Страница:
– Нефритовая дева, прислужница Нефритового государя! – возгласил он.
Удивился Вэнь-чан: зачем ей сюда, если она почти не выходит из дворца? А дева поднялась в павильон, спросила Вэнь-чана о настроении и села против него.
– Помня о вас, Нефритовый государь прислал шесть небесных персиков и меру небесного вина, дабы еще приятнее было вам наслаждаться луной из Нефритового павильона.
Почтительно приняв дары, Вэнь-чан с любопытством оглядел Нефритовую деву: от нее веяло чистотой, и, несмотря на одежды, усыпанные драгоценностями, и сверкающий головной убор, держалась она просто и была чарующей, как молодая луна.
– Скучно вам, должно быть, целыми днями сидеть во дворце? – обратился к ней с улыбкой Вэнь-чан. – Раз уж вы оказались в этом чудесном уголке столицы, побудьте здесь, отведите душу.
Дева в ответ:
– Я думаю, больше удовольствия доставит вам встреча с общей любимицей, Красной птицей[24]; она отправилась к Ткачихе, узнать час свидания несчастной с Волопасом, и обещала на обратном пути заглянуть сюда. Вы ведь знаете ее, она большая поклонница музыки и сама талантливая поэтесса…
Тут она замолчала, увидев, что с запада плывет к ним многоцветное облако, а на нем – небожительница с белым лотосом в руке. Вэнь-чан, присмотревшись, узнал Фею шести небес и окликнул ее:
– Куда направляешься, Фея?
Та остановила облачную колесницу и говорит:
– Я была на совете будд[25] и слушала проповедь Шакьямуни[26]. Пролетая на обратном пути мимо озера Мохэ, где сейчас весна, сорвала там цветок белого лотоса. А теперь держу путь во Дворец Познания.
Попросил у нее Вэнь-чан:
– Дай мне полюбоваться твоим удивительным цветком.
Фея со смехом подбросила лотос в воздух. Вэнь-чан поймал его, повертел перед глазами, написал на листе цветка четверостишие и перебросил обратно. Фея подхватила лотос и, прочитав стих, подарила Вэнь-чана благодарным взглядом. Вот что там было начертано:
– Фея! Зачем уподобляешься ты тем, кто срывает лотосы в Наньпу[28], заигрывает с мужчинами и одаривает их драгоценностями?
Выхватила из рук Феи цветок, прочитала начертанное на листе и, поджав губы, недовольным тоном сказала:
– Эти стихи и сорванный лотос свидетельствуют о недозволенных на небесах деяниях. Непременно доложу Нефритовому государю.
Фея устыдилась, краска смущения появилась на ее лице. В тот же миг на ступени павильона опустился красный луань, с которого сошла еще одна небожительница в головном уборе, украшенном драгоценными каменьями, в юбке и кофте всех цветов радуги. По умному, необыкновенной красоты лицу все сразу узнали Красную птицу, а она говорит:
– Девы, о чем ваш спор?
Звездная красавица рассказала о беседе Вэнь-чана с Феей шести небес, про стихи Вэнь-чана на лотосе и о том, что все это она расценила как нарушение устоев Верхнего мира.
Улыбнулась Красная птица,
– Слыхала я, что немолодая и добродетельная фея Магу[29] любила заигрывать с Ван Фан-пином, обсыпая его рисом, а благочестивая и достопочтенная Сиванму[30] пела вместе с чжоуским князем Му-ваном[31] песню «Белые облака». Не вижу ничего дурного в том, что Фея бросила Вэнь-чану лотос, а поэт написал на нем стих для нее. Вэнь-чан все-таки Звездный князь, не то что Чжэн Цзяо-фу[32]!
Взяв лотос у Звездной красавицы, она воткнула его себе в волосы, потом обняла правой рукой одну небожительницу, левой – другую, подняла голову вверх и сказала :
– Луна сегодня чудо как хороша! Давайте полюбуемся ею вдосталь!
Во главе с Красной птицей небожительницы подошли к Вэнь-чану и сели так, что ближе всех к нему оказалась Нефритовая дева, потом – Звездная красавица, затем – Красная птица и, наконец, – Фея шести небес. Улыбнулся им Вэнь-чан и говорит:
– Луна каждую ночь хороша, но сегодня здесь собрались все небесные девы, и вот это действительно чудо!
Красная птица в ответ:
– Вовсе не чудо, а воля Нефритового государя и ваше везение. А вот мне удачи нет, чуть в беду не попала.
– А что случилось? – спросила Нефритовая дева.
– Поздравила я Ткачиху с предстоящим свиданием и тронулась в обратный путь. Сороки уже навели свой чудесный мост через Серебряную Реку[33]. Я пошла по нему, а в это время загромыхала колесница хозяина Северного моря. Одна сорока испугалась и упала. Еще бы немного – и я за нею!
– Сорочий мост, – заметил Вэнь-чан, – место любовной встречи, потому третий там всегда лишний. Вот Небо и разыграло вас.
Как будто не заметив шутки, сказала Красная птица:
– Днем я повстречала нашу юную звездочку, Персик. Позвала ее с собой прогуляться, но она спешила во Дворец Простора и Стужи. Хотела полюбоваться танцами небожителей. Давайте-ка пригласим ее в наше общество, когда она будет возвращаться к себе.
Не успела она это вымолвить, как подкатила небесная колесница, а в ней – прекрасная звездная дева. Лицо у нее нежное, словно цвет персика весной, на шелковой юбке – облачные узоры. Красная птица радостно воскликнула :
– Что так поздно, Персик? Не хочешь к нам, полюбоваться луной? С нами Нефритовая дева, Звездная красавица, Фея шести небес…
Новая гостья улыбнулась, сошла с колесницы и поднялась наверх. Пять небесных дев и Звездный князь сидели теперь в павильоне.
После недавнего пира, что устроил Нефритовый владыка, голова у Вэнь-чана еще кружилась, и вот он, обмахиваясь веером, усыпанным драгоценными каменьями, говорит:
– Нет красивее павильона в Нефритовой столице, чем этот, нет более благодатной поры в году, чем седьмая осенняя луна. Нефритовый государь пожелал, чтобы я любовался прекрасной ночью, и думалось мне, что в одиночестве пройдет время. Но, на мое счастье, случай подарил мне встречу с такими красавицами, как вы, небесные девы! О чем еще мечтать?! Одно плохо – мало у нас вина.
В ответ ему Красная птица:
– А я слышала от феи Магу, что уже созрело чжуншаньское вино[34], про которое говорят: «Выпьешь глоток – тысячу дней пьян». Не послать ли за ним?
Нефритовая дева согласно кивнула и тотчас отправила свою служанку в горы Тяньтайшань[35] к фее Магу. Та, увидев служанку с кувшином из нефрита, удивилась:
– Неужели Нефритовая дева, сама добродетель, начала пить вино?
Сказала так, но две меры в кувшин налила, и служанка мигом доставила вино в павильон. А Красная птица говорит:
– Как-то старик Тай-шань захотел пить. Трижды выпил до дна Восточное море, но жажды так и не утолил. А у нас на шестерых всего-навсего один кувшин! Слышала я, что на днях Нефритовый государь наслаждался небесной музыкой, потягивая вино, да захмелел. Но когда ему кто-то рассказал о Звездном гуляке[36], то протрезвел владыка тут же, отослал Виночерпия и зарекся пить вино. Значит, вина в небесных подвалах – хоть отбавляй. Стоит пожелать только князю…
Вэнь-чан без промедления отрядил отрока – и вот уже Небесный посыльный тащит кувшины с хмельной влагой, Северный Ковш[37] расставляет кубки, на столиках появляются кушанья из мяса дракона и феникса. Трапеза в разгаре, вино льется рекой.
Тут с сияющими глазами указала Красная птица на луну и молвит:
– Всем дает свет луна ночью, и небожителям, и людям. И хотя небожители вечны, а люди смертны, но пройдет десять тысяч лет, и мир небесный и мир земной поменяются местами. Не поверишь, что тогда и у бессмертной Чан-э появится седина на висках. Так не станем тратить время на пустую болтовню, будем наслаждаться – горе тому, кто откажется от чарки вина!
Рассмеялся Вэнь-чан, сам наполнил кубки и поднес небесным девам. Вскоре захмелели все шестеро – и вот уже спят, опершись о перила, и недвижные головы небожителей словно нефритовые изваяния, словно поникшие бутоны цветов. Яркие звезды и луна, повиснув над Серебряной Рекой, освещают спящих, прозрачная роса оседает на их одежды. И вдруг – никого в Нефритовом павильоне, только служанка да отрок стоят у перил, а на ступенях томятся резвые феникс и луань…
А между тем было так, что будда Шакьямуни, восседая на Лотосовом троне, беседовал с учениками, пришедшими на Священную гору. Внезапно явился посланец, прибывший с озера Мохэ с таким известием:
– Десять лотосов, по одному на каждую сторону света, расцвели на озере, и один из них исчез без следа!
Задумался Шакьямуни, помолчал немного и обращается к Авалокитешваре[38]:
– В лотосе согласно соединились Земля и Небо, животворные Луна и Солнце. Ничто во вселенной не может сравниться с его восхитительным ароматом и таинственным цветом. Разыщи пропавший цветок!
Авалокитешвара поклонилась, воссела на облако и отправилась на поиски. Осмотрела все двенадцать небес и три тысячи миров и вдруг заметила чудесное сияние в одном из павильонов Нефритовой столицы. По этому путеводному огню прилетела бодисатва в Нефритовый павильон и что же видит: столики опрокинуты, на полу валяются пустые кувшины и кубки, шесть небожителей погружены в глубокий сон, и у ног их лежит белый лотос. Глянула бодисатва на лица спящих, улыбнулась, подняла лотос и быстро умчала к Священной горе, передала цветок Шакьямуни и рассказала обо всем увиденном в Нефритовом павильоне. Шакьямуни взял лотос, пробежал глазами стихи и начал нараспев читать сутру[39]. И тут двадцать иероглифов, которыми Вэнь-чан записал свой стих, скатились с листа лотоса и превратились в двадцать жемчужин. Будда произнес заклинание и ударил драгоценным веером по своему трону, тут соединились жемчужины парами, и стало их десять, и соединились еще раз, и стало их пять, сверкающих и прекрасных.
Сотворив чудо, Будда погрузился в раздумье. Из этого состояния вывела его Авалокитешвара, предложив оценить только что сложенный ею стих:
Бодисатва дважды поклонилась и, указывая рукою на лотос, заговорила:
– В этот белый цветок, что от природы чист, весна вселила земной дух. И стал он похож на молодого монаха, который исполнен веры, но не в силах отрешиться мыслью от мирского, не умеет управлять своими пятью желаниями и семью чувствами, а значит, грозят ему семь опасностей и десять грехов[40]. Наше учение объемлет все, для постижения связи явлений и истины нам дана сила духа. Душа человека подобна белому лотосу, желания его – как весенний ветер. Без весеннего ветра не зацвести лотосу и без желаний не вызреть чувствам! Значит, всем небожителям и всем людям надлежит обрести силу духа, дабы постигнуть истину, которая обретается там, где от прикосновения ласкового весеннего ветра расцветают белые лотосы. Она и под чистым небом, в пустынных горах, в безмолвных реках.
Остался доволен Шакьямуни.
– Хорошо сказано! А кто сумеет соединить в целое этот лотос и эти жемчужины?
Поднялся со своего места Ананда[41], поклонился, почтительно сложив ладони, и говорит:
– Я не достиг еще вершин духа, но сумел бы на каждом лепестке этого лотоса записать все до единой четыреста восемьдесят тысяч сутр ради того, чтобы все живое на земле прониклось нашим учением и восприняло его!
Улыбнулся Шакьямуни, но ничего не сказал. Поднялся Кашьяпа[42], уважительно поклонился и говорит:
– Я невежда еще, но сделал бы из этих жемчужин светильники на высоких каменных столбах – и пусть они, подобно солнцу и луне, высвечивают своим сиянием шесть скверн земного мира[43] и увлекают все живое на широкий и чистый путь праведности!
Опять улыбнулся Шакьямуни и опять промолчал. Поднялась тогда Авалокитешвара, подошла к Лотосовому трону и молвит:
– Только отведав восемь изысканных яств[44], понимаешь, как невкусны бобы и чумиза. Только облачившись в узорчатые одежды, постигаешь, как невзрачна простая холстина. Я соединила бы этот лотос и эти жемчужины единой судьбой, погрузив их в безвременный сон, – и пусть в этом сне узнают они свою путеводную звезду, постигнут чистоту и безграничность возвышенных помыслов Будды!
Встал Шакьямуни с трона и передал бодисатве лотос и пять жемчужин. Та, сложив ладони, дважды склонилась в глубоком поклоне, подхватила четки, набросила плащ и с жемчужинами в левой руке, а лотосом в правой поднялась на Ворота Южного неба. Вся земля предстала ее взору. В нечистом земном мире, взлетая до самых небес, бушевали трезвые страсти и хмельные сновидения. Усмехнулась бодисатва и разом бросила вниз лотос и жемчужины. Жемчужины раскатились по долам и горам, а лотос долго кружился меж белых облаков и, когда наконец коснулся земли, превратился в белоснежную гору. О том, что еще породила своим чудесным деянием бодисатва, вы узнаете из последующих глав.
Глава вторая
Рассказывают, будто в южных землях есть необыкновенная гора: цветом как белый нефрит, высотой в восемнадцать тысяч чжанов, а в окружности – пятьсот ли[45]. Издали кажется, что вся гора усеяна белыми лотосами, потому и назвали ее Белый Лотос.
Как-то, не слишком давно, один странствующий даос поднялся на вершину горы, осмотрелся и промолвил:
– Что за удивительная красота! Эта гора похожа на свернувшегося в клубок Дракона или на крыло Феникса.
Такая одухотворенность окрест, что нельзя не догадаться – она из тех гор, которые поставил государь Юй[46] на суше, когда спасал от потопа Девять областей[47]. Будь моя воля, я назвал бы эту гору «Посланницей Индии». Знаю, что не пройдет и трехсот лет, как родится здесь выдающийся человек, и прославится он на всю Поднебесную.
С тех пор минуло несколько веков. Возле горы прижились люди. В одном из селений обитал отставной чиновник Сянь из рода Ян. Вместе с женой, которую звали госпожа Сюй, бродил он по окрестностям, собирал коренья и травы, ловил в реке рыбу. Далеки были супруги от мирской суеты. Только одно печалило их: по сорока лет исполнилось обоим, а детей до сих пор не было им дано.
Однажды, на исходе весны, сидела госпожа Сюй у раскрытого окна и смотрела на ласточек, которые без устали сновали взад-вперед, – под крышей, в гнезде, у них вывелись крохотные птенцы. Вздохнула госпожа Сюй:
– У всех в этом мире есть потомство, все знают радость материнства. Только мне, несчастной, не суждено, видно, нянчить свое чадо. Горькая моя доля!
Заплакала она, и слезы омочили ворот ее кофты. В эту минуту вошел Ян Сянь.
– Зачем так убиваться, жена моя? Взгляни, какой чудесный день! Давай-ка сходим на Белый Лотос, погуляем там, грусть твою развеем. Сколько здесь живем, а на горе ни разу не были!
Обрадовалась госпожа Сюй словам мужа. Взяли супруги бамбуковые посохи и направились к горе. Цветы абрикоса уже поникли, а рододендроны расцвели. Порхали бабочки, жужжали пчелы. Весною пахло вовсю. Приятно было опустить руку в ручей, приятно было посидеть в тени, вытянув ноги. Но все опаснее становилась дорога, все круче подъем. Устала госпожа Сюй, пот на лбу выступил, и присела на камень перевести дух. Муж говорит:
– Не хватит у тебя сил до вершины добраться. Госпожа Сюй в ответ:
– Конечно, трудно мне сейчас любоваться здешней красотой, да ведь и вы устали. Но как не вспомнить Люй Дун-биня[48], который, оказавшись над озером Дунтин[49], не мог удержаться от того, чтобы не прочитать стихов. Давайте передохнем немного и пойдем дальше.
Отдышавшись, встали они, прошли несколько ли и оказались как раз на полпути до вершины. Посмотрели вокруг. Все поражало здесь: высота, от которой кружилась голова, бездонные пропасти, зеленые сосны вперемежку с высохшими корявыми стволами, скалы причудливых очертаний. Спокойно разгуливали олени, порхали пестрые бабочки. Госпожа Сюй говорит:
– Страшновато что-то. Не хочется мне идти на самый верх.
Ян не настаивал, и они решили осмотреть окрестности. Глянули в одну сторону, видят: каменная стена уходит чуть не под небо, и над нею – огромная сосна с длинными ветвями. Госпожа Сюй оживилась :
– Там, верно, ущелье. Давайте посмотрим! Прошли по зарослям шагов сто и наткнулись на громадную скалу высотой в несколько десятков чжанов. Госпожа Сюй заметила на камне какое-то изображение, счистила рукой мох и, вглядевшись, распознала Авалокитешвару. Искусный резчик здесь поработал? Священный трепет вызывал высеченный в камне лик, обрамленный плетьми актинидий. Госпожа Сюй позвала мужа:
– Смотрите, какое волшебство: кто-то вырезал лик бодисатвы, а следов человека нигде нет. Наверняка это чудотворное изображение. Давайте попросим бодисатву даровать нам дитя.
Тем временем солнце уже опустилось за гору, на западе быстро надвигались сумерки. Ян взял жену за руку и повел ее вниз. Вокруг не было ни души, в ветвях деревьев шумел ветер, из-под ног вспархивали полусонные птицы. Охваченная неизъяснимым страхом, госпожа Сюй прошептала:
– С детства мы с мужем не делали ничего дурного. А на склоне жизни удалились, как даосские отшельники[50], от мирской суеты к Белому Лотосу. Будь милосердна, всемогущая бодисатва, пожалей нас!
Ночью увидела госпожа Сюй удивительный сон: сходит с Белого Лотоса бодисатва и протягивает ей цветок. От изумления проснулась госпожа Сюй – в комнате разлит тонкий аромат цветка… Рассказала она свой сон мужу, а тот говорит:
– И я видел необычный сон: будто спустился с небес золотой луч и обернулся прекрасным юношей, и этот юноша сказал мне: «Я звезда с неба и хочу поселиться в твоем доме». Сказал и скользнул в мою грудь, а комнату наполнило благоухание, и вспыхнул яркий свет. От этого я и проснулся. Вот чудеса!
Супруги втайне думали, что сны их благовещие. В самом деле, скоро почувствовала госпожа Сюй дитя под сердцем и через десять лун произвела на свет прекрасного мальчика. Весь тот день и три дня потом на вершине Белого Лотоса раздавалась небесная музыка, а в хижине Ян Сяня был небесный аромат…
Лицо первенца напоминало драгоценный камень нефрит, брови горбатились, словно горные кряжи или излучины реки, глаза сияли, будто луна или солнце. В просветленном облике, в открытом нраве мальчика уже угадывался человек необычайный, герой-полководец.
Через год мальчик научился хорошо говорить, в два года различал между плохим и хорошим, а трех лет от роду умел чертить на земле линии – и получались иероглифы, складывал камешки – и получалась крепость. Как-то остановился возле мальчика неизвестный монах, пристально посмотрел на него и сказал:
– У этого малыша задатки Вэнь-чана и У-цюя[51][52]. Быть ему славным человеком!
Сказал – и исчез. Подивился Ян Сянь словам монаха и дал сыну имя Ян Чан-цюй, соединив вместе имена двух Звездных князей.
Однажды маленький Ян играл с соседскими ребятами в «цветы-травы». Отец подошел и увидел, что на головах всех детей веночки из горных цветов, а у его сына венка нет, и спросил, почему так.
– Я признаю только знаменитые цветы, – ответил мальчик.
– Это какие же?
– Цветы, соединяющие в себе умиротворенность цветка айвы из Павильона Благоуханного Аромата, скромность цветка сливы с озера Сиху и царственность лоянского пиона[53].
Усмехнулся Ян Сянь, но так и не понял, какой тонкий вкус у его сына.
В пять-шесть лет мальчик уже научился записывать слова и фразы. Однажды в ясную лунную ночь отец и сын гуляли по двору, и, показав рукою на небо, Ян спросил мальчика:
– Можешь сложить стих о луне? Сын без промедления ответил:
Удивился Вэнь-чан: зачем ей сюда, если она почти не выходит из дворца? А дева поднялась в павильон, спросила Вэнь-чана о настроении и села против него.
– Помня о вас, Нефритовый государь прислал шесть небесных персиков и меру небесного вина, дабы еще приятнее было вам наслаждаться луной из Нефритового павильона.
Почтительно приняв дары, Вэнь-чан с любопытством оглядел Нефритовую деву: от нее веяло чистотой, и, несмотря на одежды, усыпанные драгоценностями, и сверкающий головной убор, держалась она просто и была чарующей, как молодая луна.
– Скучно вам, должно быть, целыми днями сидеть во дворце? – обратился к ней с улыбкой Вэнь-чан. – Раз уж вы оказались в этом чудесном уголке столицы, побудьте здесь, отведите душу.
Дева в ответ:
– Я думаю, больше удовольствия доставит вам встреча с общей любимицей, Красной птицей[24]; она отправилась к Ткачихе, узнать час свидания несчастной с Волопасом, и обещала на обратном пути заглянуть сюда. Вы ведь знаете ее, она большая поклонница музыки и сама талантливая поэтесса…
Тут она замолчала, увидев, что с запада плывет к ним многоцветное облако, а на нем – небожительница с белым лотосом в руке. Вэнь-чан, присмотревшись, узнал Фею шести небес и окликнул ее:
– Куда направляешься, Фея?
Та остановила облачную колесницу и говорит:
– Я была на совете будд[25] и слушала проповедь Шакьямуни[26]. Пролетая на обратном пути мимо озера Мохэ, где сейчас весна, сорвала там цветок белого лотоса. А теперь держу путь во Дворец Познания.
Попросил у нее Вэнь-чан:
– Дай мне полюбоваться твоим удивительным цветком.
Фея со смехом подбросила лотос в воздух. Вэнь-чан поймал его, повертел перед глазами, написал на листе цветка четверостишие и перебросил обратно. Фея подхватила лотос и, прочитав стих, подарила Вэнь-чана благодарным взглядом. Вот что там было начертано:
Тут с востока подкатила запряженная пестроцветным фениксом[27] колесница, которой правила Звездная красавица. Крикнула небожительница:
Лотосы в водах Мохэ,
Светлая плещет волна.
Как не сорвать цветок,
Когда его дарит весна?!
– Фея! Зачем уподобляешься ты тем, кто срывает лотосы в Наньпу[28], заигрывает с мужчинами и одаривает их драгоценностями?
Выхватила из рук Феи цветок, прочитала начертанное на листе и, поджав губы, недовольным тоном сказала:
– Эти стихи и сорванный лотос свидетельствуют о недозволенных на небесах деяниях. Непременно доложу Нефритовому государю.
Фея устыдилась, краска смущения появилась на ее лице. В тот же миг на ступени павильона опустился красный луань, с которого сошла еще одна небожительница в головном уборе, украшенном драгоценными каменьями, в юбке и кофте всех цветов радуги. По умному, необыкновенной красоты лицу все сразу узнали Красную птицу, а она говорит:
– Девы, о чем ваш спор?
Звездная красавица рассказала о беседе Вэнь-чана с Феей шести небес, про стихи Вэнь-чана на лотосе и о том, что все это она расценила как нарушение устоев Верхнего мира.
Улыбнулась Красная птица,
– Слыхала я, что немолодая и добродетельная фея Магу[29] любила заигрывать с Ван Фан-пином, обсыпая его рисом, а благочестивая и достопочтенная Сиванму[30] пела вместе с чжоуским князем Му-ваном[31] песню «Белые облака». Не вижу ничего дурного в том, что Фея бросила Вэнь-чану лотос, а поэт написал на нем стих для нее. Вэнь-чан все-таки Звездный князь, не то что Чжэн Цзяо-фу[32]!
Взяв лотос у Звездной красавицы, она воткнула его себе в волосы, потом обняла правой рукой одну небожительницу, левой – другую, подняла голову вверх и сказала :
– Луна сегодня чудо как хороша! Давайте полюбуемся ею вдосталь!
Во главе с Красной птицей небожительницы подошли к Вэнь-чану и сели так, что ближе всех к нему оказалась Нефритовая дева, потом – Звездная красавица, затем – Красная птица и, наконец, – Фея шести небес. Улыбнулся им Вэнь-чан и говорит:
– Луна каждую ночь хороша, но сегодня здесь собрались все небесные девы, и вот это действительно чудо!
Красная птица в ответ:
– Вовсе не чудо, а воля Нефритового государя и ваше везение. А вот мне удачи нет, чуть в беду не попала.
– А что случилось? – спросила Нефритовая дева.
– Поздравила я Ткачиху с предстоящим свиданием и тронулась в обратный путь. Сороки уже навели свой чудесный мост через Серебряную Реку[33]. Я пошла по нему, а в это время загромыхала колесница хозяина Северного моря. Одна сорока испугалась и упала. Еще бы немного – и я за нею!
– Сорочий мост, – заметил Вэнь-чан, – место любовной встречи, потому третий там всегда лишний. Вот Небо и разыграло вас.
Как будто не заметив шутки, сказала Красная птица:
– Днем я повстречала нашу юную звездочку, Персик. Позвала ее с собой прогуляться, но она спешила во Дворец Простора и Стужи. Хотела полюбоваться танцами небожителей. Давайте-ка пригласим ее в наше общество, когда она будет возвращаться к себе.
Не успела она это вымолвить, как подкатила небесная колесница, а в ней – прекрасная звездная дева. Лицо у нее нежное, словно цвет персика весной, на шелковой юбке – облачные узоры. Красная птица радостно воскликнула :
– Что так поздно, Персик? Не хочешь к нам, полюбоваться луной? С нами Нефритовая дева, Звездная красавица, Фея шести небес…
Новая гостья улыбнулась, сошла с колесницы и поднялась наверх. Пять небесных дев и Звездный князь сидели теперь в павильоне.
После недавнего пира, что устроил Нефритовый владыка, голова у Вэнь-чана еще кружилась, и вот он, обмахиваясь веером, усыпанным драгоценными каменьями, говорит:
– Нет красивее павильона в Нефритовой столице, чем этот, нет более благодатной поры в году, чем седьмая осенняя луна. Нефритовый государь пожелал, чтобы я любовался прекрасной ночью, и думалось мне, что в одиночестве пройдет время. Но, на мое счастье, случай подарил мне встречу с такими красавицами, как вы, небесные девы! О чем еще мечтать?! Одно плохо – мало у нас вина.
В ответ ему Красная птица:
– А я слышала от феи Магу, что уже созрело чжуншаньское вино[34], про которое говорят: «Выпьешь глоток – тысячу дней пьян». Не послать ли за ним?
Нефритовая дева согласно кивнула и тотчас отправила свою служанку в горы Тяньтайшань[35] к фее Магу. Та, увидев служанку с кувшином из нефрита, удивилась:
– Неужели Нефритовая дева, сама добродетель, начала пить вино?
Сказала так, но две меры в кувшин налила, и служанка мигом доставила вино в павильон. А Красная птица говорит:
– Как-то старик Тай-шань захотел пить. Трижды выпил до дна Восточное море, но жажды так и не утолил. А у нас на шестерых всего-навсего один кувшин! Слышала я, что на днях Нефритовый государь наслаждался небесной музыкой, потягивая вино, да захмелел. Но когда ему кто-то рассказал о Звездном гуляке[36], то протрезвел владыка тут же, отослал Виночерпия и зарекся пить вино. Значит, вина в небесных подвалах – хоть отбавляй. Стоит пожелать только князю…
Вэнь-чан без промедления отрядил отрока – и вот уже Небесный посыльный тащит кувшины с хмельной влагой, Северный Ковш[37] расставляет кубки, на столиках появляются кушанья из мяса дракона и феникса. Трапеза в разгаре, вино льется рекой.
Тут с сияющими глазами указала Красная птица на луну и молвит:
– Всем дает свет луна ночью, и небожителям, и людям. И хотя небожители вечны, а люди смертны, но пройдет десять тысяч лет, и мир небесный и мир земной поменяются местами. Не поверишь, что тогда и у бессмертной Чан-э появится седина на висках. Так не станем тратить время на пустую болтовню, будем наслаждаться – горе тому, кто откажется от чарки вина!
Рассмеялся Вэнь-чан, сам наполнил кубки и поднес небесным девам. Вскоре захмелели все шестеро – и вот уже спят, опершись о перила, и недвижные головы небожителей словно нефритовые изваяния, словно поникшие бутоны цветов. Яркие звезды и луна, повиснув над Серебряной Рекой, освещают спящих, прозрачная роса оседает на их одежды. И вдруг – никого в Нефритовом павильоне, только служанка да отрок стоят у перил, а на ступенях томятся резвые феникс и луань…
А между тем было так, что будда Шакьямуни, восседая на Лотосовом троне, беседовал с учениками, пришедшими на Священную гору. Внезапно явился посланец, прибывший с озера Мохэ с таким известием:
– Десять лотосов, по одному на каждую сторону света, расцвели на озере, и один из них исчез без следа!
Задумался Шакьямуни, помолчал немного и обращается к Авалокитешваре[38]:
– В лотосе согласно соединились Земля и Небо, животворные Луна и Солнце. Ничто во вселенной не может сравниться с его восхитительным ароматом и таинственным цветом. Разыщи пропавший цветок!
Авалокитешвара поклонилась, воссела на облако и отправилась на поиски. Осмотрела все двенадцать небес и три тысячи миров и вдруг заметила чудесное сияние в одном из павильонов Нефритовой столицы. По этому путеводному огню прилетела бодисатва в Нефритовый павильон и что же видит: столики опрокинуты, на полу валяются пустые кувшины и кубки, шесть небожителей погружены в глубокий сон, и у ног их лежит белый лотос. Глянула бодисатва на лица спящих, улыбнулась, подняла лотос и быстро умчала к Священной горе, передала цветок Шакьямуни и рассказала обо всем увиденном в Нефритовом павильоне. Шакьямуни взял лотос, пробежал глазами стихи и начал нараспев читать сутру[39]. И тут двадцать иероглифов, которыми Вэнь-чан записал свой стих, скатились с листа лотоса и превратились в двадцать жемчужин. Будда произнес заклинание и ударил драгоценным веером по своему трону, тут соединились жемчужины парами, и стало их десять, и соединились еще раз, и стало их пять, сверкающих и прекрасных.
Сотворив чудо, Будда погрузился в раздумье. Из этого состояния вывела его Авалокитешвара, предложив оценить только что сложенный ею стих:
– Великолепно! Достойные строки! А теперь скажи нам проповедь! – сказал Шакьямуни.
Лотос расцвел –
Его мне дарит весна.
Для мудреца
Мудрость цветку равна.
Бодисатва дважды поклонилась и, указывая рукою на лотос, заговорила:
– В этот белый цветок, что от природы чист, весна вселила земной дух. И стал он похож на молодого монаха, который исполнен веры, но не в силах отрешиться мыслью от мирского, не умеет управлять своими пятью желаниями и семью чувствами, а значит, грозят ему семь опасностей и десять грехов[40]. Наше учение объемлет все, для постижения связи явлений и истины нам дана сила духа. Душа человека подобна белому лотосу, желания его – как весенний ветер. Без весеннего ветра не зацвести лотосу и без желаний не вызреть чувствам! Значит, всем небожителям и всем людям надлежит обрести силу духа, дабы постигнуть истину, которая обретается там, где от прикосновения ласкового весеннего ветра расцветают белые лотосы. Она и под чистым небом, в пустынных горах, в безмолвных реках.
Остался доволен Шакьямуни.
– Хорошо сказано! А кто сумеет соединить в целое этот лотос и эти жемчужины?
Поднялся со своего места Ананда[41], поклонился, почтительно сложив ладони, и говорит:
– Я не достиг еще вершин духа, но сумел бы на каждом лепестке этого лотоса записать все до единой четыреста восемьдесят тысяч сутр ради того, чтобы все живое на земле прониклось нашим учением и восприняло его!
Улыбнулся Шакьямуни, но ничего не сказал. Поднялся Кашьяпа[42], уважительно поклонился и говорит:
– Я невежда еще, но сделал бы из этих жемчужин светильники на высоких каменных столбах – и пусть они, подобно солнцу и луне, высвечивают своим сиянием шесть скверн земного мира[43] и увлекают все живое на широкий и чистый путь праведности!
Опять улыбнулся Шакьямуни и опять промолчал. Поднялась тогда Авалокитешвара, подошла к Лотосовому трону и молвит:
– Только отведав восемь изысканных яств[44], понимаешь, как невкусны бобы и чумиза. Только облачившись в узорчатые одежды, постигаешь, как невзрачна простая холстина. Я соединила бы этот лотос и эти жемчужины единой судьбой, погрузив их в безвременный сон, – и пусть в этом сне узнают они свою путеводную звезду, постигнут чистоту и безграничность возвышенных помыслов Будды!
Встал Шакьямуни с трона и передал бодисатве лотос и пять жемчужин. Та, сложив ладони, дважды склонилась в глубоком поклоне, подхватила четки, набросила плащ и с жемчужинами в левой руке, а лотосом в правой поднялась на Ворота Южного неба. Вся земля предстала ее взору. В нечистом земном мире, взлетая до самых небес, бушевали трезвые страсти и хмельные сновидения. Усмехнулась бодисатва и разом бросила вниз лотос и жемчужины. Жемчужины раскатились по долам и горам, а лотос долго кружился меж белых облаков и, когда наконец коснулся земли, превратился в белоснежную гору. О том, что еще породила своим чудесным деянием бодисатва, вы узнаете из последующих глав.
Глава вторая
О ТОМ, КАК ГОСПОЖА СЮЙ ПОДНЯЛАСЬ ВЕСНОЙ НА ГОРУ БЕЛЫЙ ЛОТОС И КАК МОЛОДОЙ ЯН ВСТРЕТИЛ НА ДОРОГЕ РАЗБОЙНИКОВ
Как-то, не слишком давно, один странствующий даос поднялся на вершину горы, осмотрелся и промолвил:
– Что за удивительная красота! Эта гора похожа на свернувшегося в клубок Дракона или на крыло Феникса.
Такая одухотворенность окрест, что нельзя не догадаться – она из тех гор, которые поставил государь Юй[46] на суше, когда спасал от потопа Девять областей[47]. Будь моя воля, я назвал бы эту гору «Посланницей Индии». Знаю, что не пройдет и трехсот лет, как родится здесь выдающийся человек, и прославится он на всю Поднебесную.
С тех пор минуло несколько веков. Возле горы прижились люди. В одном из селений обитал отставной чиновник Сянь из рода Ян. Вместе с женой, которую звали госпожа Сюй, бродил он по окрестностям, собирал коренья и травы, ловил в реке рыбу. Далеки были супруги от мирской суеты. Только одно печалило их: по сорока лет исполнилось обоим, а детей до сих пор не было им дано.
Однажды, на исходе весны, сидела госпожа Сюй у раскрытого окна и смотрела на ласточек, которые без устали сновали взад-вперед, – под крышей, в гнезде, у них вывелись крохотные птенцы. Вздохнула госпожа Сюй:
– У всех в этом мире есть потомство, все знают радость материнства. Только мне, несчастной, не суждено, видно, нянчить свое чадо. Горькая моя доля!
Заплакала она, и слезы омочили ворот ее кофты. В эту минуту вошел Ян Сянь.
– Зачем так убиваться, жена моя? Взгляни, какой чудесный день! Давай-ка сходим на Белый Лотос, погуляем там, грусть твою развеем. Сколько здесь живем, а на горе ни разу не были!
Обрадовалась госпожа Сюй словам мужа. Взяли супруги бамбуковые посохи и направились к горе. Цветы абрикоса уже поникли, а рододендроны расцвели. Порхали бабочки, жужжали пчелы. Весною пахло вовсю. Приятно было опустить руку в ручей, приятно было посидеть в тени, вытянув ноги. Но все опаснее становилась дорога, все круче подъем. Устала госпожа Сюй, пот на лбу выступил, и присела на камень перевести дух. Муж говорит:
– Не хватит у тебя сил до вершины добраться. Госпожа Сюй в ответ:
– Конечно, трудно мне сейчас любоваться здешней красотой, да ведь и вы устали. Но как не вспомнить Люй Дун-биня[48], который, оказавшись над озером Дунтин[49], не мог удержаться от того, чтобы не прочитать стихов. Давайте передохнем немного и пойдем дальше.
Отдышавшись, встали они, прошли несколько ли и оказались как раз на полпути до вершины. Посмотрели вокруг. Все поражало здесь: высота, от которой кружилась голова, бездонные пропасти, зеленые сосны вперемежку с высохшими корявыми стволами, скалы причудливых очертаний. Спокойно разгуливали олени, порхали пестрые бабочки. Госпожа Сюй говорит:
– Страшновато что-то. Не хочется мне идти на самый верх.
Ян не настаивал, и они решили осмотреть окрестности. Глянули в одну сторону, видят: каменная стена уходит чуть не под небо, и над нею – огромная сосна с длинными ветвями. Госпожа Сюй оживилась :
– Там, верно, ущелье. Давайте посмотрим! Прошли по зарослям шагов сто и наткнулись на громадную скалу высотой в несколько десятков чжанов. Госпожа Сюй заметила на камне какое-то изображение, счистила рукой мох и, вглядевшись, распознала Авалокитешвару. Искусный резчик здесь поработал? Священный трепет вызывал высеченный в камне лик, обрамленный плетьми актинидий. Госпожа Сюй позвала мужа:
– Смотрите, какое волшебство: кто-то вырезал лик бодисатвы, а следов человека нигде нет. Наверняка это чудотворное изображение. Давайте попросим бодисатву даровать нам дитя.
Тем временем солнце уже опустилось за гору, на западе быстро надвигались сумерки. Ян взял жену за руку и повел ее вниз. Вокруг не было ни души, в ветвях деревьев шумел ветер, из-под ног вспархивали полусонные птицы. Охваченная неизъяснимым страхом, госпожа Сюй прошептала:
– С детства мы с мужем не делали ничего дурного. А на склоне жизни удалились, как даосские отшельники[50], от мирской суеты к Белому Лотосу. Будь милосердна, всемогущая бодисатва, пожалей нас!
Ночью увидела госпожа Сюй удивительный сон: сходит с Белого Лотоса бодисатва и протягивает ей цветок. От изумления проснулась госпожа Сюй – в комнате разлит тонкий аромат цветка… Рассказала она свой сон мужу, а тот говорит:
– И я видел необычный сон: будто спустился с небес золотой луч и обернулся прекрасным юношей, и этот юноша сказал мне: «Я звезда с неба и хочу поселиться в твоем доме». Сказал и скользнул в мою грудь, а комнату наполнило благоухание, и вспыхнул яркий свет. От этого я и проснулся. Вот чудеса!
Супруги втайне думали, что сны их благовещие. В самом деле, скоро почувствовала госпожа Сюй дитя под сердцем и через десять лун произвела на свет прекрасного мальчика. Весь тот день и три дня потом на вершине Белого Лотоса раздавалась небесная музыка, а в хижине Ян Сяня был небесный аромат…
Лицо первенца напоминало драгоценный камень нефрит, брови горбатились, словно горные кряжи или излучины реки, глаза сияли, будто луна или солнце. В просветленном облике, в открытом нраве мальчика уже угадывался человек необычайный, герой-полководец.
Через год мальчик научился хорошо говорить, в два года различал между плохим и хорошим, а трех лет от роду умел чертить на земле линии – и получались иероглифы, складывал камешки – и получалась крепость. Как-то остановился возле мальчика неизвестный монах, пристально посмотрел на него и сказал:
– У этого малыша задатки Вэнь-чана и У-цюя[51][52]. Быть ему славным человеком!
Сказал – и исчез. Подивился Ян Сянь словам монаха и дал сыну имя Ян Чан-цюй, соединив вместе имена двух Звездных князей.
Однажды маленький Ян играл с соседскими ребятами в «цветы-травы». Отец подошел и увидел, что на головах всех детей веночки из горных цветов, а у его сына венка нет, и спросил, почему так.
– Я признаю только знаменитые цветы, – ответил мальчик.
– Это какие же?
– Цветы, соединяющие в себе умиротворенность цветка айвы из Павильона Благоуханного Аромата, скромность цветка сливы с озера Сиху и царственность лоянского пиона[53].
Усмехнулся Ян Сянь, но так и не понял, какой тонкий вкус у его сына.
В пять-шесть лет мальчик уже научился записывать слова и фразы. Однажды в ясную лунную ночь отец и сын гуляли по двору, и, показав рукою на небо, Ян спросил мальчика:
– Можешь сложить стих о луне? Сын без промедления ответил:
Отцу стихи понравились, и он сказал жене:
Большая звезда
Озаряет весь небосвод,
От малой звезды
Свет неяркий идет.
Как зеркало, в выси,
Едва лишь ночь настает,
Висит над миром луна,
Пока не настанет восход.