ничуть не напоминал мальчика на побегушках. Это был высокий, хорошо одетый мужчина с суровым морщинистым лицом и редеющими пепельными волосами. На вид ему было далеко за шестьдесят. Что-то в его облике показалось Джейм смутно знакомым, но она была уверена, что до сих пор не встречала этого человека.
— Вы действительно похожи на него, — сообщил гость. — Теперь я не сомневаюсь в том, кто вы.
— О чем вы говорите? — спросила Джейм. Она еще не совсем проснулась и была несколько смущена. — Мы знакомы?
— Немного, — ответил мужчина, устало улыбаясь. — Я Форрестер. Джек Форрестер.
Глава 25
Глава 26
Она вошла в его кровь и плоть.
— Давай поженимся, — предложил Николас.
— Давай не будем торопить события, — твердым тоном отозвалась Джейм, натягивая башмаки.
Николас надел рубашку.
— Все еще не хочешь терять независимость? — сказал он нарочито беззаботным голосом, застегивая рукава.
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу строить сейчас планы на будущее, — заметила Джейм, отбрасывая с плеч свои длинные волосы.
— До тех пор, пока не найдешь отца, — заключил Николас, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучала горечь.
Джейм кивнула, избегая встречаться с ним глазами.
— А если ты ошибаешься? — спросил Николас, поворачиваясь к ней. — Что, если он все же виноват в чем-то, даже если не предатель? Не придется ли тебе потом кусать локти?
— Нет, не придется, — уверенно возразила Джейм. — Иначе я всю жизнь буду мучиться сомнениями, которые в конце концов сведут меня с ума. Что бы я ни узнала о нем — хорошее или плохое, — я как-нибудь переживу.
— Ты уверена в этом?
— У меня есть шанс, и я его не упущу.
Николас долго смотрел на Джейм изучающим взглядом, понимая, что ему никогда не удастся отговорить ее. Она никогда не оставит своих попыток отыскать правду. И если он хочет, чтобы у них с Джейм было хоть какое-нибудь будущее, он должен смириться, и не просто смириться, а всеми силами помогать ей в поисках.
В противном случае им не поладить.
Девятого января тысяча девятьсот восемьдесят шестого года в греческом городе Глифада террористы взорвали бар, облюбованный американскими солдатами. Узнав об этом из парижских газет, Джейм задумалась, правду ли ей сказал Жюльен Арман. Неужели ее отец действительно занимался антитеррористической деятельностью?
И если так, не мог ли он сейчас находиться в Греции?
Вашингтон, округ Колумбия
— Она выписалась из больницы? — спросил Гарри Уорнер.
— Выписалась и вернулась в Париж, — донесся из трубки ответ. — Она переехала к Кенделлу.
— Это интересно, — задумчиво произнес Уорнер. — Кенделл только что уволился из посольства.
— Умудрившись перед тем породить целую лавину вопросов.
— Тут мы дали промашку, — напряженным тоном отозвался Уорнер. — Как дела у Форрестера?
— Форрестер остался недоволен… Во время последней встречи он сказал, что собирается в длительный отпуск.
— У него не появилось желания встретиться с дочерью Лайнда?
— Если и появилось, он никак его не выразил.
— Хорошо. Держите меня в курсе.
— Ладно. Ты победила.
Джейм подняла голову и посмотрела на Николаев, который входил в спальню.
— Замечательно. И кого же я победила?
— Я решил, что, если врага нельзя сломить, нужно сделать его своим другом.
Джейм улыбнулась.
— О чем ты?
— О том, — устало заговорил он, — что я не в силах перебороть твою решимость рисковать собственной жизнью, лишь бы найти отца.
— Я рада, что ты наконец это осознал, — ответила Джейм, откладывая расческу.
— Позволь мне закончить, — сказал Николас, развязывая галстук и поворачиваясь, чтобы еще раз на нее посмотреть. — Мы сделаем все возможное, чтобы отыскать его.
— Мы? — Джейм бросила на Николаев вопросительный взгляд.
— Ты ведешь опасную игру, Джейм, — продолжал он. — Я не позволю тебе играть в одиночку, если могу помочь.
Джейм заставила себя улыбнуться.
— Ты и до сих пор помогал мне.
Николас вздохнул.
— Отныне я не намерен бороться с неизбежным. — Николас облокотился о стол, скрестив руки на груди. — Я люблю тебя. Если это способно тебя удовлетворить, заставить забыть о прошлом и подумать о будущем — нашем будущем, — то я готов разделить с тобой риск.
Джейм поднялась на ноги, улыбаясь.
— А ведь ты, пожалуй, и вправду стоишь того времени, что я на тебя потратила, — сказала она, протягивая ему руки. — Думаю, сейчас самый удобный момент показать, как я тебе благодарна…
Когда на следующее утро Джейм проснулась, Николае уже ушел. На зеркале в ванной была приклеена записка:
«Решил проверить несколько предположений. Если задержусь, позвоню. Люблю тебя. Николас».
Джейм улыбнулась. Николас сдержал обещание, данное накануне. Сколько людей за двадцать девять лет ее жизни давали обещания лишь для того, чтобы в итоге предать ее! «Наконец-то я не одинока», — подумала Джейм.
Ее мысли были прерваны звонком в дверь. Она бросила взгляд на часы, стоящие на тумбочке у кровати.
Пятнадцать минут одиннадцатого. Должно быть, пришел посыльный, который дважды в неделю приносил вещи из химчистки. Джейм накинула халат и пошла впустить посыльного в квартиру.
— Сегодня вы раньше обычного, — заговорила она, распахнув дверь. — Вы… вы не из химчистки!
Человек, стоявший на пороге, ничуть не напоминал мальчика на побегушках. Это был высокий, хорошо одетый мужчина с суровым морщинистым лицом и редеющими пепельными волосами. На вид ему было далеко за шестьдесят. Что-то в его облике показалось Джейм смутно знакомым, но она была уверена, что до сих пор не встречала этого человека.
— Вы действительно похожи на него, — сообщил гость. — Теперь я не сомневаюсь в том, кто вы.
— О чем вы говорите? — спросила Джейм. Она еще не совсем проснулась и была несколько смущена. — Мы знакомы?
— Немного, — ответил мужчина, устало улыбаясь. — Я Форрестер. Джек Форрестер.
Глава 25
— Ваш отец как нельзя лучше соответствовал тому образу жизни, который мы вели. В душе он был настоящим искателем приключений, — вспоминал Форрестер. — Во времена УСС мы сотрудничали с французским Сопротивлением, и для вашего отца не было невыполнимых задач.
Однажды он умудрился наладить радиосвязь с нашими людьми в Англии прямо под носом у гестаповцев. Он сидел с аппаратурой в огромной бочке, а я правил повозкой, колеся по улицам Гавра. В другой раз он надел мундир немецкого генерала и проник в парижскую штаб-квартиру гестапо. — Форрестер помолчал и добавил:
— После войны все пошло по-другому. Он тосковал по былой жизни, полной опасностей и риска, которые нужно было преодолевать собственными силами.
— И он вернулся в разведку, — заключила Джейм, наливая гостю кофе.
Форрестер кивнул.
— Ни один человек не воспринял возрождение разведывательной службы с таким воодушевлением, как ваш отец, — продолжал он. — В годы «холодной войны» он с завидной регулярностью посещал Россию — разумеется, под видом дельца. В тысяча девятьсот шестьдесят первом году во время карибского кризиса его отправили в Гавану следить за Кастро и русскими ракетами, установленными на кубинской территории.
— А сейчас? — спросила Джейм.
Форрестер бросил на нее настороженный взгляд, но все же ответил:
— Ваш отец — специалист по борьбе с терроризмом.
— Что это значит?
— В свое время он обучал бойцов антитеррористических подразделений американской «Дельты» и английской «Эс-эй-эс», — сказал Форрестер и пригубил кофе. — Потом его внедрили в лагерь подготовки террористов в Ливии.
— В Ливии! — испуганно воскликнула Джейм.
Форрестер кивнул:
— Да. Он уже давно находится там.
— К чему вся эта ложь? — спросила Джейм. — Зачем вы сказали, что он изменник? Зачем меня пытались заставить поверить, будто он предал свою страну?
— Чтобы обеспечить его безопасность, — просто ответил Форрестер.
— Он в Ливии, — сказала Джейм Николасу, когда они улеглись в постель. — Его отправили туда в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году, когда ЦРУ помогало Каддафи свалить режим короля Идриса. Отца пришлось выдать за изменника, чтобы ливийцы приняли его на службу.
На лице Николаев отразилось облегчение.
— Значит, теперь ты все знаешь, — произнес он, привлекая к себе Джейм. — Твой отец жив, как ты и утверждала. Он не предатель, не двойной агент. — Николае поцеловал ее. — Может быть, мы забудем об этом сумасшествии и заживем нормальной жизнью?
Джейм с удивлением посмотрела на него:
— Ни в коем случае.
— Ты получила ответы на все свои вопросы, — заметил Николас, понимая, к чему она клонит. — Чего же тебе еще надо?
— Я хочу увидеть его.
— Твой отец в Ливии, Джейм. Не забывай, американцы — тамошнее национальное блюдо.
— И все же я хочу его повидать.
Николас раздраженно хлопнул себя по лбу.
— Неужели ты всерьез?
— Разумеется.
— Не можешь же ты попросту приехать в Ливию, чтобы встретиться с отцом. Сейчас не та обстановка.
— Плевать!
Даже в темноте Николас видел знакомый упрямый огонек, вспыхнувший в ее темно-зеленых глазах. Он уже не сомневался, что Джейм преисполнена решимости отправиться в Ливию на поиски отца.
Еще меньше он сомневался в том, что поедет вместе с ней.
Вашингтон, округ Колумбия
Когда зазвонил телефон, Гарри Уорнер завтракал у себя дома в Джорджтауне. Его жена Мирна взяла трубку, сказала несколько слов, передала аппарат мужу и, словно по сигналу, предупредительно покинула комнату.
Уорнер прижал трубку к уху.
— Алло?
— Это я.
— Тебе же велено никогда не звонить мне домой! — раздраженно произнес Уорнер.
— У меня важное сообщение.
Уорнер перевел дух.
— Что случилось?
— Форрестер обвел нас вокруг пальца.
— Что? — Уорнер едва не выпрыгнул из кресла.
— Он поехал к дочери Лайнда.
— Он ей что-нибудь рассказывает?
— А как вы думаете? Слава Богу, я установил там микрофоны.
Уорнер нервно стиснул зубы.
— Приклейся к ним, не отпускай их ни на шаг.
— А чем я, по-вашему, занимался до сих пор?
Уорнер пропустил мимо ушей последнее замечание.
— Не упусти их из виду, — добавил он.
— Что делать с Форрестером?
— Забудь о Форрестере, — отрезал Уорнер. — Я сам позабочусь о нем.
— Думаете, Джейм Лайнд хватит глупости поехать в Ливию?
— Она наверняка попытается.
— В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году ЦРУ поддержало намерения Каддафи низложить короля Идриса I, который был стар, слаб здоровьем и, как считалось, решительно настроен против США, — рассказывал Форрестер. — В ту пору двадцатисемилетний Каддафи опирался на группу молодых ливийских офицеров-связников — среди них не было ни одного человека старше тридцати лет. С помощью Штатов они заняли Триполи и Бенгази, ворвались во дворец и захватили военные объекты и узлы коммуникаций. Опять-таки при помощи США Каддафи сплотил вокруг себя несколько тысяч солдат.
— А мой отец должен был способствовать укреплению его мощи, — задумчиво сказала Джейм.
Форрестер на мгновение замялся, потом кивнул.
— Да, это так, — сказал он наконец. — Ваш отец с самого начала сомневался в Каддафи, но был вынужден выполнять задание.
Джейм оттянула книзу свой оранжевый свитер и выпрямилась в кресле. На ее лице застыло непроницаемое выражение.
— А теперь, стало быть, он занимается подрывом сил ливийцев, — сдержанным голосом произнесла она.
— Вскоре после того как люди Каддафи попытались восстать против него, ваш отец покинул Триполи и некоторое время провел в Сирии, — продолжал Форрестер. — В ту пору мы — я имею в виду Компанию — занимались изучением террористической деятельности в этой стране. Тогда-то ваш отец и приобщился к борьбе против терроризма.
— Почему он ни разу не побывал дома? — спросила Джейм. — Почему он хотя бы не попытался связаться со мной?
— Это было опасно — для него и для вас, — ответил Форрестер. — Не забывайте, он действовал под личиной предателя, человека, который не имеет права вернуться в свою страну. Если бы его легенда лопнула, это поставило бы под удар вас обоих.
Джейм заморгала, скрывая слезы, и дрожащим голосом спросила:
— Когда он вернулся в Ливию?
Форрестер на секунду задумался.
— После переворота, совершенного Каддафи, ваш отец многократно проникал в Ливию и покидал ее пределы. Этот маньяк с самого начала приносил нам одни неприятности. Честно говоря, эта операция обернулась для Компании сплошным позором. Каддафи проявил себя куда более непримиримым врагом Штатов, чем низложенный король, вдобавок он террорист до мозга костей.
— Кажется, его называют религиозным фанатиком? — осведомилась Джейм, вспомнив прочитанную когда-то статью.
— Можно сказать и так, — согласился Форрестер. — Ливийская полиция, выполняя указания вождя, решительно проводит в жизнь его собственную интерпретацию шариатского кодекса. В больших городах стражи порядка вылавливают на улицах девушек в слишком коротких, по их мнению, юбках и мажут им ноги красной краской, которую почти невозможно смыть. И что самое главное, ими движут не столько соображения морали, сколько желание пощупать и погладить ножки нарушительниц. Разумеется, такие жесткие меры не ограничиваются одними женщинами, — продолжал Форрестер, помолчав. — Мужчинам запрещено отращивать длинные волосы и носить тесные брюки. По мнению Каддафи, длинные волосы превращает мужчин в женщин, а узкие штаны — это проявление тлетворного влияние Запада. Когда ваш отец впервые вернулся в Триполи — это было в тысяча девятьсот семидесятом году, после того как Каддафи закрыл американскую авиабазу «Уилус» и британские военные аэродромы в Тобруке и Эль-Эдаме, — ему пришлось перекрасить волосы в черный цвет, чтобы не привлекать к себе внимания. Его огненная шевелюра слишком выделялась на фоне черноволосых арабских голов.
Джейм задумалась над последними словами Форрестера, тщетно пытаясь представить отца брюнетом.
— С тех пор он седой как лунь, — добавил Форрестер как бы про себя.
— Это и неудивительно, — заметила Джейм.
— Постепенно Каддафи стал главной и единственной заботой Единорога, — продолжал Форрестер. — Ваш отец оказался одним из немногих специалистов, которые могли присматривать за тренировочными лагерями ливийцев и, в частности, за самим Каддафи. — Он допил кофе. — Когда стало очевидно, что «бешеный пес»
Ближнего Востока представляет реальную угрозу, было решено, что его следует держать под неусыпным наблюдением и что США должны соблюдать величайшую осторожность, имея с ним какие-либо дела. В тысяча девятьсот семидесятом году Госдепартамент аннулировал экспортные лицензии двух американских компаний, собиравшихся продать Ливии ядерные реакторы и топливо. Эти сделки лишь укрепили бы авторитет Каддафи и еще больше ожесточили его.
— А мой отец?..
— Джеймс предупреждал, что террористическая деятельность Каддафи представляет угрозу не только для стран Запада, но также для ряда арабских союзников Ливии. В том же году появились сведения, что Каддафи участвовал в неудавшемся покушении Организации освобождения Палестины на иорданского короля Хусейна в Омане. Он также содействовал покушениям на суданского руководителя Нимейри, на марокканского — Хассана, на Буржибу из Туниса. Он вошел в союз с Мальтой, Угандой и Сирией — странами, известными своей принадлежностью к террористическому миру. У него крепкие связи с такими организациями, как «Черный сентябрь» и итальянские «Красные бригады». Чем сильнее разворачивалась эскалация напряженности на Ближнем Востоке, тем яснее становилось, что ваш отец должен продолжать действовать там, причем нелегально.
— Я не понимаю только одной вещи, — заговорила Джейм, выбирая слова. — Почему моему отцу пришлось делать вид, что он изменник?
— Чтобы выявить настоящего изменника, — негромко произнес Форрестер.
— Ты с ума сошла.
— Я должна найти своего отца, — заявила Джейм, давая понять, что этот вопрос не подлежит обсуждению.
— Послушай, я понимаю, что ты чувствуешь, — настаивал Николас. — Я обещал помогать тебе до конца.
Но когда речь идет о Ливии, это не просто опасно, это верное самоубийство!
— Тебе не обязательно ехать со мной, — отозвалась Джейм.
Николас уселся и с недоверием посмотрел на нее.
— А что об этом сказал Форрестер?
— Он думает точно так же, как ты. Говорит, это чересчур рискованно.
— Прислушайся к его совету. Он знает, что делает. — Николас вновь улегся.
— И тем не менее он согласился поехать со мной, — произнесла Джейм, выключая свет.
— Мы уже давно подозреваем, что в ряды наших людей в Ливии затесался предатель, — сказал ей на следующий день Форрестер.
— Эдвин Уилсон? — предположила Джейм, вспомнив газетную статью о деле Уилсона. По данным прессы, он был агентом ЦРУ, потом перебежал на сторону ливийцев и помогал им приобретать оружие. Однако по поводу ее отца таких сведений в газетах не появлялось — только противоречивые слухи и домыслы. Теперь Джейм по крайней мере понимала, чем это объясняется.
Форрестер кивнул.
— Ваш отец подозревал многих людей, — обронил он.
— У Уилсона были помощники, — продолжала вспоминать Джейм.
— Совершенно верно, — подтвердил Форрестер. — Но Джеймс не сомневался, что в Ливии действуют и другие перебежчики, не имеющие никакого отношения к Уилсону и его организации.
— А если его легенда лопнет?
Форрестер посмотрел ей прямо в глаза.
— Тогда его убьют.
Вашингтон, округ Колумбия
Читая записки, лежащие на его столе, Гарри Уорнер ощутил безотчетную тревогу. Прикрытие Джеймса Лайнда — его мнимая государственная измена и бегство в Ливию — с самого начала задумывалось и планировалось очень тщательно. Немногие посвященные были едины во мнении, что легенда Единорога не должна иметь разночтений, иначе ливийцы заподозрят неладное.
И тем не менее кто-то скормил дочери Лайнда несколько противоречащих друг другу версий исчезновения ее отца. Кто-то из сотрудников Компании. «Зачем? — спрашивал себя Уорнер. — Зачем людям Компании вызывать подозрение к Лайнду и его отношениям с американским правительством?»
Только для того, чтобы разоблачить его.
— Мне поведали так много разных историй, — сказала Джейм Форрестеру, перечисляя препятствия, встречавшиеся на ее пути, который закончился в Париже. — В конце концов я решила, что не должна опускать руки до тех пор, пока не найду отца или по крайней мере не выясню правду о том, что с ним случилось после его исчезновения.
Форрестер внимательно смотрел на нее, в его глазах застыло беспокойство.
— Здесь что-то не так, — тревожно произнес он.
— Не сомневаюсь, — мрачным голосом отозвалась Джейм.
— Я имел в виду другое. Отклонений от официальной версии быть не должно. При разработке легенды вашего отца было решено, что она должна выглядеть безупречно и обоснованно.
— Что же это значит?
— А это значит, милая девушка, что кто-то использовал вас, чтобы выследить вашего отца, — кто-то, желающий найти его так же страстно, как вы. — Форрестер помолчал. — Если мои подозрения верны, нам нельзя терять ни секунды. Я должен отправиться в Триполи сегодня же ночью.
— Мы должны, — поправила его Джейм.
— Нет, — ответил он, покачав головой. — Это слишком опасно. Я еду один.
— И я тоже, — уперлась Джейм. — С вами либо без вас. Что вы предпочитаете?
Форрестер замялся, не зная, какой вариант сулит больший риск.
— Прекрасно, — ответил он наконец. — Вы поедете со мной, — Разве вам не полагается связаться с кем-нибудь?
Я хочу сказать, если мой отец попал в беду… — заговорила Джейм.
Форрестер покачал головой:
— Мы ни с кем не можем связываться.
— Но почему?..
— Потому что не знаем, кто допустил утечку сведений, — веско произнес Форрестер. — Отныне мы никому ничего не можем рассказывать.
— Это безумие! — вспылил Николас. — Ты думаешь, в Ливию так же легко въехать, как в соседний город? Ты хотя бы догадываешься, какая сложная там обстановка?
Джейм вперила в него сердитый взгляд.
— Да! Догадываюсь! — выпалила она в ответ. — Я, знаешь ли, иногда почитываю газеты!
— Значит, ты не ставишь свою жизнь ни в грош! — запальчиво произнес Николас. — Может быть, у тебя мания смерти?
Джейм порывисто обернулась и посмотрела ему в лицо.
— Куда девались любовь и взаимопонимание? — спросила она. — Неужели ты забыл о своем обещании любой ценой помочь мне в поисках?
— Я предпочел бы видеть тебя живой — если, конечно, ты не возражаешь!
— Сейчас в Ливии живет немало американцев, — заметила Джейм.
— Они находятся там вопреки указаниям Госдепартамента, — возразил Николас. — И не забывай: тебе будет не так-то легко смешаться с толпой ливийцев!
Джейм наградила его убийственным взглядом.
— Кем ты себя возомнил? Кто ты такой? Мой хозяин?
— Еще чего не хватало! — гневно воскликнул Николае. — Я просто безмозглый идиот, которого угораздило в тебя влюбиться!
Джейм секунду молча смотрела на него.
— Извини, — негромко сказала она. — Я не хотела тебя обидеть. Я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня, беспокоишься обо мне. Но я должна найти своего отца, должна увидеться с ним, поговорить. Даже если это будет наша последняя встреча.
Николас обнял ее.
— Понимаю, — ответил он, гладя Джейм по голове. — Во всяком случае, пытаюсь понять. Я не могу смириться с мыслью о том, что ты делаешь из себя подсадную утку в тире Каддафи. — Он поцеловал ее в лоб. — Господи, ведь твоя затея — то же самое, что войти в воду, зная о кишащих там акулах!
Джейм прильнула к нему.
— Честно говоря, я и сама боюсь, — призналась она. — Я боюсь с той самой минуты, когда приступила к поискам. Каждое утро, просыпаясь, я спрашиваю себя: стоит ли заниматься тем, что я делаю? И, как бы я ни сопротивлялась, ответ всегда получается один — да, стоит. Я хочу — нет, должна — сделать это ради самой себя.
— В таком случае нам пора укладывать вещи, — сказал Николас, на мгновение задержав ее в объятиях.
— Нам? — спросила Джейм, подняв на него глаза.
Николас заставил себя улыбнуться.
— Я ни за что не отпущу тебя одну.
Однажды он умудрился наладить радиосвязь с нашими людьми в Англии прямо под носом у гестаповцев. Он сидел с аппаратурой в огромной бочке, а я правил повозкой, колеся по улицам Гавра. В другой раз он надел мундир немецкого генерала и проник в парижскую штаб-квартиру гестапо. — Форрестер помолчал и добавил:
— После войны все пошло по-другому. Он тосковал по былой жизни, полной опасностей и риска, которые нужно было преодолевать собственными силами.
— И он вернулся в разведку, — заключила Джейм, наливая гостю кофе.
Форрестер кивнул.
— Ни один человек не воспринял возрождение разведывательной службы с таким воодушевлением, как ваш отец, — продолжал он. — В годы «холодной войны» он с завидной регулярностью посещал Россию — разумеется, под видом дельца. В тысяча девятьсот шестьдесят первом году во время карибского кризиса его отправили в Гавану следить за Кастро и русскими ракетами, установленными на кубинской территории.
— А сейчас? — спросила Джейм.
Форрестер бросил на нее настороженный взгляд, но все же ответил:
— Ваш отец — специалист по борьбе с терроризмом.
— Что это значит?
— В свое время он обучал бойцов антитеррористических подразделений американской «Дельты» и английской «Эс-эй-эс», — сказал Форрестер и пригубил кофе. — Потом его внедрили в лагерь подготовки террористов в Ливии.
— В Ливии! — испуганно воскликнула Джейм.
Форрестер кивнул:
— Да. Он уже давно находится там.
— К чему вся эта ложь? — спросила Джейм. — Зачем вы сказали, что он изменник? Зачем меня пытались заставить поверить, будто он предал свою страну?
— Чтобы обеспечить его безопасность, — просто ответил Форрестер.
— Он в Ливии, — сказала Джейм Николасу, когда они улеглись в постель. — Его отправили туда в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году, когда ЦРУ помогало Каддафи свалить режим короля Идриса. Отца пришлось выдать за изменника, чтобы ливийцы приняли его на службу.
На лице Николаев отразилось облегчение.
— Значит, теперь ты все знаешь, — произнес он, привлекая к себе Джейм. — Твой отец жив, как ты и утверждала. Он не предатель, не двойной агент. — Николае поцеловал ее. — Может быть, мы забудем об этом сумасшествии и заживем нормальной жизнью?
Джейм с удивлением посмотрела на него:
— Ни в коем случае.
— Ты получила ответы на все свои вопросы, — заметил Николас, понимая, к чему она клонит. — Чего же тебе еще надо?
— Я хочу увидеть его.
— Твой отец в Ливии, Джейм. Не забывай, американцы — тамошнее национальное блюдо.
— И все же я хочу его повидать.
Николас раздраженно хлопнул себя по лбу.
— Неужели ты всерьез?
— Разумеется.
— Не можешь же ты попросту приехать в Ливию, чтобы встретиться с отцом. Сейчас не та обстановка.
— Плевать!
Даже в темноте Николас видел знакомый упрямый огонек, вспыхнувший в ее темно-зеленых глазах. Он уже не сомневался, что Джейм преисполнена решимости отправиться в Ливию на поиски отца.
Еще меньше он сомневался в том, что поедет вместе с ней.
Вашингтон, округ Колумбия
Когда зазвонил телефон, Гарри Уорнер завтракал у себя дома в Джорджтауне. Его жена Мирна взяла трубку, сказала несколько слов, передала аппарат мужу и, словно по сигналу, предупредительно покинула комнату.
Уорнер прижал трубку к уху.
— Алло?
— Это я.
— Тебе же велено никогда не звонить мне домой! — раздраженно произнес Уорнер.
— У меня важное сообщение.
Уорнер перевел дух.
— Что случилось?
— Форрестер обвел нас вокруг пальца.
— Что? — Уорнер едва не выпрыгнул из кресла.
— Он поехал к дочери Лайнда.
— Он ей что-нибудь рассказывает?
— А как вы думаете? Слава Богу, я установил там микрофоны.
Уорнер нервно стиснул зубы.
— Приклейся к ним, не отпускай их ни на шаг.
— А чем я, по-вашему, занимался до сих пор?
Уорнер пропустил мимо ушей последнее замечание.
— Не упусти их из виду, — добавил он.
— Что делать с Форрестером?
— Забудь о Форрестере, — отрезал Уорнер. — Я сам позабочусь о нем.
— Думаете, Джейм Лайнд хватит глупости поехать в Ливию?
— Она наверняка попытается.
— В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году ЦРУ поддержало намерения Каддафи низложить короля Идриса I, который был стар, слаб здоровьем и, как считалось, решительно настроен против США, — рассказывал Форрестер. — В ту пору двадцатисемилетний Каддафи опирался на группу молодых ливийских офицеров-связников — среди них не было ни одного человека старше тридцати лет. С помощью Штатов они заняли Триполи и Бенгази, ворвались во дворец и захватили военные объекты и узлы коммуникаций. Опять-таки при помощи США Каддафи сплотил вокруг себя несколько тысяч солдат.
— А мой отец должен был способствовать укреплению его мощи, — задумчиво сказала Джейм.
Форрестер на мгновение замялся, потом кивнул.
— Да, это так, — сказал он наконец. — Ваш отец с самого начала сомневался в Каддафи, но был вынужден выполнять задание.
Джейм оттянула книзу свой оранжевый свитер и выпрямилась в кресле. На ее лице застыло непроницаемое выражение.
— А теперь, стало быть, он занимается подрывом сил ливийцев, — сдержанным голосом произнесла она.
— Вскоре после того как люди Каддафи попытались восстать против него, ваш отец покинул Триполи и некоторое время провел в Сирии, — продолжал Форрестер. — В ту пору мы — я имею в виду Компанию — занимались изучением террористической деятельности в этой стране. Тогда-то ваш отец и приобщился к борьбе против терроризма.
— Почему он ни разу не побывал дома? — спросила Джейм. — Почему он хотя бы не попытался связаться со мной?
— Это было опасно — для него и для вас, — ответил Форрестер. — Не забывайте, он действовал под личиной предателя, человека, который не имеет права вернуться в свою страну. Если бы его легенда лопнула, это поставило бы под удар вас обоих.
Джейм заморгала, скрывая слезы, и дрожащим голосом спросила:
— Когда он вернулся в Ливию?
Форрестер на секунду задумался.
— После переворота, совершенного Каддафи, ваш отец многократно проникал в Ливию и покидал ее пределы. Этот маньяк с самого начала приносил нам одни неприятности. Честно говоря, эта операция обернулась для Компании сплошным позором. Каддафи проявил себя куда более непримиримым врагом Штатов, чем низложенный король, вдобавок он террорист до мозга костей.
— Кажется, его называют религиозным фанатиком? — осведомилась Джейм, вспомнив прочитанную когда-то статью.
— Можно сказать и так, — согласился Форрестер. — Ливийская полиция, выполняя указания вождя, решительно проводит в жизнь его собственную интерпретацию шариатского кодекса. В больших городах стражи порядка вылавливают на улицах девушек в слишком коротких, по их мнению, юбках и мажут им ноги красной краской, которую почти невозможно смыть. И что самое главное, ими движут не столько соображения морали, сколько желание пощупать и погладить ножки нарушительниц. Разумеется, такие жесткие меры не ограничиваются одними женщинами, — продолжал Форрестер, помолчав. — Мужчинам запрещено отращивать длинные волосы и носить тесные брюки. По мнению Каддафи, длинные волосы превращает мужчин в женщин, а узкие штаны — это проявление тлетворного влияние Запада. Когда ваш отец впервые вернулся в Триполи — это было в тысяча девятьсот семидесятом году, после того как Каддафи закрыл американскую авиабазу «Уилус» и британские военные аэродромы в Тобруке и Эль-Эдаме, — ему пришлось перекрасить волосы в черный цвет, чтобы не привлекать к себе внимания. Его огненная шевелюра слишком выделялась на фоне черноволосых арабских голов.
Джейм задумалась над последними словами Форрестера, тщетно пытаясь представить отца брюнетом.
— С тех пор он седой как лунь, — добавил Форрестер как бы про себя.
— Это и неудивительно, — заметила Джейм.
— Постепенно Каддафи стал главной и единственной заботой Единорога, — продолжал Форрестер. — Ваш отец оказался одним из немногих специалистов, которые могли присматривать за тренировочными лагерями ливийцев и, в частности, за самим Каддафи. — Он допил кофе. — Когда стало очевидно, что «бешеный пес»
Ближнего Востока представляет реальную угрозу, было решено, что его следует держать под неусыпным наблюдением и что США должны соблюдать величайшую осторожность, имея с ним какие-либо дела. В тысяча девятьсот семидесятом году Госдепартамент аннулировал экспортные лицензии двух американских компаний, собиравшихся продать Ливии ядерные реакторы и топливо. Эти сделки лишь укрепили бы авторитет Каддафи и еще больше ожесточили его.
— А мой отец?..
— Джеймс предупреждал, что террористическая деятельность Каддафи представляет угрозу не только для стран Запада, но также для ряда арабских союзников Ливии. В том же году появились сведения, что Каддафи участвовал в неудавшемся покушении Организации освобождения Палестины на иорданского короля Хусейна в Омане. Он также содействовал покушениям на суданского руководителя Нимейри, на марокканского — Хассана, на Буржибу из Туниса. Он вошел в союз с Мальтой, Угандой и Сирией — странами, известными своей принадлежностью к террористическому миру. У него крепкие связи с такими организациями, как «Черный сентябрь» и итальянские «Красные бригады». Чем сильнее разворачивалась эскалация напряженности на Ближнем Востоке, тем яснее становилось, что ваш отец должен продолжать действовать там, причем нелегально.
— Я не понимаю только одной вещи, — заговорила Джейм, выбирая слова. — Почему моему отцу пришлось делать вид, что он изменник?
— Чтобы выявить настоящего изменника, — негромко произнес Форрестер.
— Ты с ума сошла.
— Я должна найти своего отца, — заявила Джейм, давая понять, что этот вопрос не подлежит обсуждению.
— Послушай, я понимаю, что ты чувствуешь, — настаивал Николас. — Я обещал помогать тебе до конца.
Но когда речь идет о Ливии, это не просто опасно, это верное самоубийство!
— Тебе не обязательно ехать со мной, — отозвалась Джейм.
Николас уселся и с недоверием посмотрел на нее.
— А что об этом сказал Форрестер?
— Он думает точно так же, как ты. Говорит, это чересчур рискованно.
— Прислушайся к его совету. Он знает, что делает. — Николас вновь улегся.
— И тем не менее он согласился поехать со мной, — произнесла Джейм, выключая свет.
— Мы уже давно подозреваем, что в ряды наших людей в Ливии затесался предатель, — сказал ей на следующий день Форрестер.
— Эдвин Уилсон? — предположила Джейм, вспомнив газетную статью о деле Уилсона. По данным прессы, он был агентом ЦРУ, потом перебежал на сторону ливийцев и помогал им приобретать оружие. Однако по поводу ее отца таких сведений в газетах не появлялось — только противоречивые слухи и домыслы. Теперь Джейм по крайней мере понимала, чем это объясняется.
Форрестер кивнул.
— Ваш отец подозревал многих людей, — обронил он.
— У Уилсона были помощники, — продолжала вспоминать Джейм.
— Совершенно верно, — подтвердил Форрестер. — Но Джеймс не сомневался, что в Ливии действуют и другие перебежчики, не имеющие никакого отношения к Уилсону и его организации.
— А если его легенда лопнет?
Форрестер посмотрел ей прямо в глаза.
— Тогда его убьют.
Вашингтон, округ Колумбия
Читая записки, лежащие на его столе, Гарри Уорнер ощутил безотчетную тревогу. Прикрытие Джеймса Лайнда — его мнимая государственная измена и бегство в Ливию — с самого начала задумывалось и планировалось очень тщательно. Немногие посвященные были едины во мнении, что легенда Единорога не должна иметь разночтений, иначе ливийцы заподозрят неладное.
И тем не менее кто-то скормил дочери Лайнда несколько противоречащих друг другу версий исчезновения ее отца. Кто-то из сотрудников Компании. «Зачем? — спрашивал себя Уорнер. — Зачем людям Компании вызывать подозрение к Лайнду и его отношениям с американским правительством?»
Только для того, чтобы разоблачить его.
— Мне поведали так много разных историй, — сказала Джейм Форрестеру, перечисляя препятствия, встречавшиеся на ее пути, который закончился в Париже. — В конце концов я решила, что не должна опускать руки до тех пор, пока не найду отца или по крайней мере не выясню правду о том, что с ним случилось после его исчезновения.
Форрестер внимательно смотрел на нее, в его глазах застыло беспокойство.
— Здесь что-то не так, — тревожно произнес он.
— Не сомневаюсь, — мрачным голосом отозвалась Джейм.
— Я имел в виду другое. Отклонений от официальной версии быть не должно. При разработке легенды вашего отца было решено, что она должна выглядеть безупречно и обоснованно.
— Что же это значит?
— А это значит, милая девушка, что кто-то использовал вас, чтобы выследить вашего отца, — кто-то, желающий найти его так же страстно, как вы. — Форрестер помолчал. — Если мои подозрения верны, нам нельзя терять ни секунды. Я должен отправиться в Триполи сегодня же ночью.
— Мы должны, — поправила его Джейм.
— Нет, — ответил он, покачав головой. — Это слишком опасно. Я еду один.
— И я тоже, — уперлась Джейм. — С вами либо без вас. Что вы предпочитаете?
Форрестер замялся, не зная, какой вариант сулит больший риск.
— Прекрасно, — ответил он наконец. — Вы поедете со мной, — Разве вам не полагается связаться с кем-нибудь?
Я хочу сказать, если мой отец попал в беду… — заговорила Джейм.
Форрестер покачал головой:
— Мы ни с кем не можем связываться.
— Но почему?..
— Потому что не знаем, кто допустил утечку сведений, — веско произнес Форрестер. — Отныне мы никому ничего не можем рассказывать.
— Это безумие! — вспылил Николас. — Ты думаешь, в Ливию так же легко въехать, как в соседний город? Ты хотя бы догадываешься, какая сложная там обстановка?
Джейм вперила в него сердитый взгляд.
— Да! Догадываюсь! — выпалила она в ответ. — Я, знаешь ли, иногда почитываю газеты!
— Значит, ты не ставишь свою жизнь ни в грош! — запальчиво произнес Николас. — Может быть, у тебя мания смерти?
Джейм порывисто обернулась и посмотрела ему в лицо.
— Куда девались любовь и взаимопонимание? — спросила она. — Неужели ты забыл о своем обещании любой ценой помочь мне в поисках?
— Я предпочел бы видеть тебя живой — если, конечно, ты не возражаешь!
— Сейчас в Ливии живет немало американцев, — заметила Джейм.
— Они находятся там вопреки указаниям Госдепартамента, — возразил Николас. — И не забывай: тебе будет не так-то легко смешаться с толпой ливийцев!
Джейм наградила его убийственным взглядом.
— Кем ты себя возомнил? Кто ты такой? Мой хозяин?
— Еще чего не хватало! — гневно воскликнул Николае. — Я просто безмозглый идиот, которого угораздило в тебя влюбиться!
Джейм секунду молча смотрела на него.
— Извини, — негромко сказала она. — Я не хотела тебя обидеть. Я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня, беспокоишься обо мне. Но я должна найти своего отца, должна увидеться с ним, поговорить. Даже если это будет наша последняя встреча.
Николас обнял ее.
— Понимаю, — ответил он, гладя Джейм по голове. — Во всяком случае, пытаюсь понять. Я не могу смириться с мыслью о том, что ты делаешь из себя подсадную утку в тире Каддафи. — Он поцеловал ее в лоб. — Господи, ведь твоя затея — то же самое, что войти в воду, зная о кишащих там акулах!
Джейм прильнула к нему.
— Честно говоря, я и сама боюсь, — призналась она. — Я боюсь с той самой минуты, когда приступила к поискам. Каждое утро, просыпаясь, я спрашиваю себя: стоит ли заниматься тем, что я делаю? И, как бы я ни сопротивлялась, ответ всегда получается один — да, стоит. Я хочу — нет, должна — сделать это ради самой себя.
— В таком случае нам пора укладывать вещи, — сказал Николас, на мгновение задержав ее в объятиях.
— Нам? — спросила Джейм, подняв на него глаза.
Николас заставил себя улыбнуться.
— Я ни за что не отпущу тебя одну.
Глава 26
Двадцать четвертого марта, в тот самый день, когда Джейм, Николас и Джек Форрестер покинули Париж, американская армада, состоявшая из тридцати военных кораблей и двух сотен самолетов, пересекла «линию смерти» и начала маневры в заливе Сидра. Как и следовало ожидать, Каддафи выполнил свое обещание открывать огонь по любому иностранному воздушному или морскому судну, нарушившему указанную линию, и пустил в ход ливийские ракеты «земля — воздух» советского производства. Вооруженное противостояние длилось менее двадцати четырех часов, в течение которых американцы потопили два ливийских пограничных катера, серьезно повредили еще три и разбомбили радарный пост, находившийся на суше.
Трое путешественников дожидались окончания конфликта по ту сторону ливийской границы с Алжиром.
Форрестер укрыл спутников в маленьком отеле неподалеку от приграничного города Эджеле и, невзирая на нетерпение Джейм, настоял, чтобы они оставались там до прекращения военных маневров.
— Сейчас они готовы без предупреждения стрелять во всякого, кто похож на американца, — сказал он, — а вам вряд ли удастся сойти за арабку.
— Это еще неизвестно, — с вызовом отозвалась Джейм.
— Что ты задумала на сей раз? — подозрительно осведомился Николас, когда они остались в своей комнате вдвоем.
Джейм лишь улыбнулась:
— Вот увидишь.
Спускаясь к ужину, они встретили Форрестера, который не сумел скрыть своего изумления при виде Джейм. Она надела длинное свободное хлопчатобумажное платье, какие носят арабские женщины Северной Африки: белое поле, расписанное бледно-коричневым и зеленым. Ее рыжие волосы целиком прятались под большим прямоугольным куском материи, повязанным на голове. Глаза Джейм были подведены сурьмой, на ногах были бабуши — остроносые кожаные сандалии.
— Откровенно говоря, я бы не узнал вас, не будь рядом Кенделла, — сказал Форрестер с явным одобрением в голосе.
Николас вопросительно посмотрел на него.
— У меня здесь свой человек, — продолжал Форрестер. — Он раздобудет одежду и припасы и проведет нас через границу в Триполи — это в пятистах километрах отсюда. Чем больше мы будем походить на местных жителей, тем безопаснее будет дорога.
— Тогда я всецело «за», — торопливо ввернул Николае.
Ресторан отеля выглядел так, словно сошел с экрана фильма о Ближнем Востоке: маленькие столики, теснящиеся друг к другу в продымленном помещении; под потолком, поскрипывая, медленно вращаются лопасти вентиляторов. За столиками, беседуя по-арабски и по-французски, сидели мужчины в традиционных джеллабах — свободных рубахах из белого в полоску хлопчатобумажного полотна. Некоторые носили тюрбаны, точно такие, какими были увенчаны головы Николаев и Форрестера. В углу комнаты трое нечесаных, небритых арабов в оливковой военной форме, с кинжалами в застегнутых кожаных ножнах, приглушенными голосами разговаривали с четвертым мужчиной, гражданским. Поглядев на него, Джейм поняла, что он нервничает ничуть не меньше, чем она сама.
Трое путешественников дожидались окончания конфликта по ту сторону ливийской границы с Алжиром.
Форрестер укрыл спутников в маленьком отеле неподалеку от приграничного города Эджеле и, невзирая на нетерпение Джейм, настоял, чтобы они оставались там до прекращения военных маневров.
— Сейчас они готовы без предупреждения стрелять во всякого, кто похож на американца, — сказал он, — а вам вряд ли удастся сойти за арабку.
— Это еще неизвестно, — с вызовом отозвалась Джейм.
— Что ты задумала на сей раз? — подозрительно осведомился Николас, когда они остались в своей комнате вдвоем.
Джейм лишь улыбнулась:
— Вот увидишь.
Спускаясь к ужину, они встретили Форрестера, который не сумел скрыть своего изумления при виде Джейм. Она надела длинное свободное хлопчатобумажное платье, какие носят арабские женщины Северной Африки: белое поле, расписанное бледно-коричневым и зеленым. Ее рыжие волосы целиком прятались под большим прямоугольным куском материи, повязанным на голове. Глаза Джейм были подведены сурьмой, на ногах были бабуши — остроносые кожаные сандалии.
— Откровенно говоря, я бы не узнал вас, не будь рядом Кенделла, — сказал Форрестер с явным одобрением в голосе.
Николас вопросительно посмотрел на него.
— У меня здесь свой человек, — продолжал Форрестер. — Он раздобудет одежду и припасы и проведет нас через границу в Триполи — это в пятистах километрах отсюда. Чем больше мы будем походить на местных жителей, тем безопаснее будет дорога.
— Тогда я всецело «за», — торопливо ввернул Николае.
Ресторан отеля выглядел так, словно сошел с экрана фильма о Ближнем Востоке: маленькие столики, теснящиеся друг к другу в продымленном помещении; под потолком, поскрипывая, медленно вращаются лопасти вентиляторов. За столиками, беседуя по-арабски и по-французски, сидели мужчины в традиционных джеллабах — свободных рубахах из белого в полоску хлопчатобумажного полотна. Некоторые носили тюрбаны, точно такие, какими были увенчаны головы Николаев и Форрестера. В углу комнаты трое нечесаных, небритых арабов в оливковой военной форме, с кинжалами в застегнутых кожаных ножнах, приглушенными голосами разговаривали с четвертым мужчиной, гражданским. Поглядев на него, Джейм поняла, что он нервничает ничуть не меньше, чем она сама.